Текст книги "Гастарбайтер"

Автор книги: Георгий Юров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Часть первая

Глава первая

Внутренняя дверь комнаты свиданий открылась и он, оглянувшись, посмотрел на лагерь. «В следующий раз поеду на строгий режим», – думал он, не зная, что его ждёт за забором. Получая справку об освобождении, он поймал на себе испытывающий взгляд ДПНК – тот глядел на него, наверное, думая о том же – и делая первый шаг на свободу, неожиданно для себя сказал майору:

– Будь здоров, Иваныч.

Выпускали по пять человек, когда их пятёрка вышла за «зону» ДПНК крикнул в след:

– Не оборачиваться! – они привычно вжали головы в плечи – и добавил: – Дурная примета.

***

Он вышел в середину лета и в три часа дня солнце пекло так, что от расплавленного асфальта поднималось марево. Его звали Женей, в начале месяца ему исполнилось тридцать пять, три года, из которых он провёл в только что оставленной колонии. Идти ему, честно говоря, было некуда. На руках имелось двадцать шесть гривен материальной помощи и свобода, к которой он так долго стремился и наконец, обрёл.

Дойдя до автовокзала, купив десять пачек дешёвого мороженого, о покупке которого, именно десяти пачек, мечтал всё это время, Женька пошёл по трассе в сторону Киева, тормозя попутку и кушая мороженое. Машины с рёвом проносились мимо, но, наконец, одна остановилась, и лысоватый плотный парень в чёрной футболке спросил:

– Куда, земляк?

Но Женя тянул с ответом, напряжённо думая: – «Где я видел его? Бывший опер второго барака?»

– Ты это, – сказал он парню, – езжай. Я пока не еду.

Водитель удивлённо посмотрел на него и, включив передачу, поехал дальше.

– Что-то рожа мне его не нравится, – пробурчал Женя вслед отъезжающему авто.

Он вновь поднял руку, просясь в попутчики. Долго ник-то не останавливался, но вот белые «Жигули» шестой модели тормознули и, проехав с десяток метров, остановились. Но он стоял, глядя на милицейскую фуражку, лежащую за задним стеком. Замахав «Жигулям» «Отъезжай!» развернулся и быстро пошёл в обратном направлении. Сойдя с дороги, он петлял частным сектором, уходя от возможного преследования. Убедившись, что слежки нет, Женька нашёл себе пристанище в заброшенном здании. Успокаиваясь, подумал: «Чего меня ловить? Я же законно вышел!» Достав справку, он прочёл в десятый раз за сегодняшний день: «Применить УДО как к лицу, вставшему на путь исправления».

Женя сидел на бетонном полу среди загаженного пыльного хлама, подложив под задницу оторванное сидение стула, наслаждаясь свободой. Бросив в угол растаявшее мороженое, он сказал раздражённо исписанным стенам:

– Совсем, блин, нервы ни к чёрту!

Вернувшись на автовокзал сел в маршрутку и в восемь вечера был уже в другом городе. Денег на билет не хватило, пришлось доставать справку. Водитель, привычный к подобному контингенту лишь грустно кивнул, указывая на свободное место. Уснуть Женька не смог и полтора часа дороги глядел в окно, свыкаясь с новыми ощущениями, привыкая к мысли, что тот кошмар, в котором он жил три последних года, остался позади, за бетонной стеной Учрежденья.

Не шло даже речи вернуться к матери, в маленький шахтёрский городок. Где не было ни то, что работы, не осталось почти даже жителей, а по брошенным пустым квартирам бродили мародёры в поисках цветных металлов. Его не пугала возможное возвращение на «зону», как нарушившего условия досрочного освобождения, страх перед жизнью в нищете, в полу первобытном состоянии был сильнее. Он ехал в Киев, манящий, словно земля Обетованная – Фата Моргана. Город притягивал так же, как огромный фонарь зовёт своим светом тысячи мошек. Завораживало само слово «Мегаполис». Перед глазами вставали кадры фантастических боевиков, но в реале жизнь ненамного уступала по жестокости и цинизму, безрадостным перспективам будущего.

