Текст книги "Снадобье (СИ)"
Автор книги: ficwriter1922
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)
Люциус вспыхнул, но усилием воли подавил злость. Малфои никогда не просят! И Снейп совсем забылся, если решил, что у него есть право разговаривать на равных с чистокровным колдуном.
Над котлом появился синеватый дымок, и внимание Северуса снова переключилось на зелье. Он подошел к шкафу, залез на маленькую скамеечку и принялся старательно искать что-то на верхних полках. Звякнула склянка, скрипнула скамеечка, когда Снейп переступил с ноги на ноги, а потом встал на цыпочки балансируя на самом краю. Люциус отверг мимолетный соблазн прищелкнуть пальцами, вызвать легкое движение воздуха и толкнуть зазнайку в спину. Это была мелкая месть, достойная разве что глупого ребенка. Сдерживая злость, он холодно произнес:
– Я заплачу за твои услуги.
– Конечно, – донеслось от шкафа, колбы и банки зазвенели громче. Цепкие пальцы полезли в глубь полки, извлекли оттуда флакон с узким горлом, скамейка наклонилась вперед. Резкие слова, которые приготовил Люциус так и не сорвались с языка – секунду ему казалось, что сейчас скамейка опрокинется, но она с громким стуком опустилась на пол. Снейп спрыгнул и, не теряя своей обычной деловитости, отправился взвешивать порошок на миниатюрных золотых весах, которые Слагхорн держал на своем столе. Когда порошок был отмерен и высыпан на листок бумаги, Северус сказал:
– Понимаешь, легилименции не учатся за один урок. Мне придется потратить на тебя много времени.
– А как ты учился?
– У меня природный дар, но у тебя его нет, – не дав Люциусу возможности возразить, он быстро добавил. – Если бы был, ты бы давно понял.
Северус добавил порошок в котел, перемешал и полюбовался результатом. Малфой гордился своим умением оценивать человека независимо от того, какие чувства этот конкретный индивид у него вызывал. Снейп был невыносим в общении, но при этом незаменим в делах, которые требовали выдержки, профессионализма и самообладания, а главное – умения держать язык за зубами.
– Я могу купить все твое свободное время.
Зельевар резко дернул головой, грязная прядь, похожая на липкую черную пиявку, выскользнула из-за уха. Он вернул ее на место и ухмыльнулся, заметив, как скривился Люциус. А тот подумал, что на месте полукровки потратил бы часть будущего гонорара на хороший шампунь и парочку дорогих лент для волос.
– Из-за этих занятий мне придется отказаться от моих исследований. Деньги – это хорошо, но променять зелья на копание в чужой голове – глупо.
– Набиваешь себе цену? – Люциус оперся ладонью о край стола. В свой вопрос он вложил столько презрения, что самоуверенность Снейпа должна была дать трещину. Однако, вместо замешательства и смущения в ответе собеседника, он услышал снисходительность.
– Ты не поймешь. Ты же не видишь насколько совершенно это зелье, – Северус бережно помешал отвар ложкой против часовой стрелки. – Цвет, консистенция, запах, температура – все в нем прекрасно. И это не бесполезная красота, как у каких-то там цветочков, бабочек или тучек на закате, она обладает силой, которая может изменять порядок вещей. Жаль, что я не могу его трахнуть.
Если бы прекрасное зелье взорвалось у Малфоя перед носом, он бы удивился меньше. Ведь котлы взрываются и к этому быстро привыкаешь, если с первого курса уроки зелий проходят вместе с придурками из Хаффлпаффа. Но вот к чему Люциус не привык, так это к тому, чтобы его, не стесняясь в выражениях, поучал больной на голову полукровка.
– Ты – извращенец, – сказал он первое, что пришло на ум.
– Почему? – удивился Северус, отошел чуть в сторону и усилил чары огня под котлом. – Что странного в том, чтобы желать нечто красивое, идеальное и удивительное?
– Это зелье!
– Какая разница?
Взгляд Люциуса блуждал по лицу собеседника, оно было сосредоточенным и спокойным. Ни выражением глаз, ни движением губ, ни другой мимикой, Снейп не показал, шутит ли он или говорит всерьез.
