Текст книги "Под светом убывающей луны (СИ)"

Автор книги: Freude der Berge

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

========== Глава 1 ==========

Скрытого за тяжелыми свинцовыми тучами солнца не было видно. Хмурое небо будто убеждало, что уже глубокий вечер, хотя день не успел перевалить и за половину.

Ветер, слишком промозглый для страны с таким мягким климатом, шелестел в кронах деревьев, плотной стеной стоявших невдалеке. Кроме него слышалось лишь тихое звяканье пластин доспехов и редкое бряцание оружия. Зеленая поляна, укрытая сочной травой, казалось, замерла в ожидании бури.

Мелькнула молния, и следом за ней – раскат грома. С неба сначала мелко, а затем всё чаще полил дождь. Капли разбивались о серые, синие, красные и редкие зеленые пластины металла, впитывались в жесткую защитную ткань, стекали вниз по волосам, застывали на ресницах.

Шиноби кланов Учиха и Сенджу выжидали сигнала к атаке. В первых рядах замерли ветераны, лучшие воины, зачастую знакомые противникам не только в лицо или поименно, но и манерой боя, любимыми техниками. Во главе Сенджу Ичизоку стоял Буцума, сильнейший шиноби клана, и напряженно следил за малейшими движениями единственного сравнимого с ним по силе врага напротив. Подобно ему, Хаширама и Тобирама, сыновья главы клана, тоже знали, с кем именно им придётся сражаться – отпрыски врагов, оба с иссиня-черными небрежно разбросанными по плечам волосами, замерли напротив, дожидаясь атаки.

Не теряя полученного времени, Хаширама, не оставляющий надежды образумить Учиху Мадару, своего друга, хоть тот и не желал больше называться им, сверлил личного соперника взглядом. Мадара отчего-то не мог выдержать эту игру в гляделки долго и часто отводил глаза в сторону, подавляя что-то совершенно неуместное, поднимающееся изнутри. Он бы даже начал чувствовать вину, если, в который раз поймав взгляд Сенджу, не наткнулся бы на смешинки в нём.

Дождь шёл уже довольно сильно, а Хаширама с трудом сдерживал смех, глядя прямо на него. Мадара с недоумением чуть нахмурил брови, будто спрашивая: «Ты чего?». У Сенджу дрогнули плечи. Его младший брат косо неодобрительно глянул на него.

В этот момент Учиха Таджима, внимательно оглядывавший количество врагов и анализировавший шансы клана на победу, наконец удовлетворился увиденным (если Сенджу и превосходили их числом, то слишком сильного перевеса всё равно не было), перехватил поудобнее рукоять танто и дал отмашку:

– В атаку.

Шиноби сорвались с мест, абсолютно беззвучные до тех пор, пока мечи не встретились с громким лязганьем, с искрами. И в тот же миг тишина оказалась разбита окончательно. Задрожала земля под мощью техник дотона, разгорелось, обжигая, учиховское пламя. Редкие водные техники под дождем становились намного сильнее и эффективнее, и вскоре равнину заволокло белым горячим паром.

Но грозе было всё равно на земные склоки, стычки и войны. Капли разбивали плотный белый клок пара, но сами тут же с шипением становились его частью. Те шиноби, что на миг отвлекались перевести дух, чувствовали, что вся одежда уже насквозь промокла, а холодные капли смывали кровь с доспехов. Часто темное небо разрывали вспышки молний, раскаты оглушали.

Тобирама вступил в бой одним из первых, схлестываясь со своим личным врагом, Учиха Изуной, что казался младше его если не на целый год, то на половину уж точно. Но, юркий и ловкий, тот с легкостью избегал мощных атак меча Сенджу, и Тобирама, которого неспособность победить сначала сильно раздражала и приводила в ярость, теперь мог признаться хотя бы себе, что их бои медленно, но верно начинали приносить ему удовольствие.

Совсем, совсем немного, так, самую малость.

Младшие братья не испытывали никаких лишних чувств, которые терзали и тормозили старших. С последней, роковой встречи на реке прошло чуть больше двух месяцев, во время которых недопонимание и ощущение неправильности всё больше росли между ними.