Купив телефонную карточку, но так никуда и не дозвонившись, Женька вновь воспользовался справкой. Поезд метро, словно огромный червь, нёсся по тёмному тоннелю, оставив наверху бетонный город, с его суетой и июльским зноем. Во время дороги Женя раздумывал над сложившейся ситуацией. Ночевать ему по-прежнему было негде. Через спортзал можно выйти на приятелей и через них попробовать найти работу, а главное жилье. Но это всё откладывалось на потом. А пока… «Придётся ехать к Игорю», – решил он, глядя на светящиеся окна высотных домов.

Игорька Женя знал давно. Когда он только перебрался в Киев, то первые пару лет работал грузчиком на рынке, снимая комнату в коммуналке через дорогу. Снимали вдвоём с приятелем, с которым приехали покорять столицу. Позже земляк женился на киевлянке и отбыл к жене на Харьковский, Женька пару раз ездил к нему, но со временем их отношения сошли на нет. Он остался работать один, втихаря продавая «бутлегерам» собранные акцизные марки и картонные ящики. Работал у Игоря, арендовавшего с компаньоном киоск. Постепенно водочный бизнес зачах и Игорёша, уже с другим человеком, стал заниматься ремонтом квартир, специализируясь на монтаже металлопластиковых конструкций. Дела шли, в общем, неплохо, жаль работа была сезонной, но сейчас в разгар лета Женя надеялся, что приятель поможет ему.

Игорь был тоже не местным; в Киеве квартировал у тётки, приютившей племянника – «афганца» в разделённом на два входа частном доме в старой Дарнице. В одной половине обитал Игорёк, оплачивая счета и помогая с ремонтом, а во второй жила она сама, пуская в учебный сезон девочек-квартиранток.

Полтора года под Джелалабадом мало походили на войну в обычном понимании, когда есть две группы противоборствующих войск, линии фронта и обороны. Здесь не было ни передовой, ни тыла, от этого опасность не становилось меньше, но в виду отсутствия зримого противника она притуплялась, словно заглушенная анальгином зубная боль. Привычные с детства противопоставления – красные и белые, русские и немцы – в Афгане отсутствовали, как не оказалось дедовщины и неуставных взаимоотношений. Да, пули свистели над головой, он был ранен одной на вылет, отлежал в госпитале и получил медаль, которую, впрочем, не носил, да и героем себя не считал. Героизм, это что-то экстраординарное, не вписывающиеся в привычные рамки и потому разовое. А в каждодневном рутинном выполнении своих обязанностей – подъёме, отбое, несении караула, стирке, помывке и оправлении нужды – не было ровным счётом никакой героики.

Совсем рядом казались горы, холодные и чужие, в своей дикой первозданной красоте, основательные, как само время. В начале они притягивали внимание; Игорь пытался представить в их толще пещеру Алладина и многое другое, прочитанное в книжках, потом стали ненавистны, он уже не мог видеть их равнодушные каменные склоны, а к концу привык настолько, что перестал обращать внимание. Видел восточный город, серый от пыли и вездесущего песка, закутанный в бесполые пыльные одежды. Казалось, Джелалабад мало изменился со времён Александра Македонского, навсегда оставшись в позапрошлом веке и пять раз в день ветер доносил до него крики муэдзина, протяжное «Ал-л-ла-а-а-ах акбар!»

Интернациональный долг дело добровольное; Игорь сделал шаг вперёд, а половина осталась на месте, ещё вчера гордо ходивших по части, теперь же стыдливо глядящих в пол. Но участь и тех и других была давно решена, только «добровольцы» попали в более-менее цивилизованные места, а отказники в глухие горные гарнизоны. Служба связистом при радиолокационной станции, вдали от боевых операций, засад, зачисток, погонь и перестрелок оказалась относительно спокойной. Окружённая периметром колючей проволоки и минных полей часть при аэродроме, вылазки в соседний кишлак с канистрами керосина и лопастями сбитых вертолётов. Вырученные афгани меняли на чеки Внешпосылторга, на которые можно было купить редкие в Союзе кроссовки «Адики», спортивные костюмы, жвачки, кассетные магнитофоны. Экипаж прикомандированного к ним «Ан-24» базировался в родном городе Игорька; собрав «дипломат» с заморскими гостинцами и положив туда собранные чеки, Игорь отправил посылку матери, а позже узнал, что «борт» сбили. «Дипломат» родителям вернули, а содержимое нет.

