Текст книги "В ловушке (СИ)"
Автор книги: dragon4488
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)
– Дино, ты о чем?!
Фотограф резко развернулся к Чемберзу.
– Я сказал Эйду, что через четыре дня улетаю! – голос его дрожал, – Он же псих, Ники! Как бы я хотел верить, что льщу себе, но он уже один раз хотел… господи… Ники, прошу – помоги найти ключи от машины…
– Они у тебя в джинсах, идиот, – ответил Чемберз, указывая на брелок, свисающий из кармана О’Гормана. – Дино, ты что, правда, улетаешь?..
– Мы вместе должны были лететь, – ответил фотограф, выдергивая ключи, – Это был сюрприз…
Бутылка «Jameson»* очень быстро опустела. Сделав последний глоток, Эйдан пьяно рассмеялся.
– Походу, требуется добавка, – сказал он сам себе и поднялся, – Придется прогуляться в магазин…
Тело слушалось плохо, но мозг упорно отказывался отключаться. А Эйдану это было необходимо. Он хотел забыться, хоть на какое-то время. Забыться и ни о чем не думать. Особенно о невысоком светловолосом фотографе.
Кое-как сумев надеть ботинки, он накинул куртку и похлопал по карманам.
– Ч-черт, где кошелек?
Невнятно матерясь сквозь зубы, он полез во внутренний карман и достал два маленьких прозрачных пакетика. Пытаясь сфокусировать удивленный взгляд, Эйдан широко улыбнулся. Он совсем о них забыл.
– Добавка отменяется, Эйд. У тебя есть кое-что получше…
Заплетаясь о собственные ноги, ирландец вернулся на кухню и плюхнулся на стул. Поискав глазами что-нибудь, что могло бы сойти за трубочку, он обнаружил на столе шариковую ручку. Пьяно рассмеявшись, он раскрутил ее и отломал тонкий конец.
– То, что нужно…
Непослушными руками Эйдан высыпал содержимое одного из пакетиков на столешницу и соорудил кривую дорожку. Немного подумав, он вскрыл второй.
– Дорога в никуда… – прошептал он, высыпая порошок. Потом прижал ладони к лицу и беззвучно заплакал…
Лондон накрыла плотная пелена дождя.
Дин выскочил на улицу и, добежав до машины, успел промокнуть до нитки. Но он этого не заметил. Запрыгнув на сидение, он трясущимися руками завел двигатель, пристегнулся и рванул с места. В его голове было две мысли: только бы успеть и только бы не было пробок.
Дворники не справлялись с потоком, обрушившимся с небес, и Дин, не понимая, что делает, пытался им помочь, протирая стекло изнутри и стараясь рассмотреть дорогу. Ему повезло – он за пятнадцать минут долетел до Луишема. Обычно, дорога от студии занимала не менее получаса. На его лице заиграла радостная улыбка – вот он, вот поворот, а за ним – дом Эйда! Он крутанул руль и…
Вторая, еще более кривая дорожка легла рядом с первой.
– Надеюсь, когда очнусь, я не буду помнить тебя, Дино, – прошептал Эйдан, – Или все это будет казаться мне сном… прекрасным и ужасным одновременно…
Он взял импровизированную трубочку, чуть поколебавшись, закрыл глаза и вдохнул кокаин. В носу нестерпимо защипало, он поморщился, чихнул и отдышался. Усмехнувшись такой, – показавшейся ему забавной, – реакции, он решительно втянул в себя вторую дорожку и… мир в его глазах – взорвался.
Сильный спазм сдавил грудь, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть. Из носа тоненькой струйкой потекла кровь, и Эйдан судорожным движением ладони размазал ее по лицу. Отняв руку, он удивленно взглянул на алые разводы, испачкавшие кожу, испуганно захрипел и попытался встать, но зацепился за ножку стула и упал. Пустая бутылка из-под «Jameson», покачнувшись на столе, грохнулась рядом с его головой и раскололась на две половинки.
«Это – передоз. Нет», – четкая, ясная и запоздалая мысль пронзила его запылавший мозг.
Судорога безжалостным ножом вспорола вспыхнувшее жаром тело. Выгнувшись, раздирая руками грудь, он отчаянно старался ухватить глоток воздуха, но ничего не получалось. Кто-то стучал в дверь, но он не мог ответить, позвать на помощь.
