Текст книги "Где воды меняли свой цвет (СИ)"
Автор книги: Гайя-А
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
– Это называется «паркет», южная госпожа.
Комнаты же, выделенные каждой из четырёх фрейлин – остальные пока представлены Сонаэнь не были, – могли соперничать с покоями иных дворянок Лукавых Земель.
Заворожённая красотой вокруг, леди Орта едва не пропустила тот момент, когда позади хлопнула дверь и вошел желтоглазый волк – теперь ясно стало, что это и есть Верен, непризнанный супруг Латалены Элдар.
– Мы не носим тут такое, – добродушно прокомментировал он её попытки быстро прикрыть лицо, – снимай смело.
– Я бы предпочла…
– Нельзя. Однажды заговорщики могут прикрыться твоей одеждой, чтобы совершить покушение. Я не рискну жизнями жены и дочери ради твоей скромности, сестра. Теперь. Ты от него?
– Господин, я не понимаю.
Сонаэнь только моргнула, а оборотень уже возвышался над ней, щурящий глаза. Вблизи он был ещё страшнее – казалось, борода у него начинает расти едва ли не сразу под нижними веками, гигантские ручищи были покрыты шрамами и густыми волосами, а в улыбке-оскале не хватало двух зубов.
– Нет здесь господ. Я спросил, не от Смелого ли ты? Потому что три другие – нет. Жена моя ждет вести от своего… друга.
– Я передам ей лично. Это для её ушей.
Под взглядом волка и идя по его подсказкам, Сонаэнь прошествовала из выделенной комнаты едва ли не через весь терем; возможно, из-за обилия украшений, резьбы и всевозможных лесенок и скамей расстояние до зала принцессы показалось почти что бесконечным.
У входа дежурили двое здоровенных северян – рядом с ними даже сам Верен казался мужчиной среднего роста и сложения. Сонаэнь едва не споткнулась – пороги на севере везде были высокими.
За дверью оказалась небольшая комнатка – со следующими четырьмя здоровяками с оружием.
Наконец они были в Золотом Зале. Верен сделал знак леди, Сонаэнь послушно остановилась у самой двери. Оглянулась.
Позолота соседствовала с красно-синими традиционными узорами Заснеженья. Вышивка бисером – с кружевом и затейливым горским плетением. На ковёр, устилающий пол, страшно было ступить, утварь выглядела не менее ценной.
Если это была и ссылка для леди Элдар, то темнице могла позавидовать иная владычица древности. Сонаэнь вновь помялась, напряжённо ожидая приглашения пройти дальше.
Его не прозвучало. За резной деревянной ширмой вообще не было слышно ни звука. Наконец леди Орта двинулась вперёд. Решив не беспокоить хозяев, она прошла вдоль окон – они были удивительно широкими для севера, – полюбовалась на двор, где четверо молодых мужчин боролись на кулаках, радостно гогоча, глянула дальше – где окна выходили уже на оживлённую улицу. С высоты горницы видны были и окраины посада.
Сонаэнь залюбовалась открывающимся видом – маковки молельных домов и теремов соседствовали с тесовыми крышами изб, где-то вился дымок, где-то перемежалась пряничная пестрота новизны светло-серыми полусгнившими досками старых приземистых хижин.
Из-за ширмы послышался заливистый женский смех, Сонаэнь отпрянула от окна, приняла подобающую для приветствия принцессы позу. Тихий разговор был прекрасно слышен ей с её места. Беседующие не спешили присоединиться к посланнице в золотом зале.
– …Я никому не отдам тебя, цветочек мой. Застегни это… Божий гнев, я тебя хочу, княгиня; отошлём девицу прочь?
– Не позорь меня. Наша дочь изъявила желание встретиться с новыми девушками прежде меня, она это сделала уже с последней?
– Волчонок их сожрёт, не оставив тебе и косточки. Ты уверена, что не хочешь хотя бы надкусить парочку?
– Окаянный волчара, – пробормотала леди Элдар и, придерживая тяжёлый шлейф длинного белого платья, появилась из-за ширмы.
Если Сонаэнь могла бы пережить подобное мгновение вновь, она выбрала бы в нём остаться навсегда.
