Текст книги "Артигас"

Автор книги: Хесуальдо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

В разгар битвы, отделившись от фланга, Ривера появился перед врагами совершенно один. Он летел на своем черно белом коне почти стоя, без шляпы, в расстегнутой куртке, с обнаженной загорелой грудью, блестевшей от пота, как бронза. Единственным его оружием было копье. Домчавшись до вражеской колонны, он налетел на офицера, который ее вел. Услышав ржание лошади, офицер быстро повернулся, но Ривера в то же мгновение нанес ему страшный удар копьем. Офицер упал замертво, а его отряд стал разбегаться. Патриоты, которые уже начали было отступать, повернулись и вступили в схватку с врагом, во время которой было убито около двадцати португальцев. В конечном счете бой оказался бесполезным, и все же этот достойный Гомера подвиг служит великолепным примером жестокости и величия, характерных для борьбы за свободу, которую возглавлял Артигас.

«Прошло еще три или четыре часа жестокого боя, и нам удалось добиться поражения противника», – писал после этой битвы португальский военачальник Маркес. Артигас с остатками своей армии скрылся среди холмов.

Примерно в это же время маршал Сильвейра, перейдя реку Ягуарон, направился через Серро-Ларго к Кордобесу. Против него вышли солдаты Оторгеса и около Пало-Паеса разбили португальцев, правда, ценой гибели многих патриотов, в том числе отважного капитана Галеано. Патриоты на быстром марше продолжали атаковать португальцев и окружили их в поместье Касупа. Однако отсутствие достаточной военной подготовки у офицеров Артигаса дало Сильвейре возможность выйти из окружения и соединиться с войсками Лекора.

Подходил к концу 1816 год, принесший длинный ряд поражений. Но даже они не могли вывести Артигаса из равновесия. Он был полон решимости и 30 ноября, уже зная о потерях Риверы, в письме к Баррейро просил ускорить подготовку военных резервов: «Вчера с нами соединились дивизия Вердуна и войска провинции Корриентес, – писал он. – На этой неделе жду прихода войск из Эрвидеро и Сориано; с ними мы предпримем новую кампанию и посмотрим – быть может, судьба пойдет нам навстречу». Еще через два дня из своего временного штаба он послал в Санта-Фе другое письмо, в котором вновь говорил о «необходимости дать энергичный отпор и разоблачить происки Буэнос-Айреса во имя спасения судьбы федерализма и всей Америки».

С самого начала португальской интервенции верховный правитель Буэнос-Айреса Пуэйрредон держал наготове своих сторонников в Монтевидео, к которым в какой-то мере принадлежал и Баррейро. Об этом свидетельствует письмо Пуэйрре-Дона Сан-Мартину, где говорится о двойной игре Баррейро. Баррейро развернул весьма активную деятельность и, насколько Артигас мог судить, действовал честно, хотя за ним числились и не совсем чистые дела при использовании земель, перешедших в общественную казну. Неусыпный, требовательный контроль Артигаса, основным принципом которого был аскетизм, не допускавший никаких уступок, приводил к появлению все большего числа недовольных; вызывали протест и ограничения в торговле с Буэнос-Айресом, а теперь и с Бразилией наносившие, разумеется, ущерб жителям города. Недовольны объединились с теми сторонниками Буэнос– Айреса, которые были связаны с Пуэйрредоном, а к ним, в свою очередь, примкнули сторонники португальцев. Эта последняя группа действовала при помощи Николаса де Эрреры, который, как это явствует из писем Гарсии, подготовлял в Монтевидео переход Восточной провинции под власть Португалии. Баррейро не избег сети интриг Эрреры и оказался втянутым в заговор, Хуан Мариа Перес, возглавлявший этот заговор, ставил свое целью избавиться от Баррейры и заменить его кем-либо, более склонным к сдаче города португальцам. Мятеж батальона Переса разгорелся в начале сентября, когда войска Артигаса истекали кровью в битве при Санта-Ане. Артигас вскоре получил известия о мятеже, о том, что Баррейро поражен в тюрьму, а все военные и гражданские посты заняли мятежники. Однако Кабильдо сумел быстро восстановить положение, Баррейро снова занял свой пост.