Он не хотел умирать…
Скребя по ткани рубашки ногтями, теряя сознание, он успел ухватить затухающим зрением склонившееся над ним лицо. Откуда-то издалека донесся голос, зовущий его: «Эйдан! Эйдан! ЭЙДАН!». А потом стало темно и тихо…
Машину занесло. Встав на два колеса, она медленно, словно нехотя, завалилась на бок и упала, проехав по инерции еще с десяток метров. Скрежет металла об асфальт и звон лопнувших стекол заставили выглянуть в окна нескольких жителей многоэтажки. Равнодушно посмотрев на искореженный автомобиль, они вернулись к своим делам – очередной бухой лихач доездился. Эка невидаль!
Дин успел прикрыть голову и шею от разящих стеклянных брызг.
– Жив, – прошептал он, стряхивая с волос осколки, – Господи, спасибо тебе…
Он пошевелил конечностями и, убедившись, что все цело, попытался отстегнуть ремень безопасности, но его заклинило. С криком фотограф принялся рвать плотную полоску, отчаянно пытаясь освободиться от ее удушающих объятий.
– Тихо, тихо… успокойся, Дино, – сказал он сам себе и, осмотревшись, потянулся к большому осколку стекла.
Не нож, но подойдет. Должен подойти. Не обращая внимания на боль, не замечая крови, он принялся пилить ремень.
– Господи, пожалуйста… прошу тебя…
И, наверное, его услышали.
Нет, он не смог разрезать плотную ткань, но заклинивший механизм щелкнул, освобождая его.
Извернувшись и прикрыв голову, Дин ударил ногой в покрытое трещинами лобовое стекло. Оно вывалилось, обдав его тучей осколков. Дин выбрался наружу, под проливной дождь.
Он взбежал по лестнице на второй этаж, оставляя кровавые отпечатки на перилах, и забарабанил в дверь.
– Эйдан! Открой! Немедленно открой! – закричал он, испытывая чувство дежавю.
Тишина. Где-то наверху хлопнула дверь и снова все затихло.
– Нет, – прошептал Дин, прижимаясь к двери спиной и медленно оседая на коврик.
Съежившись, он засунул руки в карманы куртки и замер. В правом кармане что-то тихо звякнуло. Ключи от квартиры Эйда. Он не оставил их, когда уходил, по привычке сунув в карман.
Дин вскочил на ноги. От волнения он не смог сразу попасть ключом в замочную скважину. Зажмурившись, он прижался лбом к двери и задержал дыхание. Надо успокоиться, надо прекратить эту панику. Вполне возможно, что Тернер просто спит в полном отрубе, накачавшись с горя алкоголем.
Выдохнув, он повторил попытку – она оказалась удачной. Замок щелкнул и Дин ворвался в квартиру.
Прихожая, гостиная, спальня. О’Горман стремительно пронесся по квартире и замер в дверях кухни.
Ирландец задыхался, слабеющими руками комкая на груди рубашку.
Остатки порошка на столешнице, разбитая бутылка из-под виски, белая пена на посиневших губах и размазанная по лицу кровь сказали Дину обо всем. Передозировка, вкупе с алкоголем. Это конец. Очнувшись, он бросился к другу.
– Эйдан! Эйдан! ЭЙДАН!
Ореховые глаза с огромными зрачками скользнули по его лицу затухающим взором и медленно закатились.
– Нет… только не вздумай умирать, Эйд…
Фотограф приложил пальцы к его шее. Слабый, еле заметный пульс еще прощупывался.
– Не вздумай умирать, сукин сын!
Дин перевел дух.
«Спокойно. Возьми себя в руки. Ты знаешь, что делать. Вот и делай…»
Первым делом нужно было вызвать «скорую».
Запрокинув голову Эйда назад и набок, он достал дрожащей рукой телефон и набрал «999» – номер лондонской службы спасения, параллельно порадовавшись своей привычке запоминать номера экстренных служб той страны, где в данный момент находится. На всякий случай.
Дин четко, без дрожания в голосе объяснил оператору ситуацию, подтвердил вызов и, отшвырнув телефон, склонился к ирландцу.
Эйдан не дышал.
– Нет… пожалуйста, Эйд! Дыши! Дыши, прошу тебя!.. – очередная волна паники начала накрывать его, но Дин мгновенно одернул себя: – Ты все знаешь, сукин сын. Действуй…
Он рванул на груди Эйдана рубашку. Все просто: зажать нос, прижаться губами к открытому рту и сильно и плавно выдохнуть. И так два раза. Потом массаж сердца.
