Текст книги "Гастарбайтер"

Автор книги: Георгий Юров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Прибыв на место в три дня по местному времени, Алексей нашёл оставленный женой адрес и, припарковавшись напротив, ждал ещё два часа, пока девчонки весело болтая, не вышли из дома. Поймав такси, они уехали на работу, а Лёха, выждав десять минут зашёл в парадное. Поднявшись на последний этаж старого пятиэтажного дома, он, на всякий случай позвонил в нужную квартиру, приложив ухо к двери. Не услышав ничего подозрительного, отомкнул дверь и вошёл внутрь. Лёша знал, где искать, потому без труда нашёл сбережения жиличек. Деньги были в разных местах и валютах, собрав всё воедино, он насчитал восемнадцать тысяч долларов и почти пятьдесят тысяч дойчмарок. Разложив добычу по карманам, визитёр перевернул всё вверх дном, имитируя случайную кражу. Оглядев произведённый погром, Алексей, остался доволен работой и, стряхнув с рукава зацепившееся пёрышко, вышел на лестничную площадку.

Через пару недель приехала Настя, забрав деньги, которые Лёха уже начал тратить. Больше ни копейки из них он не увидел, а жена купила себе, оформив на маму, двухкомнатную квартиру на правом берегу. В её планах настало время для последней части затянувшегося замужества, и звучала она – развод. Мужа Настя поставила перед фактом, сказав просто:

– Будем, Лёша, разводится.

Но эта идея Алексею не понравилась. Он стал говорить, что половина привезённых из Базеля денег принадлежит ему по праву…

– О каком праве ты говоришь, альфонс? – гневно перебила жена, и глаза её недобро блеснули. – Ты семь лет сидишь на моей шее, я кормлю тебя, обуваю, одеваю, удовлетворяю твою похоть. В конце концов, это мне надоело. Что же тут странного?

Лёха удивлённо взглянул на неё – они не спали вместе почти со дня свадьбы. Может она его с кем-то путает?

– А ты знаешь, Лёшенька, что общая недвижимость супругов при разводе подлежит разделу, и я вполне могу забрать эту комнату, – Настя ткнула себе за спину большим пальцем. – Но не делаю этого по доброте душевной. Считай, ты её отработал.

Лёха подавлено молчал; мало того что жена оказалась змеёй подколодной, так ещё и из собственного дома грозиться выгнать. Столько потрясений за один раз для него было слишком. Настя закурила и, сделав пару глубоких затяжек, нервно потушила сигарету о пепельницу.

– В общем так. Хочешь расстаться по-хорошему, что бы о деньгах я больше не слышала. Встретимся на суде.

Брошенный муж сидел, вдыхая нежный аромат французских духов, оставшийся от навсегда ушедшей жены. После всего пережитого он смог произнести только два слова:

– Вот кобыла!

***

Достав из холодильника оставленную на опохмел «чекушку», Лёха вылил содержимое в стакан. Выпив залпом, он посмотрел в давно не мытое окно кухни и, зайдя в комнату, нашёл в записной книжке нужный номер.

– Алло. Добрый день, а есть Светлана? Витёк, ты что ль? Это Лёша, Настин муж. Да, богатым будешь. Когда Светка появиться, пусть меня наберёт, только обязательно. Нет, ничего серьёзного, хочу ей кое-что рассказать интересное.

Сидя в кресле перед телевизором он ждал звонка, и главным для него сейчас было не напиться. Когда Света, одна из обворованных им девушек, тоже киевлянка, позвонила, Алексей выложил ей всё. По возможности обеляя себя и раскрашивая самыми чёрными красками образ супруги. Из его рассказа Настя выходила чёртом в юбке, он, собственно, был не причём. Уяснив суть, Света швырнула трубку и, слушая гудки отбоя, Лёша запоздало думал о том, правильно ли поступил.

Светлана обратилась к знакомым «бандюкам», Настя – к родственнику отца, сбушнику. На встрече братву покрутили, немного помяв для порядка, и Настю с тех пор ник-то не трогал. Лишь Светкин пьяный муж, Виктор, позвонил Лёхе однажды, сказав заплетающимся языком:

– Твою бывшую «порвут». Такое не прощают.

