Текст книги "Роковое чувство (СИ)"

Автор книги: Elair

Соавторы: Лиса Дягилева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

– Интересно, – задумчиво произнёс он, садясь следом за Консулом в машину, – они когда-нибудь успокоятся?

Ясон не стал ничего больше говорить, и лишь тогда, когда оба блонди покинули здание полиции и сели в личную машину Первого Консула, Минк продолжил:

– Здесь вся нужная нам информация, – Ясон положил диск на стол и открыл бар. Не глядя на Рауля, он налил в два бокала вина, так же поставив их перед Вторым Консулом, затем достал из-под сидения пару чистых перчаток, которые передал другу.

– Смени свои, и выпей, – необычно мягким тоном сказал он. – Станет легче.

Ясон знал, что говорил. Если бы он не любил Рики, то не смог бы сейчас заметить, что Рауль пребывал в состоянии шока. Есть вещи, которые может увидеть только элита – нестабильное состояние Рауля было серьезной угрозой для него. Прежде чем сказать своему другу о причинах, толкнувших Катце на сделку с Айджи Бруно, Минк хотел убедиться, что психика Советника выдержит такое. Еще час назад он был уверен в этом, но после инцидента в камере, у него были все основания для того, чтобы сказать Раулю вслух: «ты сорвался». Вряд ли обычное упрямство монгрелов – а упрямиться они порою умели, как никто другой – стало причиной такого срыва, должно было быть иное объяснение. Ясон боялся, что Рауль испытывает к Катце более сильные чувства, чем простое получение выгоды. Если это так, то вся эта скверная история станет для Советника ударом.

– Не стоило волноваться, – Эм взглянул в глаза блонди. Он беспрекословно сменил перчатки и сделал освежающий глоток вина, стараясь не обращать внимания на странно заботливый голос друга – не до того сейчас было. «И вправду легче…По крайней мере – жить можно». «Недолго и несчастливо», – тут же усмехнулось сознание, проявляя нездоровую иронию, но Советник быстро заставил его замолчать.

Эм немного небрежно повертел в руках диск, зачем-то пристально рассматривая его информационную сторону и блики на ней, а затем неожиданно произнёс:

– Я хочу пройти через нейрокоррекцию второго уровня, но не желаю, чтобы это стало достоянием общественности, – он испытующе посмотрел на Ясона. – Ты можешь мне в этом помочь?

Первый Консул спокойно смотрел в глаза друга около минуты, потом на вдохе сказал:

– Значит я прав… Разумеется, Рауль, я могу тебе в этом помочь. Но я хочу, чтобы ты хорошо подумал. Нейрокоррекция – дело серьезное. Ответь мне сначала, – блонди взял бокал и повертел в руках, задумчиво рассматривая вино в нем, – это из-за Катце?

Рауль Эм позволил себе тяжело вздохнуть и, наконец, положил диск на место. «Отлично, ещё немного и об этом будет знать весь Эос». В отличие от Ясона Эм не был заинтересован в демонстрации своего любовника, коим, Катце всё же был – признаемся честно. Советник встал перед диллемой: рассказать Ясону? Не всё, конечно, хотя бы часть… Или же промолчать? Консул решил повременить с ответом и поступить не совсем вежливо, отвечая вопросом на вопрос:

– Что заставило тебя так думать? – невозмутимо проговорил он, но не раздражённо холодно, как ответил бы любому другому.

– Твоя несдержанность, – твердо ответил Ясон. – Видишь ли, мне не очень понятен сам факт агрессии в отношении Катце… Мало того, что ты ошибся в выводах на счет него, и был не прав – разговор пока не об этом – но что тебе мешало отдать его в руки полицейских? У тебя перчатки в крови. С каких это пор Второй Консул Амои марает руки о монгрела?

Внимательный и пристальный взгляд устремился на Эма.

– Мы с тобой друзья, Рауль. В свете этого, я был бы весьма признателен тебе, если бы ты несколько прояснил ситуацию.

