Текст книги "Французский парадокс (СИ)"

Автор книги: Domi Tim

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Не человек – добродетель в человеческом обличии.

– Что именно прошло не так?

– Ну… – я передумал говорить придуманную «правду». – Экзамен задержался.

– Дай угадаю: к экзамену всё-таки надо было готовиться, как я тебе и сказала, но ты отдыхал, проводил время в своё удовольствие и не выучил то, что нужно было выучить?

– Что именно нужно было выучить, мама?

– Я не знаю. И ты, судя по всему, не знаешь тоже, – она вздохнула и я понял: о нет, надо бежать – она сейчас начнёт философствовать. – Знаешь, Роберт, я ведь всегда желала тебе добра, но у каждого человека есть предел; боюсь, твой предел уже наступил. Чтобы стать профессионалом, необходимы не только нормальные мозги, но и, не постесняюсь слова, талант.

– То есть, хочешь сказать, что ты так упорно толкала меня в медицину, потому что у меня медицинский талант? Так может, вы с отцом и ДНК-тест сделали по моим наклонностям? – всё больше распалялся я. Боги, ей всегда удавалось выводить меня с пол-оборота. Вот почему я переехал в отель. – И вообще, откуда тебе знать, чем я занимаюсь? Ты про физику инновационных технологий знаешь только из научно-популярной передачи Элвиса Кларка!

– Не повышай на меня голос. Элвис прекрасный популяризатор науки.

– Популяризатор? – я показательно расхохотался. – Это тот, который только три года назад перестал называть генную инженерию величайшей угрозой человечества?

– Как это касается твоего провального экзамена?

– Мам! – я прижал ладони к вискам, сдерживая стон. – Кто вообще говорил о провальном экзамене? У меня всё нормально, скоро всё решится. Так и передай папе. Всё, я позвоню, когда… Хотя, ты всегда звонишь раньше, чем у меня появляется такое желание, пока! – я сорвал очки с переносицы, едва не угодив себе в глаз. И с огромным удовольствием разбил их о тротуар. Камера видеонаблюдения словно подмигнула красным огоньком, а тридцать долларов с моего банковского счёта направлялись в руки федерального правительства Америки.

Секунду назад я был взбешён, а теперь чувствовал себя почти что удовлетворённым. Великолепная причинно-следственная цепочка, мама финансировала Белый дом.

***

Обычно партнёра я выбираю так: если за первые двадцать секунд он не вывел меня из себя, можно попробовать. Чем больше мы общаемся, тем больше шансов у него разозлить меня, но помогает выпивка. Правда, я всегда остаюсь в минусе. Взять хотя бы утреннего Джеффри (я так и не вспомнил, как его зовут, но имя Джеффри мне нравится больше, чем Джейсон): секс так себе, потраченное время, да ещё и минус трусы Emporio Armani, одна штука.

Я выбрал ночной клуб напротив Таймс сквер, чтобы скоротать остаток вечера.

Заведение с вызывающей вывеской «Похоть» работало двадцать четыре часа в сутки. Когда сюда ни зайди, найдёшь секс, общение, плечо для нытья. Самое ужасное, я не знал, в чём нуждался сейчас. Сев за барную стойку, начал прокручивать в голове слова психолога, которого презирал всё то время, пока у нас проходили сеансы. Он говорил: «Ты должен найти цель в жизни», повторял: «Найди источник вдохновения» и целовал меня в лоб практически после каждого сеанса. Целовал и шутил, что делал, как моя мама. Педофил хренов.

Вот так я и узнал, что маман пришла в клинику и растрепалась о том, какая она хорошая женщина. Пока пил виски, совсем расклеился: не хотелось ехать в Бостон; не хотелось знакомиться с Элом, который, наверняка, как и любой гуманитарий, будет меня бесить. Я был выбит из колеи сначала предстоящим заданием, а затем – разговором и ссорой с мамой, не желающей даже сделать вид, что ей не плевать.

