Текст книги "Месть Атлантиды 2. Королева (СИ)"
Автор книги: Extazyflame
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
Поймав взгляд брата, Элика заслонила ладонью глаза и устремила взгляд на полуразрушенный форт. Языки огня были видны невооруженным взглядом, но людских фигур не наблюдалось. Успели уйти!
« Ну, приветствую снова, Касс, – злорадно усмехнулась матриарх, – посмотрим, чье пламя любви сейчас запылает ярче!»
Эскадра Спаркалии, еще не подозревая о поспешной эвакуации, продолжала обстреливать форт. Потеряв к этому интерес, Элика наблюдала, как с помощью деревянных рычагов выровняли главное оружие ее армии, направив зияющими линзами к солнцу, чтобы сфокусировать лучи на стены Кассиопеи. Время, как ей казалось, сейчас тянулось мучительно долго, но на самом деле, прошло не более четверти меры масла. Бросив прощальный взгляд на неприступные стены вражеской империи, где она познала настоящую любовь с привкусом боли, разделившую ее мир на «до» и «после», девушка уверенно подошла к Горацию, дав знак брату и полководице занять места подле нее.
– Поворот рычага. Оптимальная точка, – пояснил Гораций. – Моя матриарх желает сделать это сама?
Элика решительно положила ладонь на механизм запуска разрушения.
Не разверзлись небеса. Не погасло беспощадное солнце. Не сожгла ее заживо молния из колчана стрел Лаки вместе с Эдером, богов этой обреченной земли.
– Прости, – не замечая никого вокруг, просто сказала матриарх Непримиримая, опуская рычаг до упора.
К кому она обращалась? К своему богу-покровителю, потребовавшему непременного Ист Верто за возвращение ее в мир живых, которое не могло вершиться иначе, кроме как путем кровопролитной войны?! Или к мужчине, чьи оковы вопреки всему держали в неволе ее сердце, отравляя душу сладким ядом безумия и безысходности, уносящей в чертоги богов уязвимости, возведенной в десятичную степень всепоглощающей страсти?..
...Миг, показавшийся вечностью, ничего не происходило. Затем скрытые в пазах кристаллы впитали в себя лучи жаркого светила, и в следующий момент режущие сетчатку ослепительно белые даже при свете солнца лучи прочертили перекрестными полосами пространство, сплетя завораживающую паутину смерти и разрушения.
...Грохот рушившихся стен еще не достиг их слуха, но подогнанные укрепления каменных глыб, обрушившихся от ласковых поцелуев безобидных с виду лучей, словно расцвели под танцем собственного погребения. Облако пыли, подсвеченное огнем зародившихся от соприкосновения со смертельными лучами пожарищ, накрыло город, и только тогда звуковая волна ударила по барабанным перепонкам − неистовый гул и треск. Песнь неминуемой смерти.
Чья-то ладонь сжала руку Элики. Лэндал. Верный и преданный брат.
Теперь, отныне − единственная ее опора и защита в этом мире. Даже если она в нем больше ничего не боится...
"Посреди дня, свет которого отныне стал темнее ночи, на предгории Кассиопейского Хребта вспыхнуло белое холодное пламя, и смерть и хаос пришли в ранее цветущую, а ныне проклятую богами империю. Не было спасения от огненной мощи смертельного луча. Плавились камни, рушились стены, застывал раскаленными лужами белый песок; над прибрежными водами океана заклубился белый пар, вскипели воды темной пучины, заживо погребая разрезанные сетью лучей корабли великой Спаркалии, последнего оплота погибающей Кассиопеи в войне за право остаться непобедимой. Эскадра благородного императора Аларикса Фланигуса погибла в считанные меры масла. Воины армии гибли не на поле боя, с честью, а под обломками строений, погребенные заживо или же сожженные прямыми лучами непривычных прямых молний, кои не сопровождались раскатами грома и потоками дождя. Многим, все же, прежде всего мирным жителям, не покинувшим столицу, удалось спастись в сводах подземных пещер, среди мирного люда давно ширились слухи о тайном оружии прекрасной завоевательницы Элики Непримиримой, в которое они свято уверовали, в отличие от царя Кассия Кассиопейского. Что и определило их дальнейшие судьбы. Там они смогли пережить огневой и разрушительный удар сего творения смерти, а в последствие, уйти вглубь материка от высокой волны, что вызвало сотрясение спящего гиганта Эстры.
