Текст книги "Спасибо, что живой...(СИ)"

Автор книги: Галина 55

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

========== Глава 1 ==========

Он не плакал с того самого дня, как гроб с телом его отца опустили в землю.

Ему тогда было восемь лет, и он понимал, что остался совсем один на всём белом свете. И неважно, что мама в этот момент гладила его по голове, он знал, что маме не нужен. Он никак не мог понять за что она его не любила. Он был таким послушным, таким добрым мальчиком, а мама его не любила всё равно. Ну, разве он был виноват, что папа любил только его. И не любил маму. А мама этого не могла ему простить.

На поминках было очень много людей, они говорили между собой, не обращая внимания на маленького мальчика. Говорили разное. И гадости тоже. Один раз ему даже захотелось закричать на одну тётеньку, которая ругала его маму, говорила, что она вынудила папу на ней жениться, потому, что родила его. Мальчик всё ждал, когда эти люди уйдут. И они ушли. Осталась только домработница. Она всё убрала и стала снимать передник. И мальчик понял, что сейчас и она уйдёт.

А потом они остались с мамой вдвоём. И это было страшно. Потому, что мама была уже пьяной и всё плакала и плакала, и гладила его по голове, и ругала папу, и называла его бабником. А мальчик не знал, что такое бабник и не решился спросить у мамы, что это. Вначале гладила… И он заплакал, так ему было жалко и маму и себя. И тогда она закричала на него, она кричала, что и он будет такой же сволочью, как его гулящий папашка, который издох на очередной шлюхе в свои семьдесят восемь лет. Издох от своей виагры.

Вот тут он и понял, что остался совсем один, что никогда уже больше никто не обнимет его за плечи, не спросит как у него дела. Три дня после похорон он в школу не ходил. Сидел в кабинете отца, рассматривал его фотографии и плакал, плакал… Пока не нашел ту самую, спрятанную в самом нижнем ящике стола, коробку. Уж лучше бы не находил. То, что он увидел, высушило ему слезы, как он тогда думал, навсегда. В коробке лежали фотографии, много фотографий… Разных, и чёрно-белых, и цветных. И на каждой из них был его папа, а рядом с ним тётеньки. Всех видов и мастей. Сколько фотографий, столько и тётенек. Мальчик испугался, что мама тоже найдет эту коробку и унес ее к себе в комнату. Спрятал в свой ящик с игрушками, куда мама никогда даже не заглядывала.

Так вот кого папа любил на самом деле. Не его, а вот этих, как мама сказала, шлюх. Значит и папе он был не нужен? А зачем тогда его вообще родили, если он не нужен никому? И мальчик решил, что завтра он сходит в школу, попрощается со всеми, а потом выпрыгнет в окно. Вот тогда мама его пожалеет. Вот тогда она будет его любить.

Но в школе мальчика ждал сюрприз. В классе появился новенький. И никто не хотел пускать его за свою парту. Новеньких, как и самого мальчика, никто не любил.

– Здесь свободно? – спросил новенький.

А он был таким послушным, таким добрым мальчиком, ему так стало жалко этого черноглазого, что он сказал:

– Свободно, садись.

– Меня зовут Андрей. Мы только неделю, как приехали из Лондона. И теперь я буду учиться в вашем классе. А как тебя зовут?

– Роман. Роман Малиновский, – и вдруг неожиданно добавил, – а у меня папа умер.

И почти заплакал. Но вовремя вспомнил, что он решил больше никогда не плакать и только вздохнул тяжело.

– Ромка, мне так жаль. А давай будем дружить?

Никто и никогда раньше не предлагал ему дружбу. И Роман понял, он больше не один. У него теперь есть друг.

Сегодня Роман потерял и его, своего единственного друга. Боль была всепожирающая, и вовсе не из-за разбитой губы. Он снова чувствовал себя одиноким восьмилетним мальчиком. И снова всё случилось из-за женщины. И он её никогда не простит. Ни того, что она лишила его друга; ни того, что она лишила его работы; ни вот этих сегодняшних его слёз…

Ромка пил виски, не вставая с кровати, прямо из горлышка. Пил виски и вспоминал, и думал о мести, и снова вспоминал.

Он был профессорским сыном, начитанным мальчиком и очень любил учиться. А Андрей, хоть вовсе и не дурак был, но по всем предметам отставал, только английским владел хорошо и еще каким-то непонятным языком, латынью называется.

