Текст книги "Колыбельная для Джона (СИ)"
Автор книги: Ifodifo
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
– Легок на помине, – где-то рядом вздыхает Жанин.
– Давненько он не радовал нас своим присутствием, – ухмыляется Майк.
Джон забывает, как дышать. Он утыкается взглядом в тетрадь, но то и дело отвлекается на жгучие кудри, изящную спину, обтянутую черным сукном, и тонкую руку с зажатым в ней карандашом. В какой-то момент Джон чувствует на себе чужой взгляд и, повертев головой, натыкается на неприятно изучающий взгляд Ирен. Что ей надо от него, скучного зубрилы из Шотландии? Появление преподавателя на некоторое время отвлекает от мыслей об Ирен Адлер, но никак не от Шерлока Холмса. Нельзя сказать, что Джон любит фармакологию, но относится к ней с уважением, не очень понимая, зачем фармакология химику. Преподаватель начинает вещать на заявленную тему лекции, быстро стуча мелом по доске, и Джон старательно записывает следом. Майк рядом бухтит что-то о желудочных коликах, мучающих его с самого утра, Жанин задумчиво грызет колпачок ручки, а Ирен, изящно облокотившись о парту, не сводит выжидающего взгляда с кудрявого затылка. Что-то грядет, понимает Джон, но не позволяет себе отвлечься. Предчувствие не обманывают, когда с первого ряда в разгар лекции раздается трагическое «чушь».
Преподаватель изумленно оглядывается.
– Кто это сказал? – голос звучит обиженно и чуть визгливо подрагивает на верхних регистрах.
Шерлок Холмс поднимается во весь свой немаленький рост.
– Это я сказал, – заявляет он, экстравагантно перемахивая через парту одним стремительным движением и подходя к преподавателю. – Повторю еще раз – чушь! Все, что вы только что сказали – чушь! – он вызывающе смотрит на обомлевшего от подобной наглости лектора.
– Вы можете аргументировать свои слова? – наконец интересуется тот, пытаясь придать голосу ехидности – получается не очень, потому как отчетливо пробивается неуверенность.
– Легко, – Шерлок Холмс берет мел и начинает что-то быстро писать, небрежно выводя химические формулы и комментируя то, о чем пишет, судя по всему, речь идет о каком-то наркотическом препарате.
Преподаватель растерянно хлопает глазами, а Джон быстро теряет нить рассуждений, просто любуясь гением.
– Ну, что я тебе говорил, – толкает Джона локтем в бок Майк, – примадонна!
– Гений, – вздыхает где-то рядом Жанин.
– Он наркоман, знаешь ли, – бурчит с другого бока Мэри.
Джон молчит, наслаждаясь ситуацией. Шерлок Холмс великолепен. Он давит преподавателя своим интеллектом и знаниями, а тот отступает, прикрываясь цитатами из учебника и заученными фразами. Спор затягивается. В аудитории царит ровный низкий гул – следить за дискуссией этих двоих сложно, никто кроме Джона да Ирен и не следит. Даже Майк тихонько переговаривается с Жанин, а Мэри не отвлекается от телефона. Звонок на перемену возвещает окончание лекции. Шерлок Холмс все еще спорит с преподавателем. Они оба словно не слышали звонка, продолжая дискуссию. Джон выходит из транса, в который его ввело происходящее у доски. Студенты потихоньку собираются, покидая аудиторию, и Джон с сожалением поднимается. Если бы было можно, он остался бы здесь и никуда не ушел, продолжая любоваться Шерлоком Холмсом, но он не может позволить себе чувства, поэтому покидает аудиторию в числе первых, оставляя позади и неприятную в своей непонятности Ирен, и Майка с Жанин, и загрустившую Мэри. Джон уходит, но еще долго помнит красавца в черном пальто. Это какое-то дурацкое наваждение, гребаное наваждение, этот Шерлок Холмс, от которого нужно срочно избавиться. А для начала убедиться в правоте слов друзей – Шерлок Холмс не подходящая компания для хороших мальчиков, к коим причисляет себя Джон.
