Текст книги "Ороборо: Изгоняющий кошмары (СИ)"
Автор книги: Ie-rey
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
– Ты сегодня опять не ужинал, – тихо отметил Кёнсу, скользя взглядом по безупречной сильной шее, плечам, чётко проступающим под смуглой кожей ключицам, гладкой груди и жёстким мышцам живота.
Чонин ничего на это не ответил, лишь отвернулся, продемонстрировав отсутствие интереса к разговору.
Кёнсу протянул руку и ухватился за левое запястье Чонина, с силой притянул чужую ладонь к своей груди. Смуглые пальцы заметно дрогнули, коснувшись кожи. Удерживая Чонина за запястье, Кёнсу повёл его ладонью вправо и на миг прикрыл глаза, когда кончики горячих пальцев задели сосок. Ощущение оказалось приятным, даже возбуждающим, хотя Кёнсу не рассчитывал получить удовольствие от секса с Чонином. Джунсу говорил, что Чонин ни в чём таком замечен не был, а раз не был, то вряд ли он умел управляться с парнями таким образом. И Кёнсу морально подготовился к несколько болезненному и не особенно приятному продолжению вечера. Всего лишь очередной этап выполнения заказа, а вернёт он долг Чонину попозже, когда заказчик даст отмашку и позволит выполнить все инструкции.
Кёнсу продолжал вести рукой Чонина по своему телу. Запрокинув голову, подставил под горячие пальцы шею, затем – подбородок и губы. Но Чонин вскоре отдёрнул пальцы и отнял руку, криво усмехнулся и тихо спросил:
– И сколько тебе за это заплатили?
Кёнсу поражённо молчал. Он, в общем-то, понимал, что Чонин не заказ имел в виду, однако это не умаляло правоту Чонина – Кёнсу в самом деле платили за то, что он делал и что собирался сделать ещё.
– Я, конечно, слепой и мало кому интересен, но ты и впрямь думаешь, будто я настолько жалок, что не найду себе партнёра на ночь при надобности?
– Отнюдь, – справившись с изумлением, отозвался Кёнсу и мстительно добавил: – Хон Сончжин хоть сейчас прыгнет к тебе в постель, только помани пальчиком. Его даже толпа зрителей не смутит.
Чонин чуть опустил голову и закусил нижнюю губу. Он вряд ли горел желанием услышать это имя, но слова Кёнсу, тем не менее, были справедливы, и они оба прекрасно это знали.
Помедлив, Кёнсу вновь тронул пальцами запястье Чонина и прижал его ладонь к своей груди, плавно повёл вниз, согревая чужим теплом живот, бок, бедро, после сдвинул ладонь Чонина так, чтобы она накрыла его член.
– Думаешь, это можно купить? Или желание бывает на заказ?
Его член отреагировал на прикосновение и затвердел под ладонью Чонина. И Кёнсу отстранённо порадовался тому, что Чонин ему нравился, так что желание и впрямь было искренним и настоящим. Если бы Чонин ему не нравился, его тело никак не отреагировало бы на касания. И только поэтому Кёнсу разыграл этот козырь, чтобы убедить Чонина и обрести хоть каплю доверия.
Отпустив запястье Чонина, Кёнсу обнял его за шею и притянул к себе, заставил наклонить голову, чтобы поцеловать в полные чувственные губы, ощутить их упругость. Но поцелуй остался без ответа, как и в прошлый раз.
– Если тебе никто не платил, зачем тебе это? – поинтересовался Чонин после поцелуя и долгой паузы, во время которой Кёнсу пытливо рассматривал его лицо.
– Ты, конечно, слепой и всё такое, но, наверное, ещё помнишь своё отражение в зеркалах? Хотя, если честно, куда больше меня интересует тот огонь, что ты тщательно пытаешься спрятать в себе… Впрочем, неважно. Так ты…
– Что ты сказал? – едва слышно уточнил Чонин, отступив от Кёнсу на шаг. Но Кёнсу надоело изводиться в ожидании. Он хотел покончить со всем поскорее, потому ухватился за пояс брюк и ловко расстегнул пуговицу и молнию. Раздевать Чонина ему уже доводилось, так что стянуть брюки с бельём стало делом одной секунды. Обнажённого Чонина он тоже видел не раз и не два, потому не стал терять время на любование и обхватил член ладонью, приласкав большим пальцем головку.
