Текст книги "Французский парадокс (СИ)"

Автор книги: Domi Tim

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

– Так что скажете?

Он вздохнул, по-стариковски перевалившись из стороны в сторону. Я обратил внимание, что у алхимика было фунтов двадцать лишнего веса, а борода смотрелась неаккуратно, он за ней не следил, плюс ко всему – у него была лысина на макушке. Больше мне нравилось смотреть на Эла: на то, каким обходительным он был. Любая дама не устоит, если такой джентльмен предложит ей уединиться наверху.

– Давайте попробуем.

А куриный бульон был отвратным. Кстати, я читал, что во времена Викторианской Англии его считали афродизиаком. Но ни хера, я вам скажу. Ни капельки. Нисколечко вообще. Бульон по вкусовым качествам уступал разве что болтовне алхимика.

И от того, и от другого на языке чувствовался песок. Он сказал, что учить сегодня нас уже ничему не будет, ибо устал, зато может рассказать, как пришёл к жизни такой и занялся дурацкой наукой. (И выиграл первое место в хит-параде бесполезных вещей, которыми я занимался в Англии). Эл делал вид, что слушал, а я рассматривал его жилище, стараясь понять, куда чудак спрятал золото. Наверняка оно хранилось там, куда не заходил каждый встречный, то есть на чердаке или в подвале. Мы же сидели в гостиной, созданной для приёма посетителей. Здесь на всех поверхностях обнаруживались уродливые салфеточки, куски ткани, кружевные тряпочки – как будто каждый предмет мебели пытался скрыть свою наготу. Оттого впечатление было такое, словно мы заглянули в лавчонку подержанных товаров. И везде шмотьё, шмотьё, шмотьё.

Однако здесь не воняло. Пахло травами и цветами.

Домой мы шли по другому маршруту, обходя какое-то подозрительное сборище. И я потащил Эллиота в тёмный переулок, будто созданный для грязных вещей. Он заканчивался тупиком и почти не освещался, тут мы были в безопасности. Я толкнул его к стене и медленно подошёл вплотную. Странное дело, он не сопротивлялся.

Почти никогда не сопротивлялся, когда я домогался его, эм, внимания. Мы смотрели друг другу в глаза, и атмосфера стала интимной. Сказать ему, что ли, опять о своих планах в Париже? Или не портить атмосферу? Эл мягко привлёк меня к себе, теперь между нашими лицами оставался дюйм свободного пространства.

– Ты бы переспал со мной здесь, зная, что это наш последний раз?

Эл перестал гипнотизировать мои губы.

– Никаких последних разов, я намерен прожить долгую жизнь, – протянул он, проникая языком в мой рот. В Эле действительно бурлила энергия: с ним я никогда не забывал, что был молодым и богатым – считай, все двери открыты. Странное было у нас взаимодействие, мне даже ссориться с ним нравилось. И, чёрт возьми, ему тоже.

С переулка мы вышли в неопределённом настроении, хотя, лучше буду говорить за себя. Вы должны знать, что, во-первых, ничего не было, а во-вторых, я всё-таки позволил себе лишнее. Сказал, что я хотел бы продолжать с ним общаться после миссии. Просто вылетело изо рта. Эл туманно кивнул и попросил меня сходить за провизией.

Я решил отомстить ему и купить хлеб. Только хлеб. Не стоит посылать человека за едой, когда он ожидает ответа на чётко поставленный вопрос. Я шагал такой весь из себя довольный, думал, как буду его троллить, размышлял, получится ли у нас повторить вчерашний секс-марафон. И тут Вселенная пошатнулась. Дом, в котором мы снимали милую квартиру, куда только что вошёл Эллиот, взорвался изнутри.

Меня обдало градом горячих осколков. Швырнуло об бетонную стену.

Прежде чем отключиться, я подумал, что зря сказал про последний раз.

***

– Вот же блядская Вселенная.

