Текст книги "Штрафной бросок (СИ)"

Автор книги: DiSha

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Глава 9

Я несколько раз видел Михалыча злым. В этом состоянии он не кричал, а хотел выговориться, просто вколачивая, своей речью, объект злости в район плинтуса. Несколько раз я видел его в гневе, тогда он наоборот молчал и выплескивал гнев физическими нагрузками. Когда Петух выйдет из СИЗО и полыхнет несколько домов, я, Колька и участковый будем находиться по отцовскому делу в Москве. Вернувшись и узнав обстановку, а главное когда станет понятно что Петух сбежал, Михалыч тупым двухпудовым колуном срубит огромный тополь, перед домом Лёхи. Ещё мы узнаем что помимо пожаров, без вести пропало несколько человек, среди которых наша средняя сестра.

Ее труп с множеством переломов найдут весной в лесу. Подробности смерти станут известны в 80-х. Во время травли министра МВД Щелокова, конторой, всплывут документы, среди которых дело Петуха. Я надеялся что все теперь будет иначе, когда рассказывал Михалычу эти события. Он попросил не дергаться и обещал все проконтролировать.

Сейчас я смотрел на мирно спящего великана и слушал в наушниках его исповедь из 1990 г. Насколько я понял по оговоркам, он начал записывать свой монолог в 70-х, будучи сильно злым. Впадая в это состояние переписывал или дополнял пленки. Михалыч уйдет из жизни на 68 году, в день подписания беловежских соглашений. Его похоронят на местном кладбище. Записи я найду в тот же день в нашем тайнике. Будет семь пленок, на двух различных носителях. Прослушав всё, я оставлю последнюю. В то время эта запись представляла ценность только для меня и возможно любителей истории. Среди людей обсуждающих смерть Сталина она могла произвести шум. Фанаты Хрущева назвали бы ее подделкой. В общем никому не нужный кусок истории, который я оцифровал и залил в облако, с появлением возможностей. О записях я помнил когда уговаривал Рыжакова убить Петухова, но был не уверен что ее достану. Сейчас остро встала необходимость в материалах по мануальной терапии и я рискнул выйти в сеть.

Я отключил режим полета, соединение прогрузилось, связь была полной, горела 6G зона доступа. Сначала я изумился. Экран показывал, вчерашнее число. Потом удостоверился что время не меняется, но странице в браузере грузятся моментально. В режиме полета время шло. В этих обстоятельствах отсутствие входящей почты и сообщений не удивило, но шокировал перечень доступных сетей WiFi, с открытым доступом. Домашняя и ранее предустановленные, были не доступны. Список начинался лаконично ФСБ РФ.

Запись Михалыча из будущего я вытащил в первую очередь. Затем скачал необходимые для практики пособия и видео. Подумав добавил архивы музыки с рабочего компа. Собираясь отключаться, вспомнил недавно возникший вопрос и заскринил погоду в нашей области до конца года.

Михалыч скоро проснется. Я разогревал еду и уговаривал себя удалить запись. То что спустя 40 лет станет историей, сейчас может перевернуть расклады в политбюро, хорошо его тряхнув. Участковый хоть и сторонится политики, исполнит присягу и доложит куда положено. Это не ребенка с манией величия спрятать, тут государственная измена и заговор против вождя. Как бы к Сталину не относили потомки, сейчас никто не сомневается о его роли в победе ВОВ.

К моменту когда Михалыч выкатился на улицу с помятым лицом и хорошим настроением, я для себя все решил. Уговаривать помочь Олегу не пришлось, он доверился моему опыту и согласился что хуже не будет. Я оставил моего “ученика” за просмотром видео, для изучения теории, а сам направился на поиски Синютина. Встретиться договорились в больнице. Во первых лишний специалист, во вторых в кабинете фельдшера располагалась подходящая кушетка.

Олега я нашел быстро, они с Колей развлекали домашних музыкой. Видимо выполняя урок, брат перебирал клавиши только одной рукой. Играли они, будущий гимн области, слова которого я решил открыть завтра. Уверен на бис попросят не раз. А под руководством Катьки с третьего захода будут петь все.