Случай пообщаться с Молли Хупер представляется довольно скоро. Майк Стемфорд подрабатывает медбратом в Бартсе. На день рождения Жанин у него выпадает смена, и он, жутко смущаясь и много извиняясь, просит Джона его подменить. С руководством он договорился, проблем не будет, уверяет Майк. Недолго думая, Джон соглашается. На его удачу, попасть в морг не составляет труда. Даже самые прожженные циники не очень любят это заведение, с удовольствием позволяя новенькому сопроводить удачно подвернувшийся труп. Джон катит тележку с отмучавшимся страдальцем, покрытым простыней, по длинному мрачному коридору, с интересом поглядывая по сторонам и гадая, какая она, Молли Хупер. Майк сказал милая и безотказная. В справедливости этих слов Джон вскоре убеждается. Девушка в белом халате с хвостиком на затылке и мягкими ямочками на щеках, действительно милая и безотказная, а еще застенчивая и доброжелательная. Пока Джон пристраивает покойника в прозекторской, она оперативно заполняет сопровождающие документы, а затем предлагает чаю, с любопытством поглядывая на него. Джон соглашается. Они быстро находят общий язык. В былые времена, до катастрофы с Биллом и проблем выживания в Эдинбурге, Джон был общительным и компанейским. Здесь, в Лондоне, он потихоньку оттаивает в атмосфере благожелательного равнодушия Майка Стемфорда, ревнивой любезности Жанин и назойливого внимания Мэри. В нем еще сидит лед недоверия и настороженности, но он потихоньку испаряется под теплыми лучами безмятежной комфортности вокруг. С Молли легко и просто, беседа за чаем течет сама собой, и Джон даже не замечает, как выруливает к интересующей теме. Они оба восхищаются химией, обсуждают предметы, изучаемые сейчас Джоном, поминают фармакологию… Почему бы не рассказать о забавном случае на лекции, когда преподавателя поставил в тупик студент. Джон и рассказывает, упоминая имя Шерлока Холмса, и видит, как меняется в лице Молли, как дергается, расплескав чай, словно от удара, а на щеке горит некрасивое пятно, будто и правда Джон залепил ей хлесткую пощечину. Джон понимает в мгновение ока, что друзья правы, чертов Шерлок Холмс разбил Молли сердце, и даже случайное упоминание его имени причиняет боль. Джон спешит исправить положение, быстро переводя разговор на другую тему, рассказывая подряд два смешных анекдота, и Молли потихоньку оттаивает. Джон засиживается у Молли дольше чем на полчаса. Они быстро находят много общих точек соприкосновения. Молли выглядит ровесницей Джона, хоть и старше лет на пять, они понимают друг друга с полнамека. Когда они прощаются, Джон сожалеет, что они с Молли не пара и никогда ею не будут – она любит Шерлока, а он никого больше не хочет любить. Возможно, им вдвоем было бы комфортно и удобно, они бы отлично ладили, без пылающих страстей, которые однажды могут спалить дотла. Ходили бы вместе на работу, проводили отпуск где-нибудь на юге, родили двух милых деток и состарились где-нибудь в Сассексе. Джон отгоняет от себя эти дурацкие мысли, когда прощается. Вряд ли они еще раз увидятся, Джон здесь случайно и, учитывая интерес к военно-полевой хирургии в последнее время и некоторые решения, принятые еще в тяжелые дни в Эдинбурге, короткая дорога ему куда-нибудь на передовую. Где сейчас воюют?
Билеты на концерт приносит Мэри. Вообще, вид у нее довольно загадочный, когда она приглашает Джона составить ей компанию. Если честно, Джон сомневается – стоит ли воспринимать это приглашение как свидание. На свидание они еще не ходили, и Джон не уверен, что хочет. По крайней мере, всем попыткам затащить его в кафе без Майка и Жанин, Джон сопротивляется отчаянно.
– А что будут давать? – осторожно интересуется он.
– Это концерт. Какой-то Карл Лайстер, – Мэри пожимает плечами. – Да какая разница, Джон, это просто выход в свет. Когда еще удастся сходить в Королевский Альберт-холл бесплатно. Знаешь, сколько там билеты стоят?
Сердце Джона тревожно ухает, дыхание сбивается, а руки потеют:
– Повтори, что ты сказала, – просит он слабым голосом, вытирая ладони о брюки.
– Я говорю, билеты дорогие, а мне достались бесплатно, подружка должна была пойти с парнем, а он не пошел, а ей идти одной не хочется, она вообще не любительница классической музыки… – сердится Мэри.
– Нет, до этого, – Джон сглатывает, – чей концерт, скажи, пожалуйста, точно.
