Текст книги "Женить нельзя помиловать (СИ)"

Автор книги: Фрейфея

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Невербально приманить собственную туфлю – секундное дело. А швырнуть ею в спину Драко – и вовсе пустяки!

Пусть это и впервой...

Бах!

Он разворачивается и впадает в ступор, оторопело глядя то на Грейнджер, то на изящную туфельку у его ног. Гермиона, сама не ожидавшая от себя подобного, тоже застывает, ожидая проклятий, криков, ругательств. Но Малфой быстро берет в себя в руки, криво усмехается, так привычно и буднично, что у нее уже набита оскомина, ловко приподнимает башмачок и… ставит его на комод у двери,

– Теряешь сноровку, Жаба! Неубедительный довод, да и не трогает как-то!

Она чуть не захлебывается возмущением от таких заявлений. Злость на ослиное упрямство Малфоя оказывается сильнее чувства вины из-за него же:

– Да ну?! Может, стоило бросить посильнее? Чтобы до тебя, дурака, дошло... – Гермиона замолкает. Опять не то. Признание не помогает.

– Так в чём же дело?! Давай! Ты у нас специалист врезать со спины посильнее! – Драко театрально протягивает туфельку как приглашение к действию, но что-то подсказывает – речь не о ней. Внутренне Малфой уверен – Грейнджер не посмеет проделать подобное еще раз. Так и есть. «Оружие» возвращается на комод.

– Да что же ты за человек!.. Такой...

– Уж каким родился! Другого не будет. Я не Поттер, с которым у тебя гребаная душевная близость, не рыжий придурок, с которым ты спала! Я – Малфой, злой, эгоистичный, ревнивый, который ни на что не годен, кроме как трахаться! – ехидно. – Но, мать твою, любимый... – во весь голос. Издевательски. Усмехаясь. Стараясь задеть. Показать себя во всей красе.

И что в ответ?

Еще одна туфля – в лицо.

Только реакция спасает Драко от сумасшедшего бладжера в виде обуви – он пригибается, счастливо избежав малоприятного попадания прямо по лбу. В серых глазах – удивление. Негодование. Неверие в случившееся – всё-таки посмела! Слава Мерлину, мимо... А то бы!..

«Ведьма!» – в глазах Драко почти восхищение.

«Я промахнулась?.. И пусть!» – мелькает в голове Гермионы шальная мысль.

Но молчаливый диалог оставлен без внимания – ведь Малфой ещё не всё сказал.

– Нарываешься, Грейнджер? Как же трепетно ты выражаешь свои чувства, – снова сарказм. – Прямо прелюдия – не меньше, ласковая моя! Е-е-ещё-ё-ё... Покажи, как ты меня любишь! – так желчно и колко, что можно почувствовать кожей всю ядовитость этих слов.

Гермиона не выдерживает:

– Я не люблю тебя! – громко. С вызовом. – Так тебе больше нравится? Слышать такое приятнее?

Теперь она неумолимо движется вперед, выкрикивая в лицо:

– Привычнее? Это то, что ты хочешь?

Глаза напротив чуть округляются. Губы приоткрываются. Но Гермиону уже не остановить:

– В постели, когда жарко дышишь мне в шею? На столе, заглушая мой крик рукою? Когда ведешь себя невыносимо?

Но Малфой не намерен уступать. Только не теперь, потому что почти выиграл. Или проиграл? Нередко эмоции берут верх над рациональностью.

– Я всегда так себя веду, да? Иначе не умею! Я ненавижу, когда ты такая! Когда ты мне врёшь! Когда молчишь, строя из себя... – голос срывается на крик. Потом Малфой осознает суть и шипит: – Так... А что тебе в этом не нравится – постель? Мои руки? Или я сам?

Драко смотрит на нее, но видит совсем другое. Голая. Развратная. Только с ним… Для других – леди во всем! Твою мать, это невыносимо! Он снова хочет ее. Даже сейчас. Нет, сейчас особенно!

Все эти претензии выглядят необоснованными и притянутыми. Или это вопль отчаяния? Вопросы остаются без ответа. Будто Гермиона пропускает сказанное мимо ушей.

– Повторяю, что тебя в этом не устраивает? – Драко задевает за больное. Страсть – единственное, что у них было? Есть? Будет? Разве это называют не по-другому? Чем-то большим...

