Текст книги "Бог должен быть безгрешен (СИ)"

Автор книги: Ie-rey

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Крис закрыл глаза, едва горячие ладони коснулись его щёк. Прижал Чонина ещё крепче к себе и послушно разомкнул губы, когда на них затанцевало сбитое дыхание. Чувствовал тепло обнажённого смуглого тела сквозь ткань халата и мечтал от халата избавиться, но чтобы это сделать, требовалось отпрянуть от губ Чонина и сбросить его с себя. Неравноценно.

Крис глухо застонал – пальцы скользнули под ворот и потянули халат с плеча. Он улыбался, пока Чонин ловил губами кромку его уха, а потом шёпотом напоминал:

– Ты обещал.

Обещал. Вот уж точно.

Отклонившись назад и оперевшись на выпрямленные руки, Крис с живым интересом смотрел, как Чонин нервно распутывал узел на поясе и после с мучительной медлительностью тянул за полу халата. Крис не выдержал, сжал пальцами тёмные пряди на затылке и привлёк к себе.

Бог по-прежнему испытывал Криса, но устоять всегда сложнее, когда одним “нельзя” становится меньше. Крис всегда был шашкой динамита, просто с очень длинным фитилем. Скорость горения – один сантиметр за две минуты. Время горения – четыре года с хвостиком. До взрыва осталось чуть-чуть.

Чонин облизнул влажные после поцелуя губы, и Крис свалил его на простыни, содрал с себя халат, отшвырнул куда-то в сторону и склонился над Чонином. Вёл ладонью по стройному телу, разглядывая и сравнивая.

Худой, как и раньше, но уже по-другому. Без намёка на детскую хрупкость. Жгуты мышц под бронзовой кожей проступали резче и чётче. Жилистый, с жёсткими и широкими плечами. Длинные ноги в цветных пятнах от старых и свежих синяков, на коленях и лодыжках местами даже ссадины красовались. Крис смотрел, как медленно Чонин прикрывал глаза, когда он вёл пальцем вдоль уже напряжённого и прижавшегося к животу ствола, оглаживал загрубевшую кожу на округлой головке. И послушно размыкал губы, потому что Чонин крепко удерживал руками за шею и хотел целовать его ещё и ещё, позволяя ему вновь и вновь скользить ладонями по плечам, бокам, узким бёдрам, ногам.

Всё или ничего?

Всё, и остановиться уже никак.

Крису хотелось выть от счастья. Ожидание того стоило. И от отчаяния, потому что нельзя было раньше получить всё это. Он настойчиво отстранял руки Чонина, прижимал запястья к матрасу, осыпая исступлёнными поцелуями шею, ключицы и грудь. Намеревался оставить метки всюду, опалить собственным огнём. Прикасался губами к колену рядом с пожелтевшим синяком, оглаживая свободной рукой бедро. И сходил с ума от тихого низкого смеха Чонина, пытавшегося вернуть себе ногу. Немного увлёкся, добравшись до ступни и лодыжки, а после отправившись в обратное путешествие – к паху. Ощутил под пальцами не то напряжение, что говорило бы об удовольствии, и вскинул голову. Успел различить в тёмных глазах острые осколки боли до того, как Чонин опустил ресницы, чтобы спрятать это.

На “прости” просто не хватило дыхания. Крис плавно повёл ладонью от пояса к колену, нажимая чуть сильнее и заставляя Чонина выпрямить ногу. Прижимался губами к чувствительной коже в паховой складке и гладил бедро, чтобы отогнать напряжение.

Коснувшись ладонью скулы и щеки, снова целовал Чонина. Жадно, но без спешки. Пытался прижаться так, чтобы не придавить своей тяжестью, но чтобы почувствовать всего Чонина собственным телом. Выходило неважно, пока Крис не додумался прижать к себе Чонина и вытянуться на спине. Теперь Чонин лежал на нём, и Крис чувствовал его всего. Водил руками по спине и отвечал на нетерпеливые поцелуи. Не думал, что Чонин накинется на него, но ошибся.

