Текст книги "Свадебные игры (СИ)"

Автор книги: fazezzia

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

========== Пит – моя самая большая проблема ==========

Тренировочный центр пустеет. Час назад Эффи дала команду собирать вещи в дорогу, но я вдруг понимаю, что собирать собственно и нечего. Вещи, в которых я приехала, были уничтожены. На кровати лежит только злосчастная корона победительницы Голодных Игр. Хочется чем-нибудь себя занять, чтобы отвлечься от мрачных воспоминаний об Арене, которые еще очень свежи. Неожиданно вбегает взъерошенный и непривычно трезвый Хеймитч. Даже не постучался. Видимо, что-то случилось. Недоумевающая встаю ему навстречу.

– Отбой, Китнисс. Мы никуда не едем.

– Что произошло?

– Пока толком не знаю. Похоже, твой трюк с ягодами имел более серьезные последствия, чем мы думали. Мы еще пробудем здесь какое-то время.

В груди вспыхивает тревога, медленно сажусь на кровать. В голове роятся сотни мыслей, которым я раньше не давала волю. Поднимаю глаза на Хеймитча и вижу только его удаляющийся затылок.

– Скажи Питу, ладно? – говорит он уже в дверях и спешно исчезает.

Сказать Питу. Он же ничего не знает ни о моей уловке, ни о том, что вся любовь на Арене была ложью. Его счастливое неведение вот-вот будет разрушено моими руками. Чувствую себя ничтожеством.

– Привет! – раздается у полуоткрытой двери мягкий голос Пита. – Ты готова? Скоро уже ехать.

Неожиданное появление Пита заставляет меня почувствовать себя ничтожеством еще острее.

– Тут Хеймитч забегал. Он сказал, что наш отъезд откладывается.

Беззаботность на лице Пита улетучивается. Как мне сказать ему остальное?

– Я так и знал. Да, они что-то сделают с нами, – нахмурив брови, Пит задумчиво садится на край кровати.

– Что ты знал? – удивляюсь я. Может, Хеймитч уже рассказал ему про фальшивую любовь?

– Не может Капитолий позволить двоим победителям выжить. Это слишком уж хорошо. Помнишь, как отменили правило в самом конце Игры? Сейчас будет что-то похожее. Может, нас заставят сразиться один на один или пошлют вдвоем на Арену. Не знаю, у меня плохое предчувствие.

– Вряд ли. Ведь уже была церемония награждения. Давай не будем зря гадать и подождем Хеймитча.

– Ладно. Пойдем пока пообедаем?

– Угу. – Нет, я не скажу Питу. Пусть лучше Хеймитч. В конце концов, это он придумал несчастных влюбленных из дистрикта 12, вот пусть и выкручивается. А своей совести я говорю, что спасение жизни выше каких-то там романтических обид. Это все окупает. Я уверена, что со временем Пит это поймет.

Обедаем в одиночестве. Нет ни Эффи, ни стилистов. Только пара безгласых молча меняют нам блюда. Стоит зловещая тишина. Мы с Питом погружены в свои мысли.

После обеда поднимаемся вместе ко мне в комнату ждать новостей. Ложимся на кровать смотреть телевизор в поисках какой-либо информации, но там пока ничего нового. Мне неловко лежать с Питом рядом. Все мои мышцы напряжены, я боюсь малейшего проявления нежности с его стороны. Подушка лежит так неудобно, что шея начинает болеть от напряжения. Я привстаю и пытаюсь поправить ее, но Пит подкладывает свою руку мне под голову и слегка обнимает за плечо. Как тогда в пещере… Но только здесь не Арена, я краснею и превращаюсь в застывшую каменную статую в его нежеланных объятьях.

– Так удобнее? – тихо спрашивает он.

В ответ только мычу что-то несуразное и напрягаюсь еще сильнее. Сейчас я чувствую себя настолько лживой и лицемерной, что готова все ему рассказать. Несколько минут я собираюсь с духом, а в это время Пит, совсем заскучав от капитолийской передачи про прически для домашних питомцев, прислоняется лбом к моему виску и закрывает глаза.

– О чем ты думаешь, Китнисс? Ты так напряжена. Сама же говорила не строить догадок, пока не дождемся Хеймитча.

– Как будто ты сам можешь об этом не думать, – довольно резко отвечаю я.

