Текст книги "Где эльфа последнего дом. Дитя во тьме (СИ)"

Автор книги: Джин Соул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

========== Пролог ==========

Было это, как принято говорить, давным-давно. Никто не знает, сколько людских жизней минуло с тех пор, – тысяча или тысячи тысяч. В летописях тех времён не велось указывать даты, но, видно, произошло это в Эльфийскую эпоху, в самом её конце.

Мир тогда был иной, нежели сейчас. Посреди пустынных земель или в небо уходящих вершинами гор ютились сотни небольших княжеств и королевств, между которыми нередко вспыхивали войны, так что без оружия дом не покидали.

Время было неспокойное и чудное, самое раздолье для нечисти! Дракон в небе никого не удивил бы, что уж говорить о гномах или гоблинах. Услышал легенду о чём-нибудь – и встретился с этим в реальной жизни, буквально завернув за угол: приморские города кишели чужестранцами.

Но один народ, о котором слагалось немало легенд, не спешил показываться на глаза. Каждый хотя бы раз слышал о нём, но встречей похвастаться не мог. Так что непонятно, отчего эпоха называлась «эльфийской», если уж эльфов никто никогда не видел. И века не прошло, а эльфы уже стали считаться сказочными персонажами. Впрочем, это не значило, что их на самом деле не существовало: мир не имел к ним никакого отношения до поры до времени, и они к нему тоже не имели никакого отношения.

Эльфийская ветвь жила в маленькой стране, закрытой от внешнего мира стенами высоких гор и собственных запретов, и совсем не хотела, чтобы её трогали. Её и не трогали, не было её ни на одной карте Большого Мира – нет и сейчас.

Жили эльфы в процветании тысячи и тысячи лет, но время эльфийского могущества всё-таки кончилось. Говорят, что так было предначертано, да стоит ли верить разговорам?

Первый Король эльфов Оберон создал чудесную страну для своего народа, но он же предрёк ей гибель, ибо волшебство эльфов не знает границ, он мог и будущее предвидеть. Сказал он тогда: «Погибнет эта страна, но род мой не угаснет! Останется один побег, каким бы слабым он ни был, и от него пойдёт новая ветвь». Так и случилось.

За тысячелетия безмятежной жизни эльфы забыли наставления Оберона: переврали собственную историю, втиснули жизнь в рамки бессмысленных Законов, окружили себя Тайнами. Они переродились, и их золотая кровь стала темнеть, век за веком истачивалась золотая эльфийская сущность. Наконец, на трон взошли те, кто не имел на него никакого права, и уже никто не помнил имя Первого Короля. И тогда Колесо Времени закрутилось стократ быстрее.

С эльфами – не со всеми, с теми, в ком кровь Оберона была всё ещё сильна, – начали происходить странные вещи. Их вдруг охватывала тоска по дальним странам, и они уходили во Внешний Мир, многие уже не возвращались, а вернувшиеся превращались в изгоев: повидав чужедальние страны, они уже не могли их забыть и снова уходили. А кого и изгоняли из племени, опасаясь, что они могут нарушить заведённый порядок вещей, ведь во время странствий многие вспоминали об Истинном Короле и его заветах, а то считалось ересью (стараниями нового короля).

Так эльфийская ветвь вырождалась – пока не засохла, и уже ничто не могло спасти страну от гибели. Но этому ещё предстояло произойти.

А пока, в самом конце Эльфийской эпохи, в маленькой волшебной стране, затерянной среди высоких гор, очнулся от тысячелетнего сна ещё один эльф – совсем ещё мальчишка, на долю которого выпали тяжёлые испытания. И с его пробуждением и закончилась легендарная Эльфийская эпоха, но началась новая. А быть может, она всего лишь послужила продолжением прежней…

========== Дитя во тьме. Часть 1 ==========

– Камир? Камир! – тщетно звала Сэлма сына, стоя на крыльце уютного домика.

Впереди расстилались бесконечные луга с ароматными травами, и ветерок гнал по ним зелёные волны, иногда поднимая в воздух пушистые зонтики одуванчиков, затерявшихся где-то посреди этой зелени.