Опасаясь «Стингеров» самолёты взлетали одновременно с залпами тепловых ракет, фейерверком уходящих в разные стороны белыми полосами. Сбитый на десятикилометровой высоте «Ан», вернее то, что от него осталось, приволокли к аэродрому, и было жутко смотреть на обгоревшие искорёженные обломки, с тяжёлым сердцем ожидая собственный вылет. Ответ Советских войск был страшен: в течение недели «Миги» и «Сушки» утюжили прилегающую к аэродрому местность ракетами, превращая её в безжизненный ад.

В офицерских блиндажах работали кондиционеры и, заходя иногда внутрь, Игорь с наслаждением подставлял обожжённое южным солнцем лицо дуновению прохладного воздуха. Война войной, но основной инстинкт, обострённый чувством опасности – как в последний раз – никто не отменял. Об интимных отношениях «докторши» и командира роты знал весь личный состав, да они и не особо скрывали их. В ту роковую ночь мужчина и женщина занимались любовью в охлаждённом чреве командирского блиндажа. Медсестра была сверху; начался обстрел, шальная пулемётная пуля, прошив деревянную стену, угодила в голову санинструктора, оставив после себя кровавое месиво. Игорь запомнил навсегда её накрытые окровавленной простынёй останки и бледное, забрызганное кровью лицо капитана, нервно курившего в накинутом на голое тело кителе. Война, как «Русская рулетка».

Выйдя на «Черниговской» Женя доехал на трамвае до своей остановки, а там прошёл аллеей шелковичных деревьев к нужному дому. Несмотря на поздний час, дом не спал. Из оборудованной под перевозку конструкций «Газели» два парня выгружали инструменты, перед открытой настежь дверью несколько человек сидело на пластиковых стульях, курили и пили пиво. Ещё одна группа стояла рядом с серой «Таврией», как он понял, все ждали Игоря.

– Здорово, Костик, – приветствовал Женька высокого худого мужчину, которого знал по «до посадочным» временам. Тот обернулся и, узнавая, глянул мутным от «дури» взглядом.

– Привет. Где ты был? – забыв имя, равнодушно спросил он.

– Уезжал, – не стал вдаваться в подробности Женя. – Беспалый будет?

Фамилия Игоря была Беспалый и за глаза его называли только так.

– Должен быть, – потеряв к нему интерес, Костик вернулся к прерванному разговору.

Женя решил сходить в магазин, купить воды на оставшиеся деньги и убить время, но далеко не ушёл. Пройдя метров пятьсот, услышал, как проезжающая мимо «Газель», точная копия той, что стояла у дома сигналит ему нечто вроде «спартаковского» приветствия. Прошло больше трёх лет с их последней встречи, но Игорь узнал его и жестом показывал – возвращайся.

Вернувшись к дому, он увидел что Беспалый, будто атом в центре молекул стоит среди работяг. Заметив Женю крикнул: – Пять минут! – но прошло не меньше получаса, когда он, наконец, освободился.

– Ну что, как ты? Слышал, были неприятности? – спросил он, пожав руку.

– Всё в прошлом. С работой поможешь? Да и жить мне негде.

– С работой помогу. Отдохнёшь пару дней, потом выйдешь подсобником на монтаж. Заказов валом, люди нужны, – ответил Игорь устало, – а живи здесь, у меня же хоромы.

Дав ему двадцать гривен, Беспалый уехал – жил он у жены, недалеко от тёткиного дома – и Женя пошёл устраиваться на ночлег. «Хоромы» оказались комнатой в пятнадцать квадратных метров, в которой по правую сторону от двери стояли пустой пыльный сервант и заваленный монтажным расходником круглый стол. Поверх москитной сетки, среди коробок с саморезами и дюбелями лежала чья-то одежда. Слева, почти впритык, поместились три дивана. В узком пространстве между двумя из них, на брошенном на пол матрасе кто-то храпел, укрывшись с головой покрывалом. Прогретое за день помещение содержало целый букет запахов – от нестиранных носок и потных тел до алкогольного перегара.

