Текст книги "В книжной лавке, у которой нет названия (СИ)"

Автор книги: GrantaireandHisBottle

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Грантер не слушал, о чем там болтали Фейи, Курфейрак и прочие, он просто усердно пытался откупорить бутылку вина, как вдруг услышал, что хипстер радостно завопил.

– Ну, что опять? – устало спросил художник, зубами вытягивая пробку.

– Я говорю, мсье, что у вас мы сможем проводить свои собрания политического клуба.

– Якобинцев, – тихо добавил Грантер, с блаженством глотнув вина с горлышка, а потом резко подавился и закашлялся. – Что вы собрались делать?! Тут?

Жеан вручил комиксы Курфейраку и подошел к Грантеру, тихо зашептав ему на ухо:

– Они приведут новых людей, Эр, можно собрать столько денег на проект по закупке тех курток для бездомных. К тому же, – он не дал Грантеру довозмущаться, – скажем, чтобы приносили еду на собрания.

Грантер посмотрел сначала на Прувера, потом на Курфейрака с щенячьим взглядом, а дальше на Комбеферра с задумчивым выражением лица.

– Фейи?

Тот развел руками, говоря, что он только “за”, поболтать с интересными людьми всегда хорошо.

– Предатели. Вы все дезертиры, и лететь вашим головам под радостные звуки Национальной Бритвы. Обещаю, я соберу портативную у нас дома, – он обреченно махнул рукой и опять потянулся к бутылке, пока Курфейрак радостно затанцевал.

Минут через сорок новоиспеченные друзья Феий и Прувера собрались уходить, так как их «окно» заканчивалось. К Грантеру подошел Анжольрас и положил книгу про Революцию на стол.

Художник посмотрел на книгу, а потом в лицо светловолосого парня.

– Я беру. Сколько с меня?

– Сорок евро, – сразу же ответил художник с насмешкой в голосе.

Анжольрас тарабанил пальцем по столешнице, ожидая чего-то.

– Я же взял ее с полки Буккроссинга.

Грантер кивнул и уперся подбородком на сцепленные в замок ладони.

– А вы знаете, как эта штука работает? Вы мне должны книгу взамен, а не деньги.

Анжольрас чуть помедлил, но потом кивнул.

– Я занесу вам в четверг, идёт?

Художник пожал плечами и кивнул. Анжольрас же протянул ему руку для пожатия. Его пальцы оказались длинными и изящными. Грантер с удивлением ответил на рукопожатие, чуть сжав эти пальцы.

Когда они все ушли, Прувер с телефоном в руках развалился на диване и начал что-то печатать.

– Серьезно, Жеан? На тебя напало вдохновение от этого Курфейрака? – спросил Грантер, сжав ладонь, которой коснулся Анжольрас.

Поэт покачал головой.

– Я смс пишу.

– Оу, я понял, – Грантер сел на стул и начал быстро искать кусок бумаги – нужно было срочно перенести черты лица светловолосого зануды.

Фейи похлопал его по плечу, когда прошел рядом, потому что люди вдохновляли Грантера очень редко.

========== Моя трагедия комедий балаганных смешней ==========

Как ни странно, но несмотря на все заявления, что бумажная эра журналов, газет и книг стоит на пороге своего конца, в парижских супермаркетах и небольших лавках вдоль Сены до сих пор продают все возможные информационные издания от желтой прессы до глянцевых номеров Vogue.

Эпонина Тенардье стояла в торговом зале Carrefour и читала критическую статью о нападении на редакцию Шарли Эбдо. Карие глаза рассматривали дерзкие карикатуры, в которых так смело бросали вызов «невинным мусульманам».

Поправляя сползающую с плеча сумку, Эпонина вспомнила, как Грантер со свойственной ему любовью к бестолковым рассуждениям говорил о том, чем аукнулась политика мультикультурализма Европейского Союза. С одной стороны, движимые духом Конституции, которую написали депутаты Конвента во время Революции, – тут Прувер, сидящий рядом, изобразил процесс отделение головы от тела с помощью гильотины – провозгласили свободу и равенство. Теперь, в ХХI веке, действительно была свобода во многом, правительство Франции лояльно относилось к своим гражданам, даря свободу слова, свободу любви и даже религии, а ко всему прочему обкладывая налогами только действительно богатых индивидов. Но, тут художник развернул газету, в которой была большая фотография разгромленной редакции карикатуристов, свободу истолковывают по-разному. Приезжие европейцы – это одно, у них хотя бы менталитет приблизительно одинаковый. Но вот арабы, которые по полной программе использовали открытые границы многокультурной Франции, поставили свою идеологию выше страны, которая их приютила.

