Текст книги "Огни большого города (СИ)"

Автор книги: fantom.of.myself

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Это всё осенняя хандра, говорила моя мама. Тебе просто нужно чуть больше времени привыкнуть.

Но когда я клал трубку, то после разговора с ней не чувствовал привычного облегчения. Мир внезапно просто стал серым.

Вахтёрша на меня уже давно точит зуб, но я научился отыгрывать главную роль в своей жизни в общаге – трезвого человека, и проходил мимо неё за несколько минут до закрытия. Я душил в себе желание рассмеяться с её лица. Это даже не смешно, скорее невыносимо убого.

Я ходил на каждую вечеринку. Тупо по привычке. Чтобы не быть в блеклых, сжимающих стенах, к которым до сих пор не могу привыкнуть. Там весело, среди людей. Но когда выходишь из душной, шумной комнаты, когда в лицо бьёт промёрзлый ветер на обратном пути домой, стоит таких усилий, чтобы не прокричаться. Я с силой кусал щеки изнутри, делал музыку в наушниках погромче и катился, как мне казалось, по очень кривой дорожке. Что-то было глубоко не в порядке. Ощущение, сродни тому, когда ты за несколько дней до болезни уже начинаешь предугадывать симптомы болячки. Уже выискивать проблему.

Мне очень хотелось съездить к родителям, чтобы хотя бы на время разорвать этот круг из универа, в котором я появлялся скорее для галочки, пьяных дебошей, беспорядочного секса и алкоголя. Его так много, что живот скручивает.

Но мама говорила, что это нормально – скучать по дому. Нужно привыкнуть. Обжиться, а не бежать сразу обратно, поджав хвост.

Хотелось бы верить, что это пройдет. Но темная, холодная рука одиночества никак не хотела отпускать мое горло, сжимала своими тисками, и я действительно пытался привыкнуть к этому чувству – но всё никак.

***

В одной комнате со мной жил Билл Денбро, тихоня из юридического, который лелеял мечту написать однажды свой приключенческий роман. Он даже читал мне парочку глав своего “шедевра”, я едва не лопнул от смеха.

Проблема была только в том, что произведение вообще не юмористическое. И моя реакция была для него неожиданной.

Вопрос, зачем он тогда учится на юриста, а не на журналистике, не особо его удивил – многие спрашивают подобное. Билл не верит в свои силы, вот в чём загвоздка. Жить на что-то нужно, пока мечтаешь о несбыточном. Какую-то профессию получать надо, и роман так и остался, фигурально выражаясь, лежать в столе, Билл никогда всерьёз не рассчитывал, что сможет закончить его.

У нас с ним странное общение выходило – я мог невзначай ранить его своим острым языком, но так как он был не злопамятным, никогда долго на меня не злился, сглаживал углы первым. Иногда мы могли целыми днями ни слова друг другу не сказать. Но это молчание я находил для себя на удивление уютным.

***

Перед глазами то темнеет, то резко режет свет, а дрожащие пальцы едва способны зацепиться за перила.

Осталось пройти самую малость. Вот уже вижу входную дверь, а там уже и комната. Главное, чтобы лифт работал, а то на своих двоих я вряд ли докачусь.

Останавливаюсь на секунду, хочу постоять на свежем воздухе, и знаю, что не стоит, но поджигаю сигарету. Когда ты в хлам, догоняться еще и никотином – не самая лучшая идея, но губы аж чешутся, так покурить хочется.

Щёлкаю зажигалкой, кладу обратно в карман, и рука натыкается на мобилку.

Мне так сильно хочется позвонить Эдди, просто ужас. Ломает, будто воздух в глотке кончается, едва не сгибает пополам. Но его взгляд и тон в последний раз, когда мы виделись, яснее ясного указывали мне, чтобы я не совался. Он мальчик самостоятельный, вот пусть и выкручивается самостоятельно. Как и мне нужно научиться выпутываться во всём этом в одиночку.

Живот скручивает мучительным спазмом, и меня вырывает прямо на тротуар, не успеваю даже до куста какого-то добежать что ли. Тошно не только физически, кажется, я отравляю всего себя раз за разом, день за днем, и это явно не то, что я ожидал. Не то, на что я рассчитывал в этом городе.