Ночная тьма озарялась далекими всполохами огненной лавы на склонах Эстры, полыхали костры в уничтоженной недрогнувшей прекрасной рукой Непримиримой столице; толстый слой пыли и пепла к ночи покрыл руины некогда цветущего города, своды комнат немногих уцелевших зданий, не попавших под безжалостный сноп лучей. Дальнейшая судьба царя погибшей империи и его сподвижников оставалась неясна; говорили, что он встретил свою смерть лицом к лицу на башенном укреплении стены, были также те, кто утверждали, что им удалось вырваться из пламенной вакханалии и переждать разрушения в Лазурийской пустыне, но с того проклятого богами солнечного круговорота никто больше его не видел живым.
Были уничтожены все посевы, сады, животноводческие фермы, от огненного жара вскипели воды акватории, вызвав массовую погибель обитателей глубин. Поднявшаяся волна затопила часть прибрежной территории столицы и земли округов, куда также добрались огненные лучи, посеяв хаос и смерть. Шквальный вал погасил большую часть пожаров, унес, отступая, прах Кассиопеи вглубь океана, оставив поруганную землю остывать, одинокую и растоптанную, лишенную возможности подняться с колен и возродиться заново.
Великая империя Кассиопея в тот роковой круговорот солнца перестала существовать, погребенная навеки..."
Из летописи
******************
Антарктида. Наше время. Десятое января. 2014 год.
Айс-кофе, никак иначе.
Холодный виски даже не нуждался в кубиках льда.
Здесь все остывало с космической скоростью, несмотря на термокружки. Но это не имело сейчас значения. Значимым было лишь одно: полный перевод древней летописи, выбитой на каменных расколотых пластах.
Чудом собрали всей археологической бригадой. Чудом удалось прочесть последний привет Кассиопеи. Бессонная ночь. Полпачки Captain Black Cherry. И страшное осознание того, что, кто и как, своими руками...
– Дочка, – с гордостью и печалью одновременно выдохнул Дмитрий. – Кто же знал, для чего ты используешь мою разработку... Охренеть, эффект бабочки...
Серый пепел, бурый песок, коричневая пыль, жженая земля.
Небо словно заволокло рваной печалью и болью в виде облаков, сквозь которые иногда просвечивал серп юного Фебуса. Его призрачный свет создавал, казалось, полыхание чертогов Лакедона над головой, зловещее и неумолимое, но даже оно не могло напугать сейчас одинокую фигуру прекрасной женщины, с устремленным в эту бездну хаоса взглядом, в котором невозможно было прочесть ни одной мысли.
Нет. Не потому, что она научилась за столь короткое время держать лицо, превратив эмоции в пленников каменной стены. Сейчас ее душа была обнажена. Уязвима. Распахнута. Но никто бы об этом не догадался.
Обломки камней царапали ее обнаженные длинные ноги, а она же словно этого не замечала. Слегка пошатываясь, двигалась вперед неумолимым призраком, хлопья пепла кружились вокруг ее стройной фигуры в причудливом танце, падая на черный каскад волос, смягчая их глубокую тьму.
Серая фигура шевельнулась среди обломков бывшего дома правосудия сожженной столицы. Элика, даже не устремив ладонь на рукоять меча, медленно повернулась в эту сторону.
Молодой парнишка. Наверное, он едва вступил в отрочество. Вряд ли солдат, скорее всего, кто-то из мирных жителей.
Одежда висела на нем обугленными лохмотьями, предплечье было перевязано почерневшей от сажи тканью, волосы казались седыми от пепла. Встретив ее взгляд, он резко дернулся, обнажив в жуткой, безумной улыбке белые зубы, и зашипел, словно загнанный в угол детеныш тигра.
Элика отвела взгляд и продолжила свой путь. Она даже не подумала о том, что этот мальчишка может всадить ей нож в спину. Она даже не до конца осознавала возможной опасности. Невидимые сети влекли ее по пути сожженной земли, не позволяя сбиться с пути, писаному свыше.