Было странно. То есть, очень здорово, но всё равно странно. На Криса до этого не особо накидывались, и он точно не ожидал такого. Пытался хоть немного угомонить Чонина, но добился только того, что Чонин сам надёжно припечатал его запястья к матрасу и ожёг болезненным поцелуем шею – прямо под кадыком. Крис глухо замычал, когда Чонин ощутимо куснул за нижнюю губу и переключился на плечи и грудь. Его губы оставались всё такими же горячими, а в поцелуях жгли раскалённым железом. Только ожоги отзывались не вспышками боли, а ослепляющим удовольствием. Острым и резким, но таким желанным.

Чонин долго смотрел на него, прерывисто дыша и почти касаясь подбородком его груди, а потом медленно провёл кончиком языка по губам, чуть сдвинулся и лизнул правый сосок раз, другой, прихватил зубами, подарив немного неожиданной боли, и тут же пососал, обхватив плотно губами и растворив боль в удовольствии, что ощущалось теперь намного острее. Накинувшись на левый сосок, Чонин разжал пальцы на запястьях Криса и бросил ладони на бока, провёл до бёдер, прижимаясь всем телом. Упёрся лбом Крису в грудь и низко застонал, протискивая ладонь между ними и касаясь кончиками пальцев сразу члена Криса и собственного.

Крис потянул его на себя, чтобы соединить их губы и сделать передышку. Чтобы не сгореть раньше времени. Задыхался сразу и от губ, и от быстрых касаний языка, и от шаривших по бёдрам ладоней. Чонин умудрился погладить его почти везде, ощупать и оставить ещё несколько синяков – бонусом к засосам. Просунув колено между ног, заскользил пальцами по внутренней стороне бедра до паха, тронул туго натянутую кожу на мошонке, ниже.

Крис поймал его за руки, крепко обнял, оглаживая спину и затягивая в поцелуй, проходясь языком по полным губам и не позволяя сделать вдох.

– Крис… – Хриплым выдохом в подбородок за секунду до возни с перехватыванием рук. Крис жёстко сдавил пальцами правое запястье и провёл языком по ладони, обхватил губами указательный палец, втянул в рот, выпустил и тщательно облизнул средний, чтобы втянуть в рот уже оба пальца. И замер, потому что по щеке скользнули губы Чонина. Крис пытался облизать пальцы, а Чонин пытался его поцеловать. Крис впервые целовался сквозь “решётку” из пальцев и осознавал, как много потерял в этой жизни. От таких поцелуев рассудок сжимался в крошечную точку и исчезал с горизонта надолго.

Это было то, что Чонин всегда называл “мне надо тебя почувствовать”.

Одна из граней.

Они вместе целовали те пальцы, которые вскоре мягко толкались в тугую тесноту мышц. Крис запрокинул голову, когда Чонин прижался губами к его бедру, одновременно медленно двигая пальцами внутри его тела и поглаживая гладкие стенки. И Крис с шумом втянул в себя воздух, потому что Чонин добрался до внутренней стороны бедра и одними поцелуями не ограничился – слегка покусал, вызвав дрожь у Криса во всём теле. Дрожь нетерпения. На большее Криса уж точно не хватило бы, потому он развёл ноги шире, подхватывая под коленями и подтягивая к груди. Он хотел почувствовать Чонина не меньше. И ещё больше – получить его полностью. Всё равно как. Лишь бы близко, так близко, когда не разделить.

Чонин уткнулся ему в грудь лбом, потёрся, тревожа приятной щекоткой – влажными от пота волосами о пылающую от множества поцелуев кожу. Сражался с неровным дыханием, едва касаясь тёмной головкой подготовленного входа. Всё сильнее впивался пальцами в бёдра Криса, сжимал до синяков. Потом резко подался вперёд и погасил стон поцелуем. Целовал настойчиво, стараясь заполнить языком рот. Целовал и мял пальцами ягодицы – отвлекал от присутствия внутри, но напрасно. Крис чувствовал в себе его крепкий член и улыбался бы, если бы не поцелуй. Сладкое напряжение в растянутом кольце мышц, трепет эластичных стенок и наполненность твёрдостью, что отзывалась в паху тяжестью и возбуждением.

Чонин перестал терзать его губы, чуть вскинул голову, шаря по его лицу расфокусированным взглядом. Подбородок обжигало частыми выдохами, вырывающимися из приоткрытого рта. Ладонью по ягодице, бедру – Чонин упёрся рукой в матрас, выпрямил в локте, медленно повёл другой рукой по бедру, огладил ноющий член Криса и живот и тоже упёрся в матрас. Первый толчок был плавным и осторожным – совсем не таким, как жадный поцелуй в шею. Чонин прихватил зубами кожу на плече и снова мягко толкнулся. Он никуда не спешил, как и Крис.