– Большая. Я, например, люблю лошадей. Они тоже красивые, идеальные, удивительные, но при этом трахнуть свою лошадь я не хочу, потому что это ненормально.
– Лошади, – Северус хмыкнул, так будто хотел добавить “Ты серьезно?”. Вместо этого он сказал. – Вонючие, непредсказуемые животные, совершенно бесполезные для магии. И ты ими восхищаешься? Ну и кто здесь извращенец?
Отец сказал бы, что в этот момент, а лучше еще раньше, Люциус должен был повернуться и уйти, ведь только дурак будет тратить время на нелепые разговоры. Но Малфоя зацепило, как цепляет все новое, необычное и непонятное.
Он остался, а потом каждый вечер встречался со Снейпом, чтобы учиться строить защитные барьеры, несмотря на головную боль, страх раскрыть свои мысли перед чужим человеком и насмешки. Боль и насмешки никуда не делись, а вот страх прошел очень быстро. Малфой научился доверять своему учителю раньше, чем строить щиты, которые могли выдержать прямую мысленную атаку. А где-то через месяц колдуны оказались в одной постели.
Люциусу нравилось считать свои отношения с Северусом актом благотворительности. Мол, так он помог своему “наставнику” повысить самооценку. Не ту, которая отвечала за профессиональные навыки и знание жизни в целом – здесь Снейпу ничья помощь не требовалась. Когда разговор заходил о зельях, темной магии, политике, социальных проблемах – он был вполне себе самоуверенным засранцем, рассуждал толково, со знанием дела и с чувством собственного превосходства. Причем последнее приводило Малфоя в бешенство и он готов был спорить до хрипоты, даже если в целом разделял точку зрения Снейпа. Люциус, конечно, не поддавался глупым порывам, но сам факт их наличия говорил о правоте Абраксаса – ему еще предстоит много работать над собой, чтобы быть достойным своих предков.
Но если говорить, той самооценке, которая позволяет человеку, чувствовать себя привлекательным и достойным любви, то с ней дела у Снейпа обстояли неважно. Да и в конце концов, нельзя же, чтобы парень в 15 лет думал, что хотеть трахнуть зелье – это нормально. Впрочем, Люциус не копался в своих мотивах, а стоило бы… Может тогда ему было бы легче понять, что делать дальше. Позволить ли отцу снова распорядиться его жизнью? Отказаться от Снейпа так же, как и от матери? При воспоминании о ней, внутри появилось странное, щемящее чувство. Каждый по-разному ощущает потерю: для Малфоя она была сродни моменту, когда в темноте, оступаясь на крутой лестнице, в панике пытаешься схватиться за перила, но рука ловит лишь пустоту.
Люциус не знал, можно ли сделать еще одну уступку или она превратится в его полную капитуляцию? Перед отцом, перед предками, перед общественным мнением, перед чертовыми – нет, гребаными правилами и перед будущим, выбранным не им.
Лошадь вышла из леса и остановилась у края оврага. Колдун очнулся от воспоминаний и посмотрел в даль. Поля на той стороне тянулись до самого горизонта и взгляду не за что было зацепиться – ни дерева, ни куста, только серая грязная, как вурдалачьи кости, земля, по которой ветер гонял серебристую поземку.
На небосводе собирались тучи и уже шел снег – не жалкая невесомая мука, а тяжелые, пушистые хлопья. Ирэн занервничала, переступила с ноги на ногу, ей хотелось домой, обратно в тепло. Подальше от жалящего холода. Ветер сдул с головы Люциуса капюшон и он протянул руку, чтобы накинуть его снова, но замер. “Вот ответ” – эта мысль сверкнула будто молния. Он уставился на горизонт, на серую пелену. Казалось, небо там просто легло на землю, будто полог обвалившегося шатра.