Гермиона выговаривает громко и четко, вбивая слова будто осиновый кол в сердце:

– Мы одержимы друг другом. Синяки и укусы – уже норма наших отношений... Нет, мне так нравится. И я признаю это. А ты... Ты всё переворачиваешь! Что за признание ты хочешь услышать? Кто из нас сейчас врет? Тебе наплевать, если нам обоим плохо, лишь бы не казаться слабым? Скажи… – голос дрожит. Но произнести вслух – страшно. Больно. И необходимо.

Гермиона делает над собой усилие и заканчивает твердо:

– Неужели ты готов вот так перечеркнуть всё разом? То особенное, что у нас есть?

Недолгая пауза.

– Да, – неуверенно. И жестоко. – «Но, Мерлин, как же больно!..»

Гермиона вздрагивает. Усилием воли пытается сдержать слёзы. И негромко отчеканивает:

– Да пошёл ты! – похоже, все аргументы, кроме этого, закончились.

Драко застывает.

– Что ты?.. – тихо. Не веря. Почти зверея. – Какого?!.. – он стискивает зубы, стараясь не послать в отместку, потому что…

«Заткнись уже, Грейнджер! Ради Мерлина… Иначе заткну тебя сам! По самые... Самые... Самые. Жестко. Без приглашения!»

Ну не идиот?! И еще тише, пытаясь скрыть желание:

– Гермиона...

В ответ – хлестко, как плетью, наотмашь:

– Не люблю! Не–на-ви-жу! Катись к чертям, Малфой!

Драко, не ожидавший перемен, тем более таких полярных и так быстро, приглушенно протестует, закипая от гнева:

– Ты уже сказала, что любишь! – рука тисками впивается в обнаженное плечо. – Не смей брать свои слова назад! Не теперь. Что ты творишь, черт возьми? – ослабляет хватку, наблюдая, как собственные пальцы скользят вниз к локтю. Отпускает. Отступает назад, подальше от искушающей близости и поближе к выходу. Разговор не закончен. Не на этой ноте!

– Думай, как знаешь, – уже тише говорит Гермиона. Она устала ругаться. – Ты в состоянии отличить ложь от правды? Так реши уже для себя: чего ты хочешь!

– Тогда и ты определись, наконец, что для тебя важно! И не смей мне лгать! Я жду...

– Нет, Драко! Сейчас твоя очередь! Сердцем решай, какая правда тебе нужна! А не упертой до идиотизма платиновой башкой! Не ревнивой натурой, а сердцем! Оно ведь у тебя есть, я точно знаю. Не медли, Малфой! Выбирай. Свою. Правду.

Он надменно разглядывает Грейнджер. Цинично кривит губы. Кажется, еще немного – и Драко рассмеется. Жестоко. Зло. Отчаянно. Только это всё напускное. Потому что кровь пульсирует, отбивая в венах: «Заткни. Её. Наконец».

Видя, что он не очень-то спешит разбираться в себе, Гермиона швыряет в него свою волшебную палочку. Уже слабее. Глупо. На эмоциях. Точно в грудь – теперь не промахнулась.

– Прекрати драться, Грейнджер! – шипит он, перехватывая занесенную в поисках очередного «довода» руку, крепко сжимая запястье и опуская вдоль тела. – Хватит! – подталкивая назад, придерживая за талию. Впиваясь в губы с каким-то остервенением. Резко отстраняясь, понимая, что произошло – он проиграл. Ее губам. Горьким от упреков и сладким от признаний. – Хватит...

Гермиона упирается поясницей в острый край подоконника, она хочет уже высказаться по новой, но Драко опережает ее:

– Ты. Меня. Любишь, – губы почти касаются губ. Его пальцы скользят по щеке, погружаются в волосы. – Всё. Точка! – рука сжимает их в кулак, чуть оттягивая назад. – Тебе это ясно, Грейнджер?

Конечно, им обоим давно всё ясно… По тому, как ее губы приоткрываются в предвкушении… А его рука сильнее наматывает волосы... По тому, как пылающие серые глаза задерживаются на бешено бьющейся вене на шее… По участившемуся дыханию…

Их одержимость. Проникает в кровь. Бьет по нервам. Желание ярко пульсирует, приказывая поддаться ему.

Гермиона улыбается, чувствуя, – Драко ломает. Уязвленная гордость уступает место иному. Особому. Долгожданному.