Но когда португальцы, не встречая препятствий, двигались на Монтевидео, Баррейро через своего уполномоченного Порфирио Бауса попросил Пуэйрредона о помощи. Тот только этого и ждал. Он потребовал в обмен признания центральной власти Буэнос-Айреса провинцией Восточного берега и другими провинциями и отмены изданного Артигасом закона о закрытии портов. На этих условиях Буэнос-Айрес соглашался оказать помощь Монтевидео в обороне от португальцев.

Кабильдо Монтевидео направил к Пуэйрредону двух делегатов – Хосе Хуана Дурана и Хуана Франсиско Гиро – для переговоров. Артигас, разумеется, ничего об этом не знал и еще за месяц до этого предупреждал Кабильдо о «преступном и возмутительном поведении Буэнос-Айреса, который только и мечтает о нашей гибели».

Баррейро присоединился к позиции Кабильдо. И тогда делегаты, люди богатые, которых мало беспокоила судьба провинции и пролитая за нее кровь и которых интересовал лишь успех будущих экономических операций, подписали в Буэнос-Айресе все, что от них потребовали.

Ни Кабильдо, ни Баррейро не могли принять условия, на которые согласились делегаты и которые выходили за рамки данных им инструкций. И разумеется, не мог согласиться с ними Артигас, который с огромными усилиями пытался вновь собрать воедино свое обессилевшее войско и вновь начать борьбу с врагом. Подписанный договор он назвал провокацией, – «настоящим оскорблением, нанесенным лично ему и чести всех народов Восточной провинции», а тех, кто захотел продать и предать свою провинцию, он назвал «чужестранцами в собственной стране».

В своем замечательном послании к Кабильдо Монтевидео от 16 декабря 1816 года Артигас сделал заявление, которое он хотел навсегда оставить в памяти своих соотечественников: «Вождь народа Восточной провинции на протяжении долгого времени не раз доказывал, что он слишком горячо любит свою родину, чтобы жертвовать ею во имя жалкой необходимости». И действительно, ни в опасностях войны, ни во время относительного спокойствия и мира не было человека с более чистой совестью и более последовательной позицией, чем Хосе Артигас.

Между тем португальские войска под командованием Декора приближались к Монтевидео. Артигас понимал, что оборона города крайне трудна и что его необходимо эвакуировать. Надо было перенести военные действия в такие районы, где было бы легче решить проблему ресурсов. Прежде чем покинуть город, он предлагал разрушить его стены и вывезти военное снаряжение и припасы, чтобы они не достались предателям.

Начался 1817 год. Артигас хотел дать противнику еще один решительный бой, чтобы задержать войска, двигавшиеся к столице. Артигасу противостояли соединенные войска португальских военачальников Курадо и маркиза де Алегрете, получившие подкрепление. Командование войском Артигас поручил молодому офицеру Андресу Латорре. Сам же он занял позицию на берегу Арапея, куда подошли португальские войска под командованием полковника Абреу. Получив сведения от перебежчиков, он переправился через реку и, оставив за собой охрану, двинулся со своей артиллерией прямо в лагерь Артигаса. Это произошло 2 января.

Артигас открыл огонь по нападающим и заставил португальцев бежать. Бросившись преследовать врага, войска Артигаса покинули свою позицию, и оказались в центре поля. Однако сильный огонь португальской артиллерии внес полнейшее Смятение в войска патриотов. С огромным трудом Артигасу удалось спастись. Его лагерь был разграблен и подожжен.

