Текст книги "Ведьма с нашего района (СИ)"
Автор книги: Джиллиан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)
Тётя Зина пришла не одна, а с племянницей Катей, угрюмой, словно вечно обиженной, темноволосой девицей, глаза которой поблёскивали от нетерпения. Анюта усадила обеих за низкий стол и предложила чаю. После чего, выждав, пока племянница, неуклюжая и стеснительная, допьёт свой чай, спокойно сказала:
– Кате гадать не буду.
– Как это! – Девица чуть не подскочила на стуле. – Вы не умеете?
– Умею, – бесстрастно сказала Анюта. – Потому и не буду. Дед Николай ведь тоже тебе отказал, не так ли?
– И что? – агрессивно спросила Катя, сверля её уже озлившимися глазищами. – Ну и что, что не гадал? Вы же мне ни разу не гадали!
– Если я тебе погадаю, – медленно сказала Анюта, опуская свою опустевшую чашку на столешницу, – у тебя судьбы не будет. Так дед Николай говорил? Так.
– Анна Сергеевна, – умоляюще обратилась к ней соседка, – вы хоть скажите, почему нельзя-то? Может, хоть разочек, а?
Анюта испытующе взглянула на девушку. Та, насупившись, смотрела в сторону.
– Ты подсела на гадание, – объяснила Анюта. – За год ты несколько раз была у гадалок – и тем самым начисто стёрла многие дороги, которые были тебе открыты в будущем. Теперь пора садиться на диету и прекращать гадание. Иначе – судьбы не будет.
– Значит, если я не буду ходить к гадалкам, я встречу парня и выйду замуж? – оживилась девица.
Анюта молчала, глядя на неё безразлично.
– Ну, хоть это скажите! – потребовала Катя, сжимая кулаки и сощуренными глазами впиваясь в спокойные глаза Анюты. – Это же нетрудно – сказать, что будет!
– Чтобы потом не исполнилось? – жёстко напомнила Анюта.
– Да ладно! – бросила девица уже со злостью. – Скажите уж сразу, что гадать не умеете! А то – вместо деда, вместо деда она! Тоже мне – ведьма!
– Пять гадалок, – спокойно сказала Анюта, обрывая её выкрики. – Начиная с Нового года, ты ходила к пяти гадалкам. И закрыла себе три дороги. Прекрати пытаться узнавать будущее, и тогда это будущее само придёт к тебе.
Катя хмуро посмотрела на неё, резко встала и вышла из квартиры, хлопнув дверью.
– Простите девчонку, – тихо сказала тётя Зина. – Дурит, конечно. Но ведь засиделась, а замуж хочется.
– Если бы она на замужестве сосредоточилась, замуж бы и вышла. А она всё внимание – гадалкам, – без укора, деловито сказала Анюта. – Ну, а теперь поговорим о вас. Вы ведь упали сильно – и давно уже. Болит нога ведь. Почему к врачам не пошли?
Соседка аж вспыхнула, с надеждой глядя на хозяйку квартиры.
– Да как же пойду? Ничего не сломала. Думала – как обычно, само заживёт. А оно всё болит и болит. Может, травки какой-нибудь?
– Завтра с утра – к врачу, – безапелляционно сказала Анюта. – Там вам выпишут лекарство, а потом зайдёте ко мне. Я к тому лекарству вдобавок сделаю вам мазь.
– А если только травку? – разочарованно спросила тётя Зина.
Анюта посомневалась, говорить – не говорить. Нельзя ссылаться на покойника. Или можно? “Дед, прости, но мне пока не очень доверяют!”
– Был бы на моём месте дед Николай, он бы вам то же сказал. Вы уж, тётя Зина, потерпите. И очереди у врача, и рентген, и анализы перетерпите. Но так будет лучше.
Женщина улыбнулась, и расстались довольно тепло.