И это уже неизбежно, потому что его горячий язык скользит по трепещущей жилке вверх. По шее, подбородку… Ее губы приоткрываются и…

– Не яс… – только и может произнести Гермиона в нелепой попытке опровергнуть истину.

Драко не даёт спорить дальше – просто целует. Приподняв как пушинку, рывком усаживает на подоконник.

Целует жадно. Измученно. Не останавливается. Терзает губы, как сомнения и обида терзали его.

Гермиона и не пытается сопротивляться – не сдерживаясь, еле слышно стонет, притягивает Драко за лацканы пиджака так сильно, что нитки в швах трещат.

Так правильно. Честно. Неужели только что они сами чуть не сломали все, что было между ними? Не вырвали? С корнем? Глупо и мучительно?

Гермиона яростнее впивается в бесстыдно-жадные губы. Дыхание сбивается. Нетерпеливые пальцы перехватывают платиновые волосы на затылке, бездумно приковывая Драко к себе, желая одного: стать еще ближе. Чтобы не смел больше уходить! Чтобы не лишал ее этого сумасшествия. Потому что эти губы способны заглушить почти всё: голос разума, тоску, боль...

Тонкие девичьи пальцы, с нажимом, движутся вниз, лихорадочно сминают плечи сквозь плотную ткань, понимая – к черту её! Фрак резким движением сдергивается до самых локтей, вынуждая Драко выругаться и ошалело, путаясь, отбросить его подальше.

Гермиона тянет слишком тугой узел «бабочки», суетливо, отчаянно дергает за воротничок, чувствуя всем телом почти невыносимый «голод». Под кожей. Внутри...

Главное – ощутить Драко. Всего. Голого. Горячего. Возбужденного. Видеть его. Каждое движение мышц, испарину, удовольствие в глазах. Обнять. Руками. Ногами. Раствориться в ласках, глотками – алчно – пить чистое незамутненное наслаждение, отдавая взамен всю себя.

И, бог мой, как хочется большего...

Только...

Они столько раз раздевали друг друга, но сейчас... Руки мешают, сталкиваются... Пальцы дрожат, путаются в одежде. Не от страха – от необъяснимого нетерпения. Петли и крючки кажутся слишком маленькими, а пуговиц почему-то становится гораздо больше, чем нужно. Невообразимо больше!..

– Чертова одежда! – шипит Гермиона, наконец, справившись с предательской «бабочкой». Непослушные пуговицы она вырывает с мясом. Плевать на все, кроме желания, диктующего каждое движение и звук. Жилет летит в дальний угол комнаты из ненависти. Не к Драко. К куску ткани.

– Гребаные тряпки! – Малфой хрипит. Одним рывком, без магии, срывает лиф. Прихватывает пальцами сосок, на глазах сморщившийся от желания. По-хозяйски сжимает грудь, возбуждающей тяжестью легшую в руку. Просто мужчина. Который хочет. Который любит... Вот так.

Напряженное, как оголенный провод, тело ноет, требуя нетерпеливых рук. Горячих и жадных губ. Языка.

Но этого мало. Слишком мало. Чертовски мало.

Мучительно мало...

Гермиона на грани.

Драко нужен ей весь. Немедленно!

Он, будто прочитав мысли, задирает тяжелый длинный подол платья. Сильные руки, яростно вжимаясь в кожу, скользят по горячим, восхитительно гладким, голым ногам Гермионы. Вверх. Раздвигая их. Серо-черные глаза отслеживают край ткани, хищно оценивают оставшиеся сантиметры. Уже так близко... Запредельно.

Наконец-то...

«Твою мать!..»

Потому что... охренительно красиво.

– Грейнджер, где твои трусы? – Малфой уже ничему не удивляется. Главное – она рядом. – «Послушалась... Моя девочка».

– Тебе, правда, интересно? – выстанывает она, остервенело дергая за ремень, пытаясь добраться до члена.

Бесполезно... Потому что нахальные пальцы Драко медленно скользят между ног… Оценивают, вызывая развязное «да-а...»

От этих звуков ему сразу становится невыносимо. Тесно. Больно. Жарко. Хочется покусывать. Пощипывать. Сцеловывать жадно-голодные стоны и вдыхать сладкое «еще».

Страстная. Влажная. Готовая на всё.

Его терпения хватает лишь на то, чтобы самому расстегнуть ширинку, еще плотнее прижать ее к себе и рывком, до упора, войти на всю длину.