Откуда? Как она могла знать, куда ведут ее тонкие цепи оков судьбы − или же игр богов?! Она провела свое время в Кассиопее в абсолютном заточении в руках врага. Что ей довелось увидеть? Она даже не помнила, как ее привезли в стены ныне разрушенного дворца, дрожащую от ужаса, и швырнули к его ногам. Она не запомнила городской площади − эти воспоминания вытеснил прекрасный рассвет Лазурийской пустыни. В этой части столицы ей никогда не приходилось бывать прежде...
Но ноги неумолимо несли ее в пункт окончательного назначения. Оставив надежду достучаться до сознания своей подопечной, отброшенный прочь ее бесстрашной, несгибаемой волей, Лаки просто не оставил ей выбора.
Полуразрушенная стена храма с перевернутой эмблемой Фебуса у петель рухнувших ворот. Тишина. Запустение. Погасшие свечи алтарей раскиданы по покрытому слоем пыли и пепла мраморному полу. Создавалось впечатление, что жрица Элана и ее приспешники покинули храм организованно, уверенно, и, скорее всего, так оно и было.
Острые осколки впились в ее щиколотки, но матриарх этого не заметила. Шагнула, пошатываясь, во мрак алтарного зала, отпуская свое сознание, устав сопротивляться зову Лаки до последнего, преклонив колени в пыль и пепел, ощутив щекой еще не остывшие от жара плиты алтаря. Только сейчас она могла забыться полностью, отпустить себя. Ее миссия была выполнена.
...Форт был почти полностью разрушен. Уцелели лишь несколько шатров. Именно в одном из них очнулась она от накрывшего опустошения и отчаяния, чтобы снова уйти в себя, замкнуться в жестоком мире боли, страданий и разрушений, которые сама учинила. Не слышала и не замечала никого вокруг. Ни Лэндала, ни Латимы. Лишь спустя долгие меры масла поднялась на ноги, влекомая зовом бога света или де тьмы, который вел ее по пути, словно дергая невидимые нити...
«Ист Верто, Лаки. Я сделала это. То, что ты хотел. То, что ты потребовал от меня. Но прости, я даже не знаю, жив он или мертв. Я не смогла его убить коварно в спину на плато переговоров. Надеюсь, он не миновал поцелуя огня. Тебе виднее...»
Тьма сгустилась, тяжелая, плотная, миг − и нет ее, только призрачный белый свет, шаг за потусторонний барьер, за грань, недоступную смертным... Она уже раз тут была. Видимо, не последний...
Лаки выглядел... Немного опешившим. Странно. В белых одеждах, молодой и дерзкий, и искорками юмора в глазах, не смотря ни на что.
– Удивила ты меня, воительница. Кто же знал, что ты так разгуляешься в попытке угодить мне!
– Мой бог доволен? -Элика не испытывала ни капли пиетета или раболепия в его присутствии. Она устала. Пусть ее покровитель, наконец, поставит точку в этом адском противостоянии.
– Твой бог создал свою скорую погибель в твоем лице! – хмыкнул Лаки. – Более того, ты еще пыталась вырваться из-под контроля! Уму непостижимо!
– Я жду твоих распоряжений... Только если можно, дай мне отдохнуть, все потом. Позволишь?
-Сперва поясни мне, откуда такая жажда крови?
– Твои крылья пришлись мне впору.
– Ты жалеешь, что уничтожила его империю?
– Нет. Ты этого сам хотел.
– Я и горжусь тобой, и взбешен одновременно. Это твои чувства превратили тебя в монстра?
– Всыпь плетей Криспиде. Она часто стала промахиваться со своими стрелами.
– Попрошу без богохульства, девочка. Криспида никогда ничего не делает без моего одобрения.
Элике было все равно. Игры богов... Да гори оно все... Как Кассиопея.
– Скажи мне, жив он или мертв. Прошу.
Лаки улыбался. Даже не злился. Так, ворчал в силу своей мудрости и любви к философским беседам.
– А тебе бы самой как хотелось?
– Какое это имеет значение? Ты сам потребовал его смерти. Но мало было, да? Вы с Криспидой перебрали ваших плодов света и величия? Надо было заставить нас сгорать от любви друг к другу и воевать против одновременно?! Просто уже ответь. Мертв? Я выполнила твою волю. Жив... Я найду его со временем. Все.
