Автор книги: Deni1
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
========== 1. Ликадо. Шестьдесят три года до Катастрофы ==========
Пролог.
Вселенная рассматривала, настороженно и отстраненно. Принюхивалась, как Прародитель принюхивается к своему, только что появившемуся Потомку, пытаясь ощутить родство. Или не ощутить, отвергая. Долго, мучительно долго. И наконец, Сила хлынула сквозь него, ослепляя, выворачивая болью, но даря принадлежность. Его приняли, возвращая Память. Снова. Как должно быть.
Глаза открывались с трудом. Температура медленно снижалась, почти полностью выпарив глубокую лужу, в которой он лежал. Оболочка, выбранная Прародителем, остывала, отдавая управление. Тело подчинялось еще неохотно, но самое сложное позади. Воспоминания носителя, сохранившиеся в момент переноса, пока еще отрывочные и бессистемные, но многочисленные, вызвали новый виток боли, свойственной лишь примитивным органическим организмам. Потом пришел звук. Нейронные связи, еще обожжённые Силой, передавали импульсы с задержкой, затрудняя их индификацию. Оказалось, звук, воспринимавшимся чуждым и опасным — его голос. Стон. Это называется стон. Человеческий стон.
Получилось.
Ликадо выдохнул и задержал дыхание перед следующим вдохом, перебирая воспоминания и собирая из них матрицу носителя. Пол мужской, биологический возраст двадцать семь лет, Петр Краснов. Тело все настойчивее требовало воздуха и пришлось позволить это сделать. Оригинал не воин, однозначно: тело без намека на тренировку. Вместе с воздухом пришли запахи. Первыми — гнили и железа. Они частично перекрывались другими, синтетическими и едкими, но даже это не спасало. Охотничьи инстинкты проснулись: чем более примитивен вид, тем сильнее всплеск, не сдерживаемый более голосом Роя. Убивать. Убивать! Дыхание снова пришлось задержать. После органической синхронизации — это вторая часть испытания Служения: сохранение собственного разума. Оболочка подчинена, сознание интегрировалось, но теперь в ней необходимо найти контрольные точки. Якоря, не позволяющие его разуму скатиться до уровня животного.
Во славу Роя.
ПЕСНЯ сейчас очень бы помогла, но эта оболочка не в состоянии ее воспроизвести. Значит остается одно — строить клеть, каркас для разума. Доспехи Истинного Потомка.
Во славу Роя.
Тело снова начало гореть. Энергетические нити путались, не давая закончить плетение, и пришлось снова впустить немного воздуха в натянутые легкие, а вместе с ними, ударную волну запахов. Если бы сейчас кто-то оказался рядом, сдержаться бы не удалось. Пожалуй, так тяжело еще не было. Из всех его девяти интеграций — так еще не было. Ликадо зажмурил веки, сконцентрировавшись на ИНОМ зрении. Дурацкая оболочка, примитивная, ПРЕДРАЗУМ. Нити блекли и склеивались. Не работает. Недоплетенный Каркас рассыпался.
Сколько у него до безумия? Вдох, два? Сознание оболочки — тонкое, невесомое, как тюль полотна маленького Потомка. Под ним слой, мутный и липкий. Глубокий. Миллиарды неиспользованных нейронных связей. Каркас будет уродливым, но главное, чтобы он вообще был. А значит, следует вернуться к плетению.
Во славу Роя.
Спустя месяц он полностью освоился с оболочкой и структурировал ее воспоминания, все чаще и увереннее ими пользуясь. Влиться в жизнь на планете получилось — лишних вопросов не возникло. Версия с ударом молнии и обнаружении в парке случайными прохожими бессознательного тела, удовлетворила всех.
Институт мозга в мегаполисе был хорошим началом: к нему стекались разные люди с разными уровнями допуска в человеческом обществе. Удачное стечение обстоятельств, в результате которых удалось стать сотрудником этого института, служил доказательством — он на правильном пути. Контакт с профессором, руководившем отделом, куда определил Петра путь Служения, налаживался медленно. Нет, к Зову Роя не было равнодушных, все живое притягивала Песнь, даже такая, почти совсем неслышная сквозь органику, но этот индивид был на удивление неподатливым. Глухим. Бесполезным. Даже аура его переливалась самодовольством. Словно взгляд, то и дело бросаемый им на увешанные грамотами стены в кабинете. А вот два его ассистента, Лев и Николай, были прекрасной целью. Голодные, неудовлетворённые, раздираемые эгоистичными страстями и в то же время — преданно, самозабвенно любящими дело. Информированные. Они уже, сами не зная этого, часть Сети, её начало. Из них выйдут преданные Слуги Роя! Но нужны еще… Много, по всей планете. Тогда, к моменту Зова Петр будет знать об этой планете всё.
Оторванность от силы Прародителя давалась трудно, путая нити ментального каркаса. Тот вообще вел себя необычно: будто поглощаемый оболочкой, то и дело становился почти неощутим, и тогда Ликадо осознавал, что Память Потомка словно растворяется. Будто интеграция зашла слишком далеко. Слишком сильны оказывались человеческие эмоции и ощущения, слишком легко давалась подстройка под земную коммуникацию и теперь ему требовалось усилие, чтобы коснуться Истинного сознания. Позорная слабость, исправляемая погружением. Рой приблизится, всё встанет на свои места.