Придет Лорд и все изменится, старый порядок рухнет, будет сметен с лица земли. Все правила и законы отправятся на свалку. Наступит новая эра, отчет пойдет с нуля и он, Люциус, станет тем самым первым Малфоем. Призраки прошлого больше не будут стоять над ним, как тюремщики, он сможет сам распоряжаться своей судьбой. Будет среди тех, кто создаст новый мир, кто напишет новые правила… Свои собственные правила.
Малфой вдохнул полной грудью, и ему понравилось это бодрящие ощущение. Отец считает Лорда шарлатаном, но он ошибается. Темный Лорд – сила, и для него нет ничего невозможного. Он – буря, которая рушит, убивает, расчищает землю от того, что давно себя изжило. А когда идет буря, лучше следовать за ней, вместо того чтобы стоять на ее пути.
========== Глава 3 ==========
Тобиас Снейп ушел от Мейбл в пятом часу вечера. Падал снег. Мужчина поднял воротник коричневого пальто и сплюнул на мостовую. Он был не из тех соплежуев, которые пускают слезу из-за Белого Рождества. Снежинки оседали на его одежде и коротких волосах – темных с проседью. Искушение вернуться в постель к безотказной и понимающей подружке было очень велико, но Снейп решительно побрел к дому.
Рождество же, черт бы его побрал. Тоби сегодня выпил меньше обычного и чувствовал себя на взводе. Еще бы стаканчик… Нет, пока хватит. Свою норму он знал твердо, как и то, что алкоголь, верное лекарство любого мужчины, причиняет вред лишь тогда, когда перебираешь с дозой. А его еще ждал ужин с женой и сыном. Вот скажите, как можно высидеть целый вечер без выпивки, любуясь на их кислые рожи?
Было время, когда Снейп с радостью возвращался домой. Дом стоял на том же месте, но жена больше не спешила к двери, чтобы его обнять. За все эти годы, Тоби не услышал от нее ни слова упрека; Эйлин не крутила романы на стороне, не скандалила и не швыряла в него посудой – она наказывала его молчанием. И себя тоже. Видимо, такую плату она назначила им за ошибки молодости: нести свой крест с достоинством, не жалуясь и не стараясь облегчить жизнь незамысловатыми радостями. Снейп так не мог. Он ругался, проклинал, хлопал дверьми, пинал стены и спасался от ее разочарования на дне стакана. Там, где чувство вины не могло его достать.
Родители говорили ему, эта девушка – птица не твоего полета, ты для нее слишком простой, а ведь он так и не признался им, что его невеста ведьма. Но в Эйлин было нечто неуловимое, чуждое, отличающие ее от всех остальных. Она старалась понравиться его старикам. Бесполезно. Отец лишь хмурился, а мать обращалась с будущей невесткой, чередуя неуклюжую вежливость с напускной надменностью, которую можно было выразить фразой: “Да, может, наш дом и недостаточно хорош для вас, мисс Стильная штучка, но мы вас сюда и не звали”.
Тобиас сказал, что все равно женится на Эйлин, что они друг друга любят и будут жить своей жизнью. Отец в ответ усмехнулся. Хотя тогда Снейп пропустил папашины слова мимо ушей, потом они часто всплывали в его памяти. Брак – это не только любовь. Брак, как поле, требует упорного, ежедневного, монотонного труда – если хочешь чтобы из него получилось что-то путное. Старик вырос на ферме и не понаслышке знал, что такое труд, от которого позвоночник становится колом, а мышцы наливаются усталостью, будто свинцом. С матерью они прожили вместе 50 лет.
Тоби работы не боялся: ради своей семьи он старался изо всех сил, но скоро понял, что он просто одна из многих рабочих лошадок и выше ему не прыгнуть. Ему нравилось строить станки. Нет ничего лучше, чем видеть результат своего труда – материальный, прочный и нужный людям. Он нашел свое место в жизни и оно его устраивало. Не считая мелочей, вроде урезанных премиальных, зарплаты, которая могла быть побольше (а кто бы отказался от прибавки) и парочки несправедливых штрафов. Его честолюбивые замыслы не шли дальше начальника производства и он был доволен своей жизнью, даже зная, что ему никогда не придумать ни передовых технологий, ни новых машин, не говоря уж о стихах, картинах или музыке. А вот Эйлин этого было мало. Она бросила ради него магический мир и ждала, что получит взамен нечто столь же ценное. Но все что он мог ей предложить: свой дом пусть и не в самом хорошем районе, стабильный доход, которого хватает на жизнь и летний отпуск на побережье, а в перспективе – дом побольше, доход повыше, хорошее образование для их детей и обеспеченная старость.
