Текст книги "Это известно (СИ)"
Автор книги: Гайя-А
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
Хотя по-прежнему было темно, вдруг ощутимо потеплело. Возможно, это было вино в их желудках. А может быть, привычная рутина. Джейме отбросил одеяло в сторону, сел на койку и, кряхтя, принялся нашаривать застежки на сапогах.
– Все еще шерстяные носки в постели, – сонно прокомментировала Бриенна, подпирая голову рукой.
– М? О да. Весна не балует теплом. Подвинься. Женщина, двигайся. Мое изможденное тело много места не займет.
– Как люди спят под одним одеялом? – проворчала Бриенна, привычно набрасывая второе меховое поверх первого и подтыкая его так, как любил Джейме, – они вообще не шевелятся во сне?
– Ты точно лягаешься, как кобыла.
Она ощутимо пнула его в лодыжку.
– Оу. Беспощадная воительница, моя жена.
Вдруг стало очень тихо с последним словом.
– Помнишь, на мосту? – прошептала Бриенна – ее большая, теплая нога была прижата к его; знакомое, правильное ощущение, – когда люди Болтонов поймали нас… перед тем, как…
– Я помню. Я сказал, что наказываю свою жену, – он не мог не усмехнуться.
– Я…
– Ну, смелее. Признавайся.
В темноте было проще. В темноте она не могла видеть, что он тоже краснеет, как влюбленный дурак, которым и был.
– Это началось тогда, – слова прозвучали, как легчайший ветерок, – я подумала: а что было бы, если бы… если бы это было правдой? И я начала… утешать себя этими мыслями. Иногда. Редко. Сначала.
– Ты фантазировала, – Джейме задохнулся от неожиданного признания, подбираясь ближе, – о нас? Тогда?
– Не злись, – сказала она в ответ с новой, примирительной, зимней интонацией; так обычно Бриенна звучала, когда умудрялась учудить нечто отважное, и без него.
– Я не злюсь, я просто… О чем ты думала? Что представляла?
Ее дыхание участилось, и под одеялами он мог почувствовать жар между ее ног, близкий, опасный и приглашающий. Было мгновение паники, когда Джейме искал правильный способ проявить необходимую инициативу – но к счастью, ему не пришлось, потому что Бриенна взяла дело в свои руки.
Решительно и бесстрашно, как и всегда. Одним движением она насадилась на его пальцы и яростно зажала запястье между бедер. Джейме был достаточно проницателен, чтобы догадаться: попытка остановиться будет стоить ему второй руки.
На этот раз все было быстрее. Гораздо. Она сжимала зубы, она мотала головой, она хныкала, когда его пальцы задевали те места, где все еще было больно, но там, глубже, там было мокро, тесно и сладко, и это заставляло забыть и боль, и неловкость, и неудобство.
Спустя долю секунды Джейме уже был в ней, в такой позе, которую не мог вообразить существующей – не на боку, не на животе, нечто среднее, открыто-непристойное, и Семеро, это было то, что надо. Потому что она была открыта перед ним, а он похоронен глубоко в ней, так глубоко, так надежно…
Джейме замедлился. Медленные, уничтожающе нежные толчки заставляли Бриенну издавать еще более животные всхлипы, чем те, что уже вырывались из ее губ, но это, казалось, ее лишь распаляло.
– Бриенна.
– Аа?
– Положи ногу мне на плечо. Пожалуйста.
Это была униженная мольба однорукого мужчины. Он предпочел бы никогда не говорить этих слов. Предпочел бы все делать сам.
Как подобает правильному мужу и господину. Но это никогда не было о нас.
Одно маленькое движение, изменение угла, одновременное с движением его дрожащих влажных пальцев – и оба замерли, тяжело дыша. В следующую секунду Джейме двинулся вперед.
Он был в ней глубоко, он делал ей хорошо. Он скользил и вжимался, вздыхал, стонал, ругался, говорил, всхрапывал, рычал. Они умудрялись целоваться, если это непристойное пожирание друг друга можно было назвать поцелуем. А потом мир завращался с непередаваемой скоростью, все побелело и взорвалось, зазвенело и затряслось, вспыхнуло огнем между его лопаток – должно быть, прорезались огненные крылья, не иначе, а может, само пекло пришло за ним, да и какая разница, но нет, это не пекло, это —
это были небеса.