В первый же день знакомства Андрей пригласил Ромку к себе домой, сказал, что будет вкусный обед, а потом они смогут позаниматься.

– Ты поможешь мне с русским и с математикой? А я могу тебе с английским помочь.

Они учились в дорогой школе. И мама вчера почти со злостью говорила, что папа оплатил его учебу на несколько лет вперёд, а он сидит дома, ревёт, как девчонка и в школу не ходит.

Ромка так обрадовался возможности отсрочить возвращение в собственный дом, что ни секунды не раздумывал.

– Конечно, помогу. У меня и по родной речи, и по литературе пятёрка. Могу помочь.

А потом они вместе шли домой к Андрею Жданову, и говорили, говорили… Ромка, кажется, за всю свою прежнюю жизнь не говорил столько, сколько за эту короткую дорогу. Вернее никто и никогда его так не слушал. Никому ещё не было интересно его слушать.

– Вот мой дом, – сказал Андрей, помахал в окно улыбающейся женщине, и немного смутился. – Это мама меня высматривает.

«А меня мама никогда не высматривает», – грустно подумал Рома, а вслух спросил:

– А тебя не будут ругать, что ты меня пригласил?

– Меня никогда не ругают. Предки у меня very good и всегда всех моих друзей хорошо принимали.

Ромка испугался.

– А у тебя много друзей?

– Было много. И в школе и на каратэ. Только все они в Лондоне остались.

У Ромки отлегло от сердца.

– Роман, а в Москве можно заниматься каратэ?

– Конечно можно, – ответил Малиновский. – А ты так умеешь, как Джеки Чан?

– Что ты, как Джеки Чан это, знаешь, сколько учиться надо? А ты хочешь, мы вместе будем ходить на каратэ?

Да Ромка хоть в преисподнюю готов был идти за другом, не то, что на каратэ. Только вот мама… Разрешит ли?

За разговорами они незаметно дошли до семнадцатой квартиры.

– Мама, я с другом, его зовут Роман, фамилия Малиновский, мы кушать хотим.

– Тогда марш мыть руки и в столовую. Здравствуй, Роман. Меня зовут Маргарита Рудольфовна. Но ты можешь называть меня тётя Рита, как тебе будет проще.

– Здравствуйте, Маргарита Рудольфовна.

– Мама, а у Ромки папа недавно умер.

– Ромочка, мне очень жаль. Погоди-ка, профессор Дмитрий Романович Малиновский твой отец?

– Да, – еле слышно ответил Рома.

– Бедный мальчик. Твой папа был очень знаменитым. Ты можешь гордиться им. Ну, что, к столу? Ромочка, а ты сказал дома, что задержишься? Хочешь, я позвоню твоей маме?

– Нет, спасибо, я сам.

Так началась эта дружба. Для Романа Андрей сразу стал кумиром. Богом, спустившимся с Олимпа. Его родители стали для Ромки родными. Правда, когда он первый раз пришел домой от Ждановых, он вытряхнул из коробки все-все фотографии и очень внимательно их изучил. Он очень боялся увидеть на одной из них маму своего друга. Но опасения, к счастью, не подтвердились, а дом семьи Андрея на долгие годы стал для него тихой гаванью, где ему всегда были рады.

========== Глава 2 ==========

Роман выпил ещё виски…

Вспомнилось, как начинали они куролесить. Им тогда лет по шестнадцать было. Курить они уже пробовали, пить тоже, с девочками тискались. А вот до секса дело так ни у кого из них не дошло пока. Нет, перед другими ребятами они хвастались, мол, я и ту, и эту, да так и эдак. Но друг другу не врали. И никогда не хвастались друг перед другом несуществующими победами.

Проблему решил Ромка. Подцепил где-то, он сейчас и не помнил где, девушку. То да сё… Оказалось, она не против продолжить вечер у него дома. Мама как раз на две недели на Кипр свалила. Тут бы Ромке и утереть нос Андрюше, мол, я уже попробовал, а ты еще зелён. Но Роман, действительно, за Андрюху переживал. Потребовал от девчонки подругу сговорчивую пригласить. Та позвонила кому-то, и вопрос был улажен. Ромка помнил, как волновались они с Андреем, как боялись не справиться, как накачивались портвейном, а потом, когда всё уже было позади, вышли каждый из своей комнаты на кухню и делились подробностями. Ещё выпили. И тут Ромке в пьяном угаре идея пришла.

