Текст книги "Штрафной бросок (СИ)"

Автор книги: DiSha

Глава 17

По лезвию идёт шкет, как бы не поскользнулся.

Прав был дед, говоря: долг нагишом платят. Я задолжал трижды и всегда это была моя жизнь. Трижды ведьма говорила как обойти грозящую смерть и трижды я чувствовал дыхание костлявой. Не запах, ни звук, а живой, скользкий, холодный страх. Некоторые перед смертью видят всю жизнь? Я слышал голос ведьмы, которая говорила что делать. Находясь, в сковавшем страхе, как в болоте, тело само выполняло команды голоса из головы. Мгновенно исполняя каждый шаг, каждый поворот, каждое движение. Да я кажется дышал по команде голоса. Когда каждый метр перепахан взрывами, а ты от контузий не слышишь свиста летящих снарядов, выйти живым из эпицентра чудо. А как назвать когда выносишь товарища, при этом не получив ранений? Ну не считать ранами царапины, которые не пришлось зашивать. Сами зарастут, только обработать надо тщательно.

За тот первый долг, с меня потребовали немного, вытащить спасенного, к указанному времени и месту. Это не было дезертирством, я сопроводил раненого в тыл, со всеми документами, помог переложить на другую телегу и вернулся в расположение.

Второй раз голос ведьмы проснулся при освобождении Киева. Вернее при глупейшей и смертельной операции, захвата плацдармов на правом берегу Днепра. Голос и ужас жили во мне долгих три недели, уходя со сном, когда я зарывался в какую нибудь крысиную нору. Ведьма показывала варианты спасительных выходов, но я не мог бросить оставшихся ребят. Это был не страх перед трибуналом, а упрямство. И я продолжал жить. Жить с липким ужасом и голосом в голове, не понимая происходящего. Когда наконец освободили Киев, я оставался единственным живым из взвода. Хотели представить к ордену, но какой то комиссар завернул наградной лист. По какой причине он так сделал, не знаю, говорили, не понравилось отсутствие ранений.

Зиму я провалялся в госпитале. Восстанавливался после сильного истощения. За свою помощь ведьма попросила освободить лагерь военнопленных в Балте. Не в одиночку, а группой, куда меня назначили заместителем командира взвода. В феврале 1944 г. я вернулся в Киев, где сформировался отряд и мы направились на юг, в Одесскую губернию. В пути я познакомился с Васькой Наумовым. Веселый и общительный парень, знающий наверное все истории от сотворения мира. Казалось он проживал жизнью своих героев, непринужденно перескакивая с роли заносчивого аристократа, к забитому крестьянину. Неотличимо говорил акцентом полтавского казака и одесского торгаша. Бойцы знавшие его дольше, историями совсем не интересовались, казалось они опасаются. При освобождении гетто, я увидел причину их опасений.

Под Балту наш небольшой отряд прибыл в середине марта и тогда я заметил изменения в поведении Васьки. Когда командир принял решение ждать основные силы наших, спорить никто не стал, но решили провести разведку. Утром, в расположении отряда нашли трех связанных немецких офицеров. Допрос ничего не дал. Командир запретил применять пытки, несмотря на дикие рассказы, о содержании пленных:

– Меньше, сказкам Наумова верьте. Не могут немцы над пленными гражданскими издеваться.

Васькина тройка практически не появлялась в лагере. Они приносили еду и часто спали целый день. Чем занималась по ночам, не знал никто, но пленных больше не приводили. В ту ночь я сменился в наряде, но вместо сна, отправился к ручью за водой и оправиться. Меня привлек звук голосов, речь русская и люди явно возбуждены или пьяны. Среди голосов выделялась Васькина речь и я решил подслушать. С моим приближением голоса становились тише. Когда я оказался в нескольких метрах от предполагаемого места беседы меня окликнули сзади.

– Ты что прячешься косолапый, выходи если с добром пришел.

Меня тогда обидело сравнение с Медведем, но я этого не показал. Действительно сам не прав, к своим красться, как тать. Они рассказали про свои планы, на которые командир никогда не пойдет. Оказывается их группа навела много шума в округе, умыкнули двадцать пять немецких офицеров. Теперь те не высовываются и окружают себя кольцом солдат. Куда они дели пленных я догадался, первые трое были задушены и лежали с руками у друг-друга на шее. Командир всё понимал, но не требовал объяснений. Пока не требовал.