Я не лелеял надежду, что ковровая дорожка из красных роз будет развернута передо мной в Нью-Йорке, и везде меня будут принимать с распростёртыми объятиями. Но где же капелька надежды, хоть грамм смысла на всё это безумие?

Жизнь напоминает песочные часы, а я стою рядом и глупо пялюсь в них в ожидании, когда же ебучий песок пересыплется. Когда же уже все? Не пытаюсь потратить это быстротечное время с пользой, не ищу какую-то выгоду. Просто стагнация и ощущение полной дезориентации. Смотрю на песчинки и подгоняю их сам, быстрее блядь, но когда песок пересыплется, то что тогда? Кого винить тогда?

***

– Ричи, давай мы с тобой договоримся. Я не хочу ссориться, но то, что ты делаешь – наглость высшей степени.

В голову, как топор вставили, а тут ещё Билл рядом, отчитывает вполне заслуженно, но это капает на мозги нещадно. Нет сил даже руку протянуть, чтобы таблетку выпить.

– Ты вообще слушаешь?

Его голос становится на парочку тонов выше, когда он злится. Даже забавно. И совсем не страшно.

– Слушаю.

Привстаю на кровати и тут же со стоном падаю обратно. В пизду сегодня универ.

– Ты вчера припёрся бог знает когда ночью, шумел, гремел, а под утро ещё и наблевал на полу, не добежав до ванны.

Денбро стоит около моей кровати, чтобы казаться внушительнее, и меня посещает странная мысль – интересно, каким персонажем он выставил бы меня в своей книге? Уебан, который всем только жизнь портит? Или в его вселенной нет белого и черного, нет героев и злодеев. Серость. Жизнь – это серый.

– Прости, Билл. Правда, – искренне говорю и не знаю, что добавить. Как объяснишь так, чтобы не звучало, как оправдание? – Меня кроет пиздец в последнее время, самому тошно.

Он замирает. Смотрит, как воспиталка в детском саду, которая хочет, чтобы ты сам исправил свою ошибку, сам признался.

– А кому, блядь, легко? – Первый раз слышу, чтобы он матерился. Звучит нелепо. – Подбери свое дерьмо и перестань себя жалеть. И хватит таскаться пьяным, тебя и отчислить за такое могут.

Больше ничего не говорит, молча собирает свой рюкзак на пары и сваливает, даже не попрощавшись.

Я снова падаю на кровать, не в силах держать глаза открытыми. Голову свою просто хоть в окно выкидывай и новую прикручивай. И что я только такого отвратного вчера пил?

***

Я решил дать отдых своему организму. Пусть моя печень ради разнообразия охуеет с подобной милости. Не каждую же пятницу мне пить, как рыба.

Подобная встряска для здоровья будет полезной, и если раньше Билл удивлялся, когда я сваливал на ночь глядя, сейчас он удивлён, что в пятницу вечером я в общаге. Забавно, что я всё ещё могу удивлять кого-то своей непредсказуемостью.

Он тихонько что-то сидел себе и писал за столом, и мне даже жалко было на него смотреть. Опять, небось, кропает какую-то главу, которая ни к чему не ведёт, никому не покажется. У меня едва не срывается вопрос к нему – неужели тебе не хочется поделиться с миром? Открыть свою историю другим? Но это либо слишком личное, чтобы выставлять напоказ, либо он не считает свою писанину достаточно хорошей.

В любом случае, я не мешал ему в своём нелёгком деле, молча в наушниках смотрел сериал на ноуте и не разрешал упиваться жалостью к себе. Как бы сильно ни хотелось сейчас похныкать о том, как всё, блять, тупо выходит. Каждый вечер. Каждый день. День ебаного сурка.

Я даже не заметил, как уснул перед открытым ноутбуком, так и не досмотрев, чем закончилась серия очередной мыльной оперы. В последнее время я смотрел только что-то лёгкое, чтобы не думать лишний раз, не размышлять.

========== Часть пятая ==========

***

– Бля! Как ты напугал меня! – Подскакиваю на кровати, испуганно хватаясь за края одеяла. Любой фильм ужасов отдыхает. Спросонья я и долбануть могу ненароком.

Эдди стоит столбом рядом, но на кровать не садится, пялится сверху вниз. Сколько он уже здесь находится?

