Текст книги "Где воды меняли свой цвет (СИ)"
Автор книги: Гайя-А
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
Голос его вновь приобрёл особое выражение – так он командовал оруженосцами, и именно с таким Ниротилем Сонаэнь никогда не вздумала бы спорить. Она повиновалась.
Праздник, очевидно, удался, но всё же, недовольные, серые, заспанные, служанки Латалены и фрейлины, как и другие домочадцы, вовсю были заняты подготовкой к отъезду. Оплотом спокойствия оставалась нянька Ариса. Она подошла к Сонаэнь первая и присмотрелась к ней пристально.
– Что-то ходишь здесь. А чего не при муже? Чему дивишься?
– Я думала, госпожа не отправится раньше, чем решится дело о сватовстве, – выдавила Сонаэнь, пытаясь сообразить, что известно старухе и можно ли выведать это без риска выдать намерения. Старая волчица усмехнулась в ответ:
– Такое дело не решится за ночь без умыкания девицы, а девицу нашу сторожат лучше прочих… твой-то соколик тоже здесь. Почто не любила его?
Сонаэнь невольно отшатнулась. Старуха шмыгнула носом, кашлянула:
– Запах, – она кисло усмехнулась, – я забыла, что вам, холоднокровные, нельзя говорить об этом. Ну да ничего; потерпишь; а всё ж-таки мужа надо любить, особенно с дороги.
– Благодарю. – Леди Орта поспешила удалиться, игнорируя положенный поклон старой волчице.
Она не учла многих факторов, когда собиралась на разведку. Нужно ли было напоминать о них Ниротилю? Почти наверняка он-то помнил о них гораздо лучше. Сонаэнь закрыла глаза и постаралась взять сознание и тело под жёсткий контроль. Практика транс-молитвы пришлась как нельзя кстати.
«Пусть Сила холодной водой стекает с купола, скрывающего мой разум. Пусть Сила проходит сквозь меня, ничего не унося и ничего не оставляя…»
Если даже престарелая волчица могла учуять, что она делала или не делала с мужем, любое ослабление самоконтроля будет стоить тайны и жизни.
«Я привыкла быть лучшей, – горько упрекнула себя леди Орта и погрузилась в молитву глубже, старательно отметая лишнее: чувства, обиды, впечатления, сполохи случайных воспоминаний и навязчивых мыслей, – рядом с Латаленой Элдар прогнулась; позволила слабость. Опустила оборону». Напитаться Силы было не у кого – разве что у Ниротиля.
Внезапная мысль о полководце, неприятная последние четырнадцать лет, оказалась освежающей и умиротворяющей. Ниротиль никогда не сдавался. Даже раненый, безнадёжно прикованный к постели, он оставался воином и терпел, терпел всегда, чистой яростью разгоняя течение крови по жилам. Не боялся никакого врага, ни одного, даже самого страшного.
Это было недостающее звено. С мыслями о Тило пришло спокойствие.
К счастью, ей не пришлось подвергать спокойствие испытанию и Латалену Сонаэнь до полудня так и не увидела. Она едва выдержала посиделки в компании волчиц и фрейлин за вышивкой и бессмысленными разговорами – о турнирах, платьях, историях безответной любви. Вината заснула с иголкой в руках.
Когда на обед Сонаэнь отправилась в шатёр Ниротиля, там обстановка была совершенно иная. Присягнувшие оруженосцы и сотники толпились вокруг карт, и, хотя на этот раз у Тило не было ни походного стола, ни традиционных раскладных стульев, картина ничуть не отличалась от обычного совещания в кочевом лагере.
И, как и всегда в подобных обстоятельствах, никто из воинов не отвлёкся, чтобы приветствовать леди Орту.
– …Я отвергаю мысль, что она действительно даже рассматривала сватовство для Снежаны Полукровки. Союзников браком не обрести. Не таким, во всяком случае.
– Но почему?
– Если она выберет кого-то одного, остальные останутся с пустыми руками, – сумрачно прокомментировал Ясень. Ниротиль, задумчиво разглядывающий карту, посмотрел на своего присягнувшего оруженосца.