Наверное, я должен был это предусмотреть. Как вы знаете, Вселенная хаотична, непостоянна и динамична (и ещё она сука, но вопрос не в этом, а в том, как долго позволительно называть Вселенную сукой без угрозы умереть?). Существовала вероятность того, что я предстану перед разрушенным домом, в который вошёл Эллиот. Если на то пошло, то существовало много разных вероятностей. И хочется спросить, так какого хрена реальной стала именно эта? Кому от этого стало легче, а, космос?

Я сидел у противоположной стороны улицы и смотрел, как около дома собирался народ. Охи и вздохи, рыдания и причитания, паника и смирение: уже пятнадцать минут они не могли успокоиться, а я – найти ответ на вопрос, что делать дальше. И этот запах горелой плоти!

Пыль осела и стали заметны разрушения: второго этажа как не бывало, первый частично упал из-за тяжести, которая на него свалилась после взрыва.

Меня знобило – да так, как никогда в жизни.

Я прокручивал в голове один и тот же эпизод, пока не осознал, что почти ничего не помню. Взрыв, кругом пыль, и потом безжалостная гравитация шлёпнула меня о землю. Нет, вовсе не такая информация была мне нужна. Не как, а почему.

Почему этот дом взорвался?

Почему именно этот дом?

Почему Эл выбрал этот дом?

Почему этот дом взорвался сегодня?

Почему Эл вошёл в него, когда он взорвался?

Почему он не хотел идти со мной в магазин?

Почему я не попросил его пойти в магазин?

По-хорошему стоило собрать пожитки (которых больше нет) и свалить обратно домой. Там устроить пресс-конференцию и объявить, что Вселенная слишком ленива, чтобы защищать свою хронологию. И канут в лету дурацкие парадоксы про дедушку. Если уж путешествуешь во времени, то будь готов, что тебя переедет лошадь, собьёт велосипедист или взорвётся идиотский баллон с газом. Хочешь убить своего дедушку в прошлом? Пожалуйста, мирозданью плевать. Пластичное прошлое подтверждало, что каждое событие не являлось безальтернативным и монолитным – просто на нём зиждился один из вариантов будущего. Только мне, дамы и господа, теперь плевать.

– Почему… Почему… Почему…

В общем, я и сам пока не понял, как это работало, но предполагал, что если я вернусь в будущее, то обнаружу другого напарника по ВМ вместо Эллиота Верцнера, бостонского француза. И время потечёт вперёд, словно так и было задумано, а родители Эла не встретятся, не полюбят друг друга, не переспят, не возьмут кредит на его обучение – список «не» бесконечен. Он велел мне купить хлеб и умер. Наблюдалась некая незавершённость в наших отношениях. Если хлеб куплен, он должен был быть передан получателю. Правда, хлеб я так и не купил. Но ничего, в двадцать третьем веке с продовольствием вполне прилично. Я думаю, Эллиот обрадуется, если я преподнесу ему мороженое (в форме хлеба, так уж и быть, чтобы соблюсти церемонию).

Господи, что я несу.

Мне нужен был Эллиот.

Я стиснул голову руками, но шум внешний сменился гулом в голове.

И нет, дело не в привязанности; а может и в ней. У меня так раскалывалась голова, что я был готов поверить во что угодно. Таблеток из будущего не оказалось, а местные врачи предложили приложить к затылку мокрую вонючую тряпку. Так сотрясения мозга не лечатся, Гиппократы! Потом пошёл дождь, неприятный и холодный: капли скатывались мне за ворот, но это была совсем не та мотивация, чтобы убедить меня сдвинуться с места. Я смотрел, как мужики в грязных рабочих костюмах того времени постепенно разбирали верхний из двух разрушенных этажей, и размышлял, мог ли Эллиот уцелеть? Может быть, он сейчас лежал под каменными глыбами и мечтал о том, как его вытащат. А если он уже задыхался? Если от боли перестал чувствовать ноги? Потерял слишком много крови? Был без сознания?

Я видел достаточно катастроф в своей жизни: а те, что не видел, посмотрел в повторе по CNN; так что, с одной стороны, обрушение маленького здания не должно производить на меня сильного впечатления, но с другой – в этом обрушении я потерял так много.