Они ловили губы друг друга или вздохи, притираясь влажными и липкими от пота телами. Чонин иногда покусывал шею Криса, когда старался сдержаться и не сорваться, сохраняя неторопливый темп и дразня Криса чувственным трением внутри, из-за которого под кожей и в мышцах разливалось непередаваемо приятное тепло.

Крис не сразу сообразил, что может не держать свои ноги – выпрямленные руки Чонина всё равно фиксировали ноги в нужном положении. Но, сообразив, Крис ухватился руками за Чонина, притягивая его к себе. Обнимал за шею, запутывался пальцами в волосах, гладил по лицу или по груди, стирал с губ лишнюю влагу, чтобы через минуту вновь заставить эти губы блестеть. Целовал и растирал пальцами твёрдые вершинки сосков до низкого стона и резкого рывка.

Зажмурившись и запрокинув голову, Крис пытался сделать нормальный вдох широко открытым ртом. Нормальный не получился. Вообще никакой не получился, потому что новый толчок был глубоким и сплетённым с влажным шлепком, а следующий случился слишком быстро. К подбородку прижались горячие губы, и очередной толчок выбил из Криса весь воздух. Вдох превратился во всхлип. А тело таяло от быстрых и сильных движений.

Если Крис приоткрывал глаза, то непременно ловил напряжённый и немного сумасшедший взгляд Чонина – сверху вниз. Тот опирался на выпрямленные руки и продолжал бросать себя к нему, вжимался узкими бёдрами. Чонин то торопливо облизывал губы, то часто и неровно дышал, то прижимался губами к подбородку Криса или к уголку его рта. Но Крису уже было всё равно, он почти не чувствовал этого, поглощённый тем пожаром, что творился у него внутри. Каждый толчок – призрачной огненной плетью вдоль позвоночника. Вспышка – и волны жара по всему телу.

Крис раньше никогда не кончал нормально, когда оказывался снизу. Требовалась стимуляция рукой или минет, чтобы всё-таки дойти до оргазма. И вот этого он тоже не чувствовал – раньше. Не чувствовал изнутри мышцами живота глубокие и резкие толчки – раньше. И когда Чонин немного сдвинулся, чтобы продолжить ещё быстрее, Крис сорвался на отрывистый громкий стон, заблудившись в сладкой дрожи и потерявшись в пространстве. Ухватившись за липкую от пота шею, качнул бёдрами, нанизываясь на член ещё резче, до отказа, до цветных пятен перед глазами и пьяного головокружения. Подставил губы Чонину для поцелуя или укуса – всё равно. Чонин мог делать с его губами, что хотел, лишь бы не останавливался. Мог кусать до крови, только бы продолжал двигаться так же быстро и точно.

Продолжал танцевать свою любимую румбу у Криса внутри.

Выше и выше. Чтобы после – долгая невесомость до приятного падения на влажные от пота простыни. И чтобы не вдруг отдышаться и ощутить под пальцами горячую и липкую спину, прижаться подбородком к спутанным тёмным волосам и различить на коже обжигающее и такое же сбитое дыхание. Чтобы понять, где собственная дрожь, а где чужая. И чтобы осознать – это не Чонин так взмок, а собственная сперма на животе.

Прикрыв глаза, Крис лениво поднял руку и запустил пальцы в волосы Чонина. Гладил и перебирал, пока немного не оклемался. Достаточно, чтобы доползти до ванной с повисшим на нём Чонином. И потом – стоять под тёплыми струями и ловить всё ещё расфокусированный взгляд. Его мальчик до сих пор терялся в отголосках оргазма и едва заметно дрожал. Требовалось срочное лечение лёгкими поцелуями. И тихим вопросом:

– Почему я?

Чонин запрокинул голову, подставляя лицо под льющуюся сверху воду, потом смахнул капли ладонью.

– Потому что человек должен посвятить себя тому, кто достоин его самого. Хён, ты всё ещё можешь сказать мне те слова, что говорил четыре года назад?

