Текст книги "Без памяти (СИ)"

Автор книги: Фриза

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Размытая фотография на дисплее телефона изображала лицо одного из «детей» Максимильяна. Ханна не смогла бы вспомнить его внешность самостоятельно, но обязательно узнала бы, один раз увидев. У парня были тёмные прямые волосы чуть ниже плеч, белая кожа и угловатое телосложение. Рост примерно метр девяносто, что само по себе делало его сложным противником.

– Скучаешь, крошка?

Шатаясь, к столику приблизился один наркоман из толпы. Юношеское личико, с пухлыми губами и волнистыми волосами до плеч можно было назвать симпатичным, но от объекта сильно несло перегаром и чем-то ещё, не менее отвратительным. Обычный костюм и полутьма не давали разглядеть его лучше, но голос парня был довольно звонким, чтобы принадлежать рослому подростку.

– Моё имя Квинт, – пропел. – Я управляющий этого клуба.

– Чем обязана, Квинт, управляющий этого клуба?

– Хотел просить, кого это вы так жадно выискиваете. Сюда приходят веселиться, госпожа, мало кто сидит и…

– Не ваше дело.

– О, лучше не грубить, – ухмыльнулся, нюхая собственные пальцы. Этот контраст между формальной вежливостью и развязными манерами сбивал с толку. – По блеску в глазах, не побоюсь предположить, что это дело государственной важности! Кто же этот счастливчик?

Про себя чертыхнувшись, Ханна показала наркоше фотографию.

– Он будет здесь с минуты на минуту, – кивнул. – Сказать Эфесту, что вы его ждёте? Как вас представить?

– Боюсь, это лишнее.

– Как скажите, – он многозначительно улыбнулся и откланялся, уводя за собой шлейф отравы.

Девушка погладила плечо, досадно смакуя мысль, что переборщила с одеждой. На ней были обтягивающие кожаные штаны, черный топ и несколько слоев пудры с косметикой. Без пяти минут девочка по вызову.

– Ничего подобного, вы прекрасны.

Пробираясь через соседние столики к ней подплыл бледнолицый, запечатлённый на фотографии. Невероятно высокий он казался ей Эйфелевой башней, пока не сел. На нем были замысловатые джинсы, которые часто носила человеческая молодежь, с бесчисленным количеством цепей вокруг пояса, чёрная рубашка и резко выделяющиеся золотые часы. Лицо монстра отлично вписывалось во внешность, резкое, с хищно изогнутыми бровями. Во всем его образе был какой-то странный шарм…

Ханна не сразу поняла, что он прочёл её мысли. Мышцы рефлекторно напряглись, но не так как обычно. Плотно обхватывающая со всех сторон вода, сделала движение похожим на кратковременный спазм. Девушка сжала в руке телефон, придавая себе более расслабленный вид.

– Эфест Ампирелли, к вашим услугам, – представился. – Мы раньше не встречались.

– Вам лучше не копать в чужих головах без спросу, синьор Ампирелли.

– Для такой красавицы всё на свете.

Говорить с монстром пришлось почти три часа к ряду. Он оказался весьма общительным малым и то и дело пытался дотронуться до Ханны рукой. Странно, но он даже не поинтересовался её личными мотивами, ведь она могла искать его для совершенно разных целей. Однако чтобы понять его желания, не требовалось обладать особыми умениями. Перед самым рассветом он вежливо согласился подвести её до дома. Ханна кивнула, многообещающе улыбаясь. Даже не спросив её адреса, тварь завёла мотор, и огромный лакированный джип тронулся с места. Пока они не выехали из центра, Ханна делала вид, что смотрит в окно. Вода вела себя необычно, собираясь вокруг её головы, будто шапка.

– Значит, не показалось, – мрачно заметил монстр, кинув быстрый взгляд на приставленное к его горлу лезвие. – Peste romana [2]2
  Peste romana– «Римская чума» (итал.)


[Закрыть], я полагаю. Крайне польщён.

– Разворачивай.