Насте иногда звонила Света, всё допытывалась, будучи «подшофе»:

– Почему ты так с нами поступила? Мы ведь подругами были, вместе одно дерьмо хлебали.

В ответ Настя клялась и божилась, что к пропаже денег никакого отношения не имеет. Всё придумал её бывший муж алкоголик, отомстив за развод.

– Откуда же Лёшка все подробности знает? – подозрительно спрашивала та.

– Да я сама, дура, ему рассказала! У меня ведь тоже всё украли. Слушай, давай встретимся и обо всём поговорим.

– Давай, – соглашалась недавняя компаньонка, но больше они так и не встретились. Со временем история заглохла, но дорога в Швейцарию для Насти оказалась закрыта. Местные бонзы такого нахальства могли не простить. Лично их это не касалось, но честь фирмы была задета, и провести остаток дней в гареме шейха средней руки, кочуя вместе с верблюдами по пустыне, ей не хотелось. Поварившись в котле нелегального бизнеса, девушка знала немало леденящих душу историй, а потому старушку Европу пришлось стереть со своей географической карты.

– Ну и хрен с вами, фашисты проклятые, – зло думала она, прячась от дождя в книжном магазине. Настя задумчиво крутила нежной рукой школьный глобус, глядя, как вертится картонный земной шар, как плавно плывут перед глазами океаны, острова, материки, испещрённые синими венами рек. В Старый Свет хода не было, но ведь есть ещё немало стран и континентов где не ступала её нога!

Выбор был сделан, мосты сожжены и она летела, видя под собой безбрежную синь океана в салоне бизнес класса «Боинг 747». План был прост, как всё гениальное и при удачном раскладе должен был сработать. Ведь сработал же в Киеве. На благо концессии великий Комбинатор связал себя узами брака с вдовой Грицацуевой. Ради своего светлого будущего Настя была готова стать женой мужчины любой национальности, при наличии американского гражданства. В Штатах её ждал бывший одноклассник Жорик. В школе для неё он не существовал, был невысоким, полным подростком, с печальными еврейскими глазами. В девяносто втором их семья иммигрировала, а на встречу выпускников год назад Георгий приехал, словно наследный принц, весь вечер, пробыв в центре внимания. Они разговорились, вспоминая детство с ностальгическими слезами в глазах. Георгий Витальевич был ей по плечо, но глядел с превосходством и общался так, будто он вырос, а Настя осталась ребёнком.

В тот вечер молодые люди сильно напились, и, кажется, переспали, воспоминания шли полосами, как в разноцветном коктейле. Вскоре она забыла о «Встрече…», а Жорка нет. Он позвонил уже из Штатов и с тех пор они поддерживали связь. Было одно «но» – Жора женился в первый же год жизни в Америке, но помочь на первых порах обещал. Если, конечно, Настя туда попадёт – визу в консульстве ей не открыли, аргументировав отказ слабостью социальных связей в Украине и не скрывая опасений, что в положенный срок она не вернётся, пополнив армию нелегальных мигрантов.

Тормознув такси на Артёма, Настя ехала домой, когда из магнитолы зазвучали аккорды «Наутилуса». «Гудбай Америка, о-о-о! Где я не буду никогда…», – с неподдельной тоской пел Бутусов, словно это ему только что отказали в визе.

– Вы не могли бы поставить другую волну? – промурлыкала она водителю.

– А мне нравится, – ответил тот, пытаясь завязать разговор с красивой пассажиркой.

– За то мне нет, – отрезала Настя совсем другим тоном, добавив в голос накопившиеся за утро раздражение, обиду и злость. Таксист загрустил, крутанув ручку настройки.

Она проиграла раунд, но выкидывать полотенце не торопилась. Оставалось, сделав крюк в Мексику перейти границу нелегально. Потому-то Настя и парила, словно огромный серебряный кондор над отрогами Анд, приземляясь в аэропорту «Ацтека», столицы инков и конкистадоров. Идя на посадку в ту декабрьскую ночь, она смотрела на огни гигантского города, будто море залившего равнину. Вдруг захотелось домой, в свою «хрущёбу», казавшуюся теперь вершиной уюта. Ещё не поздно поменяв доллары на песо взять обратный билет и вылететь в Амстердам следующим рейсом, а оттуда уже в Киев…

