Текст книги "Ассорти(р)"
Автор книги: Ганеша
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
– Всем нравиться моя откровенно выпуклая назад попка. А тебе она нравится? – обратила Диана его рассеянное внимание на свой зад уже в квартире, которую Лёша тут же снял.
Позвонив Диане, словно девочку по вызову.
– Даже больше, чем ты! – признался Лёша, усмехнувшись в её красивое лицо. – Шучу. Но и она – тоже.
– Это – мой конёк! Тем более что я и сама люблю, когда мужчины подкрадываются ко мне сзади. Со своими грязными намерениями.
– Так, давай-ка твой «конёк» слегка «обкатаем», – улыбнулся Лёша и притянул её к себе. – Фигуристка!
Что на фоне тонкой талии, за которой она откровенно следила, не позволяя себе ни жирного, ни сладкого, выглядела весьма эффектно. Вызывая обратный, не менее выпуклый, эффект у мужчин в постели.
– А ты мне понравился именно тем, что ты любишь солянку. Ещё в машине, – призналась она, когда он уже за-кончил (любоваться) на её выдающуюся попку. – Можешь кончать в меня. В отличии от Софьи, я принимаю противозачаточные таблетки.
– Солянку? Да я её с детства не люблю!
– Ты не так понял, – снисходительно улыбнулась Диана. – «Солянкой» мы называем то, что в других странах называется «куни».
– А что, это можно не любить? Особенно – с девушкой, которая тебе откровенно нравится. – Подчеркнул он. Её красоту!
– Ну, не все это любят. У меня уже был один парень, с которым я почти год не могла расстаться именно из-за солянки, – мечтательно улыбнулась Диана, вспоминая то, как тот делал ей приятно: своим языком, губами… – Он был некрасивым, да, но делал её так умело, что я ему всё это прощала. Каждый вечер. Пока Софья не стала меня в этом упрекать. И только из-за неё мне пришлось с ним порвать. Ведь это мешало ей брать меня с собой для съема симпатичных отдыхающих, и она очень злились на то, что, из-за этого уродца, я чуть не выбыла из игры, едва не пропустив «сезон охоты».
– Так ты и до сих пор играешь? – не понял Лёша. – В Богиню Диану? И со мной – тоже?
– Тогда мне было лет девятнадцать, – мечтательно вспомнила Диана. – Я была ещё молодой и глупой. К тому же, по сезону, к нам на базу отдыха приезжала просто масса симпатичных отдыхающих, которые весь год работали по всей стране, не разгибая спины, чтобы существенную часть заработанных ими средств (обольщения) потратить летом на таких красивых девушек, как я и Софья. Живущих, с детства, невдалеке от базы отдыха. Молодых и глупых, – как бы извиняясь, улыбнулась она, – отдыхающих, которые и помогли мне о нём забыть. Навсегда, – вздохнула Диана: по его солянке. – И ты мне его, слегка, напомнил.
– Так я тоже, по твоему мнению, урод? – оторопел Лёша. – Слегка!
– Нет, ты симпатичный, даже очень, – улыбнулась ему и только ему Диана, особенно – вдруг засиявшими нежностью и невероятной глубиной глазами. – А твоя солянка делает тебя ещё более привлекательным. Особенно – для меня! Тем более что уже осень, так что можешь не переживать: сезон окончен.
И для тебя – тоже, подумал Лёша. Понимая, что в её возрасте уже пора бы подумать и о браке. Пока не поздно.
– Так чем же мне тебя сегодня кормить? – спросил Лёша у Дианы часа через полтора. Непрерывного секса. Так как и сам захотел есть.
– Я не ем ни жирного, ни сладкого, – сразу же заявила ему она. – Ведь организм вначале высасывает из пищи весь жир, нейтрализуя его желчью, и сахар, нейтрализуя его излишки инсулином. Что и приводит к работе внутренних органов на износ и преждевременному старению всего организма. А твёрдые углеводы, к которым все и добавляют жир и сахар, выходят у них через утилизатор, – хлопнула она себя по заднице, – практически в неизменном виде. Вот им и кажется, что от них нет никакого толку. Так как если они начинают во время церковного поста есть только постное, у них начинается упадок сил. А это всего лишь вопрос привычки. Организму надо дать немного времени, чтобы перестроится, примерно с месяц, – вспомнила она, – для того, чтобы его поджелудочная железа научилась полноценно расщеплять твёрдые углеводы. И быстро пополнять запасы энергии при физических нагрузках.
