Текст книги "Ассорти(р)"

Автор книги: Ганеша

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Ганеша
Ассорти(р)

Из всего имущества в комнате Влас11
  В. Маяковский, «История Власа, лентяя и…» лобкотряса.


[Закрыть] реально располагал у окна только огромным телевизором и саунд-буфером с расставленными по углам колонками, что он гордо называл «домашний кинотеатр», и почему-то наивно считал, что для соблазнения девушек в этой жизни в съемной квартире с мебелью больше ничего и не нужно. Кроме пары бутылок пива – в особо запущенных случаях.

Мало того, что он столь сильно заблуждался сам, даже не помышляя ни о цветах, ни об ухаживаниях, ни о прочих рекомендациях Дон-Жуана, о которых он даже не читал, но ещё и чуть ли не каждый вечер практиковал это своё заблуждение с той или иной девицей, приглашая её к себе:

– Просто, посмотреть кино. И ничего больше.

В том числе и – Машу, которую знал давно. Ещё до появления в его комнате телевизора*, о котором он с ней и мечтал, лёжа на кровати.

Язык у него был подвешен «будь здоров». Не в обычной жизни, нет, но только тогда, когда он в присутствии девушки «наступал на пробку» и внезапно для неё (да и для всех, если Влас куражился в компании) становился современной версией Златоуста. Благо, что он был симпатичным. И девицы, минут за двадцать развесив уши, охотно шли ему на уступки. Особенно – поздно вечером, так как Влас наотрез отказывался их провожать.

Девушки были для него не просто предметом соблазнения, это и так понятно, даже – им, но ещё и источником вдохновения. А так это был обычный себе парень лет двадцати пяти, небольшого роста, вертлявый и неугомонный, но не более того.

И только присутствие симпатичной девушки рядом вдохновляло его на «Жизненный порыв» – в её сторону. Раздевая её не только глазами и руками, как все, но и – словами:

– Какой у тебя под платьем шикарный лифчик! Особенно – то, что в лифчике. Где ты такой размер достала?

– Этот комплект мне мама с папой подарили, – улыбалась польщённая им девушка. Намекая на то, что и трусики у неё тоже кружевные.

– Наверное, долго для этого старались? – лукаво улыбался Влас.

– Да минут двадцать – точно! – усмехалась девушка, наконец-то поняв, о чём он говорит.

Что любая из них почему-то расценивала как дерзость и охотно шла на эксперимент, который она ставили у себя в уме, желая посмотреть на то, что из этого получится. Как будто были варианты.

Особенно, когда фильм подходил к концу, и та начинала откровенно зевать, подумывая уже над тем, чем сегодня ей, на ночь глядя (в окно), предстоит заняться? И – куда пойти?

Внезапно для неё выдвигая свою кандидатуру – с бутылкой пива* в руках. Мол, будешь? И начинал буквально ездить ей по ушам, вовлекая в своё безумное ралли. Где он давно уже был, оказывается, чемпионом мира «в весе пера» и прочих канцелярских принадлежностей. Которыми Влас никогда не пользовался, записывая свои ставшие уже давно крылатыми фразы прописными истинами прямо на подкорку девушек. И всё время использовал их… как шпаргалки, вспоминая то, насколько они были прекрасны! И как весело они смеялись над тем, что он им говорил. Вновь и вновь. В разговоре с другой девушкой.

Мозг Власа свежел от пива*, как ель на морозе, и мысли то и дело вспыхивали у него в голове, как новогодние гирлянды:

– Свобода и свинство это разные вещи, милая. И их опасно смешивать.

– Откуда ты это вычитал? – улыбалась та, навострив уши во тьму. Во тьму тьмущую уже давно прочитанного.

– Я художник, девочка. Я только рисую цветы на стене. А ты уже сама смотри, из какой почвы они могли вырасти!

– Хм… Неплохо вывернулся, – усмехалась девушка, взвесив на весах своих чашечкообразных ушей его мордастую метафору.

– Именно готовность отбросить всё и начать жизнь с чистого листа, заново и отличает свободного человека от раба, таскающего за собой цепи своих привычных реакций на тех или иных людей и события.