Ничего бы не изменилось, даже если бы Снейп умел создавать что-то прекрасное или ему было бы по средствам свозить ее в экзотические страны или осыпать золотом. Самые удивительные чудеса на свете не заставили бы Эйлин забыть тот, другой мир. Это было как состязание между старой повозкой и новеньким авто марки Aston, или что более в тему, между скелетом динозавра и настоящим огнедышащим драконом. Тогда, Тоби этого не понимал, он верил, что все можно решить деньгами. Думал, если у Эйлин будет возможность покупать красивые вещи с витрин, щеголять в модных нарядах по дорогим ресторанам или еще каким местам, то у них все наладится. Нужно только больше работать. Так что пить он начал не от большого горя, а от усталости, от ощущения того, что его усилия уходят, как вода сквозь песок.
И все покатилось под откос: его выперли с фабрики и он до сих пор перебивался случайными заработками, их едва хватало на оплату счетов. С мечтами о переезде пришлось распрощаться. Дом медленно разваливался и, с каждым годом, Снейпу все сложнее было заставить себя делать хоть что-то. Все казалось пустой тратой сил. Трезвым он винил себя, за то, что подвел Эйлин, а напившись, винил ее за равнодушие. Разве он не заслужил капельку гребаного сочувствия? Он ведь бился, как рыба об лед, ради нее бился. А вместо награды получал молчание. В ответ на которое, он всегда срывался и орал что-нибудь вроде: “Тебе здесь не нравится? Ну так проваливай обратно в свой расчудесный магический мир! Сука!”
Зажглись фонари. “Давно пора” – подумал Тоби. Из-за снегопада сумерки сгустились очень быстро и он брел, больше полагаясь на интуицию, чем на свои глаза. Свет фонарей помогал мало, он сгорбился, подбородок уткнулся в грудь. Ноги спотыкались. “Я трезв” – в очередной раз пробормотал мужчина себе под нос. В том, что он идет шатаясь туда – сюда, как маятник, были виноваты городские власти: не могли, сволочи, сделать хороший тротуар; ветер, который бил прямо в лицо и еще проклятый снег, да на хера он нужен, сколько лет не было этого счастья, а теперь вот валит сплошной стеной. Улицы опустели, сегодня все сидели по домам, скоро и он придет к себе, отряхнется, превратится из снеговика в человека и встретит Рождество как положено – с семьей.
Он ведь не из тех мужчин, которые однажды, никого не предупредив, исчезают в ночи. У него есть сын и его долг позаботиться о нем. Черт, как же он радовался рождению Северуса (вот ведь дурацкое имя, но Эйлин настояла). Есть у детей такая особенность-они приносят с собой надежду, что жизнь изменится; в браке, который трещит по швам, появится смысл и будет стимул пить меньше, не засиживаясь в пабе до закрытия. Мальчишка пошел в мать – такой же нелюдимый, скрытный, со странностями. Все время сидит на своей верхотуре, один как сыч – ни друзей ни подружек. После того, как жена отправила его в ту полоумную школу, с ним совсем сладу не стало. Как и любой отец, Тобиас хотел для своего ребенка лучшей жизни. Северус мог бы поступить в колледж, стать архитектором, инженером, врачом или высоколобым умником из тех, кто, не марая рук, гребет деньги лопатой. Только вот оказалось, что его единственный сын должен учится в школе колдовства. Кем он после этого станет? Чародеем? Волшебником? Новым Гудвином, Великим и Ужасным? Снейп отрывисто рассмеялся. Кому скажи, решат, что он чокнулся.