«Дурдом!», – подумал Женя и пошёл на кухню. Там на раскладушке спал какой-то неврастеник; едва скрипнула дверь, он открыл один глаз и смотрел на Женю, не мигая, пока тот не вышел. Все спальные места были заняты. Вернувшись в комнату, он выбрал диван по шире и, отодвинув к стене спавшего худого типа, раздевшись, прилёг с краю, подложив одежду под голову, а ноги укрыв половиной солдатского одеяла, висевшего на спинке.

Сон долго не шёл к нашему герою. Глядя в потрескавшийся потолок, Женька переживал заново события последнего времени. Засыпая, он вдруг услышал, как два невидимых собеседника разговаривают стоя по разные стороны его постели.

– Деньги нужны, – начал один знакомым голосом. – Но на зарплату подсобника не разбогатеешь.

– Есть теоретическая возможность, – заметил второй, этим же голосом, но с другой стороны, – сведя траты к минимуму лет через тридцать скопить на хоть какое-то жильё.

– Может и не дожить, – вздохнул первый.

Они закурили, раздумывая. Дым не таял, выстилаясь под потолком вереницей вопросительных знаков, и хотя Женька не курил, ни во что ни вмешивался, молча лёжа под половиной старого одеяла. Если Великий Комбинатор владел тремя сотнями способов сравнительно честного отъёма денег, то Женя знал только один, причём откровенно бандитский.

– Давай, давай, – ухватившись за эту мысль, усмехнулся второй, – ты уже награбил, на четыре года.

– По минимуму больше не дадут, – печально добавил первый. – Лет на семь придётся забыть о воле, тут три, да там семь. Итого, – подвёл он итог, как заправский бухгалтер громко щёлкнув костяшками счётов.

– Десять лет, – пробормотал Женька, с трудом отделяя сон от яви. «Коту под хвост», – хотел добавить он, не особо тревожась, по этому поводу… и уснул.

Тем временем огромный город просыпался. Дворники доставали свои инструменты, проверяя их боевую готовность. Водители трамвайного депо ехали дежурным автобусом, сонно глядя в тёмные тоннели перпендикулярных улиц.

Где-то под Черниговом, в нехоженой лесной глуши, у холодного омута тёмного озера сидела на огромном камне печальная русалка, расчёсывая длинные волосы золотым гребнем. Из глаз её капали слёзы и падали на озёрное дно крупными жемчужинами. А за лесами, упиравшимися вершинами сосен в брюхо ползущих облаков, с могучей груди северного соседа поднималось солнце, оранжевым теннисным мячом. Так началось утро первого дня Женькиной свободы.

Глава вторая

Утром Женя проснулся рано, но вставать не спешил и когда в девять часов поднялся с дивана, в доме никого уже не было. «Отдыхать так, отдыхать», – сказал он себе и, одевшись, поехал на Гидропарк. Сидя на песке, Женька смотрел, как словно игрушечный паровозик, увлекаемый невидимой нитью, влетает в тоннель поезд метро. Он думал, что старый Киев, это не один город, а два – два зеркальных отражения друг друга. И пещеры под ним не хаотичные тоннели, непонятно зачем вырытые монахами, а улицы и площади, строго выверенные дорожные магистрали, уходящие на сотни километров в разные стороны, построенные задолго и до монахов и до легендарного Кия.

***

Он уже смутно помнил, как познакомился с Вадимом, через кого-то из общих знакомых. Это было не столь важно, но сама та встреча стала знаковой в его судьбе. Они искали друг друга по только им понятным признакам, так люди одной концессии, одного рода занятий узнают подобного себе по одежде, словам, поведению. Дружбы между ними не было, они были слишком похожи, и похожесть эта мешала стать им друзьями.