– Крылья жмут? – изменился в лице Антал-Лаки. – У вас с братом семейное − мне дерзить?
– Ой, ну не надо. Что ты мне сделаешь такого, чего бы в свое время не сделал он?
– Неисправима. Никакого постоянства, – бог подошел ближе. Элика не шевелилась. Пусть отпустит ее уже скорее.
– Ты помнишь наш разговор?
– Конечно.
– Что я заставил тебя сделать?
-Ист Верто. Ему и той презренной рабыне. Что не так?
– Когда я тебе сказал, что ты обязана его непременно убить?!
Усталость смело обжигающей волной. Элика встретила насмешливый взгляд Лаки.
– Я говорил такое? Когда?
– А разве... – матриарх сглотнула. – Ты... не этого хотел?
– Ты спрашиваешь меня, жив он или мертв? Девочка моя, будь он мертв, твое сердце перестало бы биться в ту же минуту. Обряд крови связал вас навеки. Смерть одного будет значить смерть другого. Он догадался. Ты же больше переживала за то, как эффектно на тебе сидит броня и корона! Я ответил на твой вопрос?
– Лаки... – выдохнула Элика. – Он адепт Эдера! Ты не мог...
– Он присягнул мне на верность, чтобы спасти тебя! Нужны еще аргументы?!
Пыль... Жар остывающих камней. Безжизненные руины. Мрак. Она вернулась. Подавленная и разбитая откровениями божества еще сильнее, чем адской войной.
Ощущение взгляда в спину.
От..бись, Лаки. Играй свои партии дальше. Дорого мне вышло твое покровительство. Не хочу его больше. Не хочу...
– Тебе плохо?
Стоило ли чему-то удивляться? Она устала. И, похоже, уже выполнила свое предназначение. Дрожащие руки рванули шнуровку корсета, обнажая сердце. Смотреть не хотелось. Не вставая с колен, не поднимая глаз, повернулась в пол-оборота, не чувствуя боли в дрожащих и травмированных коленях, откинула голову назад. Выкуси, Лаки. Получишь обоих. Мертвых.
– О, Эл, у тебя еще остались силы на любовь?
– Касс, не паясничай. Бей. Давай, в самое сердце. И без философских бесед, с меня Лаки хватило, – открыла глаза. – А! Ты без оружия... – пальцы рванули перевязь. – Возьми мой...
– Твой бог тебе ничего не пояснил? Почему я не могу убить тебя?
– Ну, а толку? Зато, я смотрю, ты осведомлен куда больше.
Улыбка? Она сходит с ума? Или он уже сам отплыл в долину безумия?
– Что веселого? Ты улыбаешься... Не думала, что умеешь.
– Да смотрю, что ничего по сути не изменилось, – Касиий погладил пальцами подбородок, глядя на нее сверху вниз. В свете факела, который он держал в руках, она видела его глаза. А ничего, хорошо так ударил Поцелуй Смерти. Растопил даже лед Белого Безмолвия в его взгляде.
– О чем ты?
– Ты все равно стоишь передо мной на коленях, с обнаженной грудью. Это стремление не заглушить, верно, Эл?
Точно. И тут произошло нечто невероятное. Приступ истерического хохота согнул ее вдвое, вызвав слезы. От неуместной комичности ситуации она так и не могла прекратить это веселье.
– Я сожгла... Кассиопею... Дотла...
– Мне никогда не нравились дома, что построили мои предки. Много всего.
– Ты теперь никто!
– Я всегда думал отдохнуть немного от этой власти.
– Теперь... Ничтожно... мало!
– Всегда любил минимализм в архитектуре.
-Спаркалия... Тебе... Не простит!
– Никогда не понимал Фланигуса.
– Я...я тебя уничтожила!
– Я жив. А ты – наигралась. Теперь поговорим?
Элика смахнула слезы, кусая губы, чтобы не расхохотаться вновь.
– О чем? Ты же у нас наверняка все решил? В клетке? А нет, дай угадаю... Я в растерянности! Тебе же даже не к чему приковать поводок моего ошейника!
– Я не собирался этого делать.
– Что заставило тебя изменить свое решение?