Дин глубоко вдохнул и прижался к посиневшим губам, стараясь не думать о том, что, возможно, делает это в последний раз.
Два выдоха, тридцать нажатий. Два выдоха, тридцать нажатий. Раз, два, три, четыре…
Время остановилось для него, превратившись в заевшую, словно испорченная пластинка, считалочку. Он периодически обрывал ее для того, чтобы прижать пальцы к влажной, горячей шее и убедиться, что пульса нет.
– Нет, дорогой… ничего у тебя не выйдет, сукин ты сын. Никуда ты от меня не денешься, Эйд!
Глубокий вдох, сильный, плавный выдох.
– Раз, два, три, четыре, пять, шесть…
Дин считал вслух, сильными, резкими нажатиями пытаясь завести остановившееся сердце.
С улицы донесся вой сирены, и новозеландец в надежде прикрыл глаза. Из-под золотистых ресниц выкатились слезы и прочертили по небритым щекам мокрые дорожки.
– Двадцать шесть… двадцать семь, – шептал он, нажимая на голую неподвижную грудь, – двадцать восемь… двадцать девять… тридцать…
Он прижал пальцы к шее ирландца и сдавленно всхлипнул.
Эйдан чуть шевельнулся…
====== Секс, наркотики и рок-н-ролл ======
Мерное пиканье приборов навевало сон. Дин сидел у изголовья больничной кровати и изо всех сил старался не клевать носом. Он почти сутки не спал. Он был измотан.
Когда бригада «скорой» вошла в квартиру, Эйдан уже дышал самостоятельно, но в сознание так и не пришел. Он лишь чуть пошевелился, когда его сердце забилось, и снова замер, даже не приоткрыв глаза.
Дин сидел на полу, опустив голову, и держал руку на его пульсе, заворожено считая каждый слабый удар. Он не сопротивлялся, когда сильные руки врача и медбрата помогли ему подняться на ноги, и чуть отступил в сторону, предоставив им возможность заняться Эйданом.
«Вы спасли ему жизнь. Придите вы на пять минут позже…»
Дин не стал дослушивать, что было бы, если бы он пришел позже, и вышел в комнату. Он обессилено опустился на диван, закрыл лицо руками и мелко задрожал.
– Выпейте…
О’Горман поднял красные глаза на врача, протягивающего ему пластиковый стаканчик с какой-то жидкостью.
– Это поможет немного успокоиться. Вы молодец, не каждый способен сохранить хладнокровие в такой ситуации. Благодаря вам, парень будет жить. Только последствия… Он ваш друг?
– Он мой парень…
Новозеландец потер заросшие щеки, с некоторым удивлением отметив, что его руки перебинтованы. Он совсем не помнил, кто и когда обрабатывал его раны. Единственное, что Дин смутно вспоминал – это то, как он звонил Чемберзу и просил приехать, чтобы разобраться с разбитым минивэном. Какая-то добрая душа все-таки вызвала полицию, но Дину было совсем не до объяснений с ней.
Он тяжело вздохнул, взглянув на Эйдана. Облепленная датчиками грудь мерно вздымалась, длинные ресницы чуть подрагивали. К бледному, осунувшемуся лицу, обрамленному ореолом мягких темных кудряшек, были подведены две трубочки. Закрепленные тонким пластырем у носа, они подавали в его организм дополнительный кислород. Эти прозрачные трубочки почему-то очень беспокоили Дина, заставляя вновь и вновь цепляться за них взглядом. Возможно потому, что абсолютно не вязались с ирландцем. Мрачный и злой, веселый и беспечный, наивный и отчаявшийся – Эйдан мог быть любым, его всегда переполняли эмоции, даже во сне. Но сейчас он выглядел как восковая кукла – застывший и безжизненный. Дин умом понимал, что по-другому быть пока не может, но сердце приказывало: подойди, убери с его лица эти страшные атрибуты подкравшейся смерти, встряхни – пусть откроет глаза. Пусть заговорит. Потому что не должен молодой, тридцатилетний человек, полный сил и жизни, лежать вот так. Ну, не должен!
Дин размотал бинт и взял руку ирландца – он хотел кожей чувствовать его тепло. Рука Эйдана оказалась обжигающе горячей. Он переплел с ним пальцы и опустил голову.