***

Есть в этом одна маленькая херовая деталь – ВМ. Модуль времени сложно разрушить, даже если стукнуть по нему бетонной опорой. На устройстве предусмотрели кнопку самостоятельного уничтожения: предполагалось, что путешественник во времени перед лицом смерти подумает: «блядский ВМ!» и нажмёт на самоуничтожение. Но я почему-то был уверен, что Эл этого сделать не успел. Едва ли он предполагал, что через секунду дом разнесёт от взрыва газа. Если вы не следили за мыслью, поясню: мне надо пробраться на руины и найти там ВМ, иначе кто-то другой его найдёт, и наша Вселенная пойдёт по пизде, по другому вектору развития. Ночь уже почти наступила, проблем не было, но я медлил. Меня трясло от одной мысли, что придётся вернуться туда – подойти поближе, к руинам. В итоге я направился в ближайший бар и выпил пинту херового пива.

– День первый, – сказал я потолку, лёжа в своей новой комнате. – Предположим, что я веду голосовой дневник. Прошло двадцать четыре часа после взрыва, и у меня всё ещё раскалывается голова и ни одной идеи, как вернуть мир на место.

Пока я пришёл к выводу, что возвращаться в будущее нельзя, поскольку инцидент с Элом случился в этой временной плоскости. Если вернусь, попаду в новую версию XXIII века. По сути, новая Вселенная уже родилась, в ней нет Эла: я обнаружу, что такого человека просто не существовало. Однако пока я был здесь, мог вносить коррективы, чтобы попасть во Вселенную, в которой Эллиот Верцнер всё же существовал.

Чем я занимался весь день? Вливая в себя жёсткое пойло, прошёлся по семи или девяти питейным заведениям: почему-то мне нравилось бывать с людьми. В их компании я думал в основном о том, как эти экземпляры меня раздражали, а когда оставался один, то возвращался мыслями к Элу и к своей беспомощности. Так что, любовь к викторианским людям у меня была своеобразной, но какая к чёрту разница?

***

– День второй: я уже не пялюсь в потолок, я сижу, пока в голове созревает мысль.

Физики безумно любят причинно-следственные связи: во-первых, они везде, во-вторых, с их помощью мы предполагали что-то, что с высокой долей вероятности, сбудется, при этом не имея никаких реальных фактов. Мне надо было найти эту связь, ухватиться за тонкую нить, которая проведёт куда надо. И я больше не пил викторианский алкоголь.

***

Третий день начался с моего визита на место взрыва. Спасателям удалось достать из-под завалов семь человек – все они были мертвы и все они оказались не Элом. Если вы опять не следили за мыслью – шансы найти Эла живым сводились к нулю, находить его мёртвым мне не хотелось, но был ещё ВМ. Я забил на него на это время – подумал, ну, найдут и найдут. Но раз не нашли, то придётся взять ситуацию в свои руки.

Но я пока с инженерной точки зрения не понимал, как найти ВМ на его руке, не находя его руку и всё остальное. Да, признаюсь: я слабак и отчаянно берегу своё сознание от воспоминаний, которые будут мучить меня по ночам. Я слишком отчётливо помнил Эла живым, смеющимся, злющим; я знал, как он улыбался, когда был доволен (видно резцы) и когда хотел сделать вид, что всё в порядке (поджата нижняя губа); а тут увидеть его – не живым, и что делать с этим дальше?

Я продолжал стоять в тени противоположного дома, переминаясь с ноги на ногу, когда меня осенило. Я находился именно в той временной линии, где Эллиот умер. А Эллиот умер в той временной линии, где было запрятано золото. Если применить простейшую причинно-следственную систему, станет понятно – я в начале. И алхимик, и его сокровище находились здесь: если удалить из цепочки хотя бы одно звено, то будущее изменится. И Эллиот не отправится в это путешествие, соответственно, не погибнет. Но, конечно, всё было таким простым лишь в теории.

Сраная физика.

Непонятно, что надо сделать с золотом, чтобы потомок алхимика о нём не узнал. Терри говорил, что о сокровище стало известно из письма, следовательно, надо выяснить, написал ли Майк чёртово письмо? Самый простой вариант – пытки.