“Грантер, безусловно, прав”, подумала Тенардье, листая газету, но редакция Шарли и впрямь немного резковато изобразила арабских сыновей и их Мухаммеда. Хотя это, так сказать, – накипело, ведь как может Франция покориться и встать на колени вместе с людьми в парандже, когда наступил очередной час молитвы Аллаху?

Эпонина глубоко вздохнула, поставила прочитанную газету обратно на полку возле дешёвых романов и собралась пойти в отдел к фруктам, но когда она развернулась, то почти столкнулась нос к носу с парнем с каштановыми волосами и очками на носу.

– Пардон, я просто зачитался, – он кивнул на газету, которую только что отложила Тенардье.

Понина озадаченно посмотрела на студента и только кивнула, обходя его. Возможно, парень хотел что-то добавить или сказать, но она быстро зашагала прочь.

С приходом осени Эпонина всегда ждала скидок на цитрусовые. Она любила нарезать дольками апельсины, засахарить и высушить их, чтобы получились почти карамельные цукаты, которые в итоге красиво смотрятся на елке. Прувер обожал продевать ленточки в засушенные кольца фруктов и вешать их потом на елку. Грантер долго и упорно вел борьбу с покупкой елки. Ему попросту было лень после праздников выметать иголки из всех углов квартиры. Спорили они несколько праздников подряд, пока в один день не пришел Фейи с большим искусственным деревом в руках.

Эпонина усмехнулась себе под нос, а когда, задумавшись, пошла взвешивать фрукты, споткнулась и чуть было не упала вместе со всеми покупками. Удержать равновесие помогли чьи-то руки, которые её крепко схватили за предплечья.

– Так, мсье, вы что, следите за мной? – с подозрением спросила Тенардье, когда поняла, что опять смотрит на студента в очках. В ответ на скулах у того проявились едва заметные пятна смущения, он тут же покачал головой.

– Случайность, поверьте мне. А насчет того, что я читал газету у вас через плечо, признаю, – он поднял с пола укатившийся лимон и протянул его Тенардье, – я грешу этим часто, особенно в метро. То, что люди читают, очень много говорит о человеке.

Эпонина хмыкнула:

– Не говорите мне, я знаю парочку, которые держат книжную лавку, ну, пародию на неё, и читают вперемешку всё, начиная от де Сада, заканчивая невинными сказками Барда Бидла.

Парень тихо рассмеялся, пока Эпонина рассказывала, по очереди взвешивая яблоки и лимон.

– И что я могу сказать про них? Больные извращенцы.

– Так случилось, мадмуазель, что я вчера познакомился с двумя очень интересными личностями, которые держат «книжную лавку, у которой нет названия, но мы можем приготовить вам кофе», – студент улыбнулся, увидев, как Эпонина закатила глаза.

– Это Жеан Прувер, вечно он всем кофе предлагает.

– Очаровательные молодые люди, но такими темпами они скоро разорятся, ведь, представьте, на одной из полок рядом с «Идиотом» валялись трактаты Канта по безумно низкой цене, – студент горько вздохнул.

Тенардье пожала плечами:

– Грантер, ну, тот вечно недовольный романтик, прочитал, наверное, все книги, которые там есть, и они ему стали не нужны. Если захочет перечитать, – она переложила корзину с продуктами в другую руку, на что парень резко спохватился.

– Давайте я вам помогу. Боже, простите меня, глупо было не предложить это сразу же, – пробормотал он, выхватывая из рук удивленной Эпонины синюю корзину.