Последствия… Они могли быть какими угодно. Передозировка могла нанести непоправимый удар по любому органу, сделав ирландца инвалидом… Но существовал небольшой шанс, что настолько губительных последствий не будет. Совсем небольшой шанс. И Дин молился об этом. В данный момент он больше ничем не мог помочь. Он мог только смотреть на любимое лицо и мысленно взывать к Создателю, отчаянно прося у него милосердия и помощи.
– Дино, – Ник тихо вошел в палату и положил ему руку на плечо, – Тебе нужно отдохнуть. Поезжай домой, я подежурю.
Фотограф молча покачал головой и поправил на Эйдане одеяло. Чемберз тяжело вздохнул.
– Ты говорил с врачом? – снова молчаливый кивок головы, – И что?
– Они обследовали его. Нужно ждать результатов… – разомкнул губы Дин, – Ближе к утру… то есть совсем скоро, все более-менее прояснится. Но ведь он дышит. Сам, без этого, как его… ну, как его?..
О’Горман поднял уставшие глаза на агента.
– Аппарата искусственного дыхания.
– Да… – он снова замолчал.
Ник присел на корточки и взял его за свободную руку.
– Дино, он будет жить. Тебе же ясно сказали. Не накручивай себя, отдохни.
– Нет. Я должен быть с ним.
Агент кивнул. Уговаривать было бесполезно.
Мерное пиканье навевало сон. Он устал. Он очень устал.
– Только не спать, сукин ты сын… – прошептал Дин, и его голова медленно опустилась на грудь.
Они стояли у самой кромки воды. Серые волны с мягким шелестом накатывали на мелкий песок, чуть касаясь их босых ног.
Эйдан смотрел вдаль, жмурясь на закатные лучи солнца. Он был прекрасен в этих лучах – молодой, сильный, с высоко поднятой головой. Легкий бриз развевал его черные кудри, свет заходящего светила мягким золотом ложился на кожу, придавая ей неповторимый золотисто-оливковый оттенок. Повернувшись к Дину, он улыбнулся.
– Я люблю тебя, Дино, – сказал он, – Я хочу быть с тобой до конца своих дней.
– Конечно. Так и будет, – ответил Дин, любуясь отблесками заходящего солнца в ореховых глазах. Самых прекрасных глазах на земле.
– Так и будет… – эхом отозвался Эйдан и снова обратил свой взор к горизонту.
Мерный шум волн приятно успокаивал. Дин протянул руку и нежно провел кончиками пальцев по его обнаженному плечу, почувствовав, как неожиданно напряглись под кожей мышцы. Эйдан резко повернулся и пристально посмотрел на него.
– Ты не оставишь меня? – тихо спросил ирландец, и золотые отблески, дрогнув, превратились в пылающие слезы и медленно потекли огненными ручейками по его щекам.
Дин протянул к нему руки, желая обнять, успокоить, но Эйдан чуть отступил назад. Закрыв глаза, он тяжело вздохнул:
– Я так виноват перед тобой…
«Нет! Я не виню тебя ни в чем! Это я виноват! Я! И я не оставлю тебя!» – хотел воскликнуть Дин, но подступивший горький комок не позволил вырваться из его горла ни звуку.
Эйдан снова тяжело вздохнул, распахнул глаза и Дин закричал – они были мертвы. В них больше не отражались закатные огни, в них была только холодная, застывшая пустота.
– Прости меня, – прошептал Эйдан, мертвые глаза снова закрылись и он начал таять, исчезая, растворяясь мерцающей дымкой в закатном свете.
Дин с отчаянным стоном бросился к нему и… обнял пустоту. И только голос, низкий и бархатный, тихо произнес:
– Не оставляй меня, Дино… Дино… не оставляй…
«Не оставляй… не оставляй», – шум волн, словно эхо повторял слова. Упав на колени, Дин снова закричал. Сильный порыв ветра налетел на него, донося до ушей удаляющийся, полный отчаяния голос любимого:
– Дино, ты ведь не оставишь меня?.. Дино?.. ТЫ НЕ ОСТАВИШЬ МЕНЯ?! ДИНО?.. ДИНО!..
– Дино!.. Дино, проснись!.. – Ник тряс его за плечо.
Дин подскочил. Серый свет позднего дождливого утра заливал палату. Он уснул! Уснул, и в это время с Эйданом что-то случилось! Он…
– Нет…
Новозеландец оттолкнул трясущую его руку и с ужасом посмотрел на кровать. Эйдан лежал с закрытыми глазами, и его грудь продолжала мерно вздыматься. Только трубочки, подающие кислород, куда-то исчезли. Дин рванулся к нему, с беспокойством всматриваясь в бледное лицо.