– Не всё так, – перебил он, – она и не собиралась отдавать дочь кому-либо. Вообще. Да, некоторых это подзадорило бы; но полукровку? В семью? Они могли хотеть этого лишь спьяну. Подумайте. Кто она? Из проклятого рода. Чужая кровь на их землях. Она с самого начала знала, что предложит им кое-что поинтереснее одной, пусть и хорошенькой, девицы.
Он ткнул пальцем в карту:
– Трофеи, – и, когда никто не ответил, продолжил: – Мы меньше чем в ста вёрстах от границ Атрейны. От серебряных рудников Нойманура в двухстах. Волки останутся стоять на границах – и она захватит рудники. Половина серебра королевства будет у неё.
– Торговлю могут вести в золоте, – неуверенно заметил Ясень. Ниротиль поднял бровь:
– После прошлого года? В Лукавых Землях на приисках недосчитываются трети добытого золота. Это слишком далеко от Элдойра. Она может договориться с западными князьями и перехватить торговлю, заблокировать перевалы, и это будет означать, что Элдойр останется без богатого запада, зато с нищим востоком.
Сонаэнь молчала. Пока воины обсуждали планы леди Элдар, она живо представляла, каковы могут быть последствия успеха Латалены в её предприятии. За каких-то два-три года блокады белый город мог превратиться в ничто. Торговые пути с западной стороны оказались бы бесполезны – без потока серебра с гор. У Правителя остался бы непокорный юг и далёкий, обширный и пустынный восток под контролем, зато в горах и на севере засели бы враги.
Определённо, план Латалена продумывала долго. Сонаэнь могла представить её, не спящую долгими зимними ночами, глядящую в потолок и думающую, думающую о мести. И о том, как спустя несколько лет невидимой блокады она явится в Элдойр победительницей – щедрой, доброй, всеми любимой – и принесёт с собой всё, что прежде украла. Простой народ непременно поверит. В конце концов, династии они верили столетиями, а новое общество было слишком слабым, даже если на самом деле его ждало лучшее будущее.
Воины повышали голос. Ясень пытался убедить командира в необходимости срочно призывать штурмовые войска. Даже леди Орта знала, что это бесполезно. Подобное решение ни один великий полководец не мог принять без Правителя. И самые быстрые войска кочевников не могли явиться на помощь раньше, чем через несколько дней.
У них было лишь двое суток.
– Мы не остановим её, – громко произнесла Сонаэнь, и спорщики замолчали, – ни одним из способов, который пробовали раньше. Мы не знаем, сколько у неё волков. Мы не знаем, кто есть у Верена. Мы не знаем, насколько преданы воины Элдар трону и не отвернутся ли они. Старые способы не сработают.
Тило коротко бросил на неё взгляд. Дёрнул плечом.
– Твоя правда, госпожа. Возможно, нас ждут две армии, два врага, – проговорил полководец, поигрывая с поясом, – если горцы перейдут на её сторону. И даже в лучшем случае у нас одни штурмовики в степях – далеко от гор.
– Правитель не оценит, – буркнул Ясень.
– Правитель не оценит потери целого княжества. Но даже сейчас, исходя из одних подозрений, без объявления войны, мы ничего не можем сделать. Мы в нейтральных землях. Этого разговора не звучит. Всего, что здесь происходит, с точки зрения военного суда, вообще не случалось никогда, – резко отбил Ниротиль.
Снова тишина. Было так тихо, что Сонаэнь слышала, как где-то снаружи, ни о чём не подозревая, поёт первая весенняя иволга. Она помнила мало подобной тишины. Разве что ту, пятнадцать лет назад, во Флейе – перед тем, как петля затянулась на шее наместника Лияри и в истории её юности была поставлена точка.
Возможно, именно воспоминание послужило толчком к появлению новой мысли – Сонаэнь встрепенулась.
– Если этого разговора никогда не звучало, – она откашлялась; начало вышло хриплым и слабым, – и всего, что происходит в нейтральных землях, не случается для суда Элдойра…
– Убийство наследницы, даже ссыльной… – перебил обеспокоенно Ясень, но Ниротиль слушал без единого звука, даже не моргая, и Сонаэнь продолжила:
– Что нужно сделать для того, чтобы объявить войну? Пересечь границу с армией?
Ниротиль смотрел, не отрываясь и не произнося ни слова.