Ветерок ударил в лицо, женщина придержала рукой взвившиеся золотистые волосы, заправила их за острые уши и прикрыла глаза, невольно наслаждаясь тёплым поцелуем весны. Тонкое платье облегало её стройный стан, всё ещё стройный, несмотря на порядочный возраст: Сэлме было за полтысячи лет, и возраст лишь едва коснулся её лица, рассыпав в золоте глаз серебряные искры, – как и всегда случалось с эльфами, разменявшими пятую сотню.

На её зов никто не откликнулся. Эльфийка вздохнула, осуждающе покачала головой и ушла в дом, бормоча упрёки в адрес сына, безмятежно проводящего где-то время и совсем забывшего о домашних хлопотах: Сэлма вдовствовала, и сын был для неё единственной подмогой. Ветерок скоро донёс нежный, почти звенящий звук арфы, но женщина его уже не слышала, гремя посудой на маленькой кухоньке.

Ветерок огорчился и вернулся обратно, возвращая звук арфы тихим эхом во фруктовую рощицу, где под сенью листвы на изящной стеклянной скамейке сидели двое – молодой эльф и юная эльфийка, оба совсем ещё дети: всего-то по сто шестьдесят лет!

Эльф был высок, но изящно и ладно скроен, как и все эльфы. Кожа его отливала золотом, вьющиеся волосы цвета спелой пшеницы спускались с плеч, закрывая острые от природы углы ушей, лучистые глаза цвета перванш поблескивали золотыми искрами. Пожалуй, эльф был красив, – все эльфы красивы, так уж заведено им рождаться, – но в нём ещё сквозило какое-то внутреннее благородство, делая его черты практически идеальными. Даже если бы он был одет в мешковину – и та бы не смогла скрыть его стать, а уж одет эльф был с иголочки: из-под малинового плаща виднелась шёлковая сиреневая рубашка, серые штаны были заправлены в высокие – выше колена – сапоги, небольшие каблучки которых были оправлены серебром. Эльфы никогда не бедствовали, оно и понятно: волшебство давало им неограниченные возможности.

Про юную эльфийку ничего особенного и не скажешь: рыжеглазая и рыжеволосая, немного глупая в силу возраста и первой влюблённости – каждую вторую так можно описать.

Камир (а это был он) придерживал арфу коленом и рассеянно перебирал струны. Арфа, к слову, была из чистого золота, а струны – из солнечных лучей. В этом-то солнечном происхождении струн и таился секрет чудесной эльфийской музыки: она могла зачаровать даже камни.

Эльфийка (Фарра – так её звали) пожирала молодого эльфа взглядом, и на её лице было написано бесконечное обожание его персоны. Может быть, музыка сыграла свою роль, затронув самые сокровенные уголки девичьего сердца, или возраст подошёл – да только влюбилась эльфийка в него по уши! Не заметить этого только бы слепой не заметил, да Камир.

– Как же хорошо ты играешь! – восхитилась девушка.

Эльф отрешённо взглянул на неё. Фарра поняла, что он её и не слышал, занятый собственными мыслями, и терпеливо повторила незатейливый комплимент. Эльф улыбнулся и возразил:

– Да не лучше других, коринна.

Эльфийская речь была затейлива: часто грешили тем, что в общий язык вкручивали старые словечки, которые всё ещё помнились с прежних времён, да потеряли истинный смысл. Прежде так королев называли, а теперь трепали на каждом шагу вместо «сударыни моей».

Спорить с ним Фарра не стала, хотя эльф явно принижал свой талант, попросила только:

– Спой мне что-нибудь.

Камир начал перебирать струны иначе, вздохнул, как будто припоминая что-то, и негромко запел. Голос его, как и у всех эльфов, отдавал звоном, людям такой мог бы показаться даже резким, но для ушей эльфийки был приятен. Пел Камир о спящей долине, над которой встаёт золотое солнце, сияет, и вместе с ним сияет и синий небосвод, а мир встречает новый рассвет и новый день, и пора бы восславить Повелителя Света, если уж он послал в мир своих сияющих слуг, чтобы пробудить спящий мир.

Странная была эта песня! Тем страннее, что солнце в Эльфрисе (так называли эльфы свою страну) всегда светило в небе, и не было здесь ни рассветов, ни закатов, и о Повелителе Света, равно как и о каких-то его слугах, здесь слыхом не слыхали.