Разве чертова мамба-джамба – занятие для настоящих мужчин? Его сын варит зелья из тритонов, как деревенская бабка, или чего там делают эти обдолбанные хипари. Видите ли, у мальчишки дар и, по их правилам, он должен учиться в магическом мире. А на его, Тобиаса, мнение всем плевать. Да куда катится этот проклятый мир, если отец не может решать, в какую школу ходить его сыну? Он чуть ли не скрипел зубами от злости, видя, как загораются глаза Северуса, когда приходит время собираться в этот чертов Хогвартс.
Так может, прямо сейчас свернуть с проторенной дорожки? Перестать себя обманывать? Он не нужен ни Северусу, ни Эйлин, он держит здесь их, не дает вернуться к своим. Но Тобиас еще не конченный человек, не подонок. Он никогда не бил женщин – пара затрещин, на которые те сами напросились, не в счет. С сыном, да, бывал суров, иногда слишком. Ну так не девчонку растит, мальчишка должен учиться держать удар без слез и соплей, иначе какой из него нахер мужчина.
Последние лет десять, Снейп хотел сесть на первый попавшийся поезд и начать все заново в другом месте, пока еще не поздно. Вот только уставшие ноги по привычке шагали к дому.
***
Слюна василиска, зубы гарпии, корень белладонны… Северус уставился в тарелку на кусок индейки и жареную картошку. Желудок черной кошки, полынь… При мысли о еде, рот наполнился горечью, но выйти из-за стола раньше отца он не мог. Нужно высидеть эту пытку до конца. Снейп продолжал про себя перечислять ингредиенты. Знакомые четкие формулы успокаивали и придавали сил. От зелья невидимости он перешел к зелью предвидения.
Слюна жабы, кристаллы соли, кровь летучей мыши…
– Эй, я с тобой разговариваю! – Тобиас шарахнул кулаком по столу. Северус поднял на него взгляд.
Мать постаралась: накрыла стол в гостиной, украсила дом к празднику, весь день стояла у плиты, готовя праздничный ужин… Но отец вернулся домой жраный, как свинья, и на все смотрел мутным, равнодушным взглядом. Когда они сели за стол, Тобиас сразу же принялся заливать в глотку любимое пойло – дешевый виски. Крупное лицо покраснело, между сыном и отцом было мало сходства, но свой знаменитый на всю школу шнобель Северус унаследовал от него. Мужчина провел рукой по колючему ежику волос, взял стакан и глотнул.
– Что у тебя за вид? – спросил он Северуса – тот был в обычной белой рубашке и темных брюках, но Снейп-старший придирался не к одежде. – С этими немытыми патлами ты похож на хиппованного педрилу.
– Тобиас, следи за речью – ты не в своем грязном пабе, – тихо произнесла Эйлин.
– А ты, женщина, не указывай мне, как разговаривать с сыном, – со злостью ответил он. – Он сидит за моим столом, в моем доме и ест мою еду, так пусть проявит ко мне уважение. В твоей проклятой школе учат уважать старших?
В ответ – молчание.
– Чему тебя вообще там учат? – продолжил Тобиас, видимо позабыв, что уже задавал этот вопрос.
Неожиданно мать решила заступиться за Северуса.
– Он прекрасно успевает в учебе.Особенно в алхимии.
В ее голосе Снейп-младший уловил нотки гордости, которую она прятала за показным спокойствием.
– У тебя что, язык отсох? Объясни-ка отцу, что за дрянь эта самая алхимия.
– Алхимия – это наука, похожая на обычную химию… – Мерлин знает, как тяжело Северусу дались эти слова-его алхимия, полная тайн, чудес, мистических превращений не имела ничего общего со скучной, стерильной, ограниченной наукой маглов. Но как и Эйлин, он постарался убрать из своего голоса все эмоции. Тобиас не дал ему договорить.
– Так почему бы тебе не пойти в нормальную школу и не изучать там свою химию? Тогда мы с твоей матерью могли бы без стыда смотреть людям в глаза.