– Ты толстовку свою забыл у меня.

На отъебись бросает в меня кофту и отходит подальше.

Я его больше трёх недель не видел и не слышал, а тут он сам припирается, да ещё и по такому помпезному поводу. Толстовка, серьезно? И он увидел, что я забыл её только сейчас? Последний раз я у него был, когда он прямым текстом поставил ультиматум – либо закрываешь рот насчет моей самостоятельности, либо вообще не показываешь носа. Догадаться не трудно, что выбрал я.

Тянусь к телефону на столе и едва не ругаюсь матом. Семь утра.

– Блин, еще бы ночью припёрся, Эдди. Суббота же. Какого хуя?

Каспбрак рассматривает мою комнату в общаге с интересом, будто в музее ходит, хотя здесь всё как у всех. Две кровати, два шкафа, два стола и стула. Всё по два, для нас с Биллом. Правда, его половина чище, сразу видно. Я даже не успел облагородить свою часть, никаких фото в рамочках или любимых книжек на полках. Как-то похуй почему-то.

– Меня твой сосед по комнате впустил. Билл, кажется.

Эдди всё ещё делает вид, что обижается. Что мы с ним на иголках, но в то же самое время… сам пришел ведь, первый сделал шаг. Интересно, ему вообще хоть капельку меня не хватало?

– Такое ощущение, что ты вчера сюда въехал. Полки пустые, стены голые. Ты ведь любитель завесить всё своими постерами.

Он даже не представляет, сколько раз я сбрасывал его номер телефона в последнюю секунду, уже когда оператор почти соединил нас. Сколько раз ноги сами чуть не вели в его дыру, к нему домой. Как меня ломало за эти три недели тишины. Я, блять, будто марафон пробежал, героем себя ощущаю, что сдержался.

А сейчас, когда, наконец, смотрю на него, таким придурком себя чувствую. И ради чего, собственно говоря, было это ребячество? Что кому я хотел доказать?

Эдди неуютно. Когда для приличия он рассмотрел уже всё, что мог, и теперь занять себя нечем, не может мне даже в глаза глянуть. Я молчу, и ему охуеть, как дискомфортно.

– Я пойду, наверное. Извини, что разбудил.

Едва не бежит к двери, и меня будто кипятком ошпарили, так резко дёрнуло к нему. Отбрасываю одеяло, подскакиваю к выходу и почти что перед носом закрываю у него дверь. Успел в последний момент.

Тем не менее, ему меня не хватало. Это стопроцентно, блять. В груди сразу так тепло стало, и камень с шеи словно сняли, дышать почему-то в разы легче. Я сам не свой был последний месяц и теперь понимаю, почему.

– Эй, куда ты собрался?

Нависаю над ним, и он кажется таким маленьким, совсем крохотным. Опустил глаза вниз, будто я его родитель и отчитываю за разбитую вазу.

Первый шаг самый сложный. Переломать свою блядскую гордость и рискнуть пойти на примирение. Он оказался смелее в этом.

Стоит, рассматривает свои кроссовки (охуеть, интересное, наверное, зрелище), и чёлка падает на глаза, так и норовит протянуть руку и убрать упрямые надоедливые прядки с лица. Зарос, как пёс бродячий.

Мы нихуя не умеем извиняться. Что он, что я, ведём себя, как два полудурка. Никогда не знал, как разрулить подобный конфликт.

Я осторожно придвигаюсь к нему ближе, хотя из-за разницы в росте всё равно кажется, что нависаю над ним как громовая туча.

– Не хочешь позавтракать вместе? Тут рядом есть недорогая кафешка.

Не знаю, что ещё сказать, поэтому неловко, совершенно по-животному, блин, прислоняюсь лбом к его виску, и в нос сразу врывается личный, “порошковый” запах Эдди. У меня даже колени чуть задрожали, так отвык от этого, что хочется вдыхать снова и снова.

Каспбрак чуть вздрагивает от моего посягательства на его личное пространство и поднимает в конце концов голову.

Блядские, блядские глаза. На секундочку я забываю, что вообще у него спрашивал, и когда он смотрит открыто, прямо мне в лицо, стоит больших усилий выдержать этот взгляд.