Проведя остаток ночи в аэропорту, она купила за сто «баксов» билет и улетела на север этой аграрной страны, объясняясь с местными на английском, бегло выучив язык за пять лет скитаний по Европе. Перед отлётом, электронное табло «Борисполя» показывало минус восемнадцать, здесь же было лето. Добравшись до приграничного городка, сняла номер в вполне приличном отеле, с двумя бассейнами во дворе и говорящем на английском персоналом. Проживание обходилось в пятьдесят долларов в сутки и с учётом перелёта за тысячу триста, дорога влетала в копеечку. Через прислугу Настя договорилась с проводниками. Её просьба никого не удивила – нелегальная миграция была доходным делом и по тропам через горы здесь прошли тысячи подобных ей. Молодая особа прилетела в субботу, а через три дня, в канун нового, девяносто восьмого года, поздним вечером они тронулись в путь.

Проводников было трое, чем-то похожих между собой, двое мужчин и женщина. Петляя серпантином дороги в потрепанном «Джипе» без крыши, они остановились у каменного склона. Женщина осталась в машине, а мужчины, не сказав ни слова стали подниматься вверх. Грабежи в этих местах являлись доходным бизнесом и потому её спутники оказались вооружены.

Анастасия шла следом, вглядываясь в темноту. За плечами был небольшой рюкзак, в руке дорожная сумка. Тропа то поднималась в гору, то вдруг уходила в сторону и девушка уже не представляла, ни куда они идут, ни как вернуться обратно. Проводники шли уверенно и молча, бесшумно ступая подошвами резиновых ботинок; либо они часто тут ходили, либо видели во тьме как кошки. Но думала она не об этом. Ей стало жутко от гнетущей тишины, угрюмости пейзажа, далёкого леденящего душу воя звучащего дьявольским смехом и предстоящего в одиночестве по этой каменной пустыне «марш броска». Глядя под ноги, Настя неожиданно уткнулась в спину проводника. Тот посторонился, и она увидела прямо перед собою, но далеко внизу гирлянду огней.

– USA, – негромко произнёс мужчина и добавил, видя её нерешительность, показав отталкивающим от себя жестом: – Go! Go!

Но Настя стояла, зачаровано глядя на огни, манившие её из-за тридевять земель и вот теперь блестевшие перед глазами. Лишь в висках разгорячено стучала кровь, в такт словам молчаливых спутников. Те пошли от неё в обратную сторону и чем дальше они уходили, тем тревожнее становилось на сердце. Она ощутила себя усталой, брошенной всеми и очень слабой. Слёзы наполнили глаза, но, не дав себе разреветься, девушка развернулась и побежала вслед за уходящими проводниками.

Купив билет на самолёт, Настя проводила оставшееся время, загорая и купаясь в бассейне. Как бы ни складывались обстоятельства, образ жизни заставлял её выглядеть на миллион долларов. После неудачного перехода Румынской границы О. Бендер решил, что пришло время переквалифицироваться в управдомы, у нашей героини на этот счёт были совсем другие планы.

***

Как Вадим познакомился с Настей, Женя не знал, но встреча та стала для приятеля фатальной! Всё, что зарабатывал, рискуя свободой, тут же тратил на неё. Курила она только «Собрание», пила дорогое вино и французский коньяк, общественным транспортом тоже не пользовалась. На семью в его карманах денег хватало лишь на еду да одежду из секонд-хенда. Сочувствия по этому поводу девушка не испытывала – жить с красивой женщиной дорогое удовольствие, а отсутствие средств, это только проблемы Вадима. Свято место пусто не бывает.

Вернуть мужа у Алёны шанцев не было. Пять лет в Европе стали для Насти отличной школой. Она могла поддержать разговор на любую тему, читала книги, названия которых Вадик даже не слышал, общалась с теми, кого он видел только по телевизору. В этом жена проигрывала ей с разгромным счётом, и Вадим подумывал, ни пора ли разводиться.

Как-то он спросил у Жени:

– Слушай, как мне быть с этим «треугольником»? Совсем запутался, не знаю уже, что и делать.

Прежде чем ответить, Женька сосредоточено потёр сломанный в детстве нос:

– Если тебя вдруг «закроют», Настя ждать не станет – у неё на это просто нет времени. Не чуди, Вадян, живи с Алёной, а с ней встречайся, раз тебе так хочется.

