Текст книги "Семейный портрет в экстерьере (СИ)"

Автор книги: existencia

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

– Накажешь?

Вместо ответа кожа перчатки глухо ударилась о ее беззащитно обнаженные ягодицы. Однако, этого было мало. Недостаточно больно. Недостаточно унизительно. И вынужденная смотреть в пол перед собой из-за зафиксированной основательно затекшей шеи, Рей услышала звук расстегивающейся пряжки и радостно качнула бедрами.

– За что это я там тебе должна быть признательна? – подначивала она, – чертов ты благодетель… за… оу…

Удар ремня по разгоряченной спине заставил ее замолчать. Он не был сильным настолько, чтобы разорвать кожу или оставить после себя следы, но был весьма ощутимым. Она закрыла глаза и полностью отдалась ощущениям, любуясь на бензиновые разводы трепещущего сквозь веки света. Еще удавом сопровождаемый свистом ремня в душном воздухе. Ещё… Однако, все вдруг резко завершилось. Кайло выпустил ее волосы и принялся продевать ремень обратно. Рей возмущенно завертелась.

– Я не буду тебя трахать, – очень холодным и серьезным тоном заверил ее он, – иди к своему пилоту…

Рей фыркнула и села, разминая шею и запястья. Она боролась с желанием вырвать ремень из рук супруга и придушить его хорошенько в ответ. Или выдрать ему клок волос. Или лицо расцарапать, чтобы освежить давно побледневший старый шрам. Но вместо этого Рей забралась к Кайло на колени, внезапно не встретив никакого сопротивления и обвила ногами его поджарый торс.

– Сам иди и трахайся с ним, если он тебе так нравится, – усмехнулась она, в очередной раз развлекаясь тем, что играла с огнем. Злить зверя было весело. Он прикусил ей кожу на шее чуть ли не до крови и до синяков сжал бедра. Глаза у него помутнели от желания, и он уже позабыл про все свои угрозы и обещания оставить ее голодной. Рей воспользовалась этим и потянулась к ширинке его брюк.

– Я люблю тебя, – прошептал Монстр ей в волосы.

========== 3. ==========

Рей казалось, что она снова в Алжире, в один из бесконечной череды дней, когда она, будучи ребенком, разозлилась на Платта и убежала от поселка подальше в пустыню. Тогда она лежала на песке, раскинув руки, словно пыталась взлететь, чувствуя, как припекает макушку солнце и над землей медленно тянется знойное марево. Небо было ослепительно голубым и совершенно чистым, этот непревзойденный цвет звал и затягивал в себя, но сила притяжения приковывала ее хрупкую фигурку к раскаленной сковородке песка. Однако, хоть и жарко было также как тогда, теперь над ее головой был не распахнутый купол небосвода, а побеленный низкий потолок с незамысловатой люстрой. Они лежали прямо на полу, переплетясь, как корни деревьев, не способные пока отпустить друг друга, хотя кожа по-прежнему отдавала накопленное тепло, и это было бы разумным решением. Рей с трудом нашла в себе силы, чтобы убрать слипшиеся от пота волосы с лица и опустила взгляд на лицо Бена. Вечная ночь уползла из его глаз, затаившись до следующего удобного момента, и сейчас они были скорее кофейными, чем черными, с редкими янтарными прожилками и плещущейся на дне размеренной, ленивой нежностью. Он поймал ее горячее дыхание и мимолетно коснулся виска супруги пальцами, уже без перчаток, посылая ей прямо в голову картинку, вместе с сопутствующими ей ощущениями:

Хрустящий толстый слой снега под подошвами ботинок, скрывающий тонкую коварную прослойку льда. Затянутые вязким туманом синие силуэты гор. Пар, вырывающийся изо рта и пронизывающий до костей холод. Мороз, миллионом крошечных иголочек ужалил разгоряченную греческим полднем кожу. Рей поежилась, прогоняя наваждение.

– Не делай так, – сказала она, прижимаясь к нему плотнее, чтобы избавиться от фантомного ощущения озноба, – я лучше пойду искупаюсь в море.