– Да хватит уже читать мне мораль! – возражала она. – Поимей совесть, или совесть поимеет тебя! Вместо меня. У тебя совершенно нет сердца!

– Что? – удивлялся Влас, заслышав, что «истина» уже где-то рядом. – Я никогда не читаю вслух чужих произведений! Тем более – из разряда народного творчества. Хотя, право, порой и хочется стать одним из героев сказок народов мира и премило щебетать о том, что правильно, а что – бесправие, поминутно выдвигая версии о том, откуда что пошло и куда, в конечном счёте, обещает нас привести, – улыбался Влас. – Ты ведешь себя как самонадеянный дикарь, переоценивающий свои силы, чтобы удобнее было внушать свое превосходство. Ты живешь в сказке, придуманной обществом для того, чтобы его граждане пытались быть её героями, черпая вдохновение в те мгновения, когда это у них хоть как-то получается. И таким спорным образом составляя себе сказочку о себе-хорошем, чтобы легче было обманывать себя и других.

– Но возможности человека бесконечны, – возражала она. – Он способен на все!

– И было бы самоограничением думать, что – только на хорошее, – усмехался Влас. – Но люди так ограниченны… И, вероятно, для того чтобы скрыть свою ограниченность, люди и придумали мораль, чтобы с видом добродушного дикаря после знатного ужина другим, мало отличающемся от него существом, благодушно рассуждать о том, куда, мол, кубарем катится этот мир. Апеллируя к подноготной мифов и легенд.

– Ты думаешь, я понимаю тебя? – терялась девушка под напором его красноречия. – Я, конечно, могу признать, что ты прав, но от этого я всё равно тебя не пойму.

– Конечно! – усмехался Влас, пронзённый в сердце шилом радости. – Ведь, часто, человеку легко принять разумные доводы, его обвиняющие, так как он наивно и себя считает «разумным животным». И непроизвольно начинает думать, что был неправ! Хотя сам факт предъявления ему данных доводов уже свидетельствует о его неразумности! – усмехался над ней Влас. – И, подчас, человек лишь вынужденно притворяется разумным, так как иначе ему пришлось бы признать, что он поступает глупо. А ведь его приучили думать, что это плохо!

Топоры его мыслей «в треск» разносили голову девушки, и она чувствовала, как её голова наполняется его идеями, толстеет, пухнет, её буквально разносит…

– Или ты опять не понимаешь, о чём я говорю?

– Если я тебя и не понимаю, то это ещё не значит, что теперь я с тобой соглашусь! – улыбалась девушка, изогнув свою фразу. – Ведь ученые говорят, что…

– Что ученые крайне болтливы! – усмехался Влас. – Они и открытия-то свои делают только для того, чтобы о них заговорили. То есть все ученые невероятные болтуны и пустословы, мнения которых совершенно ничего не значат! Так что если ты хочешь сказать что-то действительно ценное, делай вид, что ты говоришь это от себя. Все будут думать, что это ты тут у нас такая умная, и, возможно, начнут верить не только тебе, но и – в тебя. Ведь ты здесь пыжишься исключительно ради своего имиджа. И твоим имиджмейкером должен быть исключительно твой собственный разум, а не ум какого-то там безымянного ученого, на могилу имиджа которого ты пыталась притащить цветы, принадлежащие тебе по праву! Одним упоминанием авторитета превращая высказанную тобою мысль из лаврового венка – в погребальный…

Что той оставалось? Кроме как подарить ему своё уже и так порхающее, как амур на крыльях его крылатых фраз, тело в качестве «приза зрительских симпатий», сверкая позолотой восхищения от того, какой он ловкий, да бойкий малый. А она, рядом с ним, становилась не менее выдающейся особой (как минимум – на одну ночь). А если на утро, в знак благодарности, она оставляла ему ещё и номерок своего телефона, то и – ровно до тех пор, пока не выходила замуж. Выпадая из его картотеки навсегда.