– Карл Лайстер, – повторяет она терпеливо. – Ты что, его знаешь?
Джон слабо улыбается:
– Это невероятно. Ему, знаешь ли, почти восемьдесят. Я думал, он давно уже не гастролирует. Только записи… – Джон трясет головой. – Это сказка какая-то. Так не бывает.
– Да кто он такой, этот Лайстер? – недоумевает Мэри.
– Легенда. Немецкий кларнетист, – Джон искренне удивлен, что кто-то может не знать Лайстера.
– А… – похоже, его слова Мэри не впечатляют. – Так мы идем?
– Конечно, – Джон поспешно кивает. – Конечно, идем.
– Ну тогда держи, – она отдает ему билет, – встретимся завтра у входа. А лучше внутри, на месте, у меня практическое занятие, могу немного задержаться, но приду обязательно. А потом сходим куда-нибудь посидим. Может в кафе? – она проверяет реакцию Джона, но на сей раз он не сопротивляется, за Лайстера Джон готов вести Мэри хоть в ресторан и кормить омарами на последние деньги. – Тогда оденься поприличнее, – командует она, – у меня есть вечернее платье. Ты должен мне соответствовать.
– Да, конечно, – рассеянно соглашается Джон, сжимая в руке пропуск в рай.
Как он умудряется дожить до завтрашнего дня и доехать до Кенсингтона без потерь, остается для самого Джона загадкой. Немного помятый в метро, он не верит тому, что прямо сейчас стоит перед величественным зданием Королевского Альберт-холла. Единственный костюм, оставшийся со школьного выпускного, слегка великоват, что не удивительно, за последний год учебы в Эдинбурге он здорово сбросил в весе, и пока еще не дошел до своей нормы. Но другого костюма все равно нет, весь гардероб состоит из джинсов, рубашек и свитеров, да и тех не много, исключительно в рамках необходимого. На всякий случай, оглядевшись в поисках Мэри и убедившись, что ее еще нет, Джон с чистой совестью заходит внутрь, чтобы немного побродить по холлу, оглядеться и наконец-то поверить, что сейчас он увидит самого Лайстера. Потолкавшись среди прочих любителей кларнета, Джон заходит в зал. Место, доставшееся ему согласно билету, оказывается в партере, и это чудо, потому что, судя по разодетым в пух и прах меломанам вокруг, места дорогие. Джон садится на обитое бархатом кресло, с жадностью разглядывая сцену и внушительный занавес. Он ни разу не был на концерте подобного уровня, и это новое волнующее ощущение будоражит душу в ожидании чего-то хорошего. Мэри все нет. Свет в зале начинает медленно гаснуть, какой-то мужчина протискивается мимо, чтобы занять соседнее с Джоном кресло. Джон досадливо тянет шею, пытаясь разглядеть из-за спины опоздавшего выходящих на сцену музыкантов.
– Простите, – звучит над ухом знакомый голос, и Джон растерянно поднимает глаза, чтобы увидеть садящегося в ближайшее кресло Шерлока Холмса.
Сердце забывает, как стучать – не бывает таких совпадений.
