Текст книги "Свадебные игры (СИ)"

Автор книги: fazezzia

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Приходит пасмурный ноябрь, и я все реже выбираюсь в лес. Сижу у окна, смотрю на дождь и не знаю, чем себя занять. С Питом мы почти не видимся уже 3 месяца. Мое обещание зайти в гости оказалось пустыми словами. Я незаметно для себя начинаю по нему скучать.

Дожди все льют и льют. Замечаю, что раза три за последнюю неделю какой-то мужчина, закрытый зонтом от моих глаз, наведывается к Питу в гости. Опасаясь, что это человек из Капитолия, подкарауливаю его на своем крыльце. Это отец Пита.

– Привет, Китнисс, – слегка улыбаясь, говорит он.

– Здравствуйте, вы у Пита последнее время часто бываете. С ним все нормально?

– Он болеет уже неделю. Я ношу ему еду, лекарства.

– О, я обязательно к нему схожу.

– Он был бы рад, – только и говорит пекарь.

Мне совестно, что я не то что жена ужасная, но и худший друг, какой может быть у Пита. Прошу у мамы лекарства и травы, беру кусок запеченной индейки, лакомства из города и стучу в двери своего мужа. Никто не подходит. Наверняка он наверху в постели и не слышит меня. Дергаю за ручку, открыто. Когда видишь бардак и запустение в доме человека, любящего порядок, на душе скребут кошки. Возле дивана замечаю даже несколько бутылок из-под вина. Пахнет масляной краской. Значит, Пит все-таки сделал себе мастерскую как мечтал после Игр.

Он лежит у себя в спальне и хрипло кашляет. Услышав шум моих шагов, поворачивает румяное от жара лицо в мою сторону.

– Китнисс? – он удивлен, но с улыбкой добавляет. – Рад, что ты все-таки зашла чаю попить, только я сейчас не слишком готов принимать гостей.

– Даже в таком состоянии умудряешься шутить. Как тебя угораздило так разболеться?

– Да это все открытые окна.

– Ты до сих пор спишь с открытыми окнами?

– Ночью у меня бывает ощущение, что воздуха не хватает. Окна помогают.

– Кошмары мучают?

– Еще как. А у тебя прошли?

– Где уж там.

Я раскладываю лекарства и еду.

– Ты отца встретила?

– Да. Ты бы мог позвонить мне и попросить помочь тебе. Не нужно быть таким гордым.

– А кто мы, чтобы я у тебя что-то просил? – со скрываемым упреком парирует Пит.

– Друзья, – отвечаю я и виновато смотрю в его глаза.

– Ты не хочешь дружбы со мной,– улыбаясь, говорит он. – Друзья не пропадают на три месяца, тем более живя в доме напротив.

Пит обижен. И вполне обоснованно. Я обещала, что постараюсь сохранить между нами дружеские отношения, но ничего для этого не сделала. Он нехотя, но все же принимает мою заботу. Я трогаю его лоб и касаюсь Пита впервые за прошедшие три месяца. Он вздрагивает.

– Надо сбить температуру, – важно говорю я.

– Как в старые времена.

– Ты голодный? Я принесла индейку. Сегодня подстрелила.

– Я поел. А ты, значит, снова охотишься. Так и думал, что не бросишь свое ремесло.

– Ты тоже свое не бросил.

– Ты ходишь в лес вместе с Гейлом?

– Иногда. А что?

– У вас все хорошо? – будто бы равнодушно интересуется Пит.

– Также, как было до Игр.

– Вот и отлично.

– Мама сказала чай из этой травы хорошо помогает от кашля. Я пойду заварю, а ты пока выпей жаропонижающие таблетки.

Пит молча выполняет просьбу.

– Хочешь посмотреть мою мастерскую? Она на первом этаже рядом с кладовой. Правда, тебе вряд ли понравится то, что я рисую.

– Я посмотрю. Жаль, что ты сам не сможешь мне показать.

Я иду вниз. Пока кипятится вода, захожу в мастерскую. Пит был прав, меньше всего я хотела бы сейчас видеть, как он нарисовал Голодные Игры. Стараюсь не задерживать взгляд на изображениях Мирты, переродках, кровавом теле Катона и с интересом разглядываю, как Пит изобразил меня. Воинственную с луком наготове, серьезную, склонившуюся над его раной, беспомощную в луже крови после удара Мирты ножом, изящную в свадебном платье, а вот и спящую в его руках. Последняя картина затрагивает болезненные струнки души. Перед окном стоит неоконченный портрет его отца. Добрые глаза, мягкая улыбка. Как у Пита. Мне грустно от того, что рассказали мне эти картины, мне тяжело от того, какие воспоминания они во мне пробудили.