Кажется, только через этот зрительный контакт мы высказали друг другу всё, что накопилось почти за месяц.

***

Все нормальные люди ещё спят, одни мы с Эдди как драсьте, заказывали крепкий кофе (ему без сахара, уточняю у баристы), булочки и омлет. В кафешке едва слышно играет ненавязчивая музыка, и когда я подхожу к нашему столику, несу наш заказ, Эдди задумчиво сидит, подперев голову ладошками.

– Чего пригорюнился?

Поддеваю его коленом под столом и с аппетитом нападаю на булочку. Такая мягкая, что рассыпается в руках, и Эдди с ужасом смотрит, как я слизываю крошки с пальцев. “Это совсем по-дикарски, если что”.

– Меня с работы турнули. Ещё неделю назад.

Кофе застывает в моих руках, так и не успеваю отпить его.

– С той самой, на которой тебе копейки платили? Так радуйся. Ты не много потерял.

Эдди “обнимает” ладошками свою горячую чашку и таким уютом от него веет, что-то необъяснимо родное в его чертах, нотках поведения, казалось, совершенно привычных. Или это меня просто кроет, потому что соскучился по нему.

– Эти копейки квартиру мне оплачивали. А сейчас даже на эту “халупу”, как ты её называешь, мне не хватает.

Я ёрзаю по диванчику и опускаю глаза вниз. Он сам начал снова поднимать эту тему. То, из-за чего мы поссорились. Своего мнения я не поменял, ему там не место в том лягушатнике. Поэтому молчу.

Вряд ли его поддержит то, что я даже рад, что так вышло с этой квартирой. И то, что я могу помочь с деньгами, тоже держу при себе. Знаю, что взбесится только, но не возьмет. Замкнутый круг.

– И что думаешь делать? – нахожу самый безопасный вопрос.

Эдди трёт усталые красные глаза и отхлёбывает, наконец, свой кофе. К еде так и не касается.

– Сейчас пить кофе. Потом с тобой хочу провести этот день. Сходим, погуляем?

Удивлённо поднимаю брови, но Каспбрак как ни в чем ни бывало, пьёт напиток и, как мне кажется, спокоен как удав. Странно.

– Подожди, а с квартирой-то что? Где жить ты будешь?

Эдди вздрагивает плечом, мол, забудь, и качает головой:

– До конца месяца хватит денег. А там что-нибудь придумаю. Но ей звонить не буду.

Это я уже и сам понял. Интересно, что сказала бы его мама, если узнала бы в каких условиях по ее вине приходится жить её сыну? По-прежнему считала бы его “неблагодарным куском дерьма”?

Эдди отщипывает от своей булочки, ест для приличия, хотя уверен, ему кусок в горло не лезет.

– Рич.

Странным, необъяснимым блеском загораются глаза Каспбрака, и я узнаю старый-добрый взгляд, а-ля “а сейчас время хуйни”.

– Что?

– У тебя номер той девушки остался? Ну, по вызову.

Эдди удивительный человек. Может кувыркаться со шлюхой всю ночь, но “шлюхой” назвать девушку у него язык не повернётся, застесняется весь.

Внезапно мне очень захотелось убрать от него ногу из-под стола, как-то перестать касаться, закрыться.

Как бы мне хотелось сказать, что нет.

Но я так соскучился по нему. И мне так нужно снова быть нужным, полезным. Как наркотик какой-то. И его уставший, растерянный взгляд действует на меня как приказ к действию.

– Есть кое-что получше.

Я пожалею об этом. Это уж точно.

========== Часть шестая ==========

***

В клубе мои барабанные перепонки явно спасибо мне не скажут. Здесь грохочет музыка, но для меня всё теряется, краски меняют свои оттенки, контуры расплываются, и многое кажется проще. Дышать легче, пусть здесь и душно пиздец.

Легче в другом, каком-то глубоком, непостижимом плане.

Ты не один, ты в водовороте одиночества, где каждый обезличивается, и в то же время – куда ни глянь, знакомые лица. Знакомые выражения. Знакомые нужды. Знакомая боль.

Я даже не знаю, сколько мы с Эдди уже выпили, но на часы я давно перестал смотреть. Наверное, сейчас два часа ночи. А может и только начало десятого. Время остановилось, как только мы переступили порог этого заведения, и этого я и хотел, правда? Остановить ебучую планету, потому что я не вывожу.