Все два отделения концерта Джон не слышит Лайстера. Когда он смотрит на сцену, совершенно не видит его, а когда не смотрит – видит только Шерлока Холмса, которому посвящено все внимание Джона: идеальному профилю в тусклой подсветке боковых светильников, буйным кудрям, длинной шее, белеющей над воротничком рубашки, темной ткани костюма, обволакивающей тонкий стан, как вторая кожа, узкой руке, покоящейся на подлокотнике кресла так близко, что, если постараться, можно задеть собственной рукой. Во избежание эксцессов Джон убирает свои руки подальше, даже садится на ладони, чтобы они самовольно не устроили какой-нибудь демарш в направлении соседа. Джон честно старается наслаждаться музыкой, это же катастрофа, быть на концерте Лайстера и не услышать его, но отвлекающий красавец рядом заполняет собой весь мир, и Джон лишь молится на то, чтобы его навязчивое внимание в сумраке концертного зала осталось незамеченным предметом восхищения. Во время антракта Шерлок остается на месте, сканируя пространство вокруг пронизывающим взглядом, а Джон сидит рядом, боясь шевельнуться и привлечь к себе внимание. Уткнувшись носом в программку, он едва дышит, ощущая, как кровь приливает к кончикам ушей. Лишь бы этот жуткий взгляд не остановился на нем, ведь тогда все грязные мыслишки Джона станут проницательному Шерлоку Холмсу тут же известны. Тот факт, что Мэри так и не появляется на концерте, остается незамеченным. Какая к черту Мэри, какой Лайстер, когда рядом сидит это гениальное совершенство. Джон чувствует себя самым несчастным и одновременно самым счастливым человеком в мире. Несчастным, потому что бежит от ненужного зарождающегося в сердце чувства, счастливым, потому что рядом тот, кто будит это самое чувство. Джон не слышит ни Мендельсона в исполнении Лайстера, ни Россини, ни Баха, и только когда в финале звучат первые такты Брамса, кларнетист в Джоне пробуждается, и он, наконец-то, СЛЫШИТ музыку. Пальцы, плотно прижатые бедрами к бархатной подушке сидения, порываются наиграть мелодию вслед за мэтром, и Джон высвобождает руки, укладывая их на колени. Первая часть сонаты, которую он разучивал к выпускному концерту, эхом звучит в голове, вылетая из-под пальцев, пробегающих по дешевой костюмной ткани брюк. Лайстер прекрасен, его исполнение божественно, и Джон с трудом сдерживает слезы восторга, потирая грудь слева, где разнылось глупое сердце. Когда он поднимается со всеми, чтобы поблагодарить Лайстера аплодисментами, ловит на себе недоумевающий взгляд соседа. Джон отворачивается, безошибочно читая собственную неуместность в этом месте и в это время, как никогда чувствуя неловкость и недовольство своим внешним видом. Скорее всего, этот Шерлок Холмс даже не узнал его, еще бы, они виделись только в баре, а в университете ни разу не столкнулись нос к носу. Джон отворачивается, продолжая хлопать, а когда музыканты уходят со сцены, старается незаметно ускользнуть от всевидящего взгляда соседа. Денег на такси нет, а метро уже закрыто. Джон пешком возвращается в общежитие, сунув руки в карманы куртки – с неба моросит пакостный в своей навязчивости дождик. Сердце Джона переполнено эмоциями от встречи с Шерлоком Холмсом и от Брамса в исполнении Лайстера. Образы прошлого преследуют, соревнуясь за внимание с парнем из бара, и пока Шерлок Холмс выигрывает. Похоже, Джон плотно увяз в своих заполошных чувствах к нему. Когда все так непросто, и любые предпринимаемые действия только все ухудшают, он предпочитает тактику бездействия – пусть все идет так, как идет.
После встречи на концерте Джон, сам не понимая почему, избегает Шерлока Холмса. Не так уж и много мест, чтобы они пересекались, но Джону неприятно увидеть изумленное узнавание на лице этого невыносимого типа. В стенах университета Джон не застрахован от случайности столкнуться с ним, но при известной доле осторожности эти случайности можно свести почти к нулю. По известной формуле «с глаз долой, из сердца вон», Джон немного успокаивается и даже перестает думать о нем. Лекции, практические занятия, практика в больнице и подработка не дают даже шанса помечтать о недостижимом. Кроме того, Джон приглашает Мэри на свидание в благодарность за концерт Лайстера, и это не так уж и ужасно. Они пьют кофе в кафе, едят мороженое и целуются на прощание. Мэри, долго извинявшаяся за то, что не смогла прийти на концерт, кажется, по настоящему счастлива. Джон надеется, что с ее помощью избавится от неправильного желания ощутить под рукой твердость чужой плоти и научится радоваться девичьим мягким округлостям. Джон все еще надеется на то, что однажды сможет быть нормальным.
С Себастьяном Уилксом Джон знакомится случайно, на вечеринке, куда их с Майком и Мэри затаскивает Жанин. При этом, если бы Джон уже не был наслышан о Себастьяне Уилксе в контексте Шерлока Холмса, он бы даже не запомнил этого упитанного нагловатого юношу, а скорее даже постарался бы от него побыстрее сбежать (обычно Жанин не отличается большой избирательностью в общении, и Джон редко разделяет ее положительные отзывы о тех или иных людях). Мэри сияет рядом с Джоном, крепко держа его за руку, похоже, она уже считает их парой, когда Жанин представляет ему Себастьяна.