Вадим был на три года моложе, на голову выше, а в Жене с десятого класса были неизменные метр восемьдесят. Вадик всегда нуждался в деньгах, тратя их легко и бестолково – на одежду престижных брендов, на дорогую выпивку, на женщин модельной внешности. Он любил деньги, и деньги любили его. Был он по своему талантлив, но способности Вадима оказались своеобразными. Будучи человеком девяностых, он остался прежним, с устаревшими взглядами на средства достижения цели, а породившее его десятилетие ушло без следа.

Вадик давал «работы» по кражам и грабежам, привлекая Женьку, как бывшего спортсмена для выноса краденого и отъёма материальных ценностей у выслеженного бизнесмена. На первом лежала оперативная часть, на втором – силовая. Между собой деньги делили поровну, при необходимости привлекая водителя с машиной. Не каждая «операция» оказывалась удачной, зачастую сумма, лежащая в сумочке или «барсетке», была несопоставима с риском, которому они подвергались. Но даже того, что удавалось заработать, хватало Женьке на жизнь.

Женя сел на песок, прислушиваясь к перезвону колоколов. Выпив успевшей нагреться воды, купленной утром у остановки, он вернулся в своих воспоминаниях на три года назад.

К тому чёрному воскресению, когда удача изменила ему, они шли всю неделю. Денег не было и во вторник ближе к вечеру, когда начинают собирать кассы, Вадик ходил по Троещинскому рынку, высматривая, что-нибудь интересное. Они с Чипсом – невысоким парнем водителем, другом детства Вадима – ждали его в машине. Минут через сорок идейный вдохновитель вернулся, и, глядя в его непроницаемые глаза, на самом дне которых лучилось торжество, Женька внутренне напрягся.

– Есть, – выдохнул он, присаживаясь на переднее сидение. – Тётка выручку собирает с двух точек. Подъезжай поближе к центральному входу, будем надеяться, она здесь пойдёт, – сказал Вадик Чипсу, нервно потирая руки.

Прошло ещё с полчаса, но бизнесменша не показывалась.

– Где же ты, где, – проворчал Вадим.

– Может через другой выход вышла или в кафе зашла, – предположил Чипс.

– Пойду, гляну, – не вытерпев, Вадик открыл дверь и вышел из машины, но едва сделал пару шагов, развернулся и сел обратно, незаметно показав на даму лет тридцати пяти в светлом платье, с белой сумкой на плече.

– Вот она. Чипс, разворачивайся, – приказал Вадик, поворачиваясь к Жене. – Прятать ей деньги негде, а то, что они есть, я сам видел. Забирай сумку.

Вадим отвернулся, и Женя смотрел, какое-то время в его аккуратно стриженый затылок. Женщина села в маршрутку до «Лесной», они пристроились следом на красной «пятёрке», в которой Чипс жил сутками – днём возил их, по ночам «грачевал». На пересечении Милютенко и Шолом-Алейхем хозяйка точек вышла и, свернув на право, пошла к девятиэтажке. Подъехав на тоже место, Чипс высадил пассажиров.

– Пошли, пошли, – торопил товарищ, ускоренным шагом идя впереди. Дом был трёх подъездным, и возле второго коммерсантка стояла в окружении знакомых. Парни присели на лавочку у автостоянки в глубине двора. Прошло ещё минут двадцать, прежде чем женщина, в сопровождении нескольких человек зашла в подъезд.

– Иди к машине, посмотрю, на каком этаже живёт, – бросил Вадик, поднимаясь с лавки.

Минут через десять он вернулся.

– Толи на четвёртом, толи на пятом. Точнее сказать не могу, да это и не важно – лифт всё равно не работает.

– И хорошо и плохо, – задумчиво глядя на нужный дом, произнёс Женя. – Хорошо, что не ошибёшься, а плохо – всё движение по лестнице.

– Извини, старик, выбирать не приходится, – Вадим посмотрел на Чипса. – Развернёшься на клумбе и повернёшь на право.

– Но там же «кирпич», – удивился водитель.

– Вот и хорошо, меньше ездить будут. За домом, с той стороны, мы и будем стоять.