Тенардье чуть улыбнулась и продолжила, шагая к отделу с рыбой:

– Так вот, если ему нужно перечитать что-то, он найдет в интернете электронную версию. Но когда речь заходит о первом прочтении – Эр всегда выберет старую, потертую книженцию. Но вы правы, – она вздохнула, – что Прувер, что Эр, а с ними и Фейи, слишком беззаботные. Им периодически не хватает денег, но это их мало волнует, лишь бы бутылка вина была, да печенюшки к чаю.

Оба почему-то в один момент рассмеялись.

– Эпонина Тенардье, – девушка протянула руку.

– Филипп Комбеферр, очень приятно, мадмуазель, – щеки Тенардье вспыхнули, когда студент пожал ее ладонь, а потом поднес к губам и на секунду коснулся пальцев.

Она смотрела на странного, немного старомодного в своем поведении, Комбеферра с интересом и немножко с восхищением, но потом отвела взгляд и зашагала к прилавку, чтобы заказать две скумбрии. Комбеферр же подумал, что выставил себя идиотом перед ней.

Супермаркет Carrefour огромный, с множеством отделов, в которых можно было найти всё: от резиновых уточек для ванны до домашнего кинотеатра, и в каждом отделе, Комбеферр мог под присягой сказать, на полках мелькали ужасные брокколи.

Эпонина петляла между стеллажами, выбирая то консервированную фасоль, то пачку порошка. Время от времени она предлагала вернуться ко входу магазина и взять тележку, но Филипп лишь качал головой, говоря, что всё в порядке. Сам же он взял только бутылку молока и банку какао.

– Осталось купить круассанов для моих соседей, – добавил он, когда Эпонина спросила, не мало ли он взял еды. – Но это нужно сделать в булочной, ведь в обычных сетях супермаркетов выпечка совсем не такая.

– И то верно, – согласилась Понин, с грустью отложив сыр с плесенью, и взяла тот, что был по скидке. – Грантер, когда ему не лень, иногда вафли печет. Ну, пёк, до недавнего времени, пока сам же не отравился недожаренным тестом.

– Боже, с ним все в порядке? – нахмурился Комбеферр, вспоминая бледное лицо со спадающими на лоб темными кудрявыми волосами.

– Конечно, в порядке. Он скорее помрет от того количества вина, которое в себя вливает, начиная с самого утра, когда запивает им кукурузные хлопья, – Эпонина отмахнулась. – На кого вы учитесь?

– Я учусь на юриста, – отозвался Филипп, задержавшись возле отдела с конфетами, беря в руки шоколад. – Молочный или черный?

– Молочный, – не задумываясь, ответила Тенардье. – Юрист. На этом поприще столько конкуренции, да и память должна быть хорошей, – присвистнула она.

Комбеферр смущенно улыбнулся и чуть пожал плечами.

Когда они расплатились, Филипп протянул ей шоколадку, а Эпонина только вздохнула, покачав головой.

– То, что я беру продукты по распродаже, не значит, что у меня нет денег на шоколад или другие вкусные вещи. Мне не нужно ваше галантное поведение, рыцари давно вымерли. Ну, или остались одни тамплиеры, но это к Пруверу, он эксперт. Вы же выглядите неестественно, пытаясь очаровать незнакомку. Вроде и мило, но как-то отвратительно, – Тенардье кивнула ему на прощание и, быстро развернувшись, пошла в сторону перекрестка.

“Да кто он такой, чтобы выставлять напоказ, какие мы вежливые и распрекрасные? Каждый может быть таким, когда несколько кредиток в кармане есть.”

Филипп Комбеферр растеряно стоял, сжимая плитку шоколада в руке, и смотрел вслед удаляющейся фигуре Эпонины Тенардье. Он даже не понял, что так расстроило девушку. Ведь всего несколько минут назад она с увлечением разговаривала с ним о своих друзьях из книжного магазина. На душе стало гадко. Неужели она подумала, что он хотел развести ее на что-то, просто поговорив? Комбеферр закрыл на секунду глаза, грустно обдумывая возможные причины недоверия людям со стороны Эпонины.

Когда Эпонина пришла домой, застала она только Жеана, который сидел с ноутбуком на коленях и во что-то играл в спальне. Заметив недобрый взгляд Понины, Прувер аж на паузу поставил и стянул наушники.

– Понин, – начал было он.