– Выпьете? – Себастьян протягивает запотевший стакан пива, и Мэри с благодарностью принимает его.
Джон воздерживается, кивая на свой бокал с пуншем. Принять выпивку из чужих рук, значит отпустить контроль над ситуацией – жизненный опыт от Джона Ватсона.
– Мило здесь, – перекрикивает музыку Себастьян, – у Ника всегда весело.
Джон вежливо улыбается. Мэри, извинившись, уходит в дамскую комнату, а Джон уговаривает сам себя не заводить разговоров о Шерлоке Холмсе, его это вовсе не интересует, ему это не нужно, когда Себастьян хватает Джона за руку.
– Извини, прикрой меня, – просит он, подталкивая Джона в сторону и чуть приседая, чтобы никто его не увидел. – Блин, не знал, что он здесь будет… Принесла нелегкая…
Джон осторожно поворачивает голову и краем глаза замечает у двери высокую фигуру Шерлока Холмса в неизменном пальто.
– Не крутись, – шипит Себастьян, – увидит же. Послушай, ты не мог бы проводить меня до черного входа, – просит он. – Мне нельзя с ним встречаться.
– Да, конечно, – Джон медленно идет в сторону кухни, где находится черный ход, а Себастьян идет рядом, склонив голову так, чтобы Шерлок Холмс его не заметил.
Кухни они достигают благополучно, и Себастьян выдыхает.
– Я понимаю, что выгляжу глупо, – улыбается он, расслабляясь и по-хозяйски доставая из заморозки холодильника банку пива, – но этот парень меня не любит. А ведь мы дружили с детства, жили в одной комнате в общежитии. Просто я однажды сказал ему «нет», – Себастьян явно нервничает, делая глоток за глотком, – он же тот еще извращенец, – продолжает почти визгливо. – Грязные фантазии, это про Холмса, с унижениями, издевательствами… Но я не такой, – Себастьян вскидывает гордо голову. – Он умеет влиять на людей, знаешь ли, видит насквозь, все пороки и секреты, знает, на что надавить, чтобы добиться желаемого. А я оказался ему не по зубам, и он просто выставил меня из своей жизни. Только потому, что я не разделял его извращенных сексуальных фантазий, – Себастьян одним махом допивает пиво, сжимает пустую баночку в кулаке и зашвыривает в мусорное ведро. – Прости, что тебе пришлось все это выслушать, и извини, что прикрылся тобой – мне до сих пор горько видеть его, ведь мы были друзьями… – Себастьян со злостью пинает табуретку, которая с грохотом падает на пол, на него оборачиваются. – Все, надо уходить, пока дел не наделал, – он поднимает руки вверх, как бы сдаваясь, и уходит через черный ход.
Джон расстроенно смотрит ему вслед – Шерлок Холмс, похоже, сломал этого парня. Джон сочувствует Себастьяну, он знает, что значит быть сломанным. Нет, сам Джон не сломался, хоть его и гнули, но он знает, что у каждого есть свой предел прочности, после которого могут наступить необратимые последствия. Джон не сломался из-за произошедшего в Эдинбурге, он почти пришел в норму, но как же тяжело собирать себя заново после столь оглушительного поражения. Настроение портится, и Джон решает уйти домой. Он не возвращается к Мэри и Майку, просто уходит через дверь черного хода и, сунув руки в карманы тонкой куртки, бредет в сторону общежития. В голове все крутятся слова Себастьяна – в принципе, Джон может допустить, что Шерлок Холмс столь требователен к своим любовникам и увлекается БДСМ-играми. Сам Джон никогда не хотел чего-то подобного, но может понять тех, кому необходимо ощущение власти и доминирования. Вероятно, Шерлок Холмс из таких, и Джон не знает, как к этому относиться. Себастьяна ему искренне жаль. Интересно, зачем Шерлок Холмс приходил на вечеринку? Жанин говорила, он не любитель студенческих сборищ. А еще она говорила, что он наркоман, лгун и бессердечный мерзавец. Когда женщина говорит о мужчине так эмоционально, пожалуй, не стоит принимать ее слова на веру.