Пока не начинала ссориться. Вспоминая, с кем бы ей этому идиоту, как она уже откровенно считала мужа, отомстить? И, закрывшись в ванной, звонила абоненту «Влада». Говоря после этого мужу, что она и Влада завтра идут в кафе. Без него, потому что он наказан! Чтобы поговорить по душам о-своём-о-женском и, за бутылкой пива*, снять стресс.

Ну, а если она была уже разведёнкой с ребёнком и не торопилась пока что искать серьёзных отношений, желая немного отдохнуть от тягот брака, то Влас-ловелас становился для такой девушки просто идеальным вариантом отдыха. А она – для него. Так Маша с ним и познакомилась. И залипла.

«Мал золотник, да дорог!» – шутили о нём девушки. И некоторые, услышав об этом, даже брали у подруг номерок его телефона. И как только у них появлялся небольшой профицит бюджета, приглашали его в кафе или в ресторан.

«Очень дорог!» – понимали они подруг, как только им выставляли счёт.

А иногда и – из ресторана. Когда без умолку болтавший Влас заставлял их, развесив уши (и порхая ими у себя в мечтах), позабыть обо всём на свете!

Хотя, было уже темно. Как и у них в душе, когда они мучительно пытались занять денег, чтобы расплатиться за ресторан.

Поэтому Влас, с тех пор, предпочитал встречаться с девушками у себя дома. Сразу. И никогда не говорить им о любви. Чтобы они больше не пытались занять у него денег (даже – на ресторан), намекая ему о том, чем за всё это шоу ему предстоит сегодня расплатиться. У него же дома, так как денег на номер в гостинице у них уже нет.

– Ой, кто-то у нас сегодня договорится и полу-у-учит, – вальяжно растягивал он, доставая деньги. – И не просто по шейке, – усмехался он, – а – по шейке матки!

И вот разве к такому можно было относиться всерьёз? К такому непутёвому? Тем более что квартира у него была съемная, мебель – тоже.

«Неужели и меня он тоже… снимает? – размышляла умная Маша. – На вечер. Просто – не на один, чтобы я не подумала о себе так низко. А наоборот, каждый раз питала себя надеждой на продолжение этого сериала, предвкушая то, что он обязательно должен будет окончиться нашей свадьбой. Пока не появится та, что возьмёт его в оборот. Серьёзно!»

Тем более что её ребёнка Влас не хотел даже видеть и постоянно находил всё новые поводы оставить его «у потенциальной тёщи», улыбался он, с которой Маша ютилась в «трёшке». И постоянно терпела сальные намёки отчима, периодически угрожая «сдать» его матери, если тот начнёт наглеть.

– Если я начну наглеть, то нам обоим от неё придётся съехать, – усмехался отчим. – Причем, тут же!

Заставляя её краснеть и уходить в детскую, делая оскорблённое лицо. С возгласом в дверях:

– Даже не надейся!

Но когда отчим покупал ей чуть более дорогие, чем это положено было дарить на столь незначительный праздник вещи, Маша делала вид, что это вполне нормально – для внутрисемейных отношений. И не более того. И уходила в свою комнату их примерить. Пока мать выговаривала мужу за несанкционированную растрату бюджетных средств, и без того весьма скромных. Появляясь обратно в зал уже в них, и заставляя спор утопать во всеобщем восхищении.

– Как тебе идёт! – завистливо цокала языком мать.

– Да ты красавица! – улыбался довольный собой отчим.

И все садились за стол, переключаясь на еду и горячительные (воображение отчима) напитки.

Заставляя его на балконе прижиматься к ней чуть ближе, когда они в перерывах между блюдами и напитками выходили покурить, делая вид, что нагибается к ней только лишь для того, чтобы она чуть лучше слышала то, что он ей рассказывает. Обычные глупости, убеждалась мать, что разговор «ни о чём» и, выкидывая окурок в банку, возвращалась в комнату.

Впрочем, ненадолго:

– Ну что, вы там скоро? А то остынет всё!

