Текст книги "Семейный портрет в экстерьере (СИ)"

Автор книги: existencia

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

В коридоре было темно, а дом обнимала нежная южная ночь, тишину которой нарушали лишь далекий шум волн и стрекот каких-то неизвестных насекомых-обитателей пышных кустов гибискуса. Рей неслышной тенью проскользнула на второй этаж и отыскала комнату, отведенную им хозяйкой. Однако, внезапно в темноте она натолкнулась на Женевьеву. Девочка крепко обняла Рей и спрятала голову у нее на груди. Господи, какой же высокой она оказывается уже стала! Рей растерянно погладила дочь по растрепанным волосам.

– Тс-с-с, – Жени приложила палец к своим пухлым губам, приказывая не шуметь, и повела мать за собой вглубь комнаты. Она помогла Рей устроиться на кровати максимально аккуратно, чтобы не разбудить Бена, после чего забралась на покрывало и сама, и свернулась калачиком с краю. Рей уткнулась носом в спину супруга, но не смогла устоять перед искушением поцеловать его в узкую полоску кожи на шее, не прикрытую сбившимися в сторону волосами.

«Зачем сняла корсет?» – тут же с готовностью откликнулся он, перестав прикидываться спящим – «пусть заживет…»

У Рей не было сил и желания спорить – все их она израсходовала на Роуз. Вместо этого она протянулась пальцами к виску мужчины и попробовала провернуть трюк, который он совсем недавно продемонстрировал ей. Она сосредоточилась и вложила всю себя, рисуя картинку мягких, золотистых алжирских песков и заунывной, убаюкивающей песни пустыни.

Рей и сама была на грани сна, когда почему-то подумала или, скорее почувствовала, что на берегу, в полном одиночестве у разведенного костра сидит одинокий мальчик, заворожено уставившийся на огонь. Она могла бы прийти к нему и наконец-то поговорить откровенно, ведь он собирается провести там целую ночь, и времени было достаточно. Но на усыпанный мелкой галькой берег ступили босые ступни девушки, льняные волосы которой трепал ветер. И мальчик улыбнулся ей, сделав свой выбор между прошлым и будущим.

Комментарий к 8.

Вот хочу и буду выкладывать по сто глав подряд! 😈 бьет кулаком по столу

(но осталось всего две)

========== 9. ==========

Комментарий к 9.

Напоследок немного стекла и загадочной русской души.

Рей проснулась в гордом одиночестве, и отсутствие теплого тела супруга рядом и лягавшейся ногами во сне дочери вызвало у нее тревогу. Она бы, конечно, могла порадоваться тому, что исчезли и вездесущие колючие волосы Женевьевы, забивавшиеся ей в рот и в нос, если бы все это не было недобрым знаком. Рей услышала во дворе заводящийся мотор автомобиля и уже прокручивала в голове самые недобрые предположения на счет того, что могло послужить причиной раннего подъема ее семейства. Вдруг и Бен решил сбежать от нее, прихватив заодно с собой маленькую бестию?

Рей оделась со скоростью и сноровкой вымуштрованного солдата и слетела вниз по ступенькам. Прохладный утренний воздух обжег обнаженные плечи, заставив ее поежится. В груди клокотала нарастающая буря беспокойства.

В момент появления Рей, Женевьева как раз успела забраться на пассажирское сидение бьюика рядом с Беном, препираясь с отцом на тему необходимости пристегивать ремень безопасности. Судя по тому, что густые темные волосы девочки были уложены на голове в какую-то хитрую прическу из кос, проснулись оба уже давно и как следует успели собраться в дорогу. Рей вцепилась в крыло бьюика, как утопающий в обломок корабля.

– Куда!? – только могла, что прокудахтать она. Бен не удосужился даже посмотреть в ее сторону, огладив пальцами кожаную оплетку руля с отсутствующим видом. Широкие стекла солнцезащитных очков скрывали его глаза.

– Кататься, – воодушевленно сообщила Жени. Приглашения присоединиться к ним так и не последовало. Рей надулась, но все-таки выдохнула с облегчением. Вроде как в номере она споткнулась о чемодан, значит, бегство с острова в планы ее семейства не входило.