Второй член команды – в моём случае бостонский француз – отвечал за историческую составляющую: коротко говоря, был ответственен за то, чтобы мы не загремели в полицию того времени и не сильно выделялись из толпы. Поскольку в викторианской Англии не было инквизиции, задание пустячное, верно? Хотя, конечно, историк будет полезным в процессе наблюдения… Именно наблюдение ставилось во главу угла, мы – разведчики нового поколения, вневременные.

Придётся его терпеть, поскольку миссии в прошлом могут быть только парными.

Размышления прервал парень в костюме и с бабочкой на шее.

– Привет.

Я многозначительно допил виски и заказал у бармена вторую порцию.

– Что-то случилось? Могу помочь?

– Как? – я всё же посмотрел на незваного собеседника, чисто из интереса. Он скосил глаза в сторону, даже немного покраснел (если лазеры в баре не искажали восприятие цвета). Симпатичный парень, вероятно, старше меня, с красивой улыбкой и маленьким носиком. Минус один вариант решения проблемы: не хотелось секса. – Чувак, дай мне порефлексировать.

– Мы можем побеседовать вдвоём. В конце концов, я магистр психологии, Кей.

Он мне подмигнул, поигрывая своим стаканом.

– Ненавижу психологов.

Они старались сделать со мной то же самое, что я делал с другими людьми.

– Как хорошо, что я соврал, – рассмеялся Кей.

– И кто ты на самом деле?

– Кей Костов, отделение ускорителей компании «Монгерли», знакомо звучит? Мы с тобой вместе работали над универсальным 3D-принтером; жаль, ты меня совсем не помнишь.

Он достал из кармана свою ID-карту и терпеливо подождал секунд десять, пока я смогу удостовериться, что там вправду написано именно то, что он сказал. Проект я прекрасно помнил, а коллег по нему – только в общих чертах. Это было в портативной лаборатории ускорителей: каждый день по шесть часов я просиживал над принтером, пытаясь достичь нужной скорости для столкновения нейтронов. А ещё там был один мальчик, который решил пошутить над нами и врубил фальшивую сирену тревоги, якобы напечатав на принтере радиоактивный уран. Я ударил его в лицо тупо от досады, ведь в этот момент на индикаторе появилось число девяносто девять и девять процентов. Потом оправдывался, что заподозрил в нём террориста.

– Что ж, – я отвернулся. – Я тебя не помню. И, судя по количеству выпитого, не запомню.

Парень обиделся, остался сидеть рядом, но больше не заговаривал со мной.

Я выпил мохито, коктейль «Пряный Марс», виски, вино, пиво…

========== Глава 2 Культурный шок ==========

…Ром.

Наверное; точно не знаю.

И ещё тропический коктейль. С корицей, на которую у меня аллергия. Так что пишу вам, дорогие друзья, из госпиталя, лёжа в кроватке. Я отбросил в сторону цифровую бумагу, игрался с ней последние полчаса. Написал послание маме, папе, друзьям и завещание от нечего делать. Робот-врач прописал два часа отдыха; я пролежал час, чтобы не казаться совсем безответственным (передаю привет, Терри). Теперь пора уносить ноги.

Бостон, ненавистный город, ожидал, когда я попаду в его объятия. А начальство в «Монгерли» не собиралось давать мне неделю отгулов. План был таков: забежать домой, переодеться во что-нибудь утончённое – например, рубашку с подтяжками и джинсы; перекусить в фаст-фуде напротив отеля и сесть на двенадцатичасовый гиперпул до центра Бостона. Овенден дал мне номер навигатора Эллиота: без проблем найду его в любое время.

Сегодня утром прислали короткое досье на этого парня и фотографию.

***

Так вот, фотография заставила меня покрыться мурашками. Небольшое лирическое отступление перед тем, как поведаю главное: я клюю на парней, надевающих обтягивающие джинсы и шорты, возбуждаюсь, когда сексапильная штучка с прокачанной задницей приоткрывает пухлые губы, давая понять, что она готова что-нибудь да пососать. То есть, являюсь обычным представителем бисексуализированного до невозможности поколения. Но иногда заглядываюсь на аристократов, которые возводят глаза к потолку, видя мою развязную улыбку, и стремятся ретироваться прочь, если я распускаю руки. Они совсем другие, а вслед за этой мыслью появляется ещё одна: с ним, наверняка, интересно поговорить. Опасная тропа, заставляющая воспринимать человека как личность, познавать внутренний мир…

И однажды я клюнул: влюбился в него, как звезда в экзопланету.