С этого вечера детские платьица Анюта шила только урывками. Оказалось, не надо давать никаких объявлений. Тётя Зина стала первым голосом в сарафанном радио, и к новоявленной ведьме потихоньку потекли все те, кто нуждался в помощи, не всегда гадальной, не всегда целительской. Сначала ходили по одному-два человека в день, а потом потекли ручейком… Но Анюта сразу жёстко определилась: воскресенья – её личные дни, когда она ездит к Лёльке, чтобы заниматься только дочерью. Как-то так получилось, что Лёлька надолго застряла у дедушки с бабушкой. И потому, что садик рядом с домом, и потому, что бабушка души во внучке не чаяла. И потому, что Анюте приходилось слишком плотно заниматься своей необычной работой. А работа была непредсказуемой. С чем только ни приходили к ней… Она слушала, смотрела, гадала, подсказывала, иногда говорила напрямую, что делать… Страх сказать неправильно ушёл последним. Хватило недели после посещения соседки, чтобы Анюта уверилась, что делает всё так, как надо. Хотя сомнений хватало.
В воскресный вечер, прежде чем уйти в свой новый дом, сидя на лавочке у родительского дома и наблюдая за дочерью, бегающей за мячом по детской площадке – вместе со стайкой других детишек, Анюта, не оборачиваясь к матери, спросила:
– А почему вы с папой так вели себя на кладбище? Ты мне ведь тогда не всё сказала.
– Дед велел, – осторожно сказала мать. – Сказал – тебя прятать от всех надо, пока в силу не войдёшь.
– Меня?!
– Ну, не тебя конкретно, а того, кто преемником его станет.
– Но ведь все знают, где он живёт. Кому надо – любой прийти может. И, кстати, зачем надо было прятать?
– Ну, дед сказал, есть такие же, как он и ты. Но посильней. Могут эту силу отнять. Как – не скажу. Не знаю. А что в дом не явились… дед, как почуял, что пора ему пришла, из последних сил отворот на дом сделал.
– Это как?
– Откуда мне знать? Что-то вроде… И знают, что есть дом с дедом, но внимания на него не обращают. Ну, глаз, что ли, замыливается.
– Значит, этот лысый – тоже колдун?
– Миленькая, Анюта, не знаю я. Что дед нам сказал – то и тебе передаю. А уж какие там подробности… Разве ж мы думали тогда, что всё так будет?
Озадаченная, она хотела спросить, а какими словами объяснял прадед эту странность, но подняла голову. К скамейке быстро подходила высокая девушка в летнем цветастом сарафанчике. Не сбавляя шага, она свалилась рядом с матерью, на что та недовольно поморщилась: “Ну и манеры у тебя!” Но вслух не стала высказывать своё раздражение.
– Ну, привет! – радостно сказала сестрёнка.
– Привет, Лен, – спокойно улыбаясь, ответила Анюта.
– Слушай, ты уже домой уходишь? А можно я к тебе завтра вечером заскочу? – Ленка умоляюще заглянула в глаза старшей сестры. – Ты ведь теперь у нас ведьма, да? С тобой поговорить кое о чём можно?
– А почему не поговорить сейчас? – с деланным равнодушием спросила мать.
– В смысле, ты сейчас уйдёшь домой, чтобы нас не подслушивать? – с наигранным простодушием спросила её Ленка и пожала плечами. – Анюта сама сказала, что по воскресеньям она не работает. Ну, я и… Анюта, ну как? Приду?
– На родных, вообще-то не гадают, – с сомнением сказала она.
– А я не гадать! – обрадовалась сестрёнка. – Честно-честно! Мне поговорить надо!
– Ну, приходи. Только позвони сначала, предупреди, ладно?
– Ладно! Конечно, позвоню!
Мать только хмыкнула на таинственные дела своей младшей дочери, но промолчала. Её внимание привлекла Лёлька, которая с торжествующим криком неслась вокруг детской площадки, подняв кверху пластиковое ведёрко. За ней мчались другие малыши, и мать встревоженно встала остановить внучку, чтобы никто не расшибся.
– Анюта, ты как там, на дедовой квартире? – тихонько спросила Ленка. – Прижилась? Не страшно, что одна?
– Не намыливаешься ли ты переехать ко мне? – усмехнулась Анюта.
– Да нет. Просто когда похороны были, я потом в кафе ходила, и там бабушка Вера чего только ни рассказывала о прадеде – жуть.
– Да нет, всё нормально, – пожала плечами Анюта. – Никто не мешает, сплю спокойно. И народ не жалуется.
Лена затихла, глядя на площадку, но явно думая о другом.
Через десять минут, когда мать подошла с Лёлькой, Анюта поболтала немного с дочерью и попрощалась с родными. Пора возвращаться.