– А я? – обиженно обронила она.

– Только мы вдвоем, – строго сказала Женевьева. Рей собиралась развязать дебаты на эту тему, но услышала адресованные себе мысли Бена.

«Рей, просто не лезь».

«Да что стряслось то?!» – не сдержалась она, прокручивая в голове самые тревожные догадки. Чем таким мог закончится разговор с Женевьевой об истинной сути ее родителей, что она приняла другую сторону? И сменила гнев на милость в адрес Бена, выбрав себе новый объект для ненависти в лице матери?

«Дело не в ней».

Женевьева все-таки удосужилась пристегнуть ремень и выудила из сумки, валявшейся на заднем сидении, свой обожаемый фотоаппарат. Сейчас камера занимала ее внимание куда больше, чем молчаливое противостояние родителей.

«То есть это ты не хочешь меня видеть?!» – не унималась Рей.

«Считай, что так».

Рей не успела никак среагировать, потому что мотор тихо зарокотал и бьюик плавно сдвинулся с места, покидая тень виноградной лозы и направляясь к выезду на дорогу. Ей ничего другого не оставалось, как отпустить лакированное крыло машины и безвольно взмахнуть руками ему вслед.

Горькое осознание того, что в этот раз она действительно перегнула палку, мрачной тучей опустилось на Рей. Она, конечно, могла бы оправдать все тем, что Бен устал накануне, исправляя последствия ее гонки на мопеде и сердился из-за оплошности, чуть не стоившей ей жизни, но… Но она и сама понимала, как выглядело со стороны произошедшее: она узнала о чувствах По и бросилась за ним следом. Вероятно, потрудись она хоть немного пролить света на свою истинную мотивации, ситуация не была бы такой тупиковой. Не трудно было догадаться, что успел себе напридумывать ее муж. Вернее, как много всего напридумывать и сделать соответствующие выводы. А всего-то нужно было поделиться с ним… поделиться чем? Тем, что По, убегая, прихватил с собой единственную возможность узнать правду о происхождении Рене?

Кстати, где он?

Рей вернулась на террасу с видом на море и обнаружила там довольно странную картину: Хакс и русский князь, молча и очень сосредоточенно, пили какую-то прозрачную жидкость красивого, оранжевого цвета. Рей неуверенно приблизилась к ним, и Хакс наполнил рюмку и для нее. Напиток оказался приторно сладким и липким настолько, что Рей не сразу поняла, что это алкоголь.

– Кумкватовый ликер, – опередил рыжий еще не сорвавшийся с ее губ вопрос, – местные делают.

– Очень… специфично, – откликнулась Рей. Ну, отлично. Что ей теперь остается, кроме дегустации местных аперитивов, если даже муж от нее удрал?

Рей вообще плохо представляла себе о чем говорить с этой странной парочкой, хотя, как минимум, стоило расспросить их о том, куда подевались остальные обитатели дома с утра пораньше. Было непривычно тихо – даже гречанка не грохотала посудой на кухне. Пели птицы, далеко шумел прибой и смеялись на пляже отдыхающие. Без постоянных воплей и скандалов эта вилла казалась настоящим райским уголком, только вот Рей было не обмануть временным затишьем. В нем крылась тревога.

«Констанс пропала, – услышала она мысли Хакса и запоздало догадалась о том, что он думал так громко специально для нее, – Роуз и Финн ее ищут. А… этот Рене тоже куда-то подевался».

Стоило поблагодарить его за учтивость, но Рей слишком растерялась от услышанного. Пока они с Беном продумывали каким образом сорвать свадьбу дочери рыжего, вероятно, девушка сама набралась храбрости повлиять на свою судьбу.

Русский князь тем временем откуда-то вытащил красивую серебряную фляжку и протянул ее немцу. Хакс сделал несколько глотков и одобрительно покивал.

– Лучше? – наконец-то подал голос князь Андрей, – кумкват слишком сладкий. Это боярышник на коньяке – рецепт моей прабабушки.

