Текст книги "Ангел-хранитель мой...(СИ)"

Автор книги: Галина 55

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

– Андрей Павлович, а если нагрянет Ки…

– Не нагрянет, Кира никогда больше не нагрянет, я забрал у нее свои ключи. И ее ключи вернул их хозяйке. Катенька, мы с Кирой расстались, я ей сказал, что люблю другую.

После этих слов Андрея глаза Кати засияли ярче фонарей и сразу стало светлее даже в полумраке ночной Москвы.

– Ну, что, едем ко мне?

– Да, – едва слышно прошептала Катюша.

***

– Катенька, ну что вы топчетесь в дверях? Хотите снять туфли? Снимайте, вот тут тапочки. Не хотите, ходите в туфлях. Хотите переодеться? Вот ваша комната, там в душе новый халат. Не хотите, ходите в своем роскошном платье.

Андрей подошел к Кате близко, близко. Так близко, что закружилась голова. Так близко, что захотелось еще ближе. И он это понял, или может не понял, а просто ему самому захотелось того же? Или может у них у обоих больше не было сил сдерживаться? Только уже через мгновение Катя растворилась в объятьях Ангела. А то, что это были объятья Ангела, Катерина не сомневалась. Тысячи лампочек зажглись у нее внутри, разгораясь все ярче и ярче, освещая ее.

– Господи! У меня ощущение, что я обнимаю Ангела. У тебя лицо изнутри светится, Катенька, ты сейчас так похожа на Ангела. На моего ангела.

– Это потому, что меня обнимает мой Ангел-хранитель.

– Как ты сказала? Ангел-хранитель? Но это твое имя, девочка, я уже давно тебя так называю про себя. И очень давно считаю тебя своим Ангелом хранителем.

– Этого не может быть, Андрей Павлович.

– Катя, – Андрей взял ее на руки, отнес в гостиную, где уже горел камин, а свет был приглушен, – я прошу тебя, я тебя умоляю, называй меня Андреем. Видишь, я уже перешел на ты. Ну, не могу же я, в самом деле, выкать своему Ангелу.

– Я попробую, Андрей… – пауза была довольно длинной, чувствовалось, что Катюша про себя говорит его отчество, – это трудно, надо привыкнуть.

– Почему ты сказала, что этого не может быть? Я не вру тебе Катенька.

– Потому, что это я ва… тебя так называю. С того самого собрания, когда я проболталась о повышении, а Кира… Юрьевна с Урядовым нас прорабатывали.

– Катя, какие же мы глупцы, столько времени потеряли. Нет, не мы, это я глупец. Катюша, не стой столбом. Я предлагаю тебе переодеться и не портить свое прекрасное платье. Вот это комната для гостей, там в душе новый халат, а у кровати новые тапочки. Когда я еще не знал как ты красива и думал с тобой поговорить сразу после показа, я готовился к твоему приходу. Там все твоего размера, можешь посмотреть.

– А почему же ты не поговорил? Почему отпустил меня с Герой? Я ведь сегодня могла уйти навсегда.

– Вот переоденешься, и мы обо всем поговорим. Катюша, а можно одну просьбу.

– Все, что хочешь.

– Я хочу назад свою Катеньку.

– Что?

– Если можно, прими душ, смой косметику и прическу. Я хочу поговорить не с этой новой прекрасной незнакомкой, мне нужна моя Катенька.

– А можно тогда и мне одну просьбу, Андрей Па…

– Андрей… Без отчества. Можно, все, что угодно.

– Поцелуй меня, пожалуйста.

– Катя, прости, но в первый раз я очень, очень, очень, очень хочу поцеловать не прекрасную незнакомку, а свою Катеньку. Я столько об этом мечтал. И всегда в своих фантазиях целовал ее, а не тебя. Понимаешь?

– Кажется да. Так где у тебя тут душ?

***

– Юлька, мне не с кем нажраться. Примешь?

– Хреново, Герочка?

– Хреново. Твоими молитвами хреново. Так примешь?

– Если без глупостей, то приму. Я пью…

– Я помню что ты пьешь.

– Ты помнишь, что я пила. А сейчас я пью только Шато Бранер-Дюкрю, (Сен-Жюльен) 4-й Гран Крю Классе, и только второго года. Запомнил? Или продиктовать?

