Текст книги "Обсидиан (СИ)"

Автор книги: Ginger_Elle

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– Я приду к тебе завтра, Сури, – пообещал Инген. – Завтра вечером. Сегодня я…

– Я знаю. Я вижу. – Принц чувствовал сильное напряжение в пальцах мужчины, видел, как тяжело ему даются слова и как покрылся лёгкой испариной лоб: Ингену было тяжело находиться так близко от него в течение долгого времени.

– Я долго не видел тебя и отвык. Мы будем встречаться каждый день, когда только возможно. Я помню, что раньше мне было проще.

Они смотрели друг на друга не отрываясь, не зная, что делать дальше: оставаться вместе было невозможно, но и расстаться сил не было.

Инген обхватил тонкую талию маленького эльфа и притянул его к себе. Королю пришлось сильно склониться вниз, чтобы коснуться губ Сури. Тот ответил на поцелуй с готовностью, с удивившей Ингена страстью, словно хотел раствориться в мужчине. Да, сдерживать себя будет тяжелее, чем он рассчитывал: в мальчике невероятным образом смешивались наивность и опытность, и от одного этого уже можно было забыть про всё на свете.

Вечером следующего дня Инген появился в спальне Сури со знакомой тому шкатулкой, где хранились кисточки и пузырьки с красками.

– Так мы будем знать, когда остановиться, – пояснил чародей.

Он сам раздел мальчика, очень осторожно и нежно, почти ни разу не коснувшись его тела. Сури встал напротив большого напольного канделябра, и король стал наносить на его перламутрово блестевшую кожу руны.

– Я много узнал о тебе, принц, но недостаточно для того, чтобы мы могли быть вместе, – сказал он. – Тебе хватит девяти рун: семи золотых и двух чёрных. Когда на твоём теле начнут тускнеть золотые, это будет означать, что мы подошли уже близко к краю, за которым твоя сила лишит меня магии, но у нас ещё есть немного времени, совсем чуть-чуть, пока знаки не исчезли полностью.

Мягкое, чуть щекочущее прикосновение кисточки было возбуждающим – теперь, когда Сури знал, для чего это делается, и не испытывал страха, что его отдадут незнакомому мужчине. Как раз наоборот: он собирался принадлежать своему мужу, которого любил и желал всем сердцем и о котором не смел даже мечтать раньше.

Инген опустил взгляд вниз, к животу Сури и улыбнулся: ему было приятно видеть желание принца.

– Теперь надо подождать, чтобы краска высохла, – произнёс он, начиная снимать одежду с себя.

– Я помогу, – Сури потянулся к шнуровке, стягивавшей верх шёлкового одеяния Ингена.

Оставшись обнажённым, король стал выводить руны и на своём теле, на этот раз только чёрные. С теми, которых он не мог видеть, ему помогал Сури: чародей нарисовал образцы прямо на белых простынях, и мальчик старательно их скопировал. Потом они сели на постели друг напротив друга и стали ждать, когда знаки высохнут и на теле Ингена.

– Всего несколько минут, – сказал тёмный эльф, не сводя глаз с сидевшего перед ним маленького хрупкого создания, словно выточенного из цельного куска перламутра. – Я ждал этого много недель. Я каждый вечер думал о тебе, засыпая, и, если мне везло, видел тебя во сне. С того дня, как я вернулся из охотничьего замка, я знал, что люблю тебя. Это стало карой мне за всё то, что я сделал с тобой, – понять, что я люблю тебя, когда другой мужчина брал тебя прямо у меня на глазах. Я подумал, что умру от отчаяния и ревности и что я заслуживаю смерти.

– Мне кажется, я ждал сегодняшнего дня всю жизнь, – просто ответил Сури.

Ребёнок, выросший в замке-тюрьме и всегда знавший, что останется там навечно, он никогда не думал, что увидит в своей жизни что-то иное кроме каменных стен и серой пустыни за ними. Он мечтал о дальних странах, море и, может быть, даже о любви, но даже самые смелые мечтания не заходили так далеко… Он в одной комнате, в одной постели с Ингеном Чернокрылым, великим королём и чародеем, и тот говорит ему о любви.