Для того, чтобы сломать человека, достаточно иметь в распоряжении всего один ресурс – время. С течением времени каждому из нас все больше хочется есть, пить, а главное – спать. Но у меня не было этого ресурса! Я, путешественник во времени, не имел времени, чтобы нянчиться с алхимиком. А ВМ был тестовым аппаратом, с помощью которого я мог совершить только одно путешествие назад.

Город взяла в тиски темнота. Пока я обо всём этом думал, окончательно продрогший, едва не стал мишенью нескольких мальчишек. Они тихо подобрались ко мне, думая, что я сплю. Но им не повезло: сопляки получили по заслугам, заставив меня вспомнить о ненависти к гадёнышам. Знаете, почему некоторые гетеросексуальные мужики болели на гомофобию? Они просто завидовали, что нам доступен секс, не предусматривающий детей. Ни после года перепихона, ни после оформления официального брака. Мы по умолчанию могли жить для себя.

Ладно, я буду размышлять вслух, никто не против? Не люблю, когда ко мне подкрадываются, ясно? Так что поговорим о том, как избавиться от письма, – я поднялся на ноги: оказывается, удар о стену был чуточку болезненнее, чем предполагалось. И я уже третий день хромал.

Впереди маячил полуразвалившийся дом: поисковые работы ребята решили продолжить завтра, а у меня на ВМе крепился фонарик, использование которого я счёл целесообразным (правда, со мной никто не спорил). Я медленно ступал по обломкам, осколкам и фрагментам мебели, стараясь производить меньше шума. Если засекут тут, то я таки сниму штаны и побегу нагишом прямо по улице – меня сочтут сумасшедшим парнем и оставят в покое.

– Если алхимик уже написал письмо, то мне придётся его уничтожить. И при этом, у меня не будет гарантий, что он не напишет второе послание, едва я выйду за дверь.

Я наступил на чью-то кисть. Великолепно, началось.

Опустившись на корточки, я направил фонарик на то место. Я знал руки Эла, мне нравилось смотреть на его ладони как на произведение искусства, прокручивать в памяти то, с каким мастерством он взаимодействовал с моим телом. Как он взаимодействовал со мной. Заставлял действовать на пределе сил, чувствовать; он как психостимулятор в человеческом обличье. Я смахнул с лица позорную слезу и сглотнул внезапный ком в горле. Я осторожно снял с его руки ВМ и отвернулся.

– Продолжим. Если алхимик ещё не написал послание своему потомку, то…

Сегодня прямо-таки вечер гениальных идей. Я не располагал временем, у меня не было возможности проконтролировать действия алхимика в будущем, но всё ещё мог его банально убить. Ха, что бы сказал Эл, если бы узнал об этом? Я плохой, ибо хочу убить человека? Или я хороший, поскольку планирую спасти его самого? Что бы сказали родители? Думаю, ничего – они бы ничего не узнали. А Терри? Ему я мог бы кое-что сообщить, так или иначе, срок давности у этого преступления выйдет до наступления двадцать третьего века.

– Я бегал вокруг дерева, на котором монстр спал, я посмотрел, нахмурив брови, и сам монстром стал, – напевал я, толком не понимая, откуда взялись в голове эти слова.

***

У киллера всегда есть преимущество перед жертвой: киллер знает свою жертву, а жертва киллера – нет. Я шагал по безлюдной улице с ВМом Эла в руках.

Время было уже позднее, и на меня могли наброситься бродяги или кто похуже, но я чувствовал себя защищённым. К тому же, много ли вы знаете случаев, когда киллера убивали случайные прохожие, хах? Эта чёртово рандеву лишило меня человека, которого я попытался назвать другом, заставило увидеть его труп, вот-вот превратит меня в убийцу, куда уже хуже? До непрямой некрофилии опуститься?

В течение месяца я с регулярным постоянством не оправдывал надежд Эла, а теперь, когда решился на ответственный шаг, он этого даже не увидит. Хотя, наверное, оно к лучшему. Я с такой лёгкостью принял необходимость убить другого человека, что позабыл о фишках Эллиота: о том, каким он был добрым, понимающим, чутким, о том, какие у него были сильные руки и как больно получить по башке таким кулаком – он-то не мизантроп. И делал из меня кого-то другого. Выпившего. Или даже пьяного.