– Да нормально всё со мной, – вздохнула она, садясь на край кровати. – Ты никогда не чувствовал отвращения к богатым людям? – тут же добавила Эпонина.

Жеан теребил в руках провод от наушников.

– Это зависит от человека, у которого есть деньги. Ведь бывают и не совсем законченные засранцы с толстыми кошельками, но таких мало, признаю, – грустно отозвался поэт. – Мне отказывали множество раз в публикации сборников сонет, потому что издатели заламывали высокую цену. То же случалось и с картинами Грантера, пока он не махнул рукой на всякие там выставки и не стал работать фрилансером. Все упирается в деньги, Понина, но я все же верю в добродетель, поэтому устраиваю благотворительные вечера, – он потянулся к ней и поцеловал в щёку. Тенардье чуть улыбнулась и обняла его одной рукой.

– Про добродетель с тобой мог бы поспорить наш дорогой Эр, – усмехнулась она, зарывшись пальцами в рыжие пряди Жеана.

– Наш дорогой Эр готов спорить на любые темы, – резонно заметил Жеан.

Эпонина кивнула и посмотрела на экран ноутбука.

– Опять бегаешь по крышам Флоренции?

Прувер фыркнул, усаживаясь поудобней.

– Флоренция. Я тебя умоляю, я прошёл ее о-о-очень давно, я же тебе не дилетант Грантер, который всё путает кнопку прыжка с кнопкой, активирующей дымовые бомбы. Тут я уже на кораблях гоняю и устанавливаю экономическое господство на морях, и-и ты меня не слушаешь, – возмутился поэт, пихнув Эпонину в плечо, на что она только захохотала.

– Не слушаю, потому что это был риторический вопрос, ты ведь всем уже все уши проел своими ассассинами.

Прувер сузил глаза и быстро надел наушники.

– Грантер правильно сказал. Предатель, – показав язык, он погрузился в свою игру, время от времени выкрикивая ругательства по тому или иному поводу.

Сам же Грантер шёл по улице с Фейи в банк. Грантер терпеть не мог заполнять всевозможные счета за их квартиру, а в этот раз сумма, которую они должны были заплатить, как-то выглядела особенно большой. Пришлось снимать часть неприкосновенного запаса с банковских счетов и, тем не менее, они шли и беседовали о работе, которой занимался сейчас Грантер, а не о проблемах.

– Я не художник, Фейи, ты с красками лучше меня обращаешься. Иллюстратор и художник – разные вещи, – сказал Грантер.

– Неправда. Это неправильно проводить такую черту между карикатурами, иллюстрациями и живописью, – не согласился Бартоломей.

– Живопись – это реальность, изображенная масляными красками или акварелью. Её цель – нести гармонию и показывать красоту, – Грантер поднял вверх воротник своего пиджака, пытаясь таким образом согреть шею от постоянных порывов ветра. – Иллюстрации же – способ едко показать суть общества в нескольких линиях и кривых усмешках высмеять проблему.

Фейи покачал головой:

– Не все твои работы критические. Ты же сейчас работаешь над сборником сказок.

– Не все. Но их изначальная идея именно такая, – вздохнул Грантер. – К тому же, какая сказка без старого доброго злодея?

Бартоломей хмыкнул, вспомнив, как после встречи со студентами, которые должны были прийти к ним в четверг, в иллюстрациях в большом альбоме Грантера появились вариации героев.

Банк блестел на холодном осеннем солнце. Из входа сновали туда-сюда люди в опрятной одежде, Грантер и Фейи очень выделялись из толпы, хотя, когда их это заботило?

Комментарий к Моя трагедия комедий балаганных смешней

Название – композиция Канцлера Ги.

Тут немного искажено время. В реальности, нападение на редакцию газеты «Charlie Hebdo» произошло 7го января 2015. Эпонина читает газету, в которой упоминают об этом событии, которое было несколько недель назад, хотя на улице осень 2014 года, а не зима 15го.

Жеан Прувер играет в Assassin’s Creed Rogue, поэтому его называют экспертом по тамплиерам.

Carrefour – сеть европейских супермаркетов.

========== Республика, Единая и Неделимая ==========

– С ним два пистолета, про запас еще два,

Два браслета, два кинжала и один рев быка!

