Текст книги "Семейный портрет в экстерьере (СИ)"

Автор книги: existencia

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Рей бы обиделась, ведь, в отличие от него она выросла в бедности и умела ценить материальные блага. Да в детстве для нее каждая бусинка, подобранная на полу, каждое стеклышко уже были реликвиями. Не то, что чемодан, набитый платьями, красивыми приятными наощупь чулками и разными другими милыми безделушками. Но сейчас еще только ее обиды не хватало для усиления нарастающего конфликта.

– Возьми бьюик, – зачем-то предложила она. Бен нахмурился.

– Нет, спасибо, – буркнул он без особого энтузиазма, – мне и так голову напекло. Хакса попрошу отвезти меня в аэропорт.

Вау. С каких это пор они так подружились с рыжим, что способны вынести не только присутствие друг друга, но и часовую совместную поездку?

– Я могла бы…

– Нет.

– Так это тебе голову напекло!? – не выдержала Рей и даже ногой топнула от злости. Она почувствовала себя полной дурой от того, что ждала его возвращения настолько сильно, что даже удосужилась принарядиться, а он опять отыгрывал спектакль одного актера с воистину шекспировскими страстями. – Не хочешь объясниться наконец?

Бен близко подошел к ней, и Рей ждала, что он что-нибудь выкинет, например, станет душить за очередную оплошность или замахнется для удара, которого не последует. От жаркого примирительного секса она бы точно не отказалась. Но он только внимательно заглянул в глаза супруге и грустно улыбнулся.

– Я просто хочу уехать, – повторил он, – ничего страшного, Рей. Ты можешь остаться здесь с Жени и хорошо провести время… Да, кстати, – он порылся в карманах и извлек оттуда черную бархатную коробочку, – мы кое-что сделали для тебя.

Рей открыла крышку коробочки и увидела очень простое серебряное кольцо в объятиях блестящего, темно-синего атласа. Это было… странно. Бен любил дорогие и вычурные подарки, все эти безделушки, которые Рей даже надевать лишний раз было страшно, чтобы не потерять где-нибудь или не быть убитой в темном переулке за серьги с топазами или старинное колье.

– Что это? – обронила она.

– Мы с Жени нашли одного сумасшедшего мужика, который занимается кузнечным делом, – Бен так воодушевился, что даже позабыл про свое отвратительное настроение, – и переплавили у него старое кольцо.

– Кольцо… то самое?

Она прекрасно знала ответ в этот вопрос, но сейчас была обеспокоенна тем, каким образом фамильная реликвия снова нашла своего хозяина, если прежде каким-то чудом очутилась в руках Рене. Да и как сам хозяин решился расстаться с обожаемым перстнем и надругаться над его исторической памятью подобным образом.

Рене… нужно поговорить о Рене…

У Бена были другие планы и разговоры о внезапно обретенном сыне в них явно не вписывались. Пока Рей тупо пялилась в пространство перед собой, он в несколько широких шагов успел оказаться у двери. Рей должна была воспользоваться последним шансом, пока он не ушел, но она так и не смогла подобрать подходящих слов.

– Когда вернешься… – мужчина ненадолго задержался и бросил через плечо, – в Риме тебя будут ждать бумаги для развода.

========== 10. ==========

Всю дорогу домой Женевьева загадочно молчала и совсем не интересовалась присутствием Рей. На Корфу она обзавелась новым хобби, почерпнутым из общения с младшим отпрыском Роуз – ботаникой. За время поездки девочка собрала приличное количество образцов неведомых растений, которые любовно разложила между страницами потрепанного учебника английской грамматики, который неизвестно зачем везде таскала с собой. В самолете Женевьева уделяла им определенно куда больше внимания, чем матери, и Рей начинала уже закипать, тщетно пытаясь утешить себя тем, что зная наклонности дочери, стоит радоваться, что новая ее страсть настолько невинна. Маленькой демонице куда больше подошли бы проткнутые булавками бабочки и мелкие жучки. В итоге Рей не выдержала первой и решилась заговорить о всех тех вещах, которые беспокоили ее перед отлетом из Керкиры.