Блонди мысленно поморщился – иметь в своих друзьях Первого Консула, конечно, не так плохо, но и на счёт его проницательности тоже следовало бы не забывать… «Точно пора на нейрокоррекцию, – уже в который раз решил Эм. – Если подобное будет продолжаться, я сойду с ума…»

– Он предатель, – Консул произнёс это как истину, – и заслуживает наказания. Увы, я позволил себе слишком многое, – Рауль чуть склонил голову, – поэтому и хочу пройти через нейрокоррекцию сам, добровольно. Блонди не должны вести себя, – небольшая пауза, будто собираясь с мыслями, – подобным образом.

Внезапно Советник почувствовал в речи Ясона какую-то оговорку, что-то важное, скрытое под быстрым тоном слов:

– В каких выводах на счёт Катце я ошибся, не уточнишь? – Эм, пожалуй, излишне внимательно смотрел на Минка.

Ясон откинулся на спинку сидения и закинул ногу на ногу. Нахмурившись, он сделал глоток вина и поставил его на стол – пить Первый Консул больше не собирался. Он словно сомневался: говорить или нет? А может – подбирал слова.

– Информацию о планах Федерации мне передал Катце четыре часа назад, – спокойно начал блонди. – В ней содержатся точные сведения о покушении на… меня, и план государственного переворота. Разумеется, принимать меры пришлось сразу. У меня даже не было времени оповестить тебя. Надеюсь, ты простишь мне эту маленькую задержку – в таких вопросах доверять нельзя никаким средствам связи, кроме как – встретится лично. Разумеется, меня сразу заинтересовал источник информации и Катце назвал имя некоего Айджи Бруно. Он был доставлен в Танагуру из Космопорта сразу же – тайно, без лишнего шума. Мне было уже интересно. Сначала происходит утечка информации у нас, потом – я узнаю о предстоящем перевороте. Я не верю в случайности, Рауль. – Ясон слабо улыбнулся: – Впрочем, я не ожидал, что при аресте Бруно у него обнаружится это, – Первый Консул достал из бара синюю полупрозрачную папку, в которой без труда можно было узнать похищенные документы, и положил их перед Раулем.

Эм прослушал этот монолог молча, не двигаясь и никак не реагируя на поступающую, надо сказать, весьма неожиданную информацию. Предчувствие оправдалось. Целиком и полностью. Катце невиновен.

Рауль на автомате взял документы и пролистал папку, не особо понимая о чём там говорится.

«Я сорвался на монгрела. На невиновного в измене монгрела. На своего бывшего любовника-монгрела, я Блонди». Последнее изречение категорически не желало связываться со всеми предыдущими. «Так больше нельзя».

– Нужно наладить связь, – бесстрастно проговорил Эм, – в следующий раз могут пострадать нужные люди.

– Это шахматная партия, Рауль. Невредимым на доске должен оказаться только король, – со странной интонацией произнес Ясон. – Ферзь, конь, слон, и даже королева – этими фигурами жертвуют, Рауль. Эту партию мы выиграем, отчасти благодаря прекрасно инсценированному предательству Катце. Я лично допрашивал Бруно… Он много интересного рассказал перед смертью. – Ясон склонил голову на бок, внимательно следя за реакцией друга. – Например, мне понравилась его версия шантажа Катце. Весьма самоуверенный тип. В бреду уже болтал что попало, но… Мне не было бы интересно, не коснись дело тебя. Но если ты не готов узнать цену, и Катце тебе не нужен и не интересен, то не стоит слушать такие вещи.

Ясон не иронизировал – он был очень серьезен, понимая, что говорить со Вторым Консулом Амои о чувствах монгрела – абсурд. Минк предоставил другу самому выбирать между «да» и «нет».

Эм играл в шахматы превосходно, но вот становиться одной из фигур у него желания не было. Впрочем, так же не было желания видеть в роли фигуры одного человека. Теперь он это понимал совершенно точно. Катце и документы послужили своеобразной приманкой, пусть и не специально, и на эту приманку удалось попасться даже ему – Второму Консулу Амои.

«Неплохо сработано, монгрел, – уже в который раз за этот день подумал блонди. – Боюсь, я снова ошибся: чему-то ты всё же научился».