Хаширама всё время смотрел на бывшего (сам он, впрочем, с этим мириться откровенно не желал, надеясь всё исправить) друга с надеждой, упрямо ловил его взгляд, напрочь позабыв про шаринган. Мадара, впрочем, кажется, тоже или забыл про свой новый козырь, или же просто ещё не до конца научился им пользоваться, постоянно отводил глаза, даже не пытаясь поймать противника в гендзюцу.

Учиха же не желал с ним говорить, предпочитая драться молча – он ещё не решил, как объяснит Сенджу-придурку свою правоту, как убедит в необходимости разрыва, ведь они, биджуу побери, вообще-то кровные враги, которые должны желать вцепиться друг другу в глотки… а не пытаться заглянуть этими наивными глазёнками в душу! Он вообще шиноби или нет?!

Мастерство боя всё же убеждало, что да, шиноби, и ещё какой. Но чужие приёмы, выученные ещё во времена общих тренировок и не потерпевшие серьёзных изменений за этот сравнительно небольшой срок, позволяли не слишком напрягаться и почти не следить за боем, а раз за разом находить глазами брата (как он там?) и стараться держать его поблизости.

Недавно пробужденный шаринган «радовал» носителя не только некоторой бесконтрольностью, но и сильной головной болью – как бы какой удар не пропустил. Младший Сенджу та ещё внимательная и хитрая зараза, всё заметит: и замедленность реакции, и чужую слабость. Всё же не стоило выпускать его в бой, биджуу!

Хаширама, кажется, заметил, что соперник мыслями где-то далеко, но не стал предпринимать попыток вернуть внимание обратно на себя. Только расстроился, судя по мельком замеченному выражению лица. Впрочем, он тоже время от времени поглядывал в сторону брата.

Младший Сенджу в это время блокировал Огненный шаг Стеной воды, вызывая новый очаг шипения, и в тумане атаковал снова, Техникой водных снарядов. Те ушли в пустоту, свалив несколько деревьев в лесу. Тобирама, оказавшийся вдруг один, огляделся, припал к земле и резко рванул в чащу леса в низине. Заметив это, Хаширама ненавязчиво потянул Мадару следом. Тот, кажется, даже не заметил, что основная часть войск обоих сторон осталась значительно южнее, и охотно поддался.

Здесь, под высокими сводами, плотный пар больше не мешал видимости, а сами они пока бились при помощи кендзюцу. Мадара нахмурился, осознав преимущество врага, но не отступил. Изуну нельзя было выпускать из зоны досягаемости, а с мокутоном Сенджу он справится. Наверное. По крайней мере – постарается. Но Хаширама по-прежнему не использовал стихию дерева: то ли чего-то ждал, то ли щадил его, то ли экономил силы, не поймешь.

Дождь тут лил слабее, но землю уже успело развезти, и теперь, угрожающе скользкая, она мерзко хлюпала под сандалиями. Враги отскочили друг от друга, уже заметно взмыленные и уставшие, замерли, восстанавливая потерянное равновесие, и тут же рванулись обратно. Снова сталь встретилась со сталью, и пришлось напрячь порядком измученные руки, чтобы не выпустить скользкую от влаги рукоять. Звук разлетелся далеко меж деревьев. И, будто в ответ ему, из леса донёсся короткий вскрик. Мадара тут же отшатнулся от Сенджу; глаза его чуть расширились и он, вмиг позабыв про бой, опрометью бросился на звук. Хаширама сорвался следом – пусть он и слышал этот голос лишь однажды, это не помешало вмиг узнать его.

Учиха Изуна

***

Когда Мадара наконец оказался на поляне, картина, представшая глазам, заставила его взволнованно нахмурится. Большой пруд, расположившийся прямо перед ним, явственно разил тиной и затхлостью, и по запаху со всей уверенностью можно было утверждать, что это никакое не озеро – болото.

Изуна, его отото, последний оставшийся в живых и горячо любимый брат, завяз в этой жиже уже почти по колено и утопал всё сильнее, пытаясь блокировать удар тяжеловесного меча младшего Сенджу, который, пусть и тоже вошёл в болото, крепко держался на ногах.

Почему он не удержался на поверхности с помощью чакры?