– Отец говорил с тобой о своем отъезде? – спросила она. И быстро получила очень лаконичный ответ, подтвердивший ее догадку о том, что тема эта Жени не интересует от слова совсем.

– Нет.

– Он был рассержен? Зол? Ругался на меня? – вырвалось у Рей. Женевьева соизволила перевести на мать взгляд своих темных, серьезных глаз и слегка скривила верхнюю губу в чем-то отдаленно напоминающем снисходительную улыбку. О, этот жест был отлично знаком Рей, потому что девочка почерпнула это у своего отца. Чертово высокомерие к недостаточному уму и образованности окружающих. Словно это Жени здесь взрослая и разумная, а спутница ее – глупый истеричный ребенок.

– Нет, все хорошо, – также спокойно откликнулась Женевьева и демонстративно захлопнула книгу в своих руках. «Посмотри, ты отвлекла меня от моего чрезвычайно важного дела!». И почему Рей не воспользовалась щедрым предложением Роуз оставить девочку у себя на время… время, пока Рей разберется со своим разводом. Боже, разводом! Вторым разводом, между прочим. Еще немного и они с По сравняют счеты. Попытка иронизировать над ситуацией вышла крайне жалкой.

– А… ладно, – Рей махнула рукой и тяжело вздохнула, но тут же вспомнила еще один вопрос, беспокоивший ее достаточно долгое время, – помнишь, ты сказала, что отец – колдун и…

– Тс, – Женевьева вдруг округлила глаза и с совершенно серьезным лицом приложила пальчик к губам. Теперь она точно выглядела строгой и раздосадованной безрассудным поведением матери – вокруг полный салон незнакомцев! Нельзя громко обсуждать такие вещи.

– Ты не знаешь? – изумленно сказала она, – папа сказал, что это цыганская магия. Он обещал научить меня, когда я вырасту…

– Цыганская… что… о, – Рей даже позабыла о своих недавних драматических переживаниях, ощутив в горле комок нарастающего истерического смеха. Нет, нельзя смеяться. Женевьева ведь так серьезно к этому относится… Но это… черт возьми! Ей срочно пришлось спрятать лицо в ладонях, лишь бы скрыть совершенно не соответствующую серьезности ситуации реакцию. Женевьева, к счастью, уже успела потерять к ней интерес, потому что за иллюминаторами показалась земля, окутанная белоснежными барашками облаков. Даже с такой высоты Италия выглядела крайне уютной и гостеприимной.

– Отец рассказал тебе о дедушке? – наконец-то нашла подходящие слова Рей. Жени важно кивнула, в очередной раз загнав Рей в тупик. Они были знакомы с Беном почти тридцать лет, если не считать периода разлуки до встречи в Риме, но Рей совершенно ничего не знала о его семье, а супруг не горел желанием делиться этой информацией. Он был совершенно точно убежден в том, что прошлое нужно оставлять в прошлом. Все сведения Рей были смутными доводами, обрывками воспоминаний разговоров со Сноуком в правдивости которых Рей сильно сомневалась. И отец-цыган с ручным медведем, вроде как бродивший по Балканам в поисках приключений – казался самой нереальной из всех этих историй. Да, цыган с ручным медведем, покоривший сердце потомственной аристократки и настоящей принцессы. Так не бывает. Это… это скорее для романов мадам Демерон, которыми Рей зачитывалась в юности. Впрочем, размышляя об этом, Рей все-таки вынуждена была прийти к выводу, что и ее собственная история могла показаться стороннему слушателю не меньшей небылицей. И в тот момент, когда сидя в уютном кресле самолета на пути в Рим, она грустно смеялась над собой, она еще не представляла себе, что мир окажется способен удивить ее снова.