Войска полковника Абреу пошли на соединение с Алегрете. А пока Латорре снова перешел реку Куарейм и 4 января оказался почти напротив того места, где расположился Алегрете, на берегу реки Каталан, у самого впадения ее в Куарейм. Направо от него была сильно пересеченная местность, налево – ущелье, смыкающееся с руслом реки Каталан. К сожалению, Латорре снова выбрал неправильную тактику: он атаковал сначала левый фланг португальцев, а затем, перейдя реку, начал атаковать арьергард, но Мена Варрето твердо выдержал этот удар, так же как и Курадо на левом фланге. Тогда Латорре повел свой левый фланг в атаку против правого фланга португальцев. Началось жестокое сражение. Оно продолжалось с переменным успехом, пока на помощь к португальцам не подошли войска Абреу, которые возвращались после победы над Артигасом. Они обрушились на отряды Латорре, и португальцы достигли успеха, но ценой больших потерь. Поэтому они не стали развивать наступление и отошли к реке Куарейм для перегруппировки.

5 января Артигас написал Баррейро лаконичное письмо, в котором четко объяснил положение и дал задание Ривере отойти к Рио-Негро и эвакуировать Монтевидео. Артигас потребовал, чтобы стены города были снесены. Через неделю, когда Лекор подошел уже совсем близко, Артигас снова написал Баррейро и сообщил, что он собирает войска в надежде перейти в наступление. Для этого он просил у Баррейро оружия.

«Мы потерпели поражение и отныне вечно должны сожалеть об этом», – писал он о проигранной битве у Каталана.

Монтевидео был эвакуирован 18 января в условиях полного порядка, как отмечали даже португальцы; требование Артигаса не было выполнено, и городские стены остались нетронутыми. Из города ушли только восемьсот человек из числа вольноотпущенных Баусы и артиллеристов Рамоса, а также некоторые патриотически настроенные рехидоры. Во главе войск шли Баррейро и Суарес. Молча вышли они через ворота Сан-Хуан. Позднее они присоединились к небольшой дивизии под командованием Мануэля Франсиско Артигаса, находившейся в Канелонесе.

Как только патриоты оставили Монтевидео, члены Кабиль-до на следующее же утро отдали дань предательству и раболепию. Они клеймили Артигаса, называли его угнетателем, надругавшимся над свободой. Кабильдо проголосовал за признание португальского короля. Были зачитаны прокламация Лекора и ответное послание, составленное в весьма медоточивых выражениях; Ларраньяга и Эстрада отвезли его Лекору. Было решено, что весь городской совет выйдет к воротам Монтевидео, чтобы вручить победителю ключи от города. В торжественной обстановке вошел в Монтевидео главнокомандующий португальских войск, генерал Карлос Федерико Лекор, усмиритель мятежных провинций, действовавший от имени его величества дона Карлоса VI, короля Португалии, Бразилии и Алгарви. Лекор вошел в город через ворота Сан-Франсиско, встреченный восторженными кликами толпы. Раздавались, однако, и другие возгласы: «Долой португальцев и их приспешников!» 20 января 1817 года над Монтевидео вместо трехцветного знамени Артигаса взвился флаг португальских королей.

Генерал Лекор начал с подкупа жителей Монтевидео различного рода подачками – чинами, земельными угодьями, почетными титулами. Его офицеры вступали в брак с уроженками города, чему первым подал пример сам Лекор. Между тем на севере, в Мисионес, его войска истребляли население, стирали с лица земли одно поселение за другим, проявляя дотоле еще невиданную жестокость.

И все же Артигас не считал себя окончательно побежденным. В Пурификасионе он с жаром взялся за восстановление своего войска; об этом рассказывал Пуэйрредон в письме к Сан-Мартину. Артигас думал о новых битвах и о новой стратегии. Но его указанию патриоты постоянно преследовали новых хозяев Монтевидео; их неоднократные атаки не раз заставляли Лекора выходить из крепости. Действовали также отряды партизан во главе с Лавальехой и Баррейро. Несколько раз Лекор принужден был дойти даже до Пасо-де-Арена, где патриоты действовали совместно с корсарами, самыми важными союзниками Артигаса в этой войне.