– Мы не можем остановить её, – закончила Сонаэнь мысль, – но волки подчинены не только ей. Они идут за Вереном.
– Этот – самый большой упрямец из всех, – покачал головой Ясень, – он не сойдёт с пути, госпожа.
– Сойдёт, – подал голос наконец Ниротиль, и на лице мужа Сонаэнь разглядела призрак улыбки, – так, госпожа моя? Я правильно понял твою мысль?
Она прикрыла глаза, соглашаясь. Ниротиль выдохнул.
– Вот что мы делаем, – твёрдо сказал он, сворачивая карту, – все волки смотрят на Верена Старого. Все. Только большие стаи, вроде Своры Вольфсона или Вершинского, могут действовать сами по себе. Но и они поостерегутся, когда увидят, что Верен оставил жену и отправился за нами в погоню. И когда он пересечет границу, это будет равносильно объявлению войны; тогда мы будем действовать, не дожидаясь разрешения или запрета.
– Почему он должен оставить леди Элдар, командир?
– Потому что, – Тило коварно усмехнулся – рубцовая ткань шрамов на его лице пошла мелкими морщинками, – мы украдём его дочь.
***
Два года назад
Сонаэнь Орта никогда не считала себя добродетельной женщиной.
Она не освободилась от многих чувств, кои следовало победить истинной последовательнице Веры. Но главное, чему научилась в Ордене госпитальеров леди Орта, – это тому, что не все болезни возможно вылечить и, пытаясь исцелить, порой всё, чего можно добиться, – это получить мертвеца или слабоумного калеку, чья жизнь полностью утратит смысл.
Это относилось и к чувствам, и к желаниям. И Сонаэнь не готова была судить и казнить себя за желания, которые обуревали её, когда она наконец увидела Туригутту Чернобурку в цепях.
Наконец-то.
Мгновенный триумф, который было не с кем разделить, она отпраздновала, пропев торжествующе молитвенный гимн младшему сыну – Ильсту – которому едва исполнилось полгода.
Радость быстро улетучилась, когда вечером после суда Ниротиль не явился домой, зато на следующий день его привезла из дома цветов Гедати, сонная и злая, вместе со счётом – никогда прежде ни одна из куртизанок не смела передавать такие записки жёнам полководцев, в этом леди Орта осталась убеждена.
Триумф оказался преждевременным. Полководец ударился в самобичевание и траур по потерянной соратнице, и вкус семейной жизни обернулся для Сонаэнь пеплом во рту.
Вдруг оказалось, что их кажущееся понимание, теплота основывались на том, что Сонаэнь отказывалась признавать и видеть, но что успешно делила с Тило неуёмная Чернобурка. Вся кровавая мерзость, осады, набеги, резня, путешествия по борделям и кабакам, драки – это было необходимо полководцу. И, потеряв ту, что воплощала в себе эти сомнительные удовольствия, Ниротиль нёс их в дом, с каждым днём больше.
Сонаэнь воспротивилась единожды – это стоило такого удара по лицу, что больше она благоразумно решила не протестовать.
В подобном осадном положении леди Орта провела месяцы, пока бежавшая на запад Туригутта не получила помилования от Правителя лично.
Сонаэнь нашла Тило вечером в арсенале. Дома он держал достаточно оружия для небольшой осады – или набега, – и прежде она любила пошутить над ним. Не в последние полгода.
– Ты собираешься.
– Подай другой ремень, – отрывисто бросил он, примеряя ножны – сабля входила в них не полностью, – тот. Серый. Чтобы не протёрся.
Она подчинилась. Спокойно просчитывая, на сколько месяцев – или лет – будет его новый поход и что он может привезти из него. В чём они всегда сходились, так это в образе и скорости мышления. И потому Сонаэнь была уверена, что Ниротиль придёт к тому же выводу, что и она.
Из прежних походов он мог привезти шрамы, наложниц, трофеи и завоевания на верстовых картах землемеров. Из того, в который отправилась в очередной раз Туригутта Чернобурка теперь, он не должен вернуться живым.
– Душу твою сношать! – Ниротиль бросил ремень, потёр лицо руками. – Ну скажи уж, давай, жена.
– Езжай.
Этого он не ожидал, и Сонаэнь кротко опустила взгляд в пол.