Все последующие дни они провожали бизнесменшу домой, но всякий раз, что-то мешало Жене. Он бы с радостью отказался от этой затеи, но что делать дальше? Снова идти грузчиком на базар или возвращаться домой? Если не брать во внимание криминальный характер, его занятие было не лучше и не хуже многих других. Оно приносило доход; оставалась надежда, сорвав куш обзавестись квартирой, а там, наконец, и семьёй. И если для этого нужно было раз другой рискнуть свободой, ну что ж, Женя был к этому готов. Его мечта стоила того. Это была его работа и, втягиваясь, привыкая к гигантским выбросам адреналина, он с ужасом понимал, что она ему нравится.

Когда в субботу после очередной неудачной попытки Женька садился на заднее сидение, Вадим посмотрел на него озадачено, а Чипс вдруг сказал с уверенностью, которой в нём раньше не наблюдалось:

– Женёк, может, тебе помощь нужна? Так давай я с тобой пойду, будем вместе лохов клепать! Да ты не бойся, – горячился Чипс, – мы тебя прикроем!

«Уж вы прикроете», – раздражённо подумал Женя.

Вечером следующего дня, когда ничего неподозревающая бизнес-вумен ехала к своему дому, а они в который раз позади маршрутки, Вадим, сидя рядом с Женей, внушал ему:

– Старик, сегодня у моей мамы день рождения. Жека, дружище, не подведи, мы с Чипсом если что будем рядом.

Обогнав «Богдан» «Жигули» подъехали к знакомому дому и, выйдя из машины, Женька присел на лавочку у второго парадного, а Вадик встал на углу, высматривая автобус. Прошло минут двадцать, ожидание начало тяготить его противной дрожью, вестницей нервного перевозбуждения, когда Вадим показался из-за угла и Женя пошёл ему на встречу.

– Машина будет с другой стороны дома, – тихой скороговоркой давал он инструкции, – там, где мы всегда стояли – менты.

От этой новости сердце притормозило, а потом, набирая ход, зачастило в груди.

– Так может позже? – с надеждой спросил Женька.

– Да какой позже, – зашипел Вадим, – вон она идёт сзади меня. Ну, всё, удачи, – сказав это, он пошёл дальше, а Женя зашёл в подъезд и, поднявшись на третий этаж, посмотрел в окно. Как и все эти дни, хозяйка точек стояла в окружении знакомых. По лестнице вверх и вниз ходили люди, насторожено глядя на него. «Чего вам дома не сидится», – злился Женька, ощущая, как под одетой олимпийкой по спине стекают струйки пота. «Уехали менты или нет?», – ломал он голову, глядя сквозь слуховое окошко на улицу.

Прошло ещё четверть часа. Вдруг женщина посмотрела вверх, он отпрянул, а когда глянул вниз, её уже не было. Он отошёл к лифту, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди. Услышав стук каблуков и голоса, поднимающихся по лестнице людей, Женя выглянул из-за угла, встретившись с ней глазами. До лестничной площадки была ещё ступенька и по инерции бизнсменша сделала шаг. Рядом шла, держа её за руку, девочка лет семи. Женя лишь мельком отметил её наличие, сосредоточив внимание на висевшей через плечо сумке. «Вадик, Вадик», – осуждающе подумал он, в неписаном законе бандитской этики люди с маленькими детьми считались неприкосновенными.

Сделав два шага вперёд, он, не замахиваясь, ударил правым прямым в висок, но женщину лишь отбросило на стену. Ребенок, истошно вопя, пулей пронёсся мимо, к детскому визгу добавился душераздирающий вой, усиленный акустикой подъезда. Схватив двумя руками сумку Женька, изо всех сил дёрнул её на себя, но кожаный ремень выдержал. Тётка, покачнулась и, падая, вцепилась в перила. Он продолжал тянуть, ведь сумка со всем содержимым уже не принадлежала владелице – теперь это были общие деньги их маленькой криминальной семьи. Вены жилами вздулись на лбу и шее, кровь настойчиво стучала в виски, ему казалось, прошла вечность.