Теперь вы должны узнать кое-что ещё: я фетишист – сопротивление буквально срывает мне крышу. Я хочу, он – нет, я хватаю его за руки, прижимаю к стене, он бьёт меня по щекам, я стаскиваю с него штаны, он царапает мне спину короткими ногтями, я силой раздвигаю его ноги, он оставляет ссадины у меня на животе, я прижимаю его запястья к полу, он вопит «На помощь!», я усердно ласкаю его шею, пока он пытается свернуть мою… Под конец прелюдии по моему лицу стекают ручейки крови, а у него на коже алеют свежие ссадины. Я описал момент, который поставил крест на первой любви. Того мальчика звали Эндрю: девственник, возвышенный над всем мирским. Поначалу мне нравилось наше времяпровождение за интеллектуальными беседами, философскими диспутами и научными экспериментами. Мы вместе работали в «Монгерли». Эндрю не требовал от меня верности, и я не был верным. Господи, мы всего-то поцеловались пару раз, а потом я попытался склонить его к сексу и не изнасиловал только потому, что нам обоим понадобился врач для обработки ран. Он сломал мне нос, а я вывихнул ему руку.

В пострадавший инвентарь стоило добавить три порванных презерватива.

После этого Эндрю уволился с работы: убежал, сверкая пятками. По своим каналам я узнал, что он устроился в Квантовый центр в Оттаве. Я следил за его успехами года два, постоянно подавляя желание приехать и хотя бы объяснить, что не маньяк… А когда почти собрал чемоданы, узнал, что Эндрю женился на молодой особе по имени Мэй. Девушка оказалась иммигранткой из Японии и выглядела счастливой рядом с мужем. Я представил, каким жалким буду, если покажусь в его доме, успокоил себя мыслью, что Эндрю есть о чём переживать, чтобы не вспоминать о моём свинском поступке, и удалил его IP со своей базы.

Конец лирического отступления. Проблема заключалась в том, что Эллиот Верцнер был очень похож на Эндрю. Такой же бледный – видимо, целыми днями просиживающий в лабораториях; с такими же тёмными глазами, будто созданными для гипноза; с такими же чёрными, как чёрная дыра в представлении XXI века, волосами.

Они были похожи: это плохой знак, Вселенная, или ты прикалываешься?

***

В час дня мы прибыли в бостонский «Логан» – аэропорт, переоборудованный под гиперпулы лишь на пятьдесят процентов: на соседних полосах пассажирам предлагали экзотические самолётные рейсы к Северному сиянию и экватору. Для таких, как я, самолёты тоже были экзотикой: без защитных капсул внутри, с сомнительной автоматикой – картонные коробки с шасси.

Беспилотное такси доставило нас к городскому терминалу, но там мне, как в долбаные средние века, предложили купить билет на такси за наличность. За наличность! Не слишком большое неудобство, если у вас есть наличность.

Я вступил в перепалку с менеджером, доказывая, что наличные деньги – анахронизм: никто не пользуется бумажками, есть же оплата онлайн. Менеджер вызвал начальника, и тот предложил снять двадцать долларов с карты через банкомат в аэропорту. Я вернулся в здание на машине, напоминавшей гольф-кар для спецназа, снял двадцать долларов, а когда возвратился, оказалось, что проезд на чёртовом такси стоит тридцать пять долларов! Опять поехал в аэропорт, выстоял очередь к банкомату, снял ещё тридцать долларов, чтобы точно хватило. Сел в такси к милому парню Дэйву, едва поверил, что с Бостоном ещё можно поладить, как увидел на приборной панели автомобиля – о, чудо! – терминал для безналичных транзакций. Я ненавязчиво поинтересовался в рабочем ли он состоянии; таксист ответил: «Да».

Это всё, что вам нужно знать о Бостоне. На этом я, блядь, прекратил пытаться понять этот город.