– Когда ты рядом, могу и не думать, – он улыбается и осторожно целует меня щеку.

Я вся сжимаюсь и делаю глубокий вдох, чтобы сказать ему, чтобы навсегда разорвать эту ложь, но не могу. Пит так заботлив и нежен, он не дает мне шанса.

– Что-то не так?

– Нет, я просто чувствую себя не очень из-за всего этого.

– Ладно, я тогда пойду к себе.

Я его не останавливаю. Наверняка, он сейчас гадает, что сделал не так. Зато у меня есть время, чтобы как следует подобрать слова. А вообще я больше всего надеюсь, что после ответных действий Капитолия нам будет не до раненых чувств.

До конца дня никто не появляется. На следующий день мы пытаемся связаться с внешним миром, но все наши попытки проваливаются. В вестибюле тренировочного центра дежурят миротворцы, которые сообщают, что нас приказано никуда не выпускать без дальнейших распоряжений. До самого вечера мы бродим по нашей новоиспеченной тюрьме, этаж за этажом. Все залы для тренировок закрыты. Комнаты для трибутов везде типовые и ничем друг от друга не отличаются. Пока мы гуляем по центру, Пит почти не говорит со мной. Но меня не отпускает чувство, что его что-то беспокоит. Я догадываюсь что. В лифте он неожиданно спрашивает:

– Китнисс, на Арене ты ведь просто делала вид, что любишь меня? Так ведь?

Поначалу хочется все отрицать, чтобы не обидеть его, спросить, с чего он это придумал, сказать, какие сложные чувства я к нему питаю. Но я понимаю в конце концов, что ни в чем из этого я не уверена. Уверена я только в том, что хочу перестать лгать. Не могу смотреть в его глаза, полные надежды на обратное. Хоть он и старается это скрыть. Опускаю голову и молча принимаю удар. Лифт прибывает на 10 этаж, двери открываются, но я не трогаюсь с места. Пит тоже.

– Прости, – выдавливаю я.

Пит окончательно теряет надежду, его плечи опускаются, будто под тяжестью невидимого груза. Он тихо вздыхает и говорит:

– Глупо было надеяться, что все на Арене было правдой. Я ведь и сам поначалу подыгрывал тебе. Просто в какой-то момент я почувствовал… а, неважно. Я, пожалуй, поднимусь к себе.

Пит открывает двери и уходит к другому лифту, оставив меня наедине со своим чувством вины. Не знаю, сколько времени я стою внутри, думая о том, что произошло, как внезапно лифт начинает ехать вниз. На первом этаже в него вбегает Хеймитч и едва не врезается в меня.

– Откуда ты взялась тут? Развлекаешься ездой на лифте, солнышко? Впрочем, сейчас не до шуток. Где Пит?

– У себя, наверное.

– Я должен срочно вас отвезти к президенту.

– Что с нами сделают?

– Не знаю. У меня есть только предположения. Сегодня Сенека Крэйн внезапно скончался. Так что не жди ничего хорошего. Думаю, тебя с Питом не пустят домой.

Вот влипла. Внутри темная часть меня шепчет: «Надо было спасать только свою шкуру». Наверху нас уже ждут люди президента. Пит стоит испуганный в окружении конвоя.

– Вы остаетесь здесь, – говорит один из охранников, показывая рукой на Хеймитча.

Нас привозят в загородную виллу президента и сразу же ведут в его кабинет. Почему-то Пита оставляют за дверью, так что я оказывюсь наедине со Сноу. Хмурое выражение его лица сменяется змеиной улыбкой.

– Наконец-то, мисс Эвердин. Добрый вечер.

Не получив никакого ответа, он продолжает:

– Вы, дорогая, создали мне одну проблему. И вам предстоит ее решить.

– О чем вы?

– Ваш трюк с ягодами вызвал волнение в дистриктах. Он был воспринят многими как знак неповиновения, а не знак любви.

– И что я должна сделать?

– Продолжить свой спектакль с несчастными влюбленными конечно. Вы заварили кашу – вот и расхлебывайте. Возможно, до вас уже дошла информация о том, что Сенека Крейн умер. Так вот, если не хотите, чтобы за ним последовали и другие люди, например, члены вашей семьи, то вы быстренько разберетесь с поставленной задачей. В ваших способностях я не сомневаюсь.