– Не стоит, мне оно тоже нравится. Сейчас куплю и приеду.

Юлиана всегда знала, что Герман совершенно не переносил одиночества вечером и ночью, поэтому и таскал в дом разных девиц, чтобы не спать одному. Как-то он признался, что готов платить ночной лежалке, вся ее работа заключалась бы только в том, чтобы она хорошо пахла, не приставала бы к нему с сексом и спала в его постели, позволяя себя обнимать во сне. «А ты заведи себе собаку и спи с ней. Она точно не будет приставать с сексом, запах ей можно подобрать любой и обнимать она себя позволит», как-то посоветовала ему Юля. Герман, наверное, последовал бы ее совету, но слишком частые командировки и повальная занятость не позволяли ему мучить животину.

Знала Юлька и о том, что когда Герке было хреново, он уходил в запой на два дня, и уж в эти два дня ночную лежалку должны были сменить сочувствующие уши. Потому, что Гера надирался и начинал долго и подробно говорить о своей беде, о том, какой он несчастный. А уши должны были слушать, поддакивать и утешать, а главное следить за тем, чтобы выпивка не кончалась. Через два дня все заканчивалось и Полянский приходил в себя. Дальше если он и переживал, то окружающие этого уже не видели.

Так было, когда умер его отец, так же было и тогда, когда они расстались. Да, да… несмотря на то, что они расстались, именно Юлька была тогда его сочувствующими ушами. Почти восемь лет Герман не нуждался в двухдневном запое и вот снова беда. Надо же, значит и правда полюбил, раз так ему хреново.

Юлиана прошла на кухню и стала жарить любимые Геркины котлеты.

========== Часть 28 ==========

Он и правда готовился к встрече с ней, теперь она это знала точно. Во-первых, на тумбочке у кровати стояла ее фотография. Во-вторых, в шкафу на полке лежало две пижамы, одна теплая с длинными штанишками, вторая шелковая с шортикам. Пижамы были ее размера и роста. В-третьих, тапочки были ее, Катиного, тридцать шестого размера.

В-четвертых, на кровати у изголовья лежал томик «Танка. Японские пятистишия». Андрей знал, что Катя с ума сходит по танка, видел сколько у нее в комнате сборников японской поэзии, знал, что она ее любит, Катя иногда к месту цитировала что-нибудь из Сайгё, Басё или Бусона. И он знал, что именно за этим сборником, только что вышедшем из печати, Катя охотилась, но так и не купила, по причине ох и не малой его стоимости.

Но все эти доказательства были сущим пустяком, по сравнению с последним и самым главным.

Как-то в обеденный перерыв Светлана Локтева зашла к Кате в каморку, у ее дочки был день рождения и она советовалась со всеми, не зная, что подарить девочке. У Катьки тогда загорелись глаза и она стала описывать Свете куклу своей детской мечты. Куклу о которой она грезила несколько лет, но так и не решилась попросить ее у родителей, потому что понимала, что покупка такой куклы надолго пробьет брешь в семейном бюджете. Локтева тогда только посмеялась, нынешние девочки не мечтают о куклах.

И вот теперь, на самом видном месте, прямо в центре кровати сидела ее детская мечта, огромная кукла, к платью которой была степлером подколота записка: «Девочке Катеньке. Мечты должны осуществляться.»

Значит он тогда слышал их разговор, слышал и запомнил. Сердце сдавило железной рукой, дышать стало очень трудно, Кате казалось, что она сейчас хлопнется в обморок. Но она не хлопнулась, она громко, по-детски заревела. Словно и вправду она та самая маленькая девочка, мечтавшая об этой кукле и получившая ее каким-то неведомым образом, возможно от волшебной феи.

Андрей влетел в гостевую даже не постучав. Все это время, что Катя обследовала комнату, Жданов стоял по другую сторону двери и прислушивался. Он ждал Катиной реакции на подарки. Ждал, что она выскочит, бросится ему на шею и все дальнейшее произойдет само собой, естественно и без смущений. Но она не выскочила, не бросилась к нему. Вначале послышался тихий не то вздох, не то всхлип, а потом, сразу же за ним, громкие горькие, какие-то детские рыдания. Тут у Андрея крышу и снесло.