– Так и что же ты будешь есть? – так и не понял Лёша: что ей готовить?
– В орехах и злаковых содержатся ингибиторы, поэтому я стараюсь есть гречку – это соцветие, и любые овощи. Кроме паслёновых – перцев, помидоров и так далее, они тоже слабо, но всё же ядовиты. Я почти всеядна, – улыбнулась она. – Но ем только то, в чем нет ни жирного, ни сладкого. Вот и всё.
– А – мясо?
– Из мяса организм высасывает только животный жир. А животный белок вообще почти что не расщепляется поджелудкой. И ты снова работаешь на унитаз. Поэтому я и не ем мяса. Тем более что там трупный яд. А я слишком сильно себя люблю и уважаю, чтобы есть падаль. Как свиньи, вороны, грифы и прочие падальщики, вызывающие у меня отвращение. А как только я чувствую, что уже наелась, я тут же отказываюсь от приёма пищи. Независимо от того, сколько её осталось на тарелке. Чтобы у меня не оттягивался живот, как у некоторых женщин, которым на себя плевать. Я лучше ещё раз поем, как только снова проголодаюсь, чем буду переедать. Нужно слушать свой организм, а не тех, кому жалко выбрасывать недоеденную тобой пищу. Вот и всё. Если хочешь быть таким же вечно молодым и красивым, ешь как я!
– Ты не просто восхитительна, но ещё и большая умница!
– Ум в том, чтобы применять знания на практике для своей же реальной пользы, а не умничать, но толстеть.
– Это уже не ум, это безумие! – согласился Лёша.
– Как ум врачей и учёных, которые знают всё о вреде жирной и сладкой пищи, но не могут удержаться и трескают всё подряд, закусывая всё это таблетками. Лишь ещё быстрее убивая ими свой организм. Толку-то от того, что они всё знают?
– Всё. Ты будешь только моей! – восхитился Лёша.
– Размечтался! – усмехнулась Диана. Подумав, что он намекает ей о браке. – Как разбогатеешь, сразу звони! Мне надо решить ещё одну незадачу.
– Какую же это? – не понял Лёша: чего ещё ей от этой жизни не хватает?
– Мне надо полностью бросить свою работу. Так как физическая активность заставляет меня поглощать больше пищи, чем хотелось бы. Чтобы двигаться. Я мечтаю о том, чтобы перейти на питание кишечником, заполняя его всего лишь один раз в сутки. Потому что чем больше организм, вынужденный тем, что ты заставляешь его трудиться, вырабатывает из пищи физической энергии, тем меньше её успевает сублимироваться в умственную, и ты тупеешь. Вот почему все рабочие такие угрюмые. А тем более – те, кто об этом ещё не знают и не развивают свой мозг.
– Так займись сугубо интеллектуальным трудом, – возразил ей Лёша. – Убьёшь двух зайцев разом!
– Была бы я такая умная, я бы давно уже так и сделала, – усмехнулась над собой Ксюша. – Но даже для того, чтобы мне на кого-то отучится, нужны деньги – всё это время платить и за учёбу и квартиру, которую я снимаю. А у меня их нет. Я из бедной семьи. Поэтому мне и нужен кто-то побогаче, чем я. Вот я и хотела бы, чтобы это был ты! – поцеловала его Диана. – Со своей солянкой. Как разбогатеешь, так я и буду только с тобой. Если ты этого тогда всё ещё захочешь, – усмехнулась она, поняв, что это может быть нескоро.
– Облизательно! Даже если ты и уйдёшь от меня, я тебя верну.
– Что ж, буду ждать, – улыбнулась Диана.
– Я хочу крепко-накрепко связать наши кармические нити – в сплошной ковёр! Чтобы ты стала моей и только моей. И не только в этой жизни, но и – всегда! И мы валялись бы на этом ковре как муж и жена. Так что если я разбогатею даже под старость лет, я всё равно тебе тут же позвоню!