– Не уходи, – удивительно робко попросил мужчина, скользнув ищущим взглядом по ее лицу.

– Мы же не можем проваляться так целый день, – как могла мягко рассудила Рей и потянулась, чтобы поцеловать супруга в кончик носа, – этим можно было заниматься и дома.

– Во Фреджене тоже есть море, – ворчливо напомнил он, – и Лоренцо всегда…

– Бен.

Рей завертелась, высвобождаясь из его объятий и села, невольно окинув взглядом учиненный ими беспорядок в поисках своей одежды. Кайло тяжело вздохнул и силой мысли подтянул к себе ее пиджак, вытащил из кармана пачку сигарет, но сначала предложил ей. Рей покачала головой.

– Нет, слишком жарко, – отмахнулась она, с отвращением представив, как в и без того перегретые легкие опускается горячий дым, – пойдешь на море?

Бен покачал головой, вставил в рот сигарету, и она загорелась сама собой. Конечно, не без его помощи. Рей сердилась, потому что завидовала этому и так и не научилась воспламенять вещи взглядом. Иногда она утешала себя, что будь у нее такой навык, их квартира в Риме уже давно бы напоминала безжизненное пепелище после очередной глупой ссоры. И все же… У них был похожий набор способностей, но имелись определенные различия, возможно, обусловленные тем, что она совсем не стремилась развивать свой потенциал. Ей хватило учиненных вокруг разрушений во время войны, а сейчас, в мирное и спокойное время, в своей сытой и счастливой жизни в этом не было особой необходимости. Телепатии хватало за глаза, и то, временами ей хотелось, чтобы ее разум был неприступной крепостью, в которую имела бы доступ только она сама. Однако, у редкого неординарного дара был определенный плюс, оправдывавший все минусы. Они оба почти не менялись со временем. Рей никто не давал больше тридцати пяти, а ее тонкие кости и поджарое телосложение делали ее неоправданно юной в глазах незнакомцев. Бен объяснял это талантом к регенерации – организм меньше изнашивался со временем, а силы исправляли последствия необратимых изменений, происходящих с возрастом. Сноуку, на момент смерти, вероятно, было уже больше сотни. Увы, Бена от частой седины в по-прежнему густой шевелюре это не спасало. Стресс и подвижная нервная система не были подвластны даже нечеловеческим способностям. Рей насмешливо предлагала ему покрасить волосы или, на худой конец, принимать успокоительное. Только они оба знали его отвращение к медикаментозным методам лечения после австрийской психбольницы.

Рей натянула на все еще влажное от пота тело купальник, достаточно закрытый, чтобы скрыть следы их насыщенной семейной жизни – бледно-розовые полосы на спине, синяки на боках и на ягодицах. Она уже давно предпочитала именно такие, более спортивные модели, смущаясь щеголять на людях пусть уже совсем прозрачным, но все равно заметным клеймом над ребрами. Да и Бен так меньше бесился, что на нее будут глазеть посторонние. Вероятно, будь его воля, он бы и вовсе замотал ее в паранджу и хиджаб для своего спокойствия.

Рей почти справилась с пуговицами на легком сарафане, когда в дверь постучали.

За дверью оказалась Констанс. Она нервно переминалась с ноги на ногу и теребила в руках конец тугой толстой косы.

– Можно тебя? – робко спросила она. Рей бросила ей «сейчас» и закрыла дверь, чтобы отыскать свои босоножки и обуться. Бен проводил ее тоскливым взглядом.

– Чем займешься? – спросила она.

– Буду прятаться тут от твоих мразотных друзей, их поехавших знакомых и родственников, – скривился он, – и ненавидеть весь мир, конечно.

– Вот и молодец, – улыбнулась Рей, послала ему воздушный поцелуй и выскользнула в коридор. Констанс, вероятно, решила отыскать для своего разговора какое-нибудь максимально уединенное место и поманила ее за собой на лестницу, ведущую на мансардный этаж. Вопреки ожиданиям Рей, там оказалось не настолько жарко, как внизу, благодаря распахнутым окнам на каждую из сторон света и гуляющему в помещении сквозняку. Констанс отпихнула ногой хлам со своего пути и села на старый диванчик, бывший единственным островком порядка среди царившего вокруг хаоса из старой мебели и строительных материалов. Рей садиться рядом с ней не решилась, предпочтя сохранить себе немного личного пространства.