Можно было, конечно, разузнать о том, что такое боярышник, ведь Рей впервые слышала это слово, но момент явно был неподходящий. Словно в ответ на ее недавнее удивление от царившей вокруг тишины, из кухни все-таки послышалась возня и звон бьющегося стекла, за которыми последовали скорбные причитания гречанки. Хакс тихо выругался себе под нос и ушел в дом. Рей заняла его освободившееся место.

Она порадовалась представившейся возможности получше изучить диковинного гостя и принялась жадно пожирать глазами князя. Андрей перехватил ее взгляд и внезапно протянул Рей свою ладонь. Его огромные голубые глаза на совершенно детском лице с бледной, почти прозрачной растительностью, были чрезвычайно печальными. Рей неуверенно коснулась пальцами его руки и удивилась тому, насколько мягкая у князя кожа.

– Любовь бежит от тех, кто гонится за нею, а тем, кто прочь бежит, кидается на шею, – нараспев произнес Андрей с легкой, блаженной улыбкой. Рей нахмурилась и склонила голову набок:

– Второй раз я уже не поведусь на мужчину, цитирующего Шекспира по поводу и без, – усмехнулась она, и строго сказала, – вам лучше поискать замену сбежавшей невесте, более подходящую по возрасту… – она смутилась своей резкости и добавила, – простите.

– Ничего, – удивительно беззаботно откликнулся князь Андрей и поднял рюмку с ликером, чтобы полюбоваться тем, как солнечные блики играют на ее гранях, – это закономерный конец нашей истории с Констанс.

Он совершенно не был опечален подобным поворотом событий и оттого стал еще загадочнее в глазах Рей. Что это вообще за человек такой, который примчался на греческий остров за девушкой, а теперь отпускал ее легко, будто ветер скользнувший сквозь пальцы. Может быть, его так замучила Женевьева, что он испугался перспективы завести семью и детей в обозримом будущем? Или вообще сделал закономерный вывод о том, что от женщин в принципе лучше держаться подальше?

– Ваш легендарный русский фатализм? – не удержалась она от насмешки. Князь улыбнулся в ответ бездонной синевой своих глаз. Он все еще не торопился убирать свою ладонь, и Рей уже становилось неловко прикасаться к ней. Бену все это явно бы не понравилось.

– Сложно не быть фаталистом, когда имеешь несчастье знать будущее, – задумчиво проговорил мужчина, заставив Рей вздрогнуть. Она захотела отдернуть пальцы, но князь Андрей перехватил их и скомкал в своей руке. Он наклонился ниже над столом и вкрадчиво добавил:

– Все именно так, как ты поняла.

Что… как… что ты такое?

Мысли судорожно заметались в голове, словно запертые в клетку дикие птицы. Рей занервничала так сильно, что виски начали побаливать и все последствия вчерашней аварии вдруг напомнили о себе: отчего-то заныла шея, спина и почему-то правое колено. Тело реагировало на опасность отрезвляющей болью, всегда помогавшей ей сохранять самообладание в моменты самых острых кризисов.

– Я могу тебе помочь, – сказал князь Андрей. Это звучало, как предложение сделки с дьяволом, не будь, впрочем, этот демон перед ней таким светловолосым и светлоглазым, как ангел на полотнах художников эпохи Возрождения.

А был ли у нее выбор?

Она послушно пошла за князем в отведенную ему комнату и испытала странное ностальгическое умиление при виде идеального порядка, царившего там. В их спальне главенствовал полный хаос, здесь же – каждая вещь знала свое место. Даже чемодан вроде как не был до сих пор разобран.

Рей повиновалась жесту Андрея и прилегла на кровать, стараясь не думать о том, как это может выглядеть со стороны. Легко уловив ее мысли, мужчина целомудренно улыбнулся и успокоил свою гостью: тебе предстоит путешествие, во время которого телу лучше пребывать в комфорте. Рей кивнула и устроилась на покрывале поудобнее, но ворочалась слишком долго, сказывалось нарастающее волнение.