Таким был Эдвард Кенуэй!

Мальчик лет семи внимательно слушал хозяина магазина, который сидел на столе, скрестив ноги по-турецки, читая ему книжку с темным пиратским флагом в правом углу. Грантер уже успел прочитать несколько отрывков, с собственными комментариями и пояснениями тех или иных моментов. Ребенок задумался, что сам продавец очень даже похож на пирата: отважный, потому что прикрикнул на другого парня, с которым пришел мальчик, когда тот помешал ему рассказывать легенду, с бутылкой чего-то в руке, рома, наверное, и ругающийся не очень приличными словами время от времени. Не хватает капюшона и какого-нибудь оружия.

Когда Грантер поманил к себе мальчика и показал иллюстрации, детские глаза широко раскрылись от удивления: на развороте была иллюстрация от издателей, а рядом альтернативная, с большим количеством деталей и даже репликами, которые выкрикивал Эдвард Кенуэй. Вторая версия намного больше понравилась мальчику.

– А потом Эдвард умер. Он понял, что раньше, когда он был молод, у него были свобода, время и любовь, которых он не видел, не знал и не чувствовал; не ценил все это, выбрав жизнь пирата и отдав свое сердце семи морям. Не стоило искать ни правосудия, ни мести, а лишь поиски истины ради всеобщего блага имели смысл, – Грантер вручил мальчику книжку и уже собрался выпроводить из магазина, как его окликнул сконфуженный парень, по всей видимости, брат того мальчишки, с которым раньше уже успел поругаться художник.

– Как это – все умерли? Не Игру Престолов же вы ему продаете, зачем сразу настраиваете ребенка на пессимистичный конец истории? – хмуро спросил он, подходя к столу, на край которого присел Грантер.

– Это история о бравом пирате, который грабил королевский флот и перерезал глотки офицерам его Величества, какой, по-вашему, там конец? – без энтузиазма спросил художник.

– Открытый, – последовательный незамедлительный ответ, от которого Грантер только поморщился. – Ведь, например, Джек Воробей не был вздернут на виселице, хотя попадался несколько раз. Чем Кэнуей хуже?

– Капитан Джек Воробей, – тихо добавил художник. – Истории, подобно этой, тысячи, и мир не рухнет, если одна из них оборвется. Просто берите книгу и проваливайте отсюда, а то от вашего оптимизма придется отмывать пол и мой стол, – ответил он, взлохматил волосы младшему из парней, который листал книгу в поисках новых картинок, нарисованных кем-то, кто ставил в углу небольшую подпись заглавной «Р».

Когда братья уходили, старший быстро обернулся у самой двери, бросив на Грантера странный взгляд, который тот не сразу понял. Помог ему в этом Феий, который заметил бумажку, вложенную между двух купюр. Клочок бумаги с номером телефона.

Грантер лениво посмотрел на хихикающего Бартоломея и пожал плечами:

– Он просто хотел в дальнейшем поспорить об оптимизме и его влиянии на содержание произведений художественной литературы, а в частности на судьбу пиратских душ.

Феий кивнул с серьезным видом:

– Это у нас теперь так называется, – и тут же захохотал, когда Грантер изобразил не очень приличный жест, используя свой язык и внутреннюю часть щеки. – На самом деле, кто тебе виноват, Эр, ты на себя в зеркало смотришь?

Грантер наиграно тряхнул волосами на манер Прекрасного Принца:

– Мужчина в полном расцвете сил.

– Ну, как сказать. Тощий художник, с вечной бутылкой, торчащей из кармана пиджака, пропахшего сигаретным дымом, едкими замечаниями и голубыми глазами, готовый пересказывать Бальзака и Гёте под настроение, и рассказывающий детям сказки, добавляя в них смысл и шекспировской трагедии, даже если это история об Эдварде Кенуэе, – перечислил Феий.

– И что тут такого гейского, если ты об этом? – поднял брови Грантер, ища по карманам зажигалку.

– Я не говорю о гейском, а о том, что ты – представитель богемы, которую так любят современные хипстеры. И дети, к слову.

– А, ясно. Во-первых, я не художник, во-вторых, послушай, ещё остались люди, которые изредка читают. Жеан, например…

Фейи вздохнул и сел на диванчик, облокотившись на подушку.