У меня был домик на Кейп-Коде, двухэтажное здание с видом на Атлантический океан. Раньше я никак не мог найти ему применения: далеко от университета, чтобы работать, скучно, чтобы отдыхать. Теперь мне безумно хотелось повезти туда Эла: сам не понимал, почему. Показать ему золотистые пляжи, (на одном из них Маркони впервые передал радиосообщение), повезти в Провинстаун, где позволено целоваться на виду, вместе с ним попробовать клэм чоудер, а затем Манхэттенский клэм чоудер. Решить, какой суп нам пришёлся по вкусу больше и примкнуть к одной из гастрономических группировок. Доказать Элу, что НьюЙорк вовсе не «аэродинамическая труба».

Ах, Эллиот. Мой почтительный, любезный, неуловимо-гарвардский друг едва способен ужиться с Большим яблоком. Там, где я видел шпиль Риверсайдской церкви, Эллиот неодобрительно кивал в сторону переполненных мусорных баков; я восхищался стеклянными стенами небоскрёбов, а Эл сокрушался: «В Нью-Йорке что, нет понятия личного пространства?», после того, как ему перегородил дорогу с требованием дать номерочек телефона фрик в костюме клоуна. Я не удивлялся, что Элу нравилась викторианская Англия, но сомневался, что он бы предпочёл остаться тут навсегда. Поэтому его надо было спасти.

Не таким уж он был хорошим, не таким я был плохим. А разность во взглядах делала наше общение интересным, со своим альтер эго я и в зеркале поговорю.

***

– Вы?

– Я, я, впустите, а? – я толкнул дверь алхимика и осторожно прикрыл её за собой. В комнате было темно, будто в космосе, но я видел его силуэт на фоне окна. – Простите за позднее вторжение, но мне необходимо с вами поговорить. Пропустите?

Майкл поморгал секунду-другую, разглядывая меня.

Погнать меня прочь ему не позволяло то, что мы заплатили наперёд. Он, наверное, придумал, куда потратит полученные деньги, и прикинул, сколько может взять с фриков в следующем месяце. Когда он зажёг лампу, я по-свойски устроился в кресле.

Внутренний карман пиджака холодил нож, его я стащил в какой-то столовке.

– О чём вы хотите поговорить?

– А вы присядьте, – призывно сказал я.

Почти вся моя концентрация уходила на то, чтобы держать себя в руках. Убивать, оказывается, совсем нелегко. Хотя некоторые считали киллеров представителями низшей профессии, вместе с проститутками и торговцами. Чтобы убить человека, достаточно иметь желание, точнее, мотивацию. Но для успешного завершения вам понадобится ещё и смекалка, иначе после первого же убийства попадёте в тюрьму.

– Скажите, Майкл, вы уже написали письмо своему родственнику из будущего?

– Что?

– Считайте, что вам повезло, вы столкнулись с феноменом, то есть, со мной. Путешественником во времени. Герберт Уэллс уже написал своё знаменитое произведение? А, не важно. Вы должны ответить на мой вопрос, иначе я вынужден буду…

– Я не понимаю…

– Учитывая род ваших занятий, это должно быть для вас состоянием естественным.

– Простите, но…

Майкл был близок к сердечному приступу. Либо таким его лицо становилось во время глубокого непонимания. Я считал его жалким и позволил этому чувству разыграться внутри. Он просто дурак, который думал, что делает что-то важное. Кто будет о нём горевать? А, чёрт, у меня даже мысли не возникло, поинтересоваться у Эла или у Терри, была ли у этого чудака семья. В физике есть такое понятие – математическое допущение. Обычно их используют ради удобства расчётов. Так вот, возьмём в качестве допущения социального, что семьи у него нет.

– Письмо, в котором ты говорил о золоте! Указывал, что владел им и хочешь, чтобы твой потомок распорядился им с умом, – объяснял я, – понял? Где оно?