Гермиона чуть вскрикивает. У нее перехватывает дыхание, когда Малфой начинает двигаться резко и сильно. Он выбрал слишком быстрый темп, но это именно то, что нужно сейчас. Обоим.

Воздух тяжелый и липкий. Сердце скачет, как сумасшедшее. У Него. У Неё. Она рвано дышит. Горячо. Втягивает воздух, уткнувшись в плечо. С шумом, забываясь от чуть болезненного удовольствия. И это возбуждает еще сильнее. Хотя больше уже невозможно.

Гермиона притягивает Драко за шею еще ближе. С каждым толчком он будто вымещает обиду и злость, заодно вбивая непреложные истины: «Не. Смей. Никогда. Боль-ше. Ни-ког-да. Я. Ска-зал»! Согласие не требуется. Ведь и так все ясно.

– Ты. Этого. Хотела. Этого?..

Гермиона выдыхает: «Драко!». Надрывно. В голос. Не сдерживаясь.

Бьется затылком о стекло от резких толчков. Пытается что-то сказать – бесполезно. Малфой зажимает ей рот, наказывая. Она целует его руки, чуть прикусывает пальцы и шепчет, шепчет:

– Люблю… Тебя… Люблю…

Драко не отвечает, только путается в мыслях и ощущениях: «Как же … Черт! Хорошо… Бл…»

Она чувствует пульсацию внутри, видит бисеринки пота и слышит полузадушенный стон... Ощущает сильный укус за ушком…

Всё.

Но осталось сладкое послевкусие. Ей немного не хватило, чтобы кончить. Но это потом. Потом… Главное, они вместе. Здесь и сейчас.

Стальной взгляд непривычно мягок и ласков.

– Скажи мне это еще раз. Только правильно. Глаза в глаза, – низким рваным шепотом, от которого на душе становится тепло и спокойно, а тело молит о продолжении, требует Малфой. – Скажи. Что любишь.

– Люблю тебя, – так же тихо отвечает Гермиона, упираясь кулаками в его грудь по инерции. Видит – он снова с ней. Мыслями и желаниями. Но задает главный вопрос: – А ты?

– А ты подумай своей умной головой, – еще тише шепчет Драко и прижимает ее к себе.

Крепко. Сильно. До боли. До синяков. Но Гермионе впервые за эти сумасшедшие сутки становится хорошо. Она на своем месте. С ним. Навсегда. И Мерлин со всем остальным!

***

– Так, ша! – Ворчелло Красноречивый окинул взглядом толпу из придворных, гостей столицы и прочей шушеры. – Вы что, только есть сюда пришли? Куда вы вперед батьки? Вон из-за столов! А то обижусь и издам указ о том, чтобы не жрать после шести!

Женская половина зала зааплодировала, заахала, заохала. В отличии от противоположной. Гномы слегка обалдели – кто-то даже вином поперхнулся, а у кого-то кусок в горле застрял.

– Так свадьба же, – вякнул некто, предположительно, министр по связям с общественностью.

Остальные дружно, как китайские болванчики, закивали… «Нет, завтра же устрою смотр, – кисло подумал Его Величество, сдвигая корону на бок, чтоб не висла на ушах. – Работнички, твою мать! Ой, нет! Завтра важные государственные дела – через неделю освобожусь и устрою им гонки по вертикали!»

Под важными делами Ворчелло Радеющий О Благе Гномов подразумевал королевское похмелье. Дочку замуж сплавлять – наиглавнейшая государственная задача! Так что, может, и на месяц дворец из строя выйдет… Пока никто не проверял.

Толпа роптала и безмолвствовать не желала. Обнаглел народ – только крутые меры и понимает. Пришлось прекращать либеральничать и звать палача. Плюгавенький, даже по меркам подземных жителей, блюститель дисциплины с обшарпанным чемоданчиком (содержимому любой инквизитор позавидует!) быстро навел порядок, выгнал зарвавшихся гостей из-за столов (заодно почетные места освободились). Когда все выстроились полукругом, рыжее чудовище со странной кличкой Живоглот вытолкало на середину Клеопатру с женихом. Та отчего-то даже не возмутилась на подобное обращение – Ворчелло приосанился. Не иначе заезжие гастролеры и впрямь волшебники! Во как ловко с Клёпочкой справляются.

– Начинайте уже! Общественность готова! – задние ряды напирали на передние, отчего образовалось небольшое столпотворение – гномы переживали, что обед прокиснет с этой церемонией.