Он сделал шаг вперед. Матриарх не шевелилась. Ей было... Все равно и весело одновременно. Даже кода его ладонь нежно провела по ее щеке, снимая слезы веселья. Даже когда она почувствовала на своей щеке его жаркое дыхание... А вместе с ним... Голова безвольно склонилась на его плечо. Ощущение тепла и точки опоры. Она определенно сошла с ума.
– Моя мятежная девчонка... Стало быть, все закончилось? Делить нечего?
– Это не делят, Касс. За это... Убивают. Кстати, как тебе удалось уцелеть?
– Считай, что после твоих слов у меня выросли крылья. Я не смел даже мечтать о том, чтобы быть любимым тобой.
– Мы не имеем права на любовь.
– Кто тебе это сказал?! Почему ты снова так яростно это отрицаешь?
– Оглянись вокруг... Будущего для нас нет и быть не может. Твоя империя в руинах. Боги сошли с ума. Мало им чувств, надо было еще связать оковами крови. Это ничего не меняет. То, что ты мне уготовил, − я не смогу с этим жить. Сейчас ты можешь говорить, что угодно. Но потом... Я не хочу проснуться рядом со Зверем однажды утром. Потому что мы погибнем оба в этот момент. Нам лучше пойти разными дорогами...
– Я никогда больше не причиню тебе боль... Неужели ты этого не чувствуешь?
– Я не верю тебе. После всего, что я сделала...
– Все сделал я сам, изначально. Нельзя приручить такого же хищника, как и ты сам. Только принять. И дать ему свою нежность. Потому что мы равны.
– Ты сошел с ума...
– Тсс... – горячие губы мужчины прервали поток ее слов. Нежно и резко одновременно, заставляя принять этот поцелуй полностью, врываясь в сознание вместе с яростными толчками языка.
Элика застонала в его руках, почти ощутив, как лопнул панцирь стального апатичного безумия, словно возрождая ее к жизни. Пульс соединенной крови безумным цунами ворвался в сжатые опустошенностью капилляры, воспламеняя, вырывая из омута подступившего отчаяния, толкающего в бездну.
Мир замер. Не было сожженных руин. Не было огненной войны. Не было прежних его и ее. Новая история. Чистый лист. Данный благосклонными богами шанс все начать с чистого листа.
– Месть свершилась... Мы свободны... Не мешает ничего! – прошептал Кассий в ее губы, поднимая на руки. Спина ощутила жар алтарного мрамора. Словно легкий ветерок, его губы спустились на ее шею, начав захватывающее путешествие еще ниже, непривычно нежно расшнуровывая кожаные шнуры корсета. На миг он замер, заметив синие следы от ударов Кантуна на ее животе и ребрах, но Элика, отпустив свое сознание, решительно вцепилась в его волосы дрожащими пальцами, направляя ниже. Уносясь все выше и выше от жарких поцелуев, от малейшего движения его языка, впервые позволив себе если не попытаться отпустить прошлое, то жить настоящим здесь и сейчас.
Впервые она не захотела закрывать глаза. Видеть его взгляд было наслаждением. Единением на более высоком уровне. Когда он заполнил ее собой, она против воли подалась навстречу, и свод храма над ее головой разлетелся яркими вспышками разноцветных искр.
– Отпусти своего Зверя...
– Нет, Эл. Никогда больше. Даже не проси...
Ее ладони гладили его мускулистые руки, переплетенные сеткой выпирающих вен. Те самые, что совсем недавно сжимали до боли, а потом снимали лаской эту самую боль, вытягивая ее одновременно из глубин души. Он мог опустить ее в бездну тьмы в свое время, чтобы поднять потом обратно, разбитую на части. Он мог быть нежным. Просто невероятно нежным. И его нежность заживляла ее душевные шрамы моментально, осушивала слезы самого сердца, чтобы в скором будущем заставить его колотиться от любви, ломая все барьеры.
Ощущать под пальцами его кожу было наслаждением. Ради которого стоило спалить все, что было ему дорого. Они всегда были вне правил.
Резкие толчки посылали каскад искр по ее телу, словно огонь, разрушивший эту империю, на обломках которой она позволила себе наконец-то потерять всякий контроль. Еще. Выше и выше. Ярче и горячее... Проникая в самую суть, ошеломительное ощущение наполненности сейчас заставило ее забыть обо всем. И прежде всего − о чувстве нереальной вины.