Больше на эту тему они не говорили. Женя был прав, но мыслил слишком примитивно – провести оставшуюся жизнь в лагерях Вадим не ставил за цель, а жить с человеком, который стал ему безразличен, казалось не выносимо!

Апогеем Настиной деятельности на постельном фронте стали пятьдесят тысяч долларов, которые один поклонник, человек не бедный, дал ей на раскрутку. Вадим предлагал вложить деньги в стоматологическую клинику, пока была такая возможность, но девушка распорядилась ими по-своему. Наняла водителя и он возил её на «Жигулях» по ресторанам и светским тусовкам. Денег хватило на год; «Как пришли, так и ушли», – вздохнула Настя без особой жалости, лохов на её век ещё хватит.

***

Шёл июнь две тысячи первого. Женька смотрел телевизор в съёмной квартире на Куренёвке, когда зазвонил телефон.

– Алло, Жека, – узнал он голос Вадима. – Чем занимаешься?

– Телик смотрю.

– Понятно. Нужно кое-что обсудить, подходи через пол часика к «Макдональдс» возле тебя.

Женька повесил трубку и через двадцать минут был на месте. Вадик стоял ближе к проспекту Правды с мужчиной, которого он вначале принял за «бомжа».

– Здорово, пацаны.

– Знакомьтесь, – приятель представил его своему спутнику, – Жека.

– Михаил, – пожатие у парня было вялым, а сам он в старом клетчатом пиджаке, не глаженых брюках и больших квадратных очках не произвёл на него впечатления.

– Дают нам «работу», – объяснил в двух словах Вадим Женьке, – «набой» на богатого иностранца. И сумма хорошая, но половину хочет «набойщица».

– Настя, что ли? Давно про неё слышно не было, думал, грешным делом её уже и в живых нет.

– Жива, – усмехнулся Вадим. Скупой улыбкой, в купе с вытянутым лицом и перебитым носом – шайбой, в дворовом матче – он напоминал Владимира Кличко и однажды воспользовался своим сходством. Они с приятелем ехали в другой город и остановились выпить кофе в придорожном кафе. Присев за столик ждали заказа, когда подошедшая официантка неожиданно сказала ему:

– Ой, Вы так на Кличко похожи.

– Я их третий брат, – соврал молодой человек, невозмутимо глядя на неё.

– Что-то я про Вас не слышала.

– Мы двоюродные. Боксом не занимаюсь, пиво не рекламирую. У меня другие интересы, – напустил он тумана.

Девушка ушла, а когда вернулась, сказала, что кофе пошёл за счёт заведения.

– Жива, – повторил Вадим. – По-прежнему цветёт и пахнет.

– Чем пахнет? – не понял Женька.

– Французским парфюмом, «Шанель № 5». Слышал о таком?

– Ты что, Вадик, шутишь? Да я не только слышал, я его пил! – выпалил Женька неожиданно. Очкарик в разговоре не участвовал, лишь удивлённо посмотрел на него. – Да, пил. Один раз, в армии.

– Вообще-то духи не пьют, – с улыбкой заметил товарищ.

– Да знаю я! В магазине напарили, ну я и взял, не разобравшись. Пришлось выпить, а то кто к шкафчику не подойдёт, так начинает: – «Ой, женщинами пахнет». Остряки.

– Хороший парфюм. Дорогой, если настоящий. И как пошло?

– Тяжело, – признался Женька. – Крепкие очень. Я уже не помню – «Шанель» – «Манель», но то, что было «Made in France», могу поклясться.

Звонок на мобильный Вадима прервал их трёп.

– Настя звонит, – объявил он, включая громкую связь. Предстоял тяжёлый разговор, от которого зависело, сколько получит каждый.

Девушка не уступала ни цента. Всё что связывало их раньше, оказалось забыто. Вадим был нужен ей в её планах, а без неё рассчитывать на что-то Вадик не мог. Переговоры затягивались. Глядя на счётчик времени домашнего телефона, Настя с тревогой сказала:

– Послушай, давай что-то решать, мне наш разговор дорого обходится.