– Он жив…
– Конечно, жив, – тихо сказал Чемберз, мягко оттягивая фотографа от кровати и разворачивая к себе. – Дино, я только что говорил с врачом. О возможных осложнениях…
– Нет, – Дин оттолкнул Ника, – Мне все равно. Мне все равно, Ники! Я не оставлю его, даже, если он до конца своих дней останется растением! Нет! Мне плевать! Я никогда больше не оставлю его! Никогда!
Ник с испугом и трепетом смотрел на поток слез, неожиданно хлынувший из голубых глаз. Слез, так долго скрываемых маленьким сильным человеком и, наконец-то, прорвавшихся наружу.
– Дино…
– Никто не заберет его у меня! Я люблю его! Любым! Любым…
Сотрясаясь от нахлынувшей истерики, от приснившегося кошмара, Дин опустился рядом с кроватью и, тихо всхлипывая, прижался губами к ладони ирландца.
– Дино, – Чемберз склонился и развернул лицо фотографа к себе, – Послушай меня…
От взгляда О’Гормана, его рыжие волосы встали дыбом. В этом взгляде смешалось все: боль и отчаяние от неизвестности, немая мольба и робкая надежда на лучший исход всего этого кошмара, неожиданно свалившегося на их плечи.
– Послушай меня, – мягко повторил Ник, – Я разговаривал с врачом. Все будет хорошо.
– Что?..
– Все будет хорошо, – медленно, словно пытаясь втолковать что-то маленькому ребенку, заговорил Ник, – Предварительные результаты обследования показали, что все будет хорошо. Мозг Эйда не поврежден. Сердце… немного пострадало. Но не настолько, чтобы записывать его в инвалиды. Он должен полностью оправиться. Он не растение. Он просто спит. Это медикаментозный сон, Дино. Так нужно было, чтобы сбить давление и температуру и восстановить его силы. Тебе, наверное, это объясняли, но ты был не в том состоянии, чтобы во что-то вникать. Это сон, и скоро они его разбудят.
Дин моргнул. Несколько крупных слезинок выкатились из глаз и скользнули к подбородку.
– Разбудят?..
Ник улыбнулся и кивнул.
– Наш Эйд оказался крепким парнем.
Из груди Дина вырвался долгий, тихий стон. Вцепившись в руку Эйдана, он уткнулся в одеяло и затрясся в беззвучном плаче.
– Дино, – Чемберз погладил его по плечу, – поехали домой. Тебе нужно отдохнуть. Давай не будем мешать врачам. А когда вернемся, наша «головная боль» встретит нас уже в сознании.
– Я хочу быть рядом…
– Посмотри на себя в зеркало. Ты же выглядишь хуже, чем Эйд. Хочешь, чтобы первым его чувством, когда он очнется, было – чувство вины? – он взял фотографа за руку и потянул к себе. – Вставай, поехали домой.
– Когда его разбудят? – Дин не мог заставить себя выпустить руку ирландца.
– Завтра. Нам сразу сообщат, я просил. Поехали, Дино. До завтра ты будешь отдыхать, как и Эйд.
– Хорошо. Только давай приедем пораньше, – он умоляюще смотрел на агента, – Я прошу тебя, Ники. Пожалуйста.
Чемберз кивнул.
Они поехали в студию.
Пока новозеландец пытался хоть немного прибрать, учиненный им же самим разгром, Чемберз незаметно выскользнул из студии и направился в соседнюю пиццерию. Еда и немного пива, чтобы снять напряжение – вот, что им сейчас было нужно. Особенно О’Горману.
Вернувшись, Ник обнаружил фотографа сидящим на полу – Дин тщетно пытался собрать из мелких обрывков портрет Эйдана.
– Перестань, Дино. Распечатаешь новый. Нет, лучше сделаешь новый. Хоть завтра, когда твоя фотомодель откроет свои прекрасные глазки.
– Таких глаз у него уже никогда не будет, – тихо сказал Дин и тяжело опустил голову на руки. – Все из-за меня. Если бы я не появился в его жизни, ничего бы этого не было…
– Тогда, все из-за меня, – возразил Ник, усаживаясь на большой диван, стоящий почти посреди студии, – Потому что это была моя идея, познакомить вас. И, вообще, давай прекратим это бесполезное занятие – искать виновных в случившемся. Ничего не изменить, Дино. Нужно просто продолжать жить дальше. Заканчивай. Я принес пиццу и пиво, так что поднимай свою тощую задницу и тащи сюда.