В квартире было тихо и царил легкий полумрак из-за прикрытых ставень. Первые годы в Италии Рей совершенно не могла привыкнуть к обычаю местных жителей закрывать окна во время сиесты, но с годами и сама стала предпочитать прятаться от яркого солнца в темноте. Хотя после ослепительного райского Корфу, Рим показался ей куда более прохладным и влажным, чем раньше. Она даже умудрилась немного замерзнуть в такси и пожалеть, что спрятала в чемодан легкий плащик, прихваченный с собой.

Женевьева сразу умчалась в свою комнату, а Рей задержалась в просторной прихожей, позволяя себе, как следует прочувствовать сладость момента возвращения домой, впитать кожей все его звуки и запахи. Дом… мечтала ли она когда-нибудь, нищая сирота, радовавшаяся любому уголку, где можно прикорнуть и переночевать в безопасности, что однажды назовет своим домом роскошную квартиру в центре вечного города? Со старинной мебелью, высокими потолками и лепниной, с балконом, на который так приятно выйти в шелковом халате с чашкой кофе… С экономкой, которая собственной персоной появилась из дверей гостиной и бросилась хозяйке на шею.

– Сеньора! – радостно залепетала Франческа, задушив Рей копной своих даже в старости ярких и густых медных волос, – наконец-то вы вернулись! Я так скучала!

– Да, Фанни, – Рей аккуратно высвободилась из объятий и дружелюбно улыбнулась, – я тоже. – она деловито заглянула за спину женщины, – Бен дома?

По своей обычной привычке пожилая итальянка не смогла ответить односложно и принялась долго и сбивчиво что-то объяснять о делах, вынудивших сеньора отсутствовать дома в последние несколько дней. Она плавно перешла к мысли, что, вероятнее всего, хозяйка и Жени чудовищно голодны с дороги, а бедная Франческа не ждала их так скоро и не успела накрыть грандиозный обед к их возвращению. Спорить с ней было бессмысленно, как и пытаться остудить пламенную речь. У женщины были свои достоинства, благодаря которым она жила с ними уже больше восьми лет, но к числу недостатков, конечно, смело можно было отнести чрезмерную болтливость и суетность.

Пока Франческа грохотала посудой на кухне, Рей успела затащить чемодан в спальню и пробежаться по всем комнатам в поисках тех самых ужасных бумаг, которые не давали ей спать ночами с момента прощания с Беном. Аккуратно запечатанная папка, однако, отыскалась в кабинете, в верхнем ящике, а не на каком-нибудь видном месте. Это был хороший знак, потому что теперь у Рей появилась зыбкая надежда на то, что ее супруг, как обычно, погорячился, а после пожалел о содеянном. Однако, в документах везде уже была проставлена его витиеватая подпись. Рей застонала сквозь стиснутые зубы и плюхнулась в широкое кожаное кресло.

Черт возьми.

Ситуация оказалась намного серьезнее, чем казалось, чем Рей пыталась убедить себя в последние дни перед отъездом с Корфу. Все это напоминало глупую шутку, нелепый фарс, достойный ее мелодраматичного семейства, до тех пор, пока не обреклось в реальную плоть и кровь. И эту самую бумажную плоть она теперь сжимала в побелевших от напряжения пальцах, испытывая искреннее желание порвать листы на мелкие кусочки и швырнуть в лицо Бену при встрече.

Франческа заглянула в кабинет очень вовремя и ей даже не нужно было ничего говорить, потому что Рей и без слов знала о чем ее собирается известить экономка. Она пулей вылетела в прихожую и настежь распахнула входную дверь, по пути набирая в легкие побольше воздуха, чтобы подольше протянуть гневную обвинительную тираду, но была вынуждена проглотить подготовленные слова.

На пороге стояла незнакомая ей пожилая женщина. Она сверила Рей настолько уничижительным взглядом, словно это не она была здесь хозяйкой, а имела смелость заявиться в дом незнакомки и пройтись по ее любимому персидскому ковру грязной обувью.

– Добрый вечер, – сказала гостья тихим, грудным голосом на безупречном французском и слегка склонила на бок голову, увенчанную причудливой прической из густых седых волос, – я хотела бы увидеть Бена.