Все это он слышал уже тысячу раз и должен был выработать иммунитет к отцовской злобе, но ни хера. Тобиас пробурчал себе под нос, что он мол не для того воспитывал сына, чтобы тот превратился не пойми в кого, и перескочил на политику. Отец избегал подолгу говорить о магии и о том, другом мире, это Северус давно понял. Политика другое дело, теперь Тобиас не умолкнет, пока не надерется до полной отключки. Нужно было лишь не привлекать его внимания. Колдун хотел облегченно выдохнуть, но ярость тисками сдавливала грудь. Его бесил всезнающий тон отца, его непоколебимая уверенность в собственной правоте. Хотелось выкрикнуть Силенцио, и хотя бы раз в жизни заткнуть этот фонтан тупого самодовольства. На счастье Северуса, палочка осталась в комнате. “Нужно перетерпеть, – сказал он себе. – Еще немного. Блядь, заткнешься ли ты наконец?!”
Снейп уставился в тарелку и, чтобы заглушить голос Тобиаса, вернулся к зельям. Они были ему намного ближе, чем магия вообще. Алхимия исключала хаос, спонтанность, она не терпела небрежности, не прощала попыток схалтурить и, чтобы преуспеть, мало было одного таланта. Зато, если ты сумел, то мог по праву гордиться собой. Северус не унаследовал право смотреть на других свысока. Он должен был добыть его сам и вполне сознательно выбирал те волшебные искусства, которые считались самыми сложными и опасными. Знать то, чего не знают другие, понимать то, чего боятся обычные люди, копить старинные формулы, как игрок, что собирает козыри, ожидая момента, чтобы выложить их перед противником. Вот ради чего он учился – ради уверенности, ради ощущения собственной силы, ради надежды на обретение власти, которая помогала ему пережить школьные унижения, оскорбления и насмешки. Она же поможет ему пережить ужин в компании отца. Тем более, что награда за терпение маячит не в далеком будущем, а рядом, почти на расстоянии вытянутой руки.
… печень жабы, 10 капель русальей крови, жир летучей мыши, толченые мантикорьи когти… Варить сначала на медленном огне, потом увеличить температуру, дважды довести до кипения, непрерывно помешивая. Три дня держать в темноте и холоде. Отвар убивает быстро и не оставляет следов.
***
В свою комнату Северус вернулся злой, как черт. Его душила ненависть, он так сильно стискивал кулаки, что на ладонях остались следы-полумесяцы. Пожалуй, не найти лучшего символа его беспомощности. Снейп хотел действовать, он жаждал вырваться из этого дома, покончить со всем одним ударом, разрубить, наконец, тугой узел ненависти, страха, боли и отчаяния. «Не сейчас, не сейчас», – твердил он себе.
Красная коробка ждала его на подоконнике. Северус подошел к столу и оперся ладонями о его край. Наклонил голову, волосы упали на глаза. В голове звучал полный презрения голос отца. «Ты похож на обдолбанного хиппи… Ты тратишь время на полоумную дурь… Колдовством занимаются спятившие деревенские бабки… Алхимия – чушь… Магия – дребедень… Займись наконец настоящим делом…»
Вот бы показать Тобиасу настоящие заклинание. Нет, не Круцио – хватит и простого заклятия левитации, особенно, если применить его где-нибудь на крыше. Тогда отец крепко подумает, прежде чем называть магию – дребеденью, а его – Северуса, жалким неудачником. Но нет, нельзя. Никакой магии к маглам. Какой мудак придумал этот гребаный закон? Отец вот никогда не стеснялся подкреплять свои слова кулаками, и ему ничего не было. А попробуй Снейп преподать ему хороший урок, сюда мигом примчатся чиновники из министерства, назначат штраф, выпишут предупреждение, сообщат в школу, пригрозят отобрать палочку и напугают Азкабаном. Потому что маглов обижать нельзя, они же беззащитные и слабые. Ну да, ну да. Тот, кто всерьез верит в это дерьмо, никогда среди них не жил.