Вместо того, чтобы дожидаться пока Катя выскочит к нему, он сам влетел в комнату. В этот миг он не думал о правилах этикета, о том, что приличные люди стучат, прежде чем войти в чужую комнату, что Катенька может быть не одета и он ее смутит, Жданов вообще ни о чем не думал. Катя рыдала и он просто спешил на помощь.

Она сидела на полу в своем красивом вечернем платье, закрыв лицо руками и рыдая так, что сердце разрывалось от жалости к ней.

– Катенька, девочка, что случилось? – Андрей бросился к Кате, подхватил ее на руки, сел на кровать не выпуская ее из рук, – Что с тобой? Я тебя чем-то обидел? Не плачь, ну, пожалуйста, не плачь. Я не могу этого слышать! Если я сделал что-то не так, ты только скажи, я сейчас же все-все исправлю.

Вместо ответа Катя обхватила его шею руками, тесно прижалась к Андрею и продолжала рыдать. Это было невыносимо. Он не мог этого слышать, просто физически не мог. Ему самому нестерпимо стало щипать глаза. Только этого не хватало, чтобы первое свое свидание они провели у него в гостевой на его кровати, рыдая дружно в унисон.

Что-то немедленно нужно было делать. И он сделал.

Очень аккуратно Андрей снял Катины руки со своей шеи, немного отстранился и посмотрел на ее лицо. Это уже не было лицом прекрасной незнакомки. Перед ним была его Катенька, тушь потекла, помада стерлась, нос покраснел и набух. Детское милое личико проступило сквозь слой макияжа. Теперь Андрей знал, что делать. Дотянувшись рукой до тумбочки он достал влажные салфетки и начал аккуратно и нежно вытирать лицо своей девочки.

– Вот так, моя хорошая, вот так. Сейчас мы станем чистенькие, сейчас мы успокоимся, сейчас мы опять будем красивыми и все расскажем. Мы расскажем, что с нами случилось и Андрей все исправит. Катенька никогда больше плакать не будет, куда это годится, чтобы такие красивые, такие умные, такие любимые де…

Тут Катя зарыдала еще горше и Жданов понял, терапия не помогает, пора переходить к хирургическим методам. Он и перешел.

Салфетки были отброшены, Андрей осторожно и легко коснулся губами сначала одного глаза Кати, потом другого, потом начал покрывать нежными, почти невесомыми поцелуями ее щеки, уши, подбородок. Наконец он коснулся губами ее губ, мимолетно и безгрешно, потом еще раз, и еще и еще… Пока Катя, не выдержав больше этой пытки, сама не начала пытаться удержать его губы хоть на мгновение дольше. Вот тогда он и решился.

Поцелуй получился долгим, блаженно-ярким до исступления, Катя все еще всхлипывала и периодически отстранялась, чтобы всхлипнуть в очередной раз, но это уже были не рыдания, а только их отголоски. Боже, как давно Андрей мечтал об этом! Правда и в страшных снах Андрею не снилось, что их первый поцелуй будет таким мокрым и соленым от слез. Но именно он, этот соленый и мокрый поцелуй останется навсегда в его памяти самым сладким, самым прекрасным воспоминанием.

Катя сама начала расстегивать пуговицы на его рубашке и целовать его шею и грудь, иначе он сдержал бы данное ей слово и ни за что не воспользовался обстоятельством, пусть оно даже и было благоприятным. Но Катюша сама дала ему понять, что готова идти дальше. И он пошел…

Андрей расстегивал молнию на платье Катерины медленно, готовый в любой момент все отыграть обратно. Но Катя не только не была против, она как-то доверчиво и сразу отдала себя в его руки. Под платьем были только трусики и колготки, оно и понятно, фасон ее наряда не предполагал бюстгальтера. Но Андрей не был готов к тому, что произошло в тот момент, когда он неожиданно увидел алебастровой белизны высокую, налитую, упругую девичью грудь с небольшими темными ореолами вокруг затвердевших сосков, у Жданова затряслись руки.

«Вот так и начинается «паркинсон», – последнее, что успел подумать Андрюша.

