Текст книги "Месть Атлантиды 2. Королева (СИ)"
Автор книги: Extazyflame
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)
Малышка с такой же грустно-восхищенной улыбкой приоткрыла губы, намереваясь что-то сказать, убаюканная теплыми и ласковыми словами, казалось, самой Криспиды. А потом струйка багровой крови стекла по ее щеке, по телу пробежала предсмертная судорога. Элика, увидев промелькнувший в детских глазах испуг, прижала ее к себе, поцеловав в лоб, и зашептала успокаивающие слова, провожая в чертоги Антала. Дернувшись в ее руках, девочка покинула этот мир.
Слезы душили Элику. Дрожащими пальцами она опустила ее веки, баюкая, словно младенца, не замечая, что колени подогнулись. Но даже не ощутила острых камней земной твердыни.
-Антал всемогущий, прими ее дух в свою свиту, надели ее силой и радостью взамен на подаренную тебе жизнь, оборвавшуюся волей приспешников Лакедона! Прояви же к ней доброту, какую всегда проявляешь ко мне, ибо чиста ее душа и светлыми были ее мысли и стремления!
Одинокие слезинки скатились по щекам королевы, смешиваясь с кровавыми струйками, все еще бегущими из губ девочки, которую покинула жизнь. Как жаль, что они не смогли вернуть ее к жизни! Воцарилась пугающая тишина, которую вскоре нарушили каркающие крики грифов, слетевшихся на запах крови вражеских лучников. На стенах укрепления больше никто так и не появился. Элика с трудом уняла подступающие к горлу рыдания, хотя, заплачь она в голос, все бы без исключения поняли ее боль и не посмели б ни на миг усомниться в ее авторитете. Лэндал незаметно потер переносицу, останавливая слезы, Латима тихо отдала распоряжение, и вскоре двое воинов поднесли отрез белоснежного шелка.
– Мы предадим ее земле в стенах родного города с почестями, достойными воительницы! – совладав с собой, прошептала Эл. – Ее смерть подсказала нам путь. Возьмите город и убейте каждого, кто посмеет оказать сопротивление! Вперед, гордые воины, оплот нашей великой империи!
Высокие стены глушили возбужденный гул голосов за воротами, которые сейчас неистово расшатывал титановый таран − в отличие от гранитного или деревянного, он мог крушить даже самые толстые стены. Никто не препятствовал атлантам в этом – первые меры масла определили дальнейший ход боя. Сотни погибших лучников и копьеметателей, затем нелепая смерть Старкула и предшественников. Тяжелые навесные засовы были сбиты. Лучники вовремя заметили две таящиеся тени на зубцах стены, пытающиеся поджечь спресованный шар из сухостоя, но стрелы помешали воплощению этой затеи.
Еще спустя четверть меры масла ворота распахнулись, а правая створка, вылетев из массивных петель, обрушилась на землю. Стоило атланской пехоте шагнуть на лассирийскую почву, как моментально завязался бой не на жизнь, а на смерть. Сверкали мечи и клинки, лилась кровь, вопли раненных еще долго звучали в полуденных безмолвных, равнодушных небесах. Исход поединка был предрешен. Солнце преодолело дугу зенита, отбрасывая удлиненные тени, когда матриарх с приближенными верхом на Захватчице Ветра триумфально въехала в освобожденную столицу Лассирии.
Стоны раненых, тяжелый запах крови, горы тел. Кассиопейцы были истреблены полностью, отряд зачистки, рассредоточившись по узким улочкам окруженной стенами столицы, безжалостно добивал остатки вражеской армии. Зловещая тишина воцарилась в захваченной − но уже спасительной армией, − державе. На данном этапе Непримиримая строжайше запретила своим воином мародерство и вандализм. Для этого еще будет время.
В центре города размещались богатые усадьбы и дворец свергнутого короля Оригатона, в котором после его смерти обосновался наместник с приближенными. Другие роскошные строения были отданы офицерскому составу, после того, как их коренных хозяев истребили или же изгнали прочь. Здесь царило обманчивое спокойствие − основные силы противника пали на подходах у ворот.