Маша, конечно же, как девушка умная и наблюдательная, иногда замечала в съемной квартире Власа неизбежные следы женского присутствия. То на кухне в раковине на кружках – следы недоотмытой губной помады другого цвета, то длинные волосы на подушке, появившиеся здесь, пока она отсутствовала. Но Влас тут же уверял её в том, что это неожиданно приходила в гости его сестра, о которой он ей уже рассказывал.

– Снова расставшись с парнем?

– И искала утешения. И – поддержки.

– И опять покрасила волосы в другой цвет? – саркастически усмехалась Маша, поднося длинный волос к его лицу.

– Именно поэтому я и сказал тебе в тот день по телефону, что очень занят. Помнишь? И напившись у меня «в хлам», завалилась спать, не желая «сдаваться» и возвращаться – так быстро. Мол, путь помучается и поизводит себя ревностью. А я опять уходил ночевать к приятелю.

А то и просто уверял Машу, что ей только показалось.

– Опять?

– Да у тебя мания преследования! Ты что, ревнуешь? – улыбался он и целовал Машу в губы, щёку, шею…

Ей, конечно же, очень хотелось Власу верить, пока он опускал свои поцелуи всё ниже. И ниже.

Очень-очень!

Причём, снова. И снова.

Но она уже – просто не могла!

И изнемогала, когда он не звонил вечером.

Поверить Власу было для Маши очень и очень тяжело.

Не верить – ещё тяжелее! И она… верила. А что ей оставалось? Не сходить же из-за него с ума?

И однажды, неожиданно для самой себя, Маша стала сомневаться вслух в объективном существовании приятеля, к которому Влас то и дело уходил ночевать, избегая с ней встречи. И попросила её с ним познакомить, чтобы развеять у себя в голове этот – уже терзавший её – миф.

Влас стал спешно искать приятеля с отдельным жильём, наперебой обращаться к своим знакомым, но тем было явно не до него. Мол, обстоятельства, пойми.

И тут он случайно встретил Лёшу. Который тоже как раз снимал жилье у знакомых своей матери. И периодически – девиц. Цепляя их не с улицы, как все, а по знакомству. Так сказать, рабочие варианты – многоразовых. И Влас рассказал ему свою историю, в которую он влип, благодаря Маше. Уверяя Лёшу, что он купит на вечер фруктов и спиртного, но тот не должен даже пытаться соблазнить – его – Машу.

– Всё должно быть чин-чинарём! Иначе может пострадать моя репутация. В её глазах. Мол, раз у тебя такие распутные приятели, решит она, то и ты такой же – конченный.

И Лёше пришлось уверить Власа, что всё будет строго официально. Максимум – гламурненько.

– Так, слегка. Чтобы это не походило на отмазку.

– И она не почувствовала подвоха, – согласился Влас.

У самого же Лёши из своих вещей был только ноутбук с подключённым к нему саунд-буфером на две колонки, по которому можно было как смотреть кино, так и работать. Над своей книгой (которую вы читаете). Но обычно, когда ноутбук стоял без дела более пяти минут, запускалась заставка. И по экрану начинали скользить во все стороны фотографии полу-, а то и полностью обнаженных девиц, объясняя девушкам это тем, что в детстве он увлекался фотографией. И это именно то, что и называется «профессиональная деформация». Мол, полюбуйтесь! Но не более того. Что девушки почему-то расценивали у себя в уме, ни то ещё где, как предложение раздеться. По мере того, как за окнами всё сильнее сгущалась тьма, делая поход от него домой сквозь такую высокую, как на Сатурне, плотность тёмной антиматерии, кишащей ужасами, уже абсолютно невозможным. Особенно, если они выпивали горячительные (воображение) напитки, и им становилось слегка жарко – на его кровати. Сидеть без дела, выслушивая его бесконечную тарабарщину:

– Только Красота и её волшебный «Волшебный Мир» могут сделать из тебя настоящую героиню исторических событий уже в этой жизни, какой бы до этого она ни казалась тебе ужасной. Так как всё – это только кажимость, и зависит только от твоего собственного взгляда, если он у тебя уже есть. То есть если ты уже не смотришь на мир глазами окружающих тебя уродов. Весь мир – театр, и люди в нем – вместо режиссеров – актеры, часто – плохие, а потому и – на вторых ролях. Режиссер – это идеальный зритель. И для актеров они нередко становятся богами. Мейерхольд, Станиславский… Каждый из них оставил нам свое Учение, помогающее идеально выполнять свою роль (на Земле), будь то подмостки театра или какой-либо другой реальности, что проецируется в голове индивидуума. Совершенный – тот, кто, научившись полностью воплощаться в свою роль, что подсунул ему «Голливуд» Реальности в данном ему воплощении, благодаря достигнутому совершенству накапливает такой запас духовной энергии, что он превращает его носителя в настоящий золотой запасник мировых шедевров! Картин, на которых мы можем лицезреть, как он в совершенстве исполняет любую роль на подмостках разлюбой реальности! И пытаясь научить этому других, придумывает для каждого индивидуальный способ для повышения их потенциала, расширения их возможностей, проявляя талант как духовного учителя, так и педагога. Наученный борьбой с собственными инстинктами, он мало-помалу узнает о строении человеческой психики из мифов и легенд и может дать оригинальный выход их любой ситуации, если ты захочешь из неё выходить. Если же ты так и не захочешь из нее выходить, то и не найдешь выход оригинальным. И вообще его не найдешь. Ибо раздувшийся в тебе эгоизм не позволит тебе пролезть в найденный для тебя выход – за ворота ситуации и станет на их защите отличным голкипером, постепенно научившись стоять на воротах выхода из любой ситуации. Что приведёт тебя к тому, что принято называть самооправданием. Истинный выход из любой ситуации только один, поэтому его и называют истинным. И вся так называемая Свобода Выбора заключается в том, чтобы ты сам – методом проб и ошибок – смог принять истинный выход из ситуации за единственно возможный – способ перетащить себя из эго-центра в Высший Центр Человеческого Сознания. То есть, дана нам не для того, чтобы человек оперировал ею в качестве одного из атрибутов самооправдания, а как один из инструментов на пути к своему духовно-душевному Совершенству.

– Посмотри на часы! – упрекали его девушки, когда заканчивалось спиртное. Мол, хватит уже болтать и пора спать. Якобы. Уже давно поняв, что за выход он им столь завуалированно предлагает: проявить в постели с ним весь свой врождённый артистизм!

Отодвигая прикроватный столик на колёсиках с толстой стеклянной крышкой, на котором и стоял ноутбук, стаканы и прочая дребедень. А в его глубине, под крышкой – саунд-буфер, из которого всю ночь и лилась негромкая музыка. Под скользящими в такт этой музыке по экрану ноутбука девушками, словно гетеры, вперемешку с нимфами. Пока они не засыпали. Уже под утро.

Короче, от Власа Лёша почти ничем не отличался. Кроме как тем, что был чуть более серьезным по жизни (с мордой Фила), и девушки, через пару недель знакомства, начинали расценивать Лёшу как более подходящий вариант – для замужества. И если находили у него волосы или ещё что, то расценивали это как предательство и личный выпад. И повод тут же закатить скандал! Хотя он и говорил им, что уже не готов к серьёзным отношениям, потеряв однажды свою Елену – удивительно Прекрасную, единственную, на которой он сам хотел, предлагал и до сих пор готов жениться, рядом с которой они и рядом не валялись. Но тем было всё равно, они видели цель и шли напролом – к тому миражу, что и побуждал их самих напрашиваться к нему в гости, мешая ему работать – таксистом:

– Сегодня же пятница! – напирала подруга детства сестры одного товарища, с которым Лёша до этого ходил в море. – Надо отдыхать!

– Но я ведь и зарабатываю как раз тогда, когда все отдыхают, – пытался её образумить Лёша. – Тем более что скоро срок оплаты аренды моего жилья.

– Заработаешь завтра! – не унималась та. Даже узнав о том, что жилье у него не своё, как она до этого думала, а съёмное.

– Но у меня нет ещё денег даже на спиртное, – пытался откровенно осадить её Лёша. Полностью разочаровав в себе. – Я только что вышел на линию и сделал всего одну заявку.