Сонаэнь знала, что такое Сила; она изучала её в Ордене, она умела пользоваться ею – древнее утерянное знание оставило отпечаток в методиках госпитальеров-целителей. Но никогда прежде леди Орта не встречала подобного очевидного средоточия Силы в живом существе.
Даже драконы не владели толикой подобной мощи. Сила струилась вокруг леди Элдар, подчинялась ей и обтекала её со всех сторон. Этого можно было не видеть – Сонаэнь не видела с открытыми глазами, такие способности оставались неподвластны ей, – но это чувствовалось, даже на расстоянии.
На лице Латалены Элдар придирчивый взор не нашел бы и морщинки. Голос, когда зазвучал, также был юн и чист:
– Ты можешь поклониться, дитя.
Сонаэнь подняла вуаль, жестоко ругая себя за промедление.
– Ты посланница от полководца Ревиара, – продолжила леди Элдар, поигрывая шлейфом платья, – ты принесла мне письмо или просто слова?
– Слова, госпожа. Полководец Ревиар отправил меня стать… вашей защитницей и просит сообщить ему, если вы в чём-либо будете нуждаться.
Это тоже звучало смешно, теперь – за всеми стенами, после прохождения мимо всех здоровяков с оружием. Латалена улыбнулась одновременно с Вереном.
Две чёрные длинные косы обвивали её тело до колен, когда она двигалась. Белое тяжёлое платье – Сонаэнь не могла представить, из какого материала оно сделано, но по краям пушился сияющий белизной мех – тянулось позади на четыре локтя. Когда леди Элдар обошла Сонаэнь по кругу, шлейф обвил её, словно ветер намёл сугроб.
– У княгини здесь есть муж. Другого защитника не нужно, – высказался Верен, прислонившийся к двери за спиной Сонаэнь, – а доносчица и подавно не нужна.
– Не будь столь жесток; Ревиар был моим первым защитником в те времена, когда ты, любезный друг, ещё не родился, – внезапно голос Латалены стал холоден и тягуч – у Сонаэнь даже мурашки по телу побежали, – пусть девушка останется.
– Как скажешь, лебедь моя; твоя воля.
Сонаэнь усилием воли заставила себя не смотреть вслед удалявшемуся Верену. Но не могла не думать, что случилось бы с ней, вздумай она говорить с мужем – так.
– Итак, твой муж так тебя не слушается, – зазвучал почти у уха медовый голос Латалены Элдар.
Сонаэнь опустила взгляд в пол, почтительно понизила голос, произнося:
– Должно быть, госпожу нельзя не слушаться.
– Как тебя зовут и чья ты жена, дитя? Расскажи мне.
Она грациозно опустилась на лавку у окна, но Сонаэнь осталась стоять. Представившись, она замолчала, дожидаясь следующих вопросов. Но Латалена лишь кивнула:
– Продолжи. Я хочу услышать больше. Думаю, ты чуть младше моего сына. Мне интересно, чем ваше поколение в Элдойре сейчас живёт. Рассказывай.
Сколько раз Сонаэнь ни бывала в присутствии Правительницы Милы, ничего подобного ей испытывать не доводилось. Всё собрание придворных дам Элдойра не могло соперничать с одним коротким взглядом бездонных чёрных глаз Латалены Элдар, под которым леди Орта цепенела, как обречённая жертва хищницы.
И ей нравилось это чувство – она пока не могла сказать почему. Она могла рассказывать о работе в Ордене, было чем блеснуть – госпитальеры неохотно принимали девушек в свои ряды. Но под немигающими глазами Латалены, полными укрощённой Силы, собственная история вдруг показалась скудной и тоскливой.
– Что же, Элдойр всё же начал меняться, – высказалась наконец леди Элдар. – Двадцать лет назад мы не могли позволить себе учить дочерей писать, потому что кое-где их не брали замуж по этой причине. Это изменилось?
– Да, госуда… госпожа.
– Может, через сто лет не нужно будет приданое, – задумчиво произнесла Латалена, поигрывая кончиком чёрной косы у себя на колене, – и выкуп за невест превысит стоимость ломовой лошади. Каков был твой?
Сонаэнь подняла глаза на принцессу.
В тёмном взгляд по-прежнему нельзя было увидеть ничего, кроме Силы и ума, держащего Силу.
– Два платья, две пары обуви, три котла, чайник, два медных таза, лохань для купания и тридцать шесть аршинов полотна, – отчеканила леди Орта.