– Ты можешь, – повторила женщина, поднимая глаза, – оставить Элдойр. Дать ей резню на востоке. Ты можешь.
– Оставить тебя и детей?
– Ты всё равно это однажды сделаешь. – Она пожала плечами.
– Что будут есть мои армии? Наступает зима. Что я оставлю вам?
«Мы уже торгуемся, Тило?»
– Торговцы будут рады кормить армию, защищающую их, пока им достаётся прибыль.
– Но ты хочешь, чтобы я остался.
Сонаэнь остановилась перед супругом, держа в обеих руках по ремню с ножнами. Она знала Тило наизусть, ослепнув с годами к достоинствам и недостаткам – перестав видеть многочисленные шрамы как нечто, что его портило. Всё было его неотъемлемой частью. Шрамы на лице, шрамы на теле, скверный нрав, жестокость, которой он даже не чувствовал, – это был Тило, и другого на свете никогда не существовало.
И у неё никогда не было бы ничего лучшего, чем он.
– Я хочу, – прошептала она, разжав пальцы – пряжки обоих ремней брякнули о пол, – и положила руку ему на грудь.
Он остался.
После, подвергая хладнокровному анализу поступок Ниротиля, леди Орта разгадывала мотивы. Ведь в Элдойре, вопреки первоначальному намерению полководца, остался не Тило-любовник и не Тило-муж. Как воин, он желал отправиться на восток вместе с безумной Чернобуркой. Больше всего желал.
Но желания, как знала Сонаэнь, имели начало и конец. Были мгновения, когда она желала мужу смерти. Моменты, когда испепеляющая ненависть охватывала всё существо и трудно становилось дышать, только билось перед закрытыми веками «Чтоб ты сдох», много, много тысяч раз.
Кто бы мог подумать, что однажды это закончится?
***
Если когда-то Сонаэнь Орта и задумывалась о том, чтобы отправиться в Школу воинов, то только не для того, чтобы становиться лазутчицей в стане врага.
Но вот она была крадущейся в темноте тенью, и целью являлись покои Снежаны Полукровки.
Яре дежурил на посту, но не один; Суай восседала на его коленях, полуобнажённая, и что-то шептала стражу на ухо. Великан фыркал и беззвучно смеялся.
Сонаэнь подавила вздох. Ужин заканчивался в Золотом Зале – где в очередной раз собрались пировать гости и к ним присоединился Верен – он распевал звучно «Волшебный родник», насколько слышала леди Орта. Долгие дни празднований окончательно подорвали дисциплину волков Посада.
Сонаэнь дождалась, когда пара увлечётся достаточно, чтобы перестать видеть мир вокруг; дверь была приоткрыта, и она прищурилась, пытаясь рассмотреть в неровном свете от очага княжну. Но очаг не горел. На самом деле, из двери тянуло прохладой, и сквозняк был достаточно ощутим. Только увлечённый любовницей разгоряченный Яре мог не заметить этого.
Сонаэнь постаралась игнорировать звуки удовольствия – больше со стороны Суай, конечно, но и рычание волка тоже, – когда шагнула в покои княжны.
Причиной холода оказалось настежь распахнутое окно. Сонаэнь почти не удивилась. Можно было не сомневаться, княжна улизнула не в первый раз: из окна вниз тянулась прочная верёвочная лестница.
– Боже мой, эта девочка предприимчива, – усмехнулась леди Орта, выглядывая из окна. Новые белые туфельки аккуратно пристроились на одном из выступов фундамента внизу, точно у лестницы.
Убежала ли желанная добыча Ниротиля одна или ей кто-то помогал? Ждал ли он снизу лестницы? Выяснить можно было единственным способом.
– Ох, Тило, – вздохнула Сонаэнь, перекидывая ноги через подоконник.
***
Хотя весенний сад ещё не распустился, уже пахли набухшие липовые и акациевые почки – Сонаэнь, пробираясь между деревьев, могла учуять сочный аромат. Под ногами по-прежнему чавкала грязь, кое-где подсыхавшая, а в воздухе чувствовались грядущие предрассветные заморозки.
Леди Орта многажды пожалела, что не взяла хотя бы безрукавку – на севере их носили почти все. В тонкой шали было холодно.