Так что ничего Снейп отцу не докажет. Тобиаса проще будет убить, чем переубедить… Убийство как раз сойдет ему с рук, но…
“И почему я такой идиот?” – спросил себя Северус. Для умного человека мнение магла должно значить не больше, чем мнение самой тупой из личинок флоббер-червя. Даже если этот магл, по дурацкой прихоти судьбы, принял участие в его появлении на свет. Но он все равно хотел добиться одобрения отца, доказать что чего-то стоит. И не смерть Тобиаса была ему нужна, а понимание. Почему отец просто не может принять его таким, каким он есть? Из горла вырвался хриплый смешок. Нет, этого никогда не случится.
А если смотреть шире, маглы так и будут дальше верить, что они хозяева жизни, смеяться над магией и уничтожать ее там, где только смогут. Почему магические законы защищают маглов, но не маглорожденных и полукровок? Почему министерство не забрало его из родительского дома? И почему, снова и снова, отправляя его сюда, запрещало использовать магию – то единственное оружие, которое у него было. Какой урок он должен из этого извлечь? Терпи, жди, радуйся, что тебя пустили в магический мир и больше оттуда не высовывайся.
Довольно.
Его ладони уже не лежали спокойно на столе, а крепко стискивали его край, будто желая раздавить, размазать, как кусок глины. Стол, естественно, не поддавался. Еще один пример бессильной злобы.
Снейп больше не мог ждать. Если он сейчас не предпримет хотя бы что-нибудь, то сойдет с ума. Школьная сумка валялась под кроватью. Колдун вытащил ее, достал перо и чистый лист желтоватой шершавой бумаги. Он не соображал, что делает и писал как в бреду. Обычно, ему трудно было выражать свои мысли, но в этот раз перо летало по бумаге. Ярость водила его рукой. А когда она иссякла, Северус почувствовал себя опустошенным, будто и вправду излил на бумагу душу.
При помощи магии, он сотворил из другого листа конверт. Рука, не дрогнув, аккуратно написала имя, которое приводило в ужас британских ведьм и колдунов. Ниже Северус добавил свое имя и адрес. Чернила размазались, но у него не было сил, чтобы это исправить.
С окном пришлось повозиться – шпингалеты проржавели, рама рассохлась. Когда створка наконец поддалось, в комнату влетел холодный ветер и над столом закружились снежинки. Северус высунулся из окна и позвал Луллия, своего ушастого филина. Тот вынырнул из тени крыш и полетел к хозяину. Весь в снегу, он неуклюже протиснулся в узкую створку и, сев на стол, недовольно ухнул.
– Ты знаешь, что отец свернет тебе шею, если увидит дома, – Снейп отряхнул снег и ласково погладил мокрые перья. – И здесь, между прочим, тоже не сахар.
Его слова не утешили продрогшую птицу, зато, когда хозяин вытащил из шкафа жестянку с совиным печеньем, Луллий сразу подобрел. Будь он умнее, то сообразил бы, что щедрое угощение не сулит ему ничего хорошего, но филин есть филин. Опомнился он только когда Северус привязал к его лапе письмо и сказал:
– Отнесешь Темному Лорду.
Луллий взмахнул крыльями, заскреб когтями по столу, а в его больших круглых глазах читались недоумение и обида, почти как у человека. Он будто обвинял Снейпа в том, что тот рехнулся и отправляет его в никуда, а может и вовсе на верную смерть.
– Я же не к черту тебя посылаю, – пробормотал в ответ Северус. – Это важно, очень важно…
Филин покосился на него, ухнул, тяжело взмахнул крыльями, разминаясь перед долгой дорогой. Потом перебрался на карниз, немного помедлил, как прыгун на вышке и взмыл в воздух. Ночь поглотила его быстрее, чем колодец брошенную на удачу монету. На столе остались лужицы воды. Снейп некоторое время стоял у окна и таращился пустым взглядом на серые снежинки, которые выхватывал из темноты свет лампы. Уши уловили тихий шорох, ветер швырял снежный пух в стекло, задувал в комнату, и снег падал на стол, на листы пергамента, на пол. Одна снежинка угодила в чернила. Снейп смотрел на все это, но ничего не видел. Холод, который должен был прочистить ему мозги, наоборот, загонял мысли все дальше и дальше и погружал тело в странное оцепенение. Внизу что-то с грохотом упало, заставив Северуса очнуться. Он прислушался, ожидая неразборчивых ругательств вперемешку с проклятьями. Мелькнула мысль : “Вот бы папаша навернулся с лестницы и сломал себе шею.” Не стоило надеяться – за свои 16 лет Снейп успел убедиться, что пьяницы живучи, как черти.