Когда лучи солнца начали пробиваться через серое небо, они остановились у старой избушки. Слишком заброшенной на вид, чтобы в ней кто-то жил. Монстра уже не беспокоило лезвие ножа, он внимательно наблюдал, как солнечный зайчик бегает по соседнему сидению.

– Я буду задавать тебе вопросы. Если ответишь – сможешь переночевать в этой избушке. Кто твой мастер?

– Массимо Верги.

– Ты хотел сказать Максимильян?

Бледнолицый посчитал это риторическим вопросом – его внимание было отдано горизонту: из-за ветвей деревьев отчётливо виднелись пожелтевшие облака.

– Назови мне имена всех выживших детей Максимильяна.

– Корнелий, Флавий, Аурелий, Квинт, Ланг… Люций.

– Кто из них беловолосый мальчик?

– Люций.

– Где он живёт?

– Площадь Барберини. Дом первый.

– Помощник префекта…

– Эверд. Вилла посреди пальмовых полей на Лаурентине. Нет слуг. Человек-сожитель.

– Ты тоже телепат, – усмехнулась. – Насколько сильным был Максимильян?

– Лучшим среди лучших.

Даже в такой, надо заметить, щекотливой ситуации монстр удосужился задрать подбородок, хваля заслуги своего умершего создателя. Почему-то ей понравились эти слова, Ханну будто окутало некое чувство патриотизма. Возможно, гордость за то, что убила такую добычу.

– Отлично, можешь идти.

Монстр что-то прошипел и покинул машину, прикрываясь старой газетой. Добежал до избы и ногой выбил дверь, после чего плотно закрылся в доме. Ханна ещё полчаса любовалась рассветом, затем достала банку редбулла и, осушив её полностью, уехала расследовать окрестности.

Первый дом на площади Барберини являлся пятизвездочной гостиницей. Толстые каменные стены, красная дорожка, проезжающие на внутреннюю стоянку блестящие авто с сопровождением. Судя по лицам, она была предназначена для особых клиентов: стоящие рядом с массивными стеклянными дверями охранники не пропускали незнакомцев и даже не подсказывали дорогу туристам.

Жилище же помощника префекта оказалось построено намного ближе и сравнительно недавно: обычный панельный дом.

В избушку Ханна вернулась к обеду. Её так никто и не открывал. Спрятав ключи в ближайшем кусте, девушка достала из кармана нож и не без усилия открыла дверь. Внутри лачуга оказалась заброшенней, чем снаружи. Мебели давно не было, а деревянные составные домика валялись на каждом шагу, так и норовя попасться под ноги. Прежде чем найти тварь в самом дальнем углу, Ханна несколько раз поцарапала джинсы торчащими гвоздями.

Монстр лежал в неестественно согнутом положении, прикрывая лицо руками. Его тело было лишено движения, но не крови или массы, как это часто показывали в фильмах. Сын Максимильяна просто выглядел потерявшим сознание человеком, так ни кстати забывшим как дышать. Ханна взяла его руку, пырнула ножом по одной из вен и бесцеремонно поставила под струю пустую бутылку. Специфический звук, сопровождавший сцену взятия крови, вряд ли можно было назвать приятным.

После девушка перемотала рану куском пыльной тряпки и достала из кармана джинс наручники. Она и думать не смела, что возможно когда-то снова применит их на ком-то. Эксперименты над монстрами доказали, что они очень медленно заживляли раны вокруг инородного материала, а в особенности серебра и имели некую физическую слабость к этому металлу. В своё время Ханна решила, что это пусть и странно, но весьма закономерно. Ведь монстры и без того были до безобразия сильны, обладали ассортиментом нечеловеческих способностей и целой вечностью в придачу. Слабое место у них имело место быть по всем законам жанра. Иначе, почему на земле официально проживали люди, а не бледнолицые? Из-за того, что появились позже? Нет, она так не думала.

Ханна взяла тварь за ворот рубашки и потянула в сторону погреба, открыла крышку и, пару раз чихнув, от поднявшейся в избушке пыли, забросила тело внутрь. Нужно было его там закрыть. Классический вариант лезвия у горла или рядом с сердцем со спящим монстром вряд ли можно было провернуть. Слишком резко те просыпались. Монстр мог ненароком себя убить, а это никому бы не пошло на пользу. Покачав головой, Ханна пошла обратно к машине. Вернулась с небольшим набором гвоздей и начала вбивать их в пыльные доски.