– Что ж, ты знаешь, где меня искать.
– У Софьи?
– Мы уже давно с ней неразлейвода, как ты говоришь – всегда! – усмехнулась Диана. – И твоя солянка будет мне неплохой прибавкой к пенсии.
– Не думаю, что нам захочется тогда заниматься сексом, – усомнился Лёша, представив Диану старой.
– Вот, как только ты приедешь, и я сделаю тебе минет, так и посмотрим! – усмехнулась она. – А пока у тебя нет денег, можешь даже и не искать.
Лицо которой таинственным образом становилось именно красивым только тогда, когда Диана не употребляла спиртное как минимум неделю. Стоило же Диане попить дня два, как черты её лица слегка оплывали, делая её просто симпатичной. А затем, если Диана так и не выходила из угара куража, продолжая пьянствовать, её лицо начинало отдалённо напоминать выражение лица самой заурядной алкашки. И не только ему, но и – Ромчику, когда Лёша обсуждал с ним этот вопрос по телефону:
– Что поделать, дурная наследственность, – соглашался тот.
Которая была Лёше просто противна! Поэтому он, месяца через два знакомства, был уже категорически против того, чтобы Диана употребляла спиртное. И постоянно возражал, когда та приезжала к нему с бутылкой. «Как та шалава».
Но Диана уже так привыкла к тому, что её спаивают именно для того, чтобы тут же заняться с ней сексом, что у неё установилась прочная взаимосвязь, от которой Лёша, как мог, пытался её отучить, приучая заниматься сексом исключительно под музыку. Чтобы заниматься сексом с красоткой, а не с алкашкой. Мучительно наблюдая, как секс с другими Диану периодически именно в неё и превращает. Да и поведение у неё становилось более развязным. И он был против того, чтобы с такой сомнительной особой даже встречаться. А когда она (взалкавши) ещё и пыталась заговорить о браке, Лёша был просто в ужасе (от этого заговора), представляя то, как и он тоже вместе с ней спивается, и оба они оказываются на улице. Так как если они порядочно выпивали вечером, Лёше стыдно было выходить с утра на линию. Но не перед клиентами, нет, они его прекрасно понимали, а перед инспекторами ГИБДД, которые запросто могли лишить его прав. Заявив ему, что он неправ: «Неправ? Нет прав!» И из-за её пагубной привычки Лёша терял деньги, оставаясь дома. Что и вынуждало Лёшу бить по рукам Диане. В диалогах по телефону, когда она пыталась снова его споить. И отжарить по-полной! Разрываясь между её слабостью к алкоголю и своей слабостью к её такой выдающейся попке. Ну и – минету, столь восхитительному, когда она была пьяна! И делала его столь игриво и виртуозно, что никто ей и в подмётки не годился.
Что Диана прекрасно понимала. И всё-таки брала бутылку. Но уже не столь крепкого напитка. «Что делать? Условный рефлекс» – вздыхал Лёша, встречая Диану на пороге с по-собачьи преданной, робкой, извиняющейся улыбкой и бутылкой (зажигательной её смеси) в руках.
Что происходило не только с Дианой, но и со Светой, если та признавалась ему, что до этого изрядно прикладывалась, пытаясь унять тоску, с подружкой. Просто возненавидев с тех пор алкоголь! Именно из-за того, во что он превращал его любимую Диану. Подозревая, что он превратит в подобных – а не бесподобных – любую, кто на него подсядет. Со столь же бессмысленным выражением лица, как у Дианы, если та снова куражилась без него на стороне. А затем приезжала к нему, как ни в чём небывало. Мол, безумно по тебе соскучилась! Очень безумно, понимал Лёша, глядя на её ставшее чуть более одутловатым и не столь привлекательным лицо. Его божественно прекрасной, поначалу, Дианы. Богини красоты! Которая так понравилась ему ещё в машине, что он всё никак не мог остановиться. Со своей солянкой. Понравившись этим ей ещё больше! И ему – тоже, неожиданно засиявшими нежностью после этого к нему глазами. Которыми Диана преданно на него смотрела, делая ему минет. Продолжая сиять, сиять, сиять… Своей глубинной нежностью. Своих глубин. И не мог от них отвести глаз! Видя, как она этим наслаждается, обжигая его своим сиянием. Опасаясь, что если он отведёт свои восхищённые ею глаза, она прервётся. И не даст ему накормить её своим белком! До глубины души!