Спешившись и дождавшись доклада предводительницы разведотряда, юная завоевательница в компании Лэндала, Латимы Беспощадной, Дарка, предводительницы легиона Пантер и других военачальников ступила на розовые мраморные плиты дворца. Войдя в тронную залу, устало упала в высокое кресло, уложив руки на богато инкрустированные подлокотники.
– Семья этого шакала скрылась? – поинтересовалась у Амарилис, курирующей отряд разведки и зачистки. Мужеподобная атланка с короткими светлыми волосами утерла кровь с оцарапанной груди и хищно осклабилась.
– Нет, они здесь! Этот сын гиены всерьез рассчитывал на победу, прикрываясь телами детей!
– Тащите их сюда, – предвкушая развлечение и горя жаждой мести за немногочисленных павших воинов своей армии, как и за пролитую кровь невинного ребенка, жестоко усмехнулась Элика.
Тронный зал постепенно заполнялся ее свитой. Кто-то из лучников втащил в помещение двух перепуганных девушек в ошейниках рабынь. У одной была смуглая кожа и серые глаза. Матриарх закусила губы.
– Девушки, принесите бочонок лучшего сока хмельного винограда и кубки для всех! И да, кто-нибудь, снимите с их шеи эти унизительные ожерелья.
Перепуганные рабыни, втайне приготовившиеся к смерти, сперва опешили, и лишь когда воины справились с их ошейниками, освобождая шеи и выбрасывая куски презренного металла прочь, с восхищением и обожанием уставились на матриарх Атланты. Наверняка их тут запугали ее нечеловеческой жестокостью. Позже Эл поняла их изумление − по Лассирии ползли слухи, что вместо вина она пьет кровь младенцев, поэтому столь прекрасна и непобедима.
Бочонки вина вкатили сильные и крепкие рабы, невольницы же с восторгом наполняли кубки, но прежде Лэндал велел испробовать вино одного из захваченных кассиопейских солдат, чтобы исключить угрозу отравления.
Лассирия славилась, помимо шелка, также и своими виноделами. Рабы, получившие внезапную свободу, по собственной инициативе принесли кресла для Лэндала с Латимой и скамьи для всех остальных. Элика пригубила кубок умопомрачительно вкусного светлого вина, когда двое широкоплечих воинов, ухмыляясь, втащили в зал членов семьи Старкула − супругу, субтильного отрока и двух мальчишек, зим пяти-семи на вид. Матриарх склонила голову, оскорбительным взглядом, отличительной чертой атланток, изучая новоприбывших.
Супруга, похожая на самого наместника, была тучной матроной со вторым подбородком и пустыми, как у рыбы, серыми глазами навыкате, увешанная массивными украшениями из солнечного металла, под которыми чудом только не согнулась ее широкая шея. Многослойное одеяние из самого лучшего лассирийского шелка на таком теле смотрелось донельзя комично. «Как женщина могла превратиться в такого монстра?» – подумала Эл. В ее армии не все могли похвалиться мускулистыми и при этом женственными телами, но до таких невероятных размеров распустить себя?! Это казалось невероятным. Взгляд девушки отметил мешки под ее глазами. Все понятно. Страсть к чревоугодию и возлияниям, обстановка роскошной лени и отсутствие хоть какого-то движения. Потеряв к ней интерес, она скользнула взглядом по подростку с жестоким выражением в таких же рыбьих глазах. Парень наверняка никогда в жизни не держал в руках меча! Несмотря на трусливый ужас перед захватчиками, он иногда позволял себе мерзкую улыбку, оглядывая освобожденных от ошейников рабынь, отчего те, забыв о новом статусе, сжимались от страха. Что ж, Эл увидела достаточно, чтобы сделать выводы. Перевела взгляд на двух маленьких мальчиков и кожей ощутила какое-то непонятное волнение среди челяди. Эти детки были одеты немногим лучше некоторых слуг. В их внешности не было ничего от Старкула и его безобразной супруги – да и держались они едва ли не с вызовом, а старший неосознанно пытался прикрыть собой младшего братика.