Глава четвёртая
От предложения отца подвезти её домой Анюта отказалась ещё с первого раза, когда приехала к Лёльке. Чтобы уложить часто встрёпанные мысли обо всём на свете, лучше всего пройтись. Да и легче становилось от ходьбы. Спокойней как-то. Вот и сейчас она прошла от одной остановки до другой, а потом села на троллейбус, чтобы минуты спустя пересесть на автобус. И привычно вышла раньше, за остановку до своей.
Сначала думала о Ленке. Примерное представление, что хочет от неё сестрёнка, уже сложилось: Ленка наверняка запуталась между двумя ухажёрами и теперь с помощью старшей сестры собирается выяснить, кто именно ей нужен. “Ленке не понравится, – спокойно подумала Анюта. – Сама должна думать, сердце слушать. Ишь, привыкла ко всему легко относиться, перекладывать на плечи других ответственность… – И прикусила губу. – Я рассуждаю, как много пожившая старуха. А ведь мне даже до тридцати ещё два года. Неужели я теперь всегда такой буду?”
Солнца уже не видно за деревьями сквера через дорогу, но на улице всё ещё очень светло. Ветерок пах сладостью расцветших лип и приторным ароматом шиповника. Сухо. Хоть и приносит изредка влажность от далёких пока ещё туч… Анюта чуть улыбнулась. Наконец-то нормальное лето! Отличная погода – и рядом нет тех, перед которыми приходилось вытягиваться в звенящую от напряжения струнку, лишь бы милостиво разрешили жить спокойной жизнью…
Странно, почему мысли о летнем вечере перешли на тех, о ком долго не вспоминала? Потому что теперь она может распоряжаться собственной жизнью? Потому что стала сильней?.. А, не хочется о них думать. Лучше вспомнить о том, что надо бы забежать в магазин за хлебом, а заодно посмотреть какую-нибудь вкуснятину для Барси.
Ремни дамской сумки, слегка утяжелённой покупками, приятно оттягивали плечо. Анюта обогнула свой дом и пошла по дорожке перед ним, рассеянно замечая, как почернели на асфальте тени от высоких кустов, где пискляво вопили воробьи, устроив разборки между собой. Сверху на них солидно каркала ворона и сварливо поддакивали галки. Прошла мимо первого подъезда, возле которого обе скамьи были заняты молодёжью – парнями и девушками. Усмехнулась ещё этому слову: “Я и правда как старуха… Хм. Молодёжь…”
Шагала не спеша, поэтому успела мельком оглядеть лица ребят. Первым делом глаз зацепился за сидящего с краю парня, тощего, темноволосого. Узнала и задержала слишком глубокий вздох. Старший сын той самой соседки, которая сидела с тётей Зиной в первый день приёма Анюты. Сначала с замиранием сердца Анюта ждала, когда эта соседка приведёт к ней сына. И только потом сообразила, что женщина уже приводила его к деду Николаю, а тот наверняка сразу сказал, что сделать ничего не может… Анюта быстро отвела глаза: парень попал в катастрофу, была страшная травма головы, после которой он превратился… почти в растение. Он мог двигаться, если его тянули за собой. Мог глотать то, что втискивали в рот. Но на имя не отзывался. Вообще не говорил. И глаза – такие пустые… Анюта снова судорожно вздохнула, уже сворачивая с дороги к своей приподъездной площадке… И почему она чувствует себя виноватой? Есть у него младший брат, который не отказывается ухаживать за старшим. Вон и сейчас он на той же скамейке. Сидят рядом с братьями и ребята, человек двенадцать, которые знали старшего ещё здоровым и общительным. Его неподвижность и молчание не мешает им болтать обо всём на свете и слушать музыку – один перебирает струны гитары…
Она чуть не подпрыгнула, когда со скамьи ей навстречу встал высокий мужчина.
– Ну, привет, – мягко сказал Викентий.
Оторопев, она чувствовала, как дрожат пальцы, вцепившиеся в ремень сумки, и как постепенно пропадают мурашки, волной промчавшиеся по спине. Сбивчиво от неожиданности она пробормотала:
– Откуда ты здесь? Как ты узнал?..