– А Жеан у нас эталон нормальности, в обычном, не специфическом нашем, понимании этого слова?

Грантер нашел зажигалку и, зажав губами фильтр сигареты, щелкнул пару раз, извлекая искру огня.

– Да, Жеан вполне адекватная творческая личность. Ходит, вплетая в волосы ромашки и одуванчики, – договорить он не успел, потому что сам поэт появился на пороге, мокрый с головы до ног.

– Знаете, кто работает в том журнале, куда меня взяли на испытательный срок? – тут же спросил он, убирая с лица мокрые волосы.

Фейи покачал головой, наблюдая за тем, как Грантер протянул Пруверу полотенце, заляпанное пятнами от вина и пива, чтобы тот вытер волосы. Вообще, у Грантера за столом можно найти столько нужных в разных ситуациях вещей, что порой это удивляло самого Эра.

– Анжольрас! – довольным тоном объявил Прувер, усердно вытирая кончики волос.

– Кто? – не понял Грантер.

– Ну, Анжольрас, блондин, он еще сегодня к нам придет вместе с Курфейраком, – нахмурился Жеан.

– А, зануда тот, вспомнил, – Эр затянулся сигаретой и через нос выдохнул дым.

Фейи покачал головой, вспомнив, что он ещё до выходных должен был сделать заказчику новые фигурки из дерева, вместо тех, что случайно сгорели из-за самодельного фейерверка. А работать, когда в магазин наберётся орда людей, будет проблематично.

Вечер нужен для бесед, а ночь – для работы, или пасмурный день, на худой конец.

– Где Эпонина, кстати? – спросил Грантер, усадив Прувера на диванчик.

– Утром ушла куда-то, – невнятно ответил он, пока его сушил художник, отвечать мешало елозящее по голове полотенце, из-под которого Жеан смотрел и улыбался Эру. – Надеюсь, зонтик она взяла.

– У нас один зонтик на троих. Раз ты шатался без него, я не выходил из магазина, значит, скорее всего, он у Понин.

До вечера в магазине было относительно тихо. Бартоломей Фейи работал над своими фигурками, оккупировав кухню; Грантер, вспомнив о дедлайне, уселся рисовать иллюстрации к очередной главе, пока Прувер печатал на раритетной, громко подзынькивающей печатной машинке, периодически возвращаясь к своему лэптопу, который стоял рядом. В книжную лавку заглянуло только два человека, потому что мало кто будет по такой паршивой погоде разгуливать по району Парижа, настолько отдаленному от туристических маршрутов. Все трое успели проголодаться и решили позвонить Эпонине, с призывом о помощи. “Можно купить пиццы, а то вдруг студенты, которые решили тут якобинеться, забудут о еде? Или, скорей всего, они питаются самими революционными идеями. А вдруг та очаровательная блондинка не принесёт свои домашние кексы? Нужно быть готовым к любым ситуациям, и вообще, Понина, где тебя черти носят?”

Ближе к семи вечера в дверь постучали, на что Грантер не обратил внимания, пробормотав «мы закрыты». Потом, правда, вспомнил, кто это. Потянувшись, он встал из-за стола и поплёлся к двери, а потом застонал, увидев человек шесть, жмущихся друг к другу под маленьким навесом.

– И вам серьезно было не лень под таким дождем сюда идти? – вместо приветствия сказал Грантер, широко открывая дверь.

– Нет, не лень. Идеи согревают сердца и дают силы двигаться вперёд, – ответил Анжольрас, первым заходя в магазин. Его светлые кудри грустно свисали мокрыми прядями, а капли стекали с них и падали ему на воротник.

Следом заскочил стучащий зубами Курфейрак: он помахал Грантеру рукой и вполголоса добавил, что согревают не только идеи, но и горячий чай или что-то покрепче.

За ним вошли Комбеферр и ещё один парень, имени которого Грантер не знал. Оба в капюшонах, с которых уныло стекала вода.

– Шарль Ж-жоли, – сказал парень, протянув руку Грантеру, – ради бога, скажите, ч-что у вас есть г-горячая вода, иначе они в-все заболеют.