Васька предлагал отчаянный план, по освобождению заключенных. Как о свершившемся факте он говорил про ликвидацию караула и охраны, про устранение офицеров и особенно медперсонала (не знаю чем, не угодили врачи лагеря). Предложенная операция была сказочно наивна. Например, в штаб заходит один из бойцов и связывает там всех. Так просто. На мой вопрос, что если там будет много народу, они улыбнулись и сказали что тогда можно не церемониться. В их плане не хватало троих человек. И если я, с "голосом ведьмы" были за, то предстояло найти ещё двоих.

Я проснулся в полдень, со связанными руками. Командир узнал, о планируемых Васькой действиях и приказал схватить. Ещё он хотел расстрелять, но отложил до трибунала. В связи с тем, что добытчики еды оказались арестованы, отряд начал голодать. Командир предложил, сдаться в плен немцам, в ужасные условия гетто и возможный расстрел он совершенно не верил. К счасть его смогли отговорить, а через сутки, с боями, подошли советские войска и нас передали коменданту. Под охраной мы пробыли три дня, пока выясняли все обстоятельства. Нас при этом, никто не опрашивал.

Как выяснилось, с того момента как нас связали и до освобождения лагеря было убито несколько сотен пленных. Мы могли попытаться их спасти, даже ценой своей жизни. Но слово командира, закон. Кроме того, у него имелись высокие покровители в комиссариате. Нам вешали дезертирство и неисполнение приказа. Какой трибунал? Это расстрел на месте.

Дело замялось с исчезновением главного обвинителя, нашего командира. Найденного позже повешенным, в одной из печей лагеря. В предсмертной записке он писал, что не смог вынести вида трупов мирных граждан, бесчеловечных условий содержания пленников и разочаровался в своих кумирах немцах. На двери той печи был нарисован знак, красной краской, в виде широкой вертикальной стрелки (M и V соединенные ногами). Верхняя часть знака похожа на букву о которой спрашивает шкет.

Зачем ведьма просила, беречь его сильней жизни, я догадывался. Парень не таясь всё рассказал. Да и мне он всегда был симпатичен, что такое моя жизнь и жизнь этого ребенка, ответ очевиден. Но как сохранить жизнь человеку, который жить не хочет? Надо думать, а пока… я мотнул головой на немой вопрос Васьки, подтверждая что информация о знаке, ушла не от меня.

– Ни в какую пещеру ты не полезешь. Лучше расскажи Ваське, какой он концерт вечером пропустит.

Глава 18

Опа, а это становиться интересно. Михалыч уже сейчас знает о метке на лбу, но через тридцать лет, он расскажет о факте нанесения и не слова о символике или своих догадках. Значит секрет не его. Ещё интересней. И он явно хочет сменить тему разговора. Я привстал чтобы видеть лицо Кузьмича. Он смотрел строго на лодочника. Между ними шёл молчаливый диалог. А мне вдруг сделалось так тоскливо, как будто я один сейчас стою, посередине реки в лодке. Накатила тоска и захотелось кричать. Может что-то из КиШа? Потом вспомнил Горшка, Егора Летова, а после… воспитанника Пашку. Он не был нашим учеником, но часто приходил в детский дом, на внеклассные занятия в музыкальную студию. У него было много друзей, но он был одинок. Я с ним познакомился, когда он плотно сидел на игле, но помочь не смог. Он умер от передозировки, записав первый и единственный альбом. Обвинял ли я себя? Нет. Но сейчас я его понимал. Окружающие всё знают, понимают, но помочь не хотят. А может это гормоны? И я завыл…

 
– Бегущая вдаль, река мечты.
По высохшим венам моей судьбы.
И набирая скорость, все идет вперед.
Моей любви и надежды, бумажный пароход.
Он плывет где-то рядом, плывет за тобой,
А ты бежишь впереди и стала жизнь игрой.
Ты задаёшь вопросы и ищешь ответ.
Почему же любви в твоей жизни нет?
Он плывет к тебе, всё плывет вперед.
Только ты лишь видишь в нём бумажный пароход
 

Я зачерпнул воды и протёр повлажневшие глаза. Михалыч мерно работал веслами. В этом мире на меня никто не смотрит. Отбивая ритм, о борта я голосил на всю округу.