Ник похлопал рядом с собой, открыл бутылку пива и протянул ее подошедшему новозеландцу.
– Продолжать жить дальше?.. – тихо и злобно спросил Дин, сверля его голубыми глазами, – Дальше?..
Нику стало нехорошо от его взгляда.
– Дино, ты меня пугаешь… успокойся, пожалуйста.
– Я успокоюсь только тогда, когда у меня в руках окажутся вырванные с корнем яйца этого урода… Вот тогда – я успокоюсь.
– Дино, ты сейчас очень расстроен… Тебе нужно расслабиться и отдохнуть. Пожалуйста, ради Эйда.
Дин с шумом втянул в себя воздух, принял из его рук бутылку и сделал большой глоток.
– Ради Эйда… – он горько усмехнулся и, прищурившись, посмотрел на Чемберза. – Доусону не сойдет это дело с рук. Клянусь, Ники, он за все ответит.
Агент подавился пивом.
– Надеюсь, ты не собираешься устраивать кровавые разборки? Я согласен – он этого вполне заслуживает, но угодить из-за этого урода за решетку?.. Дино?
О’Горман не ответил. Присев рядом с Ником, он задумался.
Чемберз, косо поглядывая на него, открыл коробку с пиццей и вручил ему большой кусок. Дин рассеянно кивнул и принялся без аппетита жевать.
Эйдан открыл глаза и обвел взглядом помещение. Он не понял, где находится, но это был явно не его дом.
– С пробуждением. Как вы себя чувствуете?
Тернер немного повернул голову на тихий участливый голос и с вялым интересом посмотрел на добродушное лицо невысокого человека, облаченного в светло-голубую больничную форму.
– Х…хор… – в горле пересохло, было ощущение, что он не разговаривал целую вечность и голосовые связки атрофировались. Эйдан поморщился и с трудом просипел: – Хорошо… Я в больнице?
Мужчина кивнул.
– Давайте проверим, что вы помните. Можете назвать свое имя, день своего рождения?
– Эйдан Тернер. Родился девятнадцатого июня… – он прочистил горло, – Пить… очень хочется пить…
– Разумеется. Но – совсем немного, договорились? Я вам помогу.
Врач поднес к его губам специальную пиалу, но ирландец поднял руку и, забрав пиалу, сделал самостоятельный глоток.
– Замечательно, – удовлетворенно кивнул мужчина и улыбнулся. – Меня зовут Джеймс Салливан. Я ваш лечащий врач. Итак, вы помните, что с вами произошло?
Эйдан опустил глаза. Почему-то стало невыносимо стыдно перед этим человеком, который с доброй улыбкой смотрел на него. Актер тяжело вздохнул.
– Да. Помню… Я напился и… кажется, передознулся коксом… конченный идиот… – он помолчал. Потом, обращаясь скорее к самому себе, пробормотал: – Но… кто мог вызвать «скорую»? Я же был один…
Салливан задумчиво покачал головой.
– Н-да, именно так все и было. Вы были меньше, чем в шаге от смерти. А, если уж совсем откровенно – вы перешагнули порог. Минуты на две. Удивительно, как быстро вы пошли на поправку. Все ваши органы практически в полном порядке. Это поразительно, учитывая, какой удар они приняли. Вы родились не в рубашке, мистер Тернер, а в настоящем бронежилете. Можно сказать, вы отделались легким испугом. Настолько легким, что это можно назвать чудом… – Врач немного помолчал и положил ему руку на плечо. – Ладно, воспитательная беседа вам еще предстоит, а пока… Человек, который спас вашу жизнь, ожидает за дверью. И, если вы не против, я приглашу его.
Тернер поднял глаза и молча кивнул.
Салливан вышел из палаты, прикрыв за собой дверь. Через несколько секунд она снова распахнулась, впуская невысокого светловолосого новозеландца.
Пиала выпала из руки Эйдана. Он зажмурился и зажал рот слабой ладонью, пытаясь удержать рвущийся стон. Это было невозможно. Дин ушел. Ушел навсегда. Это просто видение. А сам он, наверняка, лежит сейчас, подключенный к всевозможным аппаратам, истыканный иглами, обмотанный трубочками, присоединенными ко всем отверстиям его тела, и умирает. А светловолосый фотограф – лишь плод его воображения. Последний образ, возникший в затухающем сознании.