– Очень самонадеянно с твоей стороны, – чуть задыхаясь, пробормотал Чонин и крепко сжал запястье Кёнсу – до боли крепко.
– Ты хочешь, – отрезал Кёнсу и плотнее охватил ладонью горячий член. Реакция на его прикосновение была красноречивее любых слов Чонина. Он пару минут водил ладонью по члену, потом растёр проступившую каплю смазки и неожиданно убрал руку. Чонин непроизвольно шагнул к нему, задев твёрдым и горячим бедро, чем подтвердил слова Кёнсу – Чонин точно хотел.
Кёнсу прикоснулся к рукам Чонина, поймал пальцы, чуть сжал своими и медленно повёл за собой к кровати, усадил на край, затем пошарил под матрасом, где припрятал ещё в день закупки смазку и презервативы. Оставив всё это рядом с рукой Чонина, Кёнсу с раздражающей его самого медлительностью провёл ладонью по ноге Чонина. Кожу на внутренней стороне ладони щекотали и покалывали густые жёсткие волоски.
Опустившись на колени, Кёнсу с мягкой настойчивостью упёрся рукой в грудь Чонина и заставил отклониться назад, вытянуться на одеяле. Возможно, это было лишним, но Кёнсу по-прежнему сомневался, что можно легко возбудить слепого человека без должных усилий. Мужчины обычно «любят» глазами, вплоть до того, что им нравится смотреть на проникновение в тело партнёра в деталях. Но Чонин не мог смотреть и видеть, как бы сильно ему этого ни хотелось. Сейчас весь его мир сводился к звукам и ощущениям.
Кёнсу с настороженной плавностью проводил ладонями по бокам Чонина, животу и бёдрам, кончиками пальцев обрисовывал длинные косые мышцы. Наклонившись ниже, тронул губами смуглую кожу в самом низу живота. Терпкий запах, солоноватый вкус и едва заметная дрожь мышц под губами.
Запах Чонина Кёнсу понравился вопреки всем опасениям. И Кёнсу думал о предстоящей близости уже не как о простой необходимости. Смотрел на Чонина, прикасался, вновь отмечал гармонию в смуглом теле и занимался любимым делом – искал совершенные детали.
Красивый…
Кёнсу трогал каждую чётко проступавшую под кожей мышцу на напряжённом теле, обводил пальцем идеально круглый тёмный сосок, касался ладонями шеи, гладил сильные руки и ощупывал локти, неторопливо спускался к запястьям и слегка царапал ногтями твёрдые ладони с внутренней стороны. Вернувшись к бёдрам, снова коснулся губами гладкой кожи на животе, пробежался пальцами по всей длине члена, уверенно обхватил и тронул кончиком языка головку. Продолжить ему не дали. Чонин рывком вскинулся, сел на краю кровати и повёл руками, задел кончиками пальцев лицо Кёнсу, потом принялся ощупывать скулы, лоб, брови, щёки, нос, губы и подбородок.
Его прикосновения отличались от прикосновений Кёнсу. Если Кёнсу любовался и вторил взгляду руками, накладывая осязательные ощущения на зрительные, то Чонин именно «смотрел» прикосновениями, изучал. Иногда он несколько раз проводил пальцами по тому же месту, словно не мог отчётливо себе представить что-то. Вволю поизучав лицо Кёнсу, он принялся трогать шею, плечи, ощупал руки, затем вдруг резко дёрнул Кёнсу к себе, свалил на одеяло и принялся изучать уже грудь, живот и бёдра, переключился на ноги и не успокоился, пока не добрался до ступней.
Кёнсу зажмурился, когда горячие пальцы потрогали лодыжки и обвели выступающие косточки, ощупали ступни от пяток до поджавшихся пальцев. Он задохнулся от неожиданности – его вдруг без предупреждения перевернули на живот, уткнув лицом в одеяло. Чуткие пальцы заскользили по икрам, выше, ладони легли на ягодицы, неохотно сместились на пояс, огладили спину и плечи. После ладони сменили губы, прижавшиеся к шее. Лёгкий укус вызвал смятение и неконтролируемую дрожь.