Так что когда, посреди зимы, Влас привёл к нему ещё и умную Машу, которой было всего двадцать два, Лёша не мог её не очаровывать. Даже – не приставая. Но просто начав вести себя так, чтобы она в первые же три минуты (в которые женщина и прозревает в тебе Избранника – на первый взгляд) поняла, что он – лучшее, что у неё было. В её глупой жизни.
Впрочем, как и всегда, в присутствии очень понравившейся ему прекрасной дамы. Каковой она тут же начинала себя считать, рядом с ним.
И когда Влас пожаловался Лёше на то, что Маша вчера вечером у Лёши, включила дурочку и так ему и не дала (делая вид, что стесняется «делать это в присутствии твоего друга»), начав её откровенно ревновать к нему, именно эта его истерика и побудила Лёшу тут же позвонить Маше по оставленному «на всякий случай» городскому номеру телефона её матери. И пригласить в гости.
Но уже через неделю их совместного общежития неожиданно для них обоих выяснилось, что, на самом деле, практичную Машу очаровало вовсе не то, о чём он думал (и воображал о себе), а его жильё. Которое из-за откровенно убогой обстановки и старой, но всё ещё исправной «советской» сантехники, давало ей каждый день повод думать, что эта двухкомнатная квартира именно его, а не съемная. Как тут же признался Лёша, не желая её обманывать. Так как молодые люди обычно если и снимали, то сугубо однокомнатные квартиры с шикарной обстановкой, как Влас. Ведь они были и гораздо более комфортными и чуть ли не вдвое дешевле. А их временные обладатели, прекрасно понимая то, для чего именно они их сняли, не уходили от Маша спать в другую комнату, как Лёша. А пытались тут же к ней приставать, затянув вечер до поздней ночи и засыпая с ней на одной кровати, из-за отсутствия в комнате другой мебели. Что её уже откровенно раздражало.
А Лёша, на их фоне, выглядел как прекрасный Принц, которого Маша – уже сама – вынуждена была соблазнить, негромко позвав к себе из другой комнаты, пока он там не уснул, под предлогом принести ей стакан воды. Наконец-то поняв, что он на это так и не решиться, глупенький, из-за дружбы с Власом.
Чтобы Лёша смог убедиться в том, что Влас, оказывается, был прав на все сто! Напоив её водой и накормив солянкой. И заставив её за это делать ему минет. Впрочем, как и – каждую. Считая солянку не более, чем прелюдией к минету, а минет – к сексу.
Заявив на утро Власу, что Маша – теперь – и его тоже.
Стараясь чередовать Диану и Машу. Хотя бы – через день. А то и – два. Чтобы как следует подготовиться и набраться сил. Что они почему-то расценивали как то, что он их избегает. Но не догадывались друг о друге. Ведь он уверял их в том, что просто вынужден работать. Зарабатывать. Мол, трудоголик. Решали они. И ещё убедительнее рассматривали его (в глазах подруг), как вполне себе постоянный вариант. Мол, пора бы и мне уже остепениться. И осесть с Лёшей. Навсегда. «Ну а что?» – обсуждала Диана Лёшу с Софьей. Когда он завёз Диану к ней в гости и зашёл попить чай.
Но когда, по весне, он вклинил между ними ещё и третью, обе они стали его откровенно ревновать, заставляя работать на износ в постели. И напрашиваться в гости. Сами, царапая ему спину! Что он тут же пресёк, обвинив Диану в глупой ревности. Поняв для себя, что с ней уже действительно пора расстаться.