…Бриенна лежала на спине, сложив руки на его колене (оно оказалось отчего-то у нее на груди в итоге их любовных утех), – волоски все еще стояли дыбом под ее ладонями – и смотрела над собой в потолок, счастливо всхлипывая.
– Я не знал, – хрипло прошептал Джейме, все еще тяжело дыша, – я… Семеро, я даже близко не подозревал, – из его пересохших губ вырвался блаженный смешок.
Мокрая, теплая, мягкая, она мило простонала нечто согласное, и Джейме удалось оставить на ее губах неряшливый влажный поцелуй, над которым оба посмеялись.
А дальше он мог только урчать, как довольный кот, потому что это – как бы оно ни называлось – было прекраснее любых слов и имен: лежать на ее плече, вдыхать ее запах, греться в тепле тела и быть по-настоящему вместе, вместе, вместе.
***
несколько месяцев спустя
Тем утром, после «Спора о Драконе», проснувшись с Бриенной в объятиях – она звучно храпела и пускала слюну на воротник его рубашки – Джейме лежал, глядя в потолок, и пытался проникнуться пугающей мыслью.
Я стану отцом.
Но нет, это никогда не могло быть о нем. Никогда. Он был – воин, рыцарь, дядя, тайный любовник, клятвопреступник, Цареубийца. С недавних пор, со встречи с одной женщиной – она как раз дышала ему в шею – он стал Верным Клятве, лордом-командующим (вновь), а после мужем. Но отец?
Отец был один в его мире. Даже мертвый, Тайвин Ланнистер нависал над всей его жизнью, как мрачная туча. И Джейме замирал до сих пор, трепеща всем существом, при одном этом слове, вмещавшем много больше, чем несколько букв.
Отец.
Джейме закрыл глаза. Вспоминалась не их последняя встреча, но одна незадолго до нее. Та самая. Та самая, когда Тайвин посмотрел на Бриенну. Своим особым взглядом. Удивительно, но женщина даже не дрогнула под ним. Джейме был напуган и восхищен. Ему не удавалось скрыться от отцовского взгляда ни в одних доспехах.
Но от того, который Тайвин подарил ему, стоило леди Тарт их покинуть, Джейме окаменел на месте. Потому что Старый Лев очень давно на него не смотрел так.
«Хорошие бёдра, – одобрил отец искренне, одними глазами, – крепкая женщина. Родословная блестящая. Идеальный союзник – для тебя-то, особенно теперь. Подвиги и медвежьи ямы ни к чему. Мне нужны наследники. Эта подойдет. Идеально – и как я сам не подумал?».
Это было самое близкое к улыбке выражение лица Тайвина за последние годы.
Но как он знал? Или он знал всегда? На самом деле, неужели это была правда, что отец знал все и обо всех – Джейме встряхнулся, ненавидя себя за страх, приковавший его ноги к полу. Не было никаких сомнений.
Тайвин Ланнистер знал, что между сыном и женщиной-рыцарем робко, но безвозвратно растут чувства. Мог ли он видеть это так ясно, когда Джейме то и дело начинал сомневаться сам? Видел ли, как его старший сын пытался впервые со дня потери руки удовлетворять себя непослушной левой – и только потому, что не смел даже и попробовать прикоснуться к Бриенне? Знал ли это отец? Знал ли про Серсею?
Точно был уверен Джейме, что провидение Тайвина не унаследовал.
Он не хотел быть отцом. Он не мог им быть.
Он хотел, чтобы дети пришли, и они придут; это было так просто, так быстро, зачать их, и приятно, конечно. Они родятся, с ним или без него, и все будут знать, что это – львята. Он хотел держать их на руках. Он хотел, чтобы все видели, что они есть у него, и это его – и Бриенны. Он хотел…
Но только не «Отец». Он умер и похоронен, и – нет, нет, нет. Я не такой. Я не хочу таким становиться.
***
Стоически вытерпев два часа возни с волосами, Бриенна была измотана, как после трехчасового спарринга.