– Недурно для послевоенного времени. Не для жены полководца, одного из Четверых, конечно, – Латалена не двинулась с места, – мой первый муж принёс в наш брак примерно такое же богатство. Зато второй поставил под знамёна небольшую армию. Никто, кроме Всевышнего, не знает, насколько я продешевила в обоих случаях.
Она легко поднялась с лавки, спрятала руки в рукава. Неспешно прошлась вдоль окон, не глядя в них; едва слышно было, как постукивают каблучки сафьяновых туфель. Вернулась. Поравнявшись с Сонаэнь, остановилась вновь. Солнце, почти по-весеннему светившее за окном, спряталось за серебристые тучи близящегося снегопада.
– Когда я вернусь в Элдойр, будет уже лето, – задумчиво произнесла низложенная принцесса, – если моя семья не преуспеет и не сведёт меня в могилу к тому времени.
– Я здесь, чтобы предотвратить это.
Латална безрадостно рассмеялась.
– Не думай, что я не знаю, зачем ты здесь на самом деле, – негромко произнесла леди Элдар, глядя перед собой, – я знаю; ты – нет. Ты глаза и уши белого войска в моём доме. Даже если сама пока не поняла этого. Я не могу отослать тебя, ты – не можешь уехать. Мы – женщины Элдойра, обе рождённые под белыми знамёнами; и нами играют по правилам, с которыми мы не соглашались, потому что никто не спрашивал.
От ощущения Силы, вибрирующей в пространстве рядом, у Сонаэнь начинала кружиться голова, как от крепкой браги.
– Ревиар. Никогда не успокоится, – скупо улыбнулась леди Элдар, – по крайней мере, не устаёт меня удивлять. Обычно мне присылают девиц, которых уже не надеются выдать замуж на юг. Он отправлял ко мне своих бойцов. В юбках или нет, но они последние, кто нужен здесь. Ты – нечто новое.
– Чем тогда мне служить вам, госпожа?
Леди Латалена вскинула подбородок. Скосила глаза на Сонаэнь. Смерила её с ног до головы проницательным взором.
– Слышала я, что в Ордене у вас есть испытание молчанием? – неожиданно спросила она. – Перед посвящением. Долго?
– Полгода, госпожа.
– Так много мне не нужно. Трёх месяцев должно хватить. Ты хочешь служить? Закрой глаза. Заткни уши. И молчи.
Вернувшись в отведённую комнату, Сонаэнь обнаружила вещи разложенными по сундукам. Не потребовалось даже искать чернильницу и бумагу. Невидимка-служка всё подготовил для написания первого письма полководцу Ревиару. Забыл только зажечь светильник или хотя бы лучину, а за окном уже было темно.
Сонаэнь прикусила кончик пера.
Да, месяцы до возвращения госпожи Элдар из ссылки обещали стать не самыми лёгкими – опальная принцесса умела воздействовать на любого, кто видел её, даже не применяя Силу, но когда бывало легко?
Орден учил госпитальеров относиться ко всему, что встретится на жизненном пути, как к болезни. Здоровье возможно лишь в райской вечности. Здоровые души не остаются в приюте тлена и страданий. А значит, Латалена Элдар точно так же больна бренным миром, как и мир – ею. Её семьей. И войной, которую они развязали.
Но Сонаэнь была отправлена на Север вовсе не для того, чтобы врачевать.
Леди Орта медленно вдохнула и выдохнула.
«Господин старший полководец, мастер войны! Спешу поведать вам о первом дне своего знакомства с благородной госпожой, Солнцем Асуров…».
========== Семя и пашня ==========
Когда Сонаэнь Орта отправилась учиться целительству в Университет Мелтагрота, первое, что ей довелось о себе узнать, было долготерпение. Конечно, о любознательности, склонности к анализу, внимании можно было тоже много сказать, но всё же главным достоинством, помогавшим Сонаэнь, была терпеливость.
Она не блистала. Никогда. Но прилагала все силы, стремясь обучиться большему.
Рядом с именитыми мастерами-целителями ей приходилось больше слушать, нежели говорить, больше наблюдать, чем делать. Она часто ошибалась. Снова и снова перемывала склянки с драгоценными растворами, чтобы одной неверно сорвавшейся каплей разрушить собственные многочасовые труды.