Сури не выдержал – протянул к мужу руку, дотронувшись сначала до его груди, потом до живота. Никогда раньше он не делал такого: он только отвечал на желание другого мужчины, но не желал сам. С Ингеном всё было иначе: он хотел целовать его, ласкать, чувствовать прикосновение его кожи к своей. Он хотел принадлежать ему.

Тёмный эльф взял его руку и сначала поцеловал бледные пальцы, потом поднялся чуть выше по руке… а потом так долго сдерживаемые чувства прорвались наружу. Инген яростно приник губами ко рту Сури, сжал мальчика в объятиях и уронил на постель. Он целовал его щёки, глаза, губы, прикусывал кончики острых ушей, впивался в шелковистую кожу на шее и не мог утолить свою жажду. Он забыл, что с ним нет магии, что он беззащитен и слаб сейчас, он мог думать только о Сури, маленьком волшебно-прекрасном эльфе, нежном, хрупком, чистом, страстном, дрожащем сейчас под ним от нескрываемого желания и обхватывающем его своими горячими руками.

Инген бросил быстрый взгляд на руны и продолжил целовать супруга, своего законного супруга и возлюбленного, с которым они не могли быть вместе. Его поцелуи спускались ниже, не оставляя ни одного крошечного местечка на теле, которое осталось бы не обласканным. Это восхитительное тело снилось ему по ночам и сводило его с ума; чаще него Ингену вспоминались только большие чёрные глаза мальчика, глядящие прямо в душу и одновременно раскрывающие душу Сури ему.

С губ принца слетали короткие стоны, а пальцы гладили руки и плечи Ингена или блуждали в его длинных чёрных волосах. Он прогибался под его прикосновениями и прижимался плотнее – безо всякого возбуждающего снадобья – и так откровенно, не стесняясь желал мужчину… Инген почувствовал, что его собственное возбуждение становится уже плохо управляемым, бешеным, убийственным. И он в этот момент сделал то, чего не делал ни для одного из своих любовников, даже для столь обожаемого им когда-то Гарета, – он коснулся губами члена Сури, провёл по нему языком, слизывая выступившую влагу, а потом втянул всю головку в рот.

Мальчик застонал громче и забился под ним. Инген вобрал в себя чуть больше, скользнув губами по нежной коже, обжигающе-горячей, пульсирующей, пахнущей чем-то непонятным и новым – телом, теплом, солнцем, жизнью, каким-то особым жарким запахом светлых эльфов. Пальцы короля тем временем гладили и сжимали бёдра Сури, но когда они обхватили основание члена мальчика, тот вскрикнул, вздрогнул, задышал часто-часто и с дрожью в голосе простонал:

– Нет, нет… Больше нельзя… руны…

Инген остановился. Сури сел и начал выбираться из-под него.

– Больше нельзя, – повторял он, чуть не плача, – иначе мы… иначе я…

Король до крови прикусил нижнюю губу. О небо, на какие мучения он обрёк их обоих! На ещё большие по сравнению с теми, что выносил сам, любя Сури и не позволяя себе видеться с ним. Вот так раз за разом замирать на самом краю и никогда не получать, чего жаждешь…

Он взял покрывало и завернул в него мальчика – чтобы не видеть больше его зовущего тела.

– Надеюсь, один поцелуй можно, – произнёс он.

Сури кинулся к нему, обнял и прижался своими губами к его. Инген слышал, как колотится быстрое, как у птички, сердце в отмеченной красными шрамами груди. Если бы не эти шрамы, он бы никогда… Нет, не надо думать об этом сейчас…

Глава 11

Через месяц просочившиеся из дворца слухи облетели уже всё королевство тёмных эльфов и перекинулись через границу к светлым: король Инген по-настоящему влюблён в маленького принца, своего супруга, самого ужасного эльфа, который только существует на свете, извращение самой природы волшебного народа. Если бы не тот факт, что рядом с принцем исчезала всякая магия, все бы говорили, что без колдовства дело не обошлось. Как иначе можно было объяснить странную привязанность великого правителя к отвратительному всем прочим эльфам созданию. Может, конечно, и не всем прочим: немногочисленные эльфы, служившие принцу, не могли сказать о нём ничего плохого и говорили, что со временем его присутствие становится не таким тяжёлым и вполне переносимым.