Рей открыла рот, а потом снова закрыла его, так и не придумав никакого подходящего ответа. Потому что во всем облике женщины ее внимание привлекла только одна крошечная деталь – брошь с фамильным гербом, приколотая к воротничку блузки. Тем самым гербом, который некогда снился ей в кошмарах и оставил смутный, побледневший со временем след на коже.

Она…

Пока Рей холодела внутри от собственной догадки, за спиной у нее образовалась Франческа.

– Простите, сеньора, – смущенно залепетала она, вероятно, тоже легко ощутив подавляющую властность гостьи, – хозяина нет дома. Но вы можете разделить с нами обед и дождаться его…

– Да, я, пожалуй, воспользуюсь вашим приглашением, – улыбнулась гостья, – благодарю вас за гостеприимство.

И Рей была вынуждена пережить еще один крайне неловкий прием пищи, которых, за последнее время, случилось намного больше, чем за всю ее долгую жизнь. Такими темпами она рисковала и вовсе утратить способность наслаждаться едой и заработать себе какое-нибудь пищевое расстройство. Женевьева, которая, могла с равным успехом, как и спасти, так и усугубить положение, внезапно сбежала из дома в ближайший кинотеатр. Дочь никогда не отличалась особенной страстью к кино, переболев им еще в детстве, когда ей приходилось скучать на съемочной площадке во время работы отца, теперь же, вероятно, сочла это достаточным поводом, чтобы избежать кучи неловких разговоров. Ей хватило одного взгляда на внезапную гостью, чтобы почувствовать неладное без всяких экстрасенсорных способностей.

И теперь Рей была вынуждена уныло ковырять вилкой обед, пытаясь поддерживать отстраненно-светскую беседу с княгиней. У нее не было личных поводов для ненависти к этой женщине, но она сумела отыскать довольно приличное количество поводов для осторожного недоверия. Как минимум то, что Бен не лестно отзывался о своей семье, а Сноук когда-то сказал, что вытащил своего воспитанника из одного из самых страшных сумасшедших домов в Европе, куда того засунула любящая семья. И, конечно, весь этот пирог был приправлен старой доброй рефлексией на тему благородного происхождения Бена и крайне сомнительной биографией Рей. Вряд ли княгиня одобрила бы выбор избранницы, сделанный сыном.

– Жаль, что Женевьева не захотела составить нам компанию, – первая устала обсуждать погоду и достопримечательности Рима гостья. Особого разнообразия тем у них не было – в основном бывшая княгиня, носившая теперь статус принцессы, интересовалась искусством и политикой. И если первое Рей любила, но не видела смысла обсуждать, то ко второму еще со времен войны испытывала холодную неприязнь. Особенно в застольных беседах. – Я хотела бы немного наладить отношения с внучкой.

– Для этого вам стоило бы немного раньше начать проявлять интерес к ее существованию, – не удержалась от колкости Рей и тут же отругала себя за это. Однако, гостья не рассердилась, лишь грустно улыбнулась. В ее темных, глубоких глазах, не было осуждения или агрессии.

– Ты думаешь, что я не интересовалась? – откликнулась она, – Бен был решительно настроен против моего присутствия в вашей жизни.

Рей нахмурилась, потому что неожиданно для себя испытала укол вины. Да, может быть эта женщина и была отвратительной матерью, но неужели по прошествии стольких лет не заслуживала хотя бы шанса исправиться? Что станет с миром, если отказывать людям во втором шансе? Все совершают ошибки – вот в чем она великолепно разбиралась. Она сама совершила столько всяких глупостей, что хватило бы на десять жизней вперед.

– Он изменил свое мнение? – осторожно спросила Рей, – почему?

– Не совсем, – уклончиво ответила княгиня, – но недавно я получила от него довольно тревожное письмо… – и вдруг разоткровенничалась так, что окончательно выбила Рей из колеи, – мы состояли в переписке все эти годы, но не виделись с пятидесятых. Он тогда обращался ко мне за помощью, потому что нуждался в моем покровительстве после войны… тебе, должно быть, известно, что он не совсем верно выбрал сторону и связался с плохими людьми. Известно же?