Выйдя в полукилометре от гостиницы, она перешла через дорогу и, удостоверившись, что слежки нет, пошла подворотнями. Было грязно, душно и в то же время очень влажно. Ей то и дело приходилось обходить мусорные баки или их содержимое, которое по закону человеческой лени людям было сложно донести до места назначения.

Заворачивая за очередной угол, она увидела интересную картину. Двое здоровых мужиков, бьющих грязный, прилипший к земле мяч. При ближайшем рассмотрении, последним оказалось маленькое животное из семейства собачьих. Оно лежало в луже собственной крови, прикрывая грязными лапами морду. По непотным причинам двое мужчин пинали его со всей силы, не жалея язык на матерные выражения.

Понаблюдав за сценой несколько минут и не найдя в этом процессе ничего доказывающего здравый смысл у атакующей стороны, Ханна достала нож и выйдя из тени мусорного бака пырнула одного мужчину в бок. Убийство людей никогда не приносило ей удовлетворения, хотя видит Бог, уродов среди них было достаточно.

Глава 3. Звёзды

Если бы раньше ей сказали, что здесь было так красиво, её бы не пришлось принуждать. Тёмное, чёрное полотно скрывало десяток мерцающих точек, разной степени величины. Здесь было холодно, но не так как зимой, когда ты выходишь на улицу без куртки, скорее дело было в воздухе, едва ощутимом, обездвиженном. Из книг ей было известно, что вакуум космоса не являлся абсолютным – в нём присутствовали атомы и молекулы, обнаруженные с помощью микроволновой спектроскопии, реликтовое излучение, которое осталось от Большого Взрыва, и космические лучи, в которых содержались ионизированные атомные ядра и разные субатомные частицы. Газ, плазма, пыль, небольшие метеоры и космический мусор – ничего этого не было в этом идеальном космосе, формирующимся в голове едва Ханна закрывала глаза. Возможно, это видение следовало трактовать по-другому, обратиться к той же философии? Там космос являлся олицетворением упорядоченного, гармоничного природного мира, был противоположностью хаоса. Платон в диалоге «Тимей» рассматривал космос как живой, соразмерный организм, обладающий разумной душой, а человека – как его неотъемлемую часть; формулировал трудность в объяснении его устройства, ведь он был божественен, идеален, соответственно, все небесные тела должны были двигаться равномерно по круговым орбитам, чего никто не наблюдал. На воображаемом полотне Ханны тоже отсутствовало, что-либо подобное. Звезды были разбросаны без всякого порядка, две из них были крупнее остальных. Одна – ярко голубая и холодная. Вторая – золотая, богато переливающаяся во тьме. По мере того как Ханна пыталась приблизиться к ним, они отдалялись, но взгляду открывались другие точки, менее яркие. Например, две белые, гравитационно-связанные звезды, прочно зависшие на месте. За ними другая, жёлтая и две серых, почти незаметных. Каким-то больным участком мозга она понимала, что сама является таким же зерном в чёрном океане вселенной, но не могла понять ни собственный размер, ни цвет. Смотря вниз, она видела темноту, хотя порой, на пороге приступа, её сознание устремлялось куда-то вперёд по карте, а возможно и назад, по знакомой, выложенной временем, проверенной дороге, где ярко пульсировал белый карлик. Часто в своих мыслях Ханна сидела на чем-то мягком и рассматривала чёрную папку. Тело не слушалось, оно было чужим, с большими ладонями и грузным корпусом, скрывающим бесполезные лёгкие. Он думал о чем-то очень часто, этот человек. Эти мысли, мысли о потере, вызывали двоякие чувства: боли, сожаления и облегчения. Связь с утраченным была слишком крепкой, чтобы не горевать, но раньше его мучили куда более изощренные муки, рамки, правила, нарушить которые никто из двоих не мог. Порой, в голове мелькали образы, картинки близости двух тел, ощущение чужого прикосновения, сдавливающего мягкую, как тесто, кожу. Maniglie dell'amore, скопления жира на боках, за которые он так любил хвататься.