Эр пожал мокрую руку и вдруг осознал, что вся эта ситуация напомнила ему хоббита Бильбо Беггинса, когда он знакомился с компанией Торина.

– В-вода у нас найдется, – ухмыльнулся Грантер, когда Жоли укоризненно на него посмотрел.

Комбеферр лишь сдержано кивнул, почему-то напряженно окинул взглядом магазин. А вот следом за ним, споткнувшись о порожек, зашел парень с таким количеством веснушек на лице, что Грантер аж рот раскрыл. Он привык, что у Прувера на скулах и на носу есть немножко веснушек, на плечах и на ключицах тоже, но у этого парня веснушки выглядели как вторая кожа, обильно рассыпаясь даже на лбу.

– Добрый вечер. Меня зовут Мариус Понмерси, – он почему-то улыбался. Несмотря на то, что был мокрый с ног до головы.

– Да-да, очень приятно, проходите вы уже, – отмахнулся Грантер, захлопывая за ним дверь.

В комнату успели спуститься Прувер, зачем-то взявший свой кактус, и Фейи. Жеан знакомился с новыми студентами, а Фейи с Комбеферром отправились делать всем чай. Грантер хотел было возмутиться этому поляку, ведущего на их кухню Филиппа, но его отвлек Анжольрас.

– Грантер, подождите. А, кстати, как вас зовут? – Анжольрас раскрыл свою сумку, ища в ней что-то.

– Эммануэль Грантер, – со вздохом ответил Эр. – А вас, Аполлон?

Анжольрас замер и дёрнул головой, чтобы посмотреть в глаза художнику.

– Люсьен Анжольрас, – резковато ответил тот. Скорее всего, чтобы скрыть смущение, которое вызвало обращение Грантера.

– Приятно познакомиться.

– Я принёс вам книгу взамен той, про Великую Французскую Революцию, – и он протянул том избранных сочинений Оскара Уайльда. – Ваши комментарии напомнили мне мсье Уайльда и его любовь к парадоксам и общественной сатире со вкусом сарказма.

Грантер взял книгу, чуть улыбнувшись, обрадовавшись, что Анжольрас все-таки догадался, что комментарии были его.

– А я думал, это будет «Общественный договор».

– Слишком люблю Руссо, – нехотя признался Анжольрас.

– Я, почему-то, и не сомневался, – хмыкнул Грантер. – Хотя, потом предположил, что и Ницше подойдет.

Анжольрас засмотрелся на руки Грантера, которые сжимали книгу; на его запястья с кожаным браслетом и пятном от чернил на ребре ладони. В книжной лавке было приятное освещение, наверное, именно из-за него, это место было уютным в сочетании со странной гармонией разбросанных книг.

Курфейрак, переступив сваленные в кучу томов Кинга, подошел к Жеану и хотел ему что-то рассказать, но тот его перебил и поднёс кактус в кружке вместо горшка к его лицу. Пару секунд они стояли молча.

– Жеан?

– Тебя оценивает Льюис, замолчи, – сосредоточено сказал Прувер, держа растение на уровне глаз. Курфейрак затрясся от беззвучного смеха. – Думаю, ты ему понравился, – изрек поэт свой вердикт. – Молодец.

На кухне Фейи вместе с Комбеферром разливали по разнокалиберным чашкам и стаканам чай. Фейи с сомнением подумал, что им явно не хватит на всех кружек. Скорее всего, Грантеру чай нальют в бутылку.

– Ферр, может, это не мое дело, но на тебе лица нет, – отозвался Бартоломей, раскладывая ложки.

Комбеферр с несчастным видом кивнул.

– Эпонина Тенардье. Она с вами живет?

Фейи кивнул, подняв брови.

– Так вот, она меня ненавидит.

Поляк бросил на него немного неодобрительный взгляд, а потом вздохнул и покачал головой:

– Нет, она не ненавидит тебя. Эта девушка слишком самостоятельная, даже когда Грантер, а он ей роднее всех, пытается помочь или спросить, всё ли у неё в норме, получает по носу. В переносном и прямом, – он потянулся за сахаром в упаковке, – смыслах. Резковатая и независимая. Когда была младше, а вообще я встретил Прувера, Грантера и Эпонину, когда им было лет по шестнадцать, Понина выглядела совсем как мальчишка. Коротко стриженные волосы и недоверчивый взгляд.