На встречу с Эллиотом я направлялся в безумно «приподнятом» настроении, слушая рассказы водителя о местных порядках. Он как будто забавлялся, наблюдая мою удивлённую физиономию в зеркале заднего вида. Как нет функции дополненной реальности? Почему нельзя воспроизвести голограмму на здание? Господи, компьютерные чипы, что, вправду в дефиците? Никаких телевизоров на всю стену? А как насчёт нанотехнологий? Термоядерных реакторов? Квантовых ПК? Атомных транзисторов? Репликаторов? Газовых ракет?

– Мы стараемся использовать только то, что нам реально нужно. Например, роботы в городе тоже есть, вопреки тому, что говорят СМИ, – разглагольствовал таксист. – Но они не занимаются обслуживанием людей, выполняют стратегические работы, понятно?

– Иной раз чашка кофе с утра тоже стратегически важна.

– Вам, ньюйоркцам, не понять. Человеческая жизнь ведь важнее кофе?

– Если чужая, то я выберу кофе.

Дэйв хмыкнул.

– Тут роботы входят в штат служб по чрезвычайным ситуациям. Выезжают на пожары, достают пострадавших из завалов, ищут людей в горах, под водой. А заказать чашку кофе, купить воды или добраться до дома в вечернее время мы и сами можем. Я слышал, что вы в Нью-Йорке даже в сортир предпочитаете ходить в сопровождении робота, чтобы бумагу подал…

– Как забавно, – отозвался я, когда он рассмеялся.

Дэйв продолжал говорить, повторял «Мы», «Мы», «Мы». НьюЙорк, может быть, и вызывал во мне патриотические волнения, но я бы никогда не стал, даже вербально, собирать сброд, живущий в городе, в единую частицу. В Бостоне все считали друг друга семьёй – так сказал таксист. Сумочки поднести, дорогу подсказать – это они горазды, только попроси.

– Но зачем? Какой смысл, если придуманы роботы для ручной клади, а дорогу показывают компьютерные чипы, вмонтированные в здания? И это не говоря уже о сверхточных GPS, определяющих расположение нужного объекта с гигантской точностью.

Дэйв неопределённо пожал плечами, вздохнул.

– И почему истеричка в аэропорту не сказала, что такси оплачивается картой, чёрт возьми!

– Ты из Нью-Йорка, ты не поймёшь. – Он высадил меня у Гарварда.

***

Стоило признать, университетская территория была в городе самой прогрессивной. Здесь я чувствовал себя почти как дома, с упоением шагая по солнечной плитке, такой же, как в Нью-Йорке. Между деревьями накинули наносетку, делавшую стареющее Солнце не настолько ярким. Повсюду сновали студенты, словно их выпустили из одного цеха клонирования – все в белых рубашках, джинсах, с планшетами и рюкзаками. GPS, регулярно возмущающийся посредством сообщений на экране очков, что ему мало чипов, определил местоположение Эллиота неподалёку от главного корпуса университета. Я надел на лицо дежурную улыбку.

Каковы шансы, что в нашем случае из противоположностей что-то получится?

Я заметил Эла издалека – он сидел на покрывале, его лицо освещалось мерцающим экраном планшета. Вся лужайка в надвигающихся сумерках выглядела, как океан непонятной, но шевелящейся субстанции теней и островков света, вокруг которого собиралась студенты.

Мой отец, перетрахавший половину Манилы во время войны на Филиппинах, твердил, что с женщинами – или мужчинами – не работала скромность.

– Если ты заприметил цыпочку, но боишься отказа, – говорил он, сжимая моё плечо, – используй правило трёх «не».

– Что это ещё за правило?

– Не говорить ей «привет», «как дела», «отлично выглядишь» – это всё банальная чушь. Не спрашивать разрешения присесть или присоединиться, чтобы она не могла ответить отказом. Не давать ей первой начать разговор: велики шансы, что она начнёт его со слова «нет».

Моя «цыпочка» сидела, скрестив ноги по-турецки, и медитировала над сочным шоколадным круассаном, аромат которого скрутил мои внутренности острым желанием поесть.

– Чтобы насладиться зрелищем, мне не хватило бы и эксасекунды.