Эдди рядом взлохмаченный, глаза светятся, как у дикого животного в темноте, а на шее уже засос, хер знает, как полученный.

Я терял его из виду несколько раз, но точно видел, как он заходил в уборную в компании хорошенькой, шлюховатой девушки.

И мне, блять, не хочется почему-то давать простор для фантазии и размышлять, что там происходило потом.

У меня самого огнём горело внутри, но я этот огонь не тушил, копил в себе, с мазохистским удовольствием затягивал прелюдию, томление, хотя на примете даже никого не было. Прелюдия чего?

Эдди обнимает меня сзади со спины и ползёт под рубашку горячими ладонями, будто руки греет ещё больше. Я нам обоим заказываю по бокалу пива и уже вижу, как нас унесёт за секунду. Градус понижать охуеть как опасно.

Здесь так похуй всем на всех. И это замечательно.

– Ты всё ещё напряжённый. Почему?

Гладит меня по животу, кончиками скользит по груди, а у меня сердце нещадно бабахает внутри, но, слава богу, всё перебивается громом музыки. Эдди приходится мне едва ли не в ухо орать, чтобы я услышал.

– То тебе кажется. Я уже почти в говно.

– Я не то имею в виду.

Жмётся ближе и снова скользит руками выше, задевает острые чувствительные соски. Мой стон теряется в басах очередного ремикса.

Любая кабинка туалета. Любая свободная комнатка для уединения. Надо только решиться.

Я сам притащил его сюда после того, как полвечера мы гуляли по городу, распивали горький, совсем невкусный коньяк, а теперь не знаю, правильно ли сделал. Может безопаснее всего вызвать такси и по домам? Где он только, блин, этот дом?

– Тебе надо расслабиться. Ты весь вечер, как на иголках.

Эдди уже почти лежит на мне, утыкается сухими губами в мою влажную, солоноватую шею (как же пиздецки жарко) и как бы в подтверждение своих слов слабо, совсем не больно кусает в изгиб шеи. Попробуй. Станет легче.

То ли от алкоголя, то ли духота зала воздействует на меня неправильно, но все чувства разом решили взбунтоваться во мне и ударить по разъёбанной психике.

– Ты не против, если я поприсутствую?

Слова доносятся, как через толстое пуленепробиваемое стекло, и киваю ему скорее на автомате.

Эдди тут же тащит меня в конец зала, ближе к выходу, и я следую за ним как податливая марионетка. Одновременно приятное и вместе с тем настораживающее чувство.

Это специальная вип-зона, и я тут уже не первый раз, плавали – знаем. Но сегодня всё кажется каким-то чужим, новым, совершенно инородным, будто вставную челюсть вставили, и вкус уже не тот, ощущения не те.

– Блин, только мне пиздецки жарко здесь?

Эдди расстёгивает парочку пуговиц у себя на груди, а я стою рядом, едва не падая от переизбытка чувств. В штанах невыносимо тесно, и мне почти хочется умолять сделать хоть что-то. Хоть как-то скинуть возбуждение, терзающее меня весь вечер.

К нам заходит высокая, сногсшибательная блондинка, у которой ноги чуть ли не от ушей, и до меня доходит черепашьими шагами, что Каспбрак умудрился как-то втихую от меня снять для нас вип-комнату.

Точнее, для меня. Он здесь стоит с моего разрешения, и я хуй знает, что за дичь у меня вообще в голове. Как я мог разрешить?

Когда мне расстёгивают штаны, всё что я чувствую – колоссальное облегчение. Эдди рядышком сидит на диванчике и его взгляд отдаёт чем-то безумным, шальным. Смотрит так внимательно, будто боится пропустить что-то важное, если хотя бы на секундочку отвлечётся.

Девушка стоит на коленях, и мне нелепая мысль приходит в голову, что, наверное, больно упираться острыми коленками в бетонный пол. Но когда она заглатывает, берёт сначала наполовину, а затем, расслабляя глотку, полностью вбирает мой член в рот, всё отходит на второй план. Мозг эгоистично сосредотачивается на удовольствии, и жар, тот жар, из-за которого я подыхаю уже несколько часов, разгорается с новой силой.