– Ты, назови свое имя! – грубо велела Эл наместнице. Та, посмотрев на нее с ненавистью, тут же отвела глаза.
– Катина, – еще один полный злости взгляд, но уже направленный на бочонки вина.
– Знаешь ли ты, прекрасная Катина, – с издевкой произнесла Элика, жестом остановив смех при выделенном слове «прекрасная».– Что твой погибший смертью труса дражайший муж сотворил на стенах столицы?
Ответа не последовало. Матриарх жестом велела подвести младших детей поближе.
– Он сбрасывал со стен ни в чем не повинных сыновей и дочерей Лассирии, которые были слишком малы, чтобы защищаться. Я пообещала ему так же поступить с его собственными детьми. Готова полюбоваться на это представление?
Подбородок Катины заколыхался от какой-то радости и облегчения одновременно.
– Мне все равно! Могу и посмотреть!
Элика удивленно сдвинула брови. Но тут вперед вышел высокий немолодой мужчина и преклонил колени у ног королевы.
– Госпожа, пощади их! Да, это его сыновья, но он взял леди Анику, их мать, силой, после чего содержал в нижнем уровне, используя ее тело для своих грязных нужд. Подлая Катина свела ее в могилу и наверняка бы уничтожила плоть от ее крови, но мы, как могли, оберегали мальчиков от столь ужасной участи!
– Так это не твои дети! – улыбчиво протянула матриарх, поворачиваясь к супруге Старкула. – Поэтому ты так обрадовалась! Как я могла подумать, что у столь презренной и подлой женщины могли родиться такие сыновья! Но этот хилый парнишка наверняка плоть от твоей крови, не так ли? – она подала знак, и воины, заломив ему руки, нагнули к полу. Подросток завыл и затрясся, оглядываясь на мать.
– А твой сын летать умеет? – продолжала резвиться Эл, сбрасывая напряжение последних часов. – Наверняка, северо-западные ветра подхватят столь невесомую стать и унесут высоко!
Ответом ей был смех. Но Катина утратила свою спесь и некрасиво захныкала. Отхлебнув вина, Элика ощутила, что проголодалась. Пора было заканчивать эту комедию.
– Кто-нибудь из вас, достойные горожане, пострадал от рук этого слабака?
Вопрос был, скорее, риторическим, но Элика опешила от посыпавшихся на нее жалоб и откровений. Одна из рабынь после недолгих колебаний продемонстрировала следы каленого железа на груди, другой же отпрыск наместника забавы ради отрезал язык. Элика краем глаза наблюдала за его матерью и видела лишь гордость за своего сыночка, никакой жалости к пострадавшим девушкам − ведь они были бесправными рабынями, вдобавок по всему, молодыми и красивыми.
– Соорудите не площади крест с колодками, – ласково проворковала Элика. – Этого ублюдка лишить одежды, заковать руки и ноги прогибом через перекладину. Он такой худой, что сойдет за молодую женщину. Насилуйте его все, кто пожелает, это мой дар горожанам в честь победы! Если случайно от любовных ласк испустит дух − виновного в этом не наказывать! – затем указала пальцем на Катину. – Кто-нибудь ее хочет?
Сейчас напряжение боя сошло на «нет», активировав злорадное чувство юмора. Все в зале без исключения расхохотались при последних словах матриарх. Катина побагровела, пытаясь вырвать руки из захвата и прикрыть свою грудь, наивно полагая, что найдутся желающие испробовать ее тело.
– Мне известно, что неподалеку всегда ошиваютсяработорговцы из Черных Земель, – усмехнулась королева. – Их мы сотрем с лица земли уже скоро, но пока пусть послужат нам на благо. Лишите эту даму одежды и доставьте в таком виде в их стан, а там продайте как пахотную рабыню, которая будет вспахивать огород в упряжи вместо лошади! Да, и чтобы там не было никаких сомнений, поставьте ей рабское клеймо! Если сын Старкула будет еще жив к вечеру следующего солнечного круговорота, продайте его им же, как рабыню для услады! Средства позволяю оставить себе и разделить по-братски!
