Текст книги "Французский парадокс (СИ)"

Автор книги: Domi Tim

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

– И то правда.

Я посмотрел на небо, которое когда-то считали всей Вселенной, на звезды, которые изначально приняли за планеты, а потом окрестили одиночками. В XXI веке учёные разглядели, что у каждой звезды была экзопланетная семья. Может быть, и мне стоило присмотреться к Эллиоту, чтобы найти в нём хорошее? Чёртов кокаин, ненавижу, ненавижу, нена…

– Ты когда-нибудь задумывался о связи Нигерии с героином?

Я хохотнул и ответил «нет».

Очки просигнализировали о сообщении, я потянулся за ними, Эл перехватил руку.

– Что?

– Не надо, – протянул он, навалившись сверху. – Не порть момент.

– Я настроил переадресацию для всех, кроме папки контактов по ВМ, усёк?

– Плевать на папку контактов ВМ.

– Боже, кто ты такой?

Мы снова смеялись, но в этот раз, неловко стукаясь зубами. Эл даже не целовал, а скорее гладил меня губами по лицу, и если бы не его рука, игравшаяся с ремнём, я бы не счёл заигрывания сексуальными. Но он продолжал касаться меня, прижимать к асфальту и нахально хмыкнул, когда организм отреагировал надлежащим образом. Так и подмывало подоставать: кокаин делал из Эла безответственную напористую шлюшку.

– Серьёзно, а нас не отправят в полицию за нарушение общественного порядка?

– Пока мы в штанах, всем плевать. Ну как тебе? – Эл облизывал мою шею, мял рубашку, но не предпринимал попыток раздеть. Наверное, он вообразил себя собакой.

Я неопределённо пожал плечами, но Элу было не до того. Я едва чувствовал асфальт, казалось, что мне закрыли затычками уши и насыпали за ворот песка. Эллиот мычал о способности довести партнёра до оргазма при помощи рук, но я не дослушал: к тому моменту меня размазало на атомы, и я постыдным образом уснул.

***

То самое письмо, которое Эл убедил меня проигнорировать, оказалось результатами психологической экспертизы на нашу совместимость. Пришлось пересмотреть отношение к экспертизам: тест полностью отвечал действительности – всего лишь 16 постыдных процентов совместимости. Мы с Элом были худшим кошмаром друг для друга.

Он дисциплинированный и собранный; я, в общем, полная противоположность. Когда я получил возможность ознакомиться с письмом, направлялся в НьюЙорк, в свою естественную среду. В конце сообщения значились рекомендации психолога, смешные в своей нелепости. «Учитесь слушать друг друга», «Идите на компромисс», «Будьте терпимы».

Послушайте это, я должен быть терпим к человеку, который оставил меня на улице с расстёгнутой ширинкой, а сам ушёл домой спать – что же за скотина такая?

Меня могли убить, ограбить, изнасиловать, отправить в бордель или пустить на органы. О, эта трепетная дружба в понимании Эллиота Верцнера.

Манхэттен встретил меня дождём и прохладой, очки, наконец, перестали пикать от недостатка чипов, люди – рассматривать моё лицо, а в небе парили беспилотники, красота!

Эл должен был прийти в Монгерли в три часа дня с дурацкими лекциями. Он был не в восторге от моего предложения: подумал, что я хочу покрасоваться в лаборатории. Но суровая правда заключалась в том, что в «Монгерли» мне банально не дали дополнительный отгул. Я вернулся в лабораторию, едва успев заскочить в отель, чтобы принять душ и отмыться от бостонского и французского.

На двери нашего отсека красовалось несколько открыток с пожеланиями вернуться из Бостона живым – шутники, блин. Мои коллеги не знали по какому заданию я был откомандирован в Бостон, но начальство решило придерживаться принципа полуправды и раскрыло им некоторые географические детали операции.

В помещении 2/4 трудилось четверо: братья Тим и Рейн, специалисты по темной материи, Анджелика из восточной Европы, пробивающая себе путь в том числе острым языком – его, девушка, уж поверьте, использовала по прямому назначению, – и Дейл, ядерный физик.

– Слушайте, а Робби будто похудел!