Кажется, Джунсу что-то упустил в своём расследовании, или же Чонин в самом деле был предельно осторожен в связях такого рода. Потому что он точно знал, что делает и с кем. Это успокаивало и ободряло. Доверить себя неопытному партнёру или же партнёру с опытом – разные вещи даже для Кёнсу, привыкшего считать себя оружием, а не человеком.
– Первый раз? – Зачаровывающий хриплый шёпот словно вливался в ухо, смешиваясь с горячим дыханием. Кёнсу по-прежнему нравился голос Чонина, нравился настолько, что хоть часами слушай.
– Нет, но это было давно. Очень. – Кёнсу решил не лгать, да и Чонин не любил ложь, так что правда казалась предпочтительнее – так проще завоевать доверие. Вдобавок ко всему Кёнсу не до конца понимал мотивы Чонина. Может, Чонину и впрямь не хватало секса, но при его выдержке и самообладании согласие всё равно выглядело лёгким и неожиданно быстрым. Кёнсу готовился к долгой осаде этой крепости, а она пала после пробного штурма. Это смущало и настораживало.
Скрыть встревоженность от Чонина у Кёнсу не вышло: его тело оставалось напряжённым, и Чонин чувствовал это. Он осторожно размял плечи Кёнсу, согревая шею быстрыми поцелуями, провёл ладонями по спине и задержал их на бёдрах, мягко сжал ягодицы. Кёнсу послушно приподнялся, уперевшись коленями и прижавшись лбом к сжатым кулакам. Идеальная поза для начала, когда проще будет всё перетерпеть. Приглушённым голосом напомнил о смазке и презервативах, валявшихся поверх одеяла.
Кёнсу не особенно и мечтал о том, чтобы его трахнули, но плюсы от этого всё перевешивали. Трудно не доверять человеку, которого ты поимел с его согласия, а после секса у большинства парней обычно развязывается язык, и они становятся более откровенными и уязвимыми. Да и вообще, сила не у человека с членом, а у того, кто человека за этот член держит. Правда, у Кёнсу тоже член имелся, так что не стоило исключать из расчётов мексиканскую ничью. Маловероятно, но всё-таки. И Кёнсу невольно хмыкнул, попытавшись представить себе эту ситуацию, хотя его хмыканье осталось практически беззвучным, потому что дыхание перехватило от осторожного прикосновения влажных от смазки пальцев, скользнувших по ложбинке меж ягодиц.
Не стоило тешить себя иллюзиями: Чонин ни черта не видел, но осязал куда лучше большинства прочих людей, потому наверняка заметил, что Кёнсу уже подготовился. Но это ничего не изменило. Он терпеливо очерчивал пальцем вход, дразнил лёгкими прикосновениями к чувствительной коже. Не то чтобы Кёнсу это не нравилось. Ему не нравилось другое – потеря контроля. Его смущало поведение собственного тела, совершавшего те движения, на которые Кёнсу не рассчитывал. Его смущала тяжесть в самом низу живота – томительная и обременительная, и в то же время желанная. И его смущал собственный член, дерзко реагирующий на любое прикосновение Чонина.
Кёнсу мелко задрожал всем телом, едва меж напряжённых ягодиц проскользнул влажный от смазки и твёрдый от возбуждения ствол. И он именно что скользил между ягодицами и пока не проникал внутрь, лишь проезжался головкой по входу. Горячие ладони сильнее сжали ягодицы, раздвигая их, но Чонин по-прежнему лишь водил членом по коже, тёрся, дразня и испытывая терпение Кёнсу на прочность.
Или не терпение.
Кёнсу вцепился зубами в одеяло, чтобы не застонать от непривычно острого жара и ошеломляющего натиском возбуждения. Такого с ним точно никогда не делали. И он удивлённо охнул, потому что Чонин вдруг вздёрнул его бёдра повыше и толкнулся внутрь пока что пальцем, но при этом продолжал тереться членом меж ягодиц. Палец внутри себя Кёнсу пережил без проблем, раз уж недавно сам себя растягивал и готовил. Два пальца тоже особой погоды не сделали, а вот три ощущались уже иначе. Не больно, но и не верх блаженства. Поначалу.