Вопящую жену и скулящего сына жестокого кассиопейскоо наместника убрали с глаз долой. Элика повернулась к мужчине, бросившимся на защиту незаконнорожденных сыновей наместника.
-Будешь ли ты заботится о них до их взросления? В память о погибшей благородной леди? – получив согласие, улыбнулась все еще напуганным деткам. Глядя на то, с каким чувством кинулись мальчишки к домоуправителю и кухарке, и какой теплотой сияли глаза челяди, поняла, что приняла идеальное решение. Старший, повернувшись к ней, низко поклонился. В его глазах не было ненависти. И он изрек свои слова, поразив матриарх их горячностью.
– Спасибо что забрала жизнь тирана, который никогда не был нам отцом! Мы больше не будем терпеть его побои и пытки этой... этой... его жены!
Велев подготовить вечерний пир, матриарх распорядилась предать земле погибших соратников и маленькую девочку, чья кровь еще алела на ее коже. Невзирая на усталость, королева наравне со всеми разрывала землю, провожая своих воинов в последний путь.
– Как ее звали? – ласково спросила она у спасенных при падении со стен мальчиков, чьи раны от кнута успели обработать.
– Варелла, моя королева, – отозвался один из них.
-Варелла... Даже ее имя заключает в себе судьбу воительницы! – грустно проговорила Элика.
Она завернула тельце девочки в отрезы белого шелка, вложила в холодные пальцы клинок, молчаливая мольба Анталу сделать ее воительницей. Могилу убрала белоснежными цветами, в знак чистоты и невинности малышки. После чего вернулась во дворец, где, как оказалось, уже ожидали непредвиденные гости.
Воины взяли в плотное кольцо отряд из двадцати мужчин в одеяниях зеленого цвета. Почти под цвет... Листвы? Нечто похожее Элика видела на той самой реалистично нарисованной самым талантливым художником картине, где был изображен ее отец.
– Матриарх Непримиримая! – воскликнул высокий мужчина с длинными, до плеч, темными волосами, кланяясь почти до земли. – Мое имя Кратон, сын Оригатона!
– Чем я могу быть тебе полезна, Кратон, сын Оригатона? – несмотря на усталость, обворожительно улыбнулась Элика.
– Мы отряд ополчения Лассирии, борцы против кассиопейской тирании! Долгие зимы мы вели подпольную борьбу, но всегда кассиопейцы выслеживали нас и истребляли, часто отыгрываясь на наших женах и детях. Я потерял свою супругу, они забрали моего сына, чтобы вести на смерть, но...
– Отец! – раздался радостный детский крик, и спасенный ею мальчик, растолкав толпу, кинулся в объятия сына погибшего вождя Лассирии. – Отец, эта прекрасная и добрая воительница сама спасла меня от верной смерти, а еще она всадила тому жирному борову стрелу прямо в лоб!
– Сын мой! – потрясенно прошептал мужчина. Воины расступились, не мешая их объятиям. – Ты ранен, у тебя кровь?
– Отец, мне не больно, это заживет! – смущенно опустив глаза − больше от теплой улыбки восхитительной Элики, восторженно поделился малец. – Она поймала меня такой длинной-длинной плеткой, а потом так размахнулась, что я взлетел очень высоко и увидел даже шпиль дворца, а когда приземлился, там все попадали, а у одной амазонки треснуло плечо, но она все равно улыбалась!!!
Кратон встретился глазами с Эл. В его темных омутах блеснули слезы.
– Непримиримая, я обязан тебе жизнью. Мой сын − единственное, что у меня осталось! Презренный Старкул держал его заложником во дворце, а я не имел сил, словно связанный по рукам и ногам, дать отпор, опасаясь за его жизнь! Молю, забери все, что пожелаешь, ибо лучшей участи для нас с Маруном и для народа Лассирии быть не могло!
– Ты сын вождя, верно?
– Да. У меня сохранились необходимые бумаги, но, если ты не пожелаешь видеть меня его преемником, я сожгу их сей же миг, ибо твое желание теперь стоит выше любого из моих стремлений!