– Да, – сказала она, давая Констанс понять, что готова выслушивать очередную ее исповедь.

– Я хотела бы извиниться за поведение Рея, – начала Констанс, – во многом это моя вина… он бесится, потому что я выхожу за другого, – заметив недоумение в глазах своей собеседницы, девушка поспешно уточнила, – Рене. Так его теперь зовут. Он совсем с катушек слетел, даже имя вот поменял…

– Кого-то мне это напоминает, – скорее сама себе усмехнулась Рей. Однако, ее внимание зацепилось за другое совпадение – странный мальчишка бросавшийся на Бена оказался технически ее тезкой. Может быть дело в имени? Есть какая-то теория, вроде совместимости гороскопов, касающаяся этого? Рей глубоко задумалась, и Констанс пришлось напомнить ей о своем присутствии.

– Рей, – тихо проговорила девушка, толи обращаясь к ней, толи говоря о мальчишке, – он… отец ребенка. Но я сбежала от него, когда он совсем помешался на нацистах, они ему теперь везде мерещатся…

Рей невольно проглотила ком в горле, вдруг осознав, что Констанс понятия не имеет кто на самом деле ее отец. Для девушки он, вероятно, был тем самым Чезаре Ротта из маленького итальянского городка Урбино, и вряд ли ей бы понравилась правда о том, что он в действительности бывший оберштурмбанфюрер Хакс, чудом избежавший правосудия за свои ошибки в прошлом. И, конечно, вздорному папаше ее ребенка это вряд ли бы пришлось по вкусу, хотя, возможно, тогда бы он отвлекся наконец от Бена и выбрал себе другую жертву для обвинений и скандалов. Рей решила, что нужно воспользоваться случаем и разузнать побольше.

– Что случилось с его матерью? – осторожно спросила она. Констанс нахмурилась.

– Не знаю, – пожала плечами она, – я вообще не уверена в правдивости этой истории. Ре…не воспитала семья провинциального священника, он не знал настоящих родителей. Они могли быть кем угодно, но он вбил себе в голову какую-то чушь…

Рей решила сжалиться над бедняжкой, которая и без того была весьма опечалена происходящим, а говоря об этом и вовсе готова была расплакаться. Пытать ее на эту тему не было смысла, когда можно было спросить напрямую у самого Рене. А заодно, может быть, вспомнить старые трюки и выбить дерьмо из его кудрявой горяченной головы. Рей даже усмехнулась сама себе – спустя столько лет в ней вдруг проснулись вроде бы как задушенные в зародыше порывы к альтруизму. Она, конечно, понимала, что вряд ли поможет этим несчастным влюбленным воссоединиться вновь, но хотя бы сбережет несчастного фантазера от проблем, которые он может навлечь на свою голову, бросаясь к незнакомцам с обвинениями и обличительными речами. И все-таки она спросила:

– Твой… жених. Ты его любишь?

Констанс стала бледнее мела. Она судорожно вздохнула.

– Андрей хороший человек. И будет лучшим отцом, чем…

Кого-то это Рей напоминало. Кого-то, кем была она сама десять, уже почти одиннадцать лет назад, когда думала, как ей поступить с новостями о беременности. Удивительно, каким образом история дочери ее старых друзей теперь перекликалась с ее собственной. Рей с тоской вспомнила Рудольфа и успокоила себя, что в тот самый момент не совершила одну из самых ужасных ошибок в своей жизни, испортив жизнь доброму, славному человеку. Тем более, когда она знала, какого монстра породила на свет. Вряд ли нервы бедного швейцарца выдержали бы постоянное испытание Женевьевой. Да, кстати! Где эта маленькая язва?

«Кайло, я знаю, что ты чрезвычайно занят, – мысленно обратилась она к мужу, уверенная, что на таком небольшом расстоянии обязательно будет услышана, – но не хочешь пойти поискать Жени?»