 
Клочок бумажной надежды, совсем такого же как ты
Клочок бумажной надежды, а-а-а-аа
Клочок бумажной надежды, совсем такого же как ты
Но когда всё уходит, ты прибудешь в тупик.
Ты поймёшь, что наступает, твой отчаянный миг.
Ты заберешься на камни, у крадущей реки.
И везде будет боль, куда не беги.
Будут одинокие слезы, вытираться рукой.
Ты увидишь кораблик, что приплыл за тобой.
Ты возьмешь его в руки и найдешь свой ответ.
И поймёшь тогда его простой секрет.
Что приплыл он к тебе, вдоль размытой мечты.
И что сделан он, таким же как ты.
Клочок бумажной надежды, совсем такого же как ты
Клочок бумажной надежды, совсем такого же как ты
Клочок бумажной надежды, совсем такого же как ты.
Нанана-на-нана-на а-а а-а а[5]5
  Слова П. Иващенко
  https://www.youtube.com/watch?v=3EBxu6V8NGI&list=LLa_ZvRLzJWDjpOjri4evedg&index=24&t=0s


[Закрыть]
 

Оставшееся до места расстояние сидели молча, только шум воды под веслами и скрип старенькой лодки. Выгружались в просвете, среди водных растений, под широким пологом ивы. Место было ухоженное, с одной стороны жерди для просушки сетей, с другой шалаш и костровище. Несколько тропок убегали от центра в разные стороны. Вдоль берега к рыболовным местам, за кусты, наверняка к “невыгребной яме” и широкая, но заброшенная тропа вела вверх по склону, в лес. Нам туда!

– Вовремя я из деревни ушёл. Если ты и вечером будешь так орать, всё одно пришлось бы бежать. – говоря это Кузмич не смотрел на объект подколок, а отслеживал реакцию Михалыча. – Надеюсь, хоть Олег сыграет на баяне, он может. Однажды на речке играл, а на той стороне ему леший подпевал. – понесло его по привычной, мистической, колее.

Цель нашего путешествия была не рыбалка, а разведка места, которое в 2000-х будут называть “Усадьба Графа”. По местным меркам это фактически территория деревни, всего три километра по карте. Но местные сюда не часто ходили. Охотников после войны не стало, а новые еще не состоялись. Грибов и ягод ближе полно, да и грибниками хвастаться дураков нет. Детская забава. Когда собирать? Все дни расписаны, в колхозе рук не хватает. Мне отец утром прямо сказал: “Раз такой большой, что дома не ночуешь. Придешь сено скирдовать.” Это значит в стожки небольшие собрать, от возможного дождя, а утром заново раскидывать. Тучи на горизонте гуляют, переживают что сопреет и работа насмарку. Устроюсь оракулом, до школы, погоду предсказывать и то больше пользы.

Так вот, то место которое мы планируем посетить, сейчас дикая, заброшенная чаща. В конце 60-х здесь устроят турбазу и обнаружат развалины. Я увижу усадьбу, спустя десять лет после раскопок. Большой холм земли в сотне метров от территории турбазы. За холмом яма с четырьмя толстыми разрушенными стенами. Ни крыши, ни балок перекрытий и полов, ни тем более окон или дверей нет. В 90-х тут обнаружат клад и место на какое то время станет популярным. Снова начнутся раскопки, но обнаружат только могилы. Точнее саркофаги, на минус третьем этаже. Или на минус втором? Ну это как считать. По поводу клада уверен, что дело почище бриллиантовой руки. Кто-то, сам спрятал, сам нашёл. Место я видел и сомневаюсь что при первых раскопках его пропустили. Работали как минимум студенты профильных факультетов, а не черные копатели будущего. Мы с Михалычем решили обнаружить это место, для легализации некоторых знаний. Помочь стране надо? Никто не спорит. Есть возможность, есть желание, но как это сделать не заинтересовав сине-погонников не ясно. Поэтому думаем над тройными легендами. Предупредить, о будущих природных и технологических катаклизмах, необходимо. В политику лезть, даже краем, не хочется, Михалыч солидарен. Поэтому он пошёл на разведку. Меня не взял, мотивировал, что одному сподручней. Но я догадываюсь что цель была иной. Сидит вон, снасти раскладывает, в ожидании аудиенции с глазу на глаз.

– Я с вами в деревню вернусь. – не поднимая головы сказал Кузьмич. От его веселья ничего не осталось. На берегу был обычный хозяйственный парень, занятый делом. Спокойный, но явно настороженный, он как будто прислушивался к чему-то. Может к удаляющимся шагам участкового, а может ждёт грозы, из надвигающейся тучи.

– А что так, дождя испугался? Так кончится он, назад побежишь? Чтобы песни не слушать. – попытался я съязвить.