– Я уже купила бутылку, так что не отмажешься! – возражала Диана.

– Давай, я за тобой заеду, – вздыхал Лёша, понимая уже, что встреча неизбежна. – Ты где?

– Я уже вызвала такси и скоро буду. Едь домой. И собери носки!

Ведь изначально Лёше понравилась вовсе не Диана, а сестра приятеля, который и пригласил его к Софье домой на день рождения. Чтобы не сидеть там в одно лицо.

– Среди этих баб! – усмехался Ромчик, приглашая Лёшу.

Сожитель Софьи, что согласился считать её детей своими, как раз находился тогда в командировке, так что Лёша, увидев её и тут же всё это трезво оценив, всерьез рассчитывал на успех. Хотя бы – на ночь. И как только за окном решительно стемнело, начал столь же решительно пускать в ход свои «наночьтехнологии»:

– У меня, кстати, есть один знакомый ангел, – улыбнулся Лёша, – который хотел бы принять для воплощения на нашей планете подобные твоим формы. Ты веришь в ангелов?

– А почему я должна в них верить? – не поняла Софья: к чему он клонит?

– Потому что мне кажется, что ты сошла ко мне с небес! – обнял Лёша Софью за икры и поднял к небу. – Может, поможем моему ангелу? Вдруг у нас и вправду это с тобой получится? Не гарантирую, что – с первого раза, – улыбнулся Лёша, ставя её обратно (с небес – на землю), – но я буду для этого стараться! Ради такого же ангела, как ты, я готов на всё!

Это была очень древняя и красивая душа, которая нравилась абсолютно всем. А её сожитель не только снимал эту самую квартиру, но ещё и обеспечивал и её саму и детей «от бинта до ваты!» Как Софья тут же сама и призналась Лёше вслух, чтобы сразу же и поставить его на место, увидев его реакцию на своё лицо. Да и тело у Софьи было весьма соответствующим – его запросам. Так что когда они напились водки и наконец-то легли спать на одной кровати, так как на другой кровати в соседней комнате уже давно спали дети, он всю ночь в полусне к ней приставал. Как он думал. И периодически просыпаясь, её ощупывал, пытаясь-таки забраться, как пчела – в сердцевину этого дивного цветка своими чуткими лапками, а затем и – трепетным хоботком. Совершенно бессознательно, так как вечером она ни в какую не давала ему… и шанса!

Лишь наутро обнаружив то, что он всю ночь, оказывается, приставал не к ней, а к лежащей по другую сторону от него подружке. Которая утром, из-за этого, очень смущалась и не могла поднять на Лёшу свои выразительные от уже готовности продолжить эту его игру глаза: в медосбор. Но – в другой, более интимной обстановке. Надеясь теперь, что он вот-вот пригласит её в свой жужжащий уже в восторге от её красоты улей.

Лёша, наконец-то тут же сообразив, когда проснулся и перестал тянуть к ней испачканные в пыльце руки, к кому он все это время приставал, тоже теперь очень этого смущался. Так как Ольга – при свете дня – ему совсем не нравилась. Из-за того, что это мало того, что была совсем юная, необстрелянная в боях за место под ним (под Солнцем), душа, так ещё и с весьма невзрачным телом. Небольшим и одутловатым, в котором Лёша, искоса глядя астральным зрением, то и дело обнаруживал следы животного, которым Ольга была до этого: свинкой. Причём, не морской, нет, а самой что ни на есть сухопутной. Даже – не из морской пехоты. А из глубокого тыла обеспечения: солдат тушёнкой. И чувствовал себя рядом с ней откровенным зоофилом. Опасаясь, что теперь, после бурной (из-за того, что Ольга ему в полу сне упорно отказывала) ночи, она начнёт рассчитывать и на нечто большее. Наивно думая теперь, что ему нравится.

«Но он, собака такая, весь вечер от меня это тщательно скрывал! – за ночь поняла она. – Пока мы не легли спать. А вот фигу ему за это! Пусть, вначале, признается в этом на виду у всех!»

