Текст книги "Колыбельная для Джона (СИ)"
Автор книги: Ifodifo
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
– Это психосоматическое, – заявляет Шерлок, – твой психолог – идиот.
– Ну конечно, как же я забыл, все идиоты, – Джон морщится от накатившей новой волны боли.
– Я могу тебе помочь, – предлагает Шерлок, – есть один способ…
– Шерлок, – раздраженно прерывает его Джон, – ты себе помочь не можешь – дымишь как паровоз, – это правда, Шерлок много курит, особенно когда раскручивает очередное дело.
– Никотин стимулирует мозг, – обижается тот.
– Ну так перейди на никотиновые пластыри, – предлагает Джон. – Разве ты не понимаешь, что делаешь со своими легкими?
Шерлок некоторое время обдумывает слова Джона.
– Ладно, – соглашается он, – тогда заключим соглашение. Я попробую перейти на никотиновые пластыри, а ты попробуешь испытать мой метод. Согласен? Вроде бы честная сделка. Только чур за наличием этих самых пластырей в квартире следишь ты.
Джон, не найдя в чем подвох, соглашается.
– Ты знаешь, что я был наркоманом? – интересуется Шерлок.
– Бывших наркоманов не бывает, – тихо возражает Джон, напрягаясь.
Эта тема его чрезвычайно волнует, но он боится как-то продемонстрировать Шерлоку свой страх за него.
– Согласен. Значит, будем считать, что я наркоман, временно не употребляющий наркотики, – резонно заключает Шерлок. – К чему веду… В одной наркологической клинике, где я проходил в последний раз курс реабилитации, меня научили одному приему. Как только мне будет настолько плохо, что захочется уколоться или принять что-нибудь в том же духе, я должен буду представить себе некий предмет, с которым связаны исключительно положительные ассоциации. Очень четко представить, до мельчайших подробностей. Почувствовать его наощупь, все шероховатости, трещинки, если найдутся, одним словом, ощутить фактуру, вес, увидеть форму и цвет, даже запах вдохнуть. В общем, это должна быть идеальная проекция воспоминания, – Шерлок замолкает, и Джон боится пошевелиться, чтобы потревожить его – редко когда гений так откровенничает. – Это непростое дело, – продолжает, наконец, Шерлок. – Даже довольно длительное: нужно сосредоточиться, напрячь память, включиться в процесс… Когда я это делаю, переключаюсь, отвлекаюсь и таким образом благополучно миную опасный момент. Если б у тебя к примеру была психосоматическая боль в ноге, я бы предложил другой способ, но с твоими мигренями этот простенький приемчик должен справиться.
Джон переваривает услышанное:
– А ты что представляешь? – не может он сдержать вопроса.
– Гальку с итальянского побережья, – небрежно отвечает Шерлок. – Мы отдыхали там с родителями, когда мне было десять лет. На берег выбросило труп мужчины. Я его нашел и рассказал итальянским карабинерам, что с ним случилось. Это было мое первое дело.
– А галька? – напоминает Джон.
– А галька была зажата в руке трупа, – отвечает Шерлок хладнокровно. – Я ее забрал.
– Расскажи про дело, – просит Джон, которому очень хочется услышать подробности первого дела Шерлока, и тот с удовольствием погружается в воспоминания.