– Дождь? – он поднял глаза к небу, – действительно кончится, да и нас вряд ли заденет, северней уйдет. Жалко. Следующий не скоро. Я, вот что? Ты извини, ну за песню. Что оскорбил. Ладно?

– Да ладно, на правду не обижаются. – я отмахнулся, думая как он предугадал погоду.

– Нет, песня хорошая и исполняешь с чувством. Но голос у тебя. Как будто не твой.

– А когда следующий дождь будет? – решил я уйти от скользкой темы.

– Через седмицу, не раньше, а может и через две.

– А может и через месяц – поддержал я думая о своем. – А зачем возвращаешься, тоже спеть хочешь?

– Спеть, кхе, не хочу, но может придётся. – и он уперся в меня взглядом. – Ответ за ответ?

– Ну, смотря что спросишь?

– Я многое хотел спросить, но тебе ведь запретили отвечать, а ты послушный! – он внимательно следил за мной, а потом повернулся в сторону тропы, по которой ушёл Михалыч и спросил. – Ты, буквой на лбу интересовался. Скажи откуда о ней знаешь?

Мда, не в бровь, а в глаз. Я задумался. Крепко так, со скрипом. Сказать про будущее? Не больно мне твой ответ и нужен…

* реальная история.

Глава 19

В жизни часто бывает, когда кажется что попал в безвыходную ситуацию, но как говориться: “даже если вас съели, остаются два выходы”. В проблемной ситуации очень показательна притча про лягушек, попавших в молоко. У меня был знакомый который утверждал, что нужно дождаться когда вторая лягушка утонет и встать на нее. Своей жизнью он показал, что готов даже помочь утонуть товарищу, в сложной ситуации. Я в этой притче видел другой выход. Да, барахтанье как труд, дело важное, но лишь для достижения цели. Часто бывает, что если выждать время, тебя просто вытряхнут вместе с молоком. И во время приземления, сэкономленные силы, ой как пригодятся. У лягушек было недостаточно информации. Человек также создает себе проблемы, от недостатка данных или неверной трактовки имеющихся. В спорте таких примеров масса, самый простой про близнецов захотевших стать чемпионами. Один упорно и много трудился, а второй делал это по системе, под присмотром тренера и плавно подводил пик своего состояния к соревнованиям. Первый, в процессе тренировок, стал рекордсменом подняв 200 кг, но к соревнования перегорел, сломался. А второй выиграл и ему хватило 160 кг. У кого останется больше здоровья на оставшуюся жизнь? Очевидно, кто меньше рвал, не получая травмы и соблюдал режим. Но это опыт, а он приходит с возрастом, когда уходит здоровье и возможности.

В последней фразе Кузьмича было несколько ловушек и подросток наверняка бы влетел. Даже я ощетинился на слова о послушании. Но успокоившись решил воспользоваться проверенным родительским методом, когда на вопрос ребенка: “откуда берутся дети?”, задают встречный: “а ты как думаешь?”. Если родители не компетентны или не готовы к разговору, ребенок в своих рассуждениях подскажет путь.

– Давай пойдем другим путём, ты выскажешь свои догадки, а я свои. Но мне ответ про буквы не нужен. – я подошёл к сложенным жердям, выбирая потоньше для удилища и чем чёрт не шутит, возможного силового допроса.

– Хм. А что так? Неужто знаешь ответ. И какой вопрос, тебя интересует? – Кузьмич закрепил снасть и оглядывал кромку воды, вполне миролюбиво, в поисках места заброса.

– У меня много вопросов, но ты не захочешь на них отвечать. Например что тебя связывает с Лобастовым и Митрофановым? Зачем тебе столько оружия? И главное. Ты был в старом монастыре на той стороне? – я уже сидел рядом выбирая из туеска червяка и старался контролировать эмоции собеседника. – Да ещё, кем тебе приходится Анна Кузьминична? – лишь на последний вопрос он дёрнулся, оставаясь до этого медитативно спокойным.

– Но ты не ответишь, поэтому я постараюсь угадать. – поспешил я сбавить напор и выдал самое очевидное и наивное – С Фёдором и Иваном вы познакомились до войны, и вместе проходили некие курсы. Возможно вас готовили в диверсанты. И оружие наверняка у каждого припрятано, на всякий случай. Так?

– Хм. Становиться совсем интересно. – ответил Кузьмич закидывая удочку. – Про ребят ты угадал. А оружие? Мне просто нравиться иногда держать его в руках. Если Михалыч о нём узнает? Я забью стволы арматурой и попрошу оставить у себя. Про ружья у Федьки и Ивана не знаю, им огнестрел ни к чему. – и хмыкнул своим веселым мыслям. – Да, эта информация не от Илюхи. Или ты меня шантажировать собрался, ружьями?