Мадара запустил в брата Хаширамы наскоро выдутым огненным шаром, надеясь лишь привлечь внимание. Ему это удалось. Вот только Сенджу поступил довольно странно: не отскочил, с легкостью уходя с траектории атаки, а выпустил меч из рук, складывая печати суитона. Катана мгновенно беззвучно утопла в трясине, а слабенькая водная техника с шипением обратилась паром.

Почему он не отскочил?!

Не… смог?

Развить эту мысль не удалось – в это время из леса выскочил Хаширама и с громким: «Мадара, нет!» сложил несколько печатей мокутона. Учиха отпрыгнул раз, другой, всё дальше и дальше от брата, пока корни не окружили его полукругом. Сзади было только болото.

«Ну уж нет» – подумал Мадара и со всех сил рванул в воздух, перепрыгивая через отростки мокутона, образовавшие, один за другим, почти что стену. Вот только завязший младший Сенджу оказался прямо на его пути.

А Хаширама посчитал это угрозой.

Взвившийся отросток появился на пути в то же мгновение, Учиха не успел уйти от атаки и получил сильный удар по ребрам. Ветка мокутона откинула его прямо в трясину, едва-едва не утопив вместе с собой и младшего брата. Шиноби попытался затормозить и перегрупироваться, и это ему почти удалось.

Погружение в вонючую воду было мерзко-холодным. Тут же промокли полы одежды, бинты (он приземлился на левую руку и ноги, чакрой затормозив падение, насколько смог, и благодаря этому не ухнул в болото с головой). И тут же ощутил причину, по которой Сенджу вынужден был лишиться меча: часть тела, угодившая в трясину, тут же увязла будто в застывшей глине дотонщиков и совершенно не подчинялась волевым приказам. Мадара попытался прогнать по телу чакру, но и та, наткнувшись на водяную грань, не смогла пробраться дальше. А это означало одно – мало того, что даже если он выберется, то, скорее всего, останется калекой с одной лишь действующей рукой. Но если его затянет в болото выше уровня сердца, чакра перестанет циркулировать по телу. И он умрет.

– Аники, не приближайся! – тон обычно бесстрастно-холодного голоса брата Хаширамы был пропитан тревогой и даже какой-то паникой. Это вернуло Мадару в действительность, где отото пытался извернуться телом так, чтобы очутиться лицом к брату. Он с силой сжимал зубы, а вокруг глаз уже проступили еле заметные красноватые пятна – видимо, только присутствие кровных врагов удерживало его от позорного желания разрыдаться.

«Наверное, он уже всё понял про чакру и свои ноги», – сглатывая, подумал старший брат и схватил отото за правую ладонь – единственную, до которой мог достать. Тонкие пальчики были мертвецки-холодные и мокрые, будто лягушачья кожа.

– Катон применял? – тихо спросил Мадара. Младший быстро, едва заметно закивал.

– Как чакру сконцентрирую, так болото её тут же вытягивает, – едва слышно пожаловался тот и прерывисто вдохнул, пытаясь успокоиться, – я и удержаться на поверхности пытался, когда этот Сенджу меня сюда загнал. Ничего – как нога стояла, так и провалилась.

Мадара сильнее сжал его пальцы и обратил внимание на то, как младший Сенджу пытался объяснить старшему не наступать на воду. Тот, кажется, внял: вырастил мокутоном ветку, встал на неё и приблизился, как по мосту, к пленникам болота, расположившимся единой компанией почти впритык друг к другу. Схватил брата, увязнувшего уже почти по голень в мутной жиже, и потянул наверх.

Вот только, видимо, болото вытягивало чакру не только из непосредственно прикосновения: ветка под ногами Хаширамы почти тут же истончилась и скукожилась, дряхлея, и стала хрустеть под его весом. Тот сложил печати, пытаясь укрепить её, подпитать, но тут же сбледнул лицом и в итоге рухнул на ягодицы в двух шагах от компании.

Мадара фыркнул и, наткнувшись на уничижительный взгляд альбиноса-Сенджу, соизволил пояснить:

– Теперь хотя бы честно.