И обозлилась на себя за это оробелое заикание. Быстро, пока он собирался с ответом, осмотрела его, бросила взгляд за него – и сердце снова замерло: на скамье лежала большая спортивная сумка, явно под завязку набитая вещами. Сердце замерло – и сильно и больно зачастило: он решил вернуться к ней! Он понял, что она ему нужна! Неужели… Неужели этот красивый и обаятельный мужчина тосковал по ней?.. Викентий взлохматил светло-русые волосы и улыбнулся так, что у неё чуть не подогнулись ноги от истомной, сладкой слабости.
– Я соскучился. – Её колени вновь дрогнули при звуке бархатного голоса. – Ну, что застыла? Пойдём, покажешь свою новую квартиру.
– Что… – начала Анюта и вскинула подбородок. Он спросил о квартире, когда она ждала от него вопросы о Лёльке. О дочери. Она сжала кулак так, чтобы ногти врезались в кожу ладони, и пришла в себя. – Нет. Сначала ты мне объяснишь своё появление.
Выпалила и тут же опять обозлилась на себя. Зачем? Зачем сказала – “сначала”?! Он же тут же ухватится за это слово! Что – что, а цепляться к словам Викентий умел мастерски. Родительская привычка, кстати. Странно, что раньше она за бывшим мужем никогда такого не замечала… Викентий чуть пожал плечами.
– А чего объяснять? Мы проверили, как ты живёшь здесь, и выяснили, что тебя в доме твоих родителей нет. Лёлька здесь, а тебя нет. Ну, то есть ты бываешь у них, но не живёшь. Пришлось попросить одного… – Он споткнулся и тут же спокойно добавил: – Одного знакомого, чтобы проследил за тобой, когда ты приходишь. Мы думали, у тебя появился люб… мужчина. Но тамошние соседи объяснили другое. Так мы узнали, что у тебя появилась квартира. Вот и всё. Я – здесь. – И снова обаятельно улыбнулся.
Так обаятельно, что она в первую очередь вдруг вспыхнула от счастья: он ревновал! Он не хотел, чтобы она тут же нашла себе другого мужчину! А потом её обдало льдистым холодом. “Мы проверили”. “Мы узнали”. “Появилась квартира”.
– Нет, – бесстрастно сказала она, пряча под маской покоя сильнейшую обиду и разочарование. Им квартира понадобилась!
– Что – нет? – легко спросил он и наклонился, чтобы так же легко и чарующе поцеловать её в губы.
Она отшатнуться не успела. Поэтому он уверенно поддержал её за талию, чтобы она не упала. Впитывала его колдовские, вечно мальчишеские, широко расставленные серые глаза. Победно, даже снисходительно усмехнулся прямо ей в лицо: его обаяние, его поцелуи всё ещё действовали так, что, даже догадавшись, зачем он здесь, она не могла противостоять ему.
И прошептал прямо в губы:
– Веди к себе, моя красавица…
Говорят, перед лицом внезапной смерти перед глазами человека проносятся воспоминания о всей прожитой жизни. Перед глазами Анюты – Викентий, который вводит её в свой богатый дом, чтобы познакомить с родителями. “Глупышка, ничего не бойся! – свысока говорит он. – Мои предки будут рады тебе!” Перед глазами – вставшая в позу свекровь, руки в бока: “Вон из нашего дома со своим выродком!” И – Викентий стоит чуть поодаль, морщится от визгливого крика матери и переглядывается со свёкром, который тоже предпочитает не вмешиваться в “бабские” разборки. И плачет Лёлька… А Анюта всё ещё надеется, что Викентий вот-вот подойдёт и возьмёт её за руку и твёрдо скажет матери… А он оглядывается, берёт со стола пачку сигарет и зажигалку и уходит на балкон… Руки опускаются. Не дослушав свекрови, Анюта решительно собирает вещи…
“Я не хочу! Я не хочу вести его в дедову квартиру! – умоляло всё внутри, а голос просящей заглушался страстным: – Пусть будет ещё одна ночь с ним! Пусть! Всего одна! Пусть я снова буду с ним – хоть ненадолго!.. А если вдруг он останется? Вдруг это судьба, что он пришёл ко мне сегодня? Лёльке нужен отец!”
Внезапно даже для себя она вывернулась из его слабых объятий и отступила.
– У тебя в городе есть кузен. Вот и иди к нему. Ты забыл, что мы в разводе?