– Точно-точно, и синяки под глазами появились, – вместо приветствия воскликнули ребята, подняв головы от аппаратуры.

– Взгляд потух, видишь?

Тим попытался оттянуть мне веко, за что был мгновенно послан на фиг, но я всё-таки улыбнулся: взгляд ласкали не их морды, а дорогое сердцу оборудование – калориметр, термостат, лазерная установка, омметры, сенсоры, часы, водомеры и тестеры. В отдел уместилось столько всего, и каждый прибор хранил отпечатки моих пальцев.

Вот она, лабораторная романтика.

Этот синхрофазотрон разрабатывали мы с Тимом, переругавшись со всеми электриками в радиусе тридцати миль. Рядом стоял «апокалиптический» ускоритель из легендарного Церна, тот самый Большой Адронный Коллайдер, точнее, уцелевшая его часть (хранили как реликвию). Около моего стола жужжал нуклотрон – тоже старенький, но самый точный в крыле.

– Ну, как оно, в двадцатом веке?

– Лучше вам и не знать, – отшутился я, крепко призадумавшись над иронией. До лекций Эла, чёрт бы его побрал, я воздавал должное шуткам о Бостоне, без которых не обходился ни один рабочий день. Уж очень близко по современным меркам размещались города и слишком отличались друг от друга. НьюЙорк и Бостон – как демократ и республиканец, как Специальная теория относительности и Квантовая механика*, как Земля и Астероид, в конце концов. А теперь меня передёргивало каждый раз, когда говорили об уродливом прошлом.

– Ребята, лучше введите меня в курс дела. Когда я уезжал, на столе были цезиевые часы, я точно помню. Какая тварь стащила их для своих тупых экспериментов, признавайтесь?

Коллеги напали с разных сторон с объятиями и, вот, я стоял облепленный телами, не имеющий возможности слова сказать. Сделал вид, что борюсь с тошнотой, чтобы вырваться на волю. Пришлось идти в уборную и якобы приводить себя в порядок.

***

Эл пожаловал в лабораторию ровно в три часа дня, как мы и договаривались. Со временем он был в ладах. Я встретил бостонского француза на ресепшене, где ему выдали жалкую временную карточку (ею можно было воспользоваться только в паре с ID-картой сотрудника). К тому моменту в отделе никого не было: первая смена, заступившая в шесть утра, ушла домой, а вторая должна прийти только в пять. Обычно перерыв использовали для проветривания и уборки, но сегодня его используем мы с Элом. Я решил не говорить ему о негодовании, которое ощутил, проснувшись посреди улицы, ведь в этом был абсолютный ноль смысла, но Эл заговорил сам, сделав шаг в обширную лабораторию.

– Послушай, по поводу вчерашнего…

Его голос прозвучал так неуверенно, что я невольно обернулся, чтобы посмотреть на парадокс. Элу стыдно? Это не его двойник? Не клон? Не генномодифицированная копия? Несите воды, сейчас упаду в обморок от счастья. Я приподнял бровь, ожидая продолжения.

– Не помню, как добрался домой, поэтому не знаю, что было.

– Меня ограбили, забрали все деньги и очки. Пришлось просить милостыню на билет до Нью-Йорка, идти с аэропорта на своих двух до дома целых шестнадцать кварталов.

– Правда?

Хотелось подольше полюбоваться на Эла со сведёнными бровками и надутыми губками – и не хотелось одновременно. Он больше нравился мне в пылу страсти (стоп, вычеркните слово «нравился»). И под страстью я понимал стоны удовольствия, а не крики гнева. Пока Эллиот продолжал теребить край рукава белой рубашки, я развернулся к нему спиной, сделав вид, что возникла срочная надобность внести данные в формулу.

– Ну, и чем вы тут занимаетесь?

Я фыркнул, не оборачиваясь.

– Я же вижу: ты хочешь похвастаться.

– Это такой способ сказать, что тебе интересно, не говоря, что тебе интересно? – я скрестил руки, надеясь, принять позу, говорящую «я всё знаю о тебе, мудак недоделанный».

– Возможно.