На следующий день, когда Шерлок куда-то убегает, Джон обыскивает всю квартиру, выбрасывая запасы сигарет и заменяя их никотиновыми пластырями, благоприобретенными в аптеке, а затем удобно располагается в кресле, собираясь подумать над способом Шерлока. На самом деле Джон не привязан к вещам. У него нет чего-то такого ценного и значимого, ну если не считать кларнет. Но кларнет будит отнюдь не светлые ассоциации, и потому Джону приходится подняться к себе и устроить форменный обыск, перетряхивая собственные пожитки. Ничего. Ни одной любимой вещи. Ну, может быть, кроме отцовского зигзауера, который все же является двойственной вещью, также как и кларнет. Джон уже подумывает остановить выбор на домашней куртке, которую шила когда-то давно мама, она уютная и теплая, но внезапно его осеняет. Перчатки. Перчатки, подаренные Шерлоком на рождество, – идеальный вариант. Они нравятся Джону до безумия, он никогда не выходит из дома без них и кайфует, ощущая мягкий ласкающий подклад на своей коже, а еще приятно вспоминать тот рождественский вечер, когда Шерлок сделал подарок. Что-то было тогда особенное, личное, волнующее, и перчатки хранят в себе ту атмосферу и хрупкую неосознанную связь между ними. Джон спускается вниз, достает из карманов куртки перчатки и забирается в кресло с ногами. Он долго и внимательно изучает свой подарок, стараясь запомнить каждую морщинку на мягкой коже, каждый излом и трещинку, проводит подушечками пальцев по гладкой поверхности, сует руку внутрь, нюхает и даже лижет. В общем, выполняет все выданные Шерлоком инструкции, запечатляя результат в голове. О выбранном предмете Джон молчит, а Шерлок не спрашивает, когда возвращается домой, демонстративно наклеивая на предплечье сразу три пластыря. Когда под вечер голова начинает взрываться от очередных молоточных ударов, Джон уходит к себе и в сумраке комнаты, свернувшись на кровати в какую-то жуткую загогулину, представляет перчатки. Он вспоминает старательно и последовательно, пытаясь не пропустить ни одной детали, и в какой-то момент ему кажется, что он даже ощущает на руке мягкость подкладочного материала. Когда же Джон заканчивает с воспоминаниями, то с недоумением понимает, что голова больше не болит. В ту ночь он особенно нежен с Шерлоком, как бы благодаря за помощь. Они не поднимают эту тему, но теперь Джон умеет спасаться от мигрени, а Шерлок перестает покупать сигареты – со всех сторон полезное приобретение для обоих.
Катастрофа случается тогда, когда ничто не предвещает ее. Майк приглашает Джона отметить день рождения в баре, недалеко от университета, в компании друзей, и Джон не находит повода отказаться. Шерлок не очень доволен тем, что приходится отправляться на дело одному, но смиряется. Джон давно уже не попадал на студенческие попойки из-за соседства с Шерлоком. Все его время поделено между учебой, Шерлоком и подработкой, и все чаще и чаще из этих трех вещей Шерлок становится приоритетным. Но Майк действительно хороший друг, и Джон чувствует неловкость из-за того, что отдалился от него, поэтому идет, скрепя сердце, на эту чертову вечеринку. Вечеринка оказывается многолюдной, что не удивительно, ведь руку к ее устройству явно приложила Жанин. Вручив подарок имениннику, Джон направляется к бару за пивом. Он решает побыть часа два, не больше, а потом отправляться домой, но праздник удивительным образом затягивает. Джон давно не общался с университетскими приятелями, и теперь курсирует от одного к другому, весело перекрикиваясь и чокаясь за здоровье именинника. Где-то рядом постоянно крутится Мэри, которая в последнее время явно сердится за то, что они все реже и реже пересекаются. Но Джону давно не было так легко и спокойно, он с удовольствием пьет и танцует под какую-то развеселую музыку. Появление в этой пьяной суматохе Шерлока совсем не запланировано, и Джон удивленно взирает на то, как гений пробивается к нему через толпу подвыпивших студентов.
– Что-то случилось? – беспокоится Джон.
– Ключи забыл, – морщится Шерлок, оглядываясь. – Ты еще долго?
Джон смотрит на время и понимает, что, пожалуй, действительно пора уходить.
– Ладно, – кивает он, – ухожу, только с Майком попрощаюсь.
Он оставляет Шерлока в одиночестве, чтобы добраться до Майка и извиниться за ранний уход. Друг относится с пониманием, и они еще немного болтают, когда Майк обеспокоенно берет Джона под локоть.
– Слушай, они не подерутся? – спрашивает он, глядя куда-то за спину Джона.
– Что? Кто? – Джон оборачивается и видит, как у барной стойки, где он оставил Шерлока, стоит Себастьян Уилкс и что-то говорит очевидно побледневшему даже в этом дрянном освещении Шерлоку. – Черт, прости Майк, мне надо… – Джон срывается, пытаясь как можно быстрее добраться до них.