– Андрюх, а давай девочками махнёмся?

– Давай!

Махнулись. Девчонки в подпитии даже не заметили смены партнеров. Когда девочек, наконец, выпроводили, поначалу даже стыдно было в глаза друг другу смотреть. Неловкую ситуацию разрядил, как всегда он, Ромка.

– Ну, что, Жданчик, мы с тобой теперь побратимы.

И заржал, потому, что только сейчас понял папу. И впервые не только не осудил, а нашел что-то даже очень привлекательно в том образе жизни, который отец вёл. Вон и Андрюхе понравилось.

И всё так хорошо было, так дружно. И даже невеста Андрея не смогла разрушить их дружбу. Это была просто производственная необходимость по имени Кира. Всё было хорошо. Роман не чувствовал одиночества потому, что знал, у него есть друг, у него есть брат. И вот всё закончилось.

Он снова один. И не нужен никому, потому что и ему никто не нужен был, пока у него была семья: мама Рита, папа Павел и брат… Брателло Андрюха. Потому, что было ему возле кого душой отогреваться.

И можно было жить легко, и весело, и беззаботно. Менять баб и ни к кому не привязываться. Сегодня одна, завтра другая. Никто из них был ему не нужен, да и он никому нужным не стал. Нет, была парочка, которые мечтали затащить его в ЗАГС, как Викуля, например. Да только нужен им был не он, а его деньги, его положение.

Ромка влил в себя очередную порцию виски, вяло подумал, что не плохо было бы закусить, но встать, чтобы взять еду сил не было. И желания тоже. Хотелось только одного, понять, почему он снова чувствует себя восьмилетним покинутым мальчиком, почему ему снова не хочется жить. Правда, прыгать в окно мыслей не было. Были мысли её выбросить в окно, взять за ноги и вышвырнуть. Но тут он представил убитого горем Андрея, возненавидевшим его. И от этой пьяной мысли отказался. Тут нужно было еще подумать, как ей отомстить. А вот разобраться с собой, со своей жизнью нужно было немедленно, иначе не выжить. Разложить её, эту жизнь, так сказать, по полочкам. И сказать себе, наконец, правду.

А правда в том, что он всегда завидовал Андрею. Вот она – эта голая, неприкрытая правда. Любил Андрея, как брата, жизнь готов был отдать за него и всё равно завидовал. С того самого первого посещения дома Ждановых, когда ему, Роману, пора было уходить в свой холодный, неприветливый дом, а Андрей оставался греться у теплого очага любви и нужности. Ромка ухмыльнулся, какое смешное слово «нужности», но более точного подобрать не смог. Тут ему, кстати, вспомнился Дольский, всё-таки Ромка был начитанным, книжным мальчиком.

В сердце пестуется завязь злого духа существа,

Что имеет имя Зависть и имеет все права

И на гордых, и на подлых, на любой серьёзный чин,

Что умеет сунуть в поддых и доводит до кончин.

Итак, самую главную правду он себе сказал, нашел-таки силы. Теперь нужно разбираться дальше. А дальше всё вытекало из пункта первого. Потому Ромка и тащил Андрея на все эти пьянки-гулянки, потому и потворствовал его изменам невесте, потому и уложил в постель к Пушкарёвой, чтобы сравняться, чтобы и Андрюху в дерьмо, раз сам в дерьме по уши. Чтобы даже мысли у Жданчика не возникало, что можно к кому-то привязаться, кого-то полюбить, что кто-то еще, кроме него, Ромки, может быть ему нужным.

Ну, вот он и подошел ко второму пункту, никакого отношения к зависти не имеющему. И этот пункт назывался одним коротким словом – страх. Да, это был страх! Страх, что он опять останется один, если Андрею ещё кто-то станет нужен. Казалось бы, чего проще, позволь себе влюбиться, не беги, как чёрт от ладана от любой из нимф, как только появляются первые признаки влюблённости с её или твоей стороны. Так нет же, бежал, и ни разу не дал себе шанса на создание своего, собственного домашнего тепла и покоя.

Ну, вот и всё, третья составляющая названа – это интоксикация. Да, да, дражайшие папенька с маменькой отравили Романа. Эта отрава, этот яд неверия в возможность прочных и верных отношений разъедал его изнутри и заставлял юмором и цинизмом убивать всё в зародыше. Чтобы потом не было больно.