Нет, он конечно пытался быть очень аккуратным и нежным, он помнил, что в первый раз женщинам всегда больно, но все это было где-то там, на подсознательном уровне, а боковая орбитофронтальная кора* отключилась задолго до наступления оргазма. Отключилась полностью. Даже того, что нужно бы предохраняться, его разум не зафиксировал.

Мозги возвращались на место медленно, уже после душа, где все повторилось. Да нет, не повторилось, а началось и закончилось по второму кругу, но совсем иначе. Со смакованием, что ли? С долгой прелюдией и диким, сумасшедшим выбросом эндорфинов, с ощущением полного счастья.

Но мозги, они на то и мозги, чтобы все испортить. Вместе с возвратом мозгов на свое законное место, Андрея начал мучить один бестактный и хамский вопрос.

– Катенька, это Герман, да?

– Что Герман? – не поняла Катерина, лежащая рядом с Андреем и крепко к нему прижимающаяся.

– Герман был твоим первым мужчиной?

Катя слышала, как у Андрея скрипнули зубы. Вместо ответа она подтянулась повыше и поцеловала его в плечо. Жданов прижал к себе свою любимую девочку, которая оказалась не девочкой, и это выводило его из себя. Только одна мысль о том, что его нежной, страстной и такой любимой Катенькой обладал Полянский, приводила его в бешенство.

– Что у тебя было с Полянским?

– Ты уверен, что имеешь право задавать этот вопрос, Андрей? Я же не спрашиваю, что у тебя было с Кирой, или с Лариной, или с Изотовой?

– Это совсем другое дело.

– Вот как? И почему это совсем другое дело? Потому, что ты мужчина, а я женщина? Да ты шовинист, господин президент. Никогда бы не подумала, – Катя надула губы, выскользнула из объятий Андрея и отвернулась на другой бок.

– Катенька, не злись, тебе это не идет. Я сам понимаю, что я неправ, что я бестактен и глуп. Но ничего с собой сделать не могу, как представлю Полянского и тебя вместе, кулаки сами сжимаются. И удавиться хочется, что раньше тебя у него не забрал.

– Я что, вещь? Меня что, можно забирать, передавать из рук в руки?

– Ты права, права во всем, но…

– Нет, Андрей, это не Герман. С Германом у меня ничего, никогда не было. Это правда.

– А тогда кто? – в недоумении сказал Жданов и сразу понял, что свалял дурака.

– Ты хотел спросить кто же еще мог позариться на такую уродину? – голос Катюши зазвенел, – Уверяю тебя – никто! Никто на меня не зарился. Ты единственный, кто сумел разглядеть меня под ворохом тряпья, брекетами и очками. Даже Герман вначале увидел красавицу Пушкареву, а уж затем обратил на меня внимание. Так что ты единственный извращенец на всем белом свете, – Катя заплакала.

– Господи! Катенька, прости меня, ну, не плачь, ну, умоляю тебя, не плачь. А хочешь шампанское? Вот я кретин! Пригласил девушку на камин и шампанское, а сам довел до слез и шампанским не напоил. Кретин, болван и жадина. Будешь шампанское, солнышко?

Катя кивнула и Андрей, замотав ее в одеяло, аккуратно перенес свою самую ценную ношу в гостиную. Усадил на пол у камина, открыл шампанское, разлил его по бокалам, сам сел рядом, прижал к себе свое сокровище.

– За нас, девочка, за тебя и за меня. Вместе.

Катя выпила все, что было в бокале одним махом, придвинулась к Андрею и начала свой рассказ. Она рассказала, как на третьем курсе на нее поспорили, как какой-то недоносок по имени Денис соблазнил ее и бросил сразу же, как условия пари были выполнены.

По мере Катиного рассказа Андрей мрачнел, закипал и понимал, что так этого не оставит, что он, обязательно, найдет ублюдка и заставит его расплатиться по самому большому счету.

– Не нужно этого делать, Андрюша, – словно прочтя его мысли, сказала Катя, – я давно простила его.

– Я люблю тебя, Катенька.

– Я тоже очень тебя люблю. Но на работу я сегодня не пойду, даже если ты меня уволишь за прогул, – засмеялась Катерина.

А над Москвою вставало солнце…

Комментарий к

* боковая орбитофронтальная кора – это область мозга, отвечающая за разум и поведенческий контроль.