Что, Ниротиль думал, она сможет сделать? В одиночку похитить Снежану? Выведать её тайны? Сонаэнь вздрогнула, едва не вскрикнув, когда наступила на обломок камня. Чуть прихрамывая, пролезла между кустов жимолости и боярышника и вовремя спохватилась, отпрянула назад.
В нескольких шагах на грубо сколоченной скамье – очевидно, так Верен пытался воссоздать для требовательной супруги роскошные сады и парки Элдойра – молодой вожак Вольфсон держался за руки с княжной, одетой в богатую соболью шубу поверх тончайшей ночной рубашки.
Они не отрывали глаз друг от друга, и хотя Сонаэнь уверена – волк мог почуять её присутствие, он полностью казался погружён в происходящее. А именно в то, как юная Снежана гладила его по волосам. Сонаэнь показалось, она может со своего места услышать глубокое утробное урчание, что издавал оборотень.
Возможно, кое-кто из оборотней всё-таки шёл не за леди Латаленой, и не за Вереном, и уж тем более не за трофеями серебряных рудников.
Сонаэнь осторожно, медленно, стараясь не делать резких движений, ступила назад. Возвращаться она планировала не через окно княжны, но и через Золотой Зал пока идти было рано. Оставалось надеяться, что она не заболеет воспалением лёгких после ночи на холоде ранней весны.
Парочка на скамье продолжала шептаться. Насколько могла видеть Сонаэнь, разбойник Вольфсон не позволял себе неуместных прикосновений, не говоря о поцелуях или нескромных ласках. Что ж, если он не поторопится, его мечтам сбыться вряд ли суждено. Сонаэнь не могла не думать, насколько мала была надежда для подобной пары.
Как ни странно, гораздо меньше, чем для родителей Снежаны. Верен в дни войны мог купить жену самого высокого рода во всём Поднебесье. Леди Латалена, Солнце асуров, прекраснейшая из прекрасных, не имела ровни, соперниц. И когда наглый волк потребовал её в обмен на помощь северян, растерянность, охватившая клан, да что там, Элдойр, не дала задуматься о цене.
Снежана, пусть и известная как Полукровка, стояла на другом поле. Какие планы лелеяла её мать, было неизвестно; её имя в Элдойре вовсе не звучало. Но что точно могла сказать леди Орта – один шаг Полукровки по земле стоил дороже, чем всё, награбленное шайкой Вольфсона за все годы разбоя. Вряд ли ему помогло бы названое родство с Вереном.
За жимолостью послышались восклицания, Сонаэнь уловила на сурте несколько противоречивых отдельных фраз:
– …меня будут искать… жди завтра.
– …дай знать в обед.
– …если нет, на закате на нашем старом месте.
«Это давно? Она так юна, – потрясённо рассуждала Сонаэнь, дожидаясь, дрожа, пока стихнут звуки шагов за зарослями, – или волчицы созревают раньше?».
…но на следующее утро, когда Сонаэнь с другими фрейлинами занимала место рядом с Латаленой Элдар, было время рассмотреть княжну – которую Ниротиль намерен и должен был похитить. Должен, напоминала себе леди Орта, или Элдойр не устоит, а половина Поднебесья утонет в новой Смуте на следующие десятилетия, если не на века. Её нужно похитить, хладнокровно рассуждала Сонаэнь, искоса наблюдая за Снежаной, а возможно, придётся однажды и убить.
Потому что она действовала не только из непоследовательных соображений юности, жаждущей приключений и любви. В ясных глазах оттенка весенней бирюзы Сонаэнь видела причину, по которой Снежана поумнела и повзрослела гораздо раньше, чем её сверстницы-подруги.
Латалена Элдар, Солнце Асуров, свергнутая наследница белого престола. Несостоявшаяся королева-мать. Ссыльная княгиня непризнанного края…
Убегала ли Латалена из окна по веревочной лестнице в юности? Был ли кто-то в её жизни, кто заворачивал её босые ноги в собольи меха в ночи ранней весны? Сделала ли она нужные выводы из тех времён и тех ночей, если они были?