Ромка препарировал себя, как патологоанатом препарирует трупы. А он и был сейчас трупом. Пьяным в стельку живым трупом.

– О Пушкарёвой я подумаю завтра, – промелькнуло в голове Ромки и он, наконец, уснул.

========== Глава 3 ==========

Две недели Ромка беспробудно пил. Просыпался с утра, усиленно думал, что делать дальше и, ничего так и не решив, открывал очередную бутылку виски. Благо, в тот самый день икс купил сразу два ящика зелья Бахуса, консервы мясные и рыбные, фрукты-овощи и всякие там блюда быстрого приготовления. Зато теперь не нужно было бегать в магазин, и можно было сполна насладиться одиночеством, никому не нужностью и всепоглощающей, всепожирающей жалостью к себе.

В то благословенное утро Романа разбудил звонок телефона. Две недели никто не звонил, никому он, стало быть, не был нужен. И вот понадобился.

«Жданов. Одумался, наконец», – подумал Ромка.

Но это был совсем и не Жданов, это была Шурочка Кривенцова.

– Роман Дмитриевич, тут Светлана зарплаты начисляет. А что с Вашей делать ума не приложит. У Вас отпуск, или Вы… – Шура зашмыгала носом. – Или Вы увоооолииилииись? Или чтоооо?

– Шурочка, ты чего сопли распускаешь?

– Мне Вас жалкооооооо! Вы мой самый… Самый лучший начааальник, – она всхлипнула, потом еще всхлипнула, а потом и заревела вовсе.

– А ну-ка, не реветь. Лучше расскажи, что нового.

– Ой, Роман Дмитриевич! У нас столько новостей, столько новостей. Даже и не знаю, с чего начинать.

Голова у Романа начала раскалываться, звонкий Шурочкин голос, казалось, уже прогрыз мозжечок, и регуляция равновесия нарушилась. Он рухнул на кровать и застонал.

– Роман Дмитриевич! Роман Дмитриевич! – доносилось откуда-то из телефонной трубки на другом конце кровати, но дотянуться до неё Ромка уже не мог.

Тело его сотрясли судорожные позывы к рвоте, но рвать было нечем, только какой-то утробный рык и боль, страшная боль в области печени и желудка. Приступ длился минут пять, не больше, но полностью обессилил его.

«Вот так и сдохну тут в одиночестве», – подумал Ромка и погрузился в темноту.

***

Сознание возвращалось медленно, а когда Роман окончательно пришел в себя, то решил, что сошел с ума. В идеально чистой квартире, на идеально чистой постели, лежал идеально чистый Роман Дмитриевич, к правому локтевому сгиба которого была подключена капельница. А на кресле возле его кровати спала… Шурочка Кривенцова.

Даже если предположить, что она, испуганная стонами и рыками, приехала к нему, всё убрала и вызвала наркологическую бригаду выведения из запоя, то всё равно не понятно было, как она открыла дверь его квартиры.

– Шурочка, – тихонько позвал Ромка.

Она тут же открыла свои огромные глазищи и улыбнулась. Тепло улыбнулась, по-матерински.

– Роман Дмитриевич, очнулись? Вот хорошо-то.

– Шурочка, ты как здесь?

– Так испугалась я. Кричу, кричу, а Вы не отвечаете, а потом стон в трубке начался и звуки, как будто хрипы предсмертные. Ну, я и прилетела.

– А как войти-то смогла?

– Да разве ж это проблема, Роман Дмитриевич? Мы с Шурком поднажали, дверь и выскочила. Да Вы не волнуйтесь, всё уже починено.

– С Шурком? С каким Шурком?

– Так с моим Шурком, с женихом моим. Мы вместе приехали. А то кто, думаете, Вас выкупал? Я что ли? – Шурочка неожиданно покраснела. – Нет! Я только квартиру убрала, бутылки выбросила, ну и еду приготовила. Роман Дмитриевич, Вы кушать-то будете? Это же надо до чего Вы себя довели-то.

Шурочка гневно глянула на него и ушла на кухню. Через десять минут, когда Ромка поел, выпил травяного чая и, уставший полусидел в подушках, Шурочка начала ему рассказывать последние новости «Зималетто».

– Ну, Андрей Палыч и подал заявление об увольнении. Это он хотел, чтобы Катя осталась, а она с ним работать не хотела и тоже уволиться решила, а потом Кира сказала Кате, а Андрей Палыч тогда уже ушёл, и тогда мы все…

– Шурочка, милая! Стоп! Я ничего не понимаю. Еще раз сначала и попонятнее.