«А ты? – мгновенно ответил он и, хоть при мыслительных беседах не было разобрать эмоций, но легко было догадаться, что в эти слова была вложена огромная доля раздражения, – это ты ее родила».

Рей не стала спорить, оставив последнее слово за собой. У нее были другие дела, показавшиеся ей в контексте полученной новой информации чрезвычайно важными. Возможно, она могла сберечь кого-то от возможных ошибок и печальных последствий в будущем. По крайней мере одного славного русского князя, случайно оказавшегося втянутым в этот клубок страстей.

– Где я могу найти Рене? – спросила она у загрустившей Констанс.

– Они с дядей Полем ушли на пляж, – нехотя ответила девушка и Рей с трудом подавила смешок, услышав подобные слова о Демероне. Вряд ли бы ему понравилось, учитывая, что временами он выбирал себе любовниц даже младше самой Констанс.

Отлично, значит, она не зря собиралась спуститься к морю. Правда, с таким развитием событий наивно полагать, что ей посчастливиться искупаться.

Синева моря и блестящие на его спокойной гладкой поверхности солнечные блики слепили глаза, привыкшие к тени дома и заросшей виноградом террасы. Рей пожалела, что не взяла с собой солнцезащитные очки, но возвращаться за ними было поздно – она и так чуть не переломала себе ноги, спускаясь по извилистой, крутой каменной лестнице.

По она приметила сразу и очень кстати он был занят беседой с какими-то смешливыми девушками в очень открытых купальниках. Рей не сдержала улыбки, умиляясь тому, что прежние привычки друга не изменились с годами. Хорошо, что в этом мире еще оставалось что-то неизменное.

Рене расположился в тени скалистого уступа и не выглядел похожим на человека, которому по душе был окружающий средиземноморский пейзаж. Его бледная кожа ярко контрастировала со смуглым загаром окружающих, а хмурое выражение лица отчего-то напомнило Рей вечно недовольного окружающим миром мужа. Парень даже не потрудился снять рубашку и брюки, решив ограничиться тем, что закатал их до коленей и расстегнул несколько верхних пуговиц. Пока Рей шла по колючей гальке, проклиная каблуки своих босоножек, у нее наконец-то появилась возможность рассмотреть вздорного мальчишку получше. Если бы не раздражение, которое он вызывал в ней своими безрассудными выходками, она легко бы могла найти его красивым. Высокий, темноволосый, с выразительным профилем, увенчанным горбатым носом и выдающейся линией крупного рта, он вполне мог бы быть в ее вкусе, будь она лет на двадцать моложе. Мозг тут же коварно провел параллель между ним и юным Кайло в их первую встречу в допросной, когда она впервые увидела его выразительное лицо и глубокие, печальные глаза. Рей тряхнула головой, прогоняя навязчивое наваждение.

– Можно? – спросила она, прикрывая лицо рукой от солнца. Рене недоверчиво нахмурился, но все-таки кивнул. Рей присела на безопасном расстоянии от него на постеленное на гальке покрывало. Вторгаться в чужое личное пространство она не любила, но сидеть на камнях не хотелось – синяки на ягодицах и так начинали напоминать о себе тупой, приглушенной болью.

– Пришла пытаться убедить меня в том, что я ошибся? – язвительно поинтересовался парень. Рей тяжело вздохнула.

– Я вижу, что это бессмысленно, – призналась она, – но и меня переубедить ты тоже не сможешь.

– Жаль, – честно сказал Рене, – не обижайся. Ты не выглядишь глупой. Но ты… просто не видишь всей картины. Ты родилась после войны?

– Я несколько старше, чем ты думаешь, – возразила Рей про себя добавив «намного старше», – и это не очень тактично говорить о возрасте…

– Да нахрен тактичность, – резко перебил Рене, – этот человек опасен. Если ты сама такая безрассудная, то подумай о дочери…

Ой, о ней лучше не думать, – мрачно усмехнулась Рей. Однако, энтузиазм мальчишки ее скорее увлекал, чем выводил из себя. И она даже совсем позабыла зачем пришла, заворожено уставившись в его эмоциональное лицо.