– Что за песня… – удивилась Фарра. – Откуда ты её знаешь?

Взгляд эльфа затуманился.

– Слышал на прошлом Празднике Весны. Наверное, где-то есть такие страны…

Он не договорил, помрачнел ещё больше и опять погрузился в одному ему известные размышления.

Фарра робко дотронулась до его плеча:

– Камир, почему ты стал таким?

– Каким?

– Не знаю. Ты всё время о чём-то думаешь, думаешь… или о ком-то? – со страхом добавила она, боясь, что окажется права.

Камир рассмеялся, а эльфийка обиженно наморщила нос. Она-то хотела услышать от него серьёзный ответ, а он опять поднял её на смех! И почему он никогда не относился к ней серьёзно!

– Дурак! – вспыхнула она.

– Ладно, ладно, – поспешно сказал Камир, – не обижайся только! Скажу, раз уж тебе интересно. Я вот думаю, – понизив голос, заговорил он, – какие они, чужедальние страны? Я в одной книжке прочёл, говорят, там есть ночь – это когда вдруг темно становится. И ещё там живут странные существа, не такие как мы.

– Не эльфы? – удивилась девушка.

– Их людьми называют, людьми чужедальних стран. Вот бы там побывать! – Юноша прямо-таки сиял, когда говорил это.

– Зачем? – не поняла Фарра. – Разве тебе здесь плохо живётся?

– Нет! – Эльф смутился, и его кожа засветилась золотом, как это бывает с эльфами при сильном смущении или возмущении. – Мне просто интересно. Эльфы же безвылазно в Эльфрисе, – с досадой сказал он, – а я путешествовать хочу!

Что было страшнее, чем услышать от эльфа слово «путешествие»! Фарра ужаснулась:

– «Путешествовать»? Это же опасно! Неужели ты забыл, что случилось с твоим отцом?!

Камир побледнел:

– Как я могу забыть?.. Да ведь это было простой случайностью! – тут же воспрянул он. – Не верю я, чтобы везде было опасно! Есть и мирные чужедальние страны…

– Дались тебе эти чужедальние страны!

– Но ведь интересно же! – всё больше воодушевляясь, воскликнул эльф. – Как заманчиво увидеть все эти чудеса собственными глазами!

Фарра его воодушевления не оценила и не поняла. Она ещё раз предупредила Камира, чтобы он и думать забыл о таких ужасах, и пригрозила, что расскажет старейшинам, если он снова заведёт об этом разговор. И вообще у неё полно других дел: к примеру, пора разучивать новую песню для праздника, так что глупости ей некогда слушать. На этом и распрощались.

Камир разочарованно посмотрел ей вслед. И она его не поняла. Его вообще никто в этой стране не понимал! Он с отвращением толкнул арфу ногой, обвёл скучающим взглядом трепещущую ветрами зелень. Если бы нашёлся хоть кто-то, с кем бы он мог поговорить о том, что занимало его душу! Неужели зря билось сердце в ожидании чего-то неизведанного?

Это «неизведанное» не замедлило явиться. Оно зашуршало листвой прямо над головой у огорчённого эльфа и слетело к нему в руки – маленькой птичкой, каких Камир никогда не видел: птичка была чёрная, с длинным раздвоенным хвостом, и только на грудке белело пятнышко, похожее на листок клевера. Эльф несколько растерялся, держа её в пригоршнях, и спросил:

– Кто ты?

– Ласточка, – представилась птичка.

В том, что птица разговаривала, не было ничего удивительного: эльфы могли понимать всякое живое существо, да и не живое тоже. А вот тому, что эта странная птица вдруг оказалась здесь, удивиться стоило: перелётные птицы сюда редко залетали – из-за высоких гор опять же и кружащих над их вершинами воздушных потоков.

– Ласточка? – повторил эльф. – Какое странное имя! Никогда не слышал такого в Эльфрисе.

– А я и не из Эльфриса, – возразила птица, – я прилетела из-за моря.

Камир не знал, что такое море. Кроме Озера да пары речушек в Эльфрисе ничего другого не было.

– А что это такое? – с любопытством спросил он.