Расставляю ноги пошире, чтобы ей было удобнее, и кусаю, облизываю губы. Целоваться хочется жуть как. Вгрызться в рот и вдыхать, отдавать и получать, так чтобы голову напрочь сносило. Но не с ней.

Хватаю её за голову и насаживаюсь глубже, пальцы зарываются в блондинистые сухие волосы, и стон, совсем тихий, раздается слева от меня.

Эдди дышит прерывисто, шумно, и помутневшими, незрячими глазами я замечаю, как прекрасно, волнительно краска заливает его щеки. Карие глаза и вовсе кажутся чернее ночи от возбуждения, от ощущения чего-то запретного, грязного, и я не знаю, кто из нас потянулся друг к другу первым. Мозг отключился уже давным-давно. Я поймал его губы в ленивом, небрежном поцелуе, не рассчитывая особо ни на что. Вряд ли я могу сейчас что-то анализировать и здраво взвешивать свои поступки. Эдди подлезает ближе, тут же ответно приоткрывает рот, будто только этого и ждал. Жарким, скользким языком вытворяет что-то безобразно прекрасное и целует глубоко, чувственно, так, что мне стоит удерживаться, чтобы не достичь пика уже сейчас.

Девушке вообще поебать на то, что творится у нас, она добросовестно, качественно выполняет свою работу и ей нет никакого дела, что я едва не трахаю рот Эдди, пока он в открытую уже почти лежит на мне. Спускается губами к моей груди и распахивает рубашку, срывает мешающиеся пуговицы, вылизывает непонятный мне узор и целует, прижимается губами к своему же влажному следу. Пиздец у него крышу рвёт.

– Эдди…

Он щекочет своей шевелюрой и елозит по моей груди языком, а мне безумно хочется ворваться в его рот снова, вкусить ещё разок мягкие невероятные губы, поймать его сбитое дыхание и заставить простонать.

– Каспбрак.

Настойчивее, почти агрессивно окликаю его, и Эдди тут же вскидывает голову. Остаётся парочка секунд, я чувствую, как пламенем охватывает низ живота, как стучит пульс в висках, и в самый пик хочу целовать его.

Приподнимаюсь, чтобы снова схватить, прижать к себе, и Эдди падает, ластится ко мне как котяра, постанывает в поцелуй и ногтями чуть царапает по груди, раз уж я прервал его и не дал довылизывать.

Его губы просто потрясающие. Целуется он со знанием дела, не забывая проявлять свой характер даже здесь. Захватывает, сносит страстным яростным порывом, попробуй только отвлечься или расслабиться – вцепится ревностно, чувственно. В поцелуе он хочет, чтобы ты принадлежал ему всей душой. И я отдаю, блять, отдаю всего себя и стону несдержанно, с упоением в его рот, теряя голову от этих ощущений.

========== Часть седьмая ==========

***

Каждый день по пути в универ (когда я там появляюсь) я прохожу мимо одного и того же места – небольшой кафешки на углу возле перекрестка. Я уже сроднился с ней, столько раз зависал там в одиночестве, когда не хотелось возвращаться туда, что приходилось называть “домом” на ближайшие четыре года.

Всё же это не была осенняя хандра, мам. Уже конец ноября, а я по-прежнему ощущаю зияющую пустоту в груди, что даже удивляюсь – как её остальным-то не видно? Но каждый, видимо, занят своей собственной дырой в душе и разными попытками её заполнить. Я слишком многого требую от других и слишком мало отдаю взамен. В этом ведь проблема, да?

И каждый день, проходя мимо этой кафешки, я вижу сидящего там на ступеньках маленького котейку. Совсем ещё крохотного, месяца три от силы. Понятия не имею, как его ещё никто не подобрал, не приютил – место людное, а котёнок настолько миловидный, что каждый раз я еле отползаю от него. Руки так и тянут забрать к себе. Но потом я понимаю – куда, нахуй? Из общаги меня тут же попрут – с животными нельзя. Своего дома нет, а в хорошие руки и отдать-то некому. И тут меня осеняет.

Это кажется настоящим безумием, и он меня убьет, но с чем черт не шутит.