Ведь из всех троих он любил только Васаби. По-настоящему! И как только Васаби впервые приехала к нему в гости, причем – утром (после того, как Диана откровенно выжала его, как лимон, заставив всю ночь заниматься сексом, снова и снова подымая его «жизненный тонус» своим «мастерством», и уехала от него на работу с утра пораньше), Лёша и сам удивился тому, как сильно Васаби его, оказывается, возбуждает. После того, как та решила, что у него, как минимум, уже месяц не было ни с кем секса. Занимаясь им с Васаби раза три. Подряд. Прямо на кухне, куда они вышли «просто поговорить». Заметив, что она избегает находиться вблизи постели. Из-за того, что она «не хотела бы изменять своему парню». Даже – с Лёшей. А то, что он тут же признался ей, что и сам не ожидал от себя столь бурной реакции на неё и такой эрекции после бурной ночи, Васаби восприняла эти его слова, по опыту, как откровенное враньё! И желание «не ударить в грязь лицом». Считая его чуть ли не девственником.
«Что ж, не нужно мешать ей себя идеализировать», – решил Лёша. Больше не говорить ей правду, раз уж она – как раз из-за этого – считает, что он ей откровенно лжёт.
А Лёша терпеть не мог, когда его обвиняли во лжи, даже – в теории. Став из-за Васаби лгуном на практике. Но только – с ней. Признавшись Диане и Маше, когда через пару недель с Васаби у него стало всё налаживаться, что, на самом деле, их у него три. Даже не упоминая о четвёртой – Свете, которая приезжала к нему нерегулярно. И он не принимал её в расчёт: на трудовую – уже – неделю.
А потому и сказал однажды в воскресенье Диане, поцеловав её на прощанье после бурного секса, что он сможет записать её «на приём» на следующий раз «лишь на среду. Не раньше. Так как Маша уже записана у меня на вторник. После Васаби».
И удивился лишь тому, что только Диана захотела тут же с ним порвать.
Да и то – лишь за то, что он сразу же стал, в ответ на её упрёки, откровенно обвинять Диану в том, что она всё это время изменяла ему со своим пожарным. Возле «пожарного отделения» которого та и работала в своём ларьке. Узнав от Ольги, которая сменяла на работе Диану (а потому и была тогда приглашена вместе с ней к Софии на день рождения), всю её подноготную. Желая отомстить Лёше за то, что он ею, собака такая, пренебрёг, а потому-то и выложила ему о Диане «всю-всю правду!». «По большому секрету» сдав свою подругу с потрохами. В том числе и рассказав ему об её пожарном, который, во время отдыха от работы, постоянно гасил её «пожар любви», – усмехалась Ольга. В своей однокомнатной квартире. Спаивая джином, который Диана уже успела полюбить. Как и пожарного, называя его уже не иначе как «мой джин любви» в разговорах с Ольгой. Вспоминая при ней о том, как долго она вчера тёрлась «о лампу его волшебного тела!» Своей не менее волшебной задницей. И периодически пыталась развести на джин и Лёшу. Только теперь поняв – из разговора с Ольгой – почему. И выложив весь этот «пасьянс» перед Дианой в споре. За что и был, тут же, отвергнут от ея престола. Возразив ему, что «всё это – наглая ложь!»
А Маша, эта чистая душа, готова была простить ему всё. Даже – Васаби. Хотя бы за то, что Лёша простил ей Власа. И продолжал прощать. Зная, что они встречаются. От самого Власа. Как уже давно прощала ему и Диану. И – Свету. И лишь обрадовалась тому, что он и Диана наконец-то расстались. Подразумевая «пересидеть» и Васаби. Как очередное «стихийное бедствие», – улыбалась Маша. И даже заявление Лёши, что он «свою Васаби» всё ещё любит, побудило Машу ответить ему лишь то, что она, оказывается, тоже его любит, причём давно:
– С первого же дня знакомства. Или что ты обо мне тогда подумал? Все мы друг друга любим, – пожала она плечами, – именно это и заставляет нас заниматься любовью, снова и снова доказывая друг другу свою любовь. И что из этого?
Не желала понимать она, что он любит Васаби по-настоящему. А вот Машу…
Но, по её личному убеждению, после того как она вырвала из-за Лёши шесть гнилых коренных зубов подряд, только бы ему не было больно во время её минета, он уже не мог её не любить. Постоянно напоминая ему о том, как до того, как пойти в больницу, она заставляла его практиковать наслаждение этой сладкой болью, с каждым вырванным зубом – всё тоньше и изящнее. Как и она сама!