Видно, что Шерлок зол, и тоже говорит Себастьяну что-то неприятное. Они едва ли не орут друг на друга, хоть из-за громкой музыки этого не слышно. Но бармен поглядывает на них с беспокойством, а случайные свидетели обходят этих двоих по дуге. Сердце Джона сжимается от нехорошего предчувствия, а ревность поднимает голову. Он помнит, что между Шерлоком и Себастьяном что-то было, что они поссорились, вроде как по вине Шерлока, и Шерлок просто выставил Себастьяна из их общей комнаты и из своей жизни. На самом деле Джон сочувствует Себастьяну, потому что знает, как это мучительно, любить Шерлока Холмса. А еще, он боится того, что прежнее чувство между этими двумя вспыхнет с новой силой, ведь известно, что старая любовь не ржавеет. А еще Джону ужасно не нравится агрессивное поведение выпившего Себастьяна, потому что как бы не был не прав Шерлок, Джон его любит и не может подавить в себе потребность защищать. Вот с таким ворохом перепутанных мыслей Джон и добирается до разгорающегося скандала. Музыка смолкает некстати, и в наступившей тишине отчетливо слышны выплевываемые Себастьяном злые слова:
– … ничуть не изменился. Все та же бездушная машина! Никому-то ты не нужен… Разве можно тебя любить? Ты сам любить не умеешь! Надо было мне еще спасибо сказать…
– Ты забываешься, – угрожающе рокочет Шерлок. – Не хочу ворошить прошлое…
– Не пугай меня! – визжит Себастьян, покрываясь красными пятнами. – Я не боюсь ни тебя, ни твоего чертова братца…
– И зря не боишься, – Шерлок сверлит его ненавидящим взглядом, – могу озвучить все, что ты так старательно скрываешь. Думаю, многим будет интересно узнать, что ты…
Джон понимает, что сейчас Шерлок применит любимую тактику перетряхивания грязного белья, и может завязаться драка. Джону не нравится поведение Шерлока, ведь видно же, что Себастьян не контролирует себя из-за излишне выпитого, но в то же время именно Шерлок – приоритет Джона, и потому он выступает из толпы, вставая рядом, чтобы в любой момент прикрыть от наступающего со сжатыми кулаками Себастьяна. Всегда можно избежать потасовки, если вовремя уйти, что Джон и собирается провернуть, пока есть возможность.
– Извини, Себастьян, но нам с Шерлоком пора, – произносит он спокойно, переключая внимание на себя.
Себастьян удивленно смотрит на него, затем переводит взгляд на Шерлока, и опять на него.
– Это же… – бормочет он, – это же…
Джон не очень понимает, что хочет тот сказать этими словами, но считает своим долгом прояснить ситуацию:
– Это мой сосед, – кивая на Шерлока.
И почти одновременно с ним Шерлок торжествующе произносит:
– Это мой парень.
И тут наступает тишина почти мертвая, Джон буквально кожей чувствует, как в него впиваются сотни любопытных взглядов окружающих, но все еще можно исправить, обратить в шутку. Так он думает всего пару секунд, но тут Себастьян глупо ухмыляется:
– Врешь! – глядя на Шерлока недоверчиво и с каким-то пренебрежением, которое коробит Джона.
И в этот момент Шерлок собственнически притягивает Джона к себе и демонстративно целует. Вот теперь уже исправить ничего нельзя, остается только доиграть комедию до конца. Когда поцелуй заканчивается, все в той же мертвой тишине Джон находит в себе силы улыбнуться:
– И парень, конечно. Извини, но нам действительно пора, – подхватить Шерлока под локоть и фактически вытащить из бара, старательно не на кого не глядя.
Они проходят еще метров пять, прежде чем Джон отпускает Шерлока и останавливается. Он тяжело дышит, а в голове все еще эхом отдается удручающая сознание тишина. Джон ужасно зол на Шерлока, на его дурацкую эгоистичную натуру, на вечное стремление к театральщине и позерству.
– Зачем. Ты. Это. Сделал. – произносит он отделяя каждое слово друг от друга паузой, чтобы не сорваться на брань.