Король встречался со своим супругом каждый раз в разное время – чтобы враги или заговорщики не могли спланировать нападение на определённый срок. Иногда он приходил в комнаты Сури вечером, иногда среди дня, иногда рано утром, а мог и вовсе разбудить среди глухой ночи. Они редко проводили вместе больше часа: более продолжительная близость была изнурительна для Ингена, а если они проводили время в постели, то руны неизбежно начинали таять.

Их часы вместе были сладкими и горькими… Они медленно, неторопливо ласкали тела друг друга и шептали слова любви, доходя до томительной, опьяняющей истомы, блаженного безумия в объятиях друг друга. Они достигали заветной мучительной черты, никогда не переступая её и раз за разом размыкая объятия.

Инген научил Сури наносить руны, и тот покрывал его тело изысканным сплетеньем линий, спиралей и знаков, рисуя их гораздо больше, чем требовалось, просто потому, что их обоих завораживало это занятие. Иногда Инген, просто ощущая ласковое прикосновение кисти к коже, видя склонённое над собой сосредоточенное лицо мальчика, наблюдая за его точными изящными движениями и думая о том, что последует потом, уже доходил до такого возбуждения, что руны начинали бледнеть через несколько секунд после нанесения. Сури тогда смеялся, убирал краски и грозился уйти в соседнюю комнату.

С ним король испытывал такое светлое абсолютное счастье, которого он не ведал никогда. Пусть оно и было приправлено болью и грустью… Страсть, которую он испытывал к Гарету, была опустошающей, жгучей, почти животной. С Сури он никогда не доходил до такого бешеного исступления, но получал гораздо больше – не только вожделение и страсть. Он чувствовал искреннюю, трогательную любовь мальчика, одновременно чистую и полную откровенного желания.

Они вместе ездили на охоту, посещали бесконечные придворные церемонии, сидели в кабинете Ингена за книгами или рассматривали так любимые Сури карты далёких земель. Король, не переходя известных границ, позволял придворным видеть свою любовь к супругу: он порой брал его за руку, когда они сидели за пиршественным столом, помогал ему спуститься с коня, а в личных покоях, где только самые приближённые слуги могли видеть, часто подхватывал маленького невесомого эльфа на руки и уносил в спальню.

Сури сидел на своей большой кровати, полуодетый, а голова Ингена лежала у него на коленях. Мальчик чуть улыбался каким-то своим мыслям и сплетал в одну тонкую косу свои золотые волосы с чёрными прядями короля.

– Ты счастлив, мой принц? – спросил Инген, глядя на спокойную улыбку Сури.

– Да, я счастлив. А ты, мой король?

– Я тоже… как это ни странно.

– Да, то, что с нами происходит, – странно, – отозвался Сури: ему до сих пор было удивительно, что Инген полюбил его. За что? Он не знал. – Может быть, виной всему – твой гейс? Может быть, мы только из-за него полюбили друг друга? Я читал одну легенду, её рассказывают люди, про юношу и девушку, которые выпили любовный напиток и уже ничего не могли с собой поделать: они стали навек связаны друг с другом. Вдруг мы тоже заколдованы и не понимаем этого?

– Никогда не слышал, чтобы гейс делал такое, тем более, сразу с двумя эльфами. К тому же, я бы тогда полюбил тебя с первого взгляда.

– А когда ты полюбил меня?

– Не знаю, может быть, пока мы были в Верхнем замке. Я не знаю, Сури.

Мальчик взял лежащую на подушке заколку, серебряное колечко с сапфирами и бриллиантами, и скрепил получившуюся чёрно-золотую косу.

– Мне ведь нельзя носить твои камни, пока я не стану по-настоящему твоим супругом и членом твоего рода?