И все же вид в зеркале внушал определенные надежды. Джейме оценил милосердие девиц, отказавшихся маскировать ее шрамы притирками и мазями – это было бесполезно, – но все же мог сказать, что их старания даром не прошли. Пожалуй, женщина в зеркале могла показаться… миловидной. Не красавицей, учитывая шрамы на лице, грубоватые черты и общий растерянный вид, но миловидной.
Платье, конечно, украшало ее больше, чем любые прически и старательно раскрашенное лицо. Платье, выбранное Джейме. Они спорили почти час: аргументы Бриенны касались неразумности больших трат на украшательство в послевоенное время. Аргументы Джейме сводились к сомнительного рода комплиментам и замечаниям относительно ее нового звания леди-командующей – и леди-жены.
– В конце концов, как знать, может, ты уже никогда в них не влезешь, – любовно проворковал он, устроив подбородок ей на плечо и вместе с ней глядя в зеркало – новое любимое развлечение Хромого Льва, – скоро нам предстоит выбрать тебе множество новых нарядов… соответствующих твоему особенно интересному положению, не так ли, женщина?
– Ты опять? – разъярилась Бриенна, хлопая его по руке. Джейме состроил обиженную гримасу:
– Не рушь мои мечты так жестоко! Я только представил себе прекрасную, покорную женушку, чьим круглым животом я смогу таранить себе путь среди придворных…
– Ты уже можешь прекрасно этим заниматься, даже без моего живота, – пробормотала Бриенна, бросая обеспокоенный взгляд в зеркало.
– О чем ты?
– Скоро уродливая дылда превратится в разжиревшую уродливую дылду, – мрачно произнесла женщина.
– О, перестань! Ты не можешь… ты, – он осекся, повернул женщину к себе, – ты действительно так думаешь?
Он знал виноватый вид Бриенны, как сейчас. Такой она всегда бывала, когда кто-то делал ей с придворной любезностью комплименты. Но Джейме не думал, что это относится и к ее беременности. Его чувства по этому поводу были очевидны. Он уже бродил вокруг нее гордый, как настоящий лев. Разве что гривой не тряс и не рычал. Если бы не слезные мольбы Бриенны захлопнуть рот и прекратить бросать двусмысленные намеки каждому собеседнику, лорд Ланнистер уже донимал бы всех разговорами о колыбельках, кормилицах и пеленках, как недавно обрученная чадолюбивая старая дева.
Может, это был единственный ему известный способ справиться с переживаниями. Но все же – Джейме не мог не думать о том, что большую часть трудов и тягот на себя берет Бриенна. Как, впрочем, и прежде.
Он зубоскалил – она спасала ему жизнь после отрубания руки; он оставлял ее с врагами – она дралась с медведем. Но драка с медведем длилась минуты, а ребенка носить ей предстояло еще полгода без малого, как и рожать потом.
– Присядь, женщина.
– Со мной все хорошо, – устало пробормотала Бриенна, но все же села сразу, что лишний раз встревожило Джейме.
Что беспокоит тебя больше всего, женщина? Что, кроме недомогания – хотя и его достаточно было бы; я же вижу. Я вижу, как ты бледнеешь, когда мимо проходят подвыпившие гуляки, благоухающие всеми ароматами похмелья. Я слышу, как тебя тошнит в неожиданное время в неожиданных местах. Я чувствую, как ты ворочаешься ночью и вскакиваешь по нескольку раз. Но есть что-то еще, есть, я знаю.
– Ты уже не влезла в доспехи, женщина? почему такой кислый вид?
– Я не могу упражняться с мечом, – выпалила она, опуская угрюмо глаза, – я… не могу, – она подняла руку, повращала запястьем, – я знаю, что могла бы, но стоит мне поднять его чуть выше, только лишь чуть, и… – Бриенна беспомощно встряхнула руками, морщась, словно от отвращения, – внутри, словно пружина, которая не даёт мне это сделать.
– Только это?
– Джейме! Я была этим мечом! – воскликнула женщина, слезы показались на ее глазах, – все, что я была – это…
И она ахнула, лишенная слов.
Потому что это были его слова – и они оба знали. Не было нужды напоминать.
– Ты всегда будешь больше, чем меч, – тихо сказал Джейме, склоняясь к ней и целуя.