Клеопатра посильнее прижала полузадушенного Цезаря к могучей груди – и милостиво кивнула:

– Давай, папаша, благословляй!

– Нам еще стране угля давать! – пискнул слизняк, прибалдевший от неожиданно обретенного богатства десятого размера, и тихо невесте на ушко: – Драть буду, как сидорову козу, и во всех позах!

Все присутствующие разом замолкли: покрасневшая и смущенная принцесса – зрелище не для слабонервных! Король даже прослезился – будущего зятя он уже почти уважал. А что, слизняк – это временно! Лишь бы гном, тьфу, колдун был хороший. С клепоусмирялочкой в штанах! Кстати о палочках…

– Эй, как там тебя? Министр по угождению мне любимому! Тащи сюда дубинку да потолще!

– Я Хранитель королевских регалий! – тихо возмутился вышеупомянутый, а вслух подобострастно проблеял: – Скипетр, Ваше Величество?

– Ты что, глухой?! – гаркнул Ворчелло Разбушевавшийся. – Женилку мне неси! Совсем страх потеряли!.. Эй, палач, выплюнь курицу и проводи этого дубину за дубинкой в королевскую сокровищницу! Да не в государственную, в мою личную! Под кроватью. Я там за тридцать лет большую коллекцию палочек для бракосочетания собрал. Да шевелитесь, а то уволю всех к ядрени фени! Без выходного пособия!

Потом повернулся к дочке и затараторил:

– Ты не думай, Клёпочка, все из лучших пород древесины. А всё мамочка твоя…

– Маму не трожь! – пробасила принцесса и обратилась уже к жениху: – А ты чего молчишь? Не превращаешься? А то папочка сейчас как даст дубинкой по лбу – размажет по стенке! Что, мне еще тридцать лет в девках ходить? Не согласная я!

Эйвери, не знакомый с брачными обычаями гномов и по дороге пропустивший болтовню садовых вредителей мимо ушей, хотел уже уползать от греха подальше. Живой слизняк круче мертвого Цезаря. А он помирать еще не готов! Молодой еще, зелененький, пятый десяток разменял. Недавно…

Но бдительный Живоглот вовремя схватил смелого на словах дружка за шкирку и церемонно поклонился Клеопатре:

– Ваше Высочество! Я знаю о щепетильности вашей натуры (хмыкнул в усы) и строгости королевского воспитания (еще один незаметный смешок!), но церемонии мало. Избранница Цезаря должна проявить мужество и великодушие и облобызать прилюдно будущего супруга и повелителя в анимагической форме его. Желательно, с любовью! И тогда он Ваш и душой, и телом. На веки вечные! – рыжий подхалим вдруг не на шутку занервничал, как бы вся эта затея с поцелуем не накрылась медным тазом.

Слизняк во все глазки-перископы уважительно уставился на лохматого пройдоху – не кот, а чистый дипломат! Хоть с почетной миссией его за границу отправляй! Но Живоглот уже бесцеремонно тряс Эйвери и тихо шипел:

– Я разве один отдуваться должен? А ну-ка, собирай остатки своего аристократического воспитания и быстренько подтверждай мои слова! Комплименты разбазаривай! А то останешься анимагом-недоучкой! Правда, ненадолго. Тебя принцесса с потрохами сожрет. И без соуса! Ты ж ей там что-то на ушко шептал? Вот и еще раз постарайся!

Цезарь, конечно, слыл тугодумом, но строптивых дам укрощать умел. Иногда. Поэтому покопавшись в своем небогатом любовном арсенале и мысленно представив последствия неудачи, слизняк сначала побледнел, потом позеленел, а потом стал нежного серобуромалинового оттенка. А Живоглот, махнувший на того лапой, решил сам спасать положение и тут же объяснил наследнице престола и ее отцу, удивляющимся такой цветовой гамме жениха:

– В переводе на нормальный язык – Цезарь уже пылает от любви и переживает, что не вызовет в вас ответного чувства, Ваше высочество! Поэтому не томите! Дайте ответ!

– Ты, это, красавишна моя, – булькнул Эйвери, старательно подыскивая эпитеты, – любимая… Единственная… ээээ… пирожок мой сладенький. С изюмом…

Клеопатре с роду никто таких ласковых слов не говорил. Поэтому она сначала остолбенела. Молчала минуты две. Потом прослезилась даже! Ей! В любви! Признались! Да за это….