Дни опять тянутся одинаковой чередой скучных лекций и изнурительных часов недавно найденной подработки медбратом в хосписе в погоне заработать хоть что-то. Джон не высыпается, с тяжело больными ночные смены кажутся особенно беспросветными – находиться среди умирающих равносильно добровольной хронической депрессии. Он реже ночует в общежитии и почти перестает общаться с Майком и Жанин. Мэри сердится, настаивая на том, чтобы бросить хоспис, но Джон знает, что на одну стипендию не протянет. Ему нужны деньги не только для себя. Из-за переутомления снова начинаются головные боли. Он пропускает пару лекций по патанатомии и чувствует себя на грани отчисления. Проблемы наваливаются снежным комом, цепляясь одна за другой. Джон понимает, что с подработкой пора завязывать, она отнимает слишком много душевных и физических сил, но платят там неплохо, и Джон все время откладывает неприятное, но необходимое решение в ущерб учебе. Не видя возможности вырваться из порочного круга, он боится лишиться стипендии. Тогда все будет зря, а этого нельзя допустить. В одно промозглое утро, продрогший и промокший, Джон возвращается с очередного дежурства, едва передвигая ноги. Больше всего на свете хочется спать, но поскольку он и так запустил патанатомию, приходится признать, что поспать не удастся. Тогда душ, чтобы взбодриться, а лучше всего кофе. Джон останавливается, словно очнувшись ото сна посреди улицы, оглядывается и замечает кофейный автомат на противоположной стороне. Не думая, он делает шаг в его направлении, слышится стремительно приближающийся рокот мотора, чьи-то сильные руки хватают Джона за воротник куртки и рывком утягивают назад. Мимо на полной скорости, обдав веером грязных брызг, проносится автомобиль неопределенно-безликого цвета и скрывается за поворотом. Джон понимает, что только что избежал гибели. Сердце бьется, как сумасшедшее. Стирая грязь с лица, Джон чувствует, как дрожат руки.
– Боже, спасибо, – бормочет Джон, оборачиваясь. – Кажется, вы спасли мне жизнь…
– Не стоит благодарности, – на него смотрят знакомые прозрачные глаза, серьезно и чуть сердито, – но все же иногда лучше смотреть по сторонам.
– Да-да, – бормочет Джон, отступая, желая провалиться сквозь землю, исчезнуть, испариться, только бы этот великолепный даже под дождем Шерлок Холмс не смотрел так презрительно на его заляпанное грязью лицо.
– Тебе надо умыться, – Шерлок Холмс хмурится, – этот тип обрызгал тебя, – он на минуту замолкает. – Мы, кажется, виделись уже в клубе, ты был в компании Стемфорда, – Джон забывает, как дышать, – и в Альберт-холле. У меня отличная память на лица. Шерлок Холмс, лучше Шерлок, – он протягивает руку, и Джон не может не протянуть в ответ свою.
– Джон Ватсон, – слова даются с трудом, – Джон, просто Джон.
– Пошли, – командует Шерлок, – я живу тут неподалеку, на Бейкер-стрит. Приведешь себя в порядок. Ты же из нашего университета?
– Да, – уши Джона полыхают от смущения, – с медицинского.
– А я химик…
Он разворачивается, взметнув полами пальто, и стремительно идет по улице, а Джон, вспоминая слова Себастьяна о том, что Шерлок Холмс умеет влиять на людей, идет вслед за ним, не понимая, почему не смог отказаться, ведь держаться подальше от этого типа – самая разумная политика сохранения здравого рассудка. Джон идет за ним, словно привязанный на веревочке, сердится сам на себя и размышляет, уж не гипноз ли это в самом деле. Они останавливаются перед дверью, на которой написано «221 Б». Шерлок открывает ее, пропуская Джона вперед. Небольшая чистенькая прихожая, лестница на второй этаж.
– Нам туда, – кивает Шерлок, перешагивая через ступеньки, и Джон, делать нечего, плетется следом.
Они оказываются в уютной гостиной со старомодными обоями и ложным камином, двумя креслами, диваном, журнальным столиком, заваленным каким-то хламом. Джон оглядывается, не в силах подавить неловкость момента, переминаясь у порога. Шерлок сбрасывает пальто, вытряхивает, не очень деликатничая, Джона из куртки и подталкивает к двери.
– Ванная там, чистое полотенце возьми в шкафчике, – распоряжается он так, словно Джон его старый знакомый или младший брат, хотя они как минимум ровесники.