– Да ладно, бедная ты наша, – отмахнулся Вадим. Признавать поражение не хотелось, особенно при посторонних. – Я сейчас брошу трубку, не получу ни копейки, но и тебе ничего не достанется. А я слишком хорошо знаю, как к тебе попала эта информация. Ведь ты же сосала…

– Минуточку, – перебила его Настя ледяным тоном. – Если я не дам эту работу, то сосать будешь ты и твоя шайка неудачников. Моё последнее слово: пятьдесят вам, пятьдесят мне. Ещё раз позвонишь, будет тридцать на семьдесят.

***

Вадим напряжённо молчал, всё ещё находясь в разговоре.

– Как она сказала, «шайка неудачников»?

– Да вроде, – ответил Женя и не выдержав, спросил: – Вадя, а о какой сумме идёт речь?

Товарищ сосредоточено разглядывал тучи над Оболонью, думая о своём.

– Сто тысяч, – подал голос Очкарик.

– Гривен?

– Долларов, – произнёс Вадим, отрываясь от мыслей. – За гривны Настя бы на разбой не пошла.

– А нас за них не порежут на ленточки? Их же искать будут…

– Ладно, не ной, – зло перебил его Вадик. – Страшно – иди вон работай, грузчиком, или ларьки охранять. Что ты ещё можешь?

– Соглашайся, пока не передумала, – посоветовал ему Рощин. – Пятьдесят лучше, чем тридцать.

– Или к кому другому не обратилась, – обижено вставил Женя, задетый выпадом приятеля, хотя злился тот и не на него.

– Исключено. Побоится, что я её сдам.

– А ты сдал бы? – поинтересовался Очкарик.

– Нет, наверное, но она-то этого не знает, – набрав номер, Вадик бросил коротко: – Я согласен, – и нажал отбой.

– Ну, всё парни, до завтра, – увидев идущий троллейбус, Михаил, пожал им руки и побежал к остановке, крикнув на ходу: – Созвонимся!

Произведя посадку «Тридцать шестой» покачивая проводами, увозил своих пассажиров вверх по проспекту.

– Не нравится он мне, – проворчал Женя, глядя троллейбусу в след. – Какой-то двойной.

– В смысле?

– Ну, не такой на самом деле, каким хочет казаться.

Воспоминания о проигранной дуэли ещё саднило душу и, не сдержавшись, Вадим съязвил: – Я знаю кто он. На самом деле Очкарик трансвестит – двухметровая блондинка с бюстом последнего размера.

– Смейся, смейся, – укорил его Женька. – Не хотел говорить, но скажу. Ты мультик «Тайна третьей планеты» видел? Там профессор был, Верховцев, всем козни строил. Помнишь?

– Ну, допустим.

– Так на самом деле его подменили, и это был не он.

– А кто?

– Робот! – торжествующе выкрикнул Женька.

– Ну, ты даёшь, Очкарик – робот, – рассмеялся приятель.

– Да я не то хотел сказать! Вернее то, но не так, – совсем запутался Женя, ему никогда не удавалось высказать свою мысль коротко и ясно, всегда вмешивались то роботы, то, что-нибудь другое.

– Хорошо, Жека, я поеду, а то ещё полно дел. С утра жди моего звонка. А если серьёзно, – продолжил Вадим после паузы, – как бы я к Очкарику не относился, он нам нужен. Мышцы мышцами, но когда в руке пистолет, оно надежней. У тебя есть «плётка»? Нет. А у него есть. И завтра она нам пригодится, неизвестно, какие сюрпризы нас ждут.

Глядя на переходящего дорогу Женю из окна такси, он думал с грустью: – И это те люди, на которых я могу рассчитывать. Один пьёт туалетную воду, так, что потом роботы мерещатся. А у другого два дна.

***

Выйдя на «Черниговской», Рощин доехал до ЖЭКа по месту прописки, ехать туда не хотелось, учитывая розыск в России, но пришлось рискнуть.

Мишка был похож на мать, тучную маленькую женщину, с такими же толстыми линзами. У обоих была группа по зрению, которую он унаследовал от матери, а от отца – тяжёлый характер. Очкарик не был вспыльчивым, но обид не прощал. Двум инвалидам скидка на «коммуналку» – за которую они и так не платили – полагалась и мама просила его взять справки. ЖЕК находился с тыльной стороны дома Быта. Поднявшись на небольшую горку, он обошёл здание и вошёл в стеклянную дверь.