– Олег, собирайся нас ждут. – бросил я забегая в дом. Нужно было переодеться и взять, приготовленную ветошь и флакон масла.

Колька хотел пойти с нами, но я остановил посоветовав тренироваться перед завтрашним дебютом.

– А дисно, ниби пидменили. Треба в церкву сходити, свичку поставити – Зашептала мать Олега на ухо моей – так забитися и порозумнишати, якби не вид лукавого. (А действительно, будто подменили. Надо в церковь сходить, свечку поставить – так ушибиться и поумнеть, кабы не от лукавого.)

– Типун тебе на язык. Смотри не бряхни кому – и обе закрестились, отгоняя упомянутого чёрта и плохие мысли.

Глава 10

Большая светлая изба, на каменном фундаменте, с высокими потолками и окнами, гордо именовалась “Амбулаторией”. Дом был разделен на две половины, жилую и приёмный покой, куда были отдельные входы. Палат для лежачих пациентов не было, в сложных случаях отправляли в город. Сейчас тут уверенно хозяйничала Зинаида Степановна Титова. Невысокая, но крепкая девчушка, с короткой стрижкой, выглядела старше своего двадцати одного года. Ребёнок войны, сложное детство в оккупации. Она попала к нам, после окончания районного мед. техникума, в котором сейчас учится моя старшая сестра. Без конкурсного распределения, лучшая выпускница этого года, оказалась в нашей деревне. Наверняка, не обошлось без серого кардинала, директора нашей школы, “бабушки Нюры”.

Я мог нарисовать внутреннее пространство, большей части домов в деревне, но здании больницы был впервые. Она также сгорит следующей зимой. Пропавшую Зину обнаружат в соседней области, в глухой деревне. В 1953 г. она вышла замуж и в ноябре родила мальчика, в 1956 г. родится девочка. Михалыч несколько раз будет ездить за показаниями. Абсолютно белая история, если не учитывать информацию с записей Рыжакова. Как фельдшер зимой прошла 30 км в рабочем халате, будучи беременной. Да, метрика на сынишку несла неточность. На самом деле он родился в августе, якобы недоношенным, весом больше четырех килограмм и полностью здоровым. По признанию Зины на шаг с подлогом пошла ради сына и мужа, чтобы не шептались за спиной. Никто не шептался, соседи прекрасно все знали и в жизни видели не такое. После войны было тяжело, когда на десять дворов один здоровый брюнет и половина светло русых баб приносит в подоле чернышей, никого не смущало. Да не норма, но главное не рыжие. Подлог заинтересовал только Михалыча и он докопался до истины. Его выводы никто кроме меня не узнал.

Больница встретила нас гомоном, дюжина окрепших утят расталкивая друг друга пробивались к лучшим местам у деревянного лотка. Фельдшер, с подвязанными выше колен юбками, улыбалась, глядя как желтые комочки уничтожают ряску, принесенную с ближайшего пруда. Михалыча ещё не было и я не зная с чего начать разговор, после приветствия перешел сразу к делу.

– Добрый вечер, Зинаида Степановна! А где мы можно сделать массаж Олегу? – задал я прямой вопрос. А после ответа фельдшера у меня случился разрыв шаблонов.

Я как и многие поддался обаянию культуры Азии. Знаю упражнения китайской гимнастики, асаны йоги и основы акупунктуры. Но совершенно не представляю что твориться с лечебно физической культурой (ЛФК) Союза сейчас. Стремясь за романтикой запретного и считая предков дремучими консерваторами, я очень поверхностно изучал историю лечебно физической культуры нашей страны. Хотя знал о большой популяризации физкультурного движения в довоенное и текущее время. Я видел препоны к работе остеопатов и ошибки в диагностике дипломированных травматологов. Видел положительные результаты мануальной терапии там где не справлялся физиотерапевт. Но я не хотел замечать суть проблемы. Исконно Русской проблемы, стоящей первой, а потом уже дороги. Те ошибки травматологов и некомпетентность физиотерапевтов, носили простой ответ. Они обычные люди, пассивные, ленивые и часто глупые. В жизни видел в сотни раз больше примеров когда врачи помогли в безнадежных случаях. Но единицы некомпетентных эскулапов, совершивших ошибки, создала общее негативное отношение.