– Роман Дмитриевич, так я же и говорю понятно. Ну, хорошо, еще раз. Значит так… Миша увел Катю из фирмы, а Андрей Палыч поехал за ними вначале к Кате домой, а потом в ресторан, где они были.

– Кто они?

– Так Катя с Мишей. Но Катя Андрея Палыча не простила. И назавтра подала заявление об увольнении. Это чтобы Андрей её не преследовал. Ну, а когда он узнал, что Катя из-за него уходит, то решил уйти с работы и даже уехать из страны.

– Андрей уехал?

– Так нет же, подождите, Роман Дмитрич, дайте же договорить. Уф… Сбили… Ну вот, Андрей попрощался со всеми и ушёл, а мы пошли Катю уговаривать, а она не соглашалась. И тогда пришла Кира Юрьевна и подтвердила Кате, что Андрей её всегда любил. И Кире Катя поверила. Но она же упёртая, как баран, и пошла не к Андрею, а к Воропаеву.

– Шурочка, Вы меня с ума сведёте. А Воропаев-то здесь каким боком?

– Как каким боком, Роман Дмитриевич? Он когда узнал, что все увольняются, захотел опять президентом стать и продать «Зималетто». А Катя к нему пошла и сказала, что, мол, фиг Вам.

– Так и сказала?

– Не так, но Вы же просили кратко. А потом мы все поехали на производственный этаж.

– А туда-то зачем?

– Так к Андрею Палычу.

– Шурочка, я снова потерял нить. Андрей же ушёл.

– Ну да, ушёл, только вначале на производство спустился попрощаться. И мы его там застали, и помирили Катю с Андреем.

Сердце Романа ухнуло вниз.

Они помирились.

Андрею он больше никогда нужен не будет.

– И что теперь происходит?

– Так всё хорошо происходит. Катя президент, Андрей Палыч вице-президент, Воропаев бежал, чуть ли не в слезах. А ещё они скоро женятся.

– Кто они?

– Ну, Катерина Валерьевна и Андрей Павлович.

– Понятно. Ладно, Шурочка, Вы идите, а я посплю.

– И никуда я не пойду. Врач сказал, что капельницу менять надо и Вас выпускать нельзя, чтобы Вы, – тут Шурочка опять покраснела, – не напились опять. Вот придёт Шурок, я и поеду, а он подежурит. А я завтра приеду опять. А Вы спите, Роман Дмитриевич, спите, я Вам не помешаю.

Ромка закрыл глаза. Сделал вид, что спит и вдруг ясно осознал, что нужно делать дальше. И как заставить Катю горько пожалеть обо всём, что она натворила.

========== Глава 4 ==========

Спал Ромка долго и Шурка застал уже уходящим и сдающим дежурство Шурочке. Очень странно сдавал дежурство этот двухметровый амбал. Вот прямо взасос и сдавал. Впервые, с момента драки со Ждановым, Роман улыбнулся и закрыл глаза, пусть нацелуются. Наконец хлопнула входная дверь и Ромка приоткрыл один глаз.

– Шурочка! Доброе утро.

– Доброе утро, Роман Дмитриевич, – отозвалась Шурочка. – Ну, что? Завтракать будете? Я свежие круассаны купила и сок апельсиновый. Доктор сказал, что Вам много витамина «С» понадобится.

– Буду, Шурочка, буду. Я теперь всё буду. И Вы вместе со мной, ладно? Идите на кухню, я думаю, что уже смогу встать. И помогать мне не надо.

Роману необходимо было убедить Кривенцову, что он уже вполне сможет обойтись своими силами, и пить больше не будет. Свобода, вот что ему сейчас нужно было. И за завтраком он решил перейти к выполнению задуманного.

– Шурочка, а как Вас с работы-то отпустили? Вы что на работе сказали?

– Да ничего не сказала. Просто взяла отгулы.

– И в «Зималетто» не знают, что со мной… Приключилось?

– Роман Дмитриевич, я никому не сказала. Вот честное слово. Хотите, поклянусь?

– Нет, Шурочка, что Вы. Я Вам и так верю.

А Ромка так надеялся, что она проболтается, что до Жданова дойдет, что он натворил, и он придёт хотя бы проведать. Было что-то постыдное в этой надежде, что-то жалкое. Всё-таки никак ему не удавалось заглушить в себе того восьмилетнего мальчика. Чёрт, да когда же это кончится?