Находится в области левого глаза. Блокируется во время оргазма.

========== Часть 29 ==========

«Мда… укатали Сивку крутые горки, – подумала Юлька, – раньше к такому состоянию он приходил после бутылки виски и лимончика на закуску, а сегодня смотри как его развезло уже после стакана водки, да под хорошую закусь».

Юлиана устала и вымоталась, всю последнюю неделю она работала над показом, а за сегодняшний день умоталась так, что ноги гудели и перед глазами расплывались круги. А тут еще бывшего нужно было утешать. В том, что он полезет к ней с интимом, она не сомневалась, всегда лез, даже после их расставания. Но сегодня она согласна быть только ушами, так что пусть бы он поскорее напился и вырубился на пару часов, тогда и ей немного поспать удастся.

Вообще-то нужно было разрешить для себя три, не терпящих отлагательства, вопроса. А именно… Что с ней происходит? Почему ее так задело, что Герка влюбился? И почему она ничего не сделала, чтобы помешать этому?

И, если на второй вопрос ответ был простым и понятным – какой же женщине понравится, что ей замену нашли, пусть даже ей мужчина и на дух не нужен, он должен помнить ее всю жизнь и любить только ее одну, то на первый и третий вопросы требовали немедленно в них разобраться. Гера этому не мешал, бубнил себе что-то под нос и пил, нужно было только периодически вставлять «да, милый» или «конечно-конечно» …

Итак… почему, если ей это было неприятно, она сама, своими руками сделала все, чтобы Герман влюбился в другую? И на этот вопрос ответ лежал на поверхности, но это если быть честной самой с собой до конца. Ну, что, правда, так правда – Юлиана была уверена, что никуда Герман не денется и всегда будет по ней страдать. И любить ее всегда будет.

Осталось только ответить себе на первый вопрос, ответить честно, как и на предыдущие два, а уж тогда можно будет решать, что делать дальше.

– Юлька, зачем ты это сделала? Зачем ты, стерва, отправила ее ко мне на первую встречу в таком же платье, с такой же прической, как была у тебя тогда? Столько лет прошло, а ты меня так и не простила? Юлька, ты стерва, Юлька. Я же уже привык к боли. Жил себе, знал, что люблю тебя, знал, что мне никто кроме тебя и не нужен. Зачем ты расковыряла болячку? Юлька! Заааачем?

Герман плакал пьяными слезами, сам не соображал, что говорит, и пил, пил, пил… Пока не уронил голову на руки и не захрапел. Как ни странно, но спать Юлиане расхотелось. В наступившей от слез и стенаний пьяного Германа паузе, она безжалостно и честно ответила себе на первый вопрос.

Вопрос: Что с ней происходит?

Ответ: Она всю жизнь его любит! Мучает, не может простить, хочет, чтобы ему было всегда так же больно, как было ей тогда… и любит! И он ее… любил, всегда любил, да вот беда, больше не любит. Он разлюбил ее именно тогда, когда она его простила.

Слава Богу, она смогла себе ответить на все три вопроса. Теперь бы еще понять, что со всем этим делать. А что делать? Завоевывать. Он вон какой сейчас уязвимый, как зверь раненый, можно попробовать и завоевать. Да, Юлька знала, что нет ничего более невозможного, чем оживить умершую любовь. Но у нее перед этой невозможностью было одно преимущество – она знала Германа, как облупленного, знала все его и болевые, и эрогенные точки души. Так что еще посмотрим, чья возьмет.

А пока она будет его сочувствующими ушами, его другом, она ни за что не покажет ему, что хочет его вернуть, иначе он сразу сбежит, она сделает так, чтобы он сам захотел вернуть ее.

***

Катя проснулась от звонка мобильного, мельком взглянула на часы, батюшки, половина одиннадцатого, затем на дисплей «Р. М.»

– Алло.

– Катенька, что случилось? Почему вы не на работе?

– А я вчера у Андрея Павловича отгул взяла. Он что вам не говорил? – Катя поставила мобильный на громкую связь и начала тормошить Андрея.