Для Артигаса, не имевшего собственного флота, иностранные пираты были той силой, которая помогала ему бороться с вражеской торговлей. Первые пираты, вышедшие под флагом Артигаса, были снаряжены в Пурификасионе. Затем они стали базироваться в колонии, ставшей их центром. Действия корсаров начали всерьез беспокоить Буэнос-Айрес. Среди тех, кто активно служил делу Артигаса, были англичане Ричард Лич, Джон Кларк и Джон Мерфи; были также французы и североамериканцы. Корабли «Непокоренный» Джона Даниэльса и «Мария» Педро Дутана получили тогда широкую известность не только своими отважными операциями, но и тем, что они пронесли по многим морям флаг Артигаса.

Провинция Восточного берега была так изнурена войной, что Артигас в поисках ресурсов обратился к провинциям Литораля (Междуречья). Он начал получать помощь от Мендеса из провинции Корриентес, от Веры из Санта-Фе и Рамиреса и Хордана из провинции Энтре-Риос В феврале 1817 года он просит Веру подготовить три тысячи человек. Своим офицерам, которые начали осаждать Монтевидео, он приказал ускорить подтягивание резервов. В апреле Артигас решил подойти ближе к Монтевидео. В Пасо-де-Арена – штабе патриотов – его встретили с радостью. Португальцы были окружены в Монтевидео со всех сторон, и им требовалось прилагать много усилий, чтобы обеспечивать снабжение города всем необходимым. Артигас приехал сюда, так как знал, что среди его офицеров уже появилось неверие в победу, а у некоторых и прямое желание договориться с португальцами и с портеньос. Многие из них уже перешли к врагу, другие только и ждали момента, когда можно будет сделать то же самое. Не было уверенности даже в самых близких людях, родственниках и помощниках вроде Баррейро или Оторгеса. Отвечая на заигрывания Пуэйрредона, Оторгес выражал ему свою преданность и сообщал, что именно следует предпринять, чтобы убедить Артигаса «прислушаться ко всеобщему стону».

Только на севере индеец Андресито был полон решимости и всеми силами стремился преодолеть последствия поражения в Сан-Борхасе. Артигас написал ему письмо, в котором говорилось:

«Не теряйте присутствия духа и продолжайте свой путь на Транкеру. Поднимайте боевой дух индейцев. Кровь, пролитая их братьями, предсмертные стоны славных защитников Сан-Борхаса, цепи, в которые заковывали наших пленных, и их мучения, – все это требует от нас наивысшего напряжения сил, требует мести и борьбы за свободу». И Андресито продолжал отчаянно биться против португальцев.

Артигас тоже не сдавался. Когда перед ним закрывалась одна дверь, он стучался в другую. Так, пока портеньос договаривались об условиях сдачи Восточной провинции португальцам, Артигас послал делегатов в Парагвай, к мрачному диктатору Франсии, и заключил торговый договор с консулом Великобритании. Этот договор был инструментом, с помощью которого Артигас стремился добыть вооружение, столь необходимое его войску. Текст этого договора, подписанного в Пурификасионе 7 августа 1817 года, был напечатан во многих европейских газетах.

Кроме того, Артигас договорился с приехавшим в Пурификасион североамериканским консулом Томасом Хелси по некоторым внешнеполитическим и торговым проблемам. В результате морское пиратство получило признание и тот масштаб, которого требовали интересы Восточной провинции. Хелси предложил Артигасу корабли и людей, чтобы помочь ему задушить португальскую торговлю. Хелси, внимательно следивший за борьбой Артигаса, докладывал своему правительству в апреле и июле 1817 года, что справедливость на стороне вождя Восточной провинции, и на этом основании просил оказать помощь Артигасу и его соотечественникам.

По совету консула Артигас 1 сентября написал президенту Соединенных Штатов Монро. Хелси сыграл также важную роль в увеличении корсарского флота, центром которого стала Балтимора. Отныне Лекор и Пуэйрредон потеряли покой. Среди названий кораблей встречались такие: «Республика Восточного берега», «Генерал Артигас», «Конфедерация», «Непобедимая Восточная», «Восточный тигр» и т. д. Некоторым из этих кораблей удалось не только совершить рейсы по Ла-Плате, но и выйти в Атлантику и даже дойти до Средиземного моря. Их деятельность нарушала торговлю между портами Бразилии и Португалии и приводила к большим потерям.