Он улыбнулся мне так, как и вчера. По-доброму, но с хитрецой. Давайте взвесим «за» и «против». Эл жаждал узнать, чем я занимался: если расскажу – исполню мечту. Такая перспектива совсем не улыбалась. Если не расскажу – Эл не поймёт, насколько я крут. Но, буду честен, у него будет время осознать, чего я стоил на самом деле.

Я промолчал, медленно потопал к одному, потом к другому устройству, убедился, что они функционировали как надо; когда дошла очередь до циклотрона, Эллиот подал голос – спросил: «Что это такое?». Дабы не вступать с ним в конфронтацию, я ответил:

– Тут сталкиваются те же частички, которые помогут нам попасть в прошлое.

– А! – он широко открыл глаза. – Помню, как-то на «н». Н-н-н, нейтроны?

– Нейтрино.

– Прошу прощения.

– Ты же проходил курс физики, как можно это не запомнить?

– Я отлично запоминаю даты.

– Даты, – я почти выплюнул это слово, и Эл нахмурился. Шагая за мной по пятам, он добрался до второго этажа лаборатории, где царствовали братья Мост и тёмная неуловимая материя. На потолок проецировалось звёздное небо. Я встал над Сатурном: думал, Эл начнёт восхищаться, как здесь было красиво, но его заело на сказанной фразе.

– Имеешь что-то против дат?

– Да нет, я просто… – Я мог промолчать, но вместо этого, воскликнул: – Это же прошлое! Оно было и прошло, смысл копаться, если это уже прожитая кем-то история?

– Это опыт, ошибки, в конце концов, на которых человечество не учится!

Я сел за компьютер Тима. Где у этого парня наушники?

– Сколько войн было в двадцатом веке? Две, если ты вдруг не знаешь. А сколько в двадцать первом? Тоже две. И это не говоря уже о Большой ядерной войне в прошлом столетии. Мир – вещь хрупкая, и чтобы его сохранить, нужно обращаться к прошлому, понимаешь?

Эллиот склонился надо мной, перехватил руку с наушниками.

– Что ж, мы здесь и работаем над тем, чтобы сохранить хрупкое равновесие.

– Скорее наоборот, – ехидно сказал он, переходя на резкий и хлёсткий тон. Мы опять спорили: во мне бурлила злость, на язык просились едкие фразочки, чтобы поставить Эла на место. Но он был моим напарником. Я попытался сконцентрироваться на желании хорошо выполнить задание и получить свидетельство. Идея о том, что потом мы с Элом распрощаемся, и мне дадут другого напарника была почти что целебной. Я покажу Терри результаты психологической совместимости и попрошу его расформировать нашу пару.

– Не надо на меня нападать, я войны не устраивал.

– Я просто мнение высказываю, а ты даже не пытаешься меня переубедить.

– А должен?

Элу пришлось признать, что я не должен был ему ни-че-го, да и весь разговор с самого начала был бессмысленным. В 4:15 мы, наконец, успокоились до того состояния, когда он стал способен рассказывать, а я – слушать. Эл попросил остаться на втором этаже, устроился рядом с телескопом и начал вещать мне о нравах Викторианской Англии. У нас даже получилось нечто вроде нормального человеческого диалога без яда, сарказма и самоутверждения.

Надо отметить этот день красным на календаре.

***

Маман не звонила целую неделю: наверное, чувствовала, что я пока не облажался и не смогу её порадовать. Папа никогда первым не звонил и по установленной традиции звонков от сына не ждал. Когда наши отношения ещё были способны существовать, я иной раз говорил с отцом по телефону, но темы иссякали почти мгновенно. Папа не задавал вопросов, требовавших обширного ответа, то ли желая быть деликатным, то ли чтобы побыстрее сказать «пока». Впрочем, он и в моём детстве не сильно стремился к коммуникации: хоть никогда и не пропускал семейные посиделки, но ограничивался скупым угуканием и смешками.

Последнюю неделю перед путешествием я почти не покидал номер отеля.

Во-первых, меня периодически рвало от разных вакцин, которыми нас кололи, чтобы защитить от болезней ХIХ века. Во-вторых, нужно было доработать суперкарман, в который я хотел положить цифровые очки. Они, конечно, не смогут работать на 100% (интернета-то не было в те времена), но станут, я уверен, неплохой информационной базой.