Пит лежит и молча дожидается меня.

– Ну как? Смотрела?

– Да. Твое мастерство растет. Но вот сюжеты… Зачем ты рисуешь Игры?

– Так кошмары меньше снятся.

– Вот оно что. Я там видела себя… знаешь, я… мне совестно, что я вот так пресекла наше общение, просто мне хочется забыть про Капитолий, а значит и всю эту историю со свадьбой тоже.

– Брось Китнисс, можешь не объяснять. Это мои чувства, и я как-нибудь с ними справлюсь.

Я опять чувствую это горькое сочетание – благодарность и вину.

– Хочешь, я побуду с тобой, пока ты не заснешь? – предлагаю я.

– Хочу.

– Тогда выпей травяной чай и засыпай.

Когда он укладывается поудобнее для сна, я сажусь в кресле рядом. Пит берет меня за руку и тепло говорит:

– Спасибо, что навестила, Китнисс.

Когда Пит засыпает, я решаю привести в порядок его гостиную. Это наверняка поднимет ему настроение. Мне не хочется оставлять Пита одного. Я звоню маме и остаюсь спать внизу на диване, чтобы ночью периодически следить за его состоянием. Слышу, как он наверху надрывно кашляет и тут же спешу наверх. Температура спадает медленно, и Пита колотит. Укрываю его покрепче одеялом и ложусь рядом, чтобы не оставлять его одного. Кажется, Питу от моего присутствия становится спокойнее.

Утром ему получше. Он просит меня навестить Хеймитча, который тоже не в лучшем виде. Так я мотаюсь между двумя своими подопечными 3 дня. Пит молча принимает мою заботу, пьет лекарства, рекомендованные мамой. Я пытаюсь приготовить ему мясо, но получается скверно. Себе поесть сгодится, но своего больного я кормлю маминой стряпней. Видимся с отцом Пита. Он пьет с нами чай и, довольно улыбаясь, удаляется домой. Меня давно мучает вопрос, который я решаю задать:

– Пит, а почему сюда не приходит твоя мама и братья?

– Мы с ней в не слишком хороших отношениях. А перед Играми, когда она пришла попрощаться, то и вовсе заранее меня похоронила. Это еще больше отдалило нас. А теперь она меня ненавидит за то, что я связался с тобой.

– Потому что я девчонка из Шлака?

– Потому что ты дочь женщины, которую любил и до сих пор любит мой отец. Она всегда это знала. Ей больно, что отец женился на ней, любя другую.

Несколько мгновений я молча перевариваю услышанное.

– А как же братья?

– Они всегда были ближе к моей матери. Может поэтому между нами никогда не было братской любви, а может потому, что мы разные люди. Вообще в моей семье не слишком теплая атмосфера.

– А тебе нравится бывать у нас? Может, снова будешь приходить?

– Мне кажется, так я вторгаюсь в твое личное пространство.

– Приходи, я буду рада тебе, – стараясь как можно больше теплоты вложить в свои слова говорю я.

И Пит снова появляется в моей жизни.

========== Тур молодоженов ==========

В середине декабря о нас с Питом снова вспоминают в Капитолии. Спустя полгода после Игр обычно проходит Тур победителей, но президент не рискнул отправить меня в путешествие по дистриктам после моей выходки с ягодами. Он не преувеличивал. Из рассказа Хеймитча я узнала, что после моей победы в нескольких дистриктах были серьезные стычки. Ход Сноу со свадьбой в какой-то мере отвлек людей, но ситуация по-прежнему напряженная. Откуда все это узнал сам Хеймитч, осталось для меня загадкой.

В этот раз вместо Тура победителей нас с Питом отвезут прямиком в Капитолий, где мы дадим интервью о нашей семейной жизни. Хорошо, что Эффи предупредила о приезде телевизионщиков за 2 недели. Ведь мне надо было снова поселиться у Пита. И не просто перевезти вещи, разложить их по местам, но еще и создать ощущение, что я живу в этом доме вот уже полгода. Это трудно, учитывая, что я даже не знаю, где Пит хранит мусорные пакеты. В дистрикте в течение 2 дней будет работать съемочная группа, которая сделает сюжет о нашей семейной жизни.