-Кратон, приглашаю тебя в тронную залу обсудить наше дальнейшее взаимодействие. После чего будет пир, ты и твои братья − почетные гости!
Глядя на то, с каким восторгом лассирийцы приветствуют своего непризнанного вождя, Элика еще раз поразилась крепости подобных уз. В зале Кратон замешкался, и нахмурилась:
– Ты не хочешь занять свой трон, правитель?
– Он твой, гордая воительница, – решительно отказался лидер народного ополчения. Элика настойчиво потребовала занять кресло рядом.
– Мои воины потребуют вознаграждения, – начала она с малоприятных новостей. – Мои легионеры нашли подробную карту столицы. Я попрошу тебя отметить крестами дома, которые были заняты кассиопейцами с семьями. Прошу сделать это очень тщательно, я не могу допустить, чтобы в ходе разграбления погибли или лишились скарба мирные жители Лассирии. И отметь те дома, что ранее принадлежали твоим собратьям по оружию − их не тронут. Как и дворец.
– Я понимаю это, божественная Непримиримая, – согласился Кратон, приступая к работе над картой. – Я готов принести тебе присягу на верность, как и мои люди. Ибо я не встречал еще благороднее женщины... Разве что твою мать!
После разговора с вождем Элика отпустила его к сыну и отряду, и, собрав недолгий совет среди военачальников, продемонстрировала карту.
– Времени до следующего заката на разграбление. Члены семей − ваши, но проявите великодушие к невинным детям и младенцам. Дайте право выбора − смерть либо рабство. Учитывайте, что пожары могут перекинуться на дворец и дома лассирийцев, поэтому, как говорится − не играйте с огнем!
Воины и так перебывали в нетерпении, а до начала пира оставалось еще около трех мер масла. Используя это время, они метнулись реализовывать свое право победителя.
Наспех съев плод цитрина, чтобы унять голод, Элика велела приготовить себе ванную. Вода окрасилась в цвет крови погибшей Вареллы, но матриарх, уняв слезы, отпустила эту боль. Она обязана быть сильной. Ей предстоит пережить еще не одну гибель близких людей. Почти каждый солдат ее армии был для нее родным, а ведь на войне потери неизбежны. Если душевные терзания перевесят, они обречены на поражение даже с превосходящей численностью воинов.
Облачившись в платье из алого шелка, так приятно ласкающее кожу после жесткого поцелуя лат, королева спустилась в зал, подняв вместе с братом и полководицей кубок за долгожданную победу. Одну из первых на их пути.
Воины непобедимой атланской армии, несмотря на вседозволенность, с легкой руки санкционированную Эликой Непримиримой, поступили с домами кассиопейцев благородно − без разрушений и неоправданных зверств. Были убиты двое чиновников, прятавшихся в подвалах роскошных имений; взяли лишь оружие да монеты солнечного металла − тащить роскошный скарб в Кассиопею не имело смысла. К тому же, многие реликвии принадлежали лассирийским патрициям до захвата.
Супруги и дети захватчиков сдались в рабство без долгих колебаний. Рабы, познавшие жестокость своих хозяев, лишались ошейников прямо на месте, поле того, как пленные узурпаторы под острием меча подписывали им освободительные бумаги. В доме одного из кассиопейских офицеров была спасена юная атланская невольница, которую содержали в жестоких условиях. Сам хозяин дома отбыл в Кассиопею декаду тому согласно распоряжению Кассия. По словам девушки, он никогда не был с ней особо жесток. Ужесточением же условий своего содержания она была обязана его супруге и дочери. Злобные женщины не смогли ей простить тех чувств, что она вызвала в супруге и отце. Только за ним закрылись ворота, как хозяйка дома поместила ее в темницу. Но главной мучительницей оказалась семнадцатилетняя дочь, почти ровесница. Элика, сжимая пальцы от негодования, слушала рассказ смелой соотечественницы, которую пытки не сломили. Юная атланка держалась гордо, несмотря на усталость и истощение, и даже шутила периодически. Поступок же дочери кассиопейца оставил в душе Элики мерзкий осадок. По словам Натии, спасенной девушки, юная дочь особо извращенно издевалась над ней при молчаливом одобрении матери − заставляла удовлетворять себя при помощи ласки рабыни, а, получив отказ, жестоко насиловала пленницу, используя посторонние предметы и вовлекая в эти игры стражников и слуг. Вердикт Непримиримой был безжалостен – она, не смотря на слезы и мольбы, отдала мучительницу своим солдатам на всю ночь. Утром окончательно сломленную и полуживую девчонку заковали в тяжелые цепи и обнаженную погнали за повозкой в одной упряжке с Катиной и ее полуживым отпрыском к стану работорговцев. Мать кассиопейки, не выдержав, разбила голову о каменные стены подземелья. К тем кассиопейцам, кто сдался в рабство добровольно, Эл проявила некое милосердие – велела продать на аукционе, где была большая вероятность лучшей участи.