– А если я не смогу? – быстро, задыхаясь, словно боясь остановиться, забормотала Бриенна, – если я больше не смогу управляться с мечом? И я буду плохой матерью. И плохой командующей. И не смогу кормить ребенка грудью. И уроню его. Или задавлю во сне. Или я умру, и он будет сиротой. Или умрем мы оба. Или я умру, он будет сиротой, а ты возненавидишь его, и…
– Успокойся, – строгим голосом тихо произнес по слогам Джейме, поднимая ее и обнимая крепко, – успокойся. Ничего этого не будет. Мы справимся.
Отец.
– Мы будем вместе и разберемся. Я справлюсь, – он заглянул в ее огромные, ищущие глаза, полные сомнений и мольбы о защите – едва ли не в первый раз за все их время вместе, – ты прекрасно родишь. Ты снова будешь тренироваться, когда сможешь. Если нужно, найдем кормилицу.
Это то, что я от тебя хотел бы слышать, отец. Это то, что ты должен был сделать и сказать – для меня, Серсеи, Тириона. Для мамы.
Бриенна прижималась к нему – большая, теплая, необычайно хрупкая при всей своей силе. расставаться с ней не хотелось даже на время. Тем более, когда она так нуждалась в том, чтобы быть слабой и не бояться слабости – когда бы еще выпала такая уникальная возможность?
У нее были свои слова, знал Джейме. «Красота». «Свобода». «Зависимость». «Желанная». Он знал, он видел, он чувствовал.
– Давай не пойдем никуда сегодня, – прошептал Джейме ей в висок, – ну их, эти придворные сборища.
– Но леди Арья…
– Леди Арья переживет мое отсутствие, я уверяю тебя. А ты покорная женушка, кротко оставшаяся у очага по велению супруга… ой!
– «Кроткая»? – в глазах Бриенны медленно разгоралось знакомое зимнее пламя, она облизала губы, – «послушная»?
Джейме усмехнулся.
Что ж, возможно, из всех слов некоторые могли стать чудесным оружием в его устах.
========== Не место для лютоволков, часть первая ==========
Люди пахли странно.
Они, конечно, всегда пахли странно, особенно те, что старались израсходовать побольше горячей воды – Нимерия фыркнула, неодобрительно косясь на двуногую Сестру Арью, которая именно этим и занималась. Но казалось, им было мало собственного странного запаха. Хуже того, лишив себя запаха, многие из них, особенно в больших каменных домах, старались придать себе чужой аромат.
И нет, они не делали так, как Горелый Человек, который был другом Нимерии и любил тереться о что-нибудь, принадлежащее Рыжей Сестре и – иногда – Сестре Арье. Другие люди поливали себя скверно пахнущей водой. С тем же успехом они могли обмазаться кошачьей мочой – ей и так благоухали все закоулки каменного дома, где вынужденно обитали лютоволки вместе со своей стаей.
Нимерия надеялась, что в ближайшие дни они покинут, наконец, каменный большой дом, в который попали. Призрак тоже надеялся, все еще пытался деликатно договориться с Братом Джоном. Но волчица уже поняла: люди надолго застряли в каменном доме с вонючими грязными полами и плесневелыми стенами.
Особенно виновато в этом было, конечно, Злое Сиденье. Оно было угловатым, неудобным и неправильным. Призрак и Нимерия по очереди сменяли друг друга, окарауливая своих людей от него, особенно после того, как Злое Сиденье заставило заболеть Рыжую Сестру. Так или иначе, люди проводили вокруг Злого Сиденья много времени, и рядом с ним начинали пахнуть еще хуже, чем обычно – волнением, страхом и злобой.
«Поскорее бы домой. Добрая охота могла бы быть теперь на косуль».
Нимерия вздохнула, опуская голову на лапы и поглядывая на Сестру Арью. Она все еще плескалась.
Раньше, знала волчица, Арья не так много времени проводила в воде.
Это случилось с ней, когда она, наконец, созрела. Что ж, по крайней мере, скверно пахнущую ядовитую воду с чужим запахом она на себя не выливала.
Тяжело вздохнув еще раз, Нимерия вытянула лапы перед собой.