У нее был миллион вопросов, но она прекрасно знала, что вовсе не для этого пришла сюда. Если бы князь Андрей хотел, он бы уже давно рассказал о себе больше, но его интересовала только ее история. Отчего-то память коварно провела параллель между ним и Сноуком, уже совсем стариком, в Венеции, когда тот, также заботливо уложил ее на кушетку, прежде чем по-отечески коснуться виска девушки, погружая ее в глубокий сон. Князь Андрей повторил движение Сноука. И прежде, чем весь окружающий мир окутала темнота, Рей успела суматошно задуматься – а был ли он князем на самом деле? Были ли правдой все те небылицы, что он рассказывал за столом? Сколько ему лет на самом деле, веков? Знал ли он Мариуса?…

Присутствие князя стало туманным, но он находился где-то поблизости, трансформировавшись в тусклую полоску света; ту нить Ариадны, что вела Рей за собой по лабиринтам ее памяти. И если она чувствовала себя потерянной и смятенной, то проводник, словно совершенно четко знал в какое место стоит направиться.

Рей вздрогнула от холода, пробравшегося под кожу, но не успела прочувствовать это ощущение, прежде чем его сменил сжигающий изнутри жар. Она металась в бреду, на чем-то относительно мягком, но колючем, возможно, оказавшимся подстилкой из соломы. Пот градом катился по лбу, застилая глаза, но ей все-таки удалось сфокусировать взгляд на взволнованном, чумазом лице Кайдел.

Подруга ухватила ее за руку.

– Держись, милая, – прошептала американка, ласково убирая с лица Рей, слипшиеся от влаги волосы, – я нашла женщину, она поможет…

Рей хотела увидеть второго человека, присутствовавшего в комнате, но картинка снова потеряла свою четкость. В нос ударил резкий запах каких-то трав, чьи-то заботливые, морщинистые руки приложили к ее губам емкость с жидкостью. Напиток оказался горячим и больно обжег пересохшее горло… И темнота вокруг опять сомкнулась.

Жара не было, теперь, лишь холод. Рей свернулась на соломенном ложе, прижимая все конечности к телу, в жалкой попытке сохранить ускользающие остатки тепла. Ее пальцы ощупывали живот, но ощущения были другими, вместо клубка маленькой жизни ее ужалила лишь сосущая пустота. Это придало ей сил, она вскочила с места, стала таращиться в темноту, но ничего.

– Где… – прохрипела она. И Кайдел оказалась рядом, обняла подругу за плечи, уткнулась лицом ей в шею.

– Все позади, – сказала она, а голос ее был нежным, но отчего-то виноватым, – Рей… держись… ребенок умер… но это… к лучшему…

«К лучшему, к лучшему» – подхватило эхо, словно пытаясь ее убаюкать.

Они шли через какой-то лес, потому что в деревню, где им удалось раздобыть себе ночлег, заявились немцы. Немцы бежали с севера, откуда их прогнали, черт знает, куда направляясь теперь. Рей давно потеряла хоть какое-то зыбкое понимание того, где находится – мечтать о такой роскоши, как карта – не было смысла. Она вроде как запоминала названия поселков, которые им приходилось оставлять, но не всегда была уверена в том, что правильно разобрала их из-за местных диалектов. В любом случае, главным сейчас было только одно – держаться подальше от вооруженных стычек, потому что у них с Кайдел в арсенале были только подобранные в перелесках палки. Была, конечно, еще нечеловеческая сила Рей, но организм ее сильно ослаб после родов, да и демонстрировать свои навыки перед Кайдел ей не хотелось. Они не говорили о том, что произошло в Гюрсе. У них вообще было огромное количество вещей, о которых лучше было помалкивать друг с другом. В основном все их беседы сводились к решению бытовых вопросов, продумыванию дальнейшего маршрута и наблюдениям об окружающем мире.

В рваных ботинках противно хлюпало, потому что земля в лесу была влажной, местами пучки травы чередовались с заболоченными участками. Туман пробирался под одежду, заставляя кожу покрываться мурашками. Еды не было, только фляжка с какой-то горючей дрянью, которую Кайдел сняла с пояса мертвого нациста, попавшегося им по пути. Рей чуть не вывернуло, пока на ее глазах подруга рылась в противно чавкающем, пролежавшем здесь не менее месяце размякшем трупе. И все ради чего? Даже жажду этой отравой не утолить. А Кайдел все копошилась и копошилась внутри, словно надругательство над останками хоть немного могло утолить ее жажду мести.