Глубже. До самого сердца. Посылая электроток в кровь нежными поцелуями, удерживая ее властно и нежно одновременно...
Ее крик летит над обломками Кассиопеи. И ничто, абсолютно ничто не может больше этому препятствовать...
Он долго не выпускал ее из своих объятий. Затихшую, дезориентированную, удовлетворенную и счастливую. Его Хищницу. Его девочку. Самую дорогую женщину.
– Забудь, – тихо прошептал Кассий, огладив пальцами контр ее губ. – Забудь все, что было в прошлом. Тебе нечего бояться.
Элика сглотнула, сдерживая слезы. Он никогда не узнает, как она была уязвима в этот момент. Что, реши он утвердить свою власть − сломалась бы, как хрупкая роза пустыни, в его руках, не имея сил и желания сопротивляться. И не было сейчас никакой веры в то, что он этого не сделает...
Его слова? Стоило ли им верить?!
– Касс, это ничего не меняет... Ты не простишь мне смерти Кассиопеи...
– Наверное, мне нечего тебе прощать, это Ист Верто. За то, что я едва тебя не уничтожил в отчаянном желании обладать тобой.
– Ты сломал мою жизнь за одно только это! – всхлипнула Элика, проводя пальцами по незаметному, но ощутимому кожей шраму от ее меча. Литера А.
– Мне тогда проще было найти этому пустяковый повод. Я просто понял, что никогда мне не обладать тобой иными методами. Ты бы не посмотрела в мою сторону. Но уже тогда я знал, что моя жизнь не будет прежней... Если в ней не будет тебя. Царапина на груди − хороший предлог.
Наверное, ей тоже хотелось всегда оставить на нем свою метку. Элика провела пальцами по его запястью. След от кнута все еще был хорошо заметен.
Кассий лишь крепче прижал ее к себе. Развернул запястье, приложив к ее. Чуть выше кисти у них обоих были одинаковые шрамы в виде надреза.
– Твоя боль − моя боль. Бег твоей крови − мой пульс. Не думай ни о чем. Сейчас, когда нас не держат прежние обиды, у нас есть прекрасная возможность попытаться снова. Мы любим друг друга. Ты сказала об этом, полагая, что нам никогда больше не посмотреть в глаза друг другу. Но боги все решили за нас.
– Я не верю тебе... Ты не простишь мне гибели империи...
– Мне меня ничто не стоит создать новую. И ты это знаешь.
Его слова были разумными. И тут она поняла, что ей мешает их принять.
Она испугалась. И больше не его. Она никогда себя не чувствовала столь защищенной и любимой, как в объятиях мужчины, от которого пыталась сбежать. Которого стремилась выбросить из мыслей и сердца. Но который был предназначен ей свыше. Коварные боги все решили за них.
Она только что бездумно, улетая к вершинам экстаза, звала его прежнего. Того, чья безумная страсть в свое время едва не убила ее. И все-таки сломала на самом глубинном уровне, открыв ее новую. От которой она пыталась убежать в кровавую войну, но это все равно не удалось.
– Я знаю, о чем ты думаешь. Мое безумие в прошлом. Уже давно. Я ждал конца этого мира, чтобы иметь возможность все начать сначала. Если ты этого захочешь, я смогу дать тебе. Но больше никогда не потеряю контроль. Просто знай.
Элика пошевелилась в его руках. Сейчас ей хотелось лишь одного. Чтобы время замерло и никогда больше не возобновляло свой бег.
– Как же тебе это удалось?
– Мне даже не пришлось с этим воевать. Ты представить себе не можешь, как это больно. Знать, что любимый человек в твоих объятиях мысленно призывает свою смерть. Пытаться это изменить... Понимать, что много ошибок уже совершено, и ничего не изменится... И сходить с ума еще сильнее, укрепляя тебя в желании сбежать от меня в чертоги богов. Когда я понял, что только сведение счетов изменит порядок вещей, я решил пройти этот путь до конца. И если мы оба остались живы, это дар свыше. Слово за тобой.
Он мог сейчас не спрашивать. Мог снова взять силой, и она бы не смогла, да и не захотела бы этому воспротивиться. Осознание вызвало новый приступ отчаянного смеха.