Снежана сделала. Сонаэнь не могла не содрогаться, улавливая теперь – чувствуя вместе с Силой, растекающейся от леди Элдар, – Силу, струящуюся от её дочери. О да, она могла быть юной, могла танцевать и улыбаться открыто, но несла ту же кровь и безошибочно угадываемое наследие Элдар.
Сонаэнь размышляла столь усиленно, что не с первого раза услышала слова леди Латалены.
– Моя госпожа, я прошу прощения.
– Не стоит; я понимаю, – Латалена была само благодушие и очарование, – я лишь сказала, что завтра перед рассветом, сразу после утренней молитвы, мы отправляемся на юг.
– Уже завтра, моя госпожа? – бесцветно повторила Сонаэнь, не отмечая никак ужас голосом.
Картины несбывшегося будущего летят перед глазами: похищение Снежаны из ночного сада её матери, Ниротиль и побег с личной сотней, шатры, костры, пена на груди загнанной лошади – ничего не будет, невозможно…
Улыбка Латалены приобрела оттенок оскала.
– Завтра, моя дорогая.
И внезапно она встала, вытянувшись, сильная, грозная и счастливая, – бедная Вината отшатнулась и упала, запутавшись в юбке, тявкнул Яре с другой стороны:
– На закате я расстанусь с трауром, который носила последние пятнадцать лет. Мой хинт окончен; моему изгнанию наступает последний день!
Сонаэнь сохраняла всё то же пустое выражение лица, кротко опустила голову, когда Латалена энергично пошагала перед ней, задев покрывалом. Но сердце билось часто и неровно в груди.
«Тило, нам нужен новый план».
========== Горящие мосты ==========
Сонаэнь Орта, дочь воина и жена воина, знала войсковые порядки.
Ей не составило труда распознать признаки скорого отправления воинов в дорогу. Она всегда отмечала приметы близкого набега или грядущей обороны. Всегда перед походом с рынков и складов исчезало зерно, а с полей – стада: готовили обоз. Всегда за неделю до отправления передовых отрядов нельзя было найти и одного свободного кузнеца и, боясь изнасилования, девицы безвылазно отсиживались в дальних комнатах домов.
Когда в поход внезапно выступила Латалена Элдар и её разношерстная армия, это не было похоже ни на что прежде виданное Сонаэнь. Огромные ворота сняли с петель, часть брёвен и частокола попросту перебросили через ров и так же поступили с золотым теремом – Золотым Чертогом леди Элдар и его роскошными резными башнями.
Сонаэнь Орта не поверила собственным глазам, она дотронулась, но это и вправду были украшенные столбы внутреннего двора палат леди Элдар, перекинутые через ров с нечистотами.
За одну ночь, нет, за половину ночи центральная мостовая Посада стала шире втрое. Посад, некогда бывший лишь удобной переправой через крутую холмистую местность, теперь играл роль распахнутых ворот с Севера – на Запад и Юг.
Сонаэнь тщетно перебирала в уме возможные способы остановить леди Латалену до того, как она натравит своих волков на любую из приграничных застав Элдойра или соседствующих вольных княжеств. «И, что хуже, вина будет лежать на мне, – ужасалась леди Орта, поднимаясь по лестнице к Золотому Чертогу и невольно стараясь замедлить шаг, – это ведь я написала полководцу Гвенедору, что его сестра отправится в Элдойр; почти наверняка теперь её ждут где угодно, только не там, куда она на самом деле отправится». Сонаэнь не пыталась предположить дальнейшие действия мятежной принцессы Элдар.
С мгновения, когда Латалена объявила о снятии траура – хинта, Сонаэнь могла чувствовать Силу разлитой в воздухе вокруг. Её можно было ощутить кожей, она придавала любому звуку уловимое эхо, она была реальна, и это пугало Сонаэнь больше, чем огонь – дикое лесное животное.
Она не была неверующей, но всё же отдавала предпочтение науке и научному знанию. И сколько бы ни изучали магистры Силу, они мало что могли сказать о ней, отговариваясь божественными законами или тайнами мироздания, а то и вовсе отрицая её существование.
Но чем ещё можно было объяснить внезапное целеустрёмленное движение огромного хаотического собрания вооружённых северян? Не могла же одна женщина одурачить целый народ, сотню вождей, тысячи воинов?