– Но ведь в твоей квартире нет никого, кроме тебя! – искренне удивился Викентий. – Или ты боишься, что твои соседки будут судачить о тебе? Да ладно – зашёл и зашёл! Ты же не изменяешь никому. Чего ты боишься? Ну и что – встретилась с бывшим мужем!..
– Викентий… – Она облизала губы, с ужасом ощущая на них волнующий до дрожи запах – запах мужского парфюма и дорогих сигарет, который до сих пор, как оказалось, дурманяще действовал на неё. – Уходи. Я не пущу тебя в квартиру.
Он не устал уговаривать, но легко сменил тактику и зашёл с другой стороны.
– Ладно, поеду ночевать к кузену. Но ты хотя бы покажи мне, где и как ты живёшь. Мне же интересно.
В воображении она ясно увидела, как он входит в квартиру, кидает свою спортивную сумку на диван и заявляет, что решил всё-таки остаться здесь на ночь… А ведь он точно так и сделает. Она знает его слишком хорошо. И что тогда? Устраивать неприятную, мерзкую сцену с попыткой вытолкнуть его из дома? Драться с ним? Или смириться-таки с его присутствием в квартире и пустить всё на самотёк?
Нервный смех чуть не пробился из прочного узла растерянности. Или ударить его по самодовольному лицу?! Вот уж когда он точно не будет настаивать и сразу уйдёт…
Что хуже всего: она не была готова к его приезду и сразу, вот так, на месте, не знает, как его… отодвинуть в сторону. Даже со всеми своими новыми знаниями и способностями. “Господи, помоги мне выдержать!” – взмолилась она.
– Нет, Викентий, – стараясь быть спокойной, покачала она головой. – К себе не пущу. Ни на секунду. Уезжай к кузену.
– Что-то не хочется уезжать, – недовольно скривил он рот, оглянулся на скамью и оживился. – Ты знаешь, я, пожалуй, здесь переночую. Сумка у меня со сменой вещей, мягкая, сойдёт вместо подушки. Правда, как я раньше не подумал? Переночую здесь. Если боишься впускать, на ночь глядя. Зайду завтра утром. Если ты так неласкова со мной, – улыбнулся укоризненно.
Сообразив, что он легко считывает с неё все её колебания и продолжает давить, Анюта поклялась прямо сегодня поискать в тетрадях деда отворотное зелье – или что там ещё найдётся, лишь бы бывший больше не появлялся в её жизни!.. Но это потом. А что делать сейчас? “Тоже мне – ведьма! – подумалось с горечью. – Стоило ему появиться, как я тут же растаяла. Но что? Что делать?!”
Не решаясь сдвинуться с места, глядя, как бывший основательно устраивается на скамье, она с тоской мимолётно помечтала: вот сейчас закроет глаза, откроет – а его нет!
Викентий взглянул на “подушку”, явно собираясь демонстративно лечь.
Стая ворон и галок заорала в вершинах старых клёнов и лип и с тем же заполошным криком взвилась чёрным точечным облаком в вечереющее небо, будто подтверждая пустоту и отчаяние в сердце.
Анюта снова вздрогнула. Тяжёлая тёплая ладонь опустилась на её левое плечо.
– Слы-ышь, чувак, – раздался сбоку тягучий низкий голос, с трудом выговаривающий слова. – Тебя попросили уйти. Уходи.
Забыв дышать, она осторожно взглянула влево. Сердце стукнуло и забыло, что стучать надо и далее: там высился тот самый парень, увечный, про которого говорили, что он растение. А за ним – целым шеренгой выстроились ребята, сидевшие до сих пор на скамьях у соседнего подъезда. Оставленные там же девушки сидели, обернувшись к ним. Лица ребят спокойные. Как перед дракой, в исходе которой уверены… Викентий медленно поднялся со скамейки, на которой только что уселся. Судя по ошеломлённым глазам, с таким он не ожидал столкнуться.
– Чужие здесь не ходят, – угрожающе сказали уже из шеренги. – Это наш район. Уходи. Сам. Будешь выделываться – проводим. Усёк? Или повторить?
Викентий вдруг твёрдо сжал рот. Его взгляд застыл на точке чуть сбоку от Анюты. Смотрит на плечо? На то, на котором покоится рука парня? Перевёл взгляд на Анюту, всмотрелся в её глаза, забрал сумку и быстро зашагал от подъезда.