– Море? Море похоже на небо, такое же синее и бескрайнее. Когда дует ветер, на море поднимаются волны, на их гребнях сверкает ажурная пена, на них отдыхают корабли и морские звери. Моя стая летела над морем к Югу, да буря нас разлучила. Я попала сюда, а стая… Я не знаю, где теперь мои родичи. О, как бы я хотела попасть домой! – горько заключила Ласточка.

– Разве плохо тебе здесь? – Камир невольно повторил вопрос Фарры.

– Хорошо, да за морем лучше.

В глазах эльфа промелькнуло что-то тоскливое, он побледнел и спросил, чувствуя, что на сердце становится всё тяжелее:

– И что же там, за морем?

– Зимою там лежит снег, весною текут ручьи, осенью всё увядает. Там утро сменяет день, а день сменяет ночь, и люди…

– «Люди»? – Эльф оживился. – Ты видела людей? Какие они?

– Люди? – Ласточка ненадолго задумалась. – Они похожи на эльфов, но не так совершенны. Да и живут всего лет шестьдесят.

– Так мало? – ужаснулся Камир. – Неужто их жизнь так коротка?

– Но проживают они за одну жизнь целые тысячи, – отозвалась Ласточка и вспорхнула на дерево. – Если бы ты только видел то, что видела я…

Эльф страшно разволновался. Душа его исполнилась желанием увидеть всё это собственными глазами: таинственный заморский мир манил его, неугасимый огонь жажды приключений загорелся с новой силой в его душе. Как бесконечно мало он знал об этом мире! Как бесконечно много он мог узнать, отправившись в путешествие!

«Решено, – подумал он с силой, – вот после Праздника Весны и отправлюсь!»

Ах, если бы он знал, что его ожидает! Наверняка отказался бы от своих намерений. Но эльф ничего об этом не знал: никто уже из эльфов не мог видеть будущего.

Камир вновь взялся за арфу, но руки у него дрожали, и струны трепетали в ответ, отказываясь издавать звук. Никогда ещё эльф не испытывал подобного волнения: сердце его быстро билось, словно хотело вырваться из груди и улететь вслед за Ласточкой в неведомые страны.

Как бы эльф ни старался, он не мог отвлечься от этих мыслей. А если бы был повнимательнее, то заметил бы, что Ласточка слетела за дерево, перевоплотилась в сверкающую фигуру, в которой совершенно точно угадывалась эльфийская порода, и, улыбнувшись невидимым ртом, истаяла, превращаясь в солнечный свет, струящийся с неба.

========== Дитя во тьме. Часть 2 ==========

Встреча с Ласточкой случилась в день Праздника Весны. С незапамятных времён эльфы его праздновали как раз в канун Весеннего Равноденствия. Собирались все вместе у Озера, пели весёлые песни, плясали вокруг травных костров. Деревья в этот день украшали разноцветными лентами и славили дриад, будто бы живущих в деревьях, но дриад уже сотни лет никто не видел: то ли спали они в своих гибких колыбелях, то ли ушли неведомо куда. Старики ещё помнили времена, когда зеленоволосые девы выскакивали из стволов деревьев и плясали вместе со всеми, а уж молодым это казалось сказками. Но праздник остался, и эль в этот день лился так же, как и тысячи лет назад.

Когда Камир очнулся от мечтательного и тревожного оцепенения и поспешил к Озеру, праздник уже начался. Озеро озарилось кострами, оживилось арфами и свирелями. Эльфийки водили хороводы, эльфы помоложе и вовсе через огонь прыгали, намеренно задевая каблуками угли и взвивая в воздух сотни разноцветных искр, эльфята с весёлым визгом плескались в воде, старики степенно дремали, покачивая головами в такт музыке, прочие танцевали.

Камир отрешённо прошёл мимо арфистов, прошёл бы и мимо длинного стола, растянувшегося между вереницей костров, да его ухватил за локоть Корд, закадычный друг юноши, и воскликнул:

– А, пропажа наша! Как же вовремя нашлась!

Корд был смешливый и шальной, в нём больше других воплотилось эльфийское озорство, и приятели зачастую куролесили вместе, гораздые на выдумки и шутки, чем эльфов постарше приводили в негодование: пристало ли приличным эльфам так себя вести! Недаром же говорили: кудрявая башка горазда до смешка, а ума – с два вершка. А голова у Корда была действительно кудрявая, вся в крутых бараньих завитушках! Правда, в последнее время Камир притих, захваченный непонятными мечтаниями.