И уже просто обязан был это делать. Теперь, после стольких жертв! «Как минимум – раз в неделю», настаивала она. И наслаждаться её минетом. Не зря же она…
Снова и снова подымала Маша этот переставший уже быть для Лёши настолько болезненным вопрос. У себя во рту. Подымая его… настроение.
Которое, само по себе, подымалось теперь у Лёши лишь при виде Васаби. Да-да, при одном лишь виде! Хотя и Васаби (которую Ромчик, как кореянку, усмехаясь, из-за её плоского лица называл не иначе, как «сковородка») своими заокеанскими «косыми скулами» играла на его «флейте водосточных труб» (как писал об этом Маяковский22
Здесь и далее: В. Маяковский, «А вы могли бы?
[Закрыть], соблазняя девушек своим «студнем»), не хуже Маши, на чешуе зубов которой «прочёл я зовы новых губ»!
Да что там врать, откровенно лучше! С её идеальными зубами. Хотя Васаби все ещё жила со своим парнем.
Именно это и помогало Лёше в ответ на это держать возле себя хотя бы Машу. С её «жестяным ноктюрном». Уже жалея о том, что так рано отшил Диану. Из-за глупой ревности, что внушила ему Ольга. Собака такая!
И периодически ей звонил, раскаиваясь.
Но Диана делала вид, что недоступна. Ни для него, ни для пожарного, как выяснялось из разговора. Что именно жизнь, подчёркивала она (а не просто связь), с Лёшей и помогла ей наконец-то понять то, что ей пора выходить замуж.
Был ли это намёк, кто знает? Почему Лёша сразу же клал трубку.
И – на Диану.
Встретив её через месяц и увидев – по тому, насколько она стала вновь прекрасна! – искренность её намерений. Поняв, что Диана, ради того чтобы стать серьёзнее, то есть – для своего гипотетического Избранника наконец-то полностью бросила пить и, как следствие, беспорядочные связи. И тут же его отвергла, когда Лёша снова попытался к ней подкатывать, дав ему понять, что он является существенной частью того неадекватного прошлого, с которым она теперь полностью завязала.
Хотя, если бы Диана бросила пить, как только Лёша начал ей об этом долбить – во время минета – буквально вдалбливая ей в голову этим «орудием труда» свои благие намерения, и оставалась бы после этого столь же красивой, он тоже с не меньшим энтузиазмом стал бы её рассматривать (у себя в воображении) как весьма выгодную партию! И ни за что не поверил бы Ольге, обвинявшей её во всех смертных грехах. Даже если бы это и было правдой. Ради наслаждения её красотой, он простил бы ей всё. Безусловно! Так сильно он ей тогда поклонялся. Особенно – в постели. Отлично понимая, что Ольга ему и не врала вовсе, он прекрасно видел это по микродивжению зрачков её глаз. Его не обманешь!
Сама виновата, понял он, когда Ксюша вышла из машины. Хотя, возможно, судьба приготовила ей кого-нибудь получше. Настолько она теперь красива!
«Ну, почему, почему ты не могла бросить пить ради меня?! Ты мне так нравилась!» – истерично вздыхал о ней Лёша. Впрочем, не особо долго.
Ведь Васаби стала навещать его всё чаще. И чаще. Да и он, соскучившись по ней, начал ездить к ней прямо в офис. Когда её парень работал на основной работе.
И то «давать на клык», как говорил Ромчик, если Васаби опять упиралась и не хотела изменять своему парню, даже – с ним, её флагманским парнем:
– Пойми, твои парни приходят и уходят, а я тебя люблю. То есть – навсегда! – говорил ей Лёша. И неслышно усмехался, когда та молча угукала водителям, отправляя их на заявки, даже не вынимая изо рта его…
– «Чупа-чупс», – отвечала Васаби водителю. Если тот начинал вдруг настойчиво спрашивать о том, что у той во рту, мешая им общаться. – Потом поговорим! – Клала она трубку и снова приступала… к сладкому. Для Лёши.
То, когда у Васаби было более озорное и сговорчивое настроение, он пользовался её благо-склонностью прямо над рабочим столом. Замедляясь, пока она, облокотившись о стол, принимала заявки и передавала их водителям. Чтоб она не постанывала – прямо в трубку, как она любила делать это во время секса. И не могла себя сдерживать, если Лёша не сбавлял темп.