С ножом дело бы пошло быстрее, но я опасался, что Майкл начнёт орать, и мне придётся его прирезать, пока на шум не прибежали соседи. В моих интересах было поддерживать иллюзию, что я пришёл с не настолько враждебными намерениями.

– Откуда вы об этом знаете?

– Сказал же, я из будущего. И уже теряю терпение.

– Я написал его пару дней назад, – старик медленно осознавал. Мне стало даже немного жаль его: Майклу предстояло умереть с только что разрушенной картиной мира. – Кто вам сказал? Эйден, да? Никакой вы не путешественник, за идиота меня держите?

Кажется, это была фаза под названием «отрицание».

Он попытался нависнуть надо мной, но я встал с кресла и оттолкнул его от себя.

– Тот фокус, который я тебе показал, он из будущего. И это вовсе не фокус, это наука, – я доверительно кивнул, мол, чувак, осознай, о чём тебе толкуют.

– Зачем вам то письмо?

– Не поверите, но оно окажет слишком губительное влияние на Англию.

– То есть?

– Его необходимо уничтожить.

Я скрестил пальцы, чтобы до Майкла не дошло, что я могу предпринять после того, как изорву письмо в клочья. У меня было, по идее, два варианта: либо убить нежелательного творца губительного влияния, либо поверить на слово, что следующее письмо не будет написано. Но, кажется, доверие устарело ещё в XXI веке, а в наши времена стало раритетной реликвией.

Он-то этого не знал, поэтому наверняка подумал, что лучше поскорее отделаться от полуночного гостя. Письмо лежало передо мной с того момента, как я оказался в комнате, но понял я это только сейчас, когда Майкл передал мне его. Обычный клочок бумаги, почерк с завитушками, но в Англии этих времён, наверное, так писали все. Бумага старинная, послание короткое. И как оно сохранилось за столько лет?

– Копии у вас есть?

– Что, простите? – я отмахнулся, осознав глупость заданного вопроса. Поднёс письмо к свече – так быстрее и надёжнее избавлюсь от этой хрени навсегда. Когда оно полностью сгорело, я повернулся к Майклу. Хотя очень не хотелось смотреть ему в глаза.

– Слышал про Гийома Лежантиля?

– Нет, а должен был?

– Знаешь, когда у меня что-то не получается, я вспоминаю мистера Лежантиля. В общем, дело обстояло так. В 1761 году учёные решили попробовать понять, а где же находится наша Земля в этом огромном и непонятном мире. Так уж случилось, что в том же году Венера проходила по диску Солнца. Но если наблюдать этот процесс с разных точек земного шара, то он будет иметь разную продолжительность, сечёшь пока, о чём я?

– Я думаю, вы могли бы уйти!

– Погоди, я закончу историю, ладно? Понаблюдав путь Венеры, можно было через триангуляцию – просто прими это и не пытайся понять – вычислить расстояние от Земли до Солнца. Наш герой Лежантиль отправился с экспедицией в Индию: он должен был пронаблюдать прохождение Венеры и собрать данные для общей картины. Но ему кру-у-у-упно не повезло.

Я достал из кармана нож и понял его на высоту глаз Майкла, он попятился.

– Во-первых, все оборудование для мониторинга, хрупкое и нежное, отправляли на кораблях, санях и бог знает ещё каком транспорте. Лежантиль тоже увидел, что половину его техники украли, а вторая половина пришла в нерабочее состояние. Оцени иронию: отправиться на долбанный край света и понять, что ты находишься в жопе.

– Что вы хотите сделать?

Я прижал его к стене и осмотрел внушительный живот, чтобы выбрать место для удара. Конечно, стоило бить в сердце, но я мог промазать. Желательно, чтобы он долго не мучился, но и мою историю успел дослушать. Припомнил разговор в университете, мы обсуждали чью-то смерть от потери крови. Мужчину шаркнули ножом в селезёнку – отличный вариант.

– Но Лежантиля потрепало ещё по пути в эту самую Индию. Мало того, что его корабль сильно отклонился от курса, так он ещё и попал в зону боевых действий между Францией и Англией, кажется. Астроному запретили покидать борт, но он попытался организовать наблюдение на корабле. А на корабле, может, знаешь, качка. Его расчёты оказались неточными и бесполезными. Тогда он принял решение остаться в Индии до следующего прохождения Венеры в 1769 году. Он планировал провести вдалеке от дома восемь лет, представляешь?