Я уселся напротив него, с довольной улыбкой доставая из кармана сигарету. Но ожидаемой реакции не последовало: он не закатил глаза, не сощурился, не попытался сбежать.

Эл продолжать жевать.

– Эксасекунда – это почти тридцать два миллиарда лет, вдвое больше возраста Вселенной, – сдался я.

Его губы, измазанные в шоколаде, растянулись в улыбке.

– Ах, это был подкат.

– Да, слишком интеллектуальный, видимо.

– Спасибо за объяснение, я подумал, что ты из умников, – Эл откусил от круассана следующий гигантский кусок и подал мне холодную ладонь. Он молчал, пока никотин проникал в мои лёгкие; наши взгляды то и дело встречались где-то посередине между его губами, на которые пялился я, и моими запястьями со смарт-часами, куда смотрел он.

– Из умников?

– Ходят тут скауты из Нью-Йорка, пытаются заманить нас в научные проекты. В основном тем, что сыпят малопонятными терминами, заставляя поверить, что они только что открыли нам ключ к идеальной жизни, бессмертию, сыворотке правды – подставь свой вариант, короче.

– Вообще-то, я из Нью-Йорка.

Эл смахнул чёлку со лба, уставившись на меня.

– Слушай, так чего тебе надо?

– Трахнуть тебя хочу, – сказал я, проверяя степень его распущенности.

– Вот как.

***

Эл вёл меня в квартиру на окраине студенческого городка, пока у меня в ушах звенело его пофигистическое «Ладно», словно я предложил книжками обменяться. Сколько бы СМИ ни твердили о сексуальной распущенности Нью-Йорка, существовали определённые правила съёма, скажу я вам. Ну, например, чипы в наших линзах и очках синхронизировались с медицинскими картами потенциальных партнёров, так что ещё до начала полового акта была ясна степень безопасности секса. Я-то знал, что Эл здоров, но у него очков – внимание – не оказалось. На улице в Нью-Йорке знакомились в основном посредством симпатий в тех же линзах-очках; если симпатия принята, начиналось живое общение. Я веду к тому, что диалог, подобный тому, что произошёл у нас с Эллиотом Верцнером, был необычен даже для меня.

Эл жил один, готовился к «миссии», которая, по его словам, была тайной. Ясное дело, он говорил о путешествиях во времени, но и не подозревал, что столкнулся с напарником. Поднимаясь на пятый этаж, я старался проанализировать ситуацию под аккомпанемент урчания пустого желудка. Может, стоило сказать Элу, кому он подставит задницу? Ну, чисто так, по-человечески. Хотя разве я должен об этом беспокоиться? Он не обратил внимания на то, как я решил к нему подкатить, не поинтересовался, почему я приехал в Бостон из Нью-Йорка, не попытался выяснить, как я оказался в студенческом городке, зачем выбрал его – неужели я должен был отвечать за чужую легкомысленность? «Или ты просто боишься, что если он узнает, всё сорвётся?» – прошептала совесть. Да ладно тебе, подруга: либо у Эла жёсткий недотрах, либо он настоящая шлюха; я в любом случае окажу ему посильную помощь.

– Тебе надо в душ?

Я не ответил, осматриваясь.

Ходили слухи, что у каждого жителя Бостона дома стоял старый персональный компьютер с системным блоком, мышкой и клавиатурой (в качестве алтаря ностальгии). ПК я не увидел, но восхитился огромным, от пола до потолка, книжным шкафом. Читает и трахается, великолепно. Он мог бы стать мне неплохой парой вчера утром. Я представил нас, сидящих у того скрипучего окна, в отеле Нижнего Ист-Сайда, голых, пускающих струйки отравляющего дыма старых классических сигарет друг другу в лицо, говорящих об устройстве мира. Если копнуть глубже, я тоже любил старые вещи: предпочитал табак электронным сигаретам, старый автомобиль – беспилотнику, дерево – пластику… Но мне нравилось то, как наука делала жизнь проще. Я не противопоставлял одно другому.

– Эй, ты…

– Роберт. Меня зовут Роберт, – не без сарказма ответил я.

– Ладно, если в душ тебе не нужно, тогда я пойду.