Крис осторожно отлепил от поясницы промокшие пластыри и небрежно отбросил в сторону, мягко притянул Чонина к себе и едва слышно проговорил:

– Я люблю тебя, мой мальчик. Ни о чём не жалею и ни в чём не раскаиваюсь.

– А я люблю тебя. И тоже ни о чём не жалею и ни в чём не раскаиваюсь. И завтра забираю тебя домой. Ты мой, хён. И даже тебе меня не переупрямить. Мне пофиг на твой чёрный или белый. Я вижу только красный.

12 июня

Утро для Криса началось в пять вечера. Он полюбовался в ванной на собственное отражение в зеркале и потрогал пальцем всё ещё сочный след на шее, аккурат под кадыком. След был не единственным, впрочем, Чонин его всё время так целовал, словно хотел пометить до конца жизни.

В тот день Крис утром рванул на работу, толком не поглядевшись в зеркало. Весь участок до самого вечера пытался стрясти с него телефон “горячей штучки” и давал бесплатные советы по сведению характерного пятна, а дежурный пристально пялился на шею Криса, мечтательно лыбился, как полный кретин, и то и дело повторял: “Какие восхитительные губы…”

Крис пережил это без особых проблем, потому что сам ходил с тем же видом, что и дежурный, мечтательно лыбился, как полный кретин, и порывался позвонить Чонину каждые четыре минуты.

В остальные дни они перевезли большую часть вещей в двухэтажный коттедж, навели порядок, а сегодня вот у Криса выдался выходной, который он проспал почти полностью.

Крис сунулся в кухню, где шумела вода. Чонин как раз тёр губкой тарелку. На нём красовались джинсы и белая майка, а на левом плече раскрыла рыжие крылья крупная бабочка.

– Я не сильно проспал? – задумчиво спросил Крис, внимательно разглядывая бабочку и отмечая чёрные полосы на крыльях, широкую чёрную кайму и белые пятнышки. Сантиметров десять будет. Крупный экземпляр.

– Учитывая, что ты писал книгу до семи утра? Самое время встать, – негромко отозвался Чонин, плавно повернул голову и просиял улыбкой – сразу для Криса и для бабочки.

– Как бы это снять…

– Зачем? Она мне не мешает.

– А мне вот мешает, – нахмурился Крис, глядя на бабочку с осуждением – уселась именно туда, куда хотелось поцеловать. – Монарх, что ли? Почему она на тебе сидит? Я возражаю. Твоей душе ещё рановато в рай.

– Какой ещё рай? Ты у меня спрашиваешь или у неё? Я вообще такое впервые вижу. – Чонин снова повернул голову и подул на бабочку. Она легко спорхнула с его плеча и перелетела на стол. – Теперь не мешает?

Крис вместо ответа придвинулся к Чонину и забрался пальцами под майку.

– Только попробуй, – тихо, но с угрозой предупредил Чонин, боявшийся щекотки. Пришлось обнять его за пояс и поцеловать в шею.

– Был на занятиях? – пробормотал в шею Крис, не желая отлипать от неё. Шея была горячая и вкусно пахла мандаринами.

– Угу. Потом пришлось задержаться, так что ужин надо заказывать.

– Задержаться где?

– Приехал инспектор Момсен, хотел поговорить. Отвёз к мосту в направлении Торонто.

Крис напрягся и крепче обнял Чонина.

– Обо мне спрашивал?

– Он хотел, чтобы я дал показания против тебя. Потом его сбил грузовик. Насмерть. Сказали – несчастный случай. Мне пришлось поехать с полицейскими и ответить на несколько вопросов, пока они проверяли записи с дорожных камер.

Крис сглотнул, пытаясь переварить слова Чонина. Тот спокойно домыл тарелку, аккуратно поставил в сушилку, ополоснул руки и потянулся за полотенцем. Крис просто смотрел, как Чонин вытирал руки, и не мог два умножить на два. Четыре не получалось. У него вообще мозги как в оцепенение впали.

– Он… Чонин.

– М-м-м? – Чонин повернулся к нему и посмотрел прямо в глаза. Спокойный и невозмутимый.

– Просто вот так вот грузовик взял и сбил человека, с которым ты разговаривал?