Стемнело очень резко и тут же стало еще холоднее. Продолжать путь по смертельным топям в плохих условиях видимости было самоубийством. А они вроде как планировали все-таки добраться до Парижа живыми.

Кайдел злилась, ей не хотелось ночевать в лесу. Рей, как обычно, затолкала подольше все свое недовольство судьбой и стала предпринимать хоть что-то, полезное для выживания: собрала какой-то хворост, правда, насквозь сырой; отыскала полянку со следами старого костра. Здесь было хоть немного суше. Только спичек у них не было, так что все ее труды оказались напрасными.

Кайдел плюхнулась на землю и вытащила из складок одежды фляжку, задумчиво покрутила ее в руках и, судя по жесту, собиралась швырнуть куда-то в темноту, но передумала. Вместо этого она поднесла свою добычу к губам и сделала несколько глотков, сморщившись от того, каким мерзким на вкус оказалось с трудом добытое пойло.

– Егер сраный, – проворчала она и посетовала, – не отказалась бы сейчас от бокала хорошего виски.

– У камина? – грустно откликнулась Рей, пристраиваясь рядом с подругой. Так они хоть немного могли согреть друг друга, хотя смысла в этом было мало. Весна оказалась жестокой и холодной. Ночью им точно настанет конец, если…

Рей грустно покосилась в сторону костра. Конечно, она помнила, как Кайло тогда заставил пламя в разбитой керосиновой лампе разгореться ярче. Но она понятия не имела каким образом это делается. И опять же… как объяснить это подруге, если у нее все-таки получится?

– Да, – Кайдел блаженно прикрыла глаза, погружаясь в приятные мысли о далеком прошлом и забытом домашнем уюте, – в теплых носочках, а лучше еще с пледом из шерсти альпаки… ох, прости, ты наверное не знаешь, что это…

Рей беззаботно махнула рукой, потому что отсутствие образования было самой последней вещью, которая беспокоила ее сейчас.

– Альпаки очень симпатичные, – продолжила Кайдел, – отец зачем-то купил несколько, когда у него была ферма и я кормила их морковкой. Блядь, да я бы и сама от морковки не отказалась! – она тяжело вздохнула.

Рей инстинктивно обняла рукой живот, и ей стало чрезвычайно тоскливо, ведь он стал снова совсем плоским и впалым из-за постоянного голода. Она до сих пор по ночам просыпалась в поту и слезах, вслушиваясь в окружающие звуки в надежде услышать детский плач. Кайдел была права – так лучше. Ребенок бы попросту не выжил той жизнью, которую им приходилось вести.

На лес опустилась ночь – холодная и промозглая, стало совсем темно, так, что Рей даже ног своих видеть не могла, а от Кайдел ей остался только тусклый профиль, утопавший в окружающем мраке. Лес был мертвым, безмолвным, выжженным войной, а оттого опасным. Намного легче было бы услышать хотя бы пение птиц, чем его звенящую тишину. Кайдел тоже напряглась, она зашуршала одеждой, вставая, и вооружилась своей палкой. Отошла на несколько шагов, силясь что-то разглядеть в кромешной темноте.

Когда она вернулась, огонь уже горел. Рей не знала, как ей это удалось, но устоять перед искушением было сложно. Теперь она тянула к языкам пламени замершие пальцы, разглядывая забившуюся под ногти грязь.

– Нашла спичку в кармане, – наврала она, уловив встревоженный взгляд подруги. Кайдел не выглядела довольной, но расспрашивать не стала. Сейчас имел значение только тот зыбкий шанс на выживание, который подарил им этот костер. Американка отхлебнула из фляжки и протянула Рей. Отказываться смысла не было.

– Теперь то мне можно… – прошептала она, поперхнувшись горьким пойлом вместе с комком слез, свернувшимся в горле. Кайдел погладила ее по руке.