Чонин намеревался пробудить в Кёнсу чувственность и возбудить как следует. Следовало признать, что у него получалось. И этому немало поспособствовала слепота Чонина. Вряд ли он смог бы так долго сдерживаться, если бы видел Кёнсу и каждое своё действие с последствиями.
Кёнсу пропустил тот миг, когда вместо пальцев в нём оказался член. Осознал перемены, лишь ощутив, как собственный слегка обмякший член встал практически рывком и довольно болезненно запульсировал от заметно усилившегося возбуждения. Кёнсу стиснул пальцами тонкую ткань и вжался лицом в одеяло, яростно кусая его и непроизвольно прогибаясь в пояснице. И он не представлял, что ему делать. Не удавалось сосредоточиться на мыслях, не удавалось даже полностью себя контролировать. Весь прошлый опыт полетел ко всем чертям, доказывая тем самым, что Кёнсу не так уж и много знал о сексе.
Кёнсу старательно продолжал прятать лицо в одеяле. Чувствовал, как пылают скулы и уши от стыда за самого себя, за собственное тело, что льнуло к Чонину. Он непроизвольно прижимался ягодицами к бёдрам Чонина, словно пытался сделать проникновение более полным, резко подавался навстречу толчкам, чтобы напряжённый ствол двигался внутри него быстрее, легче проскальзывал глубже и вызывал волны неконтролируемой дрожи, заставляя кусать одеяло всё исступлённее, лишь бы заглушить все звуки. Горячие руки, сжимавшие бёдра Кёнсу, казались благословением и проклятием одновременно. Когда же ладонь Чонина скользнула по влажной от пота коже и обхватила ноющий член, Кёнсу едва не взвыл.
Это было слишком, и Кёнсу не выдержал.
Он задыхался, стоя на четвереньках и вскинув голову, чтобы дышать более или менее нормально. Чонин медленно водил ладонью, испачканной спермой, по животу Кёнсу, где мышцы до сих пор подрагивали от отголосков оргазма.
Времени, чтобы отдышаться и прийти в себя, Чонин ему не дал. Перевернул на спину, втолкнул колено между ног и наклонился над ним. Потянул носом воздух, будто принюхиваясь, слепо повёл головой, задел губами подбородок. Меж полных губ – розовый язык. Кёнсу сильнее запрокинул голову, едва этот язык прошёлся по коже от подбородка вниз, к груди. Потом Чонин на миг прижался щекой к груди слева, отпрянул и тронул губами выпуклую вершинку соска.
Кёнсу приподнял голову, наблюдая за действиями Чонина и испытывая смешанные ощущения. Черты лица Чонина были живыми и подвижными, но глаза… Это было неправильно. Кёнсу понимал, что в этом вины Чонина нет, и что незрячие глаза не могут ничего отражать, но изменить это всё равно хотелось.
Кёнсу прикоснулся ладонями к щекам Чонина – кожу чуть оцарапала лёгкая щетина. Это не остановило Кёнсу. Он притянул голову Чонина ближе и прижался губами к его губам. Отвечал на нетерпеливый поцелуй и слегка вскидывал бёдра, чтобы потереться животом обо всё ещё напряжённый член. Далеко не сразу понял, что Чонин так и не кончил. Зато оценил по достоинству деликатность, с которой Чонин с ним обошёлся. Это было любезно с его стороны – остановиться после того, как Кёнсу достиг оргазма. Если бы Чонин продолжил, секс для Кёнсу сразу после оргазма превратился бы в неприятную пытку.
На любезность стоило ответить тем же, поэтому Кёнсу упёрся ладонями в грудь Чонина, столкнул его с себя, уселся в ногах и аккуратно снял презерватив. Осмотрев требующий разрядки член, вздохнул и улёгся поудобнее, чтобы легко можно было пустить в дело как руки, так и рот. Провёл пальцем вдоль косой мышцы справа, обхватил ствол у основания и осторожно сомкнул губы на головке. Замер, различив судорожный вдох, потом выпустил член изо рта и обвёл головку языком. Медленно и с нарочитой плавностью. Потому что наблюдать за реакциями Чонина на эти ласки было столь же восхитительно, как и чувствовать его внутри.
Но ещё более восхитительно было видеть едва сдерживаемое внутреннее пламя Чонина. Кёнсу даже пожалел, что не выбрал иную позу для секса – теперь он хотел видеть Чонина, когда тот брал его. Хотел видеть его лицо, его всего, читать, словно книгу.