– Хорошо, я буду продолжать делать вид, что люблю Пита, когда мы поедем в Тур победителей и…

– Вы меня разочаровываете, мисс Эвердин. Такими жалкими уловками вы никого не убедите. Боюсь, как бы вы не подлили масла в огонь. Так что тура в этом году не будет. Вместо него мы устроим свадьбу.

– Свадьбу?! – конечно, в самых страшных раздумьях мне смутно виделся и такой вариант развития, но… Это правда происходит?

– Да. Это будет отличным завершением вашей истории с несчастными влюбленными и прекрасно отвлечет людей.

– Но нам с Питом всего по 16 лет, – слабый аргумент, учитывая, что я говорю с президентом. Что мешает ему поменять законы.

– Кого волнуют такие пустяки. Свадьба состоится во дворце через неделю. Приготовьтесь. Вы с Питом всю неделю будете под прицелом камер, чтобы рассказывать о грядущем торжестве. Не стоит и говорить, как нужно себя вести. Думаю, любовь к близким поможет вам все сделать как нельзя лучше. Если завтра на интервью вы задумаете что-нибудь выкинуть, первым умрет ваш разлюбезный “кузен” Гейл. – Сноу делает паузу и внимательно наблюдает за моей реакцией. Довольный увиденным, он радостно добавляет. – Дорогая моя мисс Эвердин, поздравляю вас с помолвкой.

С этими словами Сноу протягивает мне белую розу из своей петлицы и зовет охранников. Пит сидит в коридоре и нервно перебирает пальцами. При виде меня он оживляется и пытается подбежать ко мне, но охрана удерживает его.

– Ну что там Китнисс? Что тебе сказал Сноу?

Меня разрывает ярость, не могу смотреть на Пита, не могу его слышать. Молча иду за охраной, оставив недоумевающего парня позади. Меня почти вталкивают в спальню. Зубы вот-вот треснут от скрежета. Стою как вкопанная у двери, сминаю идеальные лепестки президентской розы в своей руке. Представляю, что это Сноу сейчас рвется и превращается в холодную бесформенную мякоть. Это не помогает. Подбегаю к большому круглому столу посреди комнаты с вазой цветов и шкатулками. Сметаю все, включая сам стол. Рву отвратительный балдахин над кроватью, крушу тумбы, стулья и кресла, отрываю занавески вместе с багетом. Горло хрипит от отчаянного крика. Осколком вазы порезала руку. Без сил, покрытая струйками крови, падаю на кровать и задыхаюсь рыданием.

Странно, но никто не входит и не останавливает меня. Смотрю на следы засыхающей крови. В голове пролетает яркая мысль о суициде. Выбираю осколок поострее из кучки, рассматриваю его, и тут двери открываются. В комнату вталкивают потрясенного Пита. Заметив размазанную кровь на моем лице и руках, он спешит ко мне.

– Не подходи! – кричу я. – Не прикасайся ко мне!

Убегаю в ванную и сижу там до изнеможения. Моя жизнь окончена. Я рабыня, я пленница, я игрушка Сноу. Связана по рукам и ногам пожизненно! Над моим телом надругаются, заставят родить ребенка и пошлют его на Голодные Игры, чтобы я навсегда запомнила, как обходится дерзость в отношении президента. Пытаюсь придумать план, как выбраться из ловушки, ищу плюсы. Голова отказывается работать, порез на руке противно ноет. В каком-то полуреальном состоянии я провожу ночь на кафельном полу.

Холодно. Щека прилипла к гладкому полу, лицо опухло от слез, спина болит от неудобной позы. Как я вообще смогла так проспать всю ночь? Или день еще не наступил? Я даже не знаю, сколько времени сейчас.

Тихонько приоткрываю дверь. Из окна бьет бледный утренний свет. Время не больше шести часов. Пит поднял мебель и убрал мусор с кровати. Сам укутался в плед на кресле. Пристально смотрю на его сгорбившуюся фигуру.

Пытается быть хорошим, значит. Головой я понимаю, что Пит не виноват в произошедшем. Но теперь я не могу относиться к нему как прежде. Пит теперь мой личный палач. Навязанный, вечно преследующий, нежеланный человек в моей жизни. Вспоминаю, как он на интервью признался перед всем Панемом в своей любви. Он втянул меня в эту проклятую историю. Чувствую, как внутри зарождается ненависть.