– Ты все еще… скорбишь? – спросила она. Рей не хотелось говорить, но даже капля алкоголя сейчас способна была развязать ей язык, но, к несчастью, не тот тугой узел боли, что свернулся в груди.

– Да… – с трудом выдавила она, – я все думаю о нем… или о ней… это был мальчик или девочка?

– Мальчик, – сдалась Кайдел и строго сказала, – но Рей… неужели ты забыла, что отец этого ребенка был чудовищем? Когда война закончится, ты выйдешь замуж, у тебя будет другая семья… Обязательно… Ради этого мы должны выжить!

– Прекрати, – перебила Рей и обессилено разжала пальцы, если бы не проворность Кайдел, фляжка упала бы на траву, разлив остатки содержимого, – малыш же не был в этом виноват…

– Не будь дурой, – Кайдел жадно влила себе в рот щедрую порцию настойки и повысила голос, заставив подругу вздрогнуть, – ты бы серьезно смогла смотреть в эти глаза? Смогла бы любить ребенка, зачатого в насилии, а не в любви? А если бы в нем однажды проявилось гнилое начало его папаши…

Рей отвернулась в сторону и спрятала лицо в ладонях. Она почему-то думала о том, возможно ли человеку наплакать достаточно слез, чтобы утолить ими свою жажду. Обжигающее пойло мало спасало пересохшее после долгого пути горло и затыкало пустоту в желудке. Да и сколько еще слез ей нужно пролить, чтобы оплакать потерянного ребенка? И себя. И… Теперь-то можно было признаться себе в том, что несмотря на все произошедшее, ее сердце сжималось от мысли, что она больше никогда не почувствует на себе обожание темных как бездна глаз и жадного дыхания их обладателя на коже.

Он мертв. Она убила его. Сомнений быть не могло, иначе он давно бы уже нашел ее и вернул себе. И вместе с ним умерло все, что было между ними – плохое и хорошее. Но отчего-то память была избирательна, обесцветив причиненную Кайло боль, и остро подчеркнув моменты тихой нежности и гармонии. Кайдел ошибалась: этот ребенок все-таки был зачат в любви. Это дитя было прощальным подарком ее ручного Монстра. Самым прекрасным, что он мог дать ей.

Рей выхватила у Кайдел из рук фляжку и судорожно вылакала остатки. Легче не стало, только во рту теперь еще поселилась горько-сладкая обжигающая горечь. Вероятно, вид у нее был чрезвычайно жалкий.

– Рей, – попыталась привлечь ее внимание Кайдел. Она выглядела очень решительной и встревоженной. Когда Рей попыталась поймать ее взгляд, американка опустила глаза, – тебе станет легче, если я скажу, что ребенок не умер?

– Что?…

– Рей, просто послушай и попытайся понять, – сбивчиво забормотала подруга, – он не выжил бы с нами… мы не смогли бы о нем позаботиться… Я… – Кайдел сморгнула выступившие на глазах слезы и принялась судорожно тереть глаза ладонями, – я должна была его убить, это было бы правильно. Но я не смогла, даже зная чье это отродье… Я… должна была. Должна, – еще раз повторила она, срываясь на плач. Рей уже практически не слышала ее слов. Сердце оглушительно стучало, словно пыталось пробить хрупкую клетку из ребер, обтянутых тонкой от недоедания кожей.

– Где он?

– Прости, я не могу тебе сказать.

– ГДЕ ОН?! – заорала Рей на весь лес, и эхо подхватило ее голос. Она поднялась с колен и схватила Кайдел за плечи, тряхнула с силой. Американка попыталась вырваться, но тщетно. Ярость прибавила Рей сил.

– Нет.

– Где. Мой. Ребенок.

– Нет, – упрямо повторила Кайдел и судорожно замотала головой, – нет, нет, нет.

– Я все равно узнаю, – прохрипела Рей и, поддавшись минутному порыву, обхватила ладонями лицо подруги, вероятно, слишком сильно впиваясь пальцами ей в челюсть. Ее способности вяло подчинялись ей в спокойном состоянии, но стоило выйти из себя, все получалось само собой. Она не успела даже задуматься о том, как именно происходит процесс вторжения в чужую голову, когда уже со всей силой и стремительностью штормового ветра ворвалась в сознание Кайдел.