– Да и не терялась, – возразил Камир, останавливаясь. – Что придумал?

Корд облокотился о стол, сощурился в насмешливой улыбке.

– Поспорили, – тут он кивнул на остальных смеющихся приятелей, – кто из нас крепче.

– И как будем проверять? – Пожалуй, глаза Камира оживились впервые за последнее время.

Корд сделал вид, что задумался (хотя, зная его, можно было догадаться, что он давным-давно уже всё придумал, а теперь просто игрался):

– А давай соревноваться, кто больше эля выпьет? Если не боишься, конечно, я ведь всё равно выиграю.

– Это мы ещё посмотрим, – коротко возразил Камир, снимая плащ и садясь за стол.

Уже лет двадцать Камира в этом состязании никто победить не мог, и Корд не победил бы. Можно было и не соглашаться, но что-то вдруг всколыхнулось внутри, загорелось, прямо-таки приспичило доказать всем, что его и теперь никто не обойдёт. И желание это было превыше всего, даже возможных последствий.

А эль был прохладный и пенный. Варили его эльфы из ароматных трав и кореньев, щедро сдабривая хмелем и мёдом, хранили в дубовых бочонках, охлаждали в холодных речках. Пьянели от него легко и весело, проспаться после него тоже труда не составляло, так что лился на праздниках эль рекой!

Дейл, общий их приятель, решивший в этом споре судействовать, бухнул на стол две кружки с пенным напитком и объявил:

– Кто за столом усидит – того и победа!

Корд нетерпеливо схватился за кружку:

– Уж эль-то я пить умею!

– Посмотрим, – только и сказал Камир.

Дейл заливисто свистнул, объявляя начало поединка. Молодёжь собралась вокруг, подбадривая и подначивая, подкатывая бочонки и подливая эль в пустеющие кружки. После двенадцатой Корд опьянел и свалился под стол, Камир выпил пятнадцать и за столом усидел. Опьянел, пожалуй, но меньше, чем от себя ожидал: только в ушах зазвенело, да голова немножко вскружилась. Дейл со смехом надел ему на голову венок из хмеля и провозгласил:

– И вот он, Хмельной Король! Давайте выпьем в его честь!

Молодёжь бурно поддержала предложение, подставляя кружки, опрокинулся над ними ещё один бочонок. Камир с готовностью подставил кружку, залпом выпил её, подставил снова, но тут его качнуло, он выронил кружку и сделал несколько шагов от стола. Признаться, почувствовал Камир себя значительно лучше, чем утром: захотелось смеяться и танцевать вместе со всеми. Он кивнул собственным мыслям и, покачиваясь, направился к танцующим. Откуда-то вывернулась Фарра, эльф схватил её за локоть:

– Хочешь потанцевать?

Та с радостью согласилась, но заметила:

– Да ты совсем пьян?

Юноша легко усмехнулся, невидяще посмотрел ей в глаза:

– Вовсе нет!

Они закружились в вихре танца. Фарра искренне радовалась, что он хотя бы так обратил на неё внимание. Камир забыл обо всём. Земля кружилась под ногами, взлетали и потрескивали искры костров. Перед глазами у эльфа вдруг потемнело, а висок нестерпимо заныл. Камир остановился, схватился за голову, задышал тяжело и прерывисто.

– Что с тобой? – испугалась Фарра.

– Голова… закружилась… – помедлив, ответил эльф, выходя из круга танцующих.

Эльфийка побежала за ним.

– Плохо, что ты неправду говоришь! – с укором сказала она.

Эльф добрёл до первого попавшегося деревца, упал на мягкую душистую траву под ним, в тенёчке.

– «Неправду»?

– Ты ведь пьян.

– Да нет же, – возразил эльф, пытаясь хотя бы сесть, но безуспешно.

– Я же вижу.

– Не пьян, – упрямо повторил Камир, постепенно приходя в себя. Эльфы вообще отходчивы. – Да разве опьянеешь с каких-то шестнадцати кружек? Это всё Корд с его спором!

– Шестнадцать? С ума сошёл! – ужаснулась девушка.