Советник заставил себя оторвать взгляд от обивки машины и взглянул на Ясона:

– Я хочу знать всё об этом деле, даже мельчайшие детали, – твёрдо проговорил он. «Это поможет мне укрепиться в решении о нейрокоррекции…»

Помимо привычного спокойствия в глазах Консула было что-то непривычное, странное, уж слишком похожее на сожаление. Но сожаление о чём – вопрос.

– Иногда сложно скрывать очевидные вещи. Бруно знал, что Катце – мое доверенное лицо на черном рынке и в Танагуре человек не последний. Мне неприятно признавать, что федералы не настолько тупы, как мне казалось, – Ясон скрестил руки на груди и пожал плечами, выражая этим жестом то ли удивление, то ли то, что сама мысль об умных и предприимчивых шпионах Федерации ему отвратительна. – Бруно сказал Катце, что у него есть важные сведения, касающиеся покушения на одного из Консулов Амои, и он желает их подороже продать. Схемы наших последних разработок в системе Гевер ушли бы за сказочно баснословную цену. Разумеется, Катце не мог игнорировать это, тем более что Бруно предоставил ему некую аудиозапись, где неизвестные люди обсуждали план покушения. Естественно ни имя Консула, ни место, ни время покушения в этой записи не было. Остальную информацию можно было получить только в обмен на эти, – Ясон указал взглядом на папку, – сведения. Почему Катце пошел на такой риск, для меня было почти загадкой до тех пор, пока этот жалкий человечишка не прохрипел: «… он аж побелел, когда я сказал ему, что возможно это будет Второй Консул Амои… Он сразу на все согласился». – Ясон вздохнул. – Катце мог и не рисковать своей жизнью, Рауль. Он мог вообще не вмешиваться в это дело, но вмешался. Не думаю, что он сделал это ради «преданности бывшему хозяину», хотя эта мысль была бы мне приятна.

Ясон уже давно закончил говорить, а Эм не мог, да и не хотел ничего комментировать – всё было понятно без слов. «Хорошо, что Бруно уже мёртв. Ему несказанно повезло в этом».

Эм взял бокал с недопитым вином и осушил его одним глотком – надо было о многом подумать, но делать это на трезвую голову не стоило точно. Впервые в жизни Советнику не хотелось ничего загадывать или планировать заранее, появилось стойкое желание не видеть и не слышать никого в течение долгого времени, а лучше просто удалить ту часть воспоминаний, где каким-либо образом нарушались запреты Юпитер. К счастью, последний вариант более реален и просто необходим – блонди не должны, не имеют права чувствовать. Ничего.

Когда молчание стало натянутым, Рауль тихо, но твёрдо произнёс:

– Надеюсь, тебе теперь не нужно объяснять мотивы моих действий по решению пройти через нейрокоррецию. Я целиком и полностью уверен в том, что она мне необходима, я не могу рисковать стольким из-за сбоя в системе.

– Что ж, Рауль, – Ясон тяжело вздохнул, – если ты так решил… Разумеется, мне не нужно объяснять причин.

Первый Консул опустил глаза и о чем-то задумался. Смешно, но сейчас он испытывал к Катце нечто похожее на жалость. Рауль действительно был неравнодушен к нему, но все для себя решил. Что ж, монгрелу не повезло – не его день сегодня, видимо. У Ясона с Рики были сложные отношения, и проблем у Минка из-за этого хватало, но он никогда бы не пошел на нейрокорекцию – скорее бросил бы пост Первого Консула и сбежал с планеты, прихватив с собой любимую игрушку. Такие мысли вызвали на лице подобие слабой улыбки, сильно смахивающей на грусть. В некотором роде он даже завидовал Раулю: суметь отказаться от того, кто любит тебя больше жизни. Если бы Рики хоть на десятую долю относился к нему так же, как Катце к Эму, Ясон бы был счастлив.

– После того, как мы разберемся с федералами, Рауль, – Ясон поднял глаза – взгляд его был холодным, – я сделаю то, о чем ты меня просишь.