Американка оказалась готова, ведь ей уже приходилось переживать пытку разума от Кайло, но, вероятно, даже он не был так настойчив в достижении желаемой цели. Кайдел сопротивлялась, выстраивая стены вокруг своих воспоминаний, думала о чем угодно, кроме недавних событий, рисовала образы один за другим. Рей снова и снова наносила удары по этим жалким преградам. Энергия билась и рокотала в ней, словно древняя, первобытная мощь океанских волн.

Где-то на задворках сознания пульсировала здравая мысль, что стоило бы остановиться и сдаться, ведь она причиняет Кайдел чудовищную боль, о чем красноречиво говорило ее перекошенное лицо и сжатые в узкую губы. Но вместо этого Рей давила все сильнее и сильнее.

– Рей, прошу… – взмолилась американка, но просьба ее никакого эффекта не возымела. Рей удалось зацепить короткий проблеск-воспоминание – лицо-ребенка, а значит, она была близко к цели. Еще немного, еще…

Что-то произошло. В глазах потемнело и последнее, что успела увидеть Рей – как их с Кайдел раскидало в сторону прямо на влажную болотистую землю. Она уткнулась лицом прямо в пожухлую траву и зарыдала.

Пробуждение было болезненным, и если бы, не мягкая рука Андрея, контролировавшего процесс, Рей бы точно пробила себе голову о спинку кровати, когда по ее телу прошла жесткая, сильная судорога. Теперь она тупо таращилась в потолок остекленевшими глазами и хватала воздух ртом, словно рыба, выброшенная прибоем на сушу.

Блядь.

Вот это погружение.

Только теперь она не могла понять, что шокировало ее больше: правда о сыне, которая все время была на поверхности, только руку протяни или все-таки тот печальный факт, что в том лесу она поджарила мозги не только Кайдел, но и себе самой? Наконец-то все встало на свои места – и ее провал в памяти о нескольких годах жизни и странная немота подруги, пока они возвращались в Париж. Все-таки большая сила – это, в первую очередь огромная ответственность. Нужно было хоть немного послушать Кайло тогда, когда он предупреждал ее об этом, а также о том вреде, который она способна нанести, бесконтрольно используя свои способности. Стоило бы поучиться, пока представлялась такая возможность. Рей ясно представила себе голос мужа, с удовольствием смакующего каждый слог в ненавистной ей фразе «Я же говорил».

Князь Андрей заботливо протянул своей ошарашенной гостье стакан с водой и Рей принялась пить так жадно, словно неделю блуждала по пустыне. Говорить с ним об увиденном не хотелось, хотя имело бы смысл, ведь его незримое присутствие в видении было очевидным.

– Что еще ты умеешь? – вместо этого спросила Рей.

– Не так много, – беззаботно пожал плечами русский князь, – я не владею, например, телекинезом, но мне открыто будущее… и прошлое… иногда. Все связано.

– То есть… ты все знал с самого начала? – отчего-то рассердилась она. Андрей хитро улыбнулся, но из-за того какими мягкими были его лучистые светлые глаза у Рей тут же пропало желание злиться на этого человека. Он был… другим. Не таким, как они с Кайло, два бешеных избранных, фонтанировавших своей силой во все стороны, часто с риском для себя и окружающих. В нем была мудрость Мариуса, а еще удивительная непричастность, которой мог отличаться только очень много всего повидавший на своем веку человек.

– Ты тоже знала, – откликнулся Андрей, – но не готова была принять правду. Тебя необходимо было направить. Знаешь, ты одно из самых упрямых существ, которое я встречал в своей жизни.