Пит открывает глаза, ощутив мое присутствие. Становится ясно, что он не спал. Отчего-то ярость во мне от этого только усиливается. Любое притворство травит душу. Я сверлю его злобным взглядом и не нахожу слов, чтобы выразить то, что во мне творится.

– И чего ты ждешь от меня, Китнисс? – медленно и устало произносит он. – Хочешь, чтобы я извинился за свое существование? Или сгинул куда-нибудь?

Я молчу.

– Можешь ничего не говорить. Твои вчерашние действия сказали за тебя. Ты никогда не доверяла мне. Даже не попыталась поговорить со мной об этом, хотя я такой же пленник и раб. И знаешь что? – он привстает, его глаза презрительно прищуриваются. – Сегодня на интервью я с большим удовольствием буду тискать твою мордашку, хочешь ты того или нет, потому что Сноу прикончит моих родных, если я этого не сделаю.

Огонь в моих глазах на мгновение разгорается, но вскоре потухает. Пит сильнее укутывается в плед и продолжает более тоскливо:

– Они все-таки стравили нас, но не так, как я предполагал. Ты можешь и дальше выказывать мне свое презрение и ненависть и тем самым очень порадовать Сноу. Он будет несказанно счастлив увидеть, как ты сломаешься. Либо мы можем действовать сообща и вместе выбираться из ситуации.

Я ничего не отвечаю ему, но, ложась на кровать, начинаю обдумывать то, что он сказал. Сноу действительно ждет от меня именно такой реакции, какую я продемонстрировала вчера. Он хочет, чтобы я билась о прутья своей клетки до тех пор, пока не иссякнут силы. Но как мне справиться с яростью? Как остановить разрастающуюся бесконтрольно неприязнь к Питу? Голова отказывается думать, и незаметно я засыпаю на мягких капитолийских простынях.

Меня будит Эффи. Я как никогда рада слышать ее писклявый голос, ворчащий о том, что у нас много работы и плотное расписание. Игры будто бы продолжаются. В комнате суматоха, помощники Цинны взволнованно обсуждают мою порезанную руку и думают, чем ее замаскировать. Пита наряжают в другом конце комнаты. Он спокоен и собран. В мою сторону даже не смотрит. Рядом с ним вылавливаю в толпе фигуру Хеймитча. Его, наконец, пустили к нам.

Когда стилисты наряжают меня в полный боекомплект рюшей и оборок, Хеймитч выуживает меня как рыбу из их цепких рук и отводит немного в сторону ото всех. Под прикрытием стоящего в комнате гула он хочет шепнуть мне на ухо что-то важное. Ментор смотрит на меня недовольным взглядом и с презрением говорит:

– Какая ж ты все-таки дура. Пит тебя спас от такого, за что ты погроб жизни должна у него в ногах валяться. А она видите ли жертву из себя корчит.

– Что это он тебе уже нажаловался?

– Если бы не Пит и его история про влюбленных, – Хеймитч наклоняется к самому уху, – президент продал бы тебя с молотка на тпйном аукционе дл победителей. Ты бы пошла по рукам капитолийской элиты.

– Откуда ты знаешь? – дрожащим голосом выдавливаю я.

– Потому что участь всех победителей – попадать в рабство после Арены. – Он смотрит на меня долгим, пронзительным взглядом. Неужели это в свое время сломало Хеймитча? Его отказ подчиниться и стать рабом капитолийцев обернулся для него смертью всех его близких. Боюсь даже спрашивать. – Просто помни, что другим не повезло так, как тебе.

Он уходит, похлопав меня по плечу, а я замечаю на себе холодный взгляд Пита. Как только наши глаза встречаются, он отворачивается. Я потрясена тем, что рассказал Хеймитч, но у меня совсем нет времени это обдумать. Знаю только, что, возможно, не стоило мне так поступать с Питом.

========== Меняемся ролями ==========

В машине стоит напряженная атмосфера. Гнетущую тишину нарушает только мягкий гул двигателя. Эффи сидит впереди, за занавеской, Хеймитч – сзади, между мной и Питом. Настроение у всех паршивое.