Кёнсу сжал напряжённый член в ладони, принялся водить по всей длине жёстко и резко. И смотрел, как Чонин с силой стискивал в пальцах смятое одеяло, мощно толкался в его кулак, откидывал голову, позволяя любоваться проступавшими на шее гибкими мышцами. Смотрел, как играли под смуглой кожей на руках мускулы и отчётливо проглядывали жилы. На полных искусанных губах алели капельки крови, влажные тёмные пряди липли ко лбу и вискам, возле левого уха дрожала на коже крупная капля пота.
Кёнсу прерывисто выдохнул, зачарованный этой картиной. Его рука на твёрдом члене сама задвигалась быстрее, приближая Чонина к желанной развязке. Он наклонился и тронул кончиком языка головку. Отметил опасное напряжение под пальцами и торопливо взял в рот, позволив Чонину сильно толкнуться глубже и кончить.
Через четверть часа Кёнсу задумчиво тёр губкой смуглую спину и не знал, чего он ждёт. Чонин привычно молчал и явно не собирался никому и ни в чём исповедоваться. Он и душ не рассчитывал принимать вместе, но Кёнсу не стал спрашивать разрешения, как и после не стал просить позволения улечься в кровать Чонина. Взял и улёгся без спроса, правда, не рискнул прижаться к Чонину или обнять. Решил, что это будет уже перебор.
Чонин уснул быстро, а вот Кёнсу долго лежал и пялился в потолок. Пытался уложить в голове всё, что случилось за короткий промежуток времени.
Он не испытывал ни малейшей уверенности в последствиях своего поступка. Захочет Чонин повторения? Или нет? Насколько это ему было нужно? И почему он пошёл у Кёнсу на поводу? Быть может, он сделал это исключительно в пику Хон Сончжину? Да и всё равно у них всё получилось так себе: слишком поспешно, скомканно, один кончил слишком быстро, не сдержавшись, другому ничего не обломилось и пришлось добирать…
«Мишени порой куда сильнее, чем кажутся. Некоторые – опасны. Они умеют думать, как и ты. Бывает, умеют убивать не хуже тебя».
Чонин – опасная мишень. И он умел убивать, потому что прямо сейчас Кёнсу хотелось избавить мир от Хон Сончжина. Нестерпимо хотелось. Он едва не выбрался из кровати, чтобы немедленно осуществить это желание, но остановился, как только понял, что это не его желание.
Это – желание Чонина.
И это кое-что проясняло. Например, их близость, случившуюся сегодня. И Чонин захочет повторения, потому что Сончжин всё ещё ходит по земле и дышит. Но что будет, если это изменится? Кёнсу не знал.
Наверняка Кёнсу понимал пока только одну вещь: он влез в противостояние людей, о которых ни черта не знал, и обеими сторонами рассматривался как пешка.
Но обе стороны в этой игре не предполагали или забыли, что пешка могла начать собственную игру, сменив статус при определённых обстоятельствах.
В шахматах пешка, оказавшаяся рядом с вражеским королём, превращалась в ферзя.
Кёнсу сполз с кровати, бесшумно прокрался в гостиную, плотно прикрыл дверь и поменял карту в телефоне.
– Ты меня разбудил, – пожаловался Джунсу.
– Прости. Мне нужно, чтобы ты проверил счета Ким Чонина.
– На снятие двойного тарифа? – после долгой паузы уточнил Джунсу. – Я уже подумал об этом и проверил его счета. Его счета и счета его семьи. Всё, что мне удалось отыскать. Такую сумму не снимали и не переводили. Страховка на его счёте лежит нетронутая. Если он и есть господин Икс, то деньги он взял из воздуха или сам нарисовал. Или ограбил банк, вот прямо незрячим и так, что никто об этом не узнал. Или он бессовестно пользуется магией и наколдовывает себе деньги на анонимных счетах, чтобы заказать себя самого зачем-то. Лично я не вижу ни одной адекватной причины, чтобы он мог желать себе смерти. Ещё и так, как ты говорил – в муках. Чёрт с ним, может, он и захотел вдруг умереть, но не проще ли было сигануть с крыши и не мучиться? Это всяко лучше того, чего хочет один из заказчиков. Что-то ещё?