– Конечно, можно, я не верю во все эти старые традиции и предрассудки, – ответил Инген. Он вдруг нахмурился и тут же рассмеялся: – Ты что же, хочешь украсить волосы сапфирами и не решаешься?! Сури, я осыплю тебя сапфирами с головы до ног, если захочешь! Никто более тебя не достоин носить их, ты мой супруг, мой настоящий супруг, пусть мы и не можем осуществить наш брак до конца.

– Всё будут говорить, что я присвоил их незаконно…

– Пусть только попробуют! – произнёс король. – Ты имеешь право на всё, что есть у меня. Я не могу только принять тебя в свой род и дать тебе новое имя, таков закон светлых.

– Я бы не отказался от нового имени. Атильсур – просто отвратительное.

– Что оно обозначает?

– Что-то вроде «проклятие светлых эльфов». Там две руны – бич и солнечный свет.

– Какой безумец придумал такое?! – воскликнул Инген.

– Не знаю, я никогда не встречал даже похожих имён ни в одной из книг.

– Это ещё более странное имя, чем мне казалось. Я пошлю людей к вашему верховному жрецу разузнать, откуда оно взялось.

Сури пожал плечами. Он показал Ингену получившуюся косичку.

– Я не стану расплетать её, и ты останешься со мной навсегда.

– Я бы хотел, Сури… Больше всего на свете.

На следующий день король принёс Сури шкатулку с золотыми украшениями, усыпанными сапфирами. Принц принял её с благодарностью, но потом не удержался от вопроса.

– Я видел такое же кольцо у Ниама, – указал он на сапфировый перстень с оправой в виде птичьих лапок на руке Ингена. – Почему ты дал его ему?

– Ему и десяткам других эльфов. У меня много таких колец, с их помощью я могу поддерживать связь с другими на расстоянии. Когда я готовился к войне против светлых эльфов, мы часто переговаривались с Ниамом.

Сури бросился к Ингену и прижался к его широкой груди:

– Прости, прости меня. Я думал… и Ниам мне сказал, вернее, намекнул, что это что-то вроде обручального кольца, что вы с ним…

– Что за подлая тварь! – не удержался Инген. – Как вы можете быть братьями? Если встретишься с ним вновь, не верь ни единому его слову, не соглашайся на его помощь, не принимай подарков! Это и моего брата касается. Ивар тоже опасен, запомни это. Он помогал Ниаму, когда тот устроил нападение на тебя в лесу Хильдр.

– Что? Но почему? – воскликнул Сури.

– Две змеи нашли общий язык. Они оба наследники: Ниам наследует тебе, а Ивар – мне. Если бы тебя не стало, то Ниам предпочёл бы иметь в мужьях не меня – он меня слишком боится, а моего младшего брата. При мне Ниам всегда будет лишь наместником провинции, пусть и с немалой властью. Ивар же пообещал твоему брату, что вообще не будет вмешиваться в его дела, если он поможет ему взойти на трон. С другой стороны, если я умру, Ивар не хотел бы оказаться в том же положении, что и я – связанным договором взять тебя в мужья. Ты для него не меньший враг, чем я.

– Это на самом деле клубок змей, – Сури грустно и разочарованно покачал головой.

– Я не так давно узнал об этом. Мы стали накладывать заклятия на медальоны, «вороны битв», чтобы узнать, как они попадают к наёмникам и к светлым эльфам. Оказалось, они исчезают из войск, которыми командует Ивар, и он за этим стоит. За ним стали следить тщательнее, чем раньше, и раскрылось всё остальное…

– И ты позволяешь ему разгуливать на свободе? Устраивать против тебя заговоры?

Инген вздохнул:

– Он – мой наследник и лучшего у меня нет. После него наследует один из племянников, который не разбирается ни в чём, кроме лошадей и стрельбы из лука… Каков бы ни был Ивар, сейчас я не могу его покарать. Потом ты всё поймёшь, но пока тебе лучше ничего не знать.

Сури послушно кивнул. Он не собирался настаивать.

– Зачем мы говорим о своих братьях? – спросил Инген. – У нас так мало времени.

Мальчик подошёл к нему ближе и посмотрел в глаза, рот его приоткрылся в ожидании поцелуя. Король провёл пальцем по его губам.

– Я был слеп раньше. Я видел лишь свой страх, и не видел за ним тебя.