И теперь снова избегал с ней встречи. Особенно – глазами. Делая вид, что просто спал и ничего не помнит. Мол, проснулся, попил чаю и пора валить!

«Даже не предложил меня подвезти! Собака!»

Да, у сестры Ромчика в тот вечер была ещё одна подружка, которая могла бы ему понравиться. Если бы Диана с вечера не ушла укладывать детей именинницы спать и, читая сказку, не уснула вместе с ними, представляя себя, по мере прочтения, её главной героиней. И так продолжила ею быть в своём сне. Впрочем, как и любая Принцесса, которая только и искала повод, чтобы стать собой. Особенно – по сравнению с Ольгой. Но только – не с его сестрой! А потому Лёша и раздумывал ещё пару долгих дней над предложением Ромчика познакомить его с Дианой – более интимно, пригласив на порог своей Сказки. Разумеется, чтобы отвадить Лёшу от своей сестры. И через пару дней и ночей в пустой постели Лёша наконец-то решил, что – да. Со вздохом поняв, что с Софьей и двумя её маленькими детьми ему ничего не светит. По крайней мере – в этой жизни. Наконец-то сообразив, что это был не ангел, нет, а соблазнительный демон искушения. И не более того. Призванный именно для того, чтобы нагнать ему аппетит для другого блюда. Ну – не Ольги же? Это полный гранж! И ещё через пару дней изнурительных согласований заехал за Дианой.

Немного покатал её по ночному городу, поболтал «ни о чём» (о чём он только и мог серьёзно рассуждать) и отвез к морю. Ровно на тот пляж, где его уже соблазняли ранее две постоянные клиентки (независимо друг от друга с разницей в две недели), пока он временно работал на красной, почему-то возбуждавшей (у всех интерес к нему), «Карине», пожелавшие закрепить там своё постоянство чем-то большим, ещё более постоянным, так сказать, постоять за себя! И расплатиться за поездку к морю не только деньгами, но и… его заставив расплачиваться в бурном течении часа за то, что он перед ними пару недель заискивал, рассматривая его благосклонность, как нечто большее. Чем просто секс, как оказалось. После того, как каждая из них периодически водила его в кафе и пыталась накормить. Прикармливала. А то и просто сидела с ним на видовых площадках и, загадочно улыбаясь, общалась. Пока «время тикало», а он наивно думал, что каждой из них просто нравилось быть в его обществе (за их деньги).

Больше он свой номер клиенткам не оставлял. И начинал подозрительно относиться к тем, кто пытался его взять. Словно мальчика по вызову!

Тем более – красивым. Понимая уже, что дело было вовсе не в нём, когда он вспоминал её по звонкому голосу в телефонной трубке. И через пару минут увозил её, такую пьяную и расстроенную, согласную ехать с ним уже «хоть на край земли!» А что это вся её такая благополучная, прежде, жизнь стремительно «катилась под откос» за время их беседы на песчаном краю земли, близ моря. Чтобы он её, дурёху такую, пожалел и… хоть как-то утешил.

Вручив ей этот «утешительный приз», как она смеялась, обсуждая его (утеху) с подругами, когда он им снова попадался, заказав такси.

– Я так и знала! – разочарованно заявила Диана.

– Что ты знала? – не понял Лёша.

– Что именно этим всё у нас и закончится! – не скрывала досады Диана, отстраняя его (утеху) тоном голоса. Не желая даже касаться!

– А чем это могло, по твоему мнению, у нас закончится? – продолжал не понимать Лёша.

– Пару недель назад у меня был один… господинчик, – оживилась та, – с которым мы так же покатались пару часов по городу, пообщались, а затем он отвёз меня в самую дорогую в городе гостиницу! А не просто к морю. – Скривила она лицо. – Знаешь, я не люблю секс в машине, – призналась Диана. – И уже давно.

Мол, для меня это пройденный этап.

– Хорошо, это будет у нас в последний раз, – улыбнулся Лёша. И занялся с ней сексом.