– Нет. Спасибо. – Кёнсу растерянно завершил разговор и поставил в телефон обычную карту.
Мозаика вновь отказывалась складываться в цельную картинку. Кёнсу мог допустить мысль, что Чонин искал смерти, но не такой, какой желал ему Хон Сончжин. Условия Хон Сончжина и нетронутые счета Чонина ломали всю теорию о причастности Чонина к заказу.
Но кто тогда господин Икс? И чего он ждёт?
========== Часть 6 ==========
Комментарий к Часть 6
Котики, бета несёт вам продолжение :)
“Дай мне прикосновение к тайне,
Стань мне кем-то совсем не случайным…” (с)
Часть 6
На рассвете Чонину снилось что-то плохое. Кёнсу сидел рядом с ним на кровати и терпеливо гладил по голове, ворошил пальцами влажные от пота тёмные пряди надо лбом и всматривался в слегка искажённые черты. Потом Чонин унялся, перевернулся на спину, закинул руку за голову и продолжил спать уже безмятежно.
Кёнсу плотнее завернулся в одеяло. Он всё так же сидел рядом и смотрел на Чонина. До этого пытался укрыть Чонина простынёй, но тот упрямо сдвигал ткань или вертелся так, что простыня сползала. Вот и сейчас простыня сбилась складками вокруг бёдер и на поясе, открыв ноги ниже колен и корпус от пояса и выше.
Кёнсу покосился на стену, отметил в пределах досягаемости светильник и тянувшийся от него провод. Проводом нетрудно обмотать смуглую шею и задушить. Хотя нет, слишком долго. Чонин жилистый, проворный и выносливый, да и руки у него сильные, а плечи широкие. Он вполне способен долго сопротивляться и вывернуться. И тогда Кёнсу придётся несладко, пусть Чонин и не видит ничего.
На столике у кровати валялся ножик для бумаги. Если правильно воткнуть в шею… Такой вариант получше.
Кёнсу уставился на ямочку меж ключиц. Уязвимое место. Он закусил губу, продолжая разглядывать ключицы. Если бы ему позволено было выбирать способ убийства, он выбрал бы яд. Такой яд, который сохранил бы тело Чонина неизменным. Подмешать в еду или уколоть иглой, смазанной ядом. Смерть стала бы похожа на сон, но Чонин выглядел бы как живой.
Кёнсу подтянул колени к груди, обхватил их руками и сплёл пальцы. И только через пару минут осознал, что уже предаётся сожалениям. Паршиво-то как. В смерти ведь нет ничего плохого, и Чонина стоило убить хотя бы из-за его глаз, которые уже никогда не увидят света. Он обрёл бы покой при славе. О чём ещё мечтать в его положении? И его смерть породила бы тысячи вопросов и предположений, превратилась бы в загадку, что будоражила бы умы не одну сотню лет. По-своему красиво даже. И Кёнсу мог подарить это Чонину. Не так уж и мало, да? Глупо сожалеть.
Чонин сонно потянулся, повернулся на бок, потом на живот, уткнулся носом в подушку, снова повертелся и затих.
Кёнсу принялся разглядывать гибкую спину. Из-за белой простыни на пояснице гладкая кожа казалась ещё более смуглой, чем была на самом деле. Широкие плечи, рельефные мышцы руки, острый локоть, обвитое жилами предплечье, запястье, узловатые пальцы на подушке, повёрнутое в сторону Кёнсу лицо. Тёмные волосы – волной на лоб, полукружия ресниц, приоткрытые губы, твёрдый подбородок. Резкие и жёсткие черты, но такие спокойные и умиротворённые.
Чонин шумно вздохнул, облизнул нижнюю губу, сдвинул руку, подложив ладонь под щеку, и вновь задышал ровно и размеренно. Ладонь под щекой – так обычно спят дети, но Чонин смотрелся в таком положении удивительно естественно. Влажный блеск приковывал внимание к его губам. Чёткий контур, насыщенный цвет из-за частых покусываний. Кёнсу помнил, что эти губы были отнюдь не гладкими, скорее уж, шершавыми. Неудивительно, если вспомнить, как часто Чонин их облизывал, тем самым подсушивая кожу и делая её «ломкой».