Я махнул на него рукой и сел на диван. В мозг снова начала просачиваться нервозность, вынуждая взять вторую сигарету. Эл пошёл в ванную приводить себя в порядок; минут через десять он появится: голый или обвязанный одним полотенцем, предоставив удобный случай потрогать все те места, о которых думает обычный парень при виде другого обычного парня. Сегодня утром я пришёл бы в восторг от такой возможности, но сейчас мне совершенно не хотелось с ним спать. «Отказываешься от секса? Ай-ай-ай, первый тревожный звоночек», – тут как тут появился внутренний критик. Секундочку, не надо беспочвенных обвинений: я хотел секса, я хотел Эла, но я не хотел своего партнёра по программе путешествий в прошлое. Я развалился на его раздолбанном диване, делая одну затяжку за другой, силясь вспомнить, когда в последний раз делил постель с кем-то, с кем мне потом предстояло общаться или работать. Нет, увольте, обычно такую неловкость я обходил десятой дорогой.

После инцидента с Каей (это случилось вскоре после неудачного романа с Эндрю, молодую сотрудницу изнасиловали прямо в лаборатории) «Монгерли» вообще запретила нам вступать в интимные отношения друг с другом. Если я до этого и спал с кем-то из коллег, исключительно в качестве одноразовой дружеской услуги: «Эй, Робби, я тут хочу порадовать парня горловой техникой минета, подставишь член?», «Роберт, у меня просьба, лиши меня девственности, а?», «Уолтер, ёбаный коллайдер меня заебал, пойдём спустим пар!». Постоянных отношений, выходящих за пределы постели, я избегал. Избегал. ИЗБЕГАЛ.

Скурив вторую сигарету, я подумал, что слишком уж много думаю.

Ну и что, что Эл похож на Эндрю? Это не означало, что мне придётся опять пережить кошмар, к тому же, я набрался ума и не собирался влюбляться. «Влюбляться» – пф, дикость. Во что я должен был влюбиться? В привычку говорить «Ладно»? В шлюховатость? В чистоплотность? Или в книжный шкаф с Фрейдом?

– Та-а-ак, значит, тебя зовут Роберт.

От неожиданности я выронил сигарету на пол: огонёк прожёг дыру в ковре. Моё сердце сбилось с ритма и принялось гонять кровь по телу в два раза быстрее под влиянием его голоса, рук, запаха. Он легонько ткнул меня в грудь, дождался, пока устроюсь на диване, и навалился сверху. Сразу же поцеловал в губы, словно мы встречались. Прошёлся языком по дёснам, коснулся языка. Ох, как же он коснулся моего языка! Если французам и было чем похвастаться, так это умением целоваться по-французски так, что по телу бежали искорки, а пах начинал тяжелеть.

– Роберт, – протянул он, стягивая с меня одежду.

Я промолчал: рот надо было использовать по максимуму, когда дело дошло до раздевания. И уж точно не трепаться о том, как Эл буквально затрахал меня до полуобморочного состояния, как он мастерски пытал меня своими ладонями, сжимал руки и ноги ровно до того момента, когда «ещё чуть-чуть» и будет больно, дополняя наш секс своеобразным перцем. Он был хорош – вот, что я думал, когда со мной закончили. К тому же, он промолчал насчёт моих меток, хотя обычно они становились предметом мудацкой дискуссии.

***

Секс был. Секс был как Взрыв Сверхновой? В какой-то момент мне вправду показалось, что я нахожусь в космосе (во время оргазма потемнело в глазах), но после участия в эксперименте Планка, во время которого мы через дополненную реальность оказались рядом со Сверхновой и, разумеется, умерли, я стараюсь не использовать это сравнение. Если вам не представился уникальный шанс испытать на себе квадрильонный поток нейтронов и радиации, поверьте на слово: вы больше никогда не будете называть кого-либо «звёздочкой».

Равно как и «солнышком».

Секс был, как путешествие на сверхсветовой скорости? Что ж, моё сердце испытало определённый перегруз – уж больно приятными оказались на вкус губы Эла, – но я всё же был далёк от размазанной на отдельные атомы субстанции, которая бы осталась от человека после путешествия на скорости света. Секс затягивал меня, как чёрная дыра? Раздирал на части гравитацией? Мучил, как нерешаемый физический парадокс? Позволял быть в двух местах одновременно, словно фотон? Расслаблял? Напрягал? Менял? А чего я, собственно, ожидал?