– Шурочка, а как там Кира Юрьевна?

– Ой, Роман Дмитрич, она такая грустная ходит. И, кажется, собирается уходить из «Зималетто». А Вы? Вы вернётесь?

– Не знаю, Шура. Может, вернусь, а может и нет. Все будет зависеть от тебя.

– От меня? Так я за то, чтоб Вы вернулись. Вот честное слово!

– Я знаю, Шурочка. Но пока я не поговорю с Кирой Юрьевной, я не могу принять решение.

– Так позвоните ей.

– Обязательно. Только, Шурочка, я не могу пока выходить из дома. И здесь встретиться с Кирой я не могу.

– Почему?

– По двум причинам. Во-первых, потому, что Вы здесь. А во-вторых, потому что у меня нет сил даже кровать застелить.

– Роман Дмитриевич, так я всё сейчас сделаю и пойду. И кровать застелю и обед, пока Кира Юрьевна доедет, приготовлю. А уж кушать сами будете. Я под вечер позвоню, и если нужна будет моя помощь, то приеду, а если нет, так нет. Хорошо?

– Хорошо, Шурочка, спасибо.

Она и вправду справилась всего за сорок минут, весело помахала ему рукой на прощание и исчезла со словами:

– Жду Вас на работе!

Рома едва дождался пока за Шурой закроется дверь и дрожащей рукой схватил сотовый. Сейчас, вот прямо сейчас он позвонит Кире, расскажет свой план уничтожения Пушкарёвой, и они этот план осуществят. Обязательно осуществят. И всё будет, как прежде. Он, Андрей, мама Рита, папа Павел, ну и Кира где-то там, на обочине. Малиновский уже и номер набрал, осталось только кнопку вызова нажать. Тут его и накрыло, да как… Волной. Не просто волной – цунами воспоминаний.

Вот они с Андрюхой катаются на лыжах и Жданов, красуясь перед девчонками, начинает выделывать немыслимые па, падает, и ломает ногу… А Ромка тащит его на закорках до трассы. Два километра тащит. И больше нет сил, и, кажется, что вот сейчас они упадут вместе. Но Ромка знает – Андрею нужна помощь. И продолжает тащить. Его потом ещё все хвалили. И говорили, что таких замечательных друзей просто не бывает, что он такой маленький, а уже настоящий человек, с большой буквы.

Вот Ромка лежит с температурой под сорок совсем один. Как всегда один. Мама снова где-то в отъезде. И пить так ужасно хочется, вот только встать не получается. Телефон звонит, а дотянуться до него нет сил. В дверь кто-то ломится, а уже начинается бред… И в бреду лицо Андрея и Павла… Его куда-то несут. А потом Андрей несколько суток сидит возле него на стуле в больнице.

И ещё одно, то самое, постыдное воспоминание. Шли соревнования по каратэ, у обоих был уже коричневый оби*. Для получения более высокой степени необходимо было продемонстрировать определённое мастерство выполнения ката и свободного боя. Ромка выступал первым, очень нервничал и завалил хэнка**. И тогда это случилось. Ромка панически испугался, что вот сейчас Жданчик станет мастером***, а он так и останется учеником. И Андрей понял страх Малины, сделал ошибку в бое с тенью. И тоже остался учеником. Навсегда. Больше никогда Жданов не занимался каратэ. Ромка точно знал, что тот нарочно завалил упражнение, чтобы ему не было обидно. Но никогда Андрей этого не говорил. Всегда одно и то же:

– Слишком долго ждал выступления, перегорел.

А теперь Малиновский хочет, чтобы Андрей завалил ещё один бой? Только потому, что не может сам выполнить упражнение по созданию своего собственного тёплого и необходимого ему мира? А упражнение выполнить не может, потому что боится, что потом будет больно. А сейчас не больно? Или ему так хочется, чтобы больно было не только ему одному, а ещё и Андрею? Другу, брату…

– Ромка, мне так жаль. А давай будем дружить…

– Ну, что, Жданчик, мы с тобой теперь побратимы…

Маленький восьмилетний мальчик, спасённый когда-то Андреем Ждановым, отворил окно и шагнул в никуда…

Комментарий к Глава 4

*Оби – пояс;

**Хэнка – вариации;

***Получить черный пояс в каратэ – стать мастером.

Иногда персонажи ведут себя безобразно. Я уже и интригу придумала и весь план за Малиновского разработала. А он ни за что не захотел участвовать в моих коварных замыслах. Сделал то, что решил сам.