– Да. Инспектор Момсен оказался на дороге перед грузовиком. Это было неожиданностью для всех. В полиции посмотрели плёнку. Несчастный случай. Коллеги сказали, он в последнее время был нервный и со всеми ругался, часто опрокидывал стаканы с кофе. Никто не удивился, что он проявил неосторожность по рассеянности. Я сказал им, что Момсен спрашивал меня о пропавших четыре года назад парнях. Все понимающе покивали и подытожили, что у Момсена был на этом деле пунктик. Он вполне мог занервничать и угодить под машину по неосторожности. Тем более, его от дела отстранили несколько недель назад. Оказалось, он не имел права задавать мне вопросы.

Крис открыл рот и тут же закрыл. Потёр лоб ладонью и вздохнул. Медленно притянул Чонина к себе и едва слышно уточнил:

– Ты его убил? Из-за меня?

Чонин не отвёл глаза. Смотрел прямо и уверенно.

И молчал.

Крис обнял его и прижался подбородком к виску. Медленно гладил тёмные волосы и кусал губы, стараясь совладать с внутренней дрожью. А дрожь всё не проходила.

– Мне… надо подумать… – пробормотал он, прихватил ветровку и вывалился из дома.

Домой он не вернулся ни вечером, ни ночью. Спал в “кадиллаке” у участка, пытаясь свыкнуться с мыслью, что его мальчик убил из-за него. И это, наверное, расплата за всё, за все грехи скопом. Его мальчик вернул долг, но… Чонин не был должен. Ничего.

К полудню Крис съездил в участок Момсена и просмотрел запись пять раз. Чонин не прикоснулся к Момсену даже пальцем. На записи он всё время стоял на одном месте, а потом и вовсе держал в руках папку Момсена и читал что-то. На записи их ещё и разделяло расстояние в метр, а то и чуть больше.

Но Момсен умер. Грузовик буквально смёл его. И Момсен сам оказался перед грузовиком совершенно внезапно.

Крис ничего не понимал. Понял лишь, что Чонин Момсена не трогал. Оцепенение чуть схлынуло, сменившись чувством облегчения.

К вечеру он подъехал к коттеджу, запер машину и двинулся к крыльцу. На перилах стоял Чонин. Босой. И что-то крепил к козырьку. Заслышав звук шагов, он попытался обернуться, но пошатнулся. Крис подлетел как раз вовремя, чтобы ухватиться за его бёдра и удержать на месте. Чонин трогательно поджал пальцы на ногах и виновато посмотрел сверху.

– Что тебе там понадобилось? – свирепо прорычал Крис, стараясь отдышаться от короткого приступа паники и ужаса. Перепугался до дрожи. И возненавидел чёртово крыльцо всеми фибрами души. Кто вообще придумал такой идиотский дизайн?

– Я тоже рад тебя видеть, – обиженно проворчал Чонин в ответ на его тон. – Планка отвалилась. Не знаю, почему. Пробую присобачить на клей. Подержи вот так минуту.

Крис быстрым взглядом окинул улицу и прижался щекой к бедру Чонина.

– Прости меня.

– За что?

– Ну… за то, что я вчера сказал. Ты никого не убивал. И вообще… забудь об этом. Не было никакого Момсена.

– Всё. Я хочу слезть отсюда, но если ты будешь и дальше тыкаться носом мне в бедро, у меня это не выйдет.

Крис стянул Чонина с перил, занёс в дом на руках и усадил на диван в гостиной. Чонин тут же забрался на диван с ногами.

– Я… видел плёнку, – признался после долгого молчания Крис.

– А собственным глазам ты веришь, да? – Правая бровь Чонина едва заметно дрогнула.

– Неважно. – Крис вздохнул. – Забудем?

– Как скажешь. Ты не запер дверь и не снял ботинки.

– Чёрт…

Покончив с дверью и ботинками, Крис вернулся в гостиную и поймал Чонина с пластырями в руках. Отобрал пластыри и отправил на диван, а сам сбегал за мазью. Потом аккуратно снимал старые пластыри с поясницы Чонина и иногда прижимался губами к смуглой коже. Выдавив на ладонь мазь, принялся неспешно втирать её.

– Хён, возможно, через два с половиной года мне придётся поехать в Испанию. Съёмки фильма. Пока это не точно, так что я не буду тебя спрашивать. Просто чтобы ты был в курсе…

– Я поеду с тобой. – Крис провёл пальцами по пояснице и слегка надавил ладонями. – Могу сразу тебе сказать.