Сонаэнь остановилась у ворот Чертога, постаралась дышать носом. При приближении к Латалене Элдар концентрация Силы достигала предела. Как бы ни хотелось Сонаэнь оставаться спокойной для разговора с леди Элдар, ноги её подкашивались, руки дрожали, а голос садился или вовсе отказывался подчиняться.
Встретившиеся на пути фрейлины улыбались. Стражи глядели в никуда с пустыми лицами. Сонаэнь закрыла глаза, сосредоточилась.
Даже мысль о намерении похитить Снежану ей следовало спрятать от провидческих способностей Латалены. Глубоко, ещё глубже, так глубоко, как она не пускала никого. В далёкие залы воспоминаний – туда, где прятались порочные мысли, измена мужу и Элдойру, ненависть к соперницам, ревность, зависть…
Нет, ещё дальше. Туда, где не было даже слов, лишь ощущения. Куда глубже, чем собственный страх. Сонаэнь подняла поднос с травяным чаем.
Как и в первый её визит, Латалена и Верен вели негромкую беседу за ширмой. Сочный, глубокий голос мужчины придавал знакомому с детства языку новые оттенки и акценты.
Или такими манящими и отвлекающими Сила делала любые голоса?
– …Помню, лебедь моя, как увидел тебя первый раз, – рокотал Верен, – сколько раз думал потом: зачем смотрел? Зачем дотронулся? Видел разных баб. Видел девиц, старух; и ведьм видел – но мимо не прошёл.
– Не прошёл, – голос Латалены прозвучал будто бы устало. Ответно прозвучал чуть в нос смешок оборотня:
– Трижды взглянул – и поклялся, что будешь моей. И посмотри, сел на повод без цепи.
– Жалеешь?
– Ни на миг, драгоценная, ни на удар сердца. А ты? Что будет со всем… этим… знаешь?
– Не знаю. Но и жалеть не буду.
Тишина прервалась мерным звуком точильного камня. Сонаэнь на ватных ногах сделала несколько шагов из-за арки в зал.
Пустота, непривычная и пугающая, яснее ясного говорила о намерениях леди Элдар никогда не возвращаться в Посад. Оба – и волк, и его возлюбленная княгиня – подняли глаза на вошедшую. Леди Орта не смогла вымолвить ни слова. Её плечи дрожали, когда она поставила поднос перед Латаленой.
– Глянь-ка, жена, и у этой трясуха, – хмыкнул Верен, складывая руки на груди. – Пойду я; эй, девушка, поспешите со сборами!
Сонаэнь едва нашла силы оторвать взгляд от пола, стоило Верену чуть притворить дверь. Латалена смотрела на неё взглядом, в котором леди Орта впервые могла распознать намёк на чувство. Сонаэнь открыла рот – произнести наконец слова мольбы, но – вдруг в глазах у неё потемнело, и всё, на что она оказалась способна, – это задыхаться, глотая воздух, будто тонущая в водовороте жертва стремнины.
Латалена поднялась – резко, без изящества.
– Нет, – бросила она жёстко, – я не остановлюсь. Не стой на пути, дитя. Уйди в сторону. Это не та война, в которой будут победители или проигравшие; только выжившие. Уйди.
– Мой… мой… – Сонаэнь взмахнула рукой, серебряный бокал со звоном покатился по полу. Латалена подняла изящную чёрную бровь:
– Твой господин? Супруг? Его воины? Знать и дворяне? Узурпаторы? Мои братья и сестры – горцы? Все, все они. Все!
Пол заскользил под ногами, и Сонаэнь отбросило в сторону – она не была уверена, была то Сила или земля сама ушла из-под ног. Вспотевшие ладони скользнули по краю походного стола.
Обороняться было поздно. Умолять – бесполезно.
– Вас остановят, – пообещала, задыхаясь, Сонаэнь.
– Кто? Лиоттиэль? Если завтра я увижу его на нашем пути – его не станет. Ты? Другие? Пусть собираются и приходят, – прошипела леди Элдар, – пусть попробуют! Ползи, девочка, к господам; к тем, которые рады были продать меня за клинки и копья, за щит перед Элдойром. Сегодня этот щит повернётся против них.
– Полководец Ревиар говорил за вас… – прохрипела Сонаэнь, близкая к потере сознания.