Эффи говорит, что надо будет обязательно рассказать о своем хобби. Это еще сложнее, потому что у меня, кроме незаконной охоты, такого не имеется. На помощь приходит Прим, которая предлагает мне рассказать о моем изучении лекарственных растений. Вполне невинное занятие. К тому же моих знаний вполне достаточно, чтобы выглядеть убедительно. Приходит мысль даже показать книгу с записями отца, но там описаны лесные растения. Это может вызвать подозрение. Поэтому я делаю другую и вклеиваю в нее кусочки засушенных растений, которые висят у нас на кухне. Одной проблемой меньше.

Мне снова придется спать с Питом в одной постели. Прошло полгода, и все чувства притупились, но почему-то мысли об этом не перестают волновать и тревожить. Я стараюсь больше времени проводить в доме мужа, внимательно слежу за его бытом, содержимым ящиков и шкафов. Но, боюсь, эти жалкие приготовления не заполнят пустоту, которая должна содержать наши общие воспоминания. Я так и не потрудилась получше узнать человека, за которого меня выдали замуж.

До приезда съемочной группы осталась неделя. В камине уютно горит огонь. Пит учится заплетать мне косу, как это делает мама, а я рассматриваю его семейный альбом. Фотографий мало, но я на каждой останавливаюсь подолгу.

– Ты пьешь чай с двумя ложками сахара, верно? – спрашивает Пит.

– Да. А ты совсем без сахара. Я помню. Фее, наверно жутко не вкусно.

– Наоборот. Это сахар убивает весь вкус чая.

Только скептически хмыкаю в ответ.

– Ты любишь есть на завтрак яичницу, поджаренную с двух сторон и всегда все ешь с хлебом, – говорю я.

– Так уж приучили. А ты… – Пит напряженно пытается припомнить мои предпочтения, но не может. Да их и нет у меня. После того, как в доме появилось вдоволь еды, я рада всему, что окажется на столе.

– Ну можно сказать, что я люблю омлет с овощами, ветчиной, сыром и зеленью. В общем, если придется готовить, кидай на сковородку все, что есть в холодильнике.

– Ладно. Значит, я главный по кухне.

– Увы. Иначе я опозорюсь на весь Панем. Покажешь потом, как гладить твои рубашки? У Эффи в сценарии есть пункт «домашние дела».

– Ага.

– Что-то долго ты возишься с моей косой.

– Я не спешу, хочу, чтобы все получилось правильно.

– Ты вспомнил пять вещей, которые мне следует знать о тебе?

– Хм, сложно. Я же не обращаю внимания на свои привычки.

– Ну, хотя бы сколько вспомнил.

– Я не люблю носить перчатки, даже зимой. Про сон с открытыми окнами ты знаешь. Еще я люблю ходить по магазинам в определенном порядке.

– Серьезно?

– Да. Сначала покупаю мясо, чтобы оно лежало на самом дне пакета, потом захожу в лавку с крупами, затем в овощную. Ну и напоследок за лакомствами.

– Приличный крюк делаешь.

– Я ведь никуда не спешу. Пока все, что пришло в голову. Твоя очередь.

– Я люблю много гулять, ненавижу кота моей сестры. Я не люблю заниматься уборкой и готовить.

– Это я уже понял. Так что не считается.

– Ладно. Люблю свободную удобную обувь и одежду. Люблю баловать Прим конфетами и глазированными пирогами, которые ты делал раньше в пекарне.

– Они ей так нравятся?

– Они нам обеим нравятся. Когда мы голодали, то приходили к витрине просто поглазеть на них. Они такие красивые.

– Не обязательно их покупать, для Прим я и сам испеку.

– Ты не понимаешь, важно, что мы можем сейчас себе позволить именно те пироги, с той витрины.

– Ясно. А какое у тебя любимое время года?

– Лето, конечно, – улыбаясь, говорю я. – В лесу полно дичи, ягод и трав. А поскольку тепло, можно и с ночевкой оставаться.