И она терпеливо повторяла всё с самого начала, прикусив язык и игнорируя злобные подначки мастеров и их учеников. Но в Университете обучались и менее талантливые соискатели – за те деньги, которыми полководец засыпал магистрат, можно было выучить небольшой алхимический цех.
Могла ли думать Сонаэнь тогда, успевавшая только изредка подлатать прожжённую химическими реагентами одежду да поспать четыре часа в сутки, что когда-то её основным занятием станет красивое безделье на секретной службе в разведке тестя самого Правителя?
Леди Латалена редко покидала Золотой Зал. Изредка она прогуливалась по галерее вдоль тренировочного двора – в сопровождении шестерых дам как минимум. Большую часть времени она была занята письмами и книгами, но Сонаэнь подозревала, что письма – это всего лишь вынужденная мера, которой опальная принцесса ограничила себя. На время, разумеется.
Зато дочь Латалены, юная Снежана Полукровка, была везде.
– Догоняй, Яре! Попробуй поймать! – визжала она в тренировочном дворе, и Сонаэнь не могла не улыбаться, заслышав её заливистый смех и топот её башмачков. – Ты не сможешь!
Глядя на неё, улыбались все; девки-чернавки, старая няня, кухарки, мрачные стражи леди Элдар. Даже сам Яре, здоровенный северянин, приставленный к маленькой княжне, и тот улыбался.
– Он немой? – поинтересовалась Сонаэнь у одной из дам-волчиц. – Я не слышала ни одного слова от него.
– Не от природы. Ткнули ножом в горло, – вздохнула та, мечтательно теребя платок в руках и глядя вместе с Сонаэнь вниз на веселящуюся Снежану и её защитника, – он и раньше особо болтлив не был.
– Это было давно?
– Куда там! Года три как тому. Хотели княжну зарезать, а он заслонил. И её, и матушку.
Сонаэнь исправно продолжала вызнавать подробности устройства быта сосланной леди Латалены, и ей они нравились всё меньше. Путём расспроса служанок удалось выяснить совсем немногое и больше по отрывочным воспоминаниям: леди Латалена всегда была больше затворницей; леди подвергалась покушениям больше дюжины раз; ну, и старая нянька высказалась без обиняков, что на княгиню ей в целом плевать, но за княжну стая порвёт любого.
– Она как солнышка луч, наша горлица, – ласково шамкала беззубым ртом дряхлая волчица, радуясь возможности откровенничать с кем-то о любимице, – и поди ты, в отца мастью, в отца смехом, а красу взяла материнскую.
– Она прелестна, – без задней мысли поддержала Сонаэнь. Волчица сузила глаза:
– А ведьму черношерстную эту на что не люблю, всю жизнь терплю только ради княжны, снежинки нашей летней.
А это была новая мысль. Вполне вероятно, покушавшиеся мечтали извести княгиню, а не княжну, и, может быть, враги леди Элдар пришли не с юга, но с Севера. Мысль Сонаэнь не обрадовала. Как и родившаяся впоследствии подозрительность, из-за которой леди Орта предпочла спать с ножом под подушкой. Пышная, ежедневно взбитая невидимыми горничными перина не приносила желаемого облегчения ноющей спине и плечам. Тело было напряжено, как струна, круглые сутки.
Сонаэнь как никогда далеко зашла во вражеский лагерь. Волки не любили пришлых чужеземок. Они их терпели кое-как, презирали и всячески демонстрировали это. И тем явственнее это ощущалось, чем ближе подходили фрейлины к Латалене. Сонаэнь не могла понять причин подобного отношения, старалась не выдвигать гипотез. Северян понять она всё равно бы не смогла, да и не собиралась пытаться.
Больше её занимали вероятные шпионки с юга. Вряд ли леди Орта оставалась единственной. Но весьма скоро от этой идеи Сонаэнь отказалась. Для разведки, если она и производилась, ни одна из присутствующих дворянок не годилась. Трое других девиц-фрейлин принадлежали к самому отталкивающему роду спутниц, которых только можно было придумать, и каждый ужин Сонаэнь вынуждена была переносить, сжав зубы, их присутствие.