Теперь Арья хотела, должно быть, казаться привлекательной для самцов, чтобы найти своего, но что она знает? «Глупая двуногая самка смывает с себя запах, – ворчала волчица негромко, – это только усложняет вам жизнь, человеки».
Зимой на Севере пары соединялись быстрее и надежнее, особенно среди северных людей. Нимерия полна была уверенности, что дело в отсутствии излишнего мытья. Только кошки нуждаются в частом мытье, бедные звери; все, кто охотятся из засады.
Может, Арья решила охотиться из засады?
Нимерия вновь заворочалась на месте.
Она была не единственной в Каменном Доме со щенками в животе. Большая Белая Женщина, хорошая подруга Сестры Арьи, тоже носила потомство. И тоже, как и Нимерия, в первый раз. Это их немного роднило. Как могла заметить волчица, большая белая женщина тоже не любила лестницы, дым от очага и запахи города. И, что вполне понимала волчица, гораздо приятнее, чем носить на себе тяжелое железо, было лежать вместе с самцом на мягком и теплом, так высоко в башне, как возможно – туда запахи городских нечистот не проникали.
Нимерия смущенно постучала хвостом, когда Арья, вылезая из большого деревянного сосуда, не нашла ее рядом.
«Прости, двуногая сестра, – искренне извинилась волчица, – с щенками в животе я становлюсь ленивой. Они забирают мою силу».
– Ничего, отдыхай, – согласилась Арья и прошагала к лежбищу, где отряхнулась, не вытираясь ничем, – Семеро, Многоликий и все Старые! Когда же Джон даст мне уехать отсюда?
«Я надеюсь, скоро, – согласилась Нимерия, – или мне придется уйти самой».
Сестра Арья выживет, в этом волчица не сомневалась. Но она хотела бы быть рядом, когда придет время показать новых волков стае. Достаточно было и того, что Волк остался в Речных Землях. Южнее двигаться было опасно.
Пора было уходить на Север. Нимерия могла добраться до дома быстрее, чем люди.
Это было совсем по-щенячьи, конечно, но ей хотелось увидеть, какого самца, наконец, выберет Сестра Арья. Ей было из кого выбирать. Нимерия сама бы растерялась, представься ей подобный выбор.
Арья могла выбрать Глазастого Подрика. Этого, которого таскала за собой Большая Белая, и который Зимой хорошо так позабавил Нимерию, наевшись грибов. Подрик был кандидатом не самым плохим. Во-первых, с точки зрения лютоволчицы, Подрик был молод, весел, и, что немаловажно, здоров. От него, несмотря на его любвеобильность, пахло свежим телом, здоровыми зубами и чистой кровью. Нимерия оценила возможное потомство Сестры Арьи от Глазастого Подрика. Ну, они были бы мелковаты, и слишком уж миролюбивы. Хотя нрав Глазастого наверняка уравновесил бы характер Сестры.
Был Игрун-с-Металлом, Джендри. Этот нравился Сестре Арье, но Нимерия боялась его сомнительного занятия. К тому же, он слишком напоминал ей ту подлую стаю, из-за которой некогда их собственная была разлучена с домом, а маленькая сестра Леди и вовсе погибла. Их кровь пахла бедой.
Из молодняка Нимерия присмотрела для Сестры еще одного – этот был просто роскошен, заморский, смуглый, высокий, чернобровый и черноглазый, с крепкими белыми зубами, и пах правильно – лошадьми, потом, летом и самцом. Волчица проследила за понравившимся ей экземпляром – он был одинок, не разменивался на общедоступных самок, пахнущих болезнями и нечистотами, умело обходился с опасным металлом, острым и звонким, дружил с лошадьми.
Не боялся волков, лишь проявлял сдержанный интерес к ним, а это было много.
Нимерия попыталась познакомить Сестру поближе с приятным самцом, но довольно быстро поняла, что эти двуногие друг друга не понимают. Отличались их наречия, а обоняние у двуногих, как в очередной раз скорбно убедилась волчица, отсутствовало в принципе.
Сестра Арья, тем временем, оделась. Нимерия вяло взмахнула хвостом, когда распахнулась дверь.
– Ты останешься?
«Я бы пошла. Но ты ведь скоро вернешься. Здесь нечего делать».