– А я больше люблю весну. Смотреть, как мир оживает. И зелень на деревьях такого сочного зеленого цвета. Летом листья темнеют, а трава сохнет от солнца. Уже не то.

– Может, я бы тоже ее полюбила, если бы не события, которые произошли весной. Смерть отец, голод.

Руки Пита замерли на моих волосах. Минута молчания. Мы оба вернулись в тот день, когда Пит подарил мне хлеб.

– О, я еще вспомнил, – с энтузиазмом говорит Пит. – Не люблю праздновать свой день рожденья.

– Я это исправлю, – улыбаюсь я.

– Ну-ну.

– Твои родители согласились участвовать в съемках?

– Да куда же они денутся. Не переживай, мама знает, что стоит на кону.

– Забавно, я впервые буду разговаривать со своей свекровью.

– Надо придумать, как всех лучше рассадить. Все, я закончил. Смотри.

Пит протягивает мне зеркало.

– Ну, для первого раза годится, – говорю я, а сама улыбаюсь кривой косичке.

Весь это экспресс-курс семейной жизни порядком меня изматывает, но с другой стороны мне приятно чуть ближе узнать Пита. Наверно, сейчас, осмыслив пережитое, я готова с уверенностью сказать, что этот человек мне не безразличен.

Эффи, узнав, что Пит рисует Голодные Игры, рвется устроить в Капитолии выставку-продажу. Говорит, это может быть очень успешным мероприятием. Пит только смеется, дает добро, но просит особо его не беспокоить организационными вопросами, мол, доверяю тебе, Эффи.

Все начинается заново, как в кошмаре. Стилисты готовят нас, Эффи заставляет изучить сценарий, операторы дают указания. В первый день снимают только нас с Питом. Общий завтрак и те самые домашние дела. Я заправляю нашу кровать, складываю вещи. Потом мы вместе с Питом достаем приготовленную коробку с новогодними украшениями и развешиваем их по дому. Пит печет хлеб, рисует. Потом принимаются за меня и мой рассказ об увлечении лекарственными травами. В кадр попадает и мама с сестрой. Мы вместе колдуем в нашей семейной аптеке, растираем смеси из растений, готовим мази и даже наглядно показываем процесс лечения пациента – мальчика с разодранной коленкой. Очень мило. Знали бы капитолийцы, в каком ужасном состоянии маме порой приносят больных на самом деле.

Следующий день – для гостей. Накрываем стол и зовем родителей. Со стороны Пита приходит вся семья. Царит наигранно оживленная атмосфера, за которой прячется неловкость совершенно чужих друг другу людей. Особенно мне не по себе, когда Пит демонстративно приобнимает меня на глазах его матери, отчего я слишком краснею и смущаюсь для замужней-то женщины. Она улыбается и ведет себя дружелюбно, как и братья. Но когда камера не смотрит в ее сторону, взгляд так и обдает холодом.

Последний эпизод – мы провожаем родных Пита до пекарни, где телевизионщики тоже с интересом задерживаются. Я решаю воспользоваться возможностью и поднимаюсь в комнату, где раньше жил Пит со своими братьями. Конечно, с обшарпанным жильем девчонки из Шлака это не сравнить, но вид довольно унылый. Серые бетонные стены, старые вещи, которые наводняют дом тяжелым запахом. Думаю, Питу, как младшему, приходилось донашивать одежду братьев. Наверно, поэтому он так любит все новое. Радуюсь, что Питу больше не нужно здесь жить. В целом у меня остается впечатление, что я переоценивала достаток семей из города.

Ночью я стараюсь не касаться Пита, но поскольку мы спим под одним одеялом, это довольно проблематично. И еще хуже, когда ночью бесконтрольно ко мне возвращаются кошмары. Дома меня успокаивает Прим. А сейчас… Боюсь, что Пит обнимет меня как раньше. Но когда я кричу, он только берет меня за руку и спрашивает, нужна ли мне его помощь. Я боюсь и хочу его объятий. На вторую ночь, когда беспокойные события дня приносят мне новую порцию кошмаров, я сама обнимаю Пита и притворяюсь, что сделала это во сне. Он лишь молча обнимает меня в ответ. Я чувствую нечто необычное. Думала, мне будет тяжело и тревожно снова ощущать его близость, но в итоге чувствую только, что мне очень хорошо и безопасно в его сильных руках. Даже не представляла себе, как я по ним скучала. Чувствую на лбу его спокойное дыхание, и по венам будто разливается лечебное тепло. Он никогда не был мне врагом. Мой мальчик с хлебом.