– Да уж какой есть… – засмеялся эльф, накрыл глаза ладонями и выдохнул: приятная прохладца в тени кудреватой кроны отрезвляла лучше холодной воды.

Фарра вдруг спросила:

– Камир, когда собираешься к Тайне приобщиться?

Камир был слишком пьян, чтобы понять её встревоженный, но бесконечно любящий взгляд:

– Когда-нибудь. Мне торопиться некуда, всего-то сто шестьдесят лет!

Эльфийка обвила колени руками и задумчиво спросила:

– Как думаешь, в чём она состоит?

– Кто где стоит? – рассеянно переспросил эльф.

Фарра вспыхнула, вышла из себя:

– Тайна! Я о Тайне говорю! А ты совсем отупел от эля!

Выкрикнув это, она убежала. Камир растерянно посмотрел ей вслед, не совсем понимая, с чего это она вдруг на него взъелась. Да, пьян немного, но отчего же злиться? Он пожал плечами, запрокинул голову и стал смотреть в небо.

Небо было яркое, синее, с лазурными просветами облаков, с сияющими всполохами солнца.

«И море наверняка такое же», – вдруг подумал эльф.

Он закрыл глаза и попытался представить себе море. Это ему никак не удавалось: мысли то и дело разбегались, образы путались.

«Эль», – вполне трезво подумал Камир и зевнул. От хмеля в голове (да и на голове) клонило в сон.

Эльф закрыл глаза, но не уснул, вспомнились слова Фарры насчёт Тайны.

Пожалуй, Тайну узнать хотелось. Те, кто желал этого, проходили Обряд, после чего жили вместе, а спустя время у них в доме появлялись эльфята. О том, в чём же эта Тайна заключается, никто не говорил – запрещали. Хочешь узнать – готовься к Обряду!

Но Камир был твёрд в своём решении: «Сначала увижу чужедальние страны, море, а потом приобщусь к Тайне. Вместе с Фаррой, если она, конечно, захочет».

– Почему ты не празднуешь со всеми? – вдруг раздался голос прямо возле его уха.

Эльф вздрогнул, подскочил, открывая глаза, и увидел дриаду, наполовину высунувшуюся из деревца, под которым он лежал. Был бы он потрезвее, удивился бы тому, что увидел. Дриада! Настоящая! Так близко, что рукой дотянуться можно! Когда их уже сто лет никто не видел! Дриада показалась Камиру необыкновенно красивой, ведь у неё были такие чудные зелёные глаза и зеленые же кудреватые волосы, скрывающие от любопытных глаз её наготу.

– Как тебя зовут, коринна? – спросил он, на всякий случай протерев глаза.

Дриада не ответила, но протянула ему тонкую свирель, вырезанную из ветки её же дерева. Свирель и была веткой до того, как коснулась ладони эльфа!

– Сыграешь мне, повелитель мой? – попросила она.

И опять надо бы удивиться, на этот раз – подобному обращению, но эльф только смутился и хотел было сказать, что и играть-то он плохо играет, да и выпил порядочно. Но дриада так открыто и ласково на него посмотрела, что он это сказать не решился – приложил свирель к губам и подул в неё. Раздался красивый, но несколько резковатый звук, оборвался неожиданно и утих, теряясь в летнем зное. Ободренный, эльф подул снова, и полилась над лугами чудесная музыка.

Сам Камир, очарованный ею, забыл обо всём на свете, потерялся в её волнах и уже не замечал, что всё вокруг стихло: не прыгали через костёр эльфы, не танцевали эльфийки, не переговаривались старцы, не плескались в воде эльфята – все стояли и с восхищением слушали его музыку. Даже птицы перестали петь, и ветерок утих, заслушавшись. И среди абсолютной тишины звучала свирель Камира, рождая потрясающую музыку. Она лилась и лилась, то нарастая, то становясь тише, то и вовсе стихая.

По щекам дриады покатились слёзы.

– Золотые уста, серебряные пальцы! – прошептала она, накрывая рот длинными пальцами. – Знал бы ты, что тебя ждёт!

Сказав это, дриада исчезла в дереве. Камир не услышал её слов, он вообще ничего не слышал, кроме музыки. Каждый звук её казался чудом.