Рей кивнула и повисла неловкая пауза. Старинные напольные часы назойливо отсчитывали прошедшее время, еще больше нагнетая обстановку, словно заложенная где-то часовая бомба. И эта бомба должна была взорваться.

– Это все произошло по вашей вине, – не выдержала Рей, решив не откладывать больше неминуемую катастрофу, – это вы засунули его в сумасшедший дом, а Сноук вытащил оттуда… Конечно, он доверял этому человеку. Вы хотя бы…

– Достаточно, – сердито оборвала ее княгиня, и ее лицо вдруг стало холодным и хищным, – ты одна из них? Кто ты? Тоже воспитанница этого старого шарлатана?

– Нет, – выплюнула Рей, – вот здесь вы ошибаетесь. Если вам интересно, я воевала во французском сопротивлении и была пленницей концлагеря… – она резко заставила себя замолчать и даже рот себе руками закрыла, словно пытаясь затолкать обратно в глотку вырвавшиеся оттуда слова, но было поздно. Теперь снисхождение в глазах гостьи сменилось жалостью. А Рей больше всего на свете ненавидела, когда ее жалеют. И ей сложно было удерживать себя в руках, когда люди со стороны пытались влезть в их отношения с Беном и сделать о них соответствующие выводы. Если ей еще хоть один наивный благодетель предложит помощь в бегстве от монстра…

– Уходите, – Рей вскочила с места и указала на дверь, – так будет лучше для всех. Он не нуждается в вашей помощи.

«Он не нуждается в вас» – добавила она про себя.

Она бы подумала над тем, что иметь дело с благородными и воспитанными людьми крайне приятно хотя бы потому, что если указываешь им на дверь, они не станут препираться и предпочитают молча уйти. Но когда за княгиней закрылась дверь и в коридоре послышался их обрывочный разговор с провожавшей ее Франческой, Рей отодвинула в сторону тарелку, уронила голову на руки и зарыдала, толком не понимая почему ей вдруг настолько плохо. Она плакала долго и по-детски громко, так, что даже домработница боялась заглядывать в столовую. Только когда Рей уже успокоилась и обессилела, по паркету проскрипели шаги, а после сильные и родные руки оторвали ее от стула и унесли в спальню.

Рей проснулась среди ночи и поняла, что после недавних слез у нее абсолютно пересохло горло, словно она снова маленькая девочка в душном маленьком городке в Алжире, измотанная тяжелой работой и мечтающая только о глотке прохладной воды. Она умылась ледяной водой, пожурив себя за то, что не удосужилась накануне смыть косметику и теперь представляла собой крайне жалкое зрелище, а после пробралась на кухню и опустошила целый графин с водой. На полу коридора лежала узкая полоска света из приоткрытой двери кабинета.

Откладывать разговор больше не было смысла. Рей решительно двинулась внутрь, но застыла на пороге, на мгновение позволив себе поддаться невыносимой тоске и нежности, которые захлестнули ее от мягкого света настольной лампы. Бен, конечно, заметил ее присутствие, но не подал и вида, предпочитая дальше вчитываться в какой-то текст. К счастью, это оказались вовсе не те омерзительные бумаги для развода, потому что их Рей сразу приметила на краю стола именно там, где оставила их накануне.

– Привет, – робко сказала она и присела в кресло напротив, все еще не зная, как начать разговор. Ее прежний запал иссяк после неприятной встречи с княгиней, и на его месте осталась неприятная, сосущая пустота.

– Привет, – нехотя откликнулся ее супруг. Нет, это было слишком. Рей не могла вынести этой молчаливой отчужденности, она бы предпочла снова крики и заламывания рук, потому что привыкла к ним и знала, как себя вести. А сейчас она чувствовала себя абсолютно беспомощной. И начинала чудовищно злиться от этого. Она предпочитала контролировать ситуацию, а не быть ее жертвой.

– Ты серьезно говорил на счет развода, – скорее констатировала, чем спросила она.