– Ты больше не боишься?

– Теперь уже нет, – с грустной улыбкой сказал Инген. – Теперь я стал как человек, который знает, что не будет жить вечно, и всё равно радуется своей короткой жизни.

– У нас впереди ещё долгая жизнь, ведь так? – с надеждой спросил Сури.

– Да, наверное… Но я знаю, как я умру.

Мальчик испуганно посмотрел на Ингена. Тот взял его за руку, отвёл к постели, усадил напротив себя на край и сказал:

– Когда родился Ивар, было предсказано, что он, как и все дети моей матери, умрёт от обсидиана. Она совершила множество обрядов и наложила множество заклятий, и обычный обсидиан не причиняет вреда ни мне, ни моему брату, ни сестре. Он скользит по коже, не оставляя даже царапины. Только особый камень, редкий, принесённый из тайного места, может убить нас. Но при моём рождении было предсказано, что я умру, не пролив своей крови. Только теперь я понимаю, что станет моей гибелью и как исполнятся оба пророчества: твои глаза, Сури, чёрные, как обсидиан, – вот моя смерть. Моя любовь и моя смерть.

***

Всё это время Инген не прекращал своих попыток понять суть проклятия младшего принца. Это было похоже на блуждание в тёмной комнате: в книгах на этот счёт не было ничего написано – в этом чародей уже давно убедился: проклятие было настолько редким и устрашающим, что никто не стремился его изучать. Для магии Сури был недоступен, а как снять заклятие без её помощи, Инген не знал. Существовали определенного рода ритуалы и искупительные жертвы, которые могли бы помочь, но причина проклятия была слишком туманна. Сури был послан в качестве наказания. Но кому – своей матери, или отцу, или всему королевскому роду, или всему народу? И за что? Если даже кое-кому из светлых и было что-то об этом известно, они вовсе не спешили помогать тёмному королю.

Сведения о том, как младший принц получил своё имя, пришлось выжимать из жреца древа чуть ли не силой и долго рыться в его записях, чтобы разобраться в уклончивых ответах. Но Инген отправил с этим заданием своих лучших помощников, а учитывая, что его войска до сих пор стояли в столице и за её стенами, кое-что интересное узнать всё же удалось.

Король захватил полученное лишь недавно письмо и отправился в лабораторию Тирнона, которая находилась тут же в королевском замке.

– Ты знал, как даются имена светлым эльфам? – спросил Инген мага, с которым уже обсуждал раньше необычное имя принца. – Я нет. Жрецы древа тянут жребий сразу после родов, а иногда и во время них: вытягивают две руны. Из их звучания на древнем языке светлых эльфов и получается имя.

– Видно, мальчику с рождения не везло, – усмехнулся Тирнон. – Только вот почему у других эльфов нет таких имён, если набор рун один и тот же?

– Знаки из имени Сури не используются для составления имён: в мешок кладутся только руны с благоприятными значениями, никак не «бич», а «солнечный свет» символизирует королевский дом, и эту руну тоже не используют, дабы низшие эльфы не получали королевских имён. Никто не знает, как эти две туда попали в день рождения принца. Жрец счёл это знаком небес.

– Если так, то проклятие легло, скорее всего, на королевский род или родителей принца. Но оба мертвы… Как теперь узнать, за что?

– Двести лет мира и благоденствия, шесть детей у эльфийской королевы. Возможно, проклятие должно было уравновесить слишком большую меру счастья, отпущенную одной семье, – предположил Инген. – По крайней мере, я так думаю.

– Такие случаи не редкость. Мы можем попробовать…

– Ты попробуешь, – прервал его Инген. – Поклянись мне, что ты попробуешь снять проклятие с принца.

– Я клянусь тебе в этом, Инген, хотя он и…

– Сделай это ради меня, – не дал ему договорить король.