Борьба против централизма Буэнос-Айреса

В политической жизни 1817 и последующих годов господстствовал, в сущности говоря, один фактор – постоянное сопротивление политике Ложи Лаутаро, находившейся теперь в руках Пуэйрредона и открыто направленной против Федеральной лиги и авторитета Артигаса. Помимо того, что Ложа вела интриги в Литорале, Барнардино Ривадавия отправился в Европу, чтобы предложить какому-либо принцу из королевской семьи управление Ла-Платой; таковы были пожелания конгресса в Тукумане и правительства Буэнос-Айреса. Победа, одержанная Сан-Мартином в Чакабуко, еще больше укрепляла Пуэйрредона на его монархистских позициях.

Сан-Мартин представлял в Америке революционное якобинство, опиравшееся на демократические тенденции испанской революции; он действительно стал символом американской революции, ибо был руководителем освободительной войны, не будучи связанным никакими интересами ни с помещиками, ни с торговцами. Несмотря на свое ведущее положение в Ложе, он стоял в стороне от многих политико-экономических проблем, служивших причиной раздора среди населения, и всячески стремился отстраниться от участия в гражданской войне.

С другой стороны, по мере того как португальцы углублялись в Восточную провинцию, правительству Буэнос-Айреса становилось ясна, что интервенты (хотя об этом открыто не заявлялось), как и во время первого своего вторжения под командованием Диего де Соуза, стремились окончательно аннексировать территорию, называвшуюся «Залаплатской». Было ясно, что ни Пуэйрредона, ни других участников Тукуманского конгресса португальская монархия тоже не устраивала. «Я хочу, – заявлял Пуэйрредон, – такого монарха, который соответствовал бы чести, которой он удостаивается, то есть я хочу такого монарха, который был бы более значителен, чем дон Хуан, причем он должен быть только нашим и ничьим другим королем».

Когда Артигас узнал об этих намерения Пуэйрредона, он немедленно начал предпринимать всевозможные контрмеры. Он разослал декларации, составленные аргентинцами-эмигрантами в США. Декларации содержали разоблачения маневров правительства Буэнос-Айреса. Однако, учитывая дезертирство и упадок духа своих офицеров, Артигас хотел выяснить, имеет ли он право брать на себя ответственность за дальнейший ход событий. Когда в ответ на его заявления об отставке от всех кабильдо пришли уверения в преданности и готовности следовать за ним, Артигас из Пурификасиона направил Пуэйрредону обвинительный документ. Он был написан в духе знаменитого письма Цицерона Катилине:

«До коих пор намерены вы усугублять мои страдания? Восемь лет революции, надежд, опасностей, превратностей, несчастий должны были бы, кажется, служить достаточным доказательством моей решимости, а также истинного намерения нашего правительства… Величие жителей Восточной провинции сравнимо только с их готовностью к жертвам; они умеют презирать опасности и преодолевать их, они сопротивляются и будут сопротивляться. Я же во главе их пойду туда, где раньше всего возникнет опасность». Свой меморандум Артигас закончил следующими словами: «Скажу вам раз и навсегда: вы будете нести ответственность перед родиной за предательство ее интересов. Настанет день, и суд всей нации воздаст каждому по всей справедливости».

Это послание Артигас направил открыто через Санта-Фе. Однако ничто не могло заставить Пуэйрредона изменить свои планы – довести до конца борьбу против федерализма и обеспечить торжество централистской политики Буэнос-Айреса. В ответ на меморандум Артигаса по заказу Пуэйрредона был состряпан и опубликован пасквиль, в котором Артигас назывался «чудовищем», «хищным волком», «бичом родины», «новым Аттилой, свирепствующим на несчастных землях, которые ему подвластны». Этот пасквиль, автором которого был Кавиа, один из членов камарильи Пуэйрредона, был разослан по всей стране, чтобы подорвать престиж Артигаса.