– Да.

– Как это понимать?!

– Рей, – устало вздохнул Бен и все-таки отвлекся от своих бумаг, впрочем, только лишь затем, чтобы потереть руками глаза, покрасневшие от долгого чтения в полумраке, – давай поговорим завтра. У меня…

– Да иди ты к черту! – не выдержала она и вскочила с места, готовая сломать или разбить что-нибудь в поле своего зрения. Однако, уютно расположившаяся в углах кабинета тьма мешала ей найти подходящий предмет. Оставалось лишь хлопнуть дверью и обиженно удалиться, что Рей и предпочла сделать. Хочет развод? Да пожалуйста!

– Подожди, – уже на пороге окликнул ее Бен. Рей сжала кулаки и зажмурилась, не решаясь обернуться к нему и пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Но вместо извинений он вдруг сказал, – я знаю, что моя мать приехала. Пожалуйста, будь осторожнее.

Рей ничего не ответила, она вообще ничего не собиралась на это отвечать, хотя у нее, конечно, был целый арсенал оскорблений и обвинительных речей. Она вытащила из бара початую бутылку виски и вылакала добрую часть, чтобы уснуть быстро и без сновидений, чтобы выспаться перед осуществлением задуманного плана.

План был предельно простым и неоднократно проверенным. Для этого достаточно было сложить в небольшую походную сумку документы, старый пистолет и еще некоторое количество вещей первой необходимости, подписать чертовы бумаги и в очередной раз в жизни умчаться в неизвестном направлении. Бен уехал рано утром и свидетелем агрессивных, неистовых сборов матери стала лишь Женевьева. Девочка сразу же категорично заявила, что Рей может ехать куда хочет, но она предпочтет остаться здесь до выяснения обстоятельств, уверенная, что родители, как обычно быстро помирятся. Рей была совершенно с ней не согласна и даже рада такому повороту событий – если дочь выросла таким бессердечным пнем, то пусть остается с дорогим папашей, да хоть отправляется к бабке в фамильный замок или где там живут потомственные княгини. Женевьева лаконично назвала мать истеричкой и ушла в фотоателье проявлять снятые на Корфу пленки. Рей заканчивала свои сборы в гордом одиночестве, а потому позволила себе еще час-другой провести перед зеркалом, нанося боевой макияж. Каким бы глупым и нетипичным для нее не было подобное поведение, ей вдруг захотелось всем своим видом и во всей красе продемонстрировать супругу, что именно он собирается потерять.

С таким бодрым и решительным настроем Рей заявилась на съемки, к счастью, в этот раз проходившие в относительной близости от города. Отстроенный специально для очередного пеплума городок в стиле заката Римской империи поражал воображение своей реалистичностью и Рей загрустила, что ситуация не позволяла ей провести здесь больше времени. Вообще она так и не смогла решить для себя какой из вариантов развития событий больше удовлетворит ее оскорбленные чувства – оставить бумаги ассистенту или все-таки развернуть публичный скандал и отдать их прямо в руки адресату. Впрочем, последним вариантом здесь было никого не удивить, ведь большинство тех, выбравших кинематограф своей профессией, являлись довольно страстными и эксцентричными людьми. Истерики и слезы на площадке случались чаще, чем технические перерывы.

Административный фургончик оказался практически пуст и Рей уже почти успешно справилась с поставленной задачей, когда в узком дверном проеме нарисовался навязчивый турок (или кем он там был?) Леван, с которым Рей уже имело несчастье быть знакомой. Он тут же бросился целовать руки «прекрасной сеньоре» и расспрашивать ее о недавней поездке на Корфу, где у него, как и в любой другой части света, вдруг отыскались родственники.

– Извини, я спешу, – попыталась отбиться Рей, но тщетно. Леван вдруг приметил бумаги в руках женщины и тут же вцепился в них мертвой хваткой, отыгрывая на своем смуглом, эмоциональном лице невероятный диапазон различных гримас – от недоумения до восторга.