За день до путешествия нас вызвал к себе Овенден. Я собрался с силами и пришёл в Колумбийский университет пораньше: в какое-то мгновение у меня с языка едва не сорвалось признание, как я соскучился, по бархатному голосу Терри в том числе, но смог утопить жалкую фразу в довольно искренних объятиях с куратором. Мы едва успели обменяться несколькими словами, когда в комнату вошёл Эл, как всегда, пунктуальный.

– Эллиот Верцнер, наконец-то мы с вами познакомимся лично!

Я возвёл глаза к потолку, пока они наперебой утверждали, что так много слышали от меня друг о друге хорошего. От меня, представляете? Эллиот, решивший сменить белую рубашку на серую (какой радикальный шаг, какой рисковый парень!), уселся за стол в первом ряду, я занял аналогичное место во втором. Мы с Терри украдкой поглядывали на Эла и, когда наши взгляды встречались, неоднозначно кивали друг другу. По бостонскому французу было сложно понять, переживал ли он по поводу миссии, нуждался ли в психологической помощи?

Предстоящие 48 часов были последним для нас шансом что-то изменить.

– Ребята, – Терри обошёл стол и уселся на него, – хотя, вопрос прежде всего адресуется Эллиоту: вам всё понятно по самому процессу путешествия? Обсудим нюансы?

– Всё понятно, – сказал я, Эл промолчал.

– Ну, что же, повторение ещё никому не вредило. Основным и единственным аппаратом для путешествия в прошлое для вас станет временной модуль – это капсула, сделанная для удобства в виде часов, которые вы можете носить на запястье. Внутри находится силий: он разгонит нейтрино до скорости света, датчики, разбросанные по вашим телам, зафиксируют именно то количество субатомных частиц, которое и составляет ваш организм.

– Чтобы мы путешествовали целиком, – я подмигнул куратору.

– Силий, безусловно, даёт почти бесконечную энергию при распаде, но мы решили перестраховаться и поместили в капсулу аккумуляторы, которые будут запасать энергию ВИЭ.

– Перемещаться в пространстве мы не будем, верно?

– Нисколько, а для выбора нужного места посадки у нас есть гравитационные датчики, – самодовольно ответил я на вопрос Эллиота, пока Терри собирался с мыслями.

– Спасибо, мистер Овенден, – съязвил он.

Через полчаса Терри закончил и попросил задержаться для личной беседы. Как же мне захотелось просто-напросто сбежать, вы бы знали. Ненавижу сентиментальные прощания, сакральные пожелания и предостережения. Терри, наверняка, отлично знал, что с нами творилось, поэтому и захотел поговорить тет-а-тет. Я остался первым; мы подошли к окну в лаборатории, как и в тот день, когда он впервые рассказал мне о миссии. Прошёл всего месяц, но по ощущениям – будто годы.

Неясное беспокойство, нарастающее в груди всё это время, терзало меня постоянно. Словно внутри образовалась планковская чёрная дыра: разглядеть, что за ерунда там поселилась – невозможно: она засасывала даже свет, но регулярно напоминала о себе позывами к смятению. Путешествие в прошлое, безусловно, было приключением авантюрным хотя бы потому, что никто до этого подобного не делал. Но разве мы рисковали жизнью меньше, когда выходили из дому на улицу? Рядом с нами маньяки, убийцы и невнимательные водители. Нас заставили поверить, что риск минимален.

– Робби, ты в порядке?

– Нормально, мистер Овенден.

– Я же просил называть меня Терри. – Он приобнял меня за плечи, словно сына. – Всё будет хорошо, я уверен. Вы подготовлены лучше всех, вы знаете, как справляться с трудностями, аппаратуру тысячу раз проверили, ВМы снабдили резервными системами питания…

–Тем не менее, вероятность провала составляет 50%.

– Не думай об этом.

– Серьёзно, это совет?

Я рассмеялся, как тогда на дороге с Эллиотом. Со смехом выходили нервозность, неуверенность и страх, оставалось только желание сдать чёртов экзамен. Потом всё это превратится в рутину: я буду выполнять заказы ежедневно, буду получать удовольствие (и деньги). Главное, не думать, что пока я всего лишь лабораторная мышка с дефектом.