В конце 1817 года Пуэйрредон писал Сан-Мартину, что «дела в провинции Восточного берега рушатся», и сообщал о дезертирстве Эреньу и других соратников Артигаса, которым он помогал. Однако в действительности движение за автономию еще не было ликвидировано, и провинции, входившие в Лигу, продолжали оказывать Артигасу большую помощь.

В это время в стане Артигаса начал выделяться Рамирес, который не раз побеждал в сражениях против войск Буэнос-Айреса. Теперь его называли «могучим энтрерианцем». Рамирес, сын парагвайского лодочника, был с 1811 года сподвижником Артигаса. В то время ему было тридцать лет. Среднего роста, сильный и загорелый, с большой головой и густой черной шевелюрой, с густыми бровями и тяжелым взглядом черных глаз, он внушал скорее страх, нежели симпатию. Мужественный и самостоятельный в своих суждениях и поступках, он отличался твердым характером и жестокостью. Во время войны с Буэнос-Айресом Рамирес в течение двух месяцев одерживал победы над портеньос и стал отважным и опасным вождем провинции Энтре-Риос.

Между тем португальцы, победители во множестве сражений, завладев Монтевидео, все еще не чувствовали себя хозяевами. Артигас продолжал господствовать и во внутренних районах Восточного берега и в провинциях Междуречья, откуда он черпал силы. Наибольшую помощь ему оказывали провинции Энтре-Риос и Корриентес. Чтобы окончательно ликвидировать власть Артигаса, португальцы решили осуществить двойную операцию – на воде и на суше. Для этого они вызвали эскадру Сенна-Перейры, и 2 мая 1818 года она прошла по реке Уругвай на север. Во-вторых, пришло в движение войско Ку-радо, которое бездействовало со времени победы у Каталана и в феврале вновь начало наступление. В результате этой комбинированной кампании португальцам удалось соединить свои коммуникации по всей Восточной провинции.

Артигас немедленно собрал свои батареи в Арройо-де-ла-Чина, Пасо-де– Вера и Перучо-Берна, чтобы закрыть проход португальским кораблям. Однако батареи эти были вскоре разбиты Бентосом Мануэлем, который к тому же наложил военные налоги на население Арройо-де-ла-Чина и увез с собой немало людей и всех лошадей. Затем, находясь под защитой флота Перейры, он снова перешел реку Уругвай.

И все же, несмотря на эти новые неудачи, Артигас не терял надежды укрепиться. Он перешел на реку Кегуай и отсюда написал Ривере, чтобы тот соединился с ним. Льюпесу и своему брату, которые находились напротив Монтевидео, он приказал усилить нападения на португальцев, находившихся в городе. Ривера неохотно двинулся на север. Ему была известна прокламация Дурана, рехидора Монтевидео, ставшего послушным исполнителем воли португальцев. Дуран призывал солдат Артигаса дезертировать, обещая перебежчикам по шесть песо в месяц, которые будут выплачиваться с такой же аккуратностью, как и жалованье офицерам, перешедшим на сторону врага.

А когда Ривера прибыл в назначенное место, оказалось, что Курадо уже переселил семьи, вывезенные им из Арройо-де-ла-Чина, в Пурификасион, куда он вошел 9 апреля 1818 года и где расположил свой штаб. Итак, штаб захватчиков разместился на месте штаба борьбы за свободу!

Ривера решил сделать неожиданный обход, и ему удалось напасть на Бентоса Мануэля и рассеять его войско. Затем Ривера направился в Ринкон-де– Лино-Перес, а Артигас обосновался в Кегуай-Чико. Здесь он получил еще одну грустную новость: Оторгес, оставшийся почти единственным, кто еще сопротивлялся на юге, укрепившись на берегу Рио-Негро, был захвачен врасплох Бентосом Гонсалесом, и после небольшой схватки войско его было разбито, а сам он захвачен в плен. С разгромом Оторгеса нарушилась связь между вождями восточных войск. Положение становилось все более мрачным. Теперь на юге сопротивляться врагу мог только Хосе Льюпес. Со своим отрядом добровольцев Льюпес изо всех сил пытался разорвать коммуникации португальцев в этом районе.