Комбеферр слушал, смотря на Феий поверх стекл своих очков.

– История её семьи не самая хорошая, спрашивать о ней даже не стоит. Прувер же сбежал из дома. Не уверен, знают ли его родители, что он в Париже или нет, но он им шлет открытки и свои стихи каждые праздники, используя фиктивные адреса, пару раз сонеты приходили обратно, – Бартоломей грустно посмотрел на дверной проём, за которым был слышен гул голосов и чей-то смех, – не думаю, что их читали.

– А Грантер? – тихо спросил Филипп.

– А с Грантером мутная история, – усмехнулся Фейи. – Матери он никогда не знал, а отцу стало всё равно, когда Эру стукнуло четырнадцать. Раньше у Грантера было два занятия: рисовать и болтаться по городу, залезая на крыши домов. Там можно было и выпить, если смог продать что-то из своих эскизов. Он копил деньги на учёбу, самостоятельно готовился к вступительным экзаменам, но его не взяли, потому что бесплатные места были отданы по связям задолго до вступительной кампании. Он решил сделать выставку, но его знакомый, который работает куратором, заломил такую цену, будто собрался устраивать бьеннале в Венеции, – Бартоломей взял в руки несколько чашек и кивнул Комбеферру, чтобы тот взял остальные. – Он не признает свой талант, потому что его, как и Прувера с Понин, мало кто в жизни поддерживал, мало кто говорил, что у него всё получится. Мне он уже не верит, но зато познакомился с одним интересным человеком, тоже художник и хореограф ещё, Джулиан Хертберт, и тот устроил его иллюстратором.

– И, несмотря на всё это, у вас есть книжный магазин, – немного непонимающе пробормотал Филипп, идя вслед за Фейи.

– Я же говорю, мутная история. Грантер получил это место в наследство от кого-то из родственников. Думаю, от его матери.

Вернувшись в основную комнату, Комбеферр увидел Мариуса на диванчике возле Курфейрака, который обнял его за плечи одной рукой. Оба слушали Прувера, тихо читавшего что-то из небольшого блокнота. Жоли увлекся книгой в помятой обложке, а Анжольрас сидел на стуле за столом Грантера, листая его скетчбук. На мгновение Филиппу стало не по себе, потому что, наверняка, хозяин этого места не давал разрешения Люсьену трогать его вещи. Судя по вздоху Фейи, тот тоже так подумал.

– Чай, граждане, – светским тоном объявил Комбеферр, поставив чашки на край стола, чуть пододвинув пустой стаканчик из-под кофе, в котором стояли карандаши.

Жоли обрадовался, вспомнив, что они все, по идее, должны заболеть от переохлаждения, а Курфейрак всплеснул руками, объявляя, что они принесли с собой печенья и чипсов.

Длинные пальцы Анжольраса аккуратно перелистывали страницу за страницей, изучая скетчи и четкие линии карандаша. Все работы были связаны одной темой, скорее всего, иллюстрации к какой-то истории. Анжольрас почти долистал до конца и собрался уже отложить, как вдруг заметил свое лицо – быстро нарисованное, с изогнутыми в усмешке губами. Пару секунд Люсьен рассматривал самого себя через призму рисунка Эммануэля Грантера, а потом, словно испугавшись, резко закрыл блокнот с плотной бумагой и почти швырнул его на стол. Он вдруг осознал, что влез в личные вещи парня, который пишет циничные комментарии на полях книг, и эта мысль его почему-то сконфузила.

– Держи, – Комбеферр протянул ему чашку с черным чаем.

Анжольрас не успел поблагодарить, так как дверь опять открылась, и в неё вошли две девушки, а за ними Грантер, закрывая зонтик. Одна из девушек – миловидная блондинка, а вторая – шатенка с уставшим взглядом. Волосы Грантера, несмотря на зонтик в его руках, были очень мокрыми, и он отряхнулся, словно собака.

– Здрасте, – Эпонина обвела всех взглядом, на секунду задержавшись на Филиппе. – Я тут вам журналиста привела.