С того дня, как она заперла монстра в избушке прошла неделя, за которую Ханна успела выкрасть из Гарцвана обкуренного наркомана и жителя виллы среди пальмовых полей, приходящимся помощником префекта. Если первый не оказывал никакого сопротивления, буквально предложив себя на любых условиях, то второй попробовал отбиться, хотя тут же проиграл, едва на территорию въехала машина с какой-то женщиной. Тогда, наверняка влиятельный среди своих монстр, превратился в тряпку, раздавленную обстоятельствами и привязанностью.

Твари привыкли. Да, это звучало по-идиотски неправильно, но то, что происходило в избушке по-другому было не назвать. Два ребенка Максимильяна с первых дней заняли себя немыми разговорами, помощник префекта ушёл в себя, смирившись с завязанными конечностями, а пакетов с кровью все прибавлялось, вызывая странное чувство недостаточности. Бывало, Ханна оставалась с ними на всю ночь. Квинт, тот наркоман из клуба, временами подозрительно на неё косился. В этом взгляде была определенная степень выжидаемости и надежды, урод будто сообщал ей что-то или хотел чтобы она заговорила с ним, но Ханна не видела смысла в речевом контакте, когда все точки на «i» были обозначены. Раз в три дня, она кидала пакеты с донорской кровью в погреб и заколачивала крышку обратно. Спала в машине прямо у крыльца. Кусок грязной шерсти, после тщательного купания в общественном душе, оказался щенком лайки с дымчатой шерстью, белой грудью и яркими небесного цвета глазами. Мужчины нанесли ему слишком много повреждений, вызвав внутреннее кровотечение, но мелкий ещё дышал и Ханна почувствовала себя неважно, при мысли, что щенка лучше бросить. Прочистив раны и перебинтовав, она взяла его с собой, но смотря на него сейчас, беспомощного и умирающего в вонючей сумке, она понимала, что, возможно, допустила ошибку.

Как мы можем знать, что такое смерть, когда мы не знаем еще, что такое жизнь? Мысль о смерти более жестока, чем сама смерть. Когда ты постигнешь все тайны жизни, то будешь стремиться к смерти, ибо она не что иное, как еще одна тайна жизни.

– Это щенок, он не думает о высших материях.

Отчего эта уверенность? Смерть одного есть начало жизни другого.

Ханну поёжилась. Сзади никого не было, машину окружал лес и боковая дорога, но она продолжала упорно разговаривать сама с собой. Кровь монстров питала человеческое тело, расширяла возможности восприятия и медленно сводила сума. Голубая звезда вспыхнула ярче.

– Синьора? – мальчишка стоял прямо напротив.

Ханна рывком схватила нож, ожидая удара. Парень запрыгнул на капот, заставив машину покачнуться и присел, уткнувшись лицом в лобовое стекло. Казалось, с их последней встречи прошли сутки, то же спокойное выражение лица, тусклые светлые глаза, ровная линия белых бровей и неведомая ранее способность расчленять, находясь в нескольких метрах от врага. Сейчас на нем были обычные джинсы и футболка, но они не придавали ребячества в собирательный образ. Ханна отчетливо видела, как он дышит, хотя раньше не предполагала что твари его вида могли это делать. Сзади, за пиниями уже поднималась солнце. Как он собирался уходить отсюда?

– Я уже второй день за вами слежу, – сказал через толщину стекла. – Хотел покинуть вас незаметно и сегодня, но не сдержался. Вы продолжаете пить кровь Отца, упорно, день за днем… теперь даже можете видеть. Знаете, каковы последствия?

– Стану такой же как ты? – вжалась в кресло.

Парень резко шлёпнул ладонями по стеклу, заставив Ханну подскочить на сидении.

– Нет. Нет, нет, милая, конечно нет… Теперь вы – носительница родовой крови. Sui iuris [3]3
  Собственным правом (лат).