Советник твёрдо кивнул и, не прощаясь, покинул машину Первого Консула, захватив с собой злосчастные документы. Перед ним сейчас стоял один-единственный вопрос: предупреждать ли Катце о планируемой нейрокоррекции или же оставить всё как есть? «Нет, – решил Эм уже через мгновение, – сказать необходимо – мне не нужны проблемы в…следующей жизни». Такая странная формулировка вызвала у Второго Консула непроизвольную улыбку – он никогда не верил в то, что после смерти что-то есть.

Сев в свою машину, он приказал ехать в Эос. «Сначала федералы, затем Катце», – справедливо рассудил он, помня о том, что монгрелу ещё предстоит длительный курс лечения после его «допроса» с пристрастием. Воспоминания о грязной камере и событиях, произошедших в ней, в очередной раз заставили поморщиться и укрепиться в желании избавления от них.

* * *

Покушение прошло великолепно! – разумеется, для Первого Консула Амои. Для федералов же всё закончилось довольно плачевно. Да и нельзя было ожидать чего-либо другого после «чистосердечного» признания Бруно – все карты его игроков были биты ещё до того, как попали им в руки, потому что обычным людям при наличии нужной информации противостоять логическому анализу блонди невозможно. Вот в этом Федерация и ошиблась.

«Ничего, им полезно, – усмехался Второй Консул, наблюдая за тем, как под лазерным дождём охраны Эос падают снайперы. – В будущем будут более осторожными».

Отряхнув и без того идеально чистый сьют, Советник проводил спешащего (известно к кому) Ясона до машины и после довольно серьезного разговора с ним, касающегося его безопасности, сел в свою. Неприятный осадок от недавнего спора с Минком был полностью стёрт прекрасно сработанной операцией и настроение, на удивление было вполне приемлемым. Ехать в свои апартаменты совершенно не хотелось, на работу тем более. Недолго подумав, блонди отдал достаточно странный приказ: ехать на побережье. Зачем? Он сам не знал ответа на этот вопрос, у всех время от времени появляется тяга к тому, что даёт успокоение, а холодный морской ветер и брызги волн всегда действовали подобно релаксанту, а то и значительно лучше него.

Водитель не скрыл своего удивления и уточнил место назначения.

Эм внутренне вздохнул: «Неужели ему придётся повторять всё? Катце лишних вопросов не задавал…» Рауль быстро одёрнул себя, осознав, о ком подумал. Увы, это было практически неизбежно – день за днём с момента их последней встречи в той камере мысли блонди упорно возвращались к монгрелу с длиной рыжей чёлкой и шрамом на левой щеке, причём мысли разные. Сразу же после госпитализации Катце, Рауль поехал в лабораторию и на целый день закрылся там – не отвечая ни на какие звонки или стук в дверь, он с тщательностью продумал и заново проанализировал все события, мысли после того – самого первого вечера, когда он и принял решение начать эксперимент. Блонди раз за разом отметал всевозможные эмоциональные решения, пытаясь понять ситуацию с помощью разума, но уже скоро был вынужден признать, что с самого начала он руководствовался, скорее, собственными желаниями, нежели научным интересом. Да, Второй Консул Амои, как и её Первый Консул, поддался этой болезни, этому чувству… Уже после первых двух визитов Катце в его лабораторию монгрел перестал быть просто рабочим экземпляром – явным подтверждением тому служило это безумство – этот поцелуй на кушетке в лаборатории… И всё. Это был конец здравому смыслу. Сейчас Рауль точно понимал, что в ту ночь в квартире монгрела он уже был болен, а иначе вообще не пришёл бы туда, ведь секс ради эксперимента к тому моменту уже закончился, и глупо было ожидать чего-то другого, но другое случилось – и Рауль был вынужден бежать. Хоть блонди и были машинами, от человеческих чувств им не удалось укрыться, но чувства чужеродны для Элиты, а когда сознание чего-либо не понимает оно бежит от этого – простой закон природы.

«Нужно покончить с этим, – уже в который раз думал Рауль, смотря на пробегающие за окнами огни города, – нужно с ним поговорить».