– Что? – надменно изогнув бровь, интересуется Шерлок. – Зачем тебя поцеловал? Зачем назвал своим парнем? А разве это не так? Мы вместе спим, знаешь ли. Или это как-то по другому теперь называется?
– Нет, в терминологии ты не ошибся, – все же закипает Джон. – Я сейчас о другом, зачем надо было об этом сообщать всем моим друзьям?
Шерлок вздорно трясет кудрями:
– Затем, что я этого не стесняюсь, – заявляет он. – Тебя не стесняюсь. Нас не стесняюсь. В отличие от тебя, мне плевать, что думают обо мне окружающие.
– Да, – с горечью кивает Джон, – я знаю, тебе плевать на твою репутацию, но мне-то на мою не плевать. Я планировал здесь доучиться до конца.
– Кажется, ты боишься собственной тени, – усмехается Шерлок. – Может, стоит хоть раз попробовать жить открыто? Может, хватит врать самому себе и окружающим? – ехидно интересуется он. – Ты же даже не пробовал…
– Гадство, Шерлок, пробовал, ты ошибся. Я уже прошел через это однажды, – рявкает Джон, – сбежал из Эдинбурга, чтобы снова вляпаться в то же дерьмо… Как ты мог со мной так поступить? Ты спросил, хочу ли я огласки? Готов ли я к каминг-ауту? Хотя, о чем это я… Когда это тебя интересовало мое мнение… – Джон кивает сам себе. – Я не знаю, что там было между тобой и Себастьяном, но в одном он прав, ты действительно бездушная машина…
Шерлок вскидывает на него взгляд оскорбленной невинности, и Джон понимает, что послание совершенно не дошло до получателя. Все напрасно. Шерлок даже не понимает, что сделал не так, полностью уверенный в своей правоте. Джону хочется крушить, орать, злиться, но он, черт возьми, слишком любит этого засранца, поэтому, чтобы не наговорить лишнего, просто разворачивается и уходит, сунув руки в карманы. Он бродит по Лондону до самого утра. Бродит по парку, заходит в круглосуточный Теско, добредает до Темзы и разворачивается в обратную сторону. Он не хочет идти в общежитие, чтобы натолкнуться на стену всеобщего презрения, не хочет возвращаться к Шерлоку, злость еще свежа. Джон малодушно подумывает уехать к сестре в Эдинбург, но ни денег, ни документов, ни телефона, забытого на журнальном столике на Бейкер-стрит, с собой нет. Окончательно замерзший и продрогший, он едва плетется по улице, вяло понимая, что единственная дорога либо в тюрьму, либо в армию… Он даже всерьез размышляет, какой вариант предпочтительнее, когда его подбирает Молли Хупер, выгуливающая в столь ранний час в сквере свою таксу. Она ни о чем не спрашивает, просто приводит к себе, готовит горячий чай, заталкивает в душ и стелет на диване. Джон благодарно мычит, глаза намокают, но он сдерживается изо всех сил. Когда он все же забирается под теплое одеяло и потихоньку согревается, его наконец-то отпускает, а измученное сердце засыпает.