Хозяйка сумки держалась за перила мёртвой хваткой, сжимая побелевшими пальцами металлические прутья. Страх, отчаянье и алкоголь, запах которого уловил грабитель, утроили её силы, но они всё равно были не равны! Руки разжались, и Женя вместе с нею скатился по ступеням на площадку, ударившись плечом о слуховое окно; выбитое стекло разлетелось об асфальт с жалобным звоном. Он успел заметить бабку «божий одуванчик», тревожно следившую за происходящим, но ещё не понимавшую его сути.

Мужчина и женщина вскочили на ноги одновременно и бросились в разные стороны. Она домой, ища защиты у пьяного мужа, мирно смотревшего футбол по телевизору, он – прочь из подъезда, держа в руке громоздкую женскую сумку. Впереди, сверху вниз кто-то бежал. «Неужели Чипс», – благодарно мелькнуло в голове. Но то был не Чипс. Слева от двери в каратистской стойке стоял перепуганный парень призывного возраста.

– Сумку, сумку украл! – заголосила старуха, подняв, словно жезл дирижёра инвалидную палочку.

«Как же не вовремя весь этот цирк», – с тоской думал Женя, глядя в нужную ему сторону мимо «каратиста». Времени на единоборство не было. Развернувшись, он побежал туда, где машина стояла раньше. Набирая скорость, отметил краем глаза, что расстояние между ним и преследующим его «призывником» увеличивается.

В отдыхающих за столиком, мирно забивавших «козла» пенсионерах проснулся боевой задор и, бросив домино, они присоединились к погоне.

«Поймают – убьют», – отстранённо думал Женя, собирая силы для финального рывка. Свернув за угол, он замер на мгновение – их красной «пятёрки» на месте не было. Волна паники окатила его, вспомнились слова Вадима, он развернулся, меняя курс. Но оттого что увидел, сердце провалилось, куда-то вниз, ухнув так, что казалось, оторвалось от сосудов и мышц. На обочине стояли милицейские «Жигули», о которых говорил Вадим, и, направив ему в грудь, ствол автомата, вышедшие «дсошники» удивлённо разглядывали его.

– Руки. Подними, – приказал сержант примерно его возраста, дожёвывая бутерброд.

– Что тут происходит? – спросил старший у подоспевших преследователей, столпившихся на обочине.

– Сумка, сумка!

– Беспредел!

– Клятые наркоманы! – заговорили все сразу, радуясь возможности проявить себя.

– Ты что, наркоман? – спросил патрульный, отбирая сумку и сковывая руки сзади наручниками.

– Да, – устало ответил Женька и не соврал: его наркотиком были деньги.

Он сидел на заднем сидении, безразлично глядя на суету вокруг него. На собравшихся ротозеев, на плачущую потерпевшую, всё ещё не верящую в случившееся и её беснующегося пьяного мужа, пытавшегося сквозь стекло милицейской машины добраться до него. Механически отвечая на вопросы, он осознал только теперь, как вымотан и выжат бестолковой суетой последних лет. Женя был почти рад задержанию, с самоедской злостью думая об оставшихся подельниках. «Ну, посмотрим, посмотрим…»

Теперь на какое-то время проблемы с жильём, работой, деньгами перестанут давить на него. Больше не нужно будет за кем-то гнаться, кого-то выслеживать и душить в подворотне. Лёжа на капоте машины, он видел, как развернувшись на клумбе, оставляя его одного, медленно едет красная «пятёрка» в сторону рынка с романтичным названием «Юность».

Глава третья

Женя поднялся с песка и потянулся, с наслаждением вытягивая руки вверх. Он стряхивал с себя воспоминания, будто комья липкой грязи. Попросив знакомого волейболиста присмотреть за вещами, переплыл пролив, разделяющий два острова. Второй остров неофициально считался нудистским пляжем, но в этот раз немногочисленные дамы были топ-лес. Полностью разделись только мужчины и, глядя на них во всей красе обнажённого мужского достоинства, он лишь брезгливо морщился.