***

Сури вернулся из главного крыла замка, где он обедал с Ингеном. Обычно на обеды за королевским столом собиралось много гостей, но сейчас дворец обезлюдел. Урожай был собран, закончилась осень, начиналась зима, эльфы и живущие рядом с ними люди зажигали в полях костры и проводили обряды благодарения и прощания с солнцем. Празднования традиционно проходили за городом, и весь двор выезжал в один из замков. В этом году Инген отправил вместо себя младшего брата, оставшись в столице. Вечером он попросил Сури придти к нему. Принц невольно нервничал: это Инген всегда приходил к нему, тем более на ночь глядя. Почему сегодня он позвал супруга к себе?

В назначенный час Сури в сопровождении своей стражи подошёл к покоям короля. До этого он был только в гостиной, кабинете и малой столовой, а теперь его проводили к дверям в спальню – большую круглую комнату с несколькими высокими окнами. Мальчик подумал, что здесь, наверное, очень красиво днём, когда солнечный свет падает сквозь витражи.

Из смежной комнаты вышел Инген.

– Я ждал тебя, Сури. – Он обнял светлого эльфа и коснулся губами его губ, и даже в самом этом прикосновении мальчик почувствовал нечто необычное.

– Что случилось? – спросил он. – Ведь что-то случилось, да?

– Пока нет, – сказал король, спокойно улыбаясь, – но скоро случится. Позволь мне раздеть тебя.

Инген начал снимать с Сури одежду: тёмно-пурпурное верхнее одеяние, бледно-золотистое нижнее, белую полупрозрачную рубашку, словно сотканную из паутины; по одному снял с рук кольца и браслеты, целуя запястья и каждый тонкий пальчик; убрал часть заколок, чтобы волосы принца свободно струились по спине. Потом он поднял обнажённого Сури на руки и положил на кровать, уже расправленную и приготовленную для них.

Когда Инген стал раздеваться сам, мальчик спросил:

– А руны?

Тёмный эльф опустился на постель рядом и задержал на принце любящий и одновременно печальный взгляд, от которого у Сури защемило в груди:

– Сегодня они нам не нужны. Мы сделаем то, чего давно хотим.

Мальчик испуганно затряс головой:

– Нет, нет! Ты же сам говорил мне, что для тебя это верная смерть!

Инген привлёк мальчика к себе и прижал, так что Сури уткнулся носом ему в плечо. Он вздохнул, сжал возлюбленного ещё крепче и коснулся губами его волос. Потом он прошептал:

– Это уже не важно. Я умру завтра.

Сури вскрикнул и рванулся из его объятий, но Инген удержал его:

– Нет, не надо. Видеть твоё лицо сейчас – выше моих сил. Просто послушай…

Мальчик замер, но король слышал, как бешено колотится его сердце и как принц дрожит всем телом.

– Я совершил страшное преступление много лет назад. Я убил своего брата. За это на меня был наложено проклятие, гейс. Я нарушил его. Ты же знаешь: те, кто нарушил свой гейс, умирают или сразу, или…

– …в первый день зимы, – слабым голосом проговорил Сури. – Завтра.

Инген через тонкую ткань рубашки почувствовал, как на его плечо упала горячая слеза, потом ещё одна.

– Этого не может быть… – простонал Сури. – Не может быть…

– У нас было мало времени. Три месяца – это лишь миг по сравнению с тем, сколько прожил я и сколько проживёшь ты. Но мы должны быть благодарны небу за него.

Ещё одна слеза обожгла кожу Ингена. Эти тихие безмолвные слёзы ранили его душу сильнее, чем мысль о смерти.

– Что это был за гейс? – спросил мальчик.

– Не касаться крови после захода солнца, – выдохнул Инген, чуть помедлив.

Тело Сури изогнулось и дёрнулось, словно пронзённое страшной болью.

– Это я… я убил тебя, – его возглас был похож на рыдание.

– Нет, не ты, а моя любовь к тебе.

Сури пытался вырваться из рук Ингена, но мужчина не отпускал его. Ещё слёзы, ещё и ещё. Грудь и плечи мальчика начали вздрагивать от рыданий.

– Не надо, не плачь, – прошептал тёмный эльф. – Я даже рад, что умру не из-за какой-нибудь глупой случайности, а потому, что спас тебе жизнь.

– Это… моя… кровь… – доносилось сквозь плач.