– Значит так, ребят, – инструктирует Хеймитч, – ваша главная задача – показать всему Панему, как вы несказанно рады, что остались живы. И особенно вы счастливы, что президент проявил такое участие к вашим судьбам и позволил вам, минуя возрастное ограничение, обручиться. Ясно?

Ментор вопросительно смотрит на нас с Питом, пытаясь понять, уяснили мы или нет. По-прежнему молчание. Он вздыхает и продолжает:

– Потом упомянете о предстоящем завтра празднике года, которым обычно заканчивается тур победителей. На нем вы официально будете помолвлены и получите благословение президента.

– Не переживай, Хеймитч, все будет в лучшем виде. Сноу об этом уже позаботился, – мне кажется, что Пит говорит со злостью, но при кратком взгляде на него замечаю только тоску, переходящую в безразличие.

– За тебя я спокоен. А вот Китнисс не лучшая актриса. Боюсь, что в нынешнем состоянии она не сыграет безумно влюбленную девочку.

– Сыграет, поверь мне, – вот она, настоящая злость Пита, – она прекрасно умеет притворяться. Даже я ей поверил.

Хеймитч хмурится и вопросительно смотрит на меня. Заметив, что я начинаю закипать от злости, он слегка качает головой, что означает: «Все с тобой ясно». А Питу спокойно говорит:

– Полегче, парень. Она все-таки тебе жизнь спасла.

– И теперь жалеет об этом, – обиженно выпаливает Пит.

– Сейчас я действительно начну жалеть, – с яростно сжатыми кулаками цежу я сквозь зубы.

– Ну хватит уже, – устало говорит ментор. – Эффи, долго еще?

– Почти приехали.

В ухе Хеймитча светится черное устройство связи. Несколько секунд он молча слушает, потом говорит:

– Да, понял, – потом помрачнев обращается к нам:

– Слушайте. Съемки будут в прямом эфире. У вас нет права на ошибку. Так что поостыньте и делайте, что должны.

Я испуганно смотрю на обоих.

– Это приказ президента Сноу, – говорит Хеймитч.

– Да какая разница, – равнодушно говорит Пит и смотрит на меня.

Я опускаю голову. Оставшуюся дорогу все мы молча обдумываем новость. Через несколько минут наша компания на месте. Стоим в ожидании сопроводителей. Я все еще злюсь на Пита, но сейчас нам придется работать вместе, придется целоваться, говорить о личном. Нельзя с моим настроем идти на интервью, слишком высока цена ошибки. Жизнь Гейла. Эх, где он сейчас? Что думает обо всей этой истории? Так его не хватает. Вспоминаю утренние шокирующие слова Хеймитча о торговле победителями, и это несколько остужает меня и возвращает к реальному положению вещей. В каком-то смысле Пит меня действительно спас. Решаю сама подойти к нему и наладить общение. Но… С чего начать?

– Пит, прости за Арену, я старалась ради нас обоих, – он молчит, опустив голову. – И за вчерашнее тоже.

Вторая часть извинения дается гораздо труднее.

– Да я вовсе не из-за притворства зол, как ты не понимаешь!

Я действительно не понимаю. Он разочарованно вздыхает.

– А, ладно, забыли. Мы в одной лодке сейчас. Оставлю обиды до лучших времен.

Он слегка улыбается и продолжает:

– Ты как, готова быть неотразимой невестой?

У меня вырывается нервный смешок.

– Надеюсь, что справлюсь. – Вздыхаю. – Знал бы ты, с каким трудом мне все это дается. Поможешь мне?

– Будь спокойна, я все сделаю. Главное улыбайся в течение всего интервью, ладно?

– Как бы только щеки не свело от напряжения.

Пит смеется и демонстративно берет меня за руку перед приближающимися сопроводителями.

– Шоу начинается, – шепчет он мне на ухо.