«Образ» подошел и присел на краешек кровати, совершенно реально прогнув ее. Эйдан почувствовал ласковое прикосновение теплых пальцев к своей щеке и вздрогнул.
– Ты ушел… – прошептал он, убирая ото рта ладонь.
– Я вернулся, – ответил тихий голос, – Вернулся, чтобы больше никогда не оставлять тебя.
Эйдан приоткрыл глаза. Дин смотрел на него, чуть склонив голову.
– Вернулся…
Новозеландец кивнул и, склонившись, коснулся губами его колючей щеки. Потом немного отстранился, трепетно провел кончиком пальца по изгибу черных бровей, всматриваясь в ореховые глаза. Наполненные слезами, но сияющие, они пронимали до самой глубины души, до самых ее темных закоулков, разгоняя мрак. Дину показалось, что он видит в них золотистые отблески солнца. Ореховые глаза. Самые прекрасные глаза на земле.
– Я снова их вижу… – прошептал он, и голос его дрогнул. Он взял лицо Эйдана в ладони, – Я снова их вижу… я боялся, что…
Он судорожно втянул в себя воздух, тщетно пытаясь сдержать подступившие слезы, и приник к губам ирландца. К живым и теплым губам, все еще бледным, но утратившим жуткий синюшный оттенок. Эйдан захлебнулся теплым дыханием своего спасителя, его мягким поцелуем, своими собственными слезами.
– Чертов чокнутый ирландец… – выдохнул Дин, оторвавшись от его губ. Не выпуская из ладоней, он начал покрывать мокрое лицо легкими поцелуями, – Прости меня… прости. Я был таким козлом, но клянусь, что больше не оставлю тебя, я всегда буду рядом.
– Что с твоими руками? Они все изранены. Где ты так?..
– Потом… сейчас это совсем неважно. Это, вообще, неважно. Главное – ты жив…
Эйдан обнял его слабыми, дрожащими руками, зарываясь в золотистые волосы и вдыхая их аромат.
– Дино, ты спас мне жизнь?.. – он всхлипнул, сильнее прижимая его к себе. – Я так виноват перед тобой…
– Молчи, – потребовал Дин, ощутив, как отголоски недавнего кошмара проникают в самое сердце, впиваясь в него острыми когтями страха. Страха того, что Эйдан, сказав эти слова, начнет растворяться призрачной дымкой и, в конце концов, исчезнет, оставив после себя лишь низкий, бархатный голос. А потом исчезнет и он. – Молчи. Я не хочу этого слышать. Ты ни в чем не виноват передо мной.
Эйдан заглянул в его глаза.
– Но почему… почему ты решил вернуться?..
О’Горман провел рукой по лицу и вздохнул. Он мог сказать, что что-то почувствовал, но это было бы не совсем правдой. Ему было неприятно и горько признавать, но он не собирался возвращаться. И, если бы не Чемберз, так вовремя появившийся в студии, он бы уехал. Как бы тяжело ему ни было, он бы попытался заставить себя забыть ирландца. И, неважно, сколько бы времени это заняло – месяц, год, десять лет или всю жизнь. Потому что он – безмозглый мудак, не видящий дальше своего носа. Мудак, ставящий свою гордость превыше всего…
– Я скажу тебе правду… Я был ослеплен яростью и не собирался возвращаться. Ник – это его мы должны благодарить за то, что ты жив. Прости, я все ему рассказал… но, поверь, очень правильно сделал, потому что Ник открыл мне глаза на реальную ситуацию, помог понять, что именно с тобой произошло. Господи… Пройти через такое… ради кого?!. Ради меня?! Черт… – Дин закусил губы и зажмурился. – Я не заслуживаю твоей любви, Эйд, потому что я – бездушный, эгоистичный козел… я бы не вернулся. И ты… – он глухо всхлипнул, пытаясь подавить душащие его рыдания. – Господи… Я ведь мог потерять тебя навсегда… Это я тебя предал, Эйд. И это я виноват перед тобой, но… прошу, дай мне шанс все исправить… пожалуйста…
Ирландец ничего не ответил. Притянув к себе любимого, он тихо заплакал. Но это были слезы счастья.