[Закрыть], – заскользил пальцами вниз. – Ваша звезда горит подобно Солнцу на фоне жалкого Сириуса и Арктура, – криво улыбнулся. – Очень давно, при Римской Империи, существовало лишь одно понятие семьи. Это был небольшой автономный мир, основанный на патриархальных началах и полностью управляемый одним лицом – pater familias, отцом семейства. Власть pater familias внутри семьи была непререкаема и безгранична. Все остальные её члены были перед ним совершенно бесправны. Даже жены, которых в этом веке так ценят, занимали положение дочерей по отношению к мужу и сестёр, по отношению к собственным детям. Граждане Рима делились по семейному состоянию на самостоятельных, лиц собственного права, personae sui juris и подвластных, то есть прав не имеющих, personae alieni juris. Лишь Отец считался способным обладать правами свободного гражданина, а так же – всем имуществом собственной семьи. Неважно кем оно был приобретено. Даже игрушка раба, подаренная его матерью или дом жены сына являлся собственностью отца семейства. В ту самую секунду, когда Мастер принял меня в семью, я перестал быть тем, кем родился, это произошло против моей воли, изменило суть моей жизни.

– Причем здесь я? – краем глаза Ханна заметила движение со стороны избушки.

– Мы мешаем кровь с соками потребляемой еды, но вы являетесь её чистым переносчиком. Подобная связь запрещена, но Отец мертв и боле не может ответить перед сенатом за совершенное Я хочу ваш свет, но не могу вас убить. Наш род – один из самых древних. Вы должны носить другое имя и быть одной из нас. Но это не возможно, учитывая, что вы все ещё человек. Я не могу насылать проблемы на мой дом. Никто не должен знать, что Римская Чума носит в себе кровь нашего Отца. Взаимен, вы получите, что хотите – Эфеста и Квинта, но больше никогда не вернетесь в Рим. У рода должен быть лишь один Отец.

Ага. Вышеупомянутые братья каким-то образом выбрались из дома и теперь бесшумно ступали по траве.

– …говорили «Fere enim nulli alii sunt homines, qui talem in filios suos habent potestam, qualem nos habemus». Нет другого народа, который имел бы над детьми власть, подобную нашей. При этом имелась ввиду именно власть отца, а не обоих родителей, – достигнув конца, пальцы мальчишки зацепили дворники. – На одной территории мы не сможем выжить, но врозь будем процветать.

В голове что-то перевернулась. Ханна поняла, что проваливается под воду. Вокруг рук ребенка, обернутых в белую ткань перчаток, появилось лёгкое голубое свечение. Братья схватили его с обеих сторон и отбросили назад. Мальчишка успел прокатиться несколько метров на боку, прежде чем спружинить на ноги. Воздух наполнился равномерным змеиным шипением.

– Disparais, Lucius, – обратился к мальчишке Квинт. – N'aie pas compliquИ.

– Elle est mienne.

– Je sais.

Мальчишка вздёрнул подбородок:

– Ne l'oubliez pas.

Эфест начал медленно двигаться в сторону беловолосого, разминая руки. Люций смотрел на него снизу верх, не затравленно, но настороженно. Сцепятся, подумала Ханна, но когда любитель цепей приблизился на метр, мальчишка исчез.

Лемуры? Так нас называли в Древнем Риме. Души людей, которые не могли найти покой из-за насильственной смерти, которой скончались. Согласно тому времени, мы возвращались в мир ради мести, преследовали живых, доводили их до безумия, пили кровь. В майе устраивался «лемурий» – праздник мертвых. Глава семьи просыпался среди ночи и бросал через плечо черные бобы, произнося искупительную речь. Считалось, что в эти дни по земле бродят толпы злых духов. Римляне верили, что вовремя этого ритуала лемуры следуют за человеком и поедают жертвенные бобы. В доме вдовы этот обряд совершал старший сын или ближайший родственник мужского пола.