Не смея пошевелиться, она искоса глянула ему вслед. И… что дальше?
Тяжёлая ладонь неожиданно съехала с её плеча, словно стоящий рядом парень погладил её. Но рука бессильно повисла, даже закачавшись, и Анюта медленно повернулась к нему – хотя бы “спасибо” сказать. И замерла, чувствуя себя, как в болезненном сне: парень смотрел в никуда, полуоткрыв рот, из которого на подбородок стекала слюна. Забывшись, она вглядывалась в странное, тяжёлое лицо без единой эмоции, словно маска манекена. Показалось – тень мелькнула по нему, словно парень собрался что-то сказать и сфокусировать взгляд. То есть он опять попытался выбраться из своего… увечья? Но снова – рисованное лицо манекена… И этот человек… заговорил?!
– Не бойтесь, – вдруг сказал шагнувший вперёд парнишка пониже, брат – узнала его Анюта. Видела, как он сидел со старшим, “прогуливая” его на улице. – С ним иногда бывает. Он и говорить вроде начинает, и ходить… А потом – снова вот… – И он пожал плечами, не умея выразить, что происходит со старшим братом.
Приблизился ещё один и, кивнув младшему, взял под руку старшего: “Пошли, Диман…”, и они вместе увели его к своему подъезду. Вокруг Анюты опустело, и она подняла голову посмотреть на дворовые деревья, на которые опустилась стая ворон и галок. Птицы сидели тихонько, чуть слышно и редко перекликаясь. “Если я ведьма, – подумалось, – может, птицы взлетели не зря? Они позвали за собой этого парня, и он выручил меня… Ужас, что за глупости…” Она тоже пошла было к своему подъезду, но остановилась перед дверью и неуверенно взглянула на дорогу, уходящую за дом. Ребята на скамейках продолжали болтать, как ни в чём не бывало. Викентия ожидаемо там уже нет, но внезапное горячее чувство заставило рвануть дверь подъезда на себя и буквально впрыгнуть в тёмное помещение. Несколько быстрых шагов – и она захлопнула за собой дверь квартиры. Прислонилась к этой двери, часто дыша… После расставания с Викентием, выгнанная со скандалом из его дома, униженная его родителями, униженная его равнодушием к ней и дочери, она скрепила своё сердце, и только кипящая злость заставляла держать голову гордо и не желать встречаться с предателем – а как его ещё назвать?! Именно злость и гордость помогали ей выживать в городе бывшего до последнего, пока это последнее не коснулось дочери. Ей Анюта не желала нищей, впроголодь жизни…
А сейчас… Сумка упала у ног, и Анюта резко подняла ладони к глазам, затряслась от плача, вновь переживая обиду и растравляя её: “Пришёл – квартиру посмотреть! О дочери – ни слова, будто и не его ребёнок! Умеет быть ласковым, когда ему надо! Зачем?! Зачем он пришёл?! Дал надежду и тут же облил грязью!” Она сползла на корточки, задыхаясь от слёз, уже заикаясь от сильных, пусть и приглушённых рыданий. Вверх начали вздыматься странные, жуткие мысли: “Хотела что-то сделать, чтобы отворот ему сделать! А если сделать какую-нибудь гадость?! Влюбить его в себя, приворожить! А потом – бросить, как это сделал он!”
Она представила всё придуманное в воображении. Неплохо. И пусть потом его мамочка бегает в эту вожделенную ими квартиру и причитает, что не хотела, чтобы он возвращался, а хотела только обвести эту дуру – бывшую невестку – вокруг пальца и урвать свой кусок от квартиры, которая неожиданным счастьем свалилась на неё… Анюта успокоилась, в деталях представляя, как всё будет происходить… Вскоре глубоко вздохнула и вытерла слёзы. Узрела перед собой Барсю, который сидел перед ней и внимательно разглядывал хозяйку. Показалось – осуждающе.