– О, сеньора! – восторженно сказал он в конце-концов, – скоро снова станете сеньоритой? Можно занять место в очереди за вашим сердцем?

– Господи, нет! – рявкнула Рей и с трудом вырвала бумаги, вынужденно спасаясь бегством. Еще не хватало напороться на Бена в обществе этого кобеля и… и что случится, если они и так разводятся? Господи, серьезно? Разводятся…

Рей выбежала из вагончика с таким видом, словно гнались за ней все демоны ада, и чуть не угодила в пасть льву, которого пара ассистентов и дрессировщик готовили к бою гладиаторов. Абсурдность окружающей действительности делала ее внутренние страдания немного комичными.

Рей уже готова была убраться подальше отсюда и вернуться домой, чтобы как следует все обдумать и отложить принятие судьбоносного решения, когда в ее руку вцепились чьи-то цепкие пальцы. Крошечный итальянец вроде как был с ней знаком и даже часто присутствовал на семейных ужинах с коллегами, но Рей постоянно забывала, как его зовут. Мужчина выглядел обеспокоенным, но встреча подарила ему лучик надежды.

– О, сеньора! – радостно сказал он, – вы не поможете нам найти Бенито? Он очень нужен, но куда-то запропастился…

Рей слишком опешила, чтобы в очередной раз отругать старого знакомого за навязчивую привычку коверкать имена на местный лад. Хорошо еще, что для ее имени у маленького ассистента не отыскалось никакой итальянской альтернативы. Сквозь марево злости и обиды в ее затуманенный мозг хлынула тревога.

Куда… куда он мог пропасть?

Рей отпихнула со своего пути ассистента и бросилась по следу собственного чутья, всегда помогавшего отыскать супруга в те моменты, когда это было необходимо. Он был где-то недалеко, где-то… Она пробралась через толпы статистов и техников, через стайку жриц Юноны, шумно болтающих с гладиаторами и парочкой пухлых патрициев, прежде чем оказалась на опушке небольшого лесопарка, окружавшего съемочный городок. На земле валялись окурки, пахло сырой землей и травой. Тревога нарастала с каждым шагом.

Рей услышала голоса и остановилась в тени раскидистого куста олеандра, чтобы не выдать свое присутствие раньше времени. Одним из говоривших был Бен, второй оказалась женщина, в которой без труда узналась вчерашняя незваная гостья. И не трудно было догадаться, что разговор между ними был не самым приятным.

– И чего ты теперь от меня хочешь?

– Они все узнали. Это рано или поздно всплыло бы на поверхность. Ты должен вернуться и…

– Я не собираюсь этого делать. Поняла?

– Это было бы честно. Ты запятнал нашу семью, наше…

– Твою репутацию, ты хотела сказать. И теперь ее понадобилось отбелить? Пожалела, что помогла мне?

Повисла долгая пауза. Рей уже хотела выбраться из своего укрытия и вмешаться, но ясно услышала в своей голове мысли супруга:

«Я знаю, что ты здесь. Уходи. Пожалуйста».

«Хватит меня прогонять!» – разозлилась Рей и, конечно же, ослушалась, о чем, в очередной раз пожалела. Вероятно, именно ее появление и стало тем спусковым крючком, который сработал и подтолкнул пожилую княгиню к действию. Она вытащила из складок своего легкого пальто изящный револьвер и выстрелила. Рей не успела вмешаться и перехватить оружие и ей только и оставалось смотреть, как пуля достигает своей цели, отстраненно, со стороны. Даже собственный крик звучал так отдаленно, словно принадлежал другому человеку. И что было ужаснее всего – за гомоном голосов в съемочном городке никто не услышал произошедшего, и некому было прийти им на помощь.

Рей оказалась рядом с Беном и попыталась хоть немного смягчить его падение на землю, хотя вес тела был явно намного больше грузоподъемности ее рук. В результате они осели на траву вместе.