– Катя, в том-то все и дело, что Андрей куда-то запропастился, а здесь такое творится, что просто ужас. Клиенты обрывают телефоны, нужно заключать договора, Кира бегает по офису и кричит, что требует немедленного созыва совета директоров. Милко требует того же. А ни вас, ни Андрея нет на месте. Кира дошла до абсурдных предположений, будто вы где-то вместе.

– Роман Дмитриевич, не могли бы вы помедленнее, я что-то ничего не поняла. Кто вместе, где вместе и при чем здесь Милко? Роман Дмитриевич, я в отгуле. И я вас не понимаю.

– Катя, где Андрей? – Роман почти кричал.

Катя уже открыла рот, чтобы сказать, что понятия не имеет, где сейчас находится ее шеф, как он сам за нее ответил.

– Чего ты орешь? Ну, чего ты орешь? Мы имеем право на отдых? – на другом конце провода повисла такая длинная пауза, что Катя успела чмокнуть Андрея, прошептать ему: – Я первая в душ, – и скрыться за дверью ванной комнаты. Вслед ей неслось: – А у меня их два! Ромка, я перезвоню тебе через двадцать минут, договорились. И это, не трепись там. Лады?

– Лады. А вы сегодня приедете?

– Я же сказал, перезвоню, – сказал Жданов, вышел из эфира и, действительно, пошел во второй душ. Потому, что если бы он пошел в тот же, что и Катя, то Малиновский ждал бы его звонка не двадцать минут, а часа полтора.

В двери душа постучали.

– Андрюша, там Кира Юрьевна на твой мобильный звонит. Принести?

– Ответь сама.

– Ты с ума сошел? Я не знаю, как ей вообще в глаза смотреть, а ты – ответь.

– В глаза смотреть прямо, не косить и глаз не опускать, – сказал Андрей, выходя из душа одетый только в белое махровое полотенце, обернутое вокруг бедер. Проходя мимо Кати он легонько притянул ее к себе, чмокнул в макушку и пошел в гостиную к рыдающему на все лады мобильному, – Кирюша? Что ты хотела? … Ну и что? Я считаю что она заслужила отдых. Или тебе напомнить что именно она… Что? Кирочка, если ты помнишь, мы вчера расстались и с кем я провожу свои ночи тебя не касается… Что? … Я не обязан отчитываться… Подожди, сейчас спрошу. Катя, мы сегодня идем на работу?

От ужаса глаза у Кати расширились и она отрицательно помотала головой показывая на себя пальцем, мол я не пойду. Андрей решил, что и ему сегодня на работе делать нечего.

– Нет, Кира, сегодня ни меня, ни Пушкаревой на работе не будет. С Малиной я поговорю. Он все разрулит. Пока. Катька, а чем это у нас так вкусно пахнет? Ты сварила кофе? Я тебя обожаю! Ну, выйди уже из ступора. Я не собираюсь ни от кого скрывать наши с тобой отношения. Поняла?

– Андрюша, ты сумасшедший. Ладно, пошли завтракать. Потом поговорим. Я там салат порезала и омлет сделала. А больше я у тебя ничего не нашла.

– Ура, мне Бог послал хозяюшку! Катька, а в чем ты на работу бы пошла, в своем вечернем платье? Или нет! Лучше в пижаме, смотри, как она на тебе сидит, модель, да и только. Так что работа отменяется, мы сегодня идем гулять, обедать в ресторане и вообще кутить.

И во время завтрака они не переставали шутить, хотя страх, поселившийся в глазах Кати во время разговора Андрея с бывшей невестой, никак не хотел исчезать.

– Андрей, шутки шутками, но мне, действительно не во что себя облачить. Не расхаживать же по дневной Москве в вечернем платье. Давай заедем ко мне и я переоденусь, а потом поедем гулять.

– Даже не надейся, что я еще хоть когда-нибудь в жизни позволю тебе напялить на себя свои балахоны. Твои когда приезжают?

– Завтра к вечеру. А что?

– А то, что – ура! У нас есть еще день, ночь и снова день до головомойки. Своим я позвоню сегодня же. А потом пойдем по магазинам. Нужно тебя приодеть. Поняла, солнце мое золотое? Да, Катька, я сегодня ночью голову потерял окончательно, так что за все последствия отвечаю я, и только я. Хочу заранее распределить роли. Если что, чур я папа! Договорились?