– Боже упаси – притворно вскинулся я, выставив перед собой открытые ладони. – Я ещё из них пострелять собираюсь, лет через пять.

Наживку мы закинули в соседние окна, между кушарей. И поставив удилища на рогатки уселись на бревно. Вдвоем на одно. Разговор довольно откровенный и мне уже не нужно искать ложь, в словах собеседника. Вдалеке сверкнула молния и я привычно начал отсчет, до звука грома. Девять секунд тишины, разорвали басовитые раскаты, принеся следом свежесть. Хотя казалось бы, куда свежее, на речке в тени ивы.

– В монастыре я не был, когда сюда приехали, там уже находились военные. Не солдаты, а матерые бойцы и собаки по периметру. Пройти можно, но зачем? Чужие секреты лучше не знать, чем самому хранить. – тихо рассказывал Кузьмич, не следя за поплавком, а рисуя что то на вытоптанной земле. – А ты изменился, сильно, но это не моё дело. Что в кургане за озером знаешь?

– Пепел веков! – я хотел рассказать, этому заинтересованному взгляду, о раскопках 70-х, но сам точно не знал. – Или башня наблюдательная была или погребальный костер, но кроме пепелища и костей, разве что чешуйки кольчужные да стрелы лежат. Так их и под стенами кремля, в городе, полно.

Дёргающийся мелочью поплавок, вдруг лег и поплыл в сторону. Я подсек и потащил по поверхности бьющуюся рыбу. Золотой карасик, с красными плавниками и черной спиной, чуть больше моей ладони.

– Мелкий, но первую рыбу отпускать нельзя, удача уйдет. – серьезно высказался Кузьмич.

– Я вообще удивлен, что что-то клюет. Туча ползет, перепад давления – ответил я, больше удивляясь родной рыбе, которую к двадцать первому веку вытеснят суррогаты, сначала искусственный зеркальный, потом мутировавший и наконец дальневосточный буффало. Хрен с ней с рыбой, нужно недопустить распространение борщевика-сосновского. Ходить четыре года с ожогом на ноге, второй раз не хочется. И я не говорю, о свойствах этого сорняка вытеснять другие культуры. Только семена в Колорадо послать, в ответ на жука и селекцию закончить.

Я перезакинул снасть, с азартом ожидая новых поклевок. Река покрылась редкими кругами измороси. Ответы которые я хотел не получил, поэтому решил получать удовольствие, до возвращения Михалыча. Мою медитацию на поплавок прервал неожиданный вопрос.

– Ты волка нарисовать можешь? – Кузьмич, выглядел прежним балагуром, смотрел с вызовом и протягивал прутик, которым ковырял землю у ног.

– Ну так примерно, – выводил я, профиль волка из “Ну, погоди”, начиная с капли носа, и больших глаз и закончил треугольным левым ухом. Правое не видно.

– Это какой то гиппопотам, где ты таких волков видел?

– Художника каждый обидеть может – шутливо бросил я, подрисовывая зубы.

– Хм, а знаешь как раньше волка изображали? – спросил Кузьмич, забирая свою деревянную кисть. – на окраинах деревень и вокруг пастбищ наносили оберег кровью врага или того же волка, обязательно на живых деревьях.

Этот любитель небылиц, рисовал в той же последовательности что и я, но только анфас. Круглый нос, острая морда расширяющаяся вверх, раскосые штрихи глаз и треугольники ушей.

– Иногда этот знак вырезали на лбу волка-людоеда или медведя шатуна, который разорял жилища. – и он обвел контур своего рисунка, очень похожий на букву М в виде ушей и V как морда ниже. – Случалось этот знак вырезали на лбу предателей, из-за которых погибли люди, а потом привязывали на границе своих земель. Иногда выжигали и оставляли в живых, для искупления грехов. В этом случае вся семья оставалась как залог и ограда, от повторного предательства. Теперь ты понимаешь, почему я должен знать, источник твоей информации?

– Понимаю. – тихо повторил я, глядя на появившегося на боковой тропе Михалыча. Не понимая зачем спектакль, для одного зрителя?

Вопрос о необходимости знать мой источник, можно было не задавать. Этот знак оставляли знающие, для знающих. Я понял что попал в ловушку своего любопытства, когда он выводил глаза волка. Этой нижней части не хватало на трупе представителя райисполкома.