Осознание своего наивного упрямства тонуло в пыли портьер, срываемых рассказами вчерашней студентки. Как оказалось, мой ехидный вопрос, вызвал живой интерес Зины. Она попеняла Олегу, что не приходил раньше. Провела в комнату где стояла регулируемая по высоте и положениям кушетка (!), обитая оранжевым материалом, напоминающим дерматин. Начал выпадать в осадок, рассматривая этикетку массажного масла, явно фабричного производства. И окончательно добила информация, о её практике на моей родной кафедре, в альма-матер.

То что кафедра лечебной физкультуры и врачебного контроля при Государственном центральном институте физической культуры была создана в 1923 я знал из таблички на корпусе здания. Информацию о том, что это была первая школа массажа, которая имела как теоретическую, так и практическую основу мне открывали заново, а я вспомнил как готовился к экзаменам, в графике тренировок сборной. Мне приносили написанные от руки вопросы билетов и ночами приходилось штудировать учебники, составляя конспекты и шпаргалки. Информация о авторах, проскальзывала за ненадобностью. Пока на меня водопадом лился поток заслуженных фамилий и личного опыта, я сидел с комом в горле.

Сидел и вспоминал похороны на новодевичьем кладбище, весной 1964 года. Первым человеком которого она радостно объявила, был Иван Михайлович Саркизов-Серазини. Я вспоминал, как его лекции побудили меня, сразу после техникума, поступить в институт. Как боролся с желанием бросить учебу, когда его не стало и как дал себе слово закончить, в первый раз в жизни напившись. Именно на поминках произошел слом в моем сознании и промелькнуло презрение к старой школе. Появилась брезгливость, к этим напыщенным индюкам.

– Что сидим, кого ждем? – поддержал настроение фельдшера Михалыч, появившийся в дверях. Он излучал энтузиазм и был готов к подвигам, пока не увидел меня. – Кого хороним?

– Пока ни кого. – промычал я, но быстро стряхнул гримасу отчаяния, развил кипучую деятельность. Работа прежде всего. Она поможет глупые мысли с воспоминанием, о будущем-прошлом прогнать.

– Зинаида, я прошу, все вопросы после. – объявил я менторским тоном и в доказательство, кто тут главный на ближайший час, обратился к Михалычу. – Всё принес?

Глава 11

Разогревая руки густо политые маслом, наблюдал как голый по пояс Олег располагается на кушетке. Увиденное вызывало тревогу. На жизнерадостном лице, при некоторых движениях, отражались гримасы боли. Зина уверенно помогла ему, расположится лицом вниз. Я начал прощупывать тело, на предмет болевых сигналов, руками объясняя заинтересованной помощнице углы и направления нажатий. Она в этот момент с предвкушением растирала блестевшие кисти. Мышцы нижней половины были мягкими, что хорошо, но я не чувствовал отклика от пациента. Решив его расшевелить нажал на ягодичный узел седалищных нервов. Ну наконец.

– Олег, умение терпеть боль очень похвально, но давай договоримся. Ты будешь обозначать болевые ощущения цифрами. Где один это легкое поглаживание, – я провел низом ладони по шишкам поясницы. – а пять это острая, нестерпимая боль.

Зина улыбалась, слыша знакомую установку пациенту.

– А это, примерно три! – и я вновь нажал большим пальцем, в центр левой ягодицы.

Дальше пошел привычный осмотр. Вопросы о болезнях родителей и травмах чередовались пальпированием. Зина активно помогала поворачивать пациента при необходимости и уточняющими вопросами. Результаты оказались обнадеживающими. Несмотря на воспаление в плечевом сплетении и начинающийся остеохондроз в шейном отделе, нервная система вселяла оптимизм. С мышцами было хуже, всё что крепилось к позвоночнику выше широчайшей требовало вмешательства. Левая сторона начала атрофироваться, трапециевидная и поднимающая лопатку были порваны. Я рассказывал о возможных рецидивах, о том что потеряно и какие группы требуют реабилитации. Самое страшное было с костями. Позвоночник выглядел ожидаемо, серию смещений я определил по походке при первом взгляде. Но о неправильно сросшейся ключице я не подозревал.