Лассирийцы возвращались в свои имения, откуда их принудительно выселили, служили мессы Анталу за пришествие спасительницы Непримиримой. Впервые за долгое время радость и воодушевление воцарились по всей Лассирии − в ее отдаленных уголках местные жители лично уничтожали немногочисленных кассиопейцев.
Этой ночью, тая в крепких объятиях Дарка, Элика впервые ощутила, что ее желание боли и фанатичного унижения прошло; она извивалась в его нежных руках, тая под его поцелуями, поверив, наконец, что месть вернет ей рассудок окончательно, и она сможет уйти от ненормальной жажды чужой власти. Это воодушевило до невозможности.
Поутру она назначила предводителя одного из легионов исполняющим функции наместника Лассирии в равноправном союзе с Кантоном − она не собиралась лишать вождя его права, данного при рождении. Хоть он и изъявил желание пополнить ее армию и пойти на Кассиопею, Элика решительно отказала − он был нужен здесь, настоящий лидер своего народа, дабы спасенное от экспансии государство не кануло в омут анархии.
Напоследок он поцеловал пальцы благородной и справедливой королевы, поймав ее взгляд.
– Ты очень похожа на него, – прошептал он. – И внешне, и характером. Дмитрий Иноземный был изумительным воином и стратегом. Он научил нас искусству, которое называл маскировкой, и мы смогли продержаться в лесах не найденными, а так же истреблять захватчиков легко и ловко. Да ниспошлет Антал дочери гордого воина дух абсолютной победы и долгие зимы жизни!..
А утром следующего солнечного круговорота армия Элики Непримиримой покинула освобожденную Лассирию, взяв курс на Кассиопею, которой выжить было не суждено...
Глава 11
...Нет и не было тебя и меня. В какой момент каждый из нас сорвался в пропасть с обрыва под названием Одержимость, даже не поняв этого? Когда последние костры на баррикадах рассудка запылали столь ярко, что могли сжечь нас обоих, не уничтожив, но опалив, прожигая до самого сердца, чтобы последней яркой вспышкой запылать во тьме, выбрасывая сноп искр, и окончательно капитулировать, превратившись в безжизненный, серый пепел? Ты был таким изначально. Завоевателем, разрушителем, агрессором, уничтожившим меня полностью, чтобы потом написать на чистом листе пергамента все свои ожидания. Тебе никогда не хотелось неба и мира пополам... Они неминуемо должны были достаться тебе одному, чтобы ты мог решать, делиться этим с кем-либо с высоты своего мнимого великодушия − или навсегда лишить этого света всех, кроме тебя самого.
Я не боюсь сейчас это признать. У тебя получилось. Разрушив до основания, создать именно то, что всегда хотел видеть. Ты думаешь, мое сердце отравлено ядом ненависти за весь ад, который ты заставил меня испытать на собственной шкуре? Так должно было быть, но как можно ненавидеть своего создателя?
Создавая желаемое, ты ведь не думал о том, что расколотишь в щепки? О созданной своими руками вещи заботятся. Восхищаются. Даже лишаются рассудка. Но хотеть ее поломки или смерти − невозможно.