На её лице сжались ледяные пальцы, в щёки впились острые ногти. Глаза заволокло багровым туманом, и Сонаэнь ощутила, как из носа сползает горячая тонкая струйка крови.
– Кто ты, чтобы понимать? Ты не родилась, когда – однажды – он смолчал. Пусть видит теперь… пусть теперь дышит этим… и все вы.
Сонаэнь не была уверена, видит это она или слышит, но знала, что боль, упавшая на неё, пришла от Латалены Элдар. Она вдавливала её по капле; и Сонаэнь сдавалась.
Она впитывала хаотичные, смазанные картины прошлого, болезненно взрывающиеся драконьими фейерверками перед внутренним зрением: юная Латалена, отражение в зеркале, свадебный наряд, испачканный в рыжей степной пыли; молодой полководец Ревиар и крошащийся заздравный кубок в его ладонях; знамя мести, брошенное к подолу траурного платья; наконец, была россыпь мелких бриллиантов, и в этой вспыхнувшей самоцветной крошке распалось настоящее и будущее, и Сонаэнь потеряла сознание.
Когда она пришла в себя, над ней обеспокоенно зависла Вината; Золотой Чертог был пуст.
– Мой муж, – удалось выдавить Сонаэнь, – найди его. Сейчас же.
– Ты упала? – вместо ответа задала вопрос Вината. Сонаэнь замотала головой, отчего к горлу немедленно подступила тошнота:
– Найди полководца.
– Что с тобой случилось? – В голосе Винаты послышалась нехарактерная жёсткость, и Сонаэнь прикусила язык.
«Она притворялась слабоумной? Или она такая и есть? Или мне теперь всегда будут мерещиться тройные игры и обманы, спрятанные в обманах?».
– Мне стало дурно, – выпалила леди Орта, закрывая глаза и пытаясь улыбнуться, – пожалуйста. Позови его.
– Его не пустят, – лицо Винаты вновь сделалось безмятежно пустым и бессмысленным, – мы на рассвете уйдём.
Сонаэнь откинулась назад и закрыла глаза. Пока что всё – за исключением беседы с Латаленой – шло по плану Ниротиля. Теперь нужно было дождаться, когда Снежана Элдар останется одна, и обманом или силой увести её. О том, как они выберутся из Посада, полководец велел не задумываться, сообщив, что это его забота.
И Сонаэнь могла только надеяться, что удастся выполнить оставшуюся часть дела без препятствий.
В Тило и его воинах она не сомневалась ни минуты.
***
Два года назад
Все лгали. Лгали безбожно и зло доктора, повитухи и магистры, учебники и учёные, подруги и родственницы. Но больше всего подвело собственное тело – Сонаэнь могла поклясться, это было что-то искусственное, наведённое, вроде колдовства, порчи, проклятия.
Второй ребёнок должен рождаться иначе. Как? Она не знала; но иначе. Она должна была знать признаки, правильно рассчитать срок и уж точно не пропустить начало схваток. И, Бога ради, они просто не могли быть настолько болезненными и частыми с самого начала.
Но главное – Тило должен был, подобно остальным мужьям, ждать где-нибудь… где-нибудь, где угодно, подальше.
Только не препираться с ней, сидя рядом, вскакивая, мечась по комнате, ругаясь с повитухами и умудряясь испортить даже этот день присутствием.
– Зачем тебя понесло на рынок! – кричал он, хватаясь за волосы и зависая над родовой койкой и ею, корчившейся от боли. – Ты могла послать слуг! Ты могла позвать кого угодно…
– Дышим, дышим, госпожа, – игнорируя всё на свете, мило щебетала повитуха над ухом, но Сонаэнь большую часть дыхания расходовала на спор:
– Я – ах! – хотела… ты… – она хватила воздух ртом и поспешила ухватиться за спинку кровати, – запер меня в доме, как в тюрьме… ах!
– Дышим…
– Мы в гарнизонном поселении, идиотка! – Тило стукнул кулаком в стену, осыпалась тонким ручейком непрочная глиняная штукатурка. – Здесь ты мишень, прежде всего!
– Мы можем поговорить в другой раз об… этом… ужасающем случае неповиновения? – Сонаэнь хотела его придушить, и, судя по взглядам повитухи, не она одна.