========== Глава 4 Путешественники во времени часов не наблюдают ==========

В восемь часов вечера система сообщила, что ко мне пожаловал человек. Как удачно для Эллиота, что перед этим я решил послать нафиг всех, кроме Эллиота. С одной стороны, я был решительно настроен понежиться в объятиях одиночества, с другой – Эл был единственным в мире человеком, которого могли терзать те же сомнения, что и меня.

Я открыл дверь. Он молча зашёл внутрь, выставив перед собой виски.

Ясно, значит, будем пить.

Никогда ничего не имел против алкоголя в качестве антидепрессанта. Предыдущие два часа я занимался составлением дел, которые необходимо сделать до отъезда. Если учесть, что цифровой лист до сих пор оставался стыдливо пустым (у меня не было ни домашних животных для пристройки во временный приют, ни растений, чтобы озаботиться поливом, ни друзей для посиделок), я с энтузиазмом воспринял предложение сменить род деятельности. Принёс с кухни стаканы и первую попавшуюся тарелку с закуской; налил виски. Мы обошлись без прелюдии, которая бы объясняла, зачем пили и насколько далеко готовы зайти.

На нашей с Элом войне прелюдия пала первым храбрым бойцом, так уж повелось.

– У тебя есть близкие, которым, ну, можно намекнуть?

– Что?

– Намекнуть, что какое-то время тебя не будет.

Я пожал плечами, уставившись в свой стакан. Эллиот не был похож на людей, вываливающих на собеседника тонну конфиденциальной информации под предлогом коммуникабельности, но говорил со мной о личном. Считал ли Эл меня доверенным лицом и почему? Или он высказывал слабость? Может быть, он тоже переживал?

– Мама с папой уже не знают, что думать, – продолжил Эл, самостоятельно подливая себе виски. – Они даже не подозревали, что у меня будут какие-то странные командировки на факультете. Я вижу, как они переглядываются, стоит мне только отвернуться. Думают, что их сын связался с плохой компанией, подсел на наркотики или ещё что-то…

– Если у них возникают такие мысли, ты и вправду был плохим мальчиком в юности.

Я улыбнулся, давая ему понять, что настроен мирно.

– Не особо. Просто фраза «Я не могу тебе сказать» довольно неприятная.

– Может быть.

Все-таки мы с Элом были совершенно разными людьми. Его беспокоили человеческие проблемы, меня – наука. Я перебирал в уме теории, противоречащие друг другу, и боялся того, что человечество так и не угадало, как поведёт себя время. Может, мы превратимся в пыль, едва только вернёмся во вчерашний день? Или окажется, что Вселенная жестоко обращается с теми, кто посмел нарушить её основные правила.

– Я не сказал родителям о командировке, – признался я.

– Почему?

– Потому что им нет до этого дела, – рассмеялся я. На долю секунды на лице Эла появилось фирменное – иди и ТМ создавай – выражение лица «Я сожалею». Но потом он, наверное, вспомнил, с кем говорил. Я строил из себя мистера независимость. Я вынужден был задуматься, многое ли Эл обо мне знал? Считал ли он нужным узнать, какую я предпочитал музыку? Смотрел ли мультики? Являлся ли поклонником Илона Маска? Использовал ли крем для лица? Ну, знаете, эти утомительные беседы с вопросами, к которым собеседник терял интерес, прежде чем вы открывали рот и отвечали. Если бы в тот день я не стал выпендриваться, а просто сказал ему кодовое слово, всё сложилось бы иначе, но как именно? К сожалению или к счастью, людям не дали разрешения исправлять ошибки, иначе потерялась бы ценность решения.

– Подумать только, в этот вечер одни лишь мы на всей планете… Представь, одни лишь мы думаем об этом, – Эллиот был откровенно пьяным: покачивался из стороны в сторону, под стать только ему понятному ритму. – О путешествии во времени, Робби.

«Робби» меня называли… Ну, вы помните.