– Это Рок! Потенциальный избранник лишился всего! Без империи и без короны... На что будет похож подобный союз?
– Понимаю, – улыбнулся Кассий, целуя ее рассыпавшиеся по алтарному камню волосы. – Твои люди тебя не поймут? Я не достоин, поскольку у меня больше нет ничего?
Ее отец тоже был вольным спутником матери − без роду, без племени. Атланкам никогда не надо было ничего никому пояснять. Ничего не мешало ей ответить да, но...
– Именно. Так не правильно.
Кассий выпрямился, не разжимая рук. Элика задохнулась от переполняющей нежности и прижалась еще крепче.
– Тогда дай мне время. Время прийти и положить к твоим ногам новые земли. И ты знаешь, что так и будет. Не минует и двух зим.
– Я дождусь, – вспомнив, Элика обеспокоенно скосила глаза. – Ты должен знать. Я позволила своим людям на рассвете разграбить город. Мне больно об этом говорить, но...
– Я понимаю. Это негласный закон любой войны. Я сам неоднократно через это проходил.
– Тебе лучше убраться подальше...
– Дай мне четверть меры масла... И я уйду. Мне еще завоевывать новые земли для моей любимой королевы. А пока... – горячие губы накрыли ее, и угольно-черная пелена облаков в жестоких небесах Кассиопеи разошлась, открыв миру лик новорожденного Фебуса...
Им просто нужно было время. Ей − осознать, что боль навсегда покинула ее измученное сердце, и больше никогда не вернется.
Ему же... Он уже знал, что очень скоро вернется победителем к той, кем был прощен. И которой сам все простил в последний день безжалостного противостояния...
Эпилог
ерритория завоеванной Кассиопеи. Спустя четыре зимы после огненного апокалипсиса.
Ласковое, не такое горячее в силу зимнего времени солнце зависло в лазурном безоблачном небе, величественное и спокойное, невозмутимое, как и тогда, в тот роковой полдень, превративший Кассиопею в груду разрушенных руин. Неизвестно, могло оно испытывать какие-либо эмоции, или же нет, − но сейчас его слепящий лик был умиротворенно-спокойным. Словно одобряющим существующее положение вещей.
Прекрасная молодая женщина расслабленно возлежала на шелковых подушках длинной скамьи в тени натянутой светлой ткани полога, вдумчиво изучая развернутый свиток папируса. Изумительное платье, открывающее длинные стройные ноги, подчеркивало блеск ее изумрудных глаз голубым отливом, цветом стягов завоеванной четыре зимы назад империи. Дань павшим врагам или заигрывание с нынешней действительностью? Вряд ли такие мысли когда-либо занимали ее разум при выборе королевского одеяния. Усыпанная ограненными слезами пустыни тиара из холодного металла Фебуса сверкала в ее темных волосах, длинные серьги с крупными кристаллами задевали линию совершенных смуглых плеч, перекликаясь с похожими браслетами на тонких запястьях тех самых рук, которые однажды, в жаркий роковой полдень, не дрогнув, повернули рычаг Поцелуя Смерти, превратив империю самого неоднозначного врага практически в вымершую пустыню.
Циничная, жестокая улыбка заиграла на ее пухлых губах. Словно не веря в содержание письма, женщина шепотом повторила эти слова, пробуя их на вкус с особо извращенным удовольствием.
" Я, Аларикс Фланигус Непревзойденный, император, прославленный богами, спешу засвидетельствовать свое глубокое почтение прекрасной матриарх Элике Непримиримой, милейшей дочери Лаэртии Справедливой, с тем, чтобы иметь честь донести свою пропозицию мира и взаимной военной и торгово-экономической поддержки, а также втайне надеюсь, что посол Атланты, прославленный воин Латима Беспощадная окажет мне честь почтить своим присутствием Спаркалию с целью проведения переговоров в качестве уважаемой почетной гостьи... "
-Да уж, Латима будет счастлива! – презрительно хмыкнула Элика, откладывая свиток. – Мы тогда с остатками твоей флотилии не разобрались, Фланигус – Превзойденный-Атлантой!