– Но как же…

– Писать книги мне нравится больше. Если прибыль от этой книги будет хорошей, я буду только писать, а писать книги я могу где угодно. Даже в Анголе, если тебя туда вдруг понесёт.

Чонин приподнялся на локтях и посмотрел на него поверх плеча.

– Ты уверен, что хочешь поехать со мной?

– Я уверен, что не хочу оставлять тебя одного. Мне четырёх лет хватило. Ну и…

– Что?

– Ты – моя Муза.

– Что?!

Крис наклонился и тронул губами кончик носа Чонина.

– Когда ты проникновенно смотришь на меня и канючишь новую главу, я пишу её залпом. А когда смотрю, как ты её читаешь, придумываю следующую. Хорошо устроился, да? И меня каждый раз накрывает вдохновением после…

– Хён!!! – Вслед за этим Крису прилетело подушкой по голове.

– В некотором отношении, мой мальчик, ты всё ещё маленький… Перестань! Хватит! Только синяков к засосам мне не хватало!

Крис притих, когда Чонин свалился на него и вцепился пальцами в ворот футболки. Нервно провёл кончиком языка по нижней губе и тихо-тихо спросил:

– Правда? Поедешь со мной?

– Куда угодно, мой мальчик.

Чонин по-прежнему оставался его верой, его религией и его Богом. Единственным, кого Крис любил здесь и сейчас. Навсегда.

И единственным, кого Крис не собирался отпускать.

– С названием твоей книги я всё равно не согласен.

– Почему?

– Хён, какое имеет право судить за грехи тот, кто греха не знает? Нет, хён, Бог должен быть всепрощающим, а не безгрешным. К тому же, грех – понятие нечёткое и расплывчатое. Украсть – грех, соврать – грех, убить – грех. И только люди различают грехи по степени тяжести. Бог не различает. Он любые прощает. Потому что знает – всезнающий.

– Господи, как же я ненавижу с тобой спорить! Ты! Маленький, упёртый, непрошибаемый…

– Но ты всё равно меня любишь и прощаешь, да? А ещё Бог должен быть непостижимым, кстати. И ходить неисповедимыми путями.

– Засранец!

– Мне показалось, или у тебя в самом деле интонации восхищённые? Уел, да? Уел? Хён! Ухо пусти! Ухо!..

Смотреть.

Позволь смотреть, не прикасаясь…

Желать.

Только добра тебе желаю…

Любить.

Я от любви своей сгораю…

Простить.

С моих ладоней кровь смываешь…

© запах миндаля

========== – Экстра – Чонин – ==========

Комментарий к – Экстра – Чонин -

Добрый вечер, котички :) *всех обняла*

Теперь точно всё. И экстра эта для тех котиков, которые захотят узнать правду о смерти инспектора Момсена.

Ваша Бета

Экстра – Чонин

12 июня

– Почему бы тебе не выбросить это старьё?

Чонин молча смахнул со стола телефон с пообтрепавшейся подвеской в виде плюшевого енотика и сунул в карман. Отвечать однокурснику он не собирался. Личные вещи Чонина, равно как и личные дела Чонина, никого не касались.

– Не, ну просто странно. Телефон новый, а та бурая штука старая. Я, кстати, хочу себе такой же телефон. Он вроде ж ничего, да?

Чонин повернул голову и смерил любопытного не в меру студента тяжёлым взглядом. Обычно этого хватало, чтобы его оставили в покое. Хватило и на сей раз.

Чонин дописал лекцию по истории искусства в тишине и покое и глянул на время. Последнее занятие. И как раз удастся заскочить в магазин на углу неподалёку от дома и купить что-нибудь, из чего они потом с Крисом соорудят неплохой ужин.

Чонин завернул к куратору перед уходом. Куратор с порога осчастливила его новостью по поводу Испании, поскольку на открывающих дебютных выступлениях присутствовал гость из той самой Испании, положивший глаз на Чонина.

– Осталось только подтвердить стартовый бюджет и расписание съёмок. Если получат добро, то с нового года роль официально будет твоя. Конечно, придётся много заниматься и готовиться, но, думаю, ты справишься.

Чонин брёл к выходу и размышлял над тем, как преподнести новость Крису.