Мы впервые едем в Капитолий без Хеймитча. Страшновато. Единственное успокоительное – педантичность и постоянство Эффи. Если механически следовать ее указаниям, то можно и пережить эту поездку.

Снова мы в гостях у президента в той самой комнате, где я пережила целую другую жизнь. Питу тоже не по душе сюда вернуться. Ночью нас определенно ждут кошмары.

Но думать о снах некогда. Через пару часов интервью с Цезарем. Волнуюсь как перед экзаменом. В выбранных стилистами нарядах мы выглядим взрослее, чем на самом деле. Цинна рассказывает, что наша свадьба вызвала осуждение президента некоторыми из капитолийских чиновников. Так что мы должны показать себя уже не парочкой безумно влюбленных подростков, а зрелыми молодыми супругами. Мне приятно знать, что хоть кто-то в этом безумном капитолийском обществе осудил действия Сноу, хотя неизвестно еще, чем это для них обернулось.

Цезарь встречает нас своей неизменно белоснежной улыбкой. Есть ли в этой радости хоть капля искренности, для меня навсегда останется загадкой.

– Итак, расскажите же, мои дорогие, не разочаровала ли вас семейная жизнь? Китнисс? Что скажешь? Ты не ошиблась в этом парне?

– Ни сколько. В нем есть все то, чего не хватает мне самой. Мы дополняем друг друга.

– Правда? Например?

– Например, маниакальная тяга Пита к порядку нейтрализует мою тягу к хаосу. А когда нужно решить какую-то проблему, я начинаю психовать или впадать в панику, в то время как Пит спокойно может все уладить.

– Именно поэтому я не пускаю ее на кухню, – добавляет Пит.

– О! – восклицает Цезарь. – Похоже, наша Огненная Китнисс слишком горячая, чтобы стоять у плиты.

В зале слышится смех.

– Но Пит, мы все помним твое трогательное признание в любви, твою заботу о Китнисс на Арене. И вот теперь вы женаты, вы одна семья. Так ли все произошло, как тебе мечталось?

– О таком я даже и мечтать не мог. Благодаря щедрости Капитолия я смог жениться на девушке, которая казалась мне недосягаемой. Первое время я поверить не мог, что это произошло.

– Китнисс, что скажешь?

– Я скажу лишь, что мне крупно повезло встретить этого парня.

– Но Китнисс, наверняка же хоть что-то тебя раздражает в вашей совместной жизни. Поделись.

– Пожалуй, запах свежего хлеба каждое утро в нашем доме.

– Вот как? – возмущается Пит. – Я-то думал тебе нравится моя выпечка.

– В том то и дело, нравится настолько, что я боюсь поправиться от всех этих вкусностей.

– О, это очень мило. Пит, а тебя что-то раздражает? Ну, кроме вторжения Китнисс на кухню?

– Пожалуй, нет. Не знаю, сколько лет мне понадобится, чтобы найти в этой девушке хоть один недостаток. Она идеальна для меня.

– После таких слов я советую тебе Китнисс не отпускать от себя этого парня ни на шаг, потому что в Капитолии найдется немало девушек, мечтающих о внимании Пита.

Я улыбаюсь, а Цезарь говорит вступительное слово перед демонстрацией нашего фильма. Мы видим его в первый раз. Все смонтировано так грамотно, что со стороны и не подумаешь, что мы с Питом почти чужие друг другу люди.

После фильма Цезарь спрашивает:

– Китнисс, какая у вас большая и дружная семья. Но мне кажется, ваши родители теперь мечтают о пополнении. Вы планируете завести ребенка?

Я вспыхиваю от смущения и содрогаюсь от вопроса. Едва сдерживая дрожь в голосе, произношу:

– Мы только начали нашу семейную жизнь и хотим лучше узнать друг друга, а уже потом подумать о детях.

– Ты согласен, Пит? – спрашивает Цезарь.

– Да. Сейчас мы пока слишком молоды, чтобы что-то дать нашим детям. Но через несколько лет вернемся к вопросу.

– Надеюсь, мы еще познакомимся с вашими детишками.

Улыбка Цезаря кажется мне злобным оскалом при этих словах.