Водитель остановил машину на песке пляжа и выжидательно замер в ожидании приказа.

– Езжай в Эос, – раздался невозмутимый голос и водитель удивлённо обернулся, – я позвоню, когда закончу…

Не дожидаясь ответа человека, Эм вышел из машины и пошёл в направлении воды.

Песчаная коса казалась темно-рыжей в лучах заката – морские волны с тихим шелестом накатывали на нее и неизменно отступали, чтобы снова и снова вернуться и снова охватить тягучей тоской человека, чья высокая фигура виднелась вдалеке.

Катце стоял у самой воды так, что волны изредка касались краешком пены его туфель. Сунув руки в карманы, он задумчиво смотрел на солнце и совсем не замечал приближающейся к нему человека.

Блонди обошёл песчаный холм и перед ним предстал океан, холодный солёный ветер в лицо и медленно опускающееся в воду солнце. Было бы идеально, но в этой картине имелся один изъян – стоящий прямо у кромки воды человек. «Что этому несчастному здесь понадобилось?» – в миг нахлынуло раздражение, и Рауль не снижая шага пошёл прямо к тому месту, где стоял неизвестный. Советник справедливо предполагал, что увидев здесь Блонди, человек тут же уйдёт, но чем ближе он подходил, тем яснее понимал: похоже, уйти придётся ему. Прямо перед ним стоял никто иной, а Катце. «Уйти незамеченным? Вернуться и позвонить водителю? Или всё же подойти?» – вариантов была масса и ни один из них не представлялся идеальным. Рауль знал, что монгрела выписали из клиники – он лично следил за состоянием его здоровья, но встретиться так быстро он не рассчитывал. «Всё равно придётся когда-нибудь сказать, – неожиданно для самого себя принял решение Эм, – так почему не сегодня?»

– Вечера, Катце, – произнёс он тихо, подходя ближе и становясь рядом с монгрелом. – Как твоё самочувствие? – простая дань вежливости.

Словно ледяные тиски охватили монгрела от этого голоса, сердце в груди на миг остановилось, а потом, сорвавшись, стало биться часто и ощутимо – будто хотело вырваться из груди. Едва Катце очнулся в клинике, он был шокирован не столько своими ранами, сколько тем, что жив. Черепно-мозговая травма, перелом ребер – так для него закончился последний разговор с Раулем. Долгое выздоровление и пустота пришли позже, вместе с разочарованием – Катце было жаль, что Рауль не убил его, потому, что сердечные раны не то что заживать, но даже затягиваться не хотели.

Дилер медленно повернулся и мягко посмотрел в красивые зеленые глаза.

– Благодарю, господин Эм… – глупая пауза. – Все хорошо.

Маленькая ложь во благо – Катце не стремился выказывать характера или таким образом признавать их неравенство – это была даже не вежливость. Все было намного проще – монгрел не держал зла на Рауля, понимая, что тот поступил так, как требовала честь Блонди. Эм ведь не узнал причин его поступка – Катце твердо помнил, что ничего не сказал на допросе. Впрочем, даже если бы и сказал – ничего бы не изменилось – было бы только хуже.

«Опять соврал, ну да ладно, пусть будет так, раз ему удобнее лгать…» Блонди неощутимо для себя уже делал уступки тому, от кого собирался отказаться. Находиться рядом с монгрелом было…странно – неспокойно, но вместе с тем как-то уютно, словно его взгляд грел душу Эма.

– Почему ты не сказал мне тогда о мотивах своих действий? – не стал долго ходить вокруг да около Рауль. – Неужели бы твоя смерть того стоила? – он наконец оторвал взгляд от лица монгрела и посмотрел прямо перед собой.

Катце смутил вопрос Рауля. «Он знает? – промелькнула мысль и сменилась последующим удивлением: – Откуда? Как? Не может быть…»

– Стоила… Мне это было нужно больше, чем кому либо, наверное, – дилер все так же смотрел на Рауля – беззлобно, улавливая все, что ему позволяла ситуация – правильный отточенный профиль, мягкость губ, золотой блеск волос в которых запуталось непослушное солнце. Голос Катце стал совсем тихим: – Я боялся, что ты не поймешь… Прости меня.