Кёнсу улёгся рядом, помедлил, но всё же вытянул руку и невесомо провёл по нижней губе Чонина кончиком указательного пальца. Как он и думал, в центре губы под пальцем сильнее всего ощущались неровности кожи. Чонин сонно смахнул палец Кёнсу в сторону и уткнулся носом в подушку. Кёнсу неторопливо вплёл пальцы в непослушные волосы на затылке, принялся поглаживать и перебирать пряди. Волосы тёплым шёлком скользили меж пальцами. Жёсткие, но гладкие. Кёнсу нравилось перебирать их – это успокаивало. Успокаивало их обоих.
Чонин даже сдвинулся ближе к Кёнсу, потом повернул голову, буквально уткнулся лбом в бок Кёнсу.
А немного позднее на кровать запрыгнул Чип, вклинился между ними, плюхнулся на бок и пихнул Кёнсу лапами. Пришлось отодвинуться, чтобы Чип не зарычал и не разбудил Чонина. При этом Чип внимательно смотрел на Кёнсу и выглядел ужасно недовольным, как будто Кёнсу улёгся на его законное место и спёр из тайника все сахарные косточки.
Под пристальным взглядом Чипа Кёнсу продержался не так долго, как ему бы хотелось, но на часах как раз засветилась шестёрка – самое время вставать, принимать душ и готовить завтрак, потому что Чонин чаще всего просыпался в семь.
После Кёнсу привычно занимался завтраком. Непривычными были его мысли.
Он отстранённо размышлял о людях в целом и о себе и Чонине в частности. Пытался представить, что обычно делают люди, когда живут вместе. Кёнсу почему-то казалось, что жизнь людей в таком случае скучная и пресная. Нельзя же всё время думать только о работе и семье. Или можно?
Кёнсу медленно помешал ложкой какао и признал, что тогда он сам мало отличается от прочих людей, потому что тоже живёт работой. Другое дело, что работа частенько преподносила сюрпризы и острые ощущения, адреналин. Хотя бы в случае с Чонином адреналина хватало. Получалось даже больше нормы, потому что Чонин оставался для Кёнсу загадкой. Обычно Кёнсу легко разбирался в «мишенях» и быстро приспосабливался к ним, хорошо ориентировался в мотивах и привычках.
С Чонином это не работало. Если поначалу Кёнсу грешил на его внезапную слепоту, то теперь объяснить непредсказуемость и непонятность Чонина слепотой было невозможно.
Чонин просыпался, принимал душ и шёл танцевать. Прерывался на обед – не всегда, но всё же – и опять возвращался к танцам. Потом душ и сон. И всё заново. Танцы Чонин иногда разбавлял визитами в агентство и выступлениями. Порой Кёнсу читал ему по вечерам, но эти случаи легко по пальцам пересчитать. Фактически Чонин всё время танцевал.
Кёнсу достаточно потёрся в коридорах агентства, говорил с господином Шином и прочими сотрудниками, так что знал, что в прежние времена Чонин снимался в кино, выступал в качестве модели, танцевал и пел. Сейчас кино и модельная сфера ему не грозили – они не для слепых. Чонин мог бы петь, но это оправдывало себя лишь в записи, а вот для шоу и выступлений не годилось, поскольку Чонин уже не настолько хорошо владел своим лицом. Его мимика оживала лишь во время танца. Танцор и хореограф от Бога – так о нём говорили, не уставая поражаться той лёгкости, с которой он продолжал танцевать на сцене даже сейчас.
И только Кёнсу знал, чего Чонину стоила эта кажущаяся «лёгкость». Он даже пошерстил в сети научные работы на эту тему, хотя так и не понял до конца механизм восприятия мира ослепшими людьми. И этот механизм отличался в случаях врождённой слепоты и приобретённой. Впрочем, Кёнсу отлично помнил, как Чонин «пробовал» сцену перед выступлением и сколько времени уходило на то, чтобы заучить клочок пространства, где предстояло танцевать. Иногда Чонин перестраивал танец из-за сцены, и это было непросто сделать, но он делал.
Многие люди, будь они на месте Чонина, давно сдались бы, столкнувшись с такими трудностями в количестве. Но Чонин не сдавался и продолжал танцевать, как бы трудно ему ни приходилось. Это вызывало ещё большее восхищение.