Расслабленный взгляд матриарх скользнул по стопке оставшихся папирусных свитков. Большая часть уже была просмотрена и завизирована, проигнорирована, разорвана, отложена для лучших времен − в зависимости от смыслового содержания. Неожиданный блеск привлек ее внимание. Полая туба, служившая футляром для очередного письма, была усыпана мелкими ограненными слезами пустыни. Причем так искусно, что четко просматривалась незнакомая эмблема в полукруге − посреди глади воды остроконечные шпили прозрачной скалы, предположительно, изо льда, с изогнутым ликом зарождающегося Фебуса в черном небе с россыпью достоверно переданных созвездий. Чей это герб? Незнакомый, манящий и пугающий своей суровой красотой одновременно? Неужели привет с неизведанных просторов северных земель, лежащих за сотни километров от земли Белого Безмолвия?
Матриарх не успела удовлетворить вспыхнувший интерес. Детский заливистый смех, похожий на перелив сотни искрящихся колокольчиков, разорвал тишину сада отреставрированного дворца павшей столицы вместе с топотом обутых в сандалии ножек по мощеным мраморным плитам дорожки. Миг, и маленькое счастье, искорка яркого света, отрада всех потерянных дней, самый лучший дар Антала-Лаки, смеясь, обвила шею королевы маленькими пухлыми ручонками, сжимая в сильном даже для ребенка объятии. Тиара слетела с волос Элики под этим искренним, ошеломительным натиском счастья, и самая теплая и светлая улыбка стерла отголоски цинизма и серьезности с красивого лица.
-Фламмия!
Запыхавшаяся молодая служанка, подбежавшая следом, выглядела утомленной, но улыбалась, не в силах отвести глаз от представшей взору картины.
– Моя королева, прости... Я пыталась ее удержать...
– Оставь, Лаксия, – тепло улыбнулась матриарх, подхватив дочурку вытянутыми руками и приподняв вверх. Малышка залилась новым приступом счастливого смеха. – Моя маленькая Фламмия − будущая воительница Священного Антала, а еще самое непослушное создание из всех, кого я когда-либо встречала!
Серые глаза девочки заискрились непревзойденным лукавством, ручки потянулись к длинным серьгам матери, потянув на себя.
– Вся в отца, – не замечая боли в натянувшихся мочках ушей, изрекла Элика. Платина серой радужки огромных детских глаз заиграла радужными переливами. – Садись рядом, дочь моя. Что мы ответим злому дяде Алариксу? Не отдадим ему тетю Латиму?
– Нет! Мы вылвем ему зубки и подалим их тете Латиме! -Фламмия соскочила с софы, едва устояв на ножках, и с гордым видом, чеканя шаг, прошлась вдоль стола со свитками, повторяя мамины жесты и движения. – Я, злой и плохой Алаликс, бууу!
Элика, едва сдерживая смех, наблюдала за гордо вышагивающей фигуркой дочери в белом платьице в пол, с уложенными в косички каштановыми волосами. Эти смеющиеся глазки иногда могли становиться холоднее ледяных глыб, особенно когда малышка не получала то, что хотела. Тень Кассия безмолвно присутствовала в девочке, которой почти миновало три зимы, зачатой среди опаленных пламенем руин в ту самую ночь, когда из пепла войны восстал светлый лик грядущего перемирия. Даже имя, которое дала ей Эл − Фламмия, «рожденная огнем», было словно призвано, чтобы всегда напоминать о нем и окончании войны на пепле сожженной империи.
Две зимы пролетели, словно в один миг. Вспоминала ли она о его обещании вновь прийти в ее жизнь? Иногда. Полагая, что ее жизнь никогда больше не будет прежней. До того самого дня, когда осознала, что под ее сердцем зародилась новая жизнь. Крепла, набираясь сил, здоровья и умиротворения из крови королевы Атланты, результат самой безумной любви, ради которой гибли империи и взрывалось сознание вспышками боли и возвышенного чувства. Дар или же проклятие богов? Именно дар. За право поднять на руки новорожденную дочь, услышать ее смех, ее ломанное «мама», Элика, не раздумывая, прошла бы снова по шагам все эти дни, стирая осколки памяти бунтующего сознания, переживая боль, страх, унижение, пробуждение запретных чувств и огненную вакханалию во имя побега от себя и своей любви. Кассий, лишив ее себя, заполнил пустоту души своим последним подарком. Имя ему − Фламмия.