Часовое интервью изматывает меня до крайности. На ступеньках я спотыкаюсь и едва не подворачиваю ногу на каблуках. Хромаю до машины, опираясь о руку Пита. А когда мы приезжаем на виллу, Пит, устав от моей хромой походки, подхватывает меня на руки и несет до самой комнаты. У меня даже нет сил возражать. Глубокий сон, в который я тут же проваливаюсь, едва коснувшись подушки, переходит в кошмар. В нем Сноу лично убивает маму и сестру, спустив на них переродков. Я не могу проснуться, тону в вязкой реальности сна. Просыпаюсь у Пита на коленях, который качает меня на руках как маленькую девочку. Страшно, мучительно. Сколько я смогу еще вытерпеть, прежде чем сопьюсь как Хеймитч? Скорее бы вернуться домой.

========== Ожившие праздники ==========

Перед Новым годом я вспоминаю давно забытое ощущение – радостное предвкушение праздника. Когда я была маленькой, это чувство сопровождало меня всегда. И на то были причины. Отец умудрялся достать к празднику, будь то Новый год или день рождения, какое-нибудь редкое лакомство, игрушку или наряд. Я вспоминаю сейчас, как мы с Прим радовались апельсину или тряпичной кукле, как украшали наш дряхлый дом шишками и плодами рябины. На столе зажигались свечи, и наша семья объединялась за столом в одно счастливое целое. Мне хочется вернуть хоть крупицу того беззаботного счастья, и я решаю устроить у нас дома большой праздник.

Зову своих знакомых из Котла, Гейла и его родных, Хеймитча, Мадж. Даже семью Пита, но обещается заглянуть только отец. Сальная Сэй приходит пораньше, чтобы помочь с подготовкой праздника. Пит у себя готовит большой торт, Прим украшает дом, а Лютик играет с мишурой. Даже я пригождаюсь на кухне как подсобный рабочий – чищу овощи, бегаю в лавку за продуктами или выношу мусор. Вся эта предпраздничная суета возвращает, наконец, тепло в мое сердце и помогает забыть о Голодных Играх, Сноу и прошедшей пару недель назад поездке в Капитолий.

– Китнисс, ты в чем сядешь за стол? – спрашивает мама.

– Не знаю, может голубой свитер и брюки надену.

– Ты уже которую неделю ходишь в штанах. Одень уже что-нибудь красивое. У тебя же было столько платьев.

– Да, но они все из Капитолия. Не хочу, чтобы сегодня хоть что-то мне о нем напоминало.

– А было еще одно, которое тебе Прим подарила. Ей будет приятно, если ты его наденешь.

Я вспоминаю, как моя маленькая сестренка в честь моего возвращения подарила мне морковно-оранжевое платье, которое мы вместе еще перед Играми разглядывали в витрине магазина. Этот подарок был символом, что мы теперь можем позволить себе вещи, которые нам нравятся. Я улыбаюсь и соглашаюсь надеть его. Но тут же вспоминаю, что оно висит в спальне у Пита. После Тура я забрала из его дома только самое необходимое. До остального не доходили руки, к тому же я знала, Питу будет больно видеть, как я снова уничтожаю все следы своего присутствия в его доме. Поэтому вещи, которые я не надевала месяцами, остались висеть в его гардеробе.

Забегаю к соседу, чтобы забрать платье и отутюжить перед вечером. Пит суетится на кухне. Из динамиков звучит какая-то веселая песня, и он пританцовывает, вымешивая за столом крем для торта. С минуту смотрю тайком на эту сцену и пытаюсь сдержать смех. Когда в такт мелодии Пит особенно активно двигает бедрами, я все-таки прыскаю у него за спиной. Он тут же оборачивается и слегка смущенно говорит:

– Не услышал, как ты зашла. Что-то опять нужно для мамы?

– Нет, я взять платье для вечера. Оно у тебя наверху висит.

– Ты будешь в платье? – удивляется он.

– Да, представь себе. Мама уговорила.

– Я заинтригован.

– Как у тебя дела? Успеваешь?

– Да вроде.

– Может, помощь нужна?

– Ну, если ты не спешишь, можешь довзбивать крем? А то я из-за него не успеваю менять противни с коржами.

– Хорошо, давай.

– Взбивай, не останавливаясь, – с важным видом говорит Пит. – Иначе он не будет воздушным.