На губах блонди появилась кривая улыбка, почти уродующая идеальное лицо:

– Больше всего, как оказалось, это нужно было Ясону. А вот если бы твои подозрения оправдались и предстоящей жертвой был я, то заинтересованной стороной выступил, соответственно, я…

Рауль сжал пальцы в кулак – почему-то нестерпимо хотелось снять перчатки, они будто не давали коже вздохнуть, почувствовать порывы солёного ветра с моря. Но лишний раз пугать Катце он не собирался, поэтому смирился с временным неудобством и заставил себя расслабить кисть руки.

– Я многое могу понять, Катце, – снова заговорил он через некоторое время, – к твоему сведению…и тебе бы в той ситуации поверил, хочешь: верь, хочешь – нет, – эти слова слетели с языка слишком просто, но блонди и не жалел о них.

– Я верю, – тихо выдохнул монгрел, испытывая странное желание сделать шаг ближе. – Сейчас верю, а тогда было просто страшно. – Дилер усмехнулся, и глубоко вздохнув, снова посмотрел на закат. – Я столько ошибок наделал, что одной больше – одной меньше, уже не имеет никакого значения. Просто я вдруг забыл, что я монгрел и захотел равенства. Я расплатился за собственную глупость, Рауль. Но если бы мне опять пришлось выбирать, я поступил бы так же, потому что…

Катце вдруг замолчал – этот откровенный разговор начинал уже выходить за рамки. У Рауля был любовник… Блонди не нужен монгрел со шрамом… В груди Катце все сжалось – нет, это была не ревность, просто он хотел и думал, что Рауль счастлив без него, лишь это удерживало Катце от признания. Как тяжело ему давались такие моменты – хуже любой пытки и одиночества.

Поджав губы, дилер взглянул на мокрый песок под ногами.

– Почему? – незамедлительно заметив недоговорку, спросил Рауль, поворачиваясь к Катце так, чтобы оказаться практически лицом к лицу. – Сейчас, когда ты всё знаешь…ты бы повторил прошлые ошибки? – почти удивление в голосе. – Ради чего, Катце?..

Блонди проигнорировал и преступное заявление о желании быть на равных, хотя это и не было для него неожиданностью, и то, что почему-то сейчас монгрел ему верил… Что же изменилось с того раза?

Катце был близко, и Эму слишком сильно тянуло прикоснуться к нему, отвести с лица чёлку, провести кончиками пальцев по губам. Он вдруг чётко осознал, что очень давно не притрагивался к нему подобным образом – как раз с той самой ночи в его квартире. Едва заметным движением головы Эм отогнал непрошенные мысли. «Этого лучше уже никогда не вспоминать».

– Ты боишься меня? – внимательно смотря дилеру в глаза, спросил Консул.

– Нет… То есть – да… – неуверенно ответил тот. – Я не знаю, Рауль.

Монгрел был словно очарован близостью Эма – последние месяцы одиночества убивали его. Он умирал медленно и мучительно, как раненый зверь. Сейчас казалось, что ничего этого не было – Рауль стоял так близко и Катце чувствовал его запах, его тепло. А может быть, он был пьян от шума прибоя и этого нереального уже заката, от близости, о которой он давненько и мечтать себе не позволял. Грубость Рауля была лучше, потому что давала возможность балансировать на грани, молчать о чувствах. Нежного Рауля Катце и вправду боялся почти панически – монгрел переставал контролировать ситуацию.

Губы дилера дрогнули, голова закружилась. Катце не смог скрыть ни волнения, ни безумной нежности во взгляде.