Белокожая, темноглазая Вината из горного княжества отличалась редкой красотой горянки, но была невообразимо недалёкой, на грани с отсталостью в развитии. Ирзари из Тиаканы в свои тридцать девять похоронила четвёртого жениха, и суеверные родственники готовы были выдать её замуж за первого встречного, лишь бы не оставлять дома. Смуглая крутобедрая Суай из Ибера каждый вечер убивалась по оставленным на родине трём внебрачным детям, к тому же прижитым от разных мужчин.
От этих подруг следовало держаться подальше. Если бы только Сонаэнь могла.
Леди Латалена своим присутствием их одаривала исключительно редко – одевали её волчицы, причёсывали – волчицы, присланные из родного королевства фрейлины княгиню-затворницу скорее раздражали. Сонаэнь могла понять почему.
Уже через полторы недели ужинов в их компании леди Орта готова была оборотиться в волчицу сама и бежать куда глаза глядят в тайгу. Или в военную ставку Ниротиля. Но девушки всячески демонстрировали готовность «дружить» с женой полководца.
– Повезло тебе, ты замужем, – завистливо протянула Ирзари, ковыряя ножом в миске, – все вокруг замуж выходят.
– Я не вышла, – виновато потупилась Суай, – а теперь, с моим приданым в три рта, – за кого идти?
С этого разговора начинался каждый вечер за общим столом. Сонаэнь знала все припевы и мотивы вечерних бесед.
– Леди Элдар вышла замуж после двадцати пяти лет вдовства, – интимно подалась вперед Ирзари, – у неё уже был взрослый сын. Ты тоже можешь. За какого-нибудь северянина. Как у госпожи. – Она отсалютовала куском мяса на ноже и отправила его в рот.
– Я видела их, когда волк вернулся вчера, – ответно наклонилась к поверхности стола Суай, – они целовались – с языком, ну, вы знаете…
– Не говори таких гадостей. – Ирзари мечтательно зажмурилась в очевидном противоречии с собственными словами.
– Как это? – пролепетала Вината – как и прежде, позже всех включаясь в разговор. Как и всегда, остальные её проигнорировали.
Сонаэнь только покосилась на компаньонок – ещё одна кучка скучающих несчастных женщин, сосланных вместе с хозяйками на Богом оставленный мёрзлый Север. У Винаты с собой, например, было целых три компаньонки. В противном случае она могла бы забыть умыться с утра или вовсе выйти навстречу леди Латалене в нижней рубашке.
– А скоро турнир, – продолжила Ирзари, блестя глазами и с аппетитом приникая к кубку с брагой, – из Приозерья, из Сургожа – отовсюду прибудут.
– Я не думала, что у волков тоже бывают турниры, – Сонаэнь взяла на себя тяготы поддерживать с неуёмной старой девой беседу, – ты видела их раньше? Откуда знаешь?
– Миледи сказала. Интересно, какие рыцари у них бывают?
Сонаэнь задумчиво кивнула, прикладывая салфетку к губам. Растерянная Вината переводила взгляд с одного блюда на другое, не в силах решиться и начать. Сердобольная Суай сжалилась над бедняжкой, положила перед ней первый кусок хлеба. Леди Орта машинально фиксировала продолжавшуюся беседу. Про себя отметила необходимость списаться с полководцем Ревиаром и сообщить о турнире – если он в самом деле планировался. До сих пор леди практически нечего было сообщить покровителю. Писем от него она тоже не получила.
Всё было интереснее, чем светские беседы с девицами.
– На турнир я наряжусь в платье цвета песчаной розы.
– Это какой? Бежевый? Вината, осторожно, ты обольёшься!
– Это вот такой… Хотелось бы мне посмотреть на северных рыцарей. Ты видела стражу у дверей миледи? Вот это мускулы.
– Фу, они волосатые. Но крепкие, твоя правда…
– А поцелуй с языком – это как? – раздался нежный голос Винаты, и Сонаэнь встала из-за стола.
Будь что будет, но следовало немедленно изобрести способ ужинать в одиночестве. Так недолго было дожить до воспаления желудка или чего-то в этом роде.
***
шесть лет назад
…Когда Ниротиль хотел, он мог разнести весь военный лагерь за полдня. Каждый из сотников, из десятников и простых солдат уважал командира. И каждый боялся. Ниротиль знал об этом и не уставал напоминать воинам, что он лично следит за всем в военной ставке. Широко шагая и почти не прихрамывая, он внушал безусловную покорность и трепет всем, кто видел его.