– Почему ты уверен, что это тот самый человек? – осторожно поинтересовалась она. Рене усмехнулся.

– Это долгая история, сложно объяснить, – попытался отмахнуться он.

– А ты попробуй.

Взгляд ореховых глаз Рене стал каким-то затравленным, он нахмурился и отвернулся в сторону, махнул на нее рукой. Да что с ним не так? Как можно бросаться на человека с обвинениями, даже не имея четких доказательств своих подозрений. Или не желая их предоставить? Конечно, он был прав и каким-то чудом докопался до истины, но совершенно не планировал делиться подробностями своих поисков. Рей стало не по себе: она знала, что Бен носил раньше другое имя, а еще практически всегда скрывал свое лицо за маской. Никто из нацистов не имел толком представления о том, кем является ученик Сноука, кроме разве что, Хакса, с которым они вместе отмораживали задницы во время экспедиции в Гималаях. Его фотографии не печатали в журналах и на агитационных листовках, а если он и попадал кому-то в объектив, то всегда в шлеме и глухих черных одеждах. Как он мог узнать? Как?

Был только один способ это выяснить, раз мальчишка не хотел раскрывать свои карты. Рей мягко потянулась к его сознанию, стараясь сделать погружение в его мысли максимально безболезненным и деликатным, но внезапно натолкнулась на глухую стену. Рене резко обернулся к ней и пристально уставился ей в лицо. Рей от такого внимания стало неуютно, она как ни в чем не бывало, разгладила складки сарафана и отпихнула попавший на покрывало камешек к остальной гальке. Все эти мелкие, немного суетливые действия, помогали ей не показывать смятения, которое охватило ее после провалившейся попытки вторгнуться в его разум.

– Что стало с твоей матерью? – спросила она, изо всех сил делая вид, что не понимает в чем кроется причина такого пронизывающего взгляда. Потому что если Рене способен держать свои мысли под замком, значит обнаружить, что кто-то пытался пробраться через его щиты, ему ничего не стоит.

Этого не может быть.

Других одаренных больше нет, даже их дочь миновало бремя предназначения…

– Твой ненаглядный супруг изнасиловал и убил ее, – ядовито выплюнул парень, словно наслаждаясь произведенным на Рей впечатлением. Похоже, что она и правда побледнела. Она резко поднялась на ноги, отряхнулась от гальки и не в силах что-либо ответить, предпочла спастись бегством. Среди яркого солнечного дня, радостных отдыхающих и ласкового моря, ее вдруг окутало облако пронизывающего арктического холода. Как когда Кайло навел на нее морок своих воспоминаний о снежных вершинах Тибета, только теперь источником расползающейся промозглой тьмы были ее мысли.

Рене умеет защищать свой разум и легко пресек ее попытку вторжения. Он смог найти Бена, даже не зная толком его настоящего лица. Ему, вероятно, двадцать пять или меньше… Он родился как раз в то время, когда она сбежала из Гюрса и скрывалась вместе с Кайдел от демона, который, как ей казалось гнался за ней попятам. А демон, оказывается, умудрился сломать еще чью-то жизнь. Рей с раздражением подумала, что совсем мало интересовалась тем, что происходило с Кайло после того, как она обрушила на него крышу столовой в лагере. Тем, чем он занимался после, прежде чем принялся лихорадочно ее искать. Что, если несчастная мать этого мальчишки попалась ему под руку, когда он был отчаянно зол и ненасытен в жажде мести? В этом не было ничего удивительного – после их ссоры когда-то он легко запрыгнул в постель к Фазме, чтобы забыться. Что, если он… Боже, нет. Не удивительно, что она уловила размытое, но все-таки очевидное сходство.

Все осколки мозаики встали на свои места.

Рей остановилась на лестнице и обернулась, невидящим взглядом уставившись на синюю полоску моря у себя за спиной. Гранитная плита, на которой она стояла, завибрировала и пошла трещинами. Она была вынуждена отступить в сторону и проткнуть себе ладонь ногтями, сжимая кулак, чтобы в конце-концов хоть немного угомонить клокочущую внутри силу.