Родителям звонить не пришлось, Маргарита позвонила сама.

– Андрюша, что у вас там происходит?

– И я тебя, мама люблю. Здравствуй. У нас все хорошо. Показ прошел на ура, сегодня же вышлю вам диски с записью. От клиентов отбоя нет. Передай папе, что Катин план сработал не на сто, на двести процентов.

– Вот как раз о Кате я и хочу с тобой поговорить.

– Что, Кирочка уже просигнализировала? Да, мама мы с Кирой расстались.

– Андрей, одумайся, что ты делаешь? Нельзя предавать преданного тебе человека. Нельзя! Вы с Кирочкой столько лет вместе, и тут появляется эта…

– Мама, – перебил Андрей Маргариту, – крепко подумай, прежде чем скажешь что-то о моей будущей жене. У тебя все-таки единственный сын. Единственный, мама. И невестка у тебя будет только одна. И от твоего к ней отношения будет зависеть отношение твоего сына к тебе. Мамочка, я тебя целую. Нам с Катенькой пора убегать. Мы вечером вам позвоним.

========== Часть 30 ==========

– Катя, ну, ты что, обиделась?

– Нет.

– И сильно?

– Да!

– А я могу как-нибудь загладить свою вину? – спросил Андрей, доставая из-за спины еще один пакет. Она так хотела этот чайник, а он так ее отговаривал, говорил, что чайники уже давно электрические, что это блажь и выброшенные деньги, что она надула губы и вышла из магазина. Ну, а он, конечно же, тут же этот чайник купил.

– Андрюшка! Спасибо! А почему ты сопротивлялся? Ты это расценил, как посягательство на твою жилплощадь и на твою свободу? А тогда ты его можешь прятать, когда меня здесь не будет и доставать только когда я к тебе буду приходить.

– А может объяснишь мне одну вещь. Почему ты так зациклилась на этом чайнике?

– Потому, что у нас дома была пластинка Визбора и там была песня про чайник со свистком, только я не помню, как она называлась.

– «Ходики».

– Точно, «Ходики». Так вот, еще с детства у меня была мечта, я пеку пирожки, мой любимый читает мне вслух книгу и… раздается свисток чайника. И мы садимся за стол и пьем чай с пирожками. Это для меня было, как символ любви и уюта. Как символ теплого дома. Понимаешь?

Андрей странно, очень странно посмотрел на Катюшу и ни слова не говоря вышел из кухни. Катя даже расстроилась, видно он, действительно, решил, что она посягает на его свободу. Но Андрей уже входил в кухню в большой коробкой, чем-то похожей на маленький гробик.

– Кать, отгадай, что там?

– Это то, что я думаю? Это ходики?

– Катька, ты хоть понимаешь, что происходит?

– Ты хочешь сказать, что и ты…

– Да, девочка моя, да. У меня замечательные родители, я очень их люблю. Но у меня никогда не было дома, теплого, уютного дома. Сколько я себя помню, в доме всегда был культ «Зималетто», культ светской жизни, культ приличий и условностей. Даже когда к нам приходили только Воропаевы, самые близкие друзья родителей, еда привозилась из ресторана, стол сервировался, как для светского приема, а разговоры… понимаешь, Катька, не беседы, а разговоры… шли о «Зималетто», о светской жизни, о прибылях и о том, кто куда едет отдыхать. Это было красиво, это было стильно, но это было холодно, понимаешь о чем я?

Катя кивнула, а Андрей подумал, что он впервые в жизни говорит об этом, и за это он тоже был благодарен Катюхе, за то, что с ней можно было обо всем говорить, как с самим собой.

– И была у меня няня, Ирина Сергеевна. Когда-то она была учительницей младших классов и заядлой туристкой. Но потом пришла перестройка и ей пришлось становиться няней и забыть о походах. И вот однажды, когда в доме ожидался какой-то прием, мама разрешила Ирочке взять меня с собой к ее друзьям. Они и отравили меня… Это было двадцатого июня. Запомни это число, Катенька, день рождения Визбора, по этому случаю они и собрались, чтобы помянуть и попеть его песни. Я впервые в жизни видел, что взрослые дяди и тети могут собираться вместе, чтобы петь под гитару, обсуждать книги. Катя они спорили до хрипоты из-за какого-то эссе. Ты можешь себе такое представить?