– Согласна! – заорала счастливая принцесса и выхватила жениха из лап пушистой свахи.

Эйвери тут же вытянул губы трубочкой. Наконец-то его поцелуют! Ураааа!

– А ну стой! – вмешался король. – Куда лезешь, губищами? Доченька, неприлично это! Он же... животное!.. Еда! Отечественным производителем и не пахнет!

– Ша, папаша! – Цезарь уже осмелел, принаглел и разболтался. – Иначе конь мой боевой, тьфу, рыжий вмиг напомнит кто тут животное, а кто злой волшебник по имени Цезарь Мстительный! И производительный, – быть смелым за чужой счет – типичное Пожирательское дело.

– Ты, это, не менжуйся – а давай целуйся! – скандировала толпа заждавшихся обеда гостей. – Время спать – а мы не ели!

– Сейчас король речь толкнет, палкой успокоит обоих – и начнем! – подначивали с другого конца залы.

– Дык, я о потомстве исключительно, – стушевался король. – Но если дочка не против, я молчу… молчу.

– Дочка не против! – и Клеопатра смачно, вложив всю нерастраченную любовь и здоровые потребности молодого организма, чмокнула слизняка прямо между рожек.

Где-то стукнуло, брякнуло. Погасли все свечи, и тронная пещера погрузилась во мрак.

– Кина не будет – электричество кончилось, – пискнул кто-то.

– Спокойствие, только спокойствие, – мяукнул Живоглот, очень даже ожидавший подобного пердимонокля. – Это издержки магии. Просьба не разбегаться и не наступать на пятки! А то сейчас всех заколдуем! Запасайтесь гробами, дьяволы! Эй, шутка! Шутка!

«Эх, хорошо, что я со светлячками договорился, чтоб вовремя погасли. Нет, я точно гений! Эйнштейн и бард Бидль в одном флаконе! Погоди, Люциус, я тебе покажу, как меня лизоблюдом называть! Самолично мне фуа-гра принесешь, валерьянки накапаешь и Мамбочку на блюдечке с голубой каемочкой пришлешь! А не то… Сдам тебя Нарциссе с потрохами».

Живоглот тщательно всматривался в непроглядную темноту…

***

Драко, уже одетый, не спеша, руками, поправлял выбившиеся из прически локоны Гермионы и не мог поверить в то, что несколько минут назад всерьез хотел уйти от нее. От этих мягких волос, от привычки чуть царапать его плечи после близости, от губ, которые были прекрасны, даже когда она злилась. А уж когда соблазняла... Да, он хотел сбежать от этих гриффиндорских выходок и принципов... Как дурак.

Сколько раз они ссорились? Расставались? Никто не считал. Но Гермиона была права – всегда возвращались друг к другу. Ох, как он ненавидел ее когда-то за то, что его тянуло вернуться к этой несносной Жабе, к ее правильностям и невозможностям, к их милым издевкам, к ее поцелуям и ласкам, жадным укусам и стонам, обещая себе, что это в последний раз. Гермиона Грейнджер незаметно стала единственной. Родной. Необходимой. Бред какой-то! Как и взаимные забавные выходки в образе лягушки в надежде помириться... А уж пытки квакающими серенадами ради согласия выйти замуж...

Драко невольно улыбнулся воспоминаниям и слегка потянул Гермиону за руку:

– На выход, Грейнджер! Поженимся и вернемся к типично-нетипичным привычкам вести переговоры, – он едва-едва коснулся губами ее губ. – Я почти не сержусь на тебя.

– Почти? – слабым голосом. Со вздохом. С такими знакомыми нотками, говорящими: она только что занималась любовью. С тобой.

– Ну, хорошо, заставила – совсем не сержусь. Гермиона, больше никаких секретов! Уяснила?

Она молча кивнула, спускаясь ослабшими ногами с подоконника на пол.

– Поженимся? – даже не верилось. – А как же?..

– А штырехвост с ним! – Малфой без труда угадал направление разговора. – Сегодня нам кольца не найти, так? Иначе бы ты из кожи вон вылезла, но не позволила зайти проблеме так далеко.

– Про... – Гермиона замолчала, потому что Драко намеренно сильно припал к губам, обхватив голову ладонями.

– Всё. Хватит. Я понял. Простил. Перестань. Или я пущу в ход самое страшное оружие!