Ехать в Испанию прямо сейчас не требовалось, но скоро – придётся. И это почти на год. Честно говоря, оставаться целый год без Криса не хотелось совершенно, но сможет ли Крис поехать с ним? И захочет ли вообще? Крис всю жизнь провёл в Канаде, да и не угадать, как он отреагирует. Крис – он такой. Непредсказуемый. То трясётся над ним, то орёт на весь дом как потерпевший, то рвёт и мечет из-за ерунды, то тискает так, словно вот-вот навеки расставаться надо, то на руках носит и зацеловывает до изнеможения, то ещё что-нибудь внезапное отмачивает… А ещё иногда так смотрит – буквально раздевает взглядом, а через минуту отдаётся с таким пылом, что у Чонина всё тело звенит, как струна.

Сплошные острые ощущения.

И противоречивая надёжность. Потому что Крис – он такой. Как скала. Если пообещал, то костьми ляжет, но сделает. Главное, не предавать и ценить. Иначе убьёт. Он может. Не из ненависти. От боли. Боль Крис всегда переносил плохо. Не только свою, но и чужую, которую считал своей.

От боли хёна надо оберегать…

– Ким Чонин?

Он сразу узнал этого человека, хоть и видел всего несколько раз.

– Инспектор Момсен… Вы просто шли мимо или с прицелом?

– Мне нужно поговорить с тобой. О том самом деле. Пока неофициально.

Хотелось послать Момсена к чёрту, потому что Чонин не имел ни малейшего желания говорить о “том самом деле”. Но даже сквозь раздражение он понимал, что лучше согласиться. Да и Крис всегда говорил, что не стоит создавать полиции дополнительные сложности – это их привлекает и раззадоривает.

– Где и когда?

– Я на машине. Просто отъедем куда-нибудь, где поспокойнее, и где никто не помешает.

Чонин устало кивнул и зашагал следом за Момсеном, пытаясь угадать, какие же вопросы он услышит.

Момсен остановился у потрёпанного автомобиля. Машина была настолько старая, что Чонин даже не смог определить марку и модель. Момсен сам распахнул дверцу и жестом предложил Чонину забраться в салон.

Чонин первым же делом уткнулся взглядом в бардачок с отломанной крышкой. Внутри валялась пластиковая белая баночка. В таких обычно продавали витамины или какие-нибудь таблетки.

Момсен уселся за руль, завёл машину на удивление без проблем и выехал на дорогу.

– Куда поедем? – сразу спросил Чонин, чтобы сориентироваться и прикинуть, сколько времени уйдёт, чтобы добраться до дома и на чём.

– Даже не знаю… – Момсен поджал губы, размышляя. – Мы на направлении Торонто. Мост на выезде подойдёт. Сегодня жарко, а там как раз ветерок будет.

Чонин отвернулся к окну. Он не представлял, зачем Момсену говорить с ним и о чём. Чонин уже и лиц той шестёрки толком не помнил. Он помнил лишь само действо. Момсен своими намёками и появлением только всколыхнул всё это. И от воспоминаний у Чонина неприятно сводило пальцы на руках. На левой нудно ныл мизинец.

– Ты ведь понимаешь, – негромко заговорил после перекрёстка Момсен, – тем детишкам было по шестнадцать, как и тебе тогда. Совсем дети. Нельзя же так вот всё бросить и ждать, пока тела будут найдены. Их родные всё ещё надеются… И они же учились вместе с тобой. Неужели ты…

Чонин сжал кулаки и уставился прямо перед собой, отчаянно отгоняя прошлое подальше. Смотрел, как в бардачке перекатывалась баночка, вспыхивая то белым боком, то яркой наклейкой. На минуту помогло, потому что точно такую же наклейку Чонин видел во Франции. Его сосед по комнате был помешан на лекарствах и всерьёз полагал, что болен всем на свете. Чонин заметил ту баночку из-за наклейки как раз. Больно уж яркая и симпатичная, как будто для детей.

– Они ведь ничем не отличались от тебя по большому счёту, – продолжал вещать Момсен, которого Чонин в мыслях уговаривал заткнуться. Потому что – отличались. И чем больше Момсен давил на жалость, тем отчётливее в памяти звучали оскорбления и смех. Им тогда было очень весело. Всей шестёрке. Настроение у них испортилось только поначалу, когда Чонин выбил двоих из игры. Одного – надолго, второго – на время.