Градусы разгоняли кровь, на горло давила беззаботность. Я вспомнил наш прошлый опыт с расширителями сознания и тихо засмеялся, осознав, что мы оба под действием эмоциональных стимуляторов почему-то немедленно воспламенялись чувствами друг к другу. Мысль о сексе показалась привлекательной для меня: я стащил с него рубашку, развязал шнурки на кроссовках, снял носки и джинсы. Эллиот остался в белье и задрожал от холода. Я начал с мочки уха, лаская губами каждый участок тела. Он дёргался подо мной, но не говорил ни слова. Сам ласкал себя, сам довёл до оргазма; гладил меня по волосам. Я, всё ещё одетый, оставил последний поцелуй у него на щеке и тут же влил в себя стакан виски, чтобы не думать, что это вообще было. Эллиот подложил под голову локоть и повернулся на бок; минут через пять он засопел.

Мне не оставалось ничего другого, как допить бутылку.

***

В эту ночь я почти не спал. Засыпал на мгновение и вскакивал с гулко бьющимся сердцем, ватными конечностями и горящим лицом, понемногу осознавая, что это лишь сон. Всего лишь сон, Робби. Тебе нужно успокоиться. Земля вращалась, Вселенная расширялась, время так же, как и раньше, шло исключительно вперёд.

Под утро я пребывал в предпаническом состоянии, потеряв важный оплот стабильности в жизни – здоровый сон. Я гордился суперспособностью оставлять неприятности за пределами постели, чтобы ни случалось.

Спал восемь часов, вставал и продолжал решать проблемы.

Ни я, ни Эл о случившемся вечером не заговаривали. Он будто между делом отметил, что последний день проведёт с родителями, и спросил, не хочу ли и я тоже отправиться к своей семье? Не желая углубляться в тему, я сказал, что подумаю, хотя делать этого не собирался. Зачем начинать налаживать с родителями отношения, когда все устаканилось?

К трём дня уникальная плитка из слоновой кости в спальне начала меня раздражать: нужно было куда-то пойти, но куда? Пить со случайным прохожим, спать со случайным прохожим, говорить со случайным прохожим… Я минут пять смотрел на фотку Терри, спроецированную очками на стену; в итоге нашёл силы позвонить куратору и предложить увидеться. Овенден откликнулся сразу. Попытался зажать микрофон, чтобы я не услышал, как он суетливо отменял несколько встреч, чтобы пересечься со мной, но безрезультатно. В другой день я бы серьёзно задумался, не являлась ли показная дружелюбность лишь директивой сверху: «проследи за этим мышонком, Терри, чтобы он был готов»? Но сегодня безумно устал и хотел только одного – посидеть в теньке в парке Гэмбл и поесть десерт.

– Робби, я надеялся, что ты позвонишь, – сказал Терри, усаживаясь на скамейку.

– И потому назначили столько встреч?

Он вздохнул и молча передал фруктовый лёд.

– Я не хотел давить. Ты мог выбрать поход в кино или поездку к родителям.

У меня на языке крутилось «Вы серьёзно, к родителям?», но откуда Терри об этом знать? И почему все так рьяно пытались отправить меня к маман и папочке на свиданку?

Мы только-только расположились в парке под экологически чистым навесом, когда у профессора зазвонил телефон. Он проследил за моим изумлённым взглядом и объяснил, что в последние дни пришлось подружиться с техникой и носить приёмник с собой всегда из-за ВМ.

– О, Эллиот звонит.

– Он звонит вам? – Кольнула ревность – я не понял, к кому.

– Разумеется, я же куратор вашей пары. Хочешь поздороваться?

– Ни в коем случае.

Он развернул экран так, что я чётко видел Элла, шагающего по центру Нью-Йорка. На заднем плане я заметил замороженную дыню; засранец жевал шоколад. Насколько мог судить – экстрачёрный с цельными лесными орехами и кокосовой стружкой.

– Терри, у меня возникли проблемы с нумерацией по Пятой авеню.

– Где ты находишься? – снисходительно спросил профессор, открывая карту в дополнительном окошке. – Ты направляешься в типографию Сю-Мари?

– Именно, она находится по адресу 17E35.

– Эллиот, нумерация зданий по Пятой авеню идёт в двух направлениях, E – это приставка, означает в какую сторону от центра идти. В твоём случае – на восток, понял?