– Нет, это моё преступление и кара за него. Не плачь, Сури, ты принц и супруг короля. Ты не должен плакать.

– Да, я знаю, – произнёс Сури.

Вскоре рыдания затихли. Инген уже не прижимал его к себе так сильно, и мальчик выпрямился. Он сел на кровати, вытерев слёзы и подняв голову, и сказал:

– Ты знал все эти месяцы? Как ты жил с этим?!

– Я король, я должен править страной и оставить её своему преемнику в полном порядке. Я не могу терять время на жалость к самому себе.

Сури смотрел перед собой застывшими помертвевшими глазами.

– Прости меня. Прости меня за мои слёзы.

Это была их последняя с Ингеном ночь, и он не должен был омрачать оставшиеся часы жизни супруга горем и слезами. Он должен сделать эти часы счастливыми, такими прекрасными, чтобы даже по ту сторону мира в небьющемся сердце короля сохранялась память о них.

Мальчик улыбнулся. Сначала улыбка была вымученной, грустной, но потом в ней зажёгся тот робкий тёплый свет, что всегда радовал Ингена и трогал его до глубины души. Сури протянул руки к тёмному эльфу и сжал его ладони в своих.

– Я люблю тебя, король Инген. Я буду любить тебя вечно.

Инген улыбнулся в ответ. Руки Сури обвились вокруг его шеи. Мальчик целовал его, иногда легко покусывая, иногда лаская быстрым и жадным языком, его поцелуи жгли ему плечи, шею, грудь, живот, спускаясь всё ниже и ниже. Король обнял его и уронил на подушки; теперь уже он покрывал тело любовника поцелуями, чувствуя, как оно трепещет от прикосновений и приникает к нему, словно умоляя о соединении.

Как прекрасен был этот мальчик, нежный, словно первый цветок, воздушный, почти полупрозрачный, будто бы светящийся изнутри переливчатым жемчужным светом. Совершенный, как статуя, и в то же время такой живой, горячий, гибкий, податливый под его руками. Волосы золотой волной лежали на подушке, словно сияющий ореол. Инген не видел ничего более прекрасного в жизни, и ему уже не суждено было увидеть. Он снова и снова приникал губами к хрупким ключицам, маленьким бледно-розовым соскам, судорожно вздымающемуся животу, гладил нежную кожу плеч, груди, потом бёдер, которые так бесстыдно и одновременно невинно раскрывались от его прикосновений.

Сури застонал от возбуждения. Его губы приоткрылись, словно ловя и пытаясь поцеловать. Инген протянул к ним руку, и принц начал облизывать палец за пальцем, иногда беря их в рот, глубоко вбирая и тут же выпуская, прикусывая и снова проводя по ним языком. Мужчина, считавший, что и без того возбуждён до предела, почувствовал, как внутри него нарастает нечто, напомнившее ему предельную концентрацию магической силы перед ударом, силы, которую ты должен выпустить наружу, иначе она сожжет тебя изнутри. По его телу прошла волна дрожи, и он, убрав руку от губ Сури – это было уже невыносимо – опустился на него сверху.

Когда он делал это, ему всегда было страшно, что он раздавит маленького эльфа, но Сури это нравилось… Он заходился стоном, когда сильное мускулистое тело короля опускалось на него, вжимая в постель. Член Сури коснулся живота Ингена, оставив влажный горячий след. Король, немного сместившись в сторону, обхватил его рукой, но мальчик тут же застонал:

– Нет, не надо… я так близко…

Инген разжал ладонь, но не сразу, пару секунд подразнив Сури и нежно, но с сильным нажимом проведя пальцем по головке, отчего светлый эльф выгнулся и заметался под ним.

– Нет… нет, не так… Я хочу принадлежать тебе!.. – шептал он, закрыв глаза и запрокинув голову назад.

Инген сжал его крепко до боли, произнеся:

– Сури, любовь моя… Сури… – И совсем тихо, так, чтобы принц не слышал, прошептал одними губами: – Как мне оставить тебя?..