Когда мы раздевались, упражняясь в языках, во мне трепетало лёгкое любопытство, которое, смешиваясь с возбуждением, надувало в груди воздушный шарик. «Надо же, как неожиданно повернулись обстоятельства, – думал я. – Хорошо, что Эл оказался Элом: на задании я не буду лишён радости трахаться в своё удовольствие».

На волне необычайного оптимизма я скомкал и разорвал на мелкие ментальные кусочки принцип, гласящий, что от секса с другом, иными словами, регулярным партнёром, реально заработать аллергию на одиночество. С самого детства я относил себя к особой категории людей: всем и каждому говорил, что мне не нужно искать вторую половинку, что не собираюсь вступать в брак и к кому-то привязываться. Что было первым: моя вера или реальное отсутствие потребности в плече для нытья – теперь сказать сложно. Но я привык так жить, и встреча с человеком, с которым нас может связать секс, работа и даже дружба, ничего не изменит. Я снова вернулся в привычный образ весёлого пошляка и подумал, что было бы круто намекнуть Элу, что он от меня так просто не отделается. Я так думал две секунды, пока Эл не сбросил меня с кровати в ответ на «Хочешь повторить в девятнадцатом веке?», сказанное на ушко.

Я оказался на полу, на своих же брюках.

– Что ты сказал?

Каким же ёмким было его «Что». Особенный дар гуманитариев – хлестать словами наотмашь? Мы уставились друг на друга, я протянул руку, но он не помог встать. Грозно прошагал мимо и вернулся в поле моего зрения в халате. Любопытно, значит серьёзные беседы Эл предпочитал вести в одежде, меня же нагота совсем не смущала. Я полагал, что выглядел изысканно обнажённым, а не стыдливо раздетым мальчиком.

– Повтори, пожалуйста.

– Ты же понял, разве нет? – я нахально улыбнулся, ткнул его ладонью в живот. – Я твой партнёр во всех смыслах – какая ирония! Верил бы я в бога, сказал бы, что судьба. Я Роберт Уолтер, физик из Колумбийского университета и твой напарник по миссии ВМ.

Я почувствовал, что Эл злится – уж не знаю, с чего вдруг. Он выпрямил спину, напрягся и посмотрел на меня, словно я уничтожил популяцию китайских панд. Полностью.

– Ты… Ты…

Не сомневался, что у Эла прекрасный словарный запас. То, что он не мог подобрать слово – точно плохой знак.

– Эгоистичный мудак! – Эл отошёл и швырнул в меня увесистую подушку. – Ты вообще осознаешь, что наши отношения пошли немножечко не по тому пути? И кстати, спать с напарниками нельзя. Исключительно платонические отношения! Правило тринадцать, статья тридцать четвёртая кодекса держателей ВМ. Говорит о чём-то, нет? Или ты настолько туп, что не читал её? Может, ты и читать не умеешь? Как тебя вообще взяли в программу?

Перед тем, как стащить с Эла последний предмет одежды (правый носок), я на секундочку… Ладно, ладно, это слишком много – на фемтосекунду задумался об ответственности (раз уж планшет Эла так стар), которая на меня ложилась. Я должен был сказать: ведь, если на чистоту, сам бы жутко взбесился в подобной ситуации. Но эмпатия не была моей сильной стороной. И если бы Эл не начал так орать и плеваться ядом, я бы пообещал никому не говорить о сексе и, вы не поверите, сдержал бы слово. Но. Не. Теперь, дорогуша.

– Ты мог уточнить, кто я такой, прежде чем соглашаться. Знаешь, как это называется? Шл…

– О, и как это должно было выглядеть? Привет, а ты часом не мой напарник по миссии с ВМами, ну, той самой, о которой никому нельзя говорить, да? – с сарказмом произнёс Эл. – Ах, ты не мой напарник, ну что ж, извини, теперь я должен буду тебя убить только потому, что моим напарником мог оказаться умственно отсталый урод, которому просто не пришло в голову начать беседу с того, чтобы нормально представиться, а не думать своим членом! К тому же, таким маленьким, что уместился бы в носок моей шестилетней сестры!