Удары он тогда не считал. Просто с ужасом ждал, когда же что-нибудь хрустнет. Запястье – и чёрт бы с ним. Но они пытались попасть по лодыжкам и коленям. Сначала ногами. И когда он защищал колени и лодыжки, получал по рёбрам. Больно, но совсем не страшно, только дышать трудно. Страшнее всего было ощутить удар по ногам. Хотя и глупо – шансов выжить всё равно не было. Ему рассказали, что будет дальше. С ним. И рассказали, как именно будет.

Жаль, он тогда не сразу вспомнил какие-нибудь ругательства на английском. Корейский они не знали, а он из-за боли и страха не мог переключиться на английский. Ну а когда смог и вспомнил, прилетело по голове. По голове тоже было совсем не страшно. Он хотел умереть быстро. До того, как ему переломают ноги. До того, как сделают всё остальное.

Но и сейчас, и тогда всё это было как в тумане. Тяжёлое дыхание, удары, смех, тёмные пятна перед глазами – фон. Отчётливее всего Чонин помнил именно страх и ожидание, когда вот-вот хрустнет и сломается. Левая нога или правая. Ожидание даже не боли, а просто сигнала, после которого всё потеряет смысл. И непонимание – за что?

Момсен всё говорил, рассказывал про тех, кого нашли, и про тех, кого ещё не, а Чонин пытался дышать. Просто дышать. Если сделать вдох и досчитать до восьми, а потом задержать дыхание на восемь, выдыхать тоже надо на восемь. Ждать опять восемь – и вдох на восемь. Если дышать вот так – с интервалами по восемь секунд – отпустит. Обязательно. Надо только дышать – и страх уйдёт вместе с воспоминаниями. Или станет слабым.

– Я не верю, что тебе…

“…пять… шесть… семь… восемь… выдох”.

– Ты ведь понимаешь, что…

“один… два…”

– …надо поймать убийцу…

“Он не убийца”.

Чонин сбился и невольно коснулся пальцами воротника рубашки, чтобы расстегнуть верхнюю пуговицу. Чтобы дышалось легче.

Момсен свернул к пятачку у выезда с моста, развернул машину носом к мосту у самого бордюра и остановил. Чонин едва не рванул прочь из машины, но заметил несущийся по дороге фургон. Смог сделать вдох и подождал, пока фургон промчится мимо, обдав раскалённым воздухом даже через стекло, тогда только распахнул дверцу, встал ногами на бордюр, дверцу захлопнул и поспешил убраться подальше от дороги. Момсен бросил на крышку багажника синюю папку и оглянулся.

Чонин сначала отошёл к парапету, посмотрел вниз, а после вернулся к машине. Раз уж Момсен торчал у багажника, Чонин подошёл туда.

Под его взглядом Момсен поёжился и отступил на шаг – к бордюру.

– Так о чём вы хотели поговорить? Или только затем приехали, чтобы рассказать мне о несчастных жертвах?

Не отпустило до сих пор, хотя на воздухе дышалось легче, чем в машине.

– Я хочу, чтобы ты дал показания против Криса Ву.

– С какой стати?

– Потому что он убил. Больше некому.

– И у вас есть доказательства?

– Есть. Ты. – Момсен сунул руки в карманы и нервно поджал губы. – Он из-за тебя их убил, ведь так?

– Я ему не кровный родственник, чтобы из-за меня убивать. – Чонин перевёл взгляд на синюю папку, потом вновь глянул на Момсена. Он был уверен в Крисе. Уверен, что нет у Момсена никаких доказательств.

– Зато он гей. Я, конечно, иначе себе представляю парней, на которых западают геи. Симпатичная мордашка там, не знаю, все такие манерные и милые. Ты больно резкий и… гм… грубоватый на лицо. И взгляд у тебя такой, что вряд ли у какого гея встанет. Но чёрт их знает. Да и подростки выглядят тонкими и нежными.

– Тогда я, тем более, вас не понимаю, инспектор.

– Перестань. В суде вкусы геев никого интересовать не будут. И всем наплевать, что там в тебе такого разглядел Ву. Важно только то, что он убил шесть человек после того, как эти шестеро…

– …едва не убили меня? – любезно подсказал Момсену Чонин. – Причём доказательств этого у вас нет. Что дальше? Какие показания я должен дать?