Бентос Мануэль продолжал двигаться к Кегуай-Чико, где обосновался Артигас. 4 июля он внезапно напал на лагерь Артигаса и наголову разбил его войска. Он захватил его имущество и взял много пленных, в том числе Баррейро с женой. Однако уже через несколько часов на Мануэля напал Ривера, которому после короткой схватки удалось отнять у Мануэля все, что было захвачено в штабе Артигаса.

В конце июля генерал Пинтос, недавно прибывший со своими войсками из Сан-Пауло, напал на войска Риверы и разбил их. Были взяты в плен многие офицеры и среди них брат Риверы Бернабе. Затем Пинтос направился в Сан– Хосе, где не встретил никаких войск. Здесь он захватил группу женщин – жен офицеров Артигаса, ехавших в Канелонес, в том числе жену Льюпеса; жене Риверы удалось бежать. Все они были отправлены в Монтевидео, где их посадили в тюрьму при военной крепости.

Через несколько дней был взят в плен брат Артигаса Мануэль Франсиско, а затем Хоакин Суарес. К этим несчастьям, которые деморализующе действовали на офицеров Артигаса, прибавилось предательство: перешел к португальцам Гарсиа де Суньига, человек, пользовавшийся полным доверием Артигаса, и его советник с самого начала революции.

Лекор, увидя, что его подкупы имеют успех, попытался применить эту тактику к Артигасу. Ответ был кратким и драматическим: несчастный эмиссар, посланный с этим поручением, был убит Артигасом.

Закрепившись в Кегуае, Артигас вновь (в который раз!) начал реорганизацию своего разбитого войска, все еще надеясь предпринять новую кампанию против португальцев.

Тем временем в столице Соединенных Штатов посланец Буэнос-Айреса вел переговоры с министром иностранных дел Адамсом о признании Аргентины, совершенно игнорируя, однако, факт существования Восточной провинции и борьбу Артигаса. Адаме подробно расспрашивал о положении в Ла-Плате и о важнейших проблемах, волнующих ее жителей. Адаме оказался весьма осведомленным в этих вопросах. Эмиссар Буэнос-Айреса не сумел убедить правительство США в необходимости признать Аргентину, и президент Монро решил послать в Ла-Плату своего делегата. Перед этим в конгрессе велись горячие дебаты по поводу признания независимости Аргентины.

События, связанные с борьбой Артигаса и корсарами, уже давно занимали общественное мнение США. В потоке вопросов, реплик, споров, который бурлил в конгрессе, начали постепенно вырисовываться истинные контуры фигуры Артигаса, не просто выдающегося человека, но и настоящего вождя народов. О нем сообщали консул Хелси и представитель США в Буэнос– Айресе Ворингтон. В своих донесениях он описывал Артигаса как «одинокого и отважного руководителя, который, сидя на бычьем черепе под смоковницей, диктовал свои распоряжения двадцати тысячам своих подданных». Адаме был хорошо осведомлен об Артигасе. Именно он, анализируя в конгрессе ла– платскую проблему, заявил: «Единственный защитник демократии в этих районах Америки – это отважный и рыцарственный республиканец, генерал Артигас, единственный, кто достоин произносить имя Вашингтона. У остальных же при одном только звуке этого имени мурашки бегут по коже».

Комиссия конгресса США прибыла в Ла-Плату в начале 1818 года. К этому времени дезертирство офицеров из армии Артигаса усилилось. Становились ясными причины распада армии. Об этом прямо говорили офицеры, перешедшие со своими отрядами к противнику: «Мы убедились, что при правлении Артигаса разрушается частная собственность и происходят многочисленные беспорядки, которые мешают людям жить». Со своей точки зрения они были правы – ведь этим людям, которые совсем не были революционерами, как Артигас, хотелось сохранить в неприкосновенности свои имения и привилегии, и, в сущности, за это они и боролись. Они рассуждали: что будет, если Артигас окажется победителем? Что станет с их латифундиями, с их доходами, если уже сейчас, несмотря на все трудности, проводился в жизнь регламент, обеспечивавший интересы самых обездоленных за счет интересов людей состоятельных.