«Кайло Рен, – злобно подумала она, не обращаясь к нему специально, но уверенная, что он услышит и ощутит силу ее гнева, – теперь я тебя точно убью».

Ответа не было, и пока она поднималась по ступенькам, она продумывала свою обвинительную речь. Злые, ядовитые мысли путались и свивались в один змеиный клубок. Вот ублюдок. Вот идиотка. Вот черт… Блядь. Она так наивно простила ему украденную память, снова купившись на эту неразделенную тоску на дне темных лживых глаз. О, я тебя искал. О, я считал тебя мертвой. О, я так тосковал, так скучал. Да, только опять не удержал свой член в штанах.

Мерзость.

На площадке возле дома было подозрительно шумно и Рей даже остановила поток проклятий, которые бешено, прокручивала в голове, готовая выплеснуть в лицо Бену при встрече. Вначале она решила, что причиной тому стали новые прибывшие гости, но голос Роуз, ругавшейся с кем-то по-гречески был очень взволнованным. Рей осторожно выглянула из-за куста гибискуса и опешила от картины, открывшейся ее взору.

Перед взъерошенной и бешено жестикулирующей Роуз, стояло двое усатых полицейских. Чуть поодаль с перекошенным лицом замер Хакс, а рядом с ним Бен, который тоже не выглядел довольным происходящим. Они с Армитажем о чем-то в полголоса спорили, и довольно брезгливый по части прикосновений немец удерживал бывшего товарища за плечо, что было странно само по себе. Под тенью винограда что-то причитала себе под нос любвеобильная служанка-гречанка. Рей почувствовала недоброе и сразу заподозрила виновницей разборки Женевьеву, но девочки нигде не было видно.

– Что здесь происходит? – спросила она, выходя на площадку к тут же затихшей компании. Она совсем позабыла, что только что и сама собиралась устроить скандал.

«Я сейчас кого-нибудь убью» – с готовностью откликнулся Бен, сверкая бешено горящими от злости, потемневшими глазами.

Роуз обернулась к Рей с растерянным и виноватым видом.

– Эти господа, – она взглядом указала на жандармов, – говорят, что явились, чтобы арестовать преступника и доставить в Керкиру.

Блядь.

Один из полицейских что-то пробурчал себе под нос, второй понимающе покивал. Затем обернулся к Бену и принялся что-то путано лепетать на очень плохом итальянском. Рей хоть и прожила уже десять лет в Риме, но разобрать ни слова из этой скомканной речи не смогла. Греческий полицейский очень вольно обращался с плохо знакомым ему языком.

– Это какое-то недоразумение, – вставил свои пять копеек Хакс.

«Ты никуда с ними не поедешь, пока не объяснишь мне…» – начала Рей, но осеклась.

«О, тогда я лучше поеду с ними».

– Ладно-ладно, – Бен стряхнул со своего плеча хватку Армитажа и примирительно поднял руки вверх, – поеду с ними, узнаю, чего они от меня хотят.

– Да это же бред какой-то… – обронила Рей. Впрочем, спорить было бессмысленно, если ее супруг уже что-то для себя решил. И сейчас он медленно, словно разговаривал с неразумным ребенком или умственно отсталым человеком, что-то объяснял хоть немного знакомому с итальянским жандарму.

Рей только и оставалось, что проводить эту процессию взглядом, с трудом удерживая себя от того, чтобы снова что-нибудь не взорвать. Нахлынувшая на нее тревога заглушила даже рокотавший внутри гнев. Роуз мягко тронула ее за руку.

– Это какая-то ошибка, – тихо сказала она и толи спросила, толи все-таки утвердительно добавила, – у него же другие документы, да? Все будет нормально.

Рей спрятала лицо в ладонях. Теперь она горячо желала убить уже двоих, до ужаса похожих людей в проявлениях омерзительности своих характеров.

– Рей… – робко позвала ее Роуз, заметив, что старая подруга слишком долго смотрит в одну точку, – они сказали, что им кто-то доложил, что тут скрывается беглый преступник. Понимаешь, что это значит?