Был «час пик». Паспортистка Наташа, полная высокая женщина, возраст которой неумолимо приближался к сорока, вела приём. Выстояв очередь, люди заходили в кабинет, она выслушивала, давала нужную информацию, но думала о своём.

Десять лет они с мужем и дочерью стояли в очереди на «расширение» и наконец, их мечта о двухкомнатной квартире сбылась. «Ничего себе бесплатное жильё», – усмехнулась Наташа, глядя на очередного посетителя. Чтобы получить долгожданный ордер, пришлось дать десять тысяч долларов взятки. Жилплощадь нуждалась в ремонте и муж её, бывший научный сотрудник, занимался сейчас тем, что приводил квартиру в порядок. Всё шло нормально, но неделю назад какой-то придурок облил окна краской. Оттереть её оттерли, но следы всё равно остались и мысль, что придётся менять стеклопакеты, добавляла паспортистке головной боли. Тревожило и то, что акт вандализма мог повториться. Она обратилась к знакомому, имевшему вес в криминальной среде, тот обещал помочь, но пока не звонил…

– Я тебя спрашиваю, – отвлёк её от мыслей голос старика-пенсионера, – положены мне льготы как ветерану или нет?

– Положены, – обречённо ответила Наташа, не повышая голоса.

– Так чего вы меня мурыжите, то туда иди, то сюда. Я за таких как ты кровь проливал, а ты из меня её теперь пьёшь! – закричал дед, разойдясь не на шутку и в боевом запале замахнулся инвалидной палочкой. Блеклые глаза ветерана сверкали праведным гневом; волос на его голове давно не было, но брови, почти сросшиеся у переносицы, стояли дыбом, придавая ему дикий вид. Он был зол и страшен сознанием своей правоты. Зажмурившись, паспортистка отпрянула, успев подумать: – «Сейчас как треснет…» Но удара не последовало. Не открывая глаз, она услышала быстрые шаги вошедшего в кабинет человека.

– Слышь, дед, геройствовать на фронте нужно было.

Открыв глаза, Наташа увидела картину, от которой сердце её похолодело. Коротышка в клетчатом пиджаке и больших квадратных очках стоял у дверного проёма, держа в одной руке хозяйственную сумку, а в другой пистолет. Набрав в лёгкие воздуха, она раскрыла рот, собираясь выразить воплем свой страх, обиду на оскорбление, испорченные окна, десятку «зелени», отданную за здорово живёшь. Но страшный маленький человек приложил палец к губам, и крик умер в её груди, с шипением пробитого мяча выйдя сквозь плотно сжатые недавно вставленные фарфоровые зубы. Из-за духоты все двери были открыты, и этого типа Наташа видела в коридоре, он ходил туда-сюда, один раз заглянув в её кабинет.

– Расклад такой, – начал, похожий на Квазимодо неожиданный заступник. – Или ты извиняешься перед женщиной, или я делаю в твоей голове лишнюю дыру. Считаю до трёх. Раз, – начал он отсчёт. – Два.

– Из…,Из…,Из…, – слова словно застряли в гортани пенсионера, извергаясь нечленораздельными звуками. На него было жалко смотреть: лицо дрожало, будто жило собственной жизнью, а руки тряслись. – Извините меня, пожалуйста.

Слов больше не было, решив, что ему не поверят старик, упав на колени, полез под стол к ногам паспортистки.

– Хорош, старый! – закричал Очкарик, несильно пнув деда под зад. Сунув «ствол» в сумку он вышел из ЖЭКа и никем не преследуемый скрылся во дворах панельных пятиэтажек.

***

В полдень следующего дня Женя ждал Вадима в кафе на Саксаганского, где по вечерам работал охранником. Он сидел у входа за первым столиком, глядя телевизор; зал был пуст, не считая пары человек обедающих офисных служащих. Оживление здесь начиналось вечером.

По ступеням полуподвала послышались шаги, и подельники спустились в помещение. Вадика тут знали и любили, за щедрые чаевые и широкий образ жизни. Иногородним официанткам он казался воплощением мечты об удачном замужестве.

– Слушай, старик, всё хочу спросить, кафе называется «Кариатида», а ни одной кариатиды, даже нарисованной я почему-то не вижу.