– Снимки ключицы есть? – спросил я, корректируя план лечения.

– Так, ще до арми робили. – ответил прерывисто дышащий пациент. (да, сделали до армии).

– Не понял, ты когда ключицу сломал? – опешил я. целый день опросов, а о переломе ни слова.

Оказалось Олег не забыл а просто не хочет вспоминать войну. Михалыч видимо знавший эту историю или не захотев вспоминать свою, ушел за снимками. Зина почувствовав перерыв и вспомнив что она хозяйка, прихватив чайник и какие то бумажные свертки поспешила на улицу. Человек со сломанной ключицей и переломанной судьбой, не стал дожидаться слушателей, повел рассказ.

Люди, находясь в комфортных условиях, входят в два диаметрально противоположных состояния. Чувствуя полную свободу и безнаказанность они раскрепощаются. В них пробуждаются скрытые чувства. Оживает истинная сущность. В отсутствии рамок создаются шедевры и приходят кровавые вожди. Во время пика бесправия русского крестьянства, к нам пришел золотой век литературы и наступило время деградации общества. Пресловутые декабристы, боролись не за свободу угнетенного большинства, а за свое место в истории. В Европе гремела техническая революция, а у нас баб запрягали в соху, чтобы прокормить барина, который решил устроить бал, как в европах. Такого унижения как в начале 19в, свободолюбивый русский народ не испытывал никогда. Прививка полученная в те годы аукнется стране в первую мировую. Блаженный (богоугодный дурак) царь, коррумпированные чиновники и паркетное офицерство проиграли четыре войны. Пришедших к власти дегенератов, спасла случайность. Когда американские войска хозяйничали на дальнем востоке, а Архангельск был оккупирован Англичанами, выяснилось, что у них в метрополиях неспокойно и свирепствует эпидемия испанки. Хорошо хватило сил, добить “братьев славян”, грабивших сибирь под флагами Чехословацкого корпуса, но западные территории пришлось отдать. Это было мое, крайне спортное но взвешенное мнение, о развитии человека в комфортных условиях и свободе выбора.

Олег рассказывал о другой свободе выбора и о страшном ее итоге. Все в деревне знали что родители Синютина родились в Германии, а точнее в Германской империи. Какой они национальности, я не интересовался, но подозревал “самый угнетаемый народ”. Также знал что он говорит на пяти языка, а понимает больше десятка. По документам, Олег и тётя Марина были русскими. Музыкант не раз упоминал свои донские корни, исполняя казачьи песни. Его родители детьми перебрались через Австро-Венгрию в Одессу, что подтверждало мои подозрения о национальности. Трудно представить, что пришлось пережить их семье в первую-мировую, а потом в две революции, с постоянно сменяющейся властью. Дядя Игорь и тётя Марина поженились в начале 20-х. В 1923 г. у старшины Тираспольского гарнизона Синютина появился первенец Дмитрий, старший брат Олега. Через четыре года, родилась сестра София (Зофия). Потом семья перебралась в столицу Молдавской АССР, город Балта, где в 1932 г. родится Олег. Там они прожили до лета сорок первого.

Я не задавал уточняющих вопросов и не переспрашивал. Всегда солнечный рассказчик, был угрюм или мне так показалось, из-за попавшей в глаз соринки. Он мельком, затронул, смерть отца при обороне. И рассказывал, о свободе выбора. Выборе пришедших оккупантов, выборе вчерашних соседей, выборе своих родных и своем. Когда в пострадавший город, вошли немецкие солдаты, население сделало свой выбор. Синютиных, как родственников военного и пришлых, арестовали коренные жители. Их выпустил интендант, как хоть и бывших, но немцев. Они снова были схвачены, когда Дмитрий защищая сестру, убил своего ровесника (Венгерского молодчика из ополчения). Чтобы спасти сына мать пошла работать в дом офицера. Не прошло и недели, как Дмитрия повесили во дворе соседнего дома, а сестру нашли сильно избитой и изнасилованной в свинарнике. Она умерла не приходя в сознание. Хозяева свинарника, румыны, убившие брата и сестру, не пострадали. А потом случилось гетто. Олег с матерью, на долгих два года, оказались узниками концлагеря из-за национальности.