Когда Инген привстал, мальчик развёл ноги ещё шире. Он не просто позволял брать себя, как это происходило с другими мужчинами – он умолял Ингена, он хотел его сильно, безумно, невыносимо, до судорожной дрожи, почти до боли, до крика, сдержанного прикушенной чуть не до крови губой: «Возьми меня!». Возьми меня и сделай своим, хотя бы на одну ночь – и после этого навечно, только твоим, навсегда… Я никого и никогда не желал так сильно, потому что никого и никогда не любил. Только тебя. Тебя одного, мой супруг…

Смазанный маслом палец Ингена начал мягко, нежно ласкать его вход. Удовольствие и ожидание были настолько мучительны, что Сури начал толкаться бёдрами вперёд, надеясь, что палец всё же проскользнёт внутрь него. Наконец король сжалился над ним, и его палец, а вскоре и два, оказались внутри, медленно поглаживая и растягивая. Всё тело маленького эльфа начало двигаться в ритме с ними, стремясь заполучить эти дразнящие пальцы глубже. От первого же сильного прикосновения к передней чувствительной стенке Сури забился и застонал в голос, пытаясь ухватить руками Ингена – сам не зная зачем. Он просто терял разум от наслаждения и желания. Он хотел слиться с ним, чувствовать его всем телом, стать единым целым с ним.

Инген тоже изнемогал от желания. Маленькая, едва заметная дырочка Сури, куда, как ему казалось, и один палец не может войти, узкая и плотная, легко подавалась под его пальцами, растягивалась, и ободок её становился ярче, розовее. Они с Сури позволяли себе такого рода ласки и раньше, только редко: стоило ввести один палец, и руны начинали стремительно бледнеть, особенно на коже Сури; но сейчас мальчик наконец-то принадлежал ему. И даже если завтра ему предстоит умереть, сегодня он мог обладать тем, о чём мечтал долгие месяцы: своим маленьким светлым принцем, всем, до конца…

Мальчик стонал под его рукой, прикрыв глаза.

– Посмотри на меня, Сури, – попросил король.

Чёрные озерца обсидиана взглянули на него. Принц понимал: они должны смотреть друг на друга сейчас, не скрываться каждый в своём облаке блаженства, а смотреть…

Инген вошёл в него медленно и сладко, причинив лишь мимолётную боль на самом входе, а потом… Потом Сури пронзило удовольствие такое чистое и острое, словно даже не связанное с телом. И только через несколько секунд он опомнился, поняв, что всё так же смотрит на Ингена, что внутри него движется его тяжёлый член, наполняя его, переполняя и вызывая ощущение абсолютного единения, нерасторжимости и связанности с другим существом. Сури принимал его в себя, плавился в разливающемся по всему телу удовольствии и слегка раскачивал бёдрами, которые Инген крепко придерживал.

Он не испытывал сейчас того бешеного животного вожделения, которое выворачивало его наизнанку, когда он отдавался тем незнакомым эльфам. Он всё понимал и ощущал, и это был его выбор, его желание и его воля. Его тело и душа сейчас были едины, и он знал, чего хотел: принадлежать Ингену.

Тот смотрел на него и продолжал мерно, уверенно двигаться, хотя Сури уже весь горел под ним и задыхался, чувствуя, как медленно, по капле, но неумолимо приближается оргазм. Прерывающимся от наслаждения голосом Инген произнёс:

– Я беру тебя в свои супруги, навечно, пока смерть не разлучит нас. Я называю тебя своим мужем перед солнцем, луной и звёздами, перед огнём, водой, воздухом и камнем, перед всем, что есть в мире живого и мёртвого.

Сури казалось, что его сердце разрывается от любви и боли, хотя по телу струился жар удовольствия, приближающий его шаг за шагом к самой грани.

– Я беру тебя в супруги, – продолжал Инген, всё так же ритмично, сильно и неторопливо раскачиваясь. Его взгляд был по-прежнему прикован к лицу Сури и его широко раскрытым глазам, на которые от этих слов невольно начали наворачиваться слёзы. – Я принимаю тебя в свой род и нарекаю тебя Ривель Эренн Фелари, звездой, освещающей мой путь, золотым солнцем и серебряной луной, своим сердцем и жизнью, своей первой любовью и последней любовью.