Вагон первого класса был заполнен лишь отчасти. Экономные европейцы предпочитали не тратиться, заранее зная, что уровень комфорта у обоих классов экспрессов не шибко отличался. Такие же мягкие кресла, как в самолётах, столики и система вызова проводниц. Ханна упала на сидение, напряженно всматриваясь в окно, пока поезд не тронулся и успокоилась лишь когда яркие огоньки расплылись и исчезли. Основной свет выключился, оставив её наедине с несколькими пассажирами, раскладывающим провиант на столики. Вытащив мобильный телефон, Ханна подключилась к сети и просчитала возможные маршруты. Задерживаться в Венеции было рискованно – слишком близко к столице, как не посмотри. От главной станции, в свою очередь, можно было пересесть на автобус до Эрфурта или Тулузы. К счастью, у неё хватило ума взять билет на Евростар, идущий четыре часа, а не Интерсити.

Через лёгкую ткань рубашки Ханна отчётливо чувствовала тепло солнца. Хотелось сильно почесать руки, потереть о что-нибудь шершавое: она не могла призвать других детей, как это делали лемуры-мастера, но другие видели её и испытывали потребность в контакте, она ощущала это, как кожный зуд. Один, двое, трое… они пытались пробиться к ней, понять, что это за громкая пульсация среди привычно спокойного неба.

Тёплый ветер сдул со столика забытую хозяйкой салфетку и пустил танцевать по вагону. Пристроившись на задней стороне джинс низенького мужчины, она прошла с ним до самого тамбура, после чего была сбита сильным порывом ветра. Спустившись на перрон, Ханна быстро сориентировалась и пошла в сторону автобусных касс. Лёгкая белая бумага некоторое время следовала за ней, потом свернула и опустилась на водную гладь канала.

Две твари сидели в тени зонта вокзального кафе, притворно потягивая что-то из стаканов. Рядом с ними сидела женщина, ровно сложа руки на коленях. Как-никак, их будущий ужин. Ханна не была уверена, что пройти мимо сыграло бы ей на пользу, тем более оба, увидев её, заинтересованно втянули носом воздух. Она не видела их лиц, первого наградила колющим ударом под лопатку, второму свернула шею. Столик, за которым сидели незнакомцы, находился рядом с ограждёнными водами канала. Ханна выждала, пока официант пройдёт мимо, а лица людей отвернуться от затемнённого столика, и спустила оба трупа в воду. Когда она избавлялась от их личных вещей, выложенных на столике, что-то тяжело ударило сзади. Следующий удар пришёлся в живот: женщина-человек до этого времени спокойно сидевшая за одним из стульев, стояла перед ней с окровавленным ножом в руках.

– И это Римская Чума, убившая сотню масок, что равняется одной десятой их целой популяции в Европе?

Ханна сама не поняла, когда стала наблюдать за всем из-за густого слоя воды. Люди в клювообразных масках лекарей окружили столик. Их гогот едва доходил до неё, укутанной в невидимый поток, но вызывал нехорошее предчувствие. Солнце ещё не зашло, но некоторые из них пахли падалью.

– Римской Чуме мила комедия искусства, – пропела женщина, удерживая её на весу. – У каждого свои мотивы, но едина цель. Мы можем развлечь себя, объявив антракт, но можем разойтись врагами.

Ханна попыталась достать нож, но ей в щеку уперлось чье-то лезвие.

– Гней Сервилий Цепион, птица куда более высокого полета нежели Префект, проснулся. Его псы уже на подходе к Ровиго. Через несколько часов будут здесь, чтобы забрать тебя. Убьёшь Императора – падут сотни. Мы – Венецианская Комедия, одна из древнейших италийских семей. Псы Гнея пройдутся по нашим землям, растопчут наших детей, только чтобы вернуть тебя, но ты и моя Комедия сотрут его с лица земли, вместе со всеми упоминаниями. Выбирай, Римская Чума, жизнь в крови или смерть от моего ножа.

Один из толпы провел своим клювом по шее Ханны, выдыхая отвратительный запах гнили.

– Жизнь, – и глазом не моргнула.

– Я знаю, что в твоей власти лемур, которому доверяет Префект. Плоть от крови Императора, он сделает всё, чтобы обезопасить брата. Театр Импровизации выкрадет его, заставит прийти сюда лично и тогда, ты развлечешься.