– Я убью засранца, – выплюнула Рей, особенно не задумываясь. Роуз медленно покачала головой и кивком головы указала в тень виноградной лозы, вынудив подругу перевести туда взгляд.

Женевьева выглядела подозрительно довольной. Она теребила в руке ремешок фотокамеры и улыбалась хищной, как и у отца улыбкой. И где она пропадала все это время? Она… черт…

– Это ты, – пробормотала Рей, чувствуя, что вот-вот потеряет равновесие, не способная удержаться на налившихся свинцом ногах.

– Если папа преступник, значит, его должны посадить в тюрьму, – безапелляционно заявила девочка, и на ее лице не дрогнул ни один мускул. Гречанка за ее спиной как-то виновато опустила взгляд. Конечно, каким образом этой маленькой бестии удалось бы вызвать жандармов самостоятельно. А она, однако, времени не теряла.

– Господи, Жени! – простонала Рей и схватилась за голову, – он же твой отец… чем ты думала вообще?

– Да ладно, – беззаботно пожала плечами Женевьева, – выйдешь за дядю Поля. Он веселый. И обещал научить меня водить самолет.

========== 4. ==========

Суровый жизненный опыт научил Рей одной простой истине: жизнь проносится перед глазами не только на пороге смерти. Это может произойти в любой крайне тяжелый и неприятный момент, словно память существует именно для того, чтобы добить лежачего.

Она невольно вспоминала то время, когда Женевьева только появилась на свет: на стерилизованной Сноуком поверхности памяти оно отпечаталось жирной черной кляксой во всех мельчайших подробностях. Ее смятение, растерянность от того, что теперь ей предстоит быть матерью, а она абсолютно не имеет никакого представления о том, как к этому подойти, когда сама выросла сиротой, абсолютно не ощущает в себе пробуждения заложенных природой инстинктов. Как отупело смотрела в сморщенное личико ребенка с темными, как ночь глазами, а в голове стучала только одна-единственная мысль:

Что мне с тобой делать?

Вероятнее всего в тот самый момент Рей бы просто психанула, и убежала из дома подальше от своей только обретенной семьи, если бы не вмешался Бен. К счастью, в тот момент он был просто Беном, а не Беном-Кайло, в прошлом жутким монстром в маске, убийцей с садистскими наклонностями, психопатом и далее по списку. И он оказался совсем не плохим отцом, вернее, вполне себе даже хорошим. Когда того требовалось, он был внимательным и заботливым, когда нужно – терпеливым, особенно к постоянным истерикам Рей из-за сорвавшихся с катушек гормонов. Поэтому Рей легко бы проглотила подобную выходку Женевьевы в свой адрес, но из-за невинно пострадавшего от руки любимой дочери супруга испытывала жуткую обиду, гнев и недоумение.

Она уже готова была прыгнуть за руль бьюика и отправиться в Керкиру, когда на ее пути нарисовалась Роуз с графином вина и двумя бокалами. Вид подруги был вполне красноречивым. Она улыбалась своей фирменной, заботливой улыбкой матери для всех вокруг.

– Рей, – мягко заговорила она, – в Керкиру лучше поехать Арми. Ты же не знаешь греческого.

– Я… я…– Рей хотела поспорить, но захлебнулась собственными аргументами, тут же застрявшими у нее костью в горле. Что, она в действительности, собиралась делать? Примчаться в Керкиру, полдня пытаться найти нужный полицейский участок в неизвестном городе, а еще полдня потратить на попытки объяснить грекам нелепость сложившейся ситуации? Впрочем, нелепость была в том, что Бен действительно был преступником и некоторое время назад она сама мечтала о правосудии для него. Но последние десять лет он был ее мужем и отцом несносной общей дочери и планы Рей несколько переигрались, отчего правда все-таки правдой быть не перестала.

Поэтому теперь она одна сидела за большим столом и хлестала домашнее вино, с жадностью человека, долго скитавшегося по пустыне и наконец-то нашедшего прохладный источник. Да, она прекрасно знала, что это такое. И как трудно утолить эту жажду, которая остается даже тогда, когда под ребрами уже булькает выпитая жидкость, но горло по-прежнему жжет от сухости. Роуз пила меньше, больше наблюдала за личной драмой подруги.