Катя снова кивнула, а Андрей продолжал, он так долго, об этом молчал, что сейчас ему было необходимо выговорить все, до последней точки.

– Вот там я впервые и услышал песню «Ходики». До сих пор помню, я жевал пирожок держа его в руках, а не с ножом и вилкой, как дома… хотя я не помню, чтобы дома ели пирожки. Дядя Миша взял гитару и запел, я слушал его открыв рот и представлял свой собственный дом, ходики на кухне, чайник, который свистит, вокруг стола бегают и шумят дети, не один ребенок, как я у родителей, а дети, много детей. А мы с женой сидим у круглого, почему-то обязательного круглого, стола и пьем чай с пирожками. И так у нас тепло, так уютно, что мне срочно захотелось вырасти и поскорее жениться.

Катя подошла к Жданову, обняла его, поцеловала, да так и осталась рядом, никуда он ее уже не отпустил, усадил к себе на колени.

– Это потом я узнал, что дядя Миша – знаменитый российский поэт, автор и исполнитель песен, бард, Михаил Кочетков. А тогда дядя Миша подарил мне мечту. Прошло несколько лет и Ирочки не стало… но я до сих пор ее вспоминаю, вспоминаю наши с ней походы к ее друзьям. – Андрей замолчал, погладил Катю по голове, – А знаешь, почему я так дорожу дружбой с Ромкой? Он настоящий, понимаешь? Да, он циник, бабник и для него ничего святого нет, но он настоящий, он словно оттуда из дома дяди Миши. Он никогда не предаст.

– А когда ты купил эти ходики? И почему они в коробке, а не на стене?

– Я купил их назавтра, после того, как мы с Кирой объявили о своей помолвке. Купил, а потом притащил сюда Киру. Я был очень возбужден, показывая ей куда мы повесим эти ходики. Почему я решил, что она должна обрадоваться и понять меня? Как глупо… Она не виновата, у нее не было Ирочки. Кира тогда скривилась и сказала, что они испортят весь стиль кухни. Я обиделся. Дурак я, правда, Катюша? За что обижаться? За то, что мы разные? Кира, она хорошая, просто чужая. А ходики остались тебя дожидаться, родную, теплую, любимую и с чайником со свистком. Только не плачь.

– Не буду. Давай пить чай, я сейчас накрою на стол. Давай пить чай и пойдем спать, завтра у нас очень очень тяжелый день.

***

Ромка уже второй день маялся, с самого показа. Не собирался маяться, но маялся, даже модельки не радовали. Не хотел он тратить силы ни на каких моделек, и время на них тратить не хотел. Он хотел срочно поговорить с Андреем потому, что больше ему было невыносимо таскать в себе это непонятное, неизвестно откуда взявшееся маятное, но теплое, появившееся на показе чувство. Как же он раньше-то не видел ее грацию, пластику и эти сумасшедшие глаза… Как он мог раньше не замечать ее ум и живость.

Он даже думал плюнуть на запрет Жданыча его беспокоить, взять виски и поехать к нему домой, но он понимал, что дальше порога друг его не впустит, у него сейчас медовые дни, не до Ромео ему. Кто же знал, что их накроет одновременно. Никто не знал, а стало быть и инструкции на этот случай они не имели.

До белого каления раздражала Кира, ну, откуда Ромка мог знать, что Андрей закрутит роман с Пушкаревой, в чем он-то виноват? А если бы и знал? Кира что думает? Что он прибежал бы к ней и настучал на друга? Нет, сидит в его кабинете уже второй час и поливает Андрея с головы до ног. А что она говорит о Кате, так это лучше вообще пропускать мимо ушей, иначе они в трубочку свернутся.

– Всем на все наплевать, никто не пришел на работу. Я устала, я ужасно устала, я каждый день, как на вулкане. Ромка, ты понимаешь? Знаешь, что самое обидное? Сашка мне сразу говорил, не связывайся со Ждановым, я почему-то его не послушала. Какая же я была дура. Из-за Андрея я предала брата. Сказала, что он для меня умер. Из-за Андрея, Ромка! А теперь Андрей мне заявляет, что он любит другую и что мы расстаемся.