Этих людей не пришлось долго уговаривать стать союзниками врага. Но эта жалкая стая предателей не могла заставить Артигаса отказаться от своей великой мечты и прекратить борьбу. «Я буду и дальше бороться, если только у меня останется хотя бы один солдат», – заявил он прибывшим делегатам. «А с португальцами, – добавил он, – я буду бороться, если у меня не останется ни одного солдата, а только дикие собаки».

Чтобы усилить движение сопротивления в других провинциях, Артигас посылает инструкции Эстанислао Лопесу в Санта-Фе, советуя ему заставить портеньос уйти восвояси. Лопес перешел в лагерь федералистов и стал одним из видных деятелей в своей провинции. Свое войско он одел в яркие чирипа (обычная одежда гаучо) и тигровые шкуры и вооружил их копьями с украшениями из перьев. В течение короткого времени Лопес закрепился на своей территории и вошел в контакт с Рамиресом, который стал теперь вождем в Энтре-Риосе. Их обоих поддерживала эскадра Педро Кемпбелла, ирландского моряка, авантюриста и идеалиста одновременно. Высокий, костлявый, с рыжей бородой и усами, одетый в лохмотья, он выглядел довольно свирепым. Таким его описывает Робертсон. Эту странную фигуру, оставшуюся здесь как живое воспоминание об английской интервенции, сопровождал оруженосец, столь же экстравагантный, как и он сам. Кемпбелл воевал на стороне Артигаса с 1817 года, плавая в водах Параны, а затем помогая Андресито при взятии Корриентеса. Обычно он применял тактику, в успехе которой он убедился при своих морских набегах, – взятие на абордаж.

А в Кегуае Артигас с батальоном из шестисот человек, перенося страшные лишения, ждал окончания зимы. У его солдат не было никакой другой одежды, кроме чирипа. Они просыпались полузамерзшие и разводили огонь, чтобы хоть как-нибудь согреться. Артигас все еще надеялся, закрепившись в Литорале, начать новое наступление против португальцев.

Третий план наступления Артигаса, который относится к началу 1819 года, состоял в том, чтобы с трех сторон ворваться на территорию португальцев. Артигас должен был войти со стороны Санта-Аны, Андресито – через Мисионес, Каере – через Ибикуй. Затем все трое должны были двинуться к Санта-Марии. План этот был таким же отчаянным, как и предыдущий. Кампанию начал Андресито, овладевший многими населенными пунктами Мисионеса за исключением Сан-Борхаса. Полковник Арауче атаковал его в Сан-Николасе и сам погиб в бою. Однако вскоре Абреу сумел отомстить в битве при Итакуруби, заставив Андресито распустить своих всадников под угрозой пленения. В конце 1819 года, в Сан-Лукасе на зеке Уругвай, недалеко от Сан-Николаса, Андресито был пойман кожаным арканом в тот момент, когда он вместе со двоими товарищами сооружал плот. Андресито был взят плен, и это означало полное прекращение сопротивления патриотов на севере.

Это было настоящее бедствие. Артигас принужден был изменить свой первоначальный план. Он пересек Уругвай в декабре 1819 года и закрепился со своими войсками на другом берегу. После того как Латорре разбил авангард Абреу при Ибирапуита, войско продолжало наступать до Санта-Марии. Здесь после целой серии военных операций, не принесших решающих результатов, Артигас был вынужден вернуться в свою провинцию, чтобы раздобыть лошадей для своей сильно уменьшившейся кавалерии. Его войскам удалось избежать битвы, которую португальцы намеревались дать в Кебрадас-де– Белхармино. Враги решили действовать иначе: когда Артигас уехал, они напали на оставшихся солдат. Много патриотов здесь погибло, в том числе офицеры– индейцы – воспитанники Андресито. Этим разгромом ознаменовалось начало 1820 года – трагического года в жизни Артигаса.