Поначалу интервью идет хорошо. Я смеюсь, играю беззаботную, счастливую девочку, пару раз целую Пита на камеру. Переигрываю, правда, о чем Пит сигнализирует мне, слегка ущипнув за руку. Он же в свою очередь больше общается с Цезарем, отвечает на его порой каверзные вопросы о наших отношениях. Пит говорит очень уверенно, на ходу придумывает детали никогда не существовавших в реальности посиделок, шалостей за спиной ментора. Неожиданно Цезарь объявляет, что теперь он немного пообщается с родными жениха и невесты. В прямом эфире на экране появляются моя мама, Прим и… Гейл. Они видят меня, а я их. Как я могу играть перед ними свою комедию? Вижу полные тоски глаза Гейла, хочется прямо здесь и сейчас рассказать ему правду. Рассказать всему Панему о том, как меня сделали марионеткой, как лишили свободы! Мама взволнованно начинает поздравлять нас с помолвкой, у меня проступают на глазах слезы. Не могу говорить, в горле застряли сдерживаемые рыдания. Я вот-вот провалюсь и убью Гейла своей слабостью! Чувствую, что тону, но Пит спасает меня.

– Китнисс, дорогая, не переживай так. Ты скоро увидишь своих родных. Извини нас, Цезарь. Мы не виделись с семьями после окончания Игр. Это довольно тяжело переносить, особенно для Китнисс.

Цезарь манерно умиляется.

– О! Китнисс, какая ты милая! Понимаю, понимаю. Ну что ж, вижу, твоя семья рада, что из Капитолия ты привезешь не только корону победителя Игр, но и возлюбленного!

Я киваю головой, стараясь взять себя в руки, вытираю слезы. Говорить даже не пытаюсь. Цезарь задает еще пару вопросов сестре и Гейлу. От звука их голоса по спине бегут мурашки. Пит благодарит мою маму за такую чудесную дочь как я и шутит с Прим насчет козы Леди, которую надеется увидеть по возвращении в дистрикт. Атмосфера разряжается. Цезарь обращается к Питу, который держится на высоте:

– Давайте же поговорим и с твоими родными. Дистрикт 12, вы все еще на связи?

Оставшаяся часть интервью проходит безболезненно. К моменту, когда нам предстоит попрощаться со зрителями, я беру себя в руки и целую Пита. Он спас меня. Он защитил мою семью, когда я этого не смогла. Не важно, какие мотивы им двигали – любовь к семье или любовь ко мне, он сделал это, и я ему благодарна.

На обратном пути Эффи не умолкает, изливая на нас потоки своих восторгов. Когда они, наконец, истощаются, она начинает читать расписание на всю неделю, подробно комментируя каждый пункт. Я не слышу ее. Еду в полном оцепенении. Чувствую, что это дело рук Сноу – прямой эфир, 12-й дистрикт на связи. Это проверка. Чтобы я поняла, насколько реальна угроза. Думаю о Пите и своем к нему отношении, о словах Хеймитча перед интервью, о будущем… Это особенно трудно. В конце концов, я просто прислоняюсь к окну и наблюдаю в нем чужой и холодный мир Капитолия.

Сегодня нас оставляют в покое до конца дня. Хеймитч договаривается с охраной, чтобы нас пустили прогуляться в сад. Пит уходит смотреть чудаковатые растения в оранжерею, а я медленно плетусь по аллеям вместе с ментором.

– То, что ты сказал утром это правда? – начинаю я.

– Да. Не повторяй моих ошибок, Китнисс.

– Ты потерял всех, потому что отказался в этом участвовать? – осторожно спрсшиваю я.

– Не совсем. На Арене я использовал силовое поле в качестве оружия. По возвращении домой все мои близкие были уничтожены за эту вольность.

– Ох, – только и могу выдохнуть я.

– Про аукцион знают все менторы. Многие спонсоры жертвуют средства с условием предоставления сексуальных или иных услуг в случае победы трибута. Ничего не дается даром, Китнисс.

Мне становится нехорошо. Конечно, я и раньше знала, что Капитолий способен на любую мерзость, но чтобы вот так… Какое-то время мы идем молча, погруженные в свои мысли.

– Ты рассказала Питу про фальшивую любовь на Арене?

– Он сам догадался, еще когда мы в тренировочном центре торчали.

– Он сказал мне, что мы оба его предали. Я сначала подумал, что он из-за разбитого сердца переживает.

– Нет? Из-за чего же тогда?

– Из-за недоверия. Он думает, мы сговорились у него за спиной. Но это ведь не так. Ты просто правильно понимала мои намеки.

Я начинаю злиться.

– Мы ему жизнь спасли, а он обиды придумывает.

– Ты правда жалеешь о том, что спасла его?