– Что происходит? – удивленно прошептал Хаширама, пытаясь пошевелиться – на лице его читалось волнение. Обе руки он по чистой случайности держал над головой, то ли всё ещё надеясь ухватиться за рушащуюся на глазах ветку, то ли планируя сложить печати.

– Это не болото. Это настолько мощная концентрация природной чакры, что она стала осязаемой и слилась с озером, превратив его в болото, – Мадара поднял взгляд на товарищей по несчастью. В глазах его горел шаринган с двумя томое. Тобирама, внимательно следящий за его действиями, тут же зажмурился и дернул голову вниз.

Изуна фыркнул.

– Успокойся, Сенджу, мне нет абсолютно никакого проку накладывать на тебя гендзюцу в болоте, отбирающем чакру, – хмыкнул Мадара и потер ладонью побледневшее лицо.

Воцарилось молчание.

– Надо же что-то делать! – не выдержал Хаширама.

– Можешь покричать, – буркнул его бывший друг, – вот только ты и сам знаешь, что мы достаточно сильно отошли от остальных. Тем более, за звуками боя и грозы нас в любом случае не услышат.

Будто в подтверждение раздался громкий и долгий раскат.

– Чакра нам не помощник, – потерев ладонью ухо, задумчиво пробормотал Тобирама, подхватывая рассуждения. Мадара удивленно покосился на него, насколько мог, закрываемый телом брата, но промолчал. – Если мы попытаемся использовать её, то лишь глубже увязнем, ровно как и если будем дергаться.

– Даже если мы не будем дергаться, – оборвал его Изуна, – всё равно утонем!

Он указал назад, на брата, чьё тело скрылось в трясине почти по рёбра, хотя со времени приземления в ловушку он не сделал ни единого движения.

– Всё в порядке, – проворчал тот в ответ на две пары взволнованных глаз – Хаширамы и отото – уставившихся на него. Младший Сенджу смотрел спокойно, даже довольно, и Мадара хорошо понимал его – сейчас погибал один из его главных врагов, ослаблялся вражеский клан. А сам Учиха старался не смотреть на бывшего друга, пребывающего не в лучшем положении. Умудрившись приземлиться так неудачно, он увяз сразу по живот. Изуна скрылся в жиже до середины бедра, Тобирама – по колени.

Отчаяние медленно настигало каждого, только усугубляемое грохотом небес.

Шиноби готовы к смерти с рождения. Они, все четверо – дети Глав кланов, но это не смогло бы уберечь от угрозы, как не обошла стороной их братьев и матерей. Вот только что ж за бесславная смерть? Отцы даже не узнают, как они сгинули: погибли ли от руки врагов? Заблудились в чаще? Умерли от голода? Отравились? Наткнулись на представителей других кланов?

Не будет даже тела для могилы, для памяти – они сгниют в этом жутком болоте без следа.

Над болотом снова повисло долгое молчание. Лишь Хаширама бессмысленно дергался и складывал печати ещё некоторое время под сопровождение усталых ворчаний его младшего брата.

Изуна всё всматривался через плечо в глаза старшего брата. Того, за кого, он знал, обязан был когда-нибудь умереть. Мадара должен был возглавить клан после отца и привести его к процветанию. Теперь же…

Брат снова нашёл его ладонь и с силой сжал. На лице его была слабая-слабая улыбка, почти незаметная для тех, кто не привык различать её, но глаза были теплыми.

– Нии-сан…

– Будь сильным, отото, – тихо сказал тот, чувствуя, что задыхается. Трясина заволокла его уже почти по плечи, – Опрокинь меня. Сможешь? Не хочу, чтоб ты смотрел.

Изуна кивнул.

Болото приняло его брата с жадным чавкающим звуком. Движение далось Учиха нелегко – он провалился ещё на пол ладони. Но шиноби молчал, не издавая ни звука.

Хаширама подозревал, что он плачет там, занавесившись волосами. Сам он не хотел думать о смерти своего единственного друга. Копил силы, но они тут же испарялись. Пытался воззвать к деревьям в округе, но те не слышали его. Чакра исчезала, точно просыпался рис из дырявого мешка, и Хаширама ничего не мог с этим сделать. Без помощи извне они умрут. Но тут их и не найдет никто.