В очередной раз, когда я проходил по уже знакомой дороге, я остановился возле кофейни. Кот по-прежнему сидел на ступеньке, будто ждал кого-то, прямо по расписанию. Он рассматривал меня умными глазками, и не знаю, что подкупило меня больше, что стало решающим моментом – его наглые располагающие глазищи или моё воющее чувство одиночества внутри. Будто себя в этом коте разглядел, что невероятно тупо.

Но кот уже в моих руках, и мне вдруг стало так легко, как только бывает после долгих часов разгадывания какой-то загадки, решения сложнейшего уравнения, где в конце в ответе всего лишь единица. Всё оказалось проще.

– Я подумал, что он очень на тебя похож. Он цапнул меня в первый же раз, как я взял его в руки. Играючи, конечно, в чём тоже есть определенная ирония.

– Тозиер, это просто безумие. У меня у самого квартиры нет, я сам на улице окажусь скоро.

Несмотря на свои слова, Эдди моментально схватил котёнка и посадил к себе на колени, гладил по шёрстке, чесал за ухом и вообще лично ко мне потерял всякий интерес. Я даже засмотрелся на это странно-трогательное действо.

Он что-то бормотал себе под нос и заглядывал в мордочку котенка, разговаривал с ней. И это отличный момент, чтобы закинуть удочку.

– Да, насчёт этого… Слушай, как тебе такое деловое предложение? Мне до смерти надоела общага. Там не так весело, как я думал. Почему бы нам не снимать квартиру вместе?

Эдди с расширенными от удивления глазами напоминает мне испуганного оленёнка. Руки на автомате продолжают гладить кота, а лицо выражает смесь шока и облегчения в одном флаконе. Он что, неужели сам никогда не рассматривал такой самый логичный, казалось, вариант?

Общага это, конечно, весело, тут я прибрехал. Там было не так плохо. Но знать, что Эдди придётся хер знает где побираться или вообще уехать обратно – оказалось не так просто принять спокойно.

Раз уж мою помощь напрямую не хочет принимать. Хер с ним. Будем идти окольными путями.

– Я думал, тебе там нравится. Как же студенческая жизнь и всякое такое?

И всякое такое. Пожимаю плечами, мол, мне это ничего не стоит.

Правильно я делал, что не привыкал к своей комнатушке в общежитии. Будто чувствовал, что надолго всё равно там не задержусь.

– Пьяные вечеринки и легкомысленные студентки никуда от меня не денутся.

Эдди чуть прищуривает глаза, следит за мной долгим, оценивающим взглядом. Я выдерживаю эту проверку на вшивость, даже и бровью не веду, стою спокойно, будто мне эта идея только сейчас в голову прилетела. И по большому счету его отказ ничего для меня не значит.

– Но мы делим пополам оплату, правильно же?

Еще бы Каспбрак такое не уточнил. Я подхожу к нему ближе, протягиваю руку к котейке и нежно, осторожно глажу настороженную мордочку. Слышу, как собственное сердце в грудине тарабанит быстро-быстро, непонятно почему. Хочу протянуть руку к Эдди и так же приласкать в ничего не значащем жесте. Дебильная мысль.

– Пополам, – согласно киваю. – Но ты же понимаешь, что на эту ужасную квартиру ты меня не уломаешь. Мы выберем что-то другое. Поближе к универам и вообще человеческой цивилизации.

Котик начинает мурчать, и я с жалостью отнимаю руку.

У Эдди невелик выбор. Я предлагаю ему охуенный вариант, у него нет причин отказаться. Разве что одна.

Я. Рядом.

Жить вместе может быть испытанием для любого рода отношений, что дружеских, что любовных.

Согласится ли он видеть меня каждый день в своём доме? Жить бок-о-бок, терпеть, что я постоянно буду маячить перед глазами?

– А когда пойдем смотреть квартиру? – легко бросает мне, и ебаный камень сваливается с души. Думал, будет гораздо тяжелее. А мне даже не пришлось пускать в ход тяжёлую артиллерию. И слава богу. Я ведь не приготовил никакого плана Б.

Я улыбаюсь краешком губ, смотрю, как он продолжает возиться с животным, даже не смотрит на меня, и ощущаю себя странно счастливым. Если это ощущение вообще можно облечь в слова. Не то чтобы мне было с чем сравнивать, но это определённо что-то отдалённо похожее на счастье.