– Да, палец уколола, простите, – извинялась она в трубку. – Нельзя ли немного тише?! – громко говорила Васаби в сторону, оглядываясь назад. Делая вид для абонента, что в офисе слишком шумно. Но давая понять Лёше, чтобы он сбавил темп. И продолжала заискивающим тоном принимать заявку. – Так, где вы, говорите, находитесь? А-а-а? А-а? Да-да-а…
Даже не представляя себе, как сильно его это заводило! Чтобы вновь ускорится, как только Васаби клала трубку, и услышать любимый им её «кошачий концерт».
Пока кто-нибудь из водителей, освободившись рядом, не заходил в офис попить чаю. Ломая им весь кайф! Гремя ботинками по железной лестнице на второй этаж их офиса в пристройке. Чтобы они оправились? Если он заранее не звонил, чтобы Васаби поставила кипятиться воду в чайнике.
И не так кипятилась, увидев его в дверях.
Глупо спрашивая её:
– Для чего вы заперли дверь на ключ?
Ставя их в тупик.
– От таких, как ты, чайников, – улыбался ему Лёша. Чтобы тот всё понял. И отстал.
Побыстрее уже завершал свою долгую для них чайную церемонию с купленным для этого печеньем, шоколадкой для Васаби, снова выслушав от неё, глупо улыбаясь, что он портит её фигуру, и дал им уже закончить начатое.
Но как только за ним закрывалась дверь, Васаби снова приходилось уламывать: изменить парню. Что слегка раздражало.
Особенно, если их снова прерывали.
– Ты просто тратишь напрасно наше время, – говорил ей тогда Лёша. Когда и этот водитель исчезал, получив заявку. – Мы могли бы уже за-кончить. А не ломать комедию. Про великосветскую даму, которая каждые полчаса боится запятнать брак. Поверь, они вовсе не были такими манерными, как их описывают. Давай уже закончим по-быстренькому, а то опять кого-нибудь принесёт нелёгкая.
– Я только поэтому и не хочу уже начинать, – признавалась Васаби. С улыбкой.
И всё-таки начинала. Поняв, что иначе она от него так и не избавится. И водители будут думать о ней «чёрт знает что! И тоже домогаться. Не зная долгую предысторию наших взаимоотношений» – размышляла Васаби, облокотившись о стол, пока Лёша всё не заканчивал и не заканчивал, мешая ей принимать заявки.
Поэтому, как только она официально – для своего парня – отсыпалась дома у матери после смены, она тут же приезжала. В основном – с утра, договорились они, когда её мать заступала на смену, и один из водителей отвозил Васаби к ней домой. И как только принимала душ, сама звонила Лёше. Чтобы у них были почти что сутки на то, чтобы не просто спешно переспать друг с другом, как два сумасшедших, голодных друг до друга кролика, и разбежаться, но ещё и для того, чтобы о многом поговорить, соскучившись друг по другу не только телами, но и душами. И давая друг другу «отвести душу». Занимаясь любовью за эти сутки раза три-четыре. Безо всякого спиртного! Настолько сильно их тянуло друг к другу.
– Ведь мне нужно не только выспаться, – отшивала Васаби вечером подвыпившего, а потому-то и позвонившего ей парня, – но ещё и постирать и еду приготовить. Завтра мать со смены придёт голодная, а есть нечего. Я и сама ещё не ела. Да, только встала. Почти. Да, в постели валяюсь. Нет-нет, давай завтра. Я приеду к тебе на целые сутки. Сможешь делать со мной что хочешь! Нет, иначе завтра нам будет неинтересно. У меня слабость, отстань, – совершенно искренне признавалась ему Васаби, выжатая Лёшей, перед тем как лечь спать, как лимон. А впереди ещё – целая ночь! Наслаждения друг другом.
Тем более что такси – из своей фирмы, чтобы никто из водителей её фирмы об этом не узнал – Лёша ей оплачивал. И она тут же приезжала: на сутки-через-двое. Лишь бы Лёша снова не приезжал к ней на работу.