Разница в том, что вещи лишены права голоса и эмоций. Неодушевленные предметы до банального предсказуемы. Некоторые люди − тоже. Ты считаешь, что я испытываю ненависть? Согласна, это было бы очень логично! Прикоснись к моим истинным тайным стремлениям, ты бы не скоро оправился от этого удара. Была ошеломлена даже моя мать. Никогда нам не сжечь себя в пламени ненависти по отношению друг к другу. Любовь прикончит нас гораздо быстрее.
Ветер кружил сухие травинки по земле, закручивая их в причудливый смерч, витые спирали, скользил, перемещаясь, между походными шатрами атланской армии, поспешно и с любопытством, словно надзиратель, перемещался вдоль молниеносно возводимого частокола форта на подходе к вражеской столице; опасливо возвращался обратно, понимая, что, достигнув рва укрепления, погибнет, рассыплется, не сможет собрать себя воедино. Мог ли он это допустить?! Уж точно не сейчас, когда за ним наблюдала прекрасная молодая женщина в одеянии из черной кожи с инкрустацией металлом солнца. Аура непримиримости, воинственной решимости, в чем-то даже беспощадности, и вместе с тем располагающего величия манила и отталкивала одновременно, но не так давно рожденный смерч еще не понимал, что от такой стоило бежать, сломя голову, и с детским воодушевлением крутился вокруг, не приближаясь близко, но и не отдаляясь. Не могла столь прекрасная ликом красавица нести смерть и разрушение этой земле. Не ее тонкие руки держали арбалет, который неумолимо бил смертельными стрелами отряд стражей столицы, которые были застигнуты врасплох поспевшей раньше срока вражеской армией. Не могли эти смеющиеся зеленые глаза, два прекрасных озера, менять свой цвет, становясь почти черными при каждом взмахе меча в сильных и женственных одновременно ладонях.
Наверняка пустынному саммаму, морским бризам и величественным пассатам было что сказать по этому поводу заблуждающемуся младому ветерку − но поверил бы он их словам? Нет, столь прекрасная ликом девушка была создана для неги шелков, горячих поцелуев влюбленного мужчины, для крепких детских объятий своих дочерей, для обожания толпы подданных, и уж никак не для несущего смерть нападения! Даже сейчас в ее взгляде скользило легкое удивление вместе с теплой улыбкой − она наблюдала за новорожденным вихрем с почти детским интересом, от этого взгляда так хотелось ластиться к ее стройным смуглым ногам, которые не могла скрыть длинная юбка из тонкой кожи с двумя разрезами от самого бедра.
Он еще не родился и не мог видеть кровавого боя, вспыхнувшего у стен Кассиопеи две с половиной меры масла тому. Выставленная полководцем Домицием Лентулом караульная служба хоть и была готова дать отпор перед тем, как прибудет подкрепление, но сомнения в скорости передвижения двигавшейся на них атланской армии сослужили плохую службу. Негласный закон любой войны − день есть день, ночь есть ночь. Так легко перешагивая барьеры чести, когда им это было выгодно, и так фанатично уверовав в это понятие, когда выгода сменилась −кассиопейцы расслабленно почивали на лаврах, не догадываясь, что армия Непримиримой прибудет к ним после полудня, а не глубокой ночью, как ожидалось. На дневное время военный закон не распространялся. Многие погибли, не успев прийти в себя, большинству удалось скрыться за стенами столицы, но они были так шокированы, что не могли даже предоставить полководцу сведения о численности и организации атлантов.