– О каком лемуре идет речь?

– Об этой.

Один из лекарей раскрыл плащ.

– Ч-что?

– Он отказался от тебя и ты прекрасно знаешь почему. Так больше продолжаться не может, – Стивен снова поднял трубку, отвечая на звонок – Да, я ей сказал.

Ханна подождала пока он закончит и присела на стул рядом. Брат налил себе молока.

– Видеть тебя не могу, – прошептал.

Уму непостижимо. Босая, в каком-то коротком платье и с несколькими рваными укусами на запястьях, женщина помощника префекта, ради которой монстр был готов на плен, едва могла открыть глаза от потери крови. Закрывшись в номере первой попавшейся гостиницы, Ханна погрузила девушку на чайный столик, надеясь хоть чем-то помочь. Твари в масках пропали так же быстро как появились, но она ощущала их где-то там, за окном, безмолвных и выжидающих.

– Чёрт.

Ханна проверила пульс и поняв, что женщина готова умереть в любую минуту, приготовила мешок, чтобы спустить ту в воду канала. Конечно, сначала следовало вскрыть череп, чтобы предупредить заражение – кусали её с определенной целью. Жаль! Помощник префекта был очень привязан к этой темноволосой, длинноногой модели французской наружности.

– Чертовы уроды, – выругалась, оседая на пол.

План побега из страны превратился в плен. Перед глазами снова предстало черное небо с разноцветными зернами и далекий белый карлик, до которого она уже не могла дотянуться. В той стороне появилось что-то отталкивающее, буквально блокирующее приступ, заставляло стоять на месте, рядом с более яркими звёздами, к которым стремительно приближались две блеклые точки. Она ощущала это. Несколько бегущих в сумерках, голодных и быстрых, они мелькали как черные вспышки в голове, то исчезая, то появляясь на новом месте. Ровиго или нет – но твари, эти опасные твари были близко и не имели точного ориентира, который бы защитил невинных людей от их безумства.

– Какого черта вы убили её? – взревела.

– Это не мы, – ответил Квинт, садясь рядом с Ханной на карточки и протягивая бутылку. – Нас прислал Люций, он в сговоре против Императора.

Две серые звезды засветились ярче, отгоняя образы приближающейся опасности. Ханна открыла крышку и глотнула крови, прикрывая рану рукой.

– У него старые счеты с родом Сервилиев, к которым принадлежит Гней, а Эверд очень сильный обращённый к тому же, помощник одного из них. Манипулировать им может оказаться кстати, – Выражение лица Квинта утратило эмоции. – Мы не знали, что ты убивала для Императора. Охоту на тебя отменили, как только он проснулся.

– Нам тревожно, – подхватил Эфест. – У тебя нет шансов против Императора, а нам нельзя обратно, мы видели Римскую Чуму и скорее всего, будем казнены. Он убил всех, кто был в той квартире кроме Квестора и собственного брата. О тебе снова ничего не известно.

– Как ты познакомилась с ним? – изумился Квинт. – Как вы поддерживали связь?

– Мы будем с тобой, – сказал Эфест. – Не зависимо от того, какую сторону ты выберешь.

Ханна скривилась. Как будто у неё был выбор.

Весь вечер она провела за разбором схем каналов, пока парни отмывали незнакомку в ванной. Судя по всему, её инфицировали несколько дней назад, так как уже от одной близости с носителями родственной крови, тело трупа начало розоветь, смывая легкие следы окоченения и кровоподтеки. Большую часть времени девушка бездыханно лежала на кровати, иногда, очень редко, пыталась встать и опорожниться, но судя по звукам и моторике, сознание к этим действиям не подключалось. Ведь мозг до сих пор был мёртв.

Ночью онивошли в Венецию. Утренняя газета осветила несколько смертей и перестрелку в баре. Посыльный Комедии известил о том, что в результате охоты, все твари были убиты и теперь Венето ожидал делегацию с самим Императором.