– Лорд Малфой, – Гермиона улыбнулась. – Предупреждаю... ничего незаконного! Не сегодня! И никаких больше лягушек!

Она, под пристальным взглядом, неторопливо, всё еще немного потерянная после жаркого примирения, поправила рубашку, чуть выбившуюся из брюк с одной стороны, и театрально осуждающе посмотрела на Драко.

– Вообще-то, я про палочку и шантаж, – ёрничая, уточнил он. Как будто, последнее считалось чем-то законным! – А теперь жемчуг... Время не терпит, – Гермиона почти не удивилась, что кое-кто решил не останавливаться на достигнутом. К чёрту правила, когда они и так нарушены!

– А, точнее, Малфой! Я помню про обещание, но мы же только что...

Он поймал ее руку у пряжки ремня и легонько стукнул подушечкой пальца по кончику носа наглой искусительницы. Нет, идея продолжить нравилась, но пора и про церемонию вспомнить. Пока гости не разбежались.

– Озабоченная ты моя, мы еще вернемся к этой теме. Не сегодня! – Драко весьма похоже передразнил Гермиону. – Нам понадобится хоть какое-то кольцо. Трансфигурация – твой конек, но сразу говорю, что я справлюсь лучше! Никаких возражений – я почти злой волшебник с преступным прошлым, – с некоторых пор тема «я бывший Пожиратель смерти» стала у него поводом для шуток.

Драко потянулся за волшебной палочкой. Несколько взмахов – и довольно красивое кольцо с розовым бриллиантом оказалась на ладони Гермионы. Еще пара движений – и платье невесты приобрело безупречный вид.

– Крёстная фея ты, Малфой, а не злой волшебник.

– А вот за это, Грейнджер, минус одно «я сверху», потому что звучит издевательски, – стандартная угроза за подобные выражения после секса. Пустая. Как обычно.

И тут раздался стук в дверь. Осторожный. Но настойчивый.

– Мама, – Драко узнавал Нарциссу даже по манере стучаться. – Войди, мы уже... кхм... закончили, – прибавил уже серьезно, с трудом сдерживая истинные эмоции – захотелось сказать Гермионе, что он так надеется, что это безумие между ними никогда не пройдет.

Миссис Малфой вошла в комнату как истинная хозяйка дома: неторопливо, гордо и деловито.

– Гермиона, Драко, я только что узнала, у вас пропало кольцо верности. Отец рассказал, – предвкушая вопрос, поспешила уведомить сына об источнике подобных сверхсекретных сведений. – И я думаю, у меня есть решение. Люциус, не стой в дверях! Тебя это тоже касается.

Глава рода медленно и нехотя переступил через порог.

– А без меня никак? Мне нужно... к гостям. И подготовиться к церемонии.

– Люциус! Лорд Малфой всегда готов к трудностям. И пора уже тебе узнать правду. Неприятную... – Нарцисса заметила, что муж потянулся за своей палочкой. Не то, чтобы леди Малфой боялась его... Просто понимала: проблем не избежать. А уж многодневных ворчаний и сцен – как пить дать! И утренняя гонка за удовольствием может стать последней. В этом месяце.

– Можно подумать, эта твоя правда чаще всего бывает приятной! – ехидно продекларировал несостоявшийся беглец от нелегких разговоров. Что-то внутри подсказывало: сейчас тот самый случай.

Гермиона невольно дернулась к выходу, но Нарцисса заметила это:

– Останьтесь, мисс Грейнджер. Так будет лучше, – и та поняла, что некоторая поддержка жене лорда не помешает. А присутствие детей – какой-никакой сдерживающий фактор для гнева отдельного представителя непредсказуемого рода Малфоев.

Словно почувствовав семейные разборки, на пустом портрете нарисовалась вредная родственница.

– Я не опоздала?

– Ну как же без вас, милая тетушка! – ядовито ответил Люциус. – Не понимаю, как с такой страстью совать свой нос в чужие дела, вы прожили неимоверно долго?!

– Эле-е-мента-ар-но, – протянула Брунгильда. – Всегда умела затыкать недовольные рты и прочие части тела. Да и палочкой владела куда искуснее некоторых! – намек на Главу рода был очевиден и ему самому.

– Спалю я тебя, ей-Мерлин! К дракловой бабушке спалю!