– Я… люблю тебя, – совсем тихо. – Это единственное, что объясняет мои поступки, и в чем я уверен…

Больше Катце не смог ничего сказать. Странное напряжение парализовало его, едва он четко осознал, что стоит на берегу моря и признается в любви Второму Консулу Амои… Нет, не Консулу, не Блонди – Раулю – тому самому, который был с ним нежным и жестоким, тому самому, который научил его боятся и преодолевать страх перед собственными желаниями, тому самому, который смог дотянуться до сердца Катце и творить с ним чудеса – заставляя то замирать, то бешено колотиться, то изнывать от дикой боли. Катце ждал презрительной ухмылки или вспышки гнева – это было вполне в духе Рауля, но он больше не мог молчать. Монгрелу вдруг стало легче – словно с его груди упал тяжелый камень. Катце приготовился к холодности и циничности, к долгому рассказу о Стоуне или о том, что монгрелы – глупые, раз умеют нести такую чушь. Он готов – он вынесет этот удар, а потом – когда Рауль уйдет… смысла жить уже не останется.

У Эма на миг перестало биться сердце, а еще через миг на лице появилось хмурое сосредоточенное выражение. Произошло то, чего он опасался и чего в тайне желал с самого начала «эксперимента». Ему хотелось того же, что было у Ясона – полной эмоциональной зависимости от него души монгрела, фактической невозможности того жить без хозяина, и вот теперь это есть у него – Катце был готов отдать свою жизнь, да и сейчас отдаст, если возникнет такая необходимость. Сбылось то, чего Рауль желал. Он счастлив? Доволен? Нет. Не совсем… Советник ничего уже не понимал в своих чувствах. Катце любил его и в то же время боялся… А Рауль? Да, он любил этого монгрела в своём понимании этого чувства – дилер был ему дорог, от него практически нельзя было отказаться, но чувства наносят вред блонди и той структуре, в которой они находятся. А Второй Консул Амои не может рисковать стольким из-за своей слабости.

Рауль молча сократил расстояние между ним и Катце до минимума и, уступая себе, возможно в последний раз, осторожно отвёл непослушную рыжую чёлку с лица, стараясь не коснуться кожи пальцами и одновременно проклиная тонкие перчатки за невозможность почувствовать тепло.

– Не волнуйся, – через длинную паузу, сказал он, – я больше тебя не побеспокою. По крайней мере с этой стороны жизни. Это лучший выход и для тебя, и для меня.

Блонди чуть улыбнулся, полагая, что логическую цепочку монгрел достроит сам и слова о нейрокоррекции так и не прозвучат.

Это было хуже, чем отказ, хуже, чем злоба и холодность – говорить таким мягким голосом о том, что больше не будет никогда и ничего, и при этом стоять так близко, так нежно прикасаться. Катце уже смирился с тем, что Рауль предпочел ему Стоуна, но сейчас интуитивно чувствовал, что Стоун здесь не причем.

– Для меня нет выхода, Рауль, – монгрел почти незаметно поддался вперед, перемешивая дыхания – словно целую жизнь ждал этой близости. До сумасшествия оставалось только коснуться губами губ, и провалится в омут своих чувств – таких сильных, что хотелось кричать. – Когда-то я думал, что если ты оставишь меня в покое, то я буду счастлив, а когда это произошло – стало только хуже. Жизнь без тебя мне не нужна, Рауль, даже если она спокойна и привычна, полна благополучия. В ней никогда не будет радости. Но если тебе будет лучше без меня… – Катце неотрывно смотрел в глаза любимого, улавливая малейшие эмоции – как бы глупо это не звучало – но сам он не замечал, что бледен, что его глубокая печаль въелась в лицо и ее уже невозможно удержать в мнимых рамках спокойствия. – Все будет так, как захочешь ты… И мое сердце, и я сам – это все будет принадлежать тебе до моего последнего вздоха. Не слишком много для блонди… Мне не сравнится со Стоуном, но если бы я мог… Если бы я мог, Рауль… Я не отдал бы тебя ни обстоятельствам, ни другому, ни смерти…

Катце говорил тихо, тяжело дыша, едва понимая, что все это не сон. И все же не переступая установленных границ. В глазах Блонди монгрел всегда остается монгрелом – с этим нельзя ничего сделать – а значит – не обнимать, не целовать, не хотеть.