– Я принесу тебе что-нибудь, – пообещала Арья и вышла.
Волчица вновь часто задышала. С этими щенками в животе ей не хватало воздуха. Особенно в духоте Каменного Дома. «Вот Большая Белая Женщина меня понимает, – подумалось Нимерии, – надо было нам всем оставаться на Севере».
Но Большая Белая пошла на юг вместе со всеми. Теперь она вздыхала в коридорах и возвращала съеденное на каменный пол. Рядом суетился пахнущий кошатиной Однолапый, которого Нимерия на дух не переносила, и прощала разве что из симпатии к Большой Белой. Чтоб его блохи заели, она даже спасла ему жизнь однажды, когда люди Летающей Ящерицы пытались убить его под Винтерфеллом! Но после этого Нимерия рядом с Однолапым старалась не появляться – что исключало практически всякую возможность общения с Белой.
А как было бы хорошо посидеть вдвоем, пожаловаться друг другу на щенков в животах, погрустить из-за болящих сосков и суставов задних лап!
«Сестре Арье это предстоит, – задумалась Нимерия, – но надо очень постараться, чтобы выбрать пару». Волчица взволновалась.
На Севере Сестра Арья тоже могла бы найти спутника. Взять хотя бы Рыжего Тормунда. Представив, однако, Сестру рядом с диким Рыжим, Нимерия вздыбила шерсть невольно. Нет, ей не подойдет. Это – самец иной породы, их смешение может быть нежизнеспособным.
Как и смешение с пахнущим сладким клёном Аддамом, родственником Однолапого Кошака. Нимерия закрыла глаза. Аддам ей понравился еще Зимой: не был склонен к мелочности, всегда делился остатками еды, жаль только, был слишком уж мрачен к концу. Ну, ничего не поделать, эта порода предназначена другим.
Тайной надеждой Нимерии оставался он. Заслышав шаги по коридору, она яростно заскреблась у двери, опуская нос к порогу. И, конечно, он услышал. Он всегда знал, когда надо прислушиваться.
Хороший Человек. Увидев его, волчица рада была вилять хвостом, повизгивать, прижимая уши к шее и улыбаться. О, он пах божественно. Он пах как надо для маленькой сестры.
Сталью, опасностью, любопытством и дальними путешествиями.
Внезапно в голове отчаянно скучающей волчицы родился план.
***
– О, вот и ты, леди Нимерия, – усмехнулся Бронн, поглаживая волчицу по широкой голове, – где твоя маленькая госпожа? Она забыла выпустить тебя, да?
Волчица почти ползала перед ним на брюхе. Это было поведение, которое, как знал Бронн, Нимерия позволяла себе только с ним. Было приятно чувствовать себя по некой неизвестной причине исключительным, потому что ни с кем больше, даже с Клиганом, Нимерия так не вела себя.
В ее странном, нехарактерном заискивании был какой-то смысл, который Бронну оставался неведом.
– Должно быть, леди Арья задержалась, а ты хочешь выйти, – рассудил Бронн, освобождая проход для волчицы, – прошу, миледи.
Достаточно было бы провести с лютоволками бок о бок неделю, чтобы научиться уважительному к ним обращению. Зимой Бронн редко видел Нимерию – только любопытный Призрак обходил все стоянки Зимнего Братства. Нимерия поджимала хвост и злобно скалилась, стоило ей завидеть Джейме Ланнистера, и обходила его едва ли не за милю. Почти как ее хозяйка до недавних пор.
Но куда тащит его волчица, прихватывая зубами за камзол?
– Ладно, ладно, зверюга, у твоих приятелей-Старков, может, и много одежды, а у меня пока нет… – Бронн замолчал; возможно, странное поведение Нимерии объяснялось чем-то дурным, что случилось с Арьей, – ты ведешь меня к своей госпоже?
И снова Нимерия завиляла хвостом, прижимая уши к голове и старательно изображая счастливую дворнягу. Определенно, если бы леди Старк и грозила какая-либо опасность, волчица вела бы себя иначе.
– Ну, веди, – ухмыльнулся Бронн, предвкушая интересную прогулку. Мелькнула мысль – может, волчица желает показать ему волчат? Он быстро заглянул ей под брюхо – нет, еще было слишком рано. Определенно, срок Нимерии еще не настал.