Джон живет у Молли три дня. В первый день, когда Молли возвращается вечером с работы, а Джон находит в себе силы выползти из-под одеяла, она разогревает ужин и сообщает, что Шерлок ищет его везде. На нервно-затравленный взгляд Джона, Молли успокаивает, сказав, что местонахождения Джона не раскрыла. На этом душеспасительная беседа заканчивается. Они ужинают в тишине и расходятся по комнатам. Первое время Джона волнует только то, что ситуация с Эдинбургом наверняка повторится и здесь. Не стоит рассчитывать на всеобщее понимание и толерантность. Опыт показывает, что эти понятия существуют только в теории. Джон снова и снова возвращается к невольному каминг-ауту, понимая, что теперь уже ничего изменить нельзя и придется иметь дело с данностью. В конце концов, он однажды уже прошел через всеобщее презрение и ничего, выжил, значит, выживет и на этот раз. Сбегать он больше точно не станет. Ему и из Эдинбурга-то уезжать не стоило. Значит, Джону придется учиться здесь, и это следует принять. Как только Джон смиряется с этой мыслью, дальше все идет гораздо легче. Решив для себя стоять до конца, он как-то перестает переживать по поводу собственной личности, постепенно сворачивая мысли в сторону Шерлока. Как он там один? Поди ничего не ел. Кто подаст телефон, сходит в магазин и купит никотиновые пластыри? Ведь наверняка опять закурил, и в квартире бардак, Джон отлично помнит, как Шерлок умеет создавать вокруг себя хаос. Чем больше Джон думает о Шерлоке, тем больше скучает по нему. Даже эта эгоистичная выходка уже не кажется чем-то предосудительным. В конце концов, Шерлок просто хотел показать этому идиоту Себастьяну, что не один, что не скучает по нему и не страдает. Это по-человечески вполне понятно. О чувствах Джона Шерлок конечно не подумал. Не по злому умыслу, а потому что таков по природе. В конце концов, Джона предупреждали об особенностях Шерлока, следовательно, и обижаться нечего. В итоге, по истечении третьего дня, когда жить без Шерлока становится совсем уж невмоготу, он собирается, благодарит Молли за приют и возвращается на Бейкер-стрит. Открыв двери своим ключом, Джон удовлетворенно отмечает, что, по крайней мере, Шерлок не поменял замки. И это уже хорошо. Вопреки ожиданиям, гостиная встречает идеальной чистотой и тишиной. Джон доходит до спальни Шерлока, удивляясь почти больничной стерильности, и осторожно стучит. Не дождавшись ответа, заглядывает в спальню, чтобы убедиться, что Шерлока там нет. Шерлока нет и на кухне, зато как ни странно, холодильник битком набит самой разнообразной снедью, и тут у Джона холодеет сердце. Его посещает мысль, что пока он отлеживался у Молли, Шерлок просто завел себе другого соседа, который так идеально убрался в квартире, набил холодильник и теперь, вероятно, носится с Шерлоком, раскрывая очередное преступление. Джон с ужасом понимает вполне вероятную реальность нарисованной картинки, и ему становится совсем уж тоскливо. В каком-то суеверном страхе он поднимается в свою спальню, заранее готовясь к тому, что его вещей там уже нет, а шкаф занят чужим гардеробом, и с удивлением обнаруживает на своей кровати скорчившегося в обнимку с подушкой Шерлока, в пижаме и халате. Его нечесаные кудри неряшливо топорщатся, а голые пятки сиротливо торчат из-под хлопка пижамных штанов. Очевидно, что Шерлок не спит, его спина напряжена в ожидании, вот только чего, Джон пока не может разобрать. Он останавливается в дверях, не зная, что сказать. Первым нарушает молчание Шерлок. Так и не изменив позы, он глухо спрашивает:
– Пришел за вещами?
Джон медлит с ответом, пытаясь понять, что его смущает, и вдруг с какой-то почти кристальной ясностью на грани прозрения понимает, что Шерлок боится. Боится того, что скажет Джон – приговора им боится. А еще Джон вдруг понимает, что Шерлок ждал его. Джон не хочет сейчас углубляться в причину такой сентиментальности Шерлока, но очевидно, что он – не бездушная машина, за это еще предстоит извиниться. Не желая больше заставлять Шерлока страдать, Джон просто забирается на кровать, ложится рядом, обнимая со спины, так, как они обычно засыпали вместе, и шепчет в шею и дрожащий завиток:
– Соскучился, – и это и ответ на вопрос, и извинения, и просьба о примирении.
И Шерлок расслабляется под его руками, выдыхая едва слышно, будто до этого затаил дыхание в ожидании ответа. Они долго лежат вот так, обнявшись, не говоря ни слова, пока за окном не начинает темнеть, а в животе Джона урчать от голода.
Они спускаются на кухню, где Джон готовит какой-то быстрый ужин, а потом заваривает чай. Когда они едят, осторожно поглядывая друг на друга, словно боясь обжечься, Джон спрашивает, куда делся микроскоп.
– Он в ремонте, – лаконично отвечает Шерлок.