Играл он едва ли не несколько часов, потом почувствовал, что нахлынула усталость, а восторг и упоение растаяли как дым. Тогда эльф отнял свирель от губ и только теперь заметил, что все стоят вокруг него и смотрят на него восторженными глазами.

– Что-то случилось? – растерялся Камир.

– Ох, – воскликнул Дейл, – что ж ты до сих пор молчал о том, что играть умеешь!

– Э-э… – промямлил юноша, обводя собравшихся вопросительным взглядом.

Он увидел Фарру – та давно забыла обиду и теперь улыбалась. Он увидел Сэлму – и её взгляд был преисполнен гордости. Он увидел многих – и во всех глазах читалось одно восхищение. Пожалуй, он только теперь понял, какой замечательной вышла его музыка. Ведь среди стоящих вокруг него был и Орсон, старейший эльф в Эльфрисе: ему было полторы тысячи лет. Никто из эльфов не жил столько, а этот прожил. От времени волосы Орсона стали серебряными, как снег на вершинах гор, серебром лучились и мудрые глаза – да ярче сверкали в них сейчас слёзы.

– Даже меня растрогало, – сказал Орсон, – а уж я думал, что всё повидал! Будь ты Королём этого праздника.

И добавив: «Ий-колэнн!», что на староэльфийском означало: «Истинно так!», возложил Орсон со всей торжественностью золотую корону на голову изумлённого и совсем растерявшегося Камира.

Так закончился его последний Праздник Весны.

========== Дитя во тьме. Часть 3 ==========

На следующее утро эльф проснулся совершенно разбитым. У него ужасно болела голова, что неудивительно, учитывая, сколько он выпил накануне: в кружку-то входило не меньше двух пинт эля! Камир дёрнул к себе стоявший подле кровати кувшин, жадными глотками отпил из него порядочно воды, кашлянул и вытер рукавом мокрый рот.

Странно, находился он в своей собственной комнате. Вот только знать бы ещё, как он сюда добрался! Эльф ровным счётом ничего не помнил, вчерашний праздник казался сном, не более.

На подушке рядом с ним лежала свирель, и золотая корона по-прежнему была на его спутанных кудрях – стало быть, не приснилось, на самом деле было. Король праздника – кто бы мог подумать! Но даже это обстоятельство его не слишком волновало: праздник закончился, пора было отправляться в путь, раз уж он для себя всё вчера решил.

Камир встал, потянулся и с какой-то лирической ноткой подумал, что нескоро ещё сюда вернётся.

Наскоро умывшись, он распахнул шкаф и достал новую, ещё ни разу не надёванную одежду: сиреневую рубашку, расшитую серебряными нитями, светлые штаны и плащ, блестящие сапоги. Быстро и бесшумно он переоделся, мельком глянул на себя в зеркало, сбросил с головы корону, пригладил волосы – и только тогда остался доволен.

Ещё он сумку взял, бережно положил в неё свирель, туда же отправил туго набитый мешок с золотом, поскольку в книгах читал, что без золота в чужедальних странах делать нечего даже эльфам. Осталось немного хлеба да фруктов раздобыть на дорогу.

Эльф осторожно выскользнул из комнаты и пробрался на кухню, надеясь, что мать ещё спит. Но Сэлма уже возилась с горшками и сковородками и весьма удивилась столь раннему явлению сына.

– Проснулся уже? – спросила она, усмехаясь и будто намекая на вчерашнюю пирушку.

Тут она заметила, что он при полном параде, и удивилась ещё больше:

– Куда это ты в такую рань собрался?

Камир вздохнул: незамеченным ускользнуть не удалось, придётся объясняться.

– Завтракать будешь? – предложила Сэлма, но тут заметила, что сын непривычно серьёзен, и сама посерьёзнела: – Что это ты выдумал, Камир?

Юноша ответил не сразу. Он отошёл к окну, долго смотрел на растущие подле дома деревья. Они весело шелестели изумрудной листвой, но словно бы осуждающе или предостерегающе качали кронами. Ему вдруг стало стыдно за то, что он хотел убежать, ни с кем не попрощавшись. Лицо его вспыхнуло золотом, на сердце стало горячо.

Осмыслив всё ещё раз, Камир развернулся и, внимательно взглянув во встревоженное лицо матери, ответил:

– Знаешь, я хочу повидать мир. Я отправляюсь в путешествие.