Я становлюсь у стола и приноравливаюсь работать венчиком, как это делал Пит.

– Ну-ка остановись на секунду, – говорит он и надевает на меня фартук. – Вот так будет лучше. Пока он завязывает концы у меня на пояснице, я поворачиваю к нему голову. Наши глаза встречаются, и я вижу во взгляде Пита прежнюю нежность, которая так часто приводила меня в смущение. Теперь она нечасто, но проскальзывает в его глазах, выдавая чувства, которые он изо всех сил прячет за дружбой. Он знает, что мне так легче, но сейчас, смотря в эти пронзительно голубые глаза, я снова чувствую вину и еще что-то неуловимо новое. Трепет. Поэтому я неловко опускаю глаза в чашку с кремом и упорно работаю венчиком.

Около часа мы трудимся вместе. Это удивительно. Ведь раньше я действительно чувствовала себя на кухне как на вражеской территории. Но сейчас под пристальным наблюдением Пита даже вполне аккуратно смазываю коржи кремом. Мой учитель довольно улыбается и в шутку мажет мне кончик носа взбитыми сливками. Я смеюсь. Кажется, в обычной жизни мне еще никогда не было с Питом так просто и хорошо.

Звонит мама и просит прийти ей на помощь. Я спохватываюсь, что так задержалась, бегу наверх за платьем и уже на пороге дома кричу Питу:

– Приходи, как только закончишь!

– Хорошо, – кричит он в ответ из кухни.

Вечером суета все усиливается. Изо всех сил стараемся успеть накрыть на стол, пока не появились гости. Как ни странно, первым приходит Хеймитч. Видимо, ему надоело слоняться в одиночку по своему дому. Он ставит на стол пару бутылок белого, шлепается в кресло и молча наблюдает за приготовлениями. Затем подтягиваются люди из Котла. Некоторые приносят с собой музыкальные инструменты – скрипку и две гитары. Одними из последних приходят Пит и его отец. Они с трудом несут на руках огромный 4-килограммовый торт, который я видела только в процессе создания. Сейчас же это настоящее произведение кондитерского искусства. От одного взгляда настроение поднимается.

Пит с одобрением смотрит на мой наряд и говорит:

– Тебе так идет гораздо больше, нежели в капитолийских нарядах.

– Нравится? Это ведь, кажется, твой любимый цвет.

– Да, ты очень красивая сегодня.

Я смущаюсь, отвожу взгляд в сторону и вижу, как за нами наблюдает Гейл. Предусмотрительно сажаю этих двоих подальше друг от друга.

Где-то за час все, наконец, собираются за столом, и я, слегка волнуясь, произношу тост. Я не любитель говорить речи, но мне хочется искренне выразить признательность всем этим людям.

– Друзья! Я благодарна вам, за то, что вы сегодня здесь. Мне хотелось разделить этот праздник с людьми, которые мне дороги. Я благодарю вас всех за помощь и поддержку в самые сложные моменты моей жизни. Спасибо за все. Пусть в Новом году у вас будет все благополучно!

Я на мгновение опускаю глаза, чтобы проморгать подступающие слезы, а когда поднимаю, вижу два десятка теплых улыбок. Некоторые говорят:

– Спасибо тебе, Китнисс.

– Счастья тебе.

– С Новым годом!

Бокалы звонко чокаются, слышится стук приборов о тарелки и радостный гул застольной беседы. Все такое искреннее, такое настоящее, что я ликую внутри. После фальшивого Капитолия это истинное счастье, и я все-таки смахиваю набежавшие слезы. Чувствую на плече руку Прим, она смотрит на меня с улыбкой.

Говорят о разном. Последние новости из Котла, нововведения мэра, погода. Дети, не усидев за столом, носятся по дому, наполняя его задорным смехом.