Эллиот кивнул и отключился: очевидно, подобный диалог происходил между ними не первый раз. Я бросил взгляд на перечень заданий историка на сегодняшний день – он был колоссальным! Напечатать на 3D-принтере деньги, купить одежду, забрать шляпы, взять карты и сводки, подделать документы; дальше я прочитать не успел – Терри убрал бумагу. Но даже с этим списком обязанностей Эл едва ли успеет попасть домой.

– Он же мог воспользоваться JPS, – фыркнул я, – а не вызванивать вам.

– Эллиот не пользуется техникой.

– Это запрещает какое-нибудь правило идеального жителя Бостона?

– Нет, но вскоре вы попадёте в мир без гаджетов – он старается привыкнуть, – профессор запихнул телефон обратно и с удовольствием погрузил в рот кончик мороженого.– Я настоятельно советую сделать то же самое и тебе, а не воспринимать Эллиота в штыки.

– Вам-то он, я смотрю, понравился.

– Хороший парень, – ответил Терри, сделав вид, что не заметил сарказма. – Я проникся симпатией ко всем участникам программы ВМом, ведь вы же первые. Всегда сложно быть первыми. Другие будут опираться на ваш опыт, а вам не на что опереться, зато… – интригующая пауза, – именно ваши имена войдут в историю мировой науки.

– Угу, когда-нибудь, лет через двадцать, когда программу рассекретят.

Терри немного помолчал и, разнеженный сладостью, начал говорить о том, как мы, научные сотрудники, пытаемся постичь непостижимое. У других жизнь проще: вырасти сам, сделай детей, позаботься о внуках, а в свободное время поработай и отдохни.

– Но нам приходится мыслить иными категориями. Роберт, может пройти вся жизнь, а ответ на какой-нибудь вопрос так и не будет найден, потому что ещё не время.

Фруктовый лёд потёк по моим ладоням и измазал манжет рубашки.

– Мне казалось, вы неплохо сочетаете, – я приподнял бровь, намекая на его красавицу-жену. Терри шесть лет назад связал себя узами брака с Вивьен, приехавшей покорять город из Миссури. Насколько я знал, женщина была совсем не против статуса домохозяйки и большую часть времени посвящала закупке продуктов, пустой болтовне с такими же и телесериалам. Наверное, готовила Терри ужин, спрашивала, как дела, и раздвигала ноги.

Довольно скучное описание брака, не находите?

Не исключено, что в этом мире были и более интересные экземпляры, но наличие интеллекта, по моему мнению, становилось причиной отторжения идеи брака как сосредоточения обязанностей, ебли мозгов и рутины. Были, конечно, и такие, как Терри – слишком зависимые от мнения общества, стремящиеся к классике, но находящие одинокого студента-физика, чтобы обсудить с ним скучные и не совсем скучные стороны своей жизни.

– Повезло встретить хорошую женщину, – пожал плечами Терри. – Я уверен, ты на своём жизненном пути тоже найдёшь дорогого сердцу человека. У всех нас есть пара.

– Подобные фразы вгоняют меня в депрессию.

Овенден смеялся, пока я представлял фаталистическую сцену, в которой моя пара гналась за мной по бескрайним пескам, зелёным лесам и мегаполисам, выкрикивая «Мы должны быть вместе!», а я отстреливался от неё из лазерной пушки, но так и ни разу и не попал по мишени. Она стучалась в мои двери, лезла через окна и цеплялась пальцами за мою шею.

Мы просидели в парке ещё полчаса, рассуждая о всём на свете. Я чувствовал себя уютно, хотел быть откровенным, поэтому впервые рассказал живому человеку о том, почему живу в отеле, а не дома. Терри не стал меня жалеть, за что я был ему благодарен; сказал лишь: «Что ж, надеюсь мне не придётся знакомиться с ними лично, сообщая пренеприятнейшую весть о твоей гибели…». И мы снова посмеивались, как подростки над скабрёзной шуткой. На прощание Терри долго прижимал меня к себе и поцеловал в висок. Ничего сексуального или пошлого – наверное, в этот момент он выполнял отцовский долг, который пока не смог реализовать со своим собственным ребёнком. А я получал ласку и тепло, которых не давал мне биологический отец. Чем бы это ни было, оно действовало. Может, викторианцы не так уж сильно ошибались с термином животного магнетизма, а, ребят? От прикосновения тела к телу становилось легче дышать и время бежало как-то быстрее обычного.