Странно, но мысли о скорой смерти разочаровали его. Вместе с ним исчезнут все планы о прекращении войны, мысли о создании деревни. Исчезнет техника мокутона. Но… – Хаширама вдруг очнулся, – но он встретится со своими младшими… Мысли о братьях, Итаме и Кавараме, успокоили его. Хаширама приготовился к смерти и ждал её. Он схватил последнего родного брата за руку и улыбнулся.

Когда в трясине исчезло второе тело, Изуна и Тобирама остались вдвоём, погруженные по пояс. Вода ручейками стекала по лицу, и если бы Сенджу был менее подавлен, он бы, может, усмехнулся, глядя как вечно взъерошенные патлы врага потяжелели и упали, превратившись в непривычно прямые, почти как были у старшего брата.

Глаза Тобирамы – обреченно-спокойные. «Зачем скорбеть? – будто говорили они, – ведь мы скоро снова встретимся». Красноватые глаза Учихи шикоро распахнутые, потерянные. Глядя на него, Тобирама отчего-то думает, что тот непременно сошёл с ума бы, проживи хоть на пару часов дольше.

Правая рука Изуны под толщей болота все ещё сжимала холодную ладонь нии-сана. Правая рука Тобирамы утонула в трясине вместе с аники, который так и не выпустил её. Кровные враги стояли друг напротив друга, едва ли дальше, чем на расстоянии полуметра.

Им через полгода должно было исполниться восемь.

Молчание висело над ними угрозой скорой смерти, которая, как мать, раскрыла свои нежные, такие теплые и давно забытые объятия.

– Ты всё время называешь меня «Учиха», – совершенно неожиданно подал голос тот самый Учиха, когда Тобирама уже почувствовал легкую нехватку воздуха, – Ты вообще моё имя знаешь?

– А оно мне надо? – вопросом на вопрос ответил Сенджу. На самом деле, может и знает, даже скорее всего знает, но вспоминать сейчас не хотелось. Все мысли были вокруг аники.

– Учиха Изуна, – звонко и преувеличенно бодро представился тот, снова вырывая Тобираму из мыслей. Глаза у него по прежнему широко распахнуты и лихорадочно блестящие, но он улыбается. Тобирама нахмурился: они только что похоронили, если это можно так назвать, обоих старших братьев. Как этот Учиха может оставаться веселым? Все они ненормальные, клан демонов.

Тобирама поднял взгляд. Изуна глядел прямо и улыбчиво, глаза у него чёрные, а не красные, и если бы не высохшие солёные дорожки на щеках, можно было бы сказать, что это самый милый ребенок из всех, встреченных Сенджу.

Ребенок.

Тобирама вновь задался вопросом, сколько ему лет. Нет, он знал, что они примерно ровесники, но отчего-то вдруг остро захотелось узнать, насколько точно Учиха младше него.

Может, удастся спросить?

– Тобирама, – просипел он едва слышно. По лицу били крупные капли, разбиваясь о металл хаппури, разлетаясь брызгами, стекали по щекам, будто слёзы.

Изуна опять улыбнулся. Совершенно не по-демонически, солнечно. Капли влаги повисли на его ресницах. Красиво.

– Для меня было честью сражаться с тобой, Тобирама Сенджу.

«Не удастся», – всё же понял Тобирама. По макушке с силой бил дождь, а в в уголках чужих глаз вдруг скопилась и потекла по щеке ярко-розовая, смешанная с водой, капля крови.

Легкие сжало от недостатка кислорода. Прогремел новый раскат.

========== Глава 2 ==========

Ему кажется, что вокруг нет ничего. Чувство пустоты окутывает, путает, где низ, а где верх. Более того, он даже своих конечностей не чувствует – лишь всё усиливающееся и усиливающееся давление, неясно, когда вообще возникшее и успевшее разрастись до таких масштабов. В голове звенит, стенки носа будто стремятся пробить череп, горло и легкие печёт. Хочется глотнуть воздуха… воздух, нужен воздух!

Невозможность определить, где верх, где низ оборачивается для него проклятием. Ведь где-то там есть кислород, вкусный, живительный, свежий воздух!