– Ага, рискни, мститель белобрысый... – усопшая родственница и при жизни не стеснялась в эпитетах. – Твоя очень умная тетка, то есть я, уже лет триста назад об этом позаботилась: непотопляема, несмываема и несгораема! Как сейф в Гринготсе! – Брунгильда продемонстрировала весьма неприличный жест. Драко невольно прыснул, чем вызвал еще большее неудовольствие отца. – Нарциссочка, может, не надо?! Весело же...

Больше всего Гермионе хотелось заткнуть уши. Но раз уж подписалась быть женой Драко, то обязана принимать всех его родственников: живых и мертвых со всеми их тонкостями взаимоотношений и далеко неидеальными характерами. Без масок и напускной чопорности.

Нарциссе было неловко, но сейчас именно тетка собиралась принять весь удар на себя: любила ее старая ведьма и рубить невинную голову не позволила бы. Противоречивая натура! Как и многие Малфои. Люциус ее уже и так недолюбливал – ничего не теряла. Кроме «Кабаньей головы», конечно.

– Брунгильда, прошу вас. Я не меняю решений, – не разводя лишних церемоний Нарцисса схватила мужа за левую руку и стянула с пальца кольцо. Негодующий Люциус рассматривал опустевшее место потрясенный.

– Это же бесценный подарок от горячо любимой тещи! – тон, правда, утверждал обратное. – Ко дню нашей свадьбы!

Злобный смешок с портрета не предвещал ничего хорошего. А миссис Малфой, не собираясь отступать, уверенно продолжала:

– Сынок, ты можешь воспользоваться кольцом верности Блэков. Оно подходит для любого из супругов. И его можно снять в любой момент, оно всё равно отреагирует на измену, как только вновь окажется на руке. Как и положено, каждый новый свадебный ритуал заменяет предыдущий. Всё просто.

– Но как?.. – Люциус оторопел. Было непонятно, к чему именно относится вопрос: к магии кольца или к очевидно многолетнему одурачиванию лорда Малфоя. – Нарцисса!

– Как ты живешь с этим несмышленышем, Цисси? – Брунгильда рьяно почесала затылок, приподнимая розовый парик. Видно, зуд доставал не на шутку. – Откуда кольцо поймет? Ему твои кобелиные глазища не нужны! Достаточно того, что ты сам будешь об этом знать, Люциус! Обливейтом кольцо не обманешь. Что, круто?! Не то, что наше.

– У тебя есть такое кольцо? – гневно обратился он к супруге. Рассудок Главы рода, вероятно, отказывался принимать неприятную правду, раз вслух произносились откровенные глупости.

– Цисси, я, наверно, ошиблась, – тетка не унималась. Ядовитое «пф» стало еще одним доказательством. – У него мозгов даже на загулы не хватит. Кольцо всё это время было у тебя, Лютик бестолковый! У. Тебя.

– И ты молчала?! Нарцисса! – лорд Малфой рвал и метал. Оскорблять его в присутствии грязнокровки! Дурачить столько лет! Бездумно мечущаяся волшебная палочка от портрета к жене лишь подтверждала состояние «Я вышел из себя и кому-то сейчас непростительно достанется!»

– Я не знала, – поспешила оправдаться супруга, самолично вкладывая магическую драгоценность Блэков в руку сына. – Пока мне Брунгильда не рассказала. Пару дней назад. Оказывается, моя мать поделилась с ней. По секрету.

– Теща? Ну кто же еще?! – Люциус ударил тростью по дубовому паркету так сильно, что тот не выдержал – дал трещину. – Друэлла меня терпеть не могла!

– А за что тебя было любить, блудливый ты наш! – ненавистная тетка отбросила парик в сторону, обнаружив редкие седые волосенки. – До свадьбы гулял как мартовский кот. Тебе повезло, что Друэллочка не знала, какое мерзкое наказание ты придумал для нашей Цисси – неприличные надписи по всему телу. Извращенец! Мне Абракас проболтался. Старый к...

– Брунгильда! – Люциус побагровел, но та всё равно оставалась спокойной как флобер-червь. Волшебная палочка взметнулась в воздух, но импульсивная попытка сжечь картину не увенчалась успехом – только рама подпалилась.

– А знаешь, что горячо любимая теща придумала тебе в назидание? Чудная женщина, – болтливая старая перечница мысленно уже ладошки потирала. А если быть совсем точной – поднесла вертикально поднятые указательные пальцы к вискам. – Рога! Уж не знаю, как надолго, но роскошные – это факт!