– Сочту за комплимент, – грустно улыбнулась Рей. Князь убрал руку и размял запястья, вероятно, здорово затекшие за время пребывания в не самом удобном положении. Освободившись, Рей решила сесть на кровати. Все ее органы чувств жадно впитывали окружающий мир, восполняя пробелы в восприятии. Реальность снова приобретала свою четкость – и ласковый солнечный свет, лившийся в окно, и пение птиц и шум моря, и пылинки летавшие в воздухе. Мягкость постели. Фантомная, почти неощутимая боль в спине, где-то на уровне загривка, именно там, куда вчера пришлось роковое столкновение с каким-то булыжником на каменистом склоне. Шорох шин автомобиля по гальке на подъездной дорожке.

– Тебе пора, – то ли услышав звук, то ли просто почувствовав, вздохнул князь Андрей, – мне не хотелось бы стать очередной жертвой ревности твоего terdre bete, – и с улыбкой добавил, – предвидение меня вряд ли защитит.

Рей хотела что-то еще спросить на того, что князю известно про других избранных, но вынуждена была согласиться с его доводами и оставить свое любопытство при себе.

– Спасибо, – вместо этого сказала она.

Перед тем как спускаться вниз, Рей ненадолго забежала в свою комнату. Ей нужно было перевести дыхание и собраться с мыслями, но чтобы не сидеть без дела, уставившись в одну точку и переваривая полученную информацию, она решила занять это время делом. Она переоделась в шелковое зеленое платье, привезенное ей для несостоявшейся церемонии и легкие сетчатые перчатки. Вдохновившись, она даже расчесала и привела в порядок волосы, за последнее время превратившиеся в птичье гнездо и отыскала свою косметичку. Удовлетворенно оглядев свое отражение в зеркале, она отметила, что во всем ее облике все равно сохранялся след именно той эпохи, на которую пришлась ее юность. Мода современности была ей непонятна. Это было чужое время. Чужой мир. И хорошо, что рядом был Бен, способный разделить эти ностальгические настроения.

Рей думала, что после болезненного погружения в собственные воспоминания, будет ощущать себя крайне разбитой, но нет. Ее переполняли силы и вдохновение. Все, что прежде казалось таким жутким и невозможным, теперь виделось вполне решаемыми проблемами. Она поговорит с Рене, расскажет ему правду и, возможно, мальчик сможет принять ее, если узнает о том, что был брошен на произвол судьбы по чужой вине. И с Полем она все-таки свяжется и все ему выскажет за то, что он молчал как настоящий партизан столько лет. И с Беном разберется… Вероятно, он уже успел остыть и после довольно утомительного общества капризной дочери будет рад ее видеть и забудет все обиды. Вот здесь Рей, к сожалению, глубоко заблуждалась.

Она не успела спуститься на террасу, когда супруг собственной персоной появился в дверях. Он удостоил ее короткого, весьма многозначительного взгляда, и принялся деловито собирать разбросанные по полу вещи. Он обожал порядок и минимализм в хозяйстве, непостижимо, каких душевных трудов ему стоило мириться с тем хаосом, который сеяли вокруг себя Рей и Женевьева.

– Бен, – окликнула его Рей, неуверенно топчась на месте, но он даже головы в ее сторону не повернул. Обстановка становилась напряженной. Что-то было не так.

– Эй! – не выдержала Рей, – что у тебя на этот раз за личная драма?

Ее резкие слова все-таки возымели хоть какой-то успех. Бен выпрямился, убрал упавшие на лицо волосы и склонил голову на бок, недоверчиво сузив глаза.

– Нет никакой драмы, Рей, – холодно сказал он, – просто я хочу уехать.

– Что!?

– Мы приехали на свадьбу. Свадьба не состоится, – привел он до отвращения логичные доводы, – у меня достаточно дел в Риме и я больше не могу позволить себе торчать здесь.

Ладно, хорошо. Рей шумно выдохнула, а ее супруг тем временем продолжил собирать вещи. Все это могло бы выглядеть вполне обычной бытовой сценой, если бы не его рваные, дерганные движения. Он абсолютно не умел держать что-либо в себе. В какой-то момент он, вероятно, потерял контроль и раздраженно швырнул чемодан обратно на пол, позволив только что собранным туда предметам рассыпаться обратно.

– К черту, – скорее себе, чем ей, сказал он, – наконец-то поеду налегке, без всей этой горы мусора.