Что и побудило его снять жилье. Не снимать же для неё каждый раз номер в гостинице? Тем более – самой дорогой. Да, Диана ему понравилась. И в постели – тоже. Понравилась ещё больше!

Ещё ему нравилось работать таксистом. Именно потому, что машина была для него «вторым домом», за отсутствием жилья. Лёгким движением руки превращая салон в постель, раскладывая кресла. Ведь, покупая очередную машину, он уже не заглядывал под капот, как все, начинающие. В автолюбители. Первым делом он заглядывал в салон и пытался разложить сиденья. И если они раскладывались, создавая ровную и мягкую поверхность, только потом узнавал пробег и состояние кузова, двигателя и ходовой части. Понимая уже, что все это – наживное. А главное же – сам салон, желательно – велюровый.

Да и многие из написанных им (здесь) мыслей приходили Лёше в голову прямо во время выполнения заказа. И он одной рукой пытался судорожно записать их в телефоне, пока эти трепетные музы его не покинули, как уже не раз было, а другой рукой продолжал рулить и дергать коробку передач, придерживая руль ногой. И некоторые клиентки, как только начинали это замечать, шумно просили его «прекратить это безобразие!» Мол, я плачу вам деньги вовсе не для того, чтобы попасть в аварию! Думая, что он просто-напросто с кем-то переписывается. Из своих любовниц. Как все.

Начиная ревновать?

Ну, не мог же Лёша начать ей сбивчиво объяснять, что, издав книгу, он надеется выручить за эту, вот, светлую идею, что его внезапно осенила прямо во время поездки, гораздо больше, чем любая из них сможет ему заплатить, даже катаясь с ним по городу весь день? А тем более – вечер. Своим телом. По пляжам и видовым площадкам.

Она тут же кинулась бы доказывать ему, что её тело стоит гораздо больше! Даже – за полчаса! Хотя бы потому, что ей просто некогда:

– Именно поэтому я и вызвала себе такси! А не таксиста, чтобы ублажать его весь день. А как же муж? Любовник? Нельзя же быть таким эгоистом? Я должна думать ещё и о других, а не только о тебе. – И, взъерошив ему волосы, выходила из…

его фантазий. Недовольно хлопнув дверью его машины. За то, что он так и не дал ей возможности произнести эту мысль вслух. Прочитав её «про себя» по её глазам. Глазам, уже согласным заплатить ему даже за весь день – за один вечер! Что б забыть с ним за эти полчаса обо всех на свете!

И только один клиент догадался, что Лёша пишет книгу. Продолжая записывать эту мысль.

– Я смотрю, ты что-то, там, печатаешь. Хотел вначале это прекратить, а потом заметил, ты что-то ещё и исправляешь. Значит, пишет книгу, понял я.

– Да, пишу книгу! – самодовольно улыбнулся Лёша.

– И о чем книга?

– О себе-любимом! А чём же ещё писать? О проблемах горнорудной промышленности, как Ефремов? Не те времена! Я создаю научный трактат о любви, замаскированный под художку. А так как у меня, как и у любого учёного, исключительно бедное воображение, то я и использую себя и своих бывших девушек, как не-наглядные пособия. Описывая то, что со мной реально было. Тем более что ещё Горький заметил, что любой желающий может написать роман, рассказав в нём о себе и о том, что с ним происходило. И он не считает таких людей даже писателями! Но я-то и не писатель вовсе, я философ, как Пастернак, который так и не написал ничего стоящего, кроме стихотворения «Уроки английского». Поэтому мне – можно, – улыбнулся Лёша особо догадливому клиенту. – Ведь я запихиваю в этот хлам из своего прошлого то, что меня сейчас реально волнует – как художника, а не как того похотливого самца, каким я тогда казался самкам, пока ходил в моря и у меня были на эти исследования – женских тел – деньги. Потому что теперь денег нет, и мне ничего не остаётся, как творить. Вспоминая то, каким я был! Были бы у меня деньги… Эх, я бы тут, в реале, такого натворил! Пока есть здоровье. Чтобы, под старость лет, только сидеть себе в кресле и творить, творить, творить…