По-хорошему, бою обычно предшествовали переговоры. Но вести их с военными дозора − ничего глупее нельзя было придумать. Возбужденная и радостная после схватки с врагом, Элика велела возводить укрепления форта и разбивать походные шатры, дабы не терять времени в ожидании визита Амбитадора. Но таяли меры масла, клонилось к зениту солнце, угасала жара, пропитавшая воздух мерзким запахом крови, на которую слетелись грифы с высоких гор, − но безмолвными и пустыми оставались укрепления крепостных стен, ни гул голосов, ни топот коней, ни звон оружия не долетал до слуха матриарх. Трактовать это можно было по-разному − от обманного маневра, призванного усыпить бдительность, до открытого нарушения законов чести вследствие демонстрации неуважения. На деле же, скорее всего, Касс решил подстраховаться и отправить Амбитадора в ночное время, чтобы быть абсолютно уверенным в том, что атланты не нападут, и, в зависимости от результата переговоров, иметь в запасе большую часть времени до утра. В войске, несмотря на четверых погибших в схватке, царило веселье – многие всерьез полагали, что Кассиопея трясется от страха, поэтому и прячутся ее воины за высотной стеной. Пришлось развеять их предположения − расслабляться не стоило. Завоеванию Кассиопеи ничто уже не сможет помешать, но матриарх не могла позволить гибнуть своим людям из-за недооцененной мощи армии патриархального государства. Это был далеко не первый бой царя Кассия, который превосходил ее этими знаниями, и недооценивать противника не стоило. Без знаний Латимы он мог разгромить ее в два счета.
Солнце неумолимо клонилось к закату. Бриз принес терпкий запах моря, крики грифов уже казались чуть ли не криками чаек − привыкнуть можно ко всему. Матриарх Непримиримая наслаждалась последними мерами масла умиротворяющего покоя. Завтра, с рассветом, начнется кровавая резня не на жизнь, а на смерть, неминуемо армия понесет потери перед тем, как безоговорочная победа разрушит вражескую державу, поставив окончательную точку в этом противостоянии. Закон ночи всегда соблюдался нерушимо, но ведь сама война началась именно из-за его несоблюдения.
С первыми фатальными ошибками Кассиопеи Элика столкнулась на пути сюда. Четыре круты (аналог сел и деревень) были обречены на смерть бездействием царя Кассия. Мужчин насильно забрали в войско, тогда как в поселениях остались насмерть перепуганные, плачущие женщины, дети и старики. Он уже уступили духу обреченности перед наступлением вражеской армии. Только Непримиримая проявила мудрость и дипломатичное великодушие. От селян она узнала, что патрицианская верхушка империи, как и все мирные горожане, покинули Кассиопею, дабы переждать кровавую бойню в Спаркалии или на побережье Белого Безмолвия. Безопасность была обещала также всем обитателям крутов, но так и осталась пустым звуком на усах правителя. Утруждать себя их спасением Кассий был не намерен. Бунт аграриев столицы только ухудшил положение дел − мирных жителей, не имевших высокого положения, бросили на произвол судьбы.
Эл знала, что при захвате земель сам Кассий всегда бездушно расправлялся с жителями сел и столиц, не делая никакой скидки на их положение. Знала – но всегда глубоко презирала подобные методы. Оставив в крутах небольшое количество своих воинов, Элика провела с жителями переговоры. Напуганные до полусмерти селяне недоверчиво выслушали красавицу, ликом столь похожую на воительницу Лаки из легенд. В каждой круте было достигнуто мирное соглашение на поставку провианта атланской армии. Взамен гарантировалась безопасность граждан и запрет на мародерство. Позже этот тактический ход был назван в летописях жестом разумного великодушия, частично нивелировав кровавый ужас войны. Первой войны, в которой практически никто из мирных жителей не заплатил за огрехи своего царя. Амазонки всегда были выше штампов, и, если мир был не возможен, их войны никогда не забирали намеренно жизни невиновных.
Впрочем, когда царь Кассиопеи думал о последствиях, если в угоду своей страсти не допустил даже вероятности войны?..
Ласковые звезды зажглись в черном небе Кассиопеи − ласковая прелюдия предстоящего кровавого рассвета. Выставив усиленный дозор, Элика распорядилась напоить своих преданных соратников эликсиром кофейных зерен с высокогорных плато Атлионии, королевский сорт, − для своих верных бойцов она намеревалась не жалеть лучшего. Впрочем, в предвкушении сражения все без исключения были заряжены энергией воинственности и небывалым азартом. Один из копьеносцев, отбивая темп на походных барабанах, запел песню войны, которую подхватили все остальные. Матриарх расслабленно слушала его сильный голос и неудовлетворенно повела плечом, когда одна из Пантер поспешно приблизилась, отвлекая ее внимание.