Раз, два, три – и я ударил Майкла в живот. Он застонал, вцепился мне в плечо и начал медленно сползать на пол. Я был восхищён тем как нож вспорол кожу и лезвие спряталось внутри. Пару минут мы помолчали, словно отдавая должное его агонии.

– Как ты мог предположить, за восемь лет он построил на берегу супер-лабораторию, сделал все необходимые приготовления, но в назначенный день… Как думаешь, что произошло? Небо закрыли облака, и он не смог увидеть ни мгновения прохождения Венеры. Вот лузер.

Любопытная деталь – когда убиваешь, перестаёшь ощущать мерзкий запах.

– По пути домой учёный едва не умер от дизентерии, а его корабль пережил шторм. Когда Лежантиль вернулся во Францию, то узнал, что был признан мёртвым, а всё его имущество пошло с молотка. И он умер. Некоторые до сих пор полагают, что за французом закрепилось звание самого невезучего человека на свете. И, знаешь, французы все такие.

– Пожалуйста…

Майкл шумно дышал, я сидел рядом, чертя на полу разные фигурки из его крови. Я поддался искушению и написал кроваво-красными буквами имя Эла. Вот ради кого ты жертвуешь, пусть и не по своей воле. Ты прожил жизнь, а он свою нет – так обычно оправдываются врачи, когда не могут предоставить донорские органы всем?

– Мораль этой истории такова: твоя смерть не напрасна, понял? Бывают совсем уж дурацкие случаи, дурацкие смерти, но ты умрёшь за то, чтобы жил другой человек. Хороший человек: уверен, он сделает что-нибудь выдающееся, я прослежу.

***

Мне не терпелось покинуть этот дом и рвануть в двадцать третий век, но проигнорировать стоны в подвале было бы верхом тупости. Этот алхимик кого-то держал в заложниках, что ли? Может быть, он и вовсе не такой добродетельный, каким хотел показаться? Я, путаясь в догадках, начал спускаться по узкой винтовой лестнице в подвал.

– Только бы тут не было пауков.

От стен исходил ощутимый холодок, потолок был низким и я пару раз стукнулся о дерево макушкой. А стоны, тем временем, становились громче. Внизу находился мужчина, судя по голосу. Перед тем как коснуться двери, я подумал, что надо было найти ключ, но он оказался в двери. Скорее всего, Майкл как раз и хотел закрыть эту комнатку-темницу, когда я, его собственная смерть, потребовал аудиенции.

– Пожалуйста, выпустите меня!

– Кто здесь? – Ключ поддался и дверь с классическим викторианским скрипом – а-ля тут привидение и оно тебя прикончит —открылась, стукнувшись о стену.

Я оказался в щекотливой ситуации, стоя у входа в помещение с настоящим пленником. И, более того, этот пленник был мне знаком – тот самый недофокусник, развлекавший аудиторию в баре. Майкл заковал его в цепи, ха, но зачем?

Парень прекратил ныть, уставился на меня большими глазами. И так прошло секунд пять, видимо, он боялся, что я пришёл, чтобы его убить. Ну, чувак, свой лимит на убийства я уже выбрал. Ты мог бы сыграть другую роль. Стать моим плюсиком. Одна жизнь в обмен на другую, все-таки недаром мне так нравились нейтральные нейтроны.

Минус на плюс, ну, вы поняли.

– Как ты сюда попал? – я медленно присел, чтобы оказаться на одном уровне с ним. Ну и что, что у меня руки в крови, в глаза мне смотри, глаза-то у меня добрые.

– Я… Я…

– Как тебя зовут?

– Эйдан.

– Ясно, а теперь вернёмся к началу: как ты сюда попал?