Кажется, лютоволки носили щенков дольше, чем обычные. Бронн задумался над перспективами. Красный Замок, населенный лютоволками, маленькими или большими, был бы… занимательным местом.
Это вполне дополнило бы его положение к настоящему моменту, когда он стремительно зарастал следами жизнедеятельности одичалых, дотракийцев, их лошадей, и это не учитывая так и оставленные в подвалах залежи драконьего навоза – Бронн не знал, как правильно называть эти результаты длительного драконьего проживания, но слова «помёт» для них было явно недостаточно.
Красному Замку медленно, но верно приходил конец. Это было видно по тому, как стремительно, точно жизнь уходит из неких невидимых сосудов, ветшают стены и перекрытия; как засаливаются в три раза быстрее прежнего гобелены и шторы; как хаос и запустение, поселившиеся в одной галерее, беспечно переползают в соседние, и так – все дальше и дальше.
Все глубже. Все ближе к Железному Трону.
На котором теперь, в зависимости от времени суток, можно было найти: бродячих котов, барахло Тормунда, самого Тормунда или кого-то из его родни, каких-то оборванцев-сирот, играющих в кайвассу мейстеров, дотракийских рабынь, дорнийских шлюх, гусей, бежавших с дворцовой кухни, но реже всего – короля Джона.
Задумавшись, Бронн остановился на галерее над тронным залом. Прямо сейчас около Трона возлежал Призрак. Лютоволк проводил здесь почти все свое время. «Что бы это значило? – задумался Бронн, вглядываясь в сосредоточенную морду Призрака, – они постоянно сторожат его. Почти все время это он, Нимерия реже, но здесь никогда не бывает пусто. Что это?». Холодок, прошедший по спине, заставил бывшего наемника поежиться.
Бронн никогда не верил в магию, колдовство и потусторонние миры. Не поверил он в них и сейчас, испытав все возможные формы сверхъестественного воздействия на себе.
Он видел Белых Ходоков, иных, его душа расставалась с телом и снова возвращалась в него, он видел, как ходят по земле восставшие из мертвых красные жрецы. И все-таки Бронн Черноводный оставался верен себе.
Он был материалистом до мозга костей. И потому у всякого сомнительного явления пытался выискать земные, понятные корни. Если же их нельзя было найти, что ж, возможно, от таких вещей следовало держаться как можно дальше. Железный Трон, очевидно, был из них.
– Нехорошее это место, леди волчица, – негромко прокомментировал он, обращаясь к Нимерии, – если мне будет позволено сказать, нам бы всем надо съебывать нахер отсюда. Ты согласна?
Вместо ответа она прихватила его камзол зубами, более аккуратно на этот раз.
– Полегче, зверюга! – он подавил громкий хохот; Призрак внизу навострил уши, – куда же ты меня все-таки ведешь?
Неожиданно для себя спустя долгие минуты путешествия по коридорам – в двух из них Бронн был рад компании волчицы: стены подпирали два десятка не самых дружелюбных дотракийских молодчиков, – оба они оказались в нижнем ярусе, почти у самых парадных ворот.
Бронн не мог не вспомнить с легкой ностальгией времена, когда о Зиме никто не думал, а через массивные ворота въезжали и выезжали солдаты Ланнистеров – гроза всего континента. И он был тогда среди них, самоуверенный, нахальный, еще не представляющий, куда жизнь бросит его дальше, идиот. Годы, годы. Теперь ворота с одной стороны вообще отсутствовали, с другой же створка покосилась и провисла, наполовину разобранная предприимчивыми горожанами.
Королевскую Гавань постигало удивительное запустение. Вдоволь налюбовавшись на признаки грядущих больших перемен, Бронн повернулся в сторону притихшей серьезной Нимерии, и замер.
В арке у кузницы леди Арья Старк замерла в объятиях Джендри Баратеона.
Насколько мог видеть Бронн, леди Арья не выглядела ни возмущенной, ни обрадованной пылким напором молодого Быка. Скорее, она взирала на ухажера с любопытством. Ни намека на страсть или намерение немедленно отправиться под руку с Баратеоном на сеновал. Слабым это было утешением – Бронн нахмурился, размышляя, в какой из борделей податься, – когда со стороны кузницы раздался хлесткий звук удара и возмущенный возглас девушки.