– Ты не думай, кот, что я такая дура и в самом деле, – устало сказала Анюта и шмыгнула. – Не буду этого делать. Честно. Ещё стараться из-за него… Но хочется хотя бы помечтать о том, что этот… будет за мной бегать, как бегал раньше. Понимаю, бабские мечтания. Отомстить хочется. Но мстить не буду. Хватит ему уже того, что я знаю: могу это сделать. Да и сегодня он получил… – уже задумчиво проговорила она. – И могу точно сказать, что он такого не ожидал… Ну и фиг с ним…
Хватаясь за стену, она поднялась с пола и с сумкой пошла на кухню. Вынимая продукты, она сказала Барсе, который прыгнул на подоконник, чтобы проследить, какие предметы появляются из сумки:
– Ты, наверное, видел, что на улице было? Форточка-то открытая, а ты любитель побегать с улицы домой и снова на улицу… И вот как это понимать? Неужели такое бывает в жизни? Неужели врачи всё равно считают, что он безнадёжен? Странно… И почему он меня защитил? Ещё загадочней…
Она открыла пакетик с кошачьим кормом и выложила его на Барсину тарелочку. Потом отужинала сама – подогретой кашей. И до сна долго читала дедовы тетради, так и не вспомнив с налёту, где видела наговор от нежеланного гостя.
А перед сном взяла старенькую тетрадку и, засветив свечу, прошептала “Молитву на сон грядущий”. И только одно желание: чтобы Викентия в этом сне не было
… Банально, но понедельник – день тяжёлый.
Анюта не рассчитывала, что в понедельник, с утра, к ней придут, но ровно в девять в дверь позвонили. Открывать она подошла с насторожённость. А вдруг там, за дверью, Викентий? Но, поколебавшись, взялась за замок. Ну и пусть. Заодно проверим, как действует вчерашний наговор на определённого нежеланного гостя! Если это Викентий!
Открыв дверь, она с некоторым удивлением впустила в прихожую высокого мужчину, лет под сорок. У него было странно знакомое лицо, худощавое и словно обветренное на солнце: очень загорелый, с морщинками вокруг глаз и рта. И у гостя был довольно тяжёлый взгляд, хотя сам по себе незнакомец выглядел симпатичным. Сначала Анюта решила, что он какой-то чиновник. Из-за чёрного костюма. Но с собой у него ничего не было. Ни папки, ни портфеля. И всё равно это первое, о чём Анюта подумала: “Может, родители, оформляя документы на дедову квартиру, что-то сделали не так?” И лихорадочно начала вспоминать, где она хранит все документы: и на квартиру, и личные.
– Здравствуйте, – едва он закрыл за собой дверь, несмело сказала она.
– Доброе утро, Анна Сергеевна, – обернулся незнакомец. Вскинул бровь на незаметную точку на притолоке, где она закрепила наговорную пуговицу “от нежеланного гостя” (он видит её?!), и представился: – Меня зовут Андрей Ефимович. Где мы можем немного поговорить?
– Чаю хотите? – на автомате спросила Анюта, привыкшая угощать посетителей.
– Нет, спасибо.
– В таком случае, идёмте в комнату, – решила она.
Мужчина прошёл мимо неё и уверенно вошёл в зал. Но направился не в уголок со столиком “для клиентов”, а приблизился к большому, обеденному столу и сел, положив руки на столешницу. Интуиция сработала. Это не клиент. Анюта спокойно подошла и села напротив, с любопытством ожидая продолжения.
– Кем приходитесь деду Николаю? – деловито спросил незнакомец.
Осторожно попытавшись выяснить, кто её гость (умела такое с клиентами – снимать поверхностную информацию), Анюта наткнулась на барьер. Впервые. Дошло. Кажется, она имеет дело с коллегой? Поэтому он разглядел её наговор на дверь?
– Правнучка. А вы, Андрей Ефимович… не представитесь?
Мужчина встал – до ужаса знакомый! – и слегка поклонился.
– Я представитель дома Харонов. Этот месяц именно мы дежурим по городу, так что личное знакомство с вами возложили на нас. Перешло ли наследство вашего прадеда к вам полностью?
Слегка ошарашенная, Анюта про себя даже возмутилась: “Какое ему дело – перешло или нет? И что это такое – дом Харонов?” Но постаралась взять себя в руки.
– Что значит – полностью? – сухо спросила она.
– Не было ли препятствий при передаче дара?
Анюта помолчала, собираясь с духом, а потом выпалила:
– О чём вы говорите? Слушайте, я ничего не понимаю. Что такое дом Харонов? (Она передёрнула плечами, вспомнив мифического Харона.) И почему вам надо со мной знакомиться?