Джону не остается ничего иного, как выполнить инструкции – глупо спорить, будто ванная и полотенце не нужны. В ванной комнате чисто, и Джон переживает, что наследил, не догадавшись стянуть мокрые кроссовки на входе. Он аккуратно умывается, моет руки и оттирает грязь со стареньких джинсов. С интересом оглядывается, останавливая взгляд на огромной чугунной ванне с витыми ножками и древней допотопной лейкой душа. Шкафчик с полотенцами и прочими ванными принадлежностями находится около узкого окошка, и Джон некоторое время пытается увидеть через него улицу. Ничего интересного – кусок неба, угол дома и мусорный контейнер во дворе. Полотенце мягкое, пахнет цветочным кондиционером, каким когда-то давно пользовалась мама. Джон вдыхает этот забытый запах и сердце начинает болеть – воспоминания опять накатывают волной, и приходится срочно умываться холодной водой, чтобы вернуть себя в норму и не разреветься от этой утраченной чистоты и уюта, словно девчонка. Когда Джон возвращается в гостиную, Шерлок сидит в одном из кресел, вытянув ноги и сложив руки в каком-то молитвенном жесте, и выглядит глубоко задумавшимся. Джону неловко беспокоить его, но он не может уйти молча, вежливым людям, к коим причисляет себя Джон, полагается благодарить за помощь и прощаться, уходя.
– Закончил? – Шерлок поднимает на него свои невероятные глаза, и Джон неловко переминается с ноги на ногу.
– Да, – кивает головой, – я там наследил немного. Прости, забыл снять кроссовки…
Шерлок делает рукой нетерпеливый жест, означающий что-то вроде досадливого «ах, оставь!» – это выглядит довольно забавно, и Джон улыбается.
– Спасибо, что позволил воспользоваться ванной, и… я пойду? – Джон делает шаг к двери.
– Подожди, – Шерлок морщится, – ты же живешь в общежитии, да? Со Стемфордом? – Джон кивает, не понимая, к чему тот ведет – может, хочет что-то передать Майку. – Жизнь в общежитии не легка для тех, кто действительно хочет учиться – вечные гости, шум за стенкой, ворчащий сосед…
– Ты рассказываешь МНЕ прелести жизни в общежитии? – изумляется Джон. – Я все это знаю.
– Не перебивай, – сердится Шерлок. – Мне нужен сосед, и я предлагаю тебе им стать. Здесь есть еще одна спальня наверху, – он тычет пальцем в потолок. – Плата чисто символическая, квартирная хозяйка моя… родственница, вообще отказывалась деньги брать.
Джон изумленно хлопает глазами:
– Зачем тебе сосед? – недоумевает он. – Живи один, сделай из свободной спальни химическую лабораторию, ты же химик…
Шерлок раздраженно закатывает глаза:
– Химическая лаборатория у меня на кухне, а сосед мне нужен потому, что родители поставили такое условие. Они не очень доверяют мне, – он кривит губы в презрительной усмешке. – В конце концов, ты ничего не теряешь. Не сможешь со мной ужиться, вернешься к Стемфорду. Или ты имеешь что-то против лично моей персоны? – Шерлок подозрительно прищуривается. – Конечно, недостатки есть у всех. Я на скрипке играю, бывает, молчу несколько дней… Три моих предыдущих соседа не продержались и двух недель в общей сумме.
– Нет-нет, – поспешно отвечает Джон, – я не имею ничего против тебя, ты мне… – он чуть не говорит «нравишься», но вовремя спохватывается, – не неприятен.
– Тогда согласен? – Шерлок смотрит пристально. – Перевози свои вещи хоть сейчас, вот ключ, – он кидает Джону связку, и тот ловит ее на автомате. – С хозяйкой позже познакомлю…
– Да… Но… – Джон в растерянности разглядывает ключи – все происходит слишком быстро.
– Что не так? – голос Шерлока звучит резко.
– Почему я? – задает Джон мучающий его вопрос. – Ты же меня совсем не знаешь. Вдруг я какой-нибудь маньяк…
Шерлок высокомерно вздергивает брови, становясь похожим на коронованную особу, и у Джона захватывает дух.