Рауль Эм стоял на песке возле океана и не знал, что ему сказать, да и не хотел ничего говорить – любые слова сейчас были лишними, кроме одних – встречного признания в любви, но блонди скорее отправится на нейрокоррекцию, чем произнесёт это. Но себе самому Рауль уже признался: он любит Катце, и теперь ещё больше боится его потерять, почти наравне с тем, как боится потерять себя.

Молчание не могло длиться слишком долго, Эм так и не заставил себя ни убрать руку от волос монгрела, ни отойти назад, чтобы не находиться в такой близости от греха, чтобы снова не сорваться. Но ситуация требовала развития и находиться в подвешенном состоянии дольше уже было нельзя, поэтому блонди сделал то, что хотел с самого начала разговора – просто молча притянул к себе Катце и легко обнял, положив одну свою руку ему на талию, а вторую с волос переместив на шею.

– Нельзя мне такое говорить, Катце, – тихо произнёс он, спустя несколько секунд, – я могу использовать это против тебя, – едва слышная грустная усмешка в голосе.

Было удивительно спокойно стоять вот так – обнявшись на берегу океана и почти ни о чём не думать. Глубоко и ровно вздохнув, Рауль положил подбородок на голову монгрела и прикрыл глаза. Что-то говорить, куда-то идти или, того хуже, отстраняться, совершенно не хотелось. Сейчас блонди искренне желал остановки времени.

– Используй, – Катце прижимался к Раулю, дрожа всем телом.

Делай, что хочешь со мной, только не уходи. Ссылай – я переживу, я буду сильным, только не забывай совсем. Бей – я стерплю, только не мучай мою душу. Спи с кем хочешь – я слово тебе поперек не скажу, не упрекну, только приходи иногда – хотя бы иногда. Я стану послушным и покорным, только не отпускай меня сейчас, Рауль. Пожалуйста.

Мысли текли размерено и лениво, а тело насквозь пронизывали волны нежного тепла. Катце уткнулся лбом в грудь Рауля, и вдыхал его аромат – он дышал им и уже был счастлив. Великая сила любви состоит в том, что она не требует ничего, но то, что ей отдают, превозносит над всем. Эти несколько минут счастья Катце выстрадал – сейчас его Рауль, его божество было рядом с ним и не сердилось ни на что. Счастье. На большее он и не рассчитывал.

– Я не стану возражать.

– А если стану возражать я? – не размыкая объятий, прошептал Эм. – Что тогда ты на это скажешь?

Рауль понимал, что сейчас, в этой ситуации не сказать о предстоящей операции просто нельзя, но не мог пока найти слов. «Что с ним будет?» – Второго Консула никогда особо не интересовал ответ на этот вопрос, тем более, если под «ним» понимался кто-то другой – любой человек, пожалуй, кроме Ясона, как главы планеты – но сейчас появился тот, чья судьба была Эму не безразлична, и нужно было что-то решать. «Может быть ему иммигрировать? – возникла непростая идея. – Но один он не захочет…а я не могу…пока не могу оставить здесь всё» – оговорка принесла ещё большие сомнения в собственном здравии и ещё больше утвердила в желании прекратить всё это. Но сказать Катце напрямую о нейрокоррекции нельзя – слишком сложно потом будет от неё отказаться, так что остаётся одно.

– Ты сможешь отдать эту ночь мне? – тихо, не показывая эмоций, но с промелькнувшей в голосе свободой действий спросил блонди. Рауль знал, что шансы того, что монгрел откажется, равны нулю, но всё же дал право выбора, в конце концов, он опять мог ошибиться.

Катце немного отстранился и снова взглянул в зеленые глаза.

– Все, что захочешь… и когда захочешь, – грустная улыбка.

Дилер мог бы и жизнь отдать, не задумываясь, и ночь… и сотни ночей. Его сейчас не интересовало: почему Рауль не со Стоуном, что будет завтра, для чего все это Эму нужно? Главное, что они вместе, пусть и на одну ночь. В сердце застряла боль – словно какая-то острая заноза – Катце понимал, что он не сможет жить без Рауля.

«Это мой последний день жизни», – вдруг отчетливо промелькнуло в голове и, Катце осторожно положил ладони на плечи Рауля.