Сонаэнь не помнила его с довоенных времен – тогда он больше улыбался и смеялся, – но, когда видела Тило, шагавшего навстречу, едва не роняла из рук всё, что держала. Включая драгоценную книгу по анатомии с рисунками – она вынуждена была взять её в поездку, не полагаясь на знания в памяти. Золотой рыцарь прошлого рядом не стоял с могущественным воеводой настоящего. Даже если накануне Сонаэнь обклеивала его горчичниками и мазала колени терпко пахнущей мазью.
И всё же она всё ещё могла им любоваться. Может, даже больше, чем прежде. Со всей его виной, со всеми его грехами. Он был – порушенное произведение искусства, покрывшаяся трещинами скульптура запрещённых древних мастеров. Красота и добро, перечёркнутые шрамами и ранами.
И она готова была любить за шрамы. За восемь лет их прибавилось – казалось бы, на теле уже не найдётся мест для новой летописи сражений, но всё же они были.
– От падения с лошади, – прокомментировал Тило на шестой вечер процедур с горчичной мазью и ромашковым раствором, чуть обернувшись, – этот.
Сонаэнь провела рукой по его боку справа. Игра, лишённая эротической окраски.
– Копьё отца Гедати. Тренировка. Разошлись слегка.
Бедро – Тило дрогнул, поморщился.
– Ты знаешь его, моя госпожа. Ты сама лечила меня тогда.
Шрамов было не то что много. Проще было найти, где их не было. В некоторых областях Сонаэнь замечала меньшее их количество. Там, где его оборона стала слабее после ранения при Элдойре, он чаще пропускал удары.
Она провела пальцами по кривому шву на правой лопатке.
– Ты никогда не показывал врагу спины.
– Это с турнира. Последнего, на котором я был.
– Ты – и турнир? – Она улыбнулась. – Теперь? Уже после войны?
– Я развалина, так и скажи. – Он вырвался из её рук, поднялся, плеснул вина в бокал. Сонаэнь прикусила язык, осторожно подбирая слова.
– Турниры – это всё-таки больше для юношей.
– Ах. Теперь я ещё и старая развалина. – Но Ниротиль улыбался. Леди Орта медленно выдохнула.
Следовало быть осторожной. Следовало замолчать и отстраниться. Найти повод покинуть шатёр. Когда подобное настроение находило на полководца, он бывал абсолютно непредсказуем. Это знала и Гедати, притаившаяся за занавесью. Сонаэнь обменялась с наложницей беспокойными говорящими взглядами. Но кочевница – как и всегда прежде – оставила её справляться с супругом самостоятельно.
«Трусиха, – вздёрнула верхнюю губу Сонаэнь в её сторону, – бесполезная ленивая трусиха».
– Это был турнир в Поясе Бурь, – продолжил Ниротиль, – небольшой. Не стоил внимания, потому я не писал о нём.
– Ты ведь взял Лерне Генес тогда?
– Он тогда победил, – вступила всё же Гедати негромко, – и в турнире тоже. Выиграл во всех скачках. Бросил наземь Молодого Сато. И получил дочь Хезы… и тогда же, в ту же ночь…
– Замолчи! – крикнул Тило, и Сонаэнь сжалась. Гедати не шевелилась за занавесью.
Наконец, бесшумно, она подобрала подол и выскользнула из шатра, опустив полог за собой. У наложницы была подобная возможность. Законной жене следовало остаться.
Ниротиль залпом допил кубок. Прикусил нижнюю губу. Коротко глянул на жену. Сонаэнь видела все приметы близящегося гнева так, словно читала тот самый учебник анатомии. Сердце билось неровно от ужаса, когда она подмечала: красные жилки в уголках глаз, опущенный уголок губ с той стороны, где не было шрама. Бледность. Пот на лбу.
– Хеза – моя вторая наложница, – сказал наконец Тило, по-прежнему не глядя на неё. Сонаэнь только кивнула. Не на что было жаловаться: она не баловала мужа вниманием. Он же не обязан был отчитываться перед ней. Их общение через письма содержало мало подробностей такого рода.
И всё же у неё горько сжалось сердце, когда Тило продолжил:
– От неё у меня есть дочь. Я был с ней всего три раза, прежде чем она понесла.