Он дергается всем телом, приказывая ему двигаться, вниз, вверх – не важно. Снова дергается, пытается кинуть себя в одну сторону, потом в другую. Он ведь так хорошо умел контролировать своё тело! Наконец начинают неохотно подчиняться руки и ноги. Он пытается грести, а на деле только барахтается, как перевернутая на панцирь черепаха, в этой пустоте, надеясь лишь, что движется верном направлении, а не от него. Легкие горят, разрываются. Кажется, ещё мгновение, и его голова лопнет! Он не выдерживает, раскрывает рот, пытаясь вдохнуть. В носоглотку льётся ледяная, жгучая вода, он давится ею…

Толща вдруг расступается, и что-то подхватывает его, с силой тянет наверх, буквально выбрасывая на поверхность.

Воздух!

Его вырвало водой, и он закашлялся, только сейчас способный вдохнуть. Наконец, он встряхнул головой, разбрызгивая капли с коротких волос, и рухнул на спину, открывая красные глаза.

Тобирама Сенджу пришёл в себя.

Всё было будто в тумане, но он чувствовал, что лежит на холодной траве. Легкие безжалостно горели, голова пульсировала, но все остальное мерзло. Хотелось свернуться, поджимая колени к груди, но конечности снова не слушались. Но почему, почему ему было холодно?

Он ощутил тяжесть мокрого поддоспешника, давившего на грудь сильнее самих доспехов. Холодный ветер выдувал малейшее тепло, которое могло бы скопиться между тканью и телом. Его чакра была почти на нуле и не грела.

Осознав это, Тобирама только сейчас понял – он чувствовал. Он был жив и мог чувствовать. А если он жив…

Сенджу скосил глаза в сторону и увидел на расстоянии двух локтей от себя жадно глотающего воздух Мадару Учиха.

Первая мысль: «Жаль, что он выжил».

Вторая: «Это что, он меня спас?!».

Последнее предположение совсем не вписывалось в рамки его привычного мира, и Тобирама временно отметил его как несущественное. Стало легче.

Мадара, наконец, нашёл в себе силы, глубоко вдохнул и сел. Его повело в сторону, но Учиха упрямо придвинулся к Сенджу и выхватил кунай. Тобирама дернулся, но сил на сопротивление не было совершенно. Учиха, однако, не стал его убивать: вместо этого он с силой распилил затупленным кунаем тесьмы-крепления доспехов, спихнул их с чужих плеч, оставляя валяться грудой на земле. Шатаясь, поднялся на ноги, схватил Тобираму за предплечье и потянул на себя, закидывая чужую руку на шею. Исходя из того, что получилось поднять Сенджу у Мадары не сразу (в первый раз они вообще завалились обратно на землю), враг тоже был сильно истощён и ослаблен. Только понимание этого и ощущение некоторой оторванности от мира удерживало Тобираму от попытки вырваться из хватки и бежать прочь от того, кто потенциально сильнее. Впрочем, чувство опасности, всегда преследовавшее его рядом с этим Учиха, сейчас молчало, и Тобирама, всё ещё пытаясь привести в порядок плывущий перед глазами мир, послушно переставлял ноги.

Вместе они ушли с бережка то ли озера, то ли реки. Тяжелые мокрые тряпки тянули к земле, но Сенджу упрямо брёл по равнине. Стараясь отвлечься от ощущения полного изнеможения, он оглядел Учиху, насколько позволял ракурс и иногда появляющиеся пятна перед глазами. Тот и сам был без доспеха, но Тобирама не мог припомнить, снял или изначально бился без них. На нём не было даже кланового плаща, лишь нательная майка, оббитая сеткой-кольчужкой. Лицо осунулось, мешки под глазами проступили четче. Спаситель с присвистом дышал, а когда вбирал холодный воздух, было слышно, что у него зуб на зуб не попадает.

Они пересекли широкую тропку и наконец нырнули в чащу леса. Тут оказалось намного темнее и ещё холоднее, разве что ветер не гулял, и его пронзительные порывы сменились стылым воздухом, ощутимо тяжелым. Наконец Мадара остановился и, спихнув его руку с плеча, толкнул вперед. Не удержавшись на ногах, Тобирама свалился, словно марионетка с обрезанными нитями чакры, на пожухлую траву. Сил в теле не чувствовалось совершенно, и разум будто не функционировал. Даже привычное логическое мышление отказывалось повиноваться. Всё, на что его хватило, это подтянуть ноги и голову поближе друг к другу, в надежде сохранить тепло, и провалиться в сон.