***
Нимерия млела.
Хороший Человек оправдал ее доверие. От него пахло здоровой ревностью – этот живой, заметный аромат мускуса, леса и смолы, остывшего угля и сушеного мяса. Нимерия зажмурилась, вдыхая его запах.
От его соперника пахло огнем, золой, ягодами тиса и мясными пирогами. Тоже приятный запах, если подумать.
Сестра Арья пахла слабо – проклятая ванна! – но все же и с расстояния угадывались запахи вишни, пихтового масла и снега. Все Старки пахли снегом немного. Даже летом. Но вишней – только Арья, и только изредка.
Двое самцов стояли морда к морде и рычали друг на друга. Нимерия прищурилась.
Да, конечно, Играющий-с-Металлом Джендри был много младше Хорошего Человека Бронна. И конечно, Нимерия не стала бы возражать, если Сестра выбрала бы Джендри, никогда. Никто не знает лучше волчицы, кто станет ее волком. И все же – Нимерия стояла за Бронна.
Потому что за ним, вместе с его чарующим ароматом двуногого самца, она чуяла потрясающую историю. У него были жестокие, смелые, бесстрашные голубые глаза. Шрамы на его теле говорили, сколько схваток он пережил и из скольких вышел победителем. Он умел ходить тихо, не привлекая к себе внимания. Он умел шутить. И – ах, это было сентиментально, и Нимерия порычала сама на себя, но – он так умело чесал ее шкуру! Он так старательно запоминал все любимые ею лакомства!
И, наконец, Хороший Человек уважал Сестру Арью. Даже больше, чем хотел.
Это была редкость. Горелый Человек, и тот не мог похвастаться подобной чертой. Бронн же был – самоконтроль и выдержка. Нимерия восхищалась этими чертами, не обладающая ими сама.
Вдоволь нарычавшись друг на друга, самцы разошлись, причем Джендри покинул двор. Кажется, Хороший Человек тоже собирался это сделать, но в ту же секунду, как он повернулся в направлении ворот, Сестра Арья удержала его.
«За лапу, – отметила про себя Нимерия и довольно облизнулась, – воу, воу, до чего дойдет? Будут ли они пыхтеть в темноте, или, может, не сегодня?».
Комментарий к Не место для лютоволков, часть первая
Nymeria ships it)
========== Не место для лютоволков, часть вторая ==========
Арья никогда не оправдывалась, ни перед кем. Оправдываться было ниже ее достоинства.
Единственным, кроме Джона и Брана, кто до сих пор удостоился ее извинений, был Сандор Клиган. Извинялась она за то, что его не убила. Если это о чем-то говорило, то разве что о том, что Пёс стал для Арьи давно уже частью ее собственной стаи.
Частью которой почти перестала быть Санса.
Иногда, особенно Зимой, в своих волчьих снах, Арья видела Пса, когда тот спал на полевых кухнях, и Нимерия делила с ней это видение. Неторопливо тогда Арья изучала нового товарища в стае. Обнюхивала, разглядывала, пробовала на вкус – языком волчицы, конечно.
Арья любила Клигана. Он был из стаи. Арья жалела его. Арья хотела его – иногда, когда ей больше некого было хотеть. Какое-то время Клиган спивался у дверей темницы в Серой Башне, и пару раз Арья находила его в блевотине и моче, без штанов, с членом наружу – даже в вялом состоянии он производил достаточно пугающее впечатление, чтобы всякое желание экспериментировать пропало. Затем вдруг Пёс пить перестал. Все чаще появлялся тихий, спокойный и задумчивый в тронном зале. Избегал всех, разве что иногда посиживал с Бриенной где-нибудь в тихих закоулках.
– Не надоело еще тебе дичать? – спросила его как-то Арья, отчаянно тоскуя по прежнему, грозному, злобному, задиристому Псу. Но новый Клиган с нездешним блеском в темных больных глазах только смерил ее невидящим взором и сообщил глухо:
– Пора и тебе повзрослеть, мелочь.