– Сколько ей лет? – Голос никак не желал слушаться леди Орту. Тило наконец подошёл на расстояние шага.
Горчичная мазь остывала за спиной Сонаэнь на столе.
– Почти семь.
Не прозвучало слов «Мне нужен сын».
– Гедати? – жалко спросила леди Орта. Ниротиль поднял на жену тёмный взгляд.
– Гедати бесплодна.
Не прозвучало ни слова о супружеском долге. Ему не нужно было говорить. Что твёрдо усвоила Сонаэнь Орта в браке с полководцем Лиоттиэлем, так это то, что он всегда получал всё, чего хотел. И, к несчастью, она обречена была возглавлять список его желаний. Причины не могли быть важны.
– Не надо, Тило.
Он даже не поморщился, хватая её за запястья и притягивая к себе. Сонаэнь сглотнула тяжёлый ком, когда муж стал задирать её юбку. Лицо у него было спокойное, даже отстранённое. С таким лицом он мог рубить голову курице или справлять нужду. Совсем не так, как в последний раз.
Хотя делает он то же самое. Берёт, не спрашивая. Ниротиль толкнул жену, поворачивая спиной к себе и наклоняя над походным столом. Сонаэнь лихорадочно пыталась взять себя в руки. Тело требовало бежать. Рассудок не подчинялся. Она окаменела, запертая в клетке из плоти, крови и костей. Она не могла пошевелиться. И не хотела знать, что случится, если она не двинется с места.
– Я не хочу, Тило, прошу… – это даже не шёпот.
– Лучше бы тебе быть мокрой.
– Пожалуйста, не надо. – Но крик бессмыслен, последствия – позор и презрительные взгляды, а голос не слушается. И в груди что-то тяжёлое, что-то, с чем она боролась восемь лет их разлуки, но победить не смогла.
Тяжёлая пряжка ремня поддалась с трудом. Это дало Сонаэнь полминуты – хватило, чтобы плюнуть в ладонь и сунуть руку между ног. Фибула на кафтане уколола указательный палец – Ниротиль зашипел, досадливо цокнул языком. Один сапог полетел прочь, вторым Тило не озаботился. С неё он даже не стал снимать чулки – лишь задрал юбку и попытался расстегнуть ворот у платья.
– Я сама… – Она не смогла остановить его.
– Куплю новое, – жарко прошептал полководец, и вдруг, мгновение спустя, он был в ней, так глубоко, что у Сонаэнь перехватило дыхание.
Ливень шуршал по тенту. Кто-то кричал снаружи в восторге, визжали какие-то девицы. Сонаэнь зажимала рот рукой, пытаясь молчать. Её трясло. Изо всех сил леди Орта пыталась договориться с собой и не думать о сопротивлении. Ниротиль всё равно был сильнее. Он подчинял с лёгкостью. На войне. На брачном ложе.
Кто-то вошёл в шатер, но он не остановился, и Сонаэнь не прикрылась, не застеснялась, да что там, вообще не заметила, кто же это все-таки был.
Прежним мир так и не стал.
***
Письмо от мужа застало Сонаэнь в подавленном состоянии – она почти приветствовала ужасные малоразборчивые каракули, невнятный общий смысл и подробно изображенную квартировку армии на западной границе оседлости.
Всё было лучше, чем унылое прозябание у зеркала в компании слабоумной леди Винаты или выслушивание однотипных жалоб двух других. Но насладиться письмом Сонаэнь не успела – к удивлению и опаске, её вызвала сама госпожа Элдар.
Латалена Элдар в очередном белом платье восседала на своем кресле, больше напоминающем трон. За ширмой Сонаэнь увидела и Верена – он курил трубку, перебирая что-то на столе.
– Мой супруг намерен покинуть нас на некоторое время, – заговорила леди Элдар, – я хочу, чтобы ты занялась подготовкой отдельной комнаты. Пусть там будут сундуки, лари – выбери лучшие; если не найдёшь подходящих, закажешь. Мы собираем приданое дочери.
– Как пожелаете, госпожа.
Латалена отдала ещё несколько распоряжений; очевидно было, она изящно тянет время в ожидании того, когда Верен покинет Золотой Зал. Так и случилось: поцеловав жену и подмигнув леди Орте, он бодро удалился. Латалена милостиво улыбнулась вслед, но, когда перевела взор на Сонаэнь, ни намека на улыбку в нём не было.