Когда они перебираются в гостиную, Джон замечает отсутствие черепа на каминной полке и вычурной напольной вазы в углу у окна.
– Череп случайно разбился, вазу подарил Майкрофту, – не глядя на Джона поясняет Шерлок, и Джон решает заткнуться с вопросами.
То, что здесь было не так спокойно эти три дня, как показалось вначале, вполне очевидно, и то, что без разрушений не обошлось, совсем не удивляет. Проявив деликатность, Джон переводит разговор на погоду, и Шерлок потихоньку расслабляется. Они не говорят о том, что произошло вплоть до того момента, когда утомленные примирительным сексом, потихоньку засыпают в объятиях друг друга. Уже на грани сна, Джон слышит едва слышное: «Прости» и удивленно открывает глаза, чтобы встретиться с напряженным взглядом изумительно прозрачных глаз Шерлока. Джон молчит, не зная, как отреагировать – извиняющийся Шерлок – нонсенс.
– Не стоит, – наконец решается Джон, – ты прав был – нельзя вечно бегать от себя. И я не стесняюсь нас, тебя… Больше нет.
Шерлок вздыхает:
– Я навел справки про Эдинбург. Было неправильно вовлечь тебя снова в этот кошмар…
Джон понимает, что справки Шерлок мог навести исключительно через Майкрофта – неприятное обстоятельство, но в конце концов, он же решил, что будет честен, так что, пусть знает. Джон улыбается Шерлоку в свете пялящейся на них в не зашторенное окно луны и произносит:
– Все в прошлом, а в настоящем только ты, – и видит, как Шерлок неуверенно улыбается в ответ. – Давай спать, – просит Джон, – за эти три дня я так вымотался один…
– Я тоже… – жалуется Шерлок, поудобнее устраивая свою голову на груди Джона, и Джон наконец-то чувствует себя дома.
Пусть у них все не так, как надо, и скорее всего минутный порыв Шерлока всего лишь результат скуки и отсутствия удобного Джона под рукой, но пока они вместе, держат друг друга в объятиях, Джон будет думать, что нужен Шерлоку, а пока он нужен – он будет рядом.
На самом деле случившаяся катастрофа практически ничего не меняет. В университете Джон не замечает к себе ровно никакого негативного отношения, лишь Мэри обиженно вздыхает украдкой, да Майк с сожалением смотрит, как бы говоря, я же предупреждал, не вляпайся. Джон относит это явление толерантности на счет исключительной личности Шерлока, которого, безусловно и абсолютно, хотят все, независимо от пола и возраста. Готовый противостоять всему миру, Джон довольно быстро расслабляется, понимая, что воевать, собственно, не с кем. Между ним и Шерлоком тоже все довольно быстро возвращается на круги своя, устраняя некую осторожность в отношениях, которая присутствовала непосредственно сразу после возвращения Джона. Их быт быстро возвращается в привычное состояние, и Джон так же, как всегда, покупает в Теско еду, готовит завтраки, относит белье в прачечную и убирает в квартире, когда ее захламленность приобретает космические масштабы. Та почти стерильная чистота, встретившая его при возвращении и остро напомнившая день заселения, самоликвидируется в кратчайшие сроки, привнося в жизнь Джона какую-то приятную константу. Учеба, работа и совместные расследования с Шерлоком перемежаются столь стремительно, что Джону порой не остается времени даже подумать о том, что происходит. Но ночью, когда Шерлок засыпает в его объятиях, Джон размышляет о них. Шерлок тогда сказал в запальчивости, что Джон «стесняется их», но с этим он уже разобрался. Другое не дает Джону покоя – Шерлок признал в той своей эпической речи, что ОНИ все же существуют. Джону очень хочется понять, какой смысл любимый гений вкладывает в это местоимение. Может быть, не просто удобное соседство и приятный трах? Может быть, Джон все же занимает в холодном и расчетливом сердце Шерлока хоть капельку места? Ведь тот скучал по нему, Джону, ведь так? Джон совсем запутывается. Он любит Шерлока, в этом он уверен. Он готов к тому, что Шерлок его не любит. Шерлок и не говорил никогда, что любит. Более того, из достоверных источников известно, что Шерлок не способен любить, что у него нет сердца. Джон горько улыбается. В конце концов, он все равно не сможет уйти от Шерлока, не сможет завести другие, нормальные и равноправные отношения, он слишком любит его. Может быть, однажды Джон разорвет эту болезненную зависимость от взбалмошного эгоистичного красавчика, разорвет одним махом, не оставив пути отступления. Не зря спецкурс военно-полевой хирургии кажется Джону все более и более привлекательным, он обязательно возьмет его на следующий год. Он найдет в себе силы уйти от Шерлока, уйти на войну, с которой не сбежать, как бы ни хотелось. А Шерлок встретит другого соседа, который будет лучше Джона во всем: умнее, красивее, искуснее в сексе. На этих мыслях в груди Джона закипают слезы, и он успокаивает себя тем, что в запасе еще есть года три рядом с Шерлоком, что за это время надо успеть наглядеться на него, успеть налюбить на всю жизнь, чтобы умирая где-нибудь в далеком и жарком Афганистане, не чувствовать боли, а только радость от того, что большое, пусть и безответное чувство, все же было в его жизни.