========== Глава 5 ==========

В нетерпенье ожиданья я окно раскрыл напрасно, и уж вышло так само:

Листопад влепил под сердце одичалый лист кленовый – одиночества клеймо.

И листву, как занавеску, вдруг раскрыло, обнажая неба хмурого проём,

И я понял, что не стоит никого винить на свете в одиночестве своём.

В. Луферов «Листопад»

Шурочка вбежала в кабинет президента «Зималетто» бледная, как мел. Следом за ней влетела и Тропинкина.

– Шура, я же говорила – нельзя!

Только тут Кривенцова заметила, что Катя в кабинете не одна. Более того, по всем признакам было видно, что ещё секунду назад президент компании «Зималетто» занималась отнюдь не работой, ибо её жених приглаживал волосы и был красный, как рак, а сама госпожа президент нервно пыталась заправить свою кофточку в брюки. Однако даже эта пикантная ситуации не остановила Шурочку.

– Катя! Мне очень срочно нужно с тобой поговорить.

– Что-то случилось, Шурочка?

– Да, очень даже случилось.

– Оставьте нас одних, – попросила Катя и, дождавшись пока Маша и Андрей выйдут, взглянула на Кривенцову. – Что такое?

– Роман Дмитриевич…

– Шура, я ничего не хочу знать о нём.

– А придётся, Катенька, придётся, – Шурочка почти кричала.

Андрей ещё стоял в приёмной, когда из его бывшего кабинета пулей вылетели Катя с Шурой.

– Маша, перенеси встречу с Ревунковым на другой день. Андрей, мне нужно отъехать. Я позвоню, – выпалила Катя скороговоркой на ходу.

– Что случилось? – крикнул ей вдогонку Жданов.

– Потом, всё потом.

Машину вести Катя не могла, дрожали руки и ноги. Поэтому тормознули такси и обе сели на заднее сидение, чтобы можно было поговорить.

– Шурочка, а теперь давай спокойно и по порядку.

– Я постараюсь. В общем три дня назад я ему позвонила. Он вначале что-то говорил, а потом в трубке раздались стоны и хрипы. Такие страшные хрипы, как будто умирает. Я Шурика подхватила, и мы к нему поехали. Звоним, звоним в дверь, а никто не отвечает. Мы двери выдавили, заходим… Катя, это было так страшно! В квартире воняло, всюду были разбросаны пустые бутылки. Особенно на кровати… А Роман Дмитриевич лежал скрюченный, пальцы судорогой свело и лицо синее, опухшее. Ну, Шурок вызвал бригаду наркологов, я быстро там всё убрала. В общем, это всё не существенно. А главное, что он всё время бормотал про Андрея и про тебя. Я поняла, что про тебя, хотя твоё имя он ни разу не назвал. Я ещё позавчера хотела тебе позвонить. Какая же я дура. Ну, почему не позвонила? Если бы позвонила…

– Шурочка, не отвлекайся.

– Да, да. Ну, вот… Вчера Роману было уже намного лучше. Он поел, потом спал. А сегодня, когда я пришла, он уже вообще был веселым и даже шутил. И обманул меня, – Шура снова заплакала.

– Шурочка, ну успокойся. Ну, пожалуйста, рассказывай дальше.

– Он сказал мне, что будет звонить Кире, ему, мол, поговорить с ней надо. И захотел остаться один. Ну, я и ушла. Вышла из подъезда его дома и позвонила Шурку, сказать, что я освободилась. А он мне велел его ждать.

– Шурочка, кто велел? Кого ждать?

– Так Шурок сказал, что приедет за мной, и чтоб я его ждала возле Роминого дома. Я села на лавочку, стала музыку слушать. И вдруг… Крики, шум, я сняла наушники, смотрю, а Роман… Роман… – Шурочка завыла.

Как Катя ни успокаивала её, как ни пыталась вернуть в разговор, ничего не получалось.

– Остановите, пожалуйста, – попросила Катерина водителя, – Ты продолжаешь? Или я выхожу?

Шурочка успокоилась мгновенно и продолжила. Как ни странно, говорила она на сей раз чётко, кратко, по-деловому, словно рапортовала.