– И не повторял там этот цирк! – усмехалась Васаби.
С тем или иным зрителем, после этого пристававшим к ней с расспросами. И те не сдавали Васаби матери, её сменявшей.
– Чтобы им больше не о чем было посудачить ближайшие сутки, находясь на смене.
– Как в тот раз?
Ну, а Маша, терзаемая непонятной ему ни то ревностью, ни то муками разоряемого у неё же на глазах собственника, теряющего свои постельные вложения (увидев как от неё незаметно куда-то ускользает именно тот Лёша, что уже начинал относиться к ней всё более трепетно), заставляла его звонить теперь ей чуть ли не каждый день. А не сутки-через-двое, как они договорились. Чтобы она могла продолжать и продолжать его очаровывать. Как и завещал ей Маяковский: «на флейте водо-сточных труб». Разрывая, в итоге, всё это время его и Васаби своей всё более возрастающей навязчивостью. Особенно – в постели, выкладываясь для него вся!
Пока, ближе к лету, не подхватила желтуху. И оказалась чуть ли не на целый месяц заперта в стенах больницы. Откуда с болью стенала через Власа:
– Почему же Лёша не заходит меня навещать? – пытался передать Влас её интонацию. – И не дарит апельсины и цветы?
Но Лёша отвечал лишь:
– Передай Маше, когда навестишь её снова, что мне некогда, не до неё пока. Да и не люблю я больничный запах, – улыбался он озабоченному за них Власу. – Позвоню потом. Наверное…
– Я просто не хочу, чтобы Маше из-за тебя было больно, – признавался Влас.
– Мол, «поматросил и бросил»? – усмехался Лёша.
– Она не такая, – возражал Влас. – С ней так нельзя.
– Знаю. Эх, если б не Васаби!
С желтухой Лёша шутить не любил, переболев ею ещё в юности. Причём – два раза: А и В. Сидели на трубе. Его печени. Возле С. Давно уже заставляя Лёшу думать, что миф о Прометее с клевавшим его печень вороном, залетавшим к тому «на огонёк», – совсем не миф. А грубейшая реальность. И для него – тоже. После того как понял, что «миф о Прометее», это не более, чем мистерия, говорившая устами игравших её на сцене нимф будущим богам о том, что им ни в коем случае нельзя будет есть жирное. Так как это очень вредно для их ставшей теперь божественной печени.
А потому-то и, взвесив все за и против, решил Маше больше не звонить. Никогда. А то мало ли?
Тем более, что Маша, после того как Лёша из глупой ревности к пожарному необдуманно расстался с Дианой, оставалась у Лёши не одна. На скамейке запасных.
Однажды поздним зимним вечером одна из весьма симпатичных, можно было бы даже сказать: красивых, если бы не сидевшая рядом с ней дочь лет пяти, клиенток стала признаваться ему в чувствах. Переставая обращать на дочь внимание по мере того, как они всё быстрее, как ей казалось, приближались к её дому, и поездка предательски заканчивалась. Говоря ему всё быстрее и сбивчевей: О том, что однажды увидела Лёшу в супермаркете. И решила для себя, глядя на его красивое и вдумчивое, как тогда ей показалось, пока он рассматривал ценники на продуктах, лицо, что с таким-то серьёзным парнем у неё уж точно в жизни всё получится. Как нельзя лучше! Но так и не решилась подойти. Наблюдая за тем, как он покупает продукты. Со стороны. Любуясь им, словно картиной. И восхищаясь им всё больше и больше. Всё ближе и ближе. Стоя за ним в очереди в кассу. За счастьем!
От удивления он ещё раз на неё оглянулся.
Да, можно было смело утверждать, что она красива. Но он постеснялся говорить об этом при её дочери и ничего утверждать не стал.
– Ты меня не помнишь? – растерялась она.
– Нет.
– И вот – мы снова встретились! Не прошло и недели. Может, это судьба? – робко улыбнулась Света. – Но, конечно же, я понимаю, что у тебя наверняка уже есть семья, дети…
– Почему это ты так решила?
– Ты выглядишь ухожено, – призналась та. – И у меня, скорее всего, нет ни единого шанса претендовать на твоё сердце!