Сложно остаться беспристрастным, когда кто-то оскорблял мужское достоинство буквально. Но меня почему-то разобрал смех. У Эла на шее пульсировала венка, оказывая на меня почти гипнотический эффект. Он был таким классным, когда злился, и так сильно меня раздражал, что я, почти не осознавая, что делаю, схватил вазу с цветами и запустил в него (применяя силу приблизительно в четыре ньютона, которая, с учётом трения с воздухом, должна сократиться до двух ньютонов). Эл увернулся.

Я рассчитал это.

– Просто не нужно спать с кем попало, алло!

Влажные цветы прилипли к стене, сползая тошнотворными щупальцами Великих древних.

– Ну ты и гад! За что мне это? – в меня полетела вторая подушка.

– За что? Хочешь, расскажу тебе, Эллиот? Ты был плохим мальчиком в детстве. А, Эл? Трахался с большими мужиками. Расскажи, как ты вёл себя в школе, мистер примерный мальчик?

Мы сцепились посреди комнаты.

– К твоему сведению, в школе я был хулиганом и сломал больше носов, чем ты видел членов.

– И как это должно… – я не успел отвернуться от кулака. – Это ты зря!

Эллиот повалил меня на пол, но я не разжал руки, и он упал на меня сверху. Добрых минуты две мы катались по ковру, как разъярённые коты. Первой жертвой пал халат Эла: я разорвал его по шву, стараясь ударить его в пах ногой, пока чужая рука настойчиво лезла мне в рот.

– Да успокойся ты, переспали и забыли! – закричал я.

Мне становилось больно, а не смешно.

– Забыли? – Эл прекратил пытаться задушить меня, сидя верхом на бёдрах. – За нами постоянно следят! Или ты заботливо прикрыл шторы? Может, взял с собой аппаратуру для проверки жучков или включил воду в ванной, чтобы нас не слушали?

– Да ты параноик.

Эл разбил мне губу, и я с большим удовольствием сплюнул кровь на ковёр. Его руки сжались вокруг моей шеи, но не так сильно, чтобы причинить серьёзный ущерб. Эл дунул на чёлку, закрывавшую глаза, и посмотрел на меня. Мне казалось, у нас установилась ментальная связь с его бесами, прячущимися в темноте. Ну да, а с виду такой примерный мальчишка.

– Я хочу, чтобы ты ушёл.

– Будто бы я стремлюсь остаться в убогой дыре, – я ударил его коленом в живот и высвободился. Кое-как поднялся на ноги, поглядывая на противника. Эл вроде бы не собирался на меня снова кидаться – отличный момент наконец одеться и свалить.

Он ходил по комнате туда-сюда, пока я собирался.

– Кстати, ты должен рассказать мне о Викторианской Англии, дорогой, – фальшиво беззаботным тоном сказал я. Эл явно не хотел со мной разговаривать, а значит, я должен был вынудить его со мной разговаривать. Робби-Антифоби снова вышел на тропу войны.

– Уже бегу, – процедил он, толкая меня в сторону входных дверей.

– Или ты посмеешь нарушить правило Программы?

Я взял с его стола салфетку и стёр кровь.

– О нет, как же я могу? – Эл нарочито вежливо поклонился мне, сняв воображаемую шляпу. – Англия? Думаю, тебе там понравится. Улицы, изысканно украшены конским навозом, с оборванцами из Ист-Сайда, которые просят милостыню, настолько измождённые, что умирают прямо на улице. Легендарная холера, взрывы газа в домах с зелёными обоями из мышьяка – да-да, того самого, который вообще-то считается ядом. Свинцовые пилюли якобы для лечения кишечных заболеваний; к слову, пилюля была одна на всю семью. После того, как она проходила сквозь кишечник, её откапывали в испражнениях, мыли и передавали другому.

– Серьёзно?

– А теперь приятных снов.

Эл закрыл перед моим носом дверь, да так сильно, что осыпалась старая штукатурка.