– Нет конечно. Если бы все повторилось, я сделала бы то же самое. Но то, что случилось, сам понимаешь. Он теперь мой враг, инструмент Сноу для моего укрощения, я не могу доверять ему.

– Глупая. Не он твой враг. Ты думаешь как раз так, как хочет от тебя Сноу. Не будь его марионеткой. Вы с Питом по-прежнему союзники. Никто не просит от тебя быть для него настоящей женой.

– А если Сноу этого потребует? Ведь наверняка. Теперь он может делать со мной что захочет.

– Для Сноу главное отвлечь дистрикты, твоя личная жизнь ему совершенно не интересна.

– Ошибаешься, у него личные счеты. Я это сегодня на интервью поняла. Он не упустит возможности помучить меня, пока я в его руках. И Пит – лучший инструмент для этого.

– Ты совсем не знаешь Пита, сразу чувствуется.

– Думаешь, он будет сопротивляться? Он тоже ответственен за свою семью. Он не будет рисковать близкими из-за меня и сделает все, что скажут.

– Знаешь что? Просто поговори с Питом, узнай его чуть лучше, и ты поймешь, что несешь сейчас полную чушь. В подобных ситуациях Пит никогда не пойдет напролом, вместо этого он придумает какую-нибудь хитрость. Я думал, ты поняла это на Арене.

Может Хеймитч и прав. Собственно у меня нет другого выхода, надо сотрудничать с Питом. Кроме того, я действительно не знаю его, за все это время мы с ним толком никогда не говорили. Я многое могу предполагать о нем по его поступкам, но ход его мыслей мне далеко не всегда ясен. Смешно сказать, но больше всего я знаю, о том, как он целуется. Твердо решаю по-настоящему подружиться с Питом. Но тут появляется новая проблема – мой жених упорно меня избегает. С тех пор, как мы приехали на виллу после интервью, я больше его не видела. Поначалу я не придаю этому значения. Но наступает вечер. 7, 8, 9 часов… Пит не появляется. Я ложусь спать. Только в районе 11 он тихонько прошмыгивает в комнату и укладывается в свое кресло.

На следующий день просыпаюсь в районе полудня. Отоспалась за все бессонные ночи, полные треволнений. Даже настроение хорошее. Пита в комнате нет. После душа и завтрака отправляюсь искать его в саду. Он сидит на лужайке и делает наброски цветов.

– Привет! – я стараюсь быть максимально доброжелательной.

– Привет, – не поворачиваясь ко мне, сухо говорит Пит.

– Откуда у тебя бумага?

– Попросил у охранников.

– Я думала нам ничего не позволено.

– Тут вокруг столько камер и охраны, что никакое телодвижение не скрыть. Так что бумага – пустяки.

– Что рисуешь?

Карандаш в его руке замирает.

– Китнисс, чего ты пытаешься добиться? – Пит поворачивается ко мне, и я замечаю яркие синяки у него под глазами. – Тебя опять Хеймитч подослал с заданием?

Осознавать, что это правда, весьма неприятно.

– Нет. Просто вчера ты говорил, что не будешь больше обижаться. По крайней мере, пока мы в одной связке.

– А я и не обижаюсь. Я просто хочу держаться от тебя подальше. Перед камерами мы партнеры, да. Но это не обязывает меня общаться с тобой наедине.

– Почему Пит? Я ведь попросила прощения.

Он молчит.

– Я всего лишь хотела немного поговорить с тобой, узнать поближе.

Пит презрительно щурится.

– С чего бы это? Я тебя прекрасно знаю, ты сама бы до такого не додумалась. Наверняка это все Хеймитч.

– Да, ну и что! Но я ведь могла и не последовать его совету.

– Не могла. Это нужно для выживания твоей семьи.

– Считаешь меня настолько расчетливой?

– Хватит, Китнисс. Наш уговор в силе – мы вместе стараемся для наших семей. Я буду помогать на съемках. Но не надо лгать мне в лицо, когда мы наедине. Не надо заставлять себя общаться со мной по чужой наводке. Лучше просто забудь о моем существовании на это время.