***

Первоначально я был в восторге от своей, как мне казалось, гениальной идеи. Это ведь самый простой вариант – жить вместе, делить оплату, не запариваться насчет долбанного комендантского часа. Одни плюсы.

Но потом меня начали одолевать сомнения. Страхи, которые я не мог даже самому Эдди высказать.

А вдруг мы разосремся? А вдруг я ему настолько надоем, что первоначальная дружба и симпатия перерастёт в раздражение и ненависть? А деваться уже будет некуда? Я не хотел, чтобы он меня терпел. Характер-то ведь у меня не сахар, до ручки любого могу довести, если захочу.

Мне не хотелось его терять. Рисковать нашей дружбой.

Но это мои собственные загоны, а ему тем более не до этого.

Он гонялся по городу в поисках новой работы, но всё безуспешно. Попробуй найти такой гибкий график работы, чтобы и в универ успевать, и работодатель был довольный. Никто не хотел идти на компромисс со студентом без опыта, а за квартиру уже нужно было платить.

За первый месяц я внёс полную сумму, что далось мне с невероятным трудом. Не один вечер мы говорили с Эдди по этому поводу, и в итоге я уломал его согласиться. Ведь из-за его грёбанной принципиальности и гордости мы могли потерять отличную квартиру. Потом, когда появятся деньги, отдаст мне. В этих вопросах Каспбрак просто невыносим.

– Тебе хоть нравится? – в миллионный раз спрашиваю его, а он лишь угукает, рассматривает всё с подозрительным видом, будто из-за угла выскочит клоун-убийца.

Я поспрашивал парочку знакомых, подёргал одну-две ниточки, и вуаля. Квартира почти в центре города, полностью меблированная и очень уютная. За которую не нужно продавать почку, чтобы расплатиться.

Эдди стоит, как воды в рот набрал. До сих пор не верит, что удалось отхватить её, ещё и так быстро.

– А что хозяйка говорит насчет животных? Можно Лиз оставить?

Он уже и имя ей успел дать, горе луковое. В честь Элизабет Тейлор, что заставило меня несдержанно смеяться на протяжении десяти минут, когда он поведал мне это. «Она такая же грациозная, как Клеопатра, обалдуй, хватит ржать». И от этого мне стало тогда ещё смешнее. Но это ведь его подарок, поэтому я с красным лицом, икающий от смеха, принял это.

Я с улыбкой киваю, ведь об этом я и без него уже подумал. Мне самому было бы тяжело расстаться с котейкой, хрен знает почему. Она уже наша, мы к ней прикипели, что тут поделаешь. Хотя говорил я себе, не привыкай ты к таким вещам, ёб твою мать. Я сам себе худший враг.

– Всё пучком, Эдди. Главное, что тебя устраивает.

– Меня? – поворачивается вполоборота и удивленно приподнимает брови, – меня больше, чем устраивает. Это просто потрясающе.

Не понимаю почему, но мне неспокойно. Слишком гладко что ли, слишком хорошо всё у нас. Такие вещи заставляют меня чувствовать себя странно, словно кубик Рубика собрался слишком уж быстро. Какой-то наёб.

Но я не даю себе лишнюю минуту на раздумья и бросаюсь в этот новый для меня водоворот жизни. По-прежнему держа ухо востро.

========== Часть восьмая ==========

***

Я узнал много нового об Эдди, когда мы начали жить вместе. В быту человек открывается совершенно по-другому.

Он человек-сова, бля. Мог ложиться спать около трёх часов ночи, и в то же самое время вставать в семь утра, чтобы бежать в универ. Как он держался на ногах целый день, когда проспал три-четыре часа, оставалось для меня загадкой, но ночью трудоспособность у него была бешеная.

Свою дверь на ночь он закрывал всегда. Будь на ней замок, наверное, он бы и его защёлкнул, непонятно почему. Я ведь никогда без стука не захожу, просто так не шарюсь к нему, но всё равно Эдди не тот человек, у которого дверь нараспашку. Свою я всегда оставлял чуточку приоткрытой, совсем на маленькую щёлочку. Мне же так почему-то было спокойнее.