Эйдан провел в больнице еще сутки. Это было удивительно, но он на самом деле хорошо себя чувствовал. Скорее всего, этому способствовали любовь и забота Дина, который не покидал его ни на минуту. Он не квохтал над ним, словно курица. Наоборот, всячески подшучивал и подбадривал.
Ближе к вечеру, Эйдан встал с кровати и, поддерживаемый другом, прошелся по палате.
– У меня такое грустное ощущение, что я всю жизнь так и буду опираться на твое плечо, – сказал он, откидывая с лица темные кудряшки и улыбаясь.
– Ничего не имею против, – ответил Дин. – Только придумай для этого более веселый повод. Не знаю… танцы, например.
Тернер лукаво улыбнулся.
– Между прочим, я пятнадцать лет занимался танцами.
– Правда? – Дин с удивлением посмотрел на него, – Ты не перестаешь поражать, Эйд. Теперь я понимаю, откуда в тебе столько пластики. Вот и замечательно. Будешь меня учить, а то я вечно дергаюсь, как муха на стекле.
Эйдан рассмеялся, обхватил его за талию, взял за руку и немного отклонил назад.
– Танго? – игриво спросил он и Дин усмехнулся.
– Ага, самое время. Ты бы поаккуратнее со своими па, все-таки только поднялся. Смотри, завтра не выпустят.
– Выпустят. Никуда не денутся, ведь я в порядке.
Эйдан осторожно выпрямил Дина и припал к его губам.
– Ты придаешь мне сил, – прошептал он в поцелуй.
Они лежали рядом, невероятным образом поместившись на узкой кровати, взявшись за руки, как обычно, переплетя пальцы, и всматривались в глаза друг друга.
– Странно, что до сих пор никто не заглянул, – улыбнулся Эйдан, – Мы уже час валяемся, и никому нет до нас никакого дела. То есть до меня. Вдруг я уже отбросил копыта или, наоборот, сбежал с каким-нибудь хитрым аппаратом под мышкой, намереваясь его продать, чтобы покрыть расходы на свое лечение?
Дин не оценил шутку. Приподнявшись на локте, он приблизил к нему свое лицо.
– Эйд…
Тернер чуть нахмурился – новозеландец показался ему слишком серьезным – и вопросительно приподнял бровь.
– Я хочу проучить ублюдка… хочу отомстить…
На квартиру к Тернеру было решено не возвращаться. Фотограф привез все необходимые вещи в больницу, и молодые люди прямиком отправились в студию. Им предстояло обсудить план мести.
Эйдан сразу согласился с Дином – Доусон должен был понести наказание. Но, в силу своего природного добродушия и наивности, актер не мог придумать ничего толкового, а крови и тем более смерти своего мучителя, он не желал. И Дину это нравилось. Добрый и бестолковый, Эйдан смотрел на него щенячьими глазами, сокрушаясь своей бесполезности и вызывая дикое умиление.
– Не переживай. Я что-нибудь обязательно придумаю, Эйд. Эта тварь ответит за все, что сделала с тобой. Подумай, какие у него есть слабые стороны? Чем он дышит, чем живет? Ты же целый год с ним общался, должен хоть что-то знать.
Ирландец пожал плечами.
– Сложно сказать, Дино. Ну… он очень падок на лесть. Да, он очень себя любит. Начиная от своей внешности, – Эйдана невольно передернуло, – заканчивая положением, которое занимает. Паб – это так, прикрытие. Верхушка айсберга. На самом деле, он плотно связан с наркобизнесом. Но в это я лезть не рискнул бы – связи. У него очень хорошие связи.
– Ну, а девиз у него какой-нибудь есть? Девиз по жизни?
Тернер усмехнулся.
– О, да! «Секс, наркотики и рок-н-ролл», – Эйдан достал из пачки сигарету и сунул ее обратно, – Ублюдок…
Дин ничего не сказал. Пересев к компьютеру, он задумался. Секс, наркотики и рок-н-ролл. У него возникла идея, но ее стоило хорошенько проработать.
– Позвони Чемберзу, пожалуйста. Пусть завтра утром приедет. И – отдыхай.
– Но, Дино…
Ирландец подошел к нему и тихонько потеребил за пуговицу старой, растянутой кофты.
– Отдыхай, – Дин улыбнулся и притянул его к себе. Запустив руку в торчащие кудряшки, он нежно поцеловал его. – Возможно, мне понадобится твоя помощь, поэтому ты должен быть полон сил. Отдыхай, а мне нужно подумать…