– Роман Дмитриевич выпал из окна, на уровне второго этажа зацепился за бельевые веревки, это смягчило падение. Кто-то вызвал скорую. Когда его везли, он пришёл в сознание, увидел меня, даже улыбнулся, и почти внятно сказал, что хочет тебя видеть. И снова сознание потерял. Отвезли его в Пироговку. Он сейчас в реанимации, а я поехала за тобой.

– Шурочка, а позвонить ты могла?

– Я не сообразила, – снова заревела Кривенцова.

***

– Кто из вас Пушкарева? – строго спросил врач.

– Я, – ответила Катя.

– Пройдёмте со мной, больной всё время вас зовет. Только наденьте халат и бахилы.

– Как он, доктор? – спросила Шурочка

– Плохо. Очень плохо. Оделись? Пойдём. У Вас есть три минуты.

Они пошли по коридору, остановились возле двери, на которой горела синяя лампочка, и врач пропустил Катю внутрь. Входить было страшно. Пушкарёва растерянно оглянулась на врача, но тот только легонечко подтолкнул её в палату. И Катя пошла. Как в омут.

Ромка лежал весь в проводках, подключенный к каким-то аппаратам с мониторами. Он был в сознании, Катя сразу это поняла, но дышал провалившийся самоубийца очень тяжело, с каким-то свистом. Лицо было страшным. Не лицо, а сплошное кровавое месиво. Пушкарёва подошла, взяла его за руку.

– Вы хотели меня видеть, Роман Дмитриевич? Я пришла.

– Я хотел сказать тебе «прости», – сквозь свист и хрип, ценой невероятных физических усилий выдавил из себя Малиновский.

– Ромка… – заревела Катя, – Ромка! Ты только, пожалуйста не умирай. Я простила тебя. Слышишь? Простила. И ты прости меня. Слышишь? Ты только живи. Ты нам нужен!

Но Ромка её уже не слышал. Казалось, все свои последние силы он потратил на то, чтобы дождаться её, Катерину Пушкарёву, попросить прощения, получить его и уйти.

Катю быстро вывели в коридор, сквозь окна она видела, как в палату с другой стороны вбежали несколько человек, как один из них приставил к Ромкиной груди какие-то пластинки, как дёрнулось обмякшее тело, потом ещё раз. А потом молоденькая пухленькая медсестричка взяла Катю за плечи и повела в приемное отделение. А Катя всё спрашивала и спрашивала:

– Как он? Он будет жить? Как он?

– Подождите здесь, вам все скажут, – ответила ей сестричка.

Подбежала Шурочка. Начала что-то спрашивать вначале у Кати, потом у медсестры. Но её никто не слушал. Пушкарёва достала мобильный телефон и, едва дождавшись отклика на том конце, выпалила:

– Андрей, приезжай в Прироговку. Срочно. Рома, кажется, умирает. Только за руль сам не садись. Пожалуйста…

Комментарий к Глава 5

Песня Виктора Луферова, светлая ему память, четыре строчки которой я взяла, как эпиграф к главе: https://youtu.be/10GvI_3qPNI.

========== Глава 6 ==========

Андрей приехал только через полтора часа. Пробки… Бросился к Кате.

– Как он? Что случилось?

– Я не знаю, как он. Как меня вывели из палаты, так к нам никто и не подходил еще. Это, наверное, хорошо. Наверное… Ведь если бы, – Катя запнулась. – Если бы что-то случилось, нам бы уже сообщили. Правда, Андрюша?

– Правда, Катенька. А что с ним?

– Он был в запое, очень долго.

– Ромка в запое? Этого не может быть.

– Но это так. А сегодня он… Выпал из окна и разбился.

– Как это выпал? Что значит выпал? Он был пьян?

– Вроде бы нет. Шурочка сказала, что из запоя его вывели. Но может и выпил, не знаю.

Только сейчас Андрей заметил Шурочку Кривенцову, сидящую неподалеку на стуле и постоянно шмыгающую носом. Андрей сжал Катину руку и отошёл, чтобы поговорить с Шурой. Казалось, Катя даже не заметила, что Жданова рядом уже нет. Так и стояла соляным столбом, так и смотрела в одну точку, словно пыталась решить неразрешимую задачу. Не видела, как Андрей отправил Шурочку домой, пообещав позвонить ей сразу, как только что-нибудь прояснится. Не слышала, как он звонил отцу, хотя Жданов стоял в это время рядом. В ушах звенело.