– Дорогая, – Роуз ласково тронула Рей за плечо, – все будет хорошо. У него же порядок с документами?

– Да, – хрипло из-за вина буркнула Рей, – но…

Она и сама не знала, что собиралась сказать. Все-таки они не виделись с Роуз все эти десять лет, а до того еще дольше, и если когда-то они были настоящими подругами, то теперь между ними лежала пропасть тех жизней, которые они успели прожить за это время. И пропасть того, что китаянка вряд ли смогла бы понять. Рей прекрасно помнила, как однажды еще в Гюрсе подруга сказала ей, что не берется ее осуждать, но при этом тоже самое она говорила про Финна, которого так и не смогла в итоге простить. Они вроде как и были близкими людьми, но эта близость осталась в довоенном Париже. Когда Рей фактически была другим человеком.

– Я тоже иногда боюсь, что за Арми придут, – поделилась Роуз, – или старые дружки, как тогда или…

– Или такие, как мы с По, – закончила за нее Рей и опрокинула остатки вина прямо из графина, – он ведь… тоже был в нашем списке.

– Да, – кивнула Роуз и погрустнела, – и Кайло Рен, если не ошибаюсь.

Рей нервно рассмеялась, так сильно, что на глазах выступили слезы.

– О, – усмехнулась она, – он возглавлял мой личный список.

Роуз стала совершенно серьезной. Рей еще в Париже в молодости испытывала некоторую тревогу, заметив такую перемену в лице подруги. Обычно это происходило, когда они с По и Кайдел задумывали что-то безумное и кто-то должен был сыграть роль голоса разума.

– Что произошло? – тихо спросила Роуз, – ты тогда собиралась вернуться в Рим и… разобраться с ним. До недавнего времени я думала, что он убил тебя. Трудно было потерять тебя снова… И тут ты появляешься, вы женаты, у вас ребенок… Это…

Сначала Рей испытала сильное желание сказать что-то сентиментальное. Посвятить Роуз в их безумную историю любви, граничащей с безумием и зависимостью. Про крайности в которые их бросало – от тихой нежности до насилия, про попытки сделать друг другу больно и в тоже время пожертвовать всем; про все то, от чего сердце в груди замирало и дыхание сбивалось. Но уплывающий в царство алкогольной эйфории мозг вдруг ухватился за одно-единственное слово, брошенное подругой и сменил направление своих размышлений. Ребенок. Черт. Ребенок, который сейчас сидит на пляже и мечтает прикончить своего папашу. Ребенок другой женщины. И сколько еще этих других женщин было? Пока она избегала чужих прикосновений. Пока… и интрижка с Гретхен Фазмой тут же красноречиво всплыла из глубин памяти. Сколько бы лет не прошло, а Рей всегда вспоминала об этом в критические моменты.

И Рей чуть не вывалила всю гнусную правду на Роуз, но вовремя остановила себя и сделала глубокий вдох. Дыхательные практики ничерта не помогали успокоиться.

– Я вернулась в Рим и он стер мне память, – натужно прошипела она, – внушил, что я его жена. Но я случайно встретила По три года назад и все вспомнила…

– Почему ты не ушла? – задала резонный вопрос Роуз.

Потому что я больная чокнутая дрянь? Которой нравится, когда ее таскают за волосы и охаживают ремнем, а потом нежно целуют в висок, приговаривая что-то слащавое? Потому что я зависима от боли? Потому что…

– Не знаю, – тихо сказала она, – может быть из-за Женевьевы… а может потому, что мне некуда было пойти.

Роуз крепко сжала ее руки в своих и посмотрела самым жалостливым из всего арсенала своих взглядов для подобных случаев.

– Ты всегда можешь прийти к нам. Или к По, – вкрадчиво прошептала Роуз, – ты наш друг. Мы всегда тебе рады и готовы помочь. Даже Арми, он не такой говнюк, как кажется…