Как и на милость.
– И приготовь наряды и себе. Для турнира.
– Будет турнир, моя госпожа? – поинтересовалась Сонаэнь. Латалена подняла руку, легко взмахнула ей:
– Напиши моему верному рыцарю, что турнир действительно будет. Я знаю, ты отчитываешься перед ним.
Леди Орта молча проглотила бессмысленное чувство обиды.
Она слишком хорошо знала, как Латалена может почувствовать любую из мимолётных эмоций. Сила, окружавшая бывшую принцессу, крепла день ото дня, час от часу. Она обволакивала дом, часть улицы, и, если всё, чему Сонаэнь учили в Ордене, было правдой, при усилии воли леди Элдар могла дотянуться до любого уголка Поднебесья.
Сонаэнь могла только надеяться, что эти умения Латалене недоступны.
– Ты долго училась, не так ли? – обратилась к молчавшей фрейлине леди Элдар. – Скажи мне, тебя пригласили в Орден потому, что увидели какие-то особые способности или задатки?
– Нет.
– Значит, ты развивала их. И как? – Латалена скрестила руки на груди. – Ночами и днями ты просиживала в Храме. Тренировалась. Уставала. Отчаивалась. Проделывала одно и то же сотню раз. Слушала нудных мастеров и магистров. Выполняла их прихоти. Терпела.
– Я… не совсем понимаю.
– Нечего понимать. Ради того, чтобы получить желаемое, чем бы – или кем бы – оно ни было представлено, мы всё готовы терпеть. Соизмеряй вложенное и полученное, вот мой совет.
Терпение. Это было любимое слово у мастеров Ордена. Терпению учили мать и сёстры когда-то. Даже Ревиар Смелый просил «потерпеть».
– Турнир проводить неразумно сейчас, миледи, – рискнула высказаться Сонаэнь, и Латалена подняла брови в нарочитом изумлении, – я узнала, сколько покушений вам и молодой госпоже пришлось пережить.
– Ты узнала. Конечно. Он знает тоже. И давно.
– Мастер войны Ревиар счёл нужным отправить меня предупредить новые.
– Ах. Как благородно с твоей стороны. И ты защищаешь меня, потому что Ревиар так заботится о моей жизни, – медовым голосом сказанное, это прозвучало хуже любых проклятий.
Сонаэнь проглотила и это. Что-то было неправильно в поведении леди Латалены. Что-то, что выдавало отсутствие страха пред покушениями, новыми или свершившимися. Словно всё это была игра, ходы которой леди Элдар знает наперёд. Сонаэнь заставила себя не думать о том, что отец Латалены, по словам многих, мог предсказывать будущее. Передалась ли эта способность дочери?
– Напиши ему, как всегда, – леди Латалена повернулась к ней боком, гордый профиль вырисовывался на фоне окна, залитого весенним солнцем, – напиши о турнире, который будет проведён. Что ты стоишь? Бумага и чернила на столе. Пиши. Сейчас.
Сонаэнь не посмела помедлить.
Да, она была женой полководца, но вместе с тем сомневалась, что хоть кто-то рискнёт спорить с Латаленой Элдар, будь то драконы, полководцы, короли или провидцы.
– Надеюсь, твой почерк возможно разобрать. Ты пишешь на ильти? Сколько языков ты знаешь, дитя?
Голос успокаивал, убаюкивал, погружал в состояние – Сонаэнь как-то вдохнула слишком глубоко запах капель для вычистки тяжёлых ран, и чувство было похожим. Чувство лёгкости и отрешённости от происходящего.
– Я… умею… писать на ильти.
– Очень хорошо. Последние три года мне не с кем отправить письмо мастеру Ревиару. Не все рады нашей дружбе. Мой отец, знаешь ли. И мой супруг. Не наставь клякс.
Чёрная коса упала на низкий столик, свернулась, как змея, когда Латалена наклонилась над плечом Сонаэнь.
К косе хотелось прикоснуться, взять в руку, сжать – и идти, держась за неё. Как за повод, наброшенный на шею. «Пиши», – прошептал воздух вокруг, и Сонаэнь вдруг увидела себя со стороны – увидела, как старательно вытирает перо, окунает в чернила, осторожно заносит над листом бумаги.