– Я что тут, главный? – удивился Женя. – Придёт хозяин, спроси.

– А кто хозяин?

– Борец, поломанные уши. С тебя ростом, только в плечах шире раза в два, и с чувством юмора у него тоже не очень.

– Так что нам, уйти? – спросил приятель, не поднимаясь со стула.

– Сиди, но не задавай глупых вопросов.

Настя должна была подъехать к двенадцати, однако её ещё не было. «Может она вообще не приедет», – со слабой надеждой подумал Женя. Официантка принесла им чаю, обворожительно улыбаясь Вадиму, тот снисходительно кивнул в знак приветствия и благодарности. Его привычку пить чёрный «Липтон» в заведении помнили.

– Пойду на улицу, а то тут дышать нечем, – отодвинув стул, Очкарик направился к двери. Одет он был так же как вчера, только сумка в его руке была чёрного цвета.

Зазвенел мобильный, Вадик ответил и, поднявшись, пошёл к выходу, увлекая Женю за собой. «Началось», – в такт этой мысли вдоль Женькиного позвоночника побежала холодная змейка. Его пугала не столько предстоящее, сколько сумма, стоявшая на кону. В квартире, местонахождения которой он ещё не знал, мерещились небритые дядьки суровой наружности. Они были в курсе того что задумала Настя и ждали их визита.

– А вот и она, – разогнал Вадим тревожные видения товарища. «И зачем только долбаный Очкарик сказал про эту сотку? Сто тысяч, сто тысяч», – злился Женя, поднимаясь по ступенькам.

Настю привёз Чипс, припарковавшись напротив, но выходить из машины не спешили. На улице Женя увидел то, что было воспринято им как дурной знак. Милицейская «Тойота» словно голодная акула, высматривая добычу, медленно ехала мимо. Рощин стоял выше по улице, достав из сумки кусочки хлеба, бросал их голубям. Джип тормознул возле него и сидящий на заднем сидении сержант насмешливо спросил: – На обед себе кормишь?

Не глядя на «беркутёнка» Очкарик отрицательно покачал головой и ответил спокойно:

– Нет, тебе.

Мент хотел выйти из машины, но старший экипажа, увидев что-то более перспективное сказал: – Поехали.

Водитель включил скорость и «Тойота» уехала, оставив после себя серое облако выхлопного газа.

– Что он творит! – возмутился Женька с глухим сожалением в душе, если б мокрушника забрали, всё бы отменялось и засевшие в засаде бородачи ни кого не дождавшись, пошли домой. Мысленным взором он увидел, как сидевший на кухне человек в камуфлированной куртке и шрамом на левой половине смуглого лица подводит бруском охотничий нож. Что солнечный луч, сквозь неплотно задёрнутые шторы, скользнув по острию, ослепил мужчину, тот, продолжая движение, поранил палец и тяжёлая капля, сорвавшись с лезвия, падает на пол, разлетаясь багровыми брызгами… Судорожно сглотнув, Женька прогнал наваждение и побежал за приятелем через дорогу.

В машину его не пригласили; выгнав Чипса, Вадим с Настей в полголоса обговаривали детали, напоминая двух заговорщиков. Выйдя из «пятёрки» Вадик объявил:

– Мы поедем на место, посмотрим, что к чему, а вы пешком идите. Тут недалеко, на следующем повороте направо.

Они уехали, и Женя с Очкариком пошли в нужном направлении.

Пятиэтажный дом дореволюционной постройки стоял посередине квартала; Вадим крутился возле него, машины видно не было.

– Я тут нашёл улочку за домом, Чипс там будет ждать. Только что звонил с таксофона, наш друг на месте. Ну, с богом, – оглядевшись по сторонам, он зашёл в парадное.

Квартира, которую снимал Настин знакомый-австрияк, находилась на четвёртом этаже. Предположительно в ней должен был быть он и его переводчик, сам иностранец по-русски не говорил. Вечером бизнесмен улетал в Вену, и второго шанса у них не было.

Женя застегнул до подбородка «олимпийку», натянув бейсболку до бровей. Они с Очкариком стояли на площадке между этажами, держа в руках веревку и скотч. Вадик лежал на полу под дверью с пистолетом в руке, наводчица, стерев косметику, стояла перед глазком в домашнем халате, замотав волосы полотенцем. И казалась Жене, не лощеной стервой, а совсем другой, домашней и безобидной, увидев такую он бы точно открыл.