– Другие братья сильнее нас, – сказал Квинт. – Флавий – дальний кровный родственник Императора и не покинет Рим только потому, что его братьям угрожает опасность, но и не станет помогать нашим врагам. Люций был инициирован во времена франко-прусской войны, но является самым сильным. Если Гней не захочет покидать столицу, он что-нибудь придумает.

– Получается, мне надо убить этого Императора во что бы то ни стало.

– Выбор есть всегда, но ты можешь встать на сторону Люция. У тебя нет никого кроме нас, – помолчав, Квинт добавил. – Фиорентин предатель, никто не мог ступить на территорию Квестора без разрешения.

На следующий день, он и Ханна стояли на платформе вокзала, ожидая, когда подъедет поезд. Эверд появился перед ними на перроне в белом костюме с иголочки, будто и не провел последние дни в плену. Увидев эти отлично уложенные золотистые волосы и сияющие в свете фонарей туфли, Ханна ожидала чего-то более агрессивного, чем этот вопрошающий тон:

– Где она? – застонал. – Где моя Виолетта? Люций предложил вместо гроба собственные ноги. Я чувствую, что она где-то здесь.

Даже сидя в гондоле помощник префекта не переставал спрашивать о том, что случилось с его ненаглядной. Когда они вошли в номер гостиной, лемур включил вторую скорость и пропал из поля зрения. В последующую секунду послышался звонкий хлопок и падение мебели. Ещё миг и золотоволосый оказался у стены на обломках тумбочки, в то время как двухметровый любитель цепей загораживал собой лежащую на кровати новообращённую.

– Как ты смеешь прикасаться к потомку рода Эмилиев, вонючее животное! Как посмел ты?! Своими грязными руками…

Видимо, помощник префекта даже не обдумывал возможность, что его ненаглядную могли обратить раньше срока и совершенно другие дядьки. На лице твари боль сменялась паникой. Братья нащупали нужную почву и взяли вольноотпущенника в кольцо. Эверд судорожно сглотнул, переводя взгляд с лемуров на свою бывшую возлюбленную. Поза выдавала его. Он полностью зависел от состояния лежавшей на кровати твари. Чтобы спасти её, он продаст не только всё, что имеет, но и себя самого. Ханна не умела играть с этой стороной монеты, её ниточками были боль и страх, но вот монстры… она часто видела, как они манипулируют привязанностями. Ханна вернулась к разглядыванию схем, когда из спальни уже начали раздаваться, мягко говоря, откровенные стоны.

Утром Квинт объявил, что Эверд дал клятву защищать Эмилию любой ценой.

– Почему вы называете её так? – спросила, видя с какой тоской золотоволосый смотрит на спящую девушку. – У неё уже есть имя.

– Она теперь одна из нас. В её венах течёт кровь рода. Согласно традициям все девочки носят родовое имя. Эмилия.

– Род Эмилиев имеет древнейшие корни, – продолжил Квинт. – Мамерк Эмил, сын Пифагора был нашим предком, а отец Максимильян – один из родоначальников линии Лепидов. «Лепид» – значит красивый. Наша линия славится отлично развитой способностью подчинять чужие разумы.

– Эмилия станет телепатом?

– В будущем, да.

– А Эверд?

– Что?

– Из какого он рода?

Эфест удивленно моргнул:

– Он вольноотпущенник. Бывший раб.

Ханна оценивающе оглядела золотоволосого монстра, будто в первый раз увидела. Тот, казалось, сжался под её пристальным взглядом.

– А вы нет? – усмехнулась.

– Нет. Мы патриции.

– А Император? Он Сервилий, что это значит?

– Император Гней из рода Сервилиев, линии Цепионов. Как и его умершие братья, необычайно физически силен. Его предки были великими воинами.

Ханна припомнила мелодичный голос Префекта и слова женщины из Комедии. Император и Префект – одной крови.

– Если Префект его брат, то почему он телепат?

– Кто сказал тебе об этом? Иллюстрий Джованни, вне всякого сомнения, принадлежит к тому же роду, но является сыном родоначальника линии Нониан, – Эфест снисходительно улыбнулся, – Он – эмпат.