Сэлма беззвучно вскрикнула и тяжело опустилась на стул, роняя руки на колени. Этот взгляд она очень хорошо знала: если Камир что задумал – его никто не остановит. В этом он весь в отца пошёл.

– Я серьёзно, – добавил эльф, опускаясь возле неё на колени, поскольку принял её молчание за недоверие.

Сэлма погладила сына по мягким непослушным волосам, дотронулась до горящей золотом кожи на виске, точно пытаясь запомнить ощущения от прикосновений, и негромко вздохнула. Потом она улыбнулась – через силу – и проговорила:

– Надеюсь, ты будешь себя беречь и не ввяжешься в неприятности? Потом будет поздно раскаиваться.

Юноша обрадовался, что никаких препятствий ему чинить не будут, и уверил:

– Быстренько гляну как там и что и обратно, честное эльфийское.

– И куда думаешь отправиться? – спросила мать.

Эльф замялся, тряхнул головой:

– Э-э… к морю.

– «К морю», – передразнила его эльфийка. – Да ты даже не знаешь, где оно находится, путешественник!

– Да я куда угодно могу перенестись, с моим-то волшебством! – смущённо возразил Камир.

Он был здорово раздосадован на самого себя, что ничего не спланировал. Мать была права, разумеется, а он даже в своё оправдание ничего придумать не мог.

– Запомни-ка хорошенько, что я тебе скажу, – строго сказала Сэлма. – Прежде всего, отправляйся в Тагу – так называется портовый город, туда много кораблей приходит. А оттуда можно отправиться хоть на край света. Не забывай только: нам, эльфам, тот мир неведом, в нём много опасностей. Ты ведь помнишь, что случилось с отцом?

Камир кивнул и пообещал, что будет предельно осторожен, но отчего-то сам своим словам не поверил.

– И когда думаешь поехать?

– Да прямо сейчас.

– А в мешке что?

– Свирель и золото.

Мать покачала головой, положила в мешок хлеба и яблок и дала сыну ещё и маленький зелёный мешочек, стянутый тонкой тесёмкой.

– Возьми, здесь горсть нашей земли да травы.

Камир рассеянно сунул ладанку в карман. К оберегам он относился прохладно, предпочитая полагаться не на помощь духов, а на собственное волшебство (что его скоро и подвело!).

– А Фарра знает о твоём решении? – вдруг спросила мать, внимательно взглянув на сына.

– Да ну! Ей скажешь – потом от неё не отвяжешься, – отмахнулся эльф. – Хочешь – так сама скажи, когда я уйду.

Он поднялся и, стараясь не встречаться с матерью глазами, глухо произнёс:

– Пойду, пожалуй. Чем раньше уйду, тем быстрее вернусь.

Вместе они вышли из дома.

Камир пристальным взглядом обвёл всё вокруг: зелёные равнины, бескрайнее синее небо с двумя светилами, тенистые рощи, небольшие соседские домики… Он постарался ощутить всем своим существом аромат цветов и благоухание трав, услышать звуки далёких весёлых голосов… Эльф не знал, долго ли он будет вдали от дома, поэтому изо всех сил старался запомнить Эльфрис таким, какой он есть сейчас.

В душе его боролись два противоречивых чувства, на какой-то момент юноше даже расхотелось уходить, но всё же дух бродяжничества пересилил дух домоседства.

– К следующему Празднику Весны вернусь, – пообещал Камир, не зная, что ему не суждено было это сделать ни через год, ни через два, ни даже через пятьдесят лет.

Сэлма только вздохнула. Материнское сердце разрывалось, но остановить она его всё равно бы не смогла, так что она лишь заставила его повторить ещё раз, что он вернётся домой через год.

– Элломэль! До скорого! – смущённо пробормотал Камир, неловко целуя мать в щёку.

– Халбэрэль! Попутного ветра и ровных дорог! – отозвалась Сэлма, как требовал того обычай.

Эльф произнёс короткое, но весьма эффективное заклинание и тут же засветился и рассыпался в миллионы золотых и серебряных звёздочек, которые постепенно растаяли в воздухе.

Первый шаг был сделан.

========== Дитя во тьме. Часть 4 ==========