– Я все о тебе знаю. Мне достаточно посмотреть на человека, чтобы понять, кто он такой, тебе разве не говорили? – уши Джона опять краснеют, сами по себе, и он неловко кивает, вспоминая их знакомство в клубе. – Ты перевелся из Эдинбурга. Стипендиат. Закончил музыкальную школу по классу кларнета. Работаешь в хосписе, чтобы помогать брату-алкоголику. Вероятно, он вырастил тебя, когда родителей не стало, и сейчас ты чувствуешь необходимость отплатить ему за добро. У тебя есть подружка, но она тебе не нравится. Твоя сексуальная ориентация…
– Достаточно, – прерывает его Джон, смущаясь, – ты действительно знаешь меня. Но как? Откуда?
– Элементарно, – Шерлок самодовольно усмехается и начинает объяснять, каким образом пришел к сделанным выводам.
– Невероятно! Потрясающе! – не может сдержать Джон восхищения, и Шерлок удивленно смотрит на него.
– Люди так не говорят, – произносит он озадаченно.
– А как они говорят? – интересуется Джон, улыбаясь.
– Отвали, – Шерлок невольно улыбается в ответ. – Я где-то ошибся?
– Гарри – сестра, у меня сестра-алкоголичка, – объясняет Джон. – В остальном – все в точку.
– Всегда есть что-то, – досадует Шерлок.
Вещи Джон перевозит на Бейкер-стрит еще до обеда.
– Ты сошел с ума, – говорит Майк на лекции по общей гигиене. – Мы же тебя предупреждали, Холмс – катастрофа. Держись от него подальше!
– Ненормальный, – крутит у виска пальцем Жанин, – опыт Себастьяна и Ирен тебя ничему не научил? Хочешь, я найду еще десяток пострадавших от его гениального заносчивого величества?
– Он выставит тебя через неделю, – обещает Мэри, – или ты сам сбежишь от него.
Джон лишь пожимает плечами – жить в центре города за мизерную плату – роскошь, о которой можно только мечтать, и потерпеть соседство невыносимого гения – не такая уж страшная расплата, тем более, если этот гений нравится. С миссис Хадсон, квартирной хозяйкой, Джон знакомится вечером своего первого дня на Бейкер-стрит – милая болтливая пожилая леди с легкомысленными кудряшками на голове, искренне любящая Шерлока и называющая его «мой мальчик». Шерлок терпит ее сюсюканье и вздыхает с облегчением, когда она уходит. За то время, что Джона не было, чистенькая гостиная успела превратиться в воронье гнездо, а Шерлок, переодевшись в пижамные штаны и халат, утратил изначальный лоск и идеальность. Джону это нравится. Приятно сознавать, что даже гениям не чуждо ничто человеческое. Правда отчего-то на коленях Шерлока лежит старенький ноутбук Джона, который он даже не успел достать из сумки, и это, мягко говоря, не очень правильно. Джон помнит из тех сведений, которыми его снабдили друзья, что Шерлок невыносим в быту, не знает границы между своим и чужим, груб, ревнив, самоуверен и заносчив. Джон не собирается осложнять себе жизнь ненужными скандалами с соседом, кроме того, в его ноутбуке нет решительно ничего такого, что хотелось бы скрыть. Шерлок, выглянув из-за экрана ноутбука, ловит вопросительный взгляд Джона, вероятно готовый дать отпор любой брани, но Джон лишь устало пожимает плечами и проходит на кухню. Голова опять раскалывается, и ни одна чертова таблетка не помогает. Хочется чаю. По дороге домой, Джон зашел в Теско. Он всегда был хозяйственным мальчиком, а жизнь с Гарри приучила к самостоятельности, поэтому, лишившись студенческой столовой, которую они с Майком частенько посещали, когда того не подкармливала Жанин, Джон здраво решает запастись хоть какой-то едой, чтобы не сидеть вечером голодным. На последние деньги, оставшиеся после того, как он отдал большую часть зарплаты Гарри, Джон покупает молоко, чай и французский багет. Возможно, чай – излишняя роскошь, но без него Джон не может нормально функционировать, и кроме того, ему чисто субъективно кажется, что именно чай уменьшает ту тупую головную боль, преследующую его, с которой не справляются традиционные средства. Джон открывает холодильник, собираясь положить туда молоко, и замирает, в шоке таращась на отрубленную голову, уютно расположившуюся между банкой с глазными яблоками и свертком с чем-то неаппетитно зеленым, напоминающим плесень. Он закрывает холодильник и снова открывает его в надежде, что голова исчезнет, однако голова по-прежнему глумливо скалится покривившимся ртом.