Снова наступила тишина. Северус поежился, шмыгнул носом и наконец сообразил закрыть окно. Покосившаяся створка сопротивлялась, тогда он поднажал и она со стуком встала на место. Колдун замер – не слишком ли громкий был звук, не ворвется ли сейчас отец, чтобы заплетающимся языком поучить его уму разуму?
Письмо забрало последние силы, он добрел до кровати, сел, потом завалился на бок. Нужно было лечь нормально, забраться с ногами на кровать, вытянуться, укрыться одеялом, но шевелиться не хотелось.
Зря он отправил письмо. Нет, он всей душой верил в то, что написал. Ни на секунду не усомнился ни в своей ненависти к маглам, ни в своем желании служить Лорду и совершить что-то важное, то, что заставит других признать его таким же, как они, колдуном, но… Даже если письмо найдет адресата, наверняка могущественный темный маг лишь посмеется над глупым мальчишкой. Как смеялись над ним Нотт, Эйвери, Паркинсон, Гойл, многочисленный выводок тупых Блэков… И Люциус, пусть и не говорил этого вслух, тоже считал, что полукровка, который хочет бороться против маглов вместе с чистокровными – это выверт природы, вроде змеи, кусающей собственный хвост.
Интересно, сколько маглов в своей жизни видели эти слизеринцы? Ненависть досталась им в наследство, вместе с домами, гербами и эльфами. Они не знают, каково это, когда тебя презирает родной отец только потому, что ты другой, не знают, какими изобретательными бывают магловские дети, если им нужно наказать того, кто отличается от них. Чистокровные аристократы боятся, что их мир станет похож на мир маглов, но они бы испугались еще больше, раз посмотрев на то, что собой представляет этот мир: серые дома, унылые здания, улицы, забитые машинами и грязь везде – в воде, в воздухе, на земле, глубоко под землей.
Мать, услышав, что у него проявились странные способности, лишь сухо сказала: “Ты маг и в 11 лет поедешь учиться в магическую школу, а до этого не колдуй на людях.” и продолжила разбирать счета. У Северуса конечно тут же возник тысяча и один вопрос, но уже в шесть лет он знал, что когда у мамы между бровей появляется резкая морщинка, а губы сжимаются в тонкую линию, к ней лучше не лезть. Он до сих пор не понял, рада ли она, что ее единственный сын – колдун. По Эйлин никогда не скажешь, что она чувствует. Насколько же проще было любить мать, находясь за сотни миль от нее.
А вот ненависть к Тобиасу не зависела от расстояния. Северус был уверен в своей ненависти, как в самом себе. Ведь у него было столько причин, столько воспоминаний, которые ранили больнее острых осколков стекла. Вот он, потерянно идет рядом, пока мать тащит пьяного мужа домой. Вот сидит на кухне и зажимает уши ладонями, но все равно слышит, как разъяренный отец орет: “Проклятая ведьма! Забирай своего выродка и вали отсюда!” А потом Тобиас вваливается в комнату, его пустой взгляд натыкается на сына, и тот замирает на месте, ни жив ни мертв.
Но кроме этих воспоминаний были и другие. Когда-то они вместе с отцом ходили в парк и Тобиас покупал ему конфеты, а еще подбрасывал в воздух и Северус визжал от восторга и совсем чуть-чуть от страха. Тогда отец казался надежным и сильным, тем кто всегда поймает и не даст тебе упасть. Хорошие воспоминания ранили больнее плохих, потому что Снейп знал – те времена не вернуть. Он больше никогда не сможет ни доверять своему отцу, ни гордиться им. От этих мыслей ему становилось горько. Горечь, разочарование, ненависть – вот что теперь определяло его выбор. И пусть в душе оставалось немного любви, она уже не могла ни на что повлиять.
========== Глава 4 ==========