Зинаида, вставила в онемевшие руки музыканта, очередную кружку чая. Олег дернулся обжигаясь и видимо это помогло перескочить самую тяжелую часть воспоминаний. Во время немецкого отступления, в марте 1944 г. пленных начали жечь заживо. К тому времени, несколько раз сменился состав лагеря. Почти все, кого Олег знал с первых дней, умерли или были расстреляны. Но постоянно приводили новых заключенных, из Румынии и соседних областей. Моих соседей спасли два выбора.

Когда из барака вывели всех и предложили бежать, мать Олега не захотела рухнув на землю, а сын не захотел её оставлять. Кто сделал иной выбор, расстреляли в спину. После, оставшихся, заморенных узников, затолкали в камеру для сжигания. Тут Олег получил травму ключицы. Почему не пустили газ, не известно. Видимо кто-то тоже сделал выбор. Через два дня, их освободили наши солдаты. К тому моменту, в живых оставались четверо, из 20 человек засунутых вначале.

К нам в деревню, его с тётей Мариной, привезла баба Нюра, летом 1944 г. Это объясняло, их нормальное психологическое состояние и неунывающее поведение. Анна Кузьминична, тот ещё психиатр, перед её талантом преклоняется Вольф Мессинг. Если бы только знала Пирогова, какую ведьму имел ввиду Михалыч. При её желании молоко могло скиснуть во всей стране, а не только на нашей ферме. Олег рассказал как им помогали всем миром. Все взрослые знали их историю. Я и Зина слышали впервые, но если у меня были влажные дорожки возле носа, реакция фельдшера была странной. Или у нее каменное сердце, что вряд ли, с таким умилением и сопереживанием она разглядывала утят. Или у нее есть своя история и пострашнее Синютинской.

Пометку, о сходстве их появления в деревне поставил.

Глава 12

Настроение улучшилось когда я несколько раз пересматривал снимки. Еще я придумал подход к бабушке Нюре. Действовать через Михалыча не хотел, очень он правильный. Я отслеживал реакцию фельдшера и наслаждался увиденным. Она явно или не понимала, что в этих двух снимках или как и я была обескуражена тупостью армейских эскулапов.

– Объясни мне друг ситный, как ты попал в армию, да еще в стройбат? С твоим талантом и знанием языков, ты должен был кайфовать до дембеля в штабе или музыкальное роте.

– Навищо? – не понял моего сарказма или слова “кайфовать”, Олег. (чего?)

– А вот чего! – и помедлив с ответом, повернулся к Зине. – Что скажешь?

Она подошла к сидящему Олегу, провела ногтем от шеи к локтевому сгибу.

– Ты чувствовал мое движение непрерывно? У тебя возникает онемение или спазмы, в области плеча и шеи?

Олег рассказывал известные нам обоим симптомы, с новыми подробностями. Все четко соответствовало вывиху ключицы и снимки это подтверждали, но было одно исключение. Отсутствие болевых ощущений, во всей зоне и определенных чувствительных точках. Пазл начал складываться. Оказывается боль была сильной, ноющей. Спать удавалось урывками. И боль прошла когда Синютины приехали в деревню. Отлично спал, объедался, а главное он не помнил, ни одного посещение врачей за пять с половиной лет до военно-врачебной комиссии. После проводов он сразу поехал в часть, без посещения сборных пунктов и дополнительных медицинских комиссий. А три недели назад случай с генералом и рецидив. Некий “блок” держал боль, но не распространялся на внутренние процессы. Зина не понимала куда делась боль при такой травме, я на понимал как сделать открытую операцию без титановых пластин и лавсанового жгута (естественно не самостоятельно), Петрович не понимал ничего, а Олег беззаботно улыбался.

Я попросил Фельдшера подготовить материалы для шины, гипс и бинты были в наличии. Участкового отправил греть воду, ведра хватит. Сам отправился искать подходящие камни. Возвращаясь с достаточным количество кремневых окатышей, подходящей формы, я заметил старшую сестру. Она маялась в ожидании, возле входа в амбулаторию и с интересом следила за действиями Михалыча, возле летней печки. Оказывается, в это время они с Зиной, должны проводить обход по деревне, где Маша выступала в роли санитарки.