Чонин всё время танцевал, и это было единственной постоянной вещью в том, что касалось Чонина. И только.
В этом ключе Кёнсу и размышлял – о себе и о Чонине. Сейчас Кёнсу жил вместе с Чонином. Постель он решил пока держать в скобках, к тому же, это случилось всего один раз, и далеко не факт, что всё повторится. Так вот, Кёнсу жил вместе с Чонином и заботился о нём, проводил с ним больше времени, чем кто-либо ещё. Это отличалось от обычной работы Кёнсу. Ещё ни разу он не проводил с «мишенью» так много времени, никогда не был настолько близок к человеку, которого предстояло убить, никогда не пытался жить с «мишенью» в одном и том же ритме. Не то чтобы Кёнсу это беспокоило, но озадачивало в некоторой степени, потому что порождало новые привычки.
Кёнсу старался просыпаться немного раньше, быстро ополаскиваться в душе и бежать готовить завтрак с неизменным какао или горячим шоколадом. А ещё он привык следить за Чонином и улавливать те мгновения, когда Чонину требовалась помощь. И это медленно, но верно становилось частью его натуры. Он постоянно напоминал себе, что это заказ. Постоянно напоминал себе пункты плана и инструкции заказчика, прокручивал в голове то, что ему требовалось сделать в итоге с Чонином, но определённый порядок действий всё равно становился привычкой.
Кёнсу пришёл к выводу, что на его месте должен быть человек, испытывающий к Чонину ненависть. Спустя минуту Кёнсу отмёл этот вывод, потому что ненависть Чонин и Чип просекли бы сразу. Этот тандем поддавался немного лишь в тех случаях, когда Кёнсу шёл на поводу у искренних порывов своей души. Всякий раз, когда он искренне хотел помочь Чонину, тот либо делал крошечный шажок навстречу, либо не мешал хотя бы. И каждый раз, когда Кёнсу пытался действовать по расчёту или схитрить, Чонин превращался в монолитную стену, о которую Кёнсу при желании мог до бесконечности расшибать себе лоб. Чип был «стенкой» поживее, зато с зубами. Как показала практика, пёс не ленился пускать зубы в ход, лишь бы был повод.
Ненависть не годилась, но Кёнсу помнил и слова наставника – нельзя сближаться с «мишенью». Существовала условная граница, которую запрещалось пересекать. Дилемма в нынешнем задании заключалась именно в том, что Кёнсу просто не мог выполнить заказ без пересечения этой границы. Он долго думал об этом и пришёл именно к такому окончательному выводу. Примерил ситуацию на себя и понял, что он не станет доверять человеку, который не доверяет ему самому. Доверие по умолчанию предполагало взаимность, иначе никак. И это всё осложнялось слепотой Чонина. Слепота делала обычные способы бесполезными и требовала безусловной искренности от Кёнсу во всём. Не будет искренности – не получится выполнить заказ.
Тупик. Безнадёжный. И Кёнсу не знал, как ему поступить. Впервые он столкнулся с подобным за всё время работы в конторе. Для такого задания требовалось быть беспринципным, ни во что не верить и ни во что не ставить весь мир. Требовалось быть бездушным подонком. И любой среднестатистический человек считал убийц именно такими. Другое дело, что Кёнсу был профессионалом. Он убивал, потому что это его работа. Его этому учили, ему платили деньги, как любому служащему в любой компании. И он как раз прекрасно знал, что беспринципные убийцы подвизались в иной сфере и жили недолго. Потому что беспринципность – это хорошо, быть может, но беспринципность порождала недоверие, внушала страх всем вокруг, а страх вёл к ненависти и неприятию, и дарил кучу врагов, готовых воткнуть нож в спину. Они и втыкали. С охотой. И избежать этого нельзя, потому что у беспринципных людей нет друзей. Друзья им не нужны вовсе. Да и кто захочет дружбы человека, который ни во что не ставит ни мир вокруг, ни прочих людей? Никто.
В конторе, насколько помнил Кёнсу, работал один такой тип. И контора сама же от него избавилась, потому что – беспринципность. Ни одна организация не может существовать долго и надёжно, если не станет придерживаться принципов. Отсутствие принципов – проблема для бизнеса.