«Раз, два, три», – отсчитала про себя Анастасия и требовательно нажала звонок. Тревожные трели раздались внутри квартиры, но к двери никто не подходил, и она продолжала звонить. Послышалось шарканье комнатных тапочек, шаги замерли у глазка – невидимый человек внимательно разглядывал её.

– Вы к кому? – с удивлённой настороженностью спросил мужской голос.

– Мужчина, что вы себе позволяете! – завизжала Настя, и Женя тревожно подумал: «Чего она так орёт? Сейчас все соседи сбегутся на этот цирк». – Я только что ремонт сделала, а вы меня затопили!

За дверью послышался невнятный разговор и тот же голос возразил:

– Девушка, Вы ошиблись, у нас все краны закрыты.

– Ошиблась?! – переспросила Настя страшным голосом. – Я что дура, по-вашему? Идите, посмотрите! Краны закрыты, а трубу прорвало под плиткой и меня залило по стояку. Это уже не первый раз, с вашим жильём постоянные проблемы! – голосила она, но дверь не открывали. Слёзы отчаянья придали сцене правдоподобия. Женьке на миг показалось, что жильё снизу, трёхкомнатные хоромы стоимостью в «лимон» «баксов» действительно затопило. Сквозь подвесной потолок спальни в розовых тонах, потоки ржавой воды текут на огромный «траходром», супружеское ложе, заливая простыни и эксклюзивные обои. «Вот актриса, – уважительно подумал он. – Ей не людей грабить, а в театрах играть».

Внутри напряжённо шушукались, похоже, там о чём-то спорили на чужом языке. Слёзы из Настиных глаз размывали туш, грудь вздымалась, и она тихо причитала всхлипывая:

– Позвоню в милицию. Пусть хоть кто-то защитит. Слабую женщину. А ещё приличные люди! – укорила она напоследок, отходя ни с чем от не взятой ею крепости.

И замок щёлкнул. Дверь приоткрыли на два пальца, но этого хватило Вадиму чтоб, оттолкнувшись, ввалиться внутрь. Настя побежала вниз, а Женя с Очкариком ей навстречу.

– На пол! Лежать! – ревел Вадим, держа под прицелом двух свалившихся на паркет мужчин. Их связали, заклеив рот скотчем, и оттащили в комнату. Женька был с ними, роясь в столе и шифоньере, Рощин пошёл на кухню, Вадик остался в прихожей. Запустив руку во внутренний карман висевшего на вешалке пиджака, он нащупал толстую пачку и, вытащив, зачарованно смотрел на неё, забыв обо всём. В ней были только стодолларовые купюры. Почувствовав слабость в ногах, Вадим опустился на стул – спешить больше было некуда.

Забрав пистолет, Рощин зашёл на кухню, заметив стройную блондинку лет двадцати, прятавшуюся за холодильником. Увидев оружие в его руке, девчонка завизжала:

– Я не причём! Я проститутка!

– Заткнись шалава, – зарычал Очкарик, замахнувшись рукоятью. – Поворачивайся.

Подвыпившая «шалава» истолковала команду по-своему. Повернувшись к нему спиной, она выгнулась буквой Г.

– Ты что творишь, придурошная! – растерялся Очкарик. – Руки давай. Тебя что, никогда раньше не связывали?

Поняв, что убивать не будут, девчонка ответила:

– Связывали пару раз. Всякие извращенцы попадаются.

Сидя на стуле в прихожей Вадик подвёл итог. В пачке было шестьдесят пять тысяч долларов, ещё семьсот «баксов» он нашёл в бумажниках мужчин и сумочке девушки. Пока Вадим был занят подсчётами, на кухне подельники опустошали холодильник. Путана, сидела тут же на табурете, со связанными за спиной руками и Женя кормил её, накалывая вилкой кусочки колбасы и хлеба.

– Мальчики, развяжите, – хныкала пленённая «жрица любви». – Руки совсем затекли, синяки же останутся.

– Терпи, кому теперь легко, – отрезал Женька, медленно переворачивая в её рот стаканчик водки. – Издержки профессии страхованию не подлежат.