– Ты что тут? – спросила сестра.

– Махалычу, с опытами помогаю, ты закон Архимеда знаешь? – наигранно серьезно, пояснил я, показывая камни.

– Ты лучше матери помоги, Архимед. Конечно знаю. – поддержала она мою игру.

– Вот, а Михалыч не знает. Всему учить приходится. Ты бы занялась парнем, пока совсем дремучим не стал.

Видимо решив преподать первый урок, сестра занесла руку для обучающего подзатыльника. Я увернувшись, заскочил в больницу. Возле стола стоял ящик с надписью гипсовый порошок, а Зина раскладывала бинты и плотную ткань на тумбе.

– Мне кажется руку фиксировать поздно, и атрофия мышц только ускорится. Ему месяц повязку носить. – выдала свои мысли фельдшер.

– Який мисяц? Завтра концерт… а як же нови песни… никто кроме мене не зможе. – до пациента стала доходить суть происходящего и акцент моментально превратился в немецкий. – Камм, на следующей неделе. Найн, семнадцатого мне играть на свадьбе. Каммен после семнадцатого. Найн, камм в следующем месяце. Найн, лучше рождественский пост. – зачастил Олег, не желая расставаться с любимым хобби, ставшим смыслом жизни.

– Ты давно верующим стал, Олежек? Как возле старой церкви частушки похабные петь, набожности я не заметил.

– Я не спивав. – удивленно произнес музыкант, отстраняясь назад. – Биля церкви точно.

– Понимаешь Олег, бог он всё видит. – “штирлиц” поспешил уйти от провала, частушки олег будет там петь в будущем. – Жил один набожный человек, в тайге. Кругом лес. И случился в лесу пожар, а тайга горит страшно. Приходят к нему соседи и говоря:-Собирайся Олег, его как тебя Олегом звали, тайга горит, уходить надо. А Олег отвечает: – Не пойду, мне бог поможет! Ушли соседи, огонь уже на окраине поселка. Приходят родственники и зовут Олега уходить от пожара, а он им:-Не пойду, – говорит. – мне бог поможет. Занялась от огня, одна из стен. Прибегает сынишка и кричит: – Тятя, не дури, сгорим же, бежать нужно. А Олег обнял сына и молвил: – Не надо убегать, нам бог поможет. Так и сгорели. Подходят они к воротам рая, а бог им отвечает: – Не нужны мне дураки, я к тебе соседей посылал, родственников посылал, даже сына грудного говорить и ходить научил, и послал. Не увидел мои сигналы, значит самоубийца. Таким в раю делать нечего. А сынишку подтолкнул к воротам: – Проходи, – говорит. – дети за родителей не отвечают.

Зина улыбалась старой притче, а может своим мыслям. Олег сидел обреченного, видно на гипс он по прежнему, не согласен. Сестра, облокотившись на стену и сложив руки под грудью, смотрела с подозрением. Михалыч крутил пальцем у виска, показывая взглядом на сестру. То что она с прибабахом я знаю. Или он имеет ввиду меня?

– Олежа, ты мораль понял? – решил я разрядить обстановку.

– А що тут незрозумилого? Я повинен приняти вашу допомогу. – потерянно проговорил он, но быстро нашёлся. – Але завтраЖ концерт. Сам говорив, для людей важливо. (А что тут непонятного? Я должен принять вашу помощь. – Но завтра концерт. Сам говорил, для людей важно).

– Э-эх, ничего ты не понял – выдохнул я. – Ты дурилка, детей за собой тянешь! Свою музыку! Свой талант! Своё будущее! А сколько песен еще будет о любви? А ты не готов. – решил пойти на шантаж.

– Пойми, болезнь будет прогрессировать и через несколько лет ты не сможешь играть. – подключилась Зина. – Я удивлена, как ты сейчас играешь.

Маша, стоявшая к этому времени у окна, авторитетно кивнула. Снова поднимая снимки к свету. Похоже моя экзекуция сестрой, откладывается, включился профессионализм.