Уже на грани сознания он услышал возмущенное: «Мадара, осторожнее!», произнесённое родным голосом, но звучавшее настолько устало, что…

Тобирама заснул.

***

Сенджу отрубился в тот же миг, как рухнул на землю, и Мадара даже немного завидовал ему в этой возможности. Сам он не мог позволить себе поспать, хотя чакроистощение ощущалось в полной мере и головной болью, и слабостью, и вялостью мышц.

Он сделал ещё два шага и сел-упал на траву возле разведенного Хаширамой огня. Рядом с родной стихией стало немного легче. Сенджу утомленно вздохнул, но всё же поднялся, пошатываясь, дошел до брата и перетащил его на собранную копну сухих хрустящих листьев. Вернулся к костру, едва не спотыкаясь.

Мадара проводил его путь взглядом и снова уставился в огонь. Они пришли в себя около получаса назад (сам он, Мадара, немного раньше) и едва не задохнулись в толще озера. Обычного, к слову, озера – вода была чистой, прозрачной и ледяной. Помогли друг другу добраться до берега. Хаширама собрал распластанные конечности в кучку и с решительным видом пошёл искать безопасное место для отдыха, а Мадара остался лежать, глядя в серое с голубыми прожилками, светлое небо. Чуть придя в себя, он обнаружил, что резерв чакры пуст почти на две трети – первые признаки истощения вроде общей слабости уже ощущались, но до полного, с потерей сознания, было ещё далеко. Он чуть повернул голову и с удивлением обнаружил шагах в двадцати знакомый тяжёлый меч. Как он оказался на берегу, было загадкой, и, не желая пока думать, Учиха просто восстанавливал дыхание, глянул в другую сторону и наткнулся на большую крепость совсем близко, с башнями и пиками, довольно странной архитектуры.

Вдруг вода озера заволновалась, на поверхности стали лопаться пузырьки кислорода, и шиноби, отбрасывая все мысли, снова оказался в воде.

Мадара перевел взгляд на собственный плащ, под которым ворочался пригревшийся, но так и не проснувшийся Изуна. Хаширама обследовал его Шосеном и сказал, что тому очень повезло выжить: истощение от того болота наложилось на истощение после пробуждения второго томое, (резкие увеличения резерва прошли почти один за другим, что не позволило телу полностью восстановиться и привыкнуть к новому уровню чакры).

Мысль о том, что он мог потерять и Изуну, вызывала у старшего Учихи неконтролируемую внутреннюю дрожь.

Тобираме же тоже повезло, что вода была близкой ему стихией. Пока он сам оттаскивал в лагерь младшего брата, разыскивая метки Хаширамы и ругаясь под нос, пока брел обратно, иной мог уже и задохнуться, если учесть, что появились они в озере в одно время или с минутным разрывом.

Мадара вздохнул, переводя взгляд обратно на огонь. По-хорошему, стоило как минимум обезопасить периметр, как максимум – пойти и поискать чего-нибудь поесть. Вот только сил не было совершенно. Он потянулся было поправить плащ, чтобы он прикрывал ещё и ноги брата, но рука подломилась. Мадара уткнулся носом в ткань, да так и уснул.

***

Изуна рывком сел, холодея от ужаса. Всё закружилось перед глазами, как после серьёзного истощения, которое было у него лишь однажды. Учиха попытался проморгаться и с силой потёр зудячие почему-то глаза запястьем. Огляделся, с облегчением натыкаясь на скрюченную фигуру едва слышно сопящего брата у него в ногах, уставшего, взъерошенного. Изуна откинулся обратно, вздохнул и только сейчас почувствовал тепло, окутавшее его лодыжки и ступни. Живой. Приснится же такой бред! Чтобы брат, да погиб в какой-то вонючей яме!.. Изуна улыбнулся и снова провалился в сон, с одной лишь мыслью: главное – вертеться поменьше, чтобы ненароком не разбудить его.