Княгиня быстро спрятала пистолет и смахнула со щеки одну-единственную слезинку, которую смогла себе позволить. К ней уже спешил через лес незнакомый мужчина, чтобы взять под локоть и отвести к припаркованному на склоне автомобилю. Ее губы дрожали, но она не обронила ни слова на прощание. Рей уловила гомон мыслей, крутившийся в голове старой аристократки, жалевшей о том, что судьба обязала ее слишком часто делать выбор между чувствами и долгом. Рей хотела броситься за ней, что-то сказать, но понимала, что именно сейчас тот самый момент, когда она должна остаться, а не убегать.

– Господи, зачем… зачем она это сделала? – вырвалось у Рей, пока она судорожно пыталась зажать рану и унять кровь. Ей нужно было срочно сосредоточиться и вспомнить старые уроки, потому что сейчас от этого зависело слишком многое. Времени было мало. В расширившихся зрачках ее супруга отражались ветки деревьев над их головами, а взгляд терял свою ясность.

«Они не могут меня простить, – мысленно ответил Бен, и не трудно было догадаться, что сейчас ему слишком тяжело вести светские беседы. И все-таки он не удержался, – как и ты».

– Ты идиот! – яростно зашептала Рей, не понимая, почему она понизила голос, словно их в этом лесу кто-то мог слышать, – я была бы с тобой, если бы не простила?

– Кхм, не знаю, – прохрипел он и выдавил слабую улыбку, – кто тебя знает, почему ты со мной? Где бы ты еще нашла такой великолепный член…

– Ненавижу, – нервно рассмеялась Рей, – ненавижу тебя. И люблю. Я люблю тебя…

Ответил он уже мысленно, все-таки довольно серьезная рана явно мешала красноречию:

«Нужно было всего лишь подохнуть, чтобы ты сказала это».

– Я не дам тебе умереть! – возразила Рей и тряхнула головой так сильно, что волосы, выбившиеся из прически, хлестнули ее по щекам, – заткнись и не мешай мне.

«Я не дам тебе умереть. Я не дам тебе уйти. Ты никуда от меня не денешься».

На этом месте по-прежнему был маленький домашний ресторанчик итальянской кухни, и Рей не была уверена до конца в том, что хозяева остались прежними за прошедшие годы. Все-таки впервые она побывала здесь в пятьдесят девятом, в какой-то другой, далекой жизни. Но одно оставалось неизменным – приятное терпкое домашнее вино и прекрасный вид на Колизей, днем и ночью окруженный толпами туристов. Сюда практически не доносились их голоса, вспышки фотокамер и монотонная речь гидов, вещавших на всех возможных языках. Вечером эта толпа гасла, смешивалась с уютными огоньками уличных фонарей и подсветкой величественного, древнего сооружения. Воздух был пряным и теплым. Молоденькая невысокая официантка сметала с террасы листья, принесенные ветром из ближайшего парка. Рей украдкой наблюдала за ней, покачивая в пальцах бокал вина, прежде чем сделать следующий глоток.

– Это… почти скучно, – в конце-концов сказал Бен. Рей обиженно надулась и пнула его ногой под столом, заставив болезненно поморщиться.

– Но это лучшее, – возразила она и вдохнула полной грудью приятный летний воздух, – а как ты себе это представлял?

– Никак, если честно, – тут же ощерился ее супруг, но на дне его темных глаз плясали озорные искры, – это прерогатива маленьких девочек мечтать о свадьбе.

– Я серьезно похожа на девочку, которая мечтала о свадьбе? – фыркнула Рей, – вот уж спасибо.

– Нет, конечно нет. Возможно, ты мечтала сожрать целый свадебный торт.

– Да, это похоже на правду, – легко согласилась Рей и подняла бокал, чтобы чокнуться с Беном, – но хорошего ужина вполне будет достаточно, – она хитро сощурилась, – если я скажу, что приходила сюда с Рудольфом, ты снова подашь на развод?

– И никак иначе.

Они помолчали некоторое время, наблюдая за толпами туристов у Колизея. Все-таки эта суета отсюда казалась такой бессмысленной, когда в маленьком ресторанчике царила атмосфера спокойного размеренного покоя.