Андрей Ефимович посмотрел на неё внимательно и неожиданно сказал:
– Будьте так добры, принесите свой чай.
Нежданный-негаданный гость засиделся надолго.
Принюхавшись к чаю с добавлением трав, Андрей Ефимович одобрительно кивнул и пригубил чашку.
– Итак, с самого начала. Город у нас, как вы знаете, большой и очень старый. В нём издавна существовали колдуны и маги. Чаще семьями, в которых дар передаётся от одного поколения к другому. Магами предпочитают называться те, кто работает со стихиями или с отдельными… явлениями. Хароны занимаются мёртвыми. Это не так страшно выглядит, как звучит. Мы в основном помогаем душам уходить, если у них какие-то проблемы с уходом. Распространяться не буду. Вы же поняли, так ведь? – Не дожидаясь ответа на риторический вопрос, он попробовал домашний, выпеченный Анютой коржик и с удовольствием съел его, запивая чаем. – О других домах говорить не буду. Постепенно вы узнаете обо всех. Итак, продолжим о вас, Анна Сергеевна.
– Я вспомнила, откуда вас знаю! – вырвалось у Анюты. – Вы были на кладбище в день похорон прадеда!
Андрей Ефимович аккуратно отставил чашку с недопитым чаем. И вновь положил руки на столешницу.
– А разве вы были там? Судя по всему, дед Николай передал вам свой дар и сразу умер. Как же вы сумели пойти на кладбище, если после принятия дара вы должны были…
Он запнулся, видимо не зная, как выразить мысль. Но Анюта поняла.
– Должна была лежать пластом? А я и лежала. Но, когда начались похороны, пришла в себя, и мы с мамой… с родителями пошли провожать прадеда.
– Любопытно. Вы можете рассказать подробней об этом?
Какое там “можете”! Андрей Ефимович был настроен явно доброжелательно к новоявленной ведьме (она это чувствовала отчётливо), так что Анюта с жаром (наконец-то нашёлся человек, который понимает!) принялась рассказывать ему всё, что помнила о времени обретения прадедова дара. Представитель дома Харонов слушал её так сочувственно, что она даже рассказала, как по приходе после похорон домой снова “ушла” в странную реальность, в которой её учили колдовскому делу. Но и выдохшись, не забыла спросить:
– А что могло препятствовать передаче?
Андрей Ефимович поморщился.
– Помните, на кладбище был лысый старик? Его зовут Нил Прокофьич. Мы не можем иногда уследить за ним. Если он узнаёт о передаче дара, он может перехватить отданные старшим силы. Неприятная вещь для домов города. Он тоже колдун. Но предъявить ему обвинение в перехвате мы не можем, потому что он успевает раньше нас узнавать, где будет происходить передача дара. Я рад, Анна Сергеевна, что вашу силу ему уже не отнять.
– То есть?
– Вы состоявшаяся ведьма. Ваших сил он отнять не сможет.
– А зачем ему это?
– Наследников нет – для его собственной передачи. А умирать несколько лет подряд не хочется. Вот он чужой силой и продлевает себе сроки передачи.
– Вечная молодость? – осторожно спросила Анюта.
– Скорее – вечная старость без прихода дряхлости. Чужая сила омолаживать не может. Но Нилу Прокофьичу и этого хватает. Старик он крепкий, за здоровьем следит. Он просто остановился на определённом периоде жизни.
Если до этого момента Анюта зачарованно внимала Андрею Ефимовичу, словно он рассказывал интересную сказку, то в целом, когда она раздумывала над его словами, её вдруг насторожило одно его высказывание.
– Андрей Ефимович, вы сказали, что не можете предъявить ему обвинение. А что будет, если сможете?
Тот беспечно улыбнулся.
– Будет суд, в результате которого Нил Прокофьич может вообще лишиться колдовского дара. Собственного. И умрёт как обычный человек.
– А почему же тогда он сам?..
– Не подскажет, где он будет перехватывать силу?
– Да. Он же хочет умереть без мучений, а обычным человеком это легче.
– Милая Анна Сергеевна, – проникновенно сказал Андрей Ефимович, – да кто ж в здравом уме и памяти захочет отказаться от бессмертия? Ведь то, что делает Нил Прокофьич, продлевая сроки передачи, по сути, и называется продлением жизни. За счёт чужих сил. А порой и жизни.