Приплыв обратно, Женька присел на пень когда-то спиленного дерева, следя за ходом волейбольных баталий. Играл он не ахти, но когда выпадала возможность, делал это с удовольствием. За прошедшие сутки кроме мороженого, яблок и шелковицы он ничего не ел, да и есть, с нервотрёпкой прошедшего дня не особенно хотелось. Были ещё «абрики», как Беспалый называл абрикосы, росшие во дворе дома. Женя съел утром с десяток, и теперь «абрики» подозрительно урчали в животе.

Он надеялся встретить на «Молодёжке» Лысого – приятеля из спортзала, частенько бывавшего здесь – но как не напрягал зрение, увидеть его не смог. «Придётся ехать в зал», – подумал он. Дождавшись вечера, Женька пошёл к метро, неся в руках стоптанные кожаные туфли – подарок на освобождение. Чужая обувь растёрла ноги, и он шёл без неё, оттягивая момент обувания. Вещи у него были, но хранились в разных местах, и забирать их к Игорю, устроившего из половины тёткиного дома рабочее общежитие он не спешил.

В летние дни станция «Гидропарк» напоминала собой муравейник, а потому доставать среди заполненного отдыхающими вестибюля «волчий билет» Женька не стал. Да, до него никому не было дела, но ему не хотелось прочесть в чьих-то глазах сострадательную жалость и подозрительное любопытство.

Спортшкола существовала благодаря аренде половины помещений офисами коммерческих фирм, спонсорской помощи и альтруизму сотрудников. Она была детско-юношеской, но контингент, посещавший её, давно вышел из отроческого возраста. Директор ДЮСШ мирился с этим, лишь просил тренера разделять время занятий детей и взрослых, ведь на плечах этих людей лежали ремонт помещений и реанимация инвентаря. Школа принадлежала муниципалитету, но средств на её финансирование у города не было. Словно мяч директора всякий раз отфутболивали привычной формулировкой: – Нет денег!

Вот и сейчас вернувшись из Районо, он с тревогой думал, что два летних месяца позади и до начала учебного года осталось тридцать дней, а денег на капитальный ремонт нет. Как и в прошлом году и в позапрошлом. Запершись в кабинете, директор достал из сейфа бутылку водки и налив до половины в гранёный стакан выпил. Сидя за столом, он смотрел мутным от безнадёги взглядом на приклеенный к стене календарь. С огромного фото на него глядели, улыбаясь счастливой улыбкой, обнажённые по пояс братья Кличко. По мере уменьшения спиртного, печали в директорских глазах прибывало. Опьянённый жарой, тоской и водкой он вспомнил то время, когда братья приезжали на спарринги на старой «девятке», бампер которой прикручивали к кузову проволокой, ничем не отличаясь от многочисленной, тогда, мафиозной «пехоты». О тех временах сейчас не вспоминают, дабы не бросать криминальную тень на гордость нации, но директор их помнил.

Братья приехали на спарринг в зал «Динамо», уже на красном джипе «Гранд-Чероки», сложив огромные «хоккейные» сумки на лавку. Боксировавшие друг с другом Кличко замыкали список пар, и разминаться не спешили. Они стояли в новых спортивных костюмах и казались воплощением мечты. Уже тогда вовсю ходили слухи, что ими заинтересовался сам Дон Кинг. Фамилия директора была в середине списка, и он глядел с завистью на баснословно дорогую для него экипировку братьев. Посмотрев на свои стёртые до дыр от бесконечного скольжения по полу кеды, он снял старые боксёрские перчатки и решительно пошёл к Кличко.

– Слышишь, друг, дай рукавички от-боксировать, – попросил директор одного из них, кого именно он уже не помнил, да это и не было важно, показывая забинтованной кистью, на новенькие эверластовсие перчатки, висевшие на канате ринга. Но двух метровый брат отрицательно покачал головой и недовольно проворчал: – Свои иметь нужно.

Директор, вылил оставшуюся водку в стакан, и, не взглянув на календарь, выпил, занюхав рукавом светлого летнего костюма. Стерев выступившие слёзы, он сидел, пьяно глядя на улыбающихся братьев. Он слышал сегодня по радио, что Кличко пожертвовали триста «тон» «баксов» детям одной из беднейших стран Африки и ещё, что каждый их боксёрский вечер приносит денег больше, чем матч футбольной сборной Германии.