***

– До старта десять секунд.

Мы с Элом стояли в лаборатории, как две наряженные куклы. Я жалел, что не пошёл с ним выбирать одежду, и теперь не мог избавиться от мысли, что он взял самоё отвратительное, что носили в ту эпоху. Пришлось надеть клетчатые штаны, рубашку (а на рубашку – жилетку, а на жилетку – пальто; надеюсь, там хотя бы не жарко) и шляпу. Эл выбрал белый костюм и тоже шляпу (ведь без шляпы на улицах Лондона появляться нельзя).

– Девять.

Часы мы спрятали под манжеты: пользоваться ВМом в экстремальных ситуациях реально при помощи невидимых микродатчиков на большом и указательном пальцах. Несколько движений ладонью – и ВМ включён, соприкосновение пальцев – и нейтрино уже разгоняются.

– Восемь.

Терри стоял посередине и смотрел то на меня, то на Эла, то на часы, отсчитывающие время до запуска. Мне было немного стыдно за слабость, проявленную перед ним вчера. И сегодня утром тоже, когда я позвонил и спросил, верит ли он в вещие сны. Как уже было сказано, спокойный и крепкий сон решил бросить меня на произвол судьбы, и теперь я мучился от кошмаров. Этой ночью мне снилось, что программу ВМ решили в срочном порядке ликвидировать и заменить червоточиной. Терри буквально заталкивал меня в неё, а я вопил, что сила тяжести раздавит меня или расщепит на два куска, а он – старый дурак!

– Семь, разгон до 200.

Какой противный голос был у нашего ассистента: как будто ногтем по стеклу.

– Шесть.

Прощайте блага цивилизации, я буду скучать по вам: органайзерам, цифровым очкам, кофе, туалету, сигаретам, выдавливателям для зубной пасты, фломастерам, телевизорам, интернету, JPS, бабочкам, галстукам, подтяжкам, ухочисткам с подсветкой, игровыми консолям, сепараторам желтка и носками…

– Пять.

А вы знали, что для мастурбации извращенцы используют рыбу? Вот и я не знал…

– Четыре.

Вместе со мной в Викторианскую Англию отправлялись мини-очки (только не надо нотаций и морализаторства!). Лучше отдайте должное – моих инженерных навыков хватило на то, чтобы сделать секретный переносной карман, который нельзя было ни увидеть, ни почувствовать на ощупь, ни засечь современной аппаратурой. Я прикрепил его на это клоунское одеяние, пока Эл проходил проверки. Меня прилично облапали, но так и не смогли вычислить чудо-карман. Я загрузил в очки около ста книг по Викторианской Англии: когда попаду в прошлое, воспользуюсь мгновенным поиском.

Ну, пока не сядет батарея, конечно.

– Три, разгон 250.

Я тут вспомнил про ночные горшки вместо туалетов.

– Два.

Моё запястье завибрировало, хотя ничего подобного при пробных запусках не было. Капсула замигала красным, до достижения необходимой скорости оставались мгновения.

– Боже мой.

– Чёрт.

Так каждый из нас, треваймов, прокомментировал происходящее.

– Старт.

Да чего мне не сиделось в «Монгерли»? Прекрасная компания, функциональная лаборатория, достойная зарплата. Если вам предложат поучаствовать в правительственной программе, не поступайте как я, подумайте, нужна ли вам эта нервотрёпка. Второй рукой я вцепился в запястье с модулем, а затем всё потемнело.

Эй, Вселенная, я ожидал чего-то поэффектнее!

Темнота вокруг меня сомкнулась минуты на две: я пытался считать секунды в уме, пока голова не стала такой тяжёлой, что, позабыв, какое число идёт после двадцати семи, вернулся к модулю. Он был единственным, что я видел, благодаря лазерной подсветке и тому факту, что аппарат связали с атомами моего тела. Когда цифры приблизились к семидесяти, я подумал о внезапной проблеме с ориентированием. Наши с Элом ВМы были связаны друг с другом, но не синхронизированы.