Позже убираем мебель из центра гостиной и устраиваем настоящие танцы. Мы с Прим кружимся, едва не сталкиваясь с другими парами. Мадж робко зовет потанцевать Гейла. Он соглашается, но весь танец косится на меня. Хеймитч к моему удивлению тоже несется в пляс, кружа за руку Хейзел. Та хохочет от всей души, когда он начинает выплясывать соло замысловатые пьяные движения всем на потеху. Даже отец Пита решается позвать мою маму на танец. Она не сразу, но соглашается. Я вижу, как Пит с улыбкой смотрит на эту пару. Сейчас за столом он едва ли ни единственный, кто еще не выходил танцевать. Мне хочется позвать его, научить. Я ведь помню, Пит рассказывал, что на праздниках в его доме люди не танцуют. Но здесь Гейл. Как он воспримет? Мое затруднение решает Прим, которая подбегает к Питу и тянет его с собой. Я остаюсь без пары и сажусь за стол перевести дух и выпить воды. Смотрю, как Пит неловко пытается повторить движения, как стесняется. Меня подхватывает за руку друг Гейла, знакомый с ним по работе в шахтах. Том, кажется. Он веселый и смешной. Уверенно схватив меня за пояс, он чуть ли не отрывает меня от пола.

– Меняемся! – кричит кто-то в толпе танцующих. Я попадаю в руки Гейла. Случайно ли? Он улыбается, будто весь вечер этого ждал.

– Ты сегодня очень красивая, – говорит он, не отводя от меня глаз.

Я лишь улыбаюсь и с волнением сжимаю его сильные натруженные руки.

Кто-то организует хоровод, все собираются в два кольца, держа друг друга под локоть. Пит кружится вместе со всеми, широко улыбаясь. Мама через какое-то время выбегает из круга и усталая, но довольная, садится за стол. Хоровод снова распадается на пары, и я стараюсь поймать Пита. Он озаряется улыбкой, подхватывает меня одной рукой за пояс, а другую поднимает вверх, как показывала Прим. Наши руки соединяются над головами.

– Понравилось танцевать? – спрашиваю я.

– Очень. Правда с моей ногой не все получается. Так что извини, если вдруг наступлю на тебя случайно.

– У тебя хорошо получается.

Он смеется и какое-то время мы просто танцуем. Чуть позже меня зовет отец Пита. Ему пора уходить домой. Он с теплой улыбкой благодарит меня за вечер и тихо уходит. Пит провожает его, но вскоре возвращается.

Настает время для торта. Все садятся с тарелками кто куда. Ребята шахтеры полулежат у камина и брынчат на гитаре. Взрослые на диване обсуждают свои дела. Мы с Прим и Мадж сидим рядом с тортом и уплетаем за обе щеки.

Как только наступает 12 часов, все вновь собираются за столом и чокаются в последний раз за Новый год. Люди понемногу начинают расходиться. Праздник праздником, а завтра большинству рано вставать и заниматься тяжелой работой.

Кажется, все остались довольны. Я тоже. Это был трудный день, но усталость от него приятная. Вот и ребята шахтеры уходят, а с ними Гейл. На прощание он целует меня в щеку. Вроде бы невинный поцелуй, но не сказала бы, что дружеский. Рядом одевается Мадж и смотрит на нас, потеряв на мгновение свою улыбку. Гейл обещал проводить ее до дома по моей просьбе. Сегодня я впервые замечаю, что Мадж неравнодушна к Гейлу, чувствую от этого что-то неприятное, но сейчас мне совсем не хочется об этом думать. Пит и Прим помогают унести тарелки на кухню. Хеймитч дремит в кресле. Не хочу его будить, пусть побудет с нами. Гейл враждебно поглядывает на Пита, но при Мадж не решается мне высказать своего недовольства.

Еще около получаса мы убираемся, а потом я хлопаюсь на ковер перед камином со стаканом сока. С кухни приходит уставший Пит и подсаживается рядом.

– Отличный получился праздник, – с улыбкой говорит он.

– Да, давно у меня их не было.

– Здорово, что ты всех собрала. Я никогда не видел, чтобы мой отец так улыбался.

– Он танцевал с моей мамой. Поверить не могу.

– Понравился торт?

– Да, невероятно вкусно. Ты мастер.

– Там и твой вклад имеется.

– Совсем немного.

Некоторое время мы молчим. Питу не хочется уходить, но он говорит:

– Ладно, я пойду. А то вы уже спать будете ложиться.

– Постой, поможешь мне положить Хеймитча в гостевой комнате?

– Конечно.

Справившись с укладыванием ментора в постель, провожаю Пита до двери.

– Спасибо за этот день, Китнисс, – тихо говорит он. А в глазах та самая запрятанная нежность. Он стукает меня пальцем по носу, как сегодня днем и, улыбаясь, уходит в ночь.