Джон получает ранение в перестрелке с бандой наркоторговцев, когда закрывает собой Шерлока. Ранение пустяковое, в плечо, жизненно важные органы не задеты. Но все равно Джону очень больно, и он изо всех сил старается не кричать, пока не приезжают парамедики и не вкалывают лошадиную дозу обезболивающего. Все это время Шерлок находится рядом, какой-то бледный и потерянный, вмиг потерявший интерес к погоне, предоставив полиции возможность ловить загнанных в ловушку отморозков самостоятельно. Джон сидит на тротуаре, прислонившись спиной к холодной кирпичной стене, а Шерлок сидит рядом, смотрит на него и молчит. Его губы трясутся, а глаза круглые и черные, словно дыры. Джон, вероятно, бредит из-за болевого шока, потому что видит, как губы Шерлока шевелятся, складываясь в слова, но так и не произносят ни звука. Джон умеет читать по губам – его бабушка была глухонемой, но то, что Джон читает по губам Шерлока – явный бред, потому что Шерлок просит его, Джона, не убивать его, Шерлока. В этом определенно отсутствует смысл, Джон жизнь за Шерлока отдать готов, и он сказал бы об этом, но говорить больно, дышать больно, смотреть больно. И Джон сдается, закрывает глаза и задерживает дыхание. И тогда в уши Джона врывается отчаянный крик Шерлока:
– Не убивай меня, Джон! – и это уже точно настоящий бред.
Приехавшие парамедики оттирают Шерлока от Джона, вкалывают Джону обезболивающее, после которого мир начинает плыть и переливаться всеми цветами радуги. Его несут в машину скорой помощи, но Шерлока рядом уже нет. Джон хотел бы попросить, чтобы Шерлока к нему пустили, но вместо этого начинает глупо хихикать.
– Обезболивающее подействовало, – говорит кто-то рядом, и тогда Джон закрывает глаза, чтобы мир не вращался и не переливался так ярко.
И наступает блаженная и столь желанная темнота и тишина.