Он уходит. Мое лицо горит от стыда и обиды, будто Пит надавал мне пощечин. Никогда еще не видела его таким сердитым, холодным. Пытаюсь разозлиться на него, но внутри почему-то совсем другое чувство. Вина. Не потому что я притворялась влюбленной, не потому что назвала его врагом из-за спланированной помолвки. А потому что действительно никогда не доверяла ему. Даже когда он спасал меня. Собственно, я вообще никогда никому не доверяла и полагалась исключительно на себя. Только упорство Пита заставило меня поколебать свое убеждение. Сейчас я даже благодарна ему, за то, что своей злостью он встряхнул меня и заставил осознать простую вещь: между нами ничего не изменилось после заявления Сноу. Я сама захотела видеть в Пите врага.

Наша подготовка к вечернему празднику затягивается на 4 часа. За это время что только со мной ни делают: подстригают волосы, наращивают ногти, наносят многослойный макияж, колдуют с прической, рисуют что-то на теле… К концу подготовки я чувствую себя усталой и разбитой. Еще и неприятный разговор с Питом оставил осадок. Он по-прежнему в другой части комнаты демонстративно меня игнорирует. Хеймитч что-то шепчет ему на ухо, но Пит только раздраженно отмахивается. Не знаю почему, но мне становится больно.

Как только подъезжаем к президентскому дворцу, Пит натягивает свою безупречную улыбку и приобнимает меня за талию. Его поведение напоминает мне по своему эффекту контрастный душ. Мне тяжело переключаться между двумя Питами. Начинаю понимать, каково ему было разбираться в моем притворстве на Арене.

– Начинаем, – шепчет он на ухо и ведет меня по лестнице. Позади нас следуют Эффи и Хеймитч. Вокруг меня яркая каша из лиц, бантов, сумочек, пиджаков, туфель. Никогда не видела ничего столь же яркого и праздничного. На мгновение даже забываю улыбаться от удивления, о чем Пит тут же спешит мне напомнить. Меня смущает вся эта атмосфера наигранного веселья, неестественности. Чувствую себя очень некомфортно, и только рука Пита придает мне уверенности.

Перед выступлением президента успеваем немного потанцевать и поесть. Сноу говорит кратко о том, что мы с Питом воплощаем идеал капитолийской силы и отваги. Своей победой мы заслужили его, Сноу, благословение на долгую совместную жизнь, полную роскоши и восхищения всего Панема.

Мы пьем шампанское в честь нашей помолвки. От спиртного, которое я пила всего пару раз в жизни, по телу разливается тепло, в голове сгущается туман. Это пугает меня. Тем не менее, до конца вечера нам еще не раз приходится пить с гостями, отчего я совсем уже теряюсь в происходящем. Наконец, бокалы звенят в последний раз, требуя, чтобы мы подарили гостям прощальный поцелуй. Из-за своего состояния, я почти что падаю в объятия Пита, который подхватывает меня и наклоняется с улыбкой, чтобы поцеловать. Это совсем не тот формальный, сухой поцелуй, которым мы стандартно пользуемся в нашей игре. Нет, это что-то другое, волнующее, настойчивое. От неожиданности я даже немного трезвею. Пит подхватывает меня на руки, но тут же, пошатнувшись, опускает обратно. Что это было? Пит тоже пьян? В машине веду себя так, как будто ничего не произошло.

На купание нет сил, так что все, на что меня хватает – разобрать прическу и умыться. В комнате Пит пытается соединить два кресла, чтобы удобнее было спать. Из-за усталости и алкоголя он неуклюже перебирает ногами и бьется обо все углы.

– Пит, не надо. Иди на кровать. Ты совсем не высыпаешься.

Он поворачивается ко мне, и, подумав пару мгновений, со вздохом говорит:

– Было бы неплохо если честно. Спасибо, я постараюсь тебе не мешать.

От этого «спасибо» чувствую себя жуткой стервой. Пит раскладывает подушку и плед на другой конец кровати, его все еще немного шатает.

– Я сегодня впервые в жизни напилась, – говорю я.

– Я тоже, – смеется Пит. – Такое странное ощущение. Будто тело больше не мое.

– У меня тоже так. Дома мы только растирались спиртом, чтобы лечить простуду. Помню, мы сестрой лежали больные в кровати, а от нас жутко воняло самогоном. Мама смеялась и звала нас пьянчужками. И мы еще думали тогда, как что-то подобное можно пить. Оказывается, можно.