Вот только отчего-то до странного сильно болели глаза.

***

Когда Мадара пришёл в себя, под головой его лежал лишь старательно скрученный ком одежды, а самого брата и след пропал. Учиха дернулся, садясь, и чувствовал, как даже от этого действия закружилась голова.

– Полегче, нии-сан, – засмеялся вдруг знакомый голос над головой. Брат улыбнулся, поймав его мутный после сна взгляд и отвернулся, продолжая развешивать бинты на зарытой в землю недалеко от огня рогатине, буквально в паре шагов от Мадары. На противоположной рогатине, расположившейся ровно через костерок, уже висели поддоспешники Сенджу, а снятые доспехи и кольчужные сетки устроились на земле под ними. У самого костра стояло две пары сандалиев. На свободном кончике одной из веток рогатины символично висела белая материя с гербом Сенджу.

Собственный плащ тоже был влажный, пусть и частично просох, и Мадара протянул его младшему. Тот без слов принял и кое-как уместил рядом со своим на рогатине, старательно разглаживая мон на спине. Старший Учиха зябко поёжился, размотал бинты с ног, снова отдавая брату, заметил, что собственная обувь уже сушится рядом с сандалиями Изуны, и глянул на небо, которое уже потемнело. На востоке за деревьями виднелся убывающий полумесяц. Было холодно, а металлическая сетка только сильнее холодила кожу сквозь тканевую прослойку. Мадара без сожаления снял её через голову и кинул к остальным, повел голыми плечами, разгоняя мурашки. Сенджу терпеливо сидели по ту сторону костра, прижавшись плечами друг к другу, в одних лишь штанах, грея ладони над огнем и упрямо дожидаясь, пока вещи полностью не просохнут, и всем своим видом выражали победу закаленного организма в борьбе с холодом. Тобирама, видимо, уже сходил за брошенным на берегу доспехом и теперь сшивал порванные тесьмы креплений между собой, щурясь в неровном свете костра. Хаширама, явно за всё время не сомкнувший глаз, в отличие от всех остальных, мирно дремал на его плече, греясь.

Шиноби враждующих кланов сидели друг напротив друга, разделенные огнем, и молчали, чувствуя, как медленно, по крупицам, восстанавливалась чакра.

Изуна закончил с обмотками и пристроился к брату под бок, весь съёжился, прижимаясь как можно сильнее и наслаждаясь родным теплом больше, чем исходящим от огня. Невозможность прогнать огненную чакру по чакроканалам заставляла пытаться найти иной, равный по силе источник тепла, и Мадара вполне годился. Изредка они пересекались взглядами, и младший брат неизменно читал в них: «Я понятия не имею, что происходит, но оставайся рядом, и всё будет хорошо».

– Так то был не сон? – тихо спросил Изуна брата.

Тот медленно покачал головой, глядя на младшего:

– Нет. Но мы выжили, и теперь мы здесь.

– Глаза болят, – едва слышно пожаловался тот.

– Верю, – хмыкнул Мадара и шепнул ему на ухо, – Второе томое, отото.

Тот недоверчиво округлил глаза, но чуть мотнул головой, оставляя эту тему напоследок.

– Так что всё-таки произошло?

Вместо Мадары, однако, ответил младший Сенджу:

– Судя по всему, – тихо пробормотал он, делая последний стежок и обрывая нитку резким рывком, – чакры в озере было настолько много, что, поглотив ещё и нашу, истончилась ткань пространства. Оглянись: это не Страна Огня. Хотя бы потому, что там никогда не было настолько холодно.

Будто в ответ на это, ветер пробежался по голым веткам деревьев и захлопал сохнущей невдалеке от огня одеждой.

– Я согласен с отото, – подал голос открывший совершенно не заспанные, хоть и уставшие глаза Хаширама, – я оглядел растения, что нашёл: травы, кустарники. Ни одного знакомого.

– Вы думаете, нас, что, в другой мир забросило? Глупости, – хмыкнул Мадара, впрочем, не слишком-то уверенно, – а вы не думали о том, что мы просто оказались в другой стране? Например, в Стране Льда или Снега?