У парня явно был нервный срыв, невроз или депрессия. Как знать, сколько он просидел в темнице, о чем думал всё это время. Я догадывался о чём – о потерянных возможностях. Я тоже самое ощущал по отношению к Элу: у меня были кое-какие планы насчёт него, и тут все рухнуло. Внезапная смерть все же предпочтительнее такой агонии. Если мне когда-то придётся умирать, я предпочёл бы резкое окончание фильма.

Огнестрельное оружие более гуманное, чем нож, а атомная бомба придумана мизантропами. А как насчёт пыток? Людей в спецслужбах надо отправлять на переработку после того, как они раз пятьдесят пять «допросят» какого-нибудь врага государства, я бы с таким в постель не лёг.

Эйдан понемногу начал раскалываться (и раскаиваться тоже), пока я искал ключи (Майкл решил добить последний гвоздь в психику парня и оставил их в темнице, но далеко, чтобы пленник не достал). Да, как вы уже поняли, парень-фокусник был учеником алхимика, и путём нехитрых умозаключений, я пришёл к выводу, что они крупно поссорились.

– Рассказывай все с самого начала, – велел я, обшаривая второй угол.

Забив на конфиденциальность, я включил фонарик на ВМ.

– Я предал его, я поступил плохо. Попытался украсть у него знания, которыми он добровольно поделился бы со мной, но позже… Я был нетерпеливым и гордым…

– Какой ты самокритичный.

– Простите, но где же Майкл?

– Он умер, сердце не выдержало. Или как-то так, – стушевался я, осознав, что оставил тело с явным ножевым ранением. – Значит, дело в бизнесе? Хотел подсидеть старика?

Парень разрыдался, и я подумал, какой он незрелый. Я бы ему дал лет семнадцать. Отыскав ключ, я подскочил к нему, попросил развернуться ко мне спиной и застыл… Ха, сложно не заметить такую подсказку Вселенной – я держал в руках золотую цепь.

– Ты хотел украсть у него знания или что-то ещё?

Эйдан продолжал тихо хныкать. Теперь мне стала ясна вся ситуация: малыш позарился на золотые слитки, может быть, поверил в умение старика превращать ртуть в золото и решил, что за небольшую кражу ему ничего не будет… Но Майкл оказался мстительным малым, а теперь он оказался мёртвым малым. Я схватил Эйдана за руку, другой взял цепь и потащился вверх. Мальчик был в невменяемом состоянии, он не смотрел по сторонам и едва верил в то, что выбрался. Плакал, переходил на стоны, что-то бормотал, я не прислушивался. Когда мы вышли на улицу, я крикнул ему: «беги», а сам уверенной походкой направился к Темзе с намерением бросить золото в реку.

Я старался никуда не торопиться, держал цепь под пиджаком, делал вид, что совершенно не волнуюсь и не страдаю от исходящего от воды запаха. Дождался, когда прохожие отдалятся, и сбросил сокровище в мутную воду. Если я все сделал правильно, то Эл теперь не попадёт на эту миссию, не перенесётся в Англию и не погибнет.

На мостовой лежала газета, на первой полосе сообщалось о взрыве газа в доме по Сеул-стрит, 34. Я подобрал её, скрутил в трубочку и засунул во внутренний карман.

========== Глава 6 Назад в будущее ==========

We are heroes

Heroes in the darkest times

When there is no light

But we’ll rise above

Путешествие назад давалось сложнее, чем в Англию, поскольку теперь со мной рядом не было Эллиота. Зато я заимел приятельские отношения с чувством вины. Головой понимал, что оставлял в Лондоне тело Эла, которому не поможешь, но время от времени поддавался паническим настроениям и думал, что ошибся, не сделал достаточно, не пришёл к правильному выводу… Но толку оставаться в девятнадцатом веке? Я нажал на ВМе кнопку запуска разгона нейтрино, предварительно спрятавшись в том переулке, где мы с бостонским французом накануне целовались. Стоило закрыть глаза и сознание воспроизводило его образ в мельчайших подробностях.

Чтобы избежать глупых расспросов, я планировал вернуться раньше положенного срока. Манёвры подобного рода под строгим запретом, чтобы вы знали. Зато так у меня появится время, чтобы адаптироваться к новым реалиям и проверить, жив ли Эл.