Джон лежит в больнице десять дней. Десять долбанных дней он лежит в маленькой окрашенной в ослепляюще белый цвет палате, и его навещают все: Майк с Жанин и Мэри, инспектор Лестрейд, миссис Хадсон, даже Гарри с Кларой и Майкрофт с дурацким зонтиком, его навещают все, кроме Шерлока. Джон не спрашивает о нем изо всех сил, делая вид, что так и надо, но на самом деле такое равнодушие задевает. Джон убеждает себя, что ничего другого он от Шерлока и не ждет, но каждый раз, когда открывается дверь, он надеется, что это его несносный гениальный и такой мучительно любимый сосед. Когда Джона выписывают, за ним присылает машину Майкрофт, и это немного смущает Джона. Помощница Майкрофта Антея стоит рядом, пока Джон разговаривает с врачом по поводу реабилитационного периода и забирает выписные документы, а потом помогает устроиться на заднем сидении так, чтобы не потревожить поврежденное плечо. Всю дорогу до Бейкер-стрит они молчат. Антея не отрывается от телефона, а Джон глядит пустым взглядом в окно. В груди сидит занозой досада на то, что Шерлок так ни разу и не пришел, и это просто убивает. Всю дорогу до дома Джон настраивает себя на то, чтобы не показать обиду. В конце концов, он после ранения и может позволить демонстрировать плохое настроение. Когда машина останавливается, Антея опять помогает Джону выбраться, и почти сразу же распахивается дверь. Джон ждет, что это Шерлок, но встречает его миссис Хадсон, и от этого настроение совсем уж портится. Джон отказывается от помощи миссис Хадсон, самостоятельно поднимаясь в квартиру, и застает там застывшего у окна Шерлока, в пижаме и халате, терзающего скрипку ужаснейшими звуками. Бросив на него беглый взгляд, Джон отмечает, что тот здорово похудел и как-то почернел. Еще бы, ведь никто не пихает теперь в него еду, не заставляет прогуляться или лечь спать пораньше. Так рассеянно думает Джон, осторожно снимая куртку, чтобы не потревожить плечо. Шерлок оборачивается и прекращает играть, когда Джон неловко задевает и роняет вешалку.
– Извини, – бормочет Джон, не чувствуя на самом деле никакого желания извиняться, – я случайно. Прости, что помешал.
Он пытается поднять вешалку, но плечо все еще адски болит, и наводить порядок приходится Шерлоку, в два больших шага пересекшему комнату. Джон благодарно кивает, обходит его по дуге, старательно не замечая бардак вокруг, и направляется в спальню. Моральных сил хватает на то, чтобы замолчать обиду и даже произнести что-то уравновешенное, вроде «чертовски устал, надо отдохнуть». Не глядя на Шерлока, Джон поднимается к себе, отмечая, что бардак тот устроил и в его спальне тоже, особенно на кровати, смятой и разгромленной. Но ругаться не хочется. Поэтому Джон осторожно перестилает постельное белье, стягивает одежду и в трусах и футболке забирается под одеяло. Плечо ноет, а на душе скребутся кошки. Немного подумав, Джон вылезает из кровати, добирается до лекарств, выданных ему с собой предусмотрительными медиками, выпивает целый коктейль из болеутоляющего, успокоительного и снотворного и опять возвращается под одеяло. Сон приходит вместе с той самой мелодией, которая уже однажды пригрезилась Джону, когда он заснул на лестнице. Наверняка и на этот раз всего лишь сон. Но какой же он хороший, если представить, что это для него, Джона, Шерлок играет на своей скрипке чудную лунную мелодию.
Просыпается Джон среди ночи от того, что кто-то холодный осторожно прижимается со спины.
– Шерлок? – сонно бормочет Джон – лекарства морочат голову и путают мысли.
– Я, – откликается Шерлок, – как ты?
– Нормально, – что еще Джон может сказать?
Сон вытеснил обиду, которая, свернувшись пушистым комочком, забралась в самый дальний уголок души, и теперь Джон может вполне спокойно говорить с Шерлоком, не боясь сорваться в безобразную истерику.
– Хорошо, – выдыхает Шерлок. – Есть хочешь? Там миссис Хадсон бульон сварила…
– Нет, – Джон действительно не хочет есть, может быть, завтра.
– Ладно, – Шерлок вздыхает, осторожно на пробу закидывая на Джона ногу.
Джон не возражает, спихивать соседа с себя не хочется. Некоторое время они молчат, и Джон решает разрядить обстановку.
– Чем ты занимался все это время? – спрашивает он. – Много преступников поймал?
– Никого, – с секундной заминкой отвечает Шерлок, – я ждал тебя.
У Джона сдавливает сердце – ответ неправильный для социопата и эгоиста, но лучше Джон не будет об этом думать, и требовать объясниться не будет, в конце концов, как говорила мама, повторяя где-то слышанные слова, если надо объяснять, то не надо объяснять.
– Тогда спи, – велит Джон, и Шерлок согласно мычит.