Странного мальчика, одного из пациентов, Пётр заметил еще несколько дней назад. Пробежался взглядом и даже ауру не стал смотреть. Расколотое, больное сознание, на что смотреть?! Даже походка была больная. Неуверенная, немного кособокая, будто кукла шарнирная двигается, а не человек. Интереса тот не представлял, и Петр перестал замечать его вовсе. Здесь, на территории института, таких много. На всех даже энергии Вселенной не хватит. Бесполезные и тем вредные организмы. Не нужны Рою.
Все изменилось, когда однажды, в огромном холле института, он натолкнулся взглядом на пожилого мужика, в кольце охранников. Лицо показалось знакомым и спустя секунду Пётр вспомнил. Зазвенела защита, сдерживая разбушевавшуюся силу Истинного сознания. Это очень полезный человек. И очень информированный. Достойная цель. Но осторожно, осторожно. Не здесь, не сейчас. Надо подойти ближе, надо, чтобы сам потянулся…
Дефективного маломерка рядом с Целью взгляд выхватил почти мгновенно. Точно! Тот самый ущербный мальчик. Хотя, не такой уж и мальчик, как оказалось: вполне взрослый, совершеннолетний уж точно. В памяти Петра легко нашлась нужная информация: Максим Сомов, девятнадцать лет. Представитель золотой молодежи, больной, но единственный ребенок. Выпестованное чадушко, плотно сидящее на наркоте и видимо, пытающий здесь полечиться от последствий. Хотя это значения не имеет. Мальчик Максим вообще значения не имеет, он проводник к Цели. Путь через сына более долог, но более стабилен. От необходимости прикасаться к уродливой ауре недомерка коробило, но оно того стоило — та вздрогнула, отзываясь сразу.
Между ними с несколько десятков метров. Холл больше подходил бы дворцу, а не бюджетному учреждению, будто сам простор, запертый в стенах. Мальчик повернул остановился и начал оглядываться. Растерянно, словно пытался найти источник звука, и близоруко щурился. Восприимчив к Зову. Легкая цель. Главное теперь не торопиться. Почти привычный ритуал — успокоить защиту, притушить потоки Силы. Не сейчас, для них еще рано. Пока наблюдать, выжидая, и удобный случай обязательно представится.
Небольшая кафешка недалеко от главного корпуса, скрытая от толп туристов в глубине дворов старой Москвы, была для «своих», давая прибежище усталым и голодным сотрудникам института. Кормили там вкусно и общаться удобно. Петру — удобно. Во славу Роя…
Встретить здесь младшего Сомова оказалось неожиданностью. Большей было бы, пожалуй, лишь встреча с Сомовым старшим. Расписание пациента «Z» давно наизусть. Как и медицинская карта. Наркомания, шизофрения. Месяц назад очередное обострение. Найден в бессознательном состоянии, вероятно, наркотическое опьянение, но наркотик так и не выявлен. Экстренная госпитализация в одну из закрытых психиатрических клиник. Терапия в отделении для буйных. Галлюцинации, агрессия. Терапии поддается плохо. Явные творческие способности — рисует непрерывно. Едва обострение купировали, мальчика перевели на домашний режим и наблюдение в институте, куда привозили под конвоем папиной охраны.
В его расписании запись через час. Вряд ли, учитывая статус пациента, точнее статус его отца, визит переносили, значит, умудряется сбегать из–под наблюдения. Ну да, шизофреники славятся творческими способностями на беду их надзирателей. Ну, сам Петр не собирался становиться ни надзирателем, ни опекуном.
Аура мальчишки откликнулась с прежней готовностью. Теперь медленно, помнить про агрессивность. Не спугнуть. Хотя, судя по всему, его не спугнуть, его от себя отлепить его потом будет той еще проблемой. Улыбка у Сомова тоже больная. Кривоватая, дерганная. Губы дрожат, не слушаются, скорее всего из–за препаратов, которыми нашпиговывают эту бесполезную оболочку, почти лишенную даже животного сознания.
Желание убивать всколыхнулось внезапно, практически оглушив и почти не оставив шанса сопротивляться. Истинное сознание реагировало, абсолютно не понятно на что, словно просыпалось в чужой оболочке, воспринимая ее угрозой и переживая резкий регресс. Скатываясь до почти неразумного, до примитивных инстинктов. С момента интеграции, конфликтов Истинного сознания с оболочкой не было, а тут рвануло так, что даже Каркас зазвенел. Опасность, опасность!
Петр остановился, словно споткнувшись, заставляя себя провалиться в короткий транс. Время расслоилось. Один из самых простых навыков Истинных, но такой сложный в органической оболочке. И хорошо еще, что от его возможностей осталось хоть это.
Внутреннее время поддавалось коррекции неохотно, но Ликадо справился с замедлением. Рискованно, очень рискованно, не факт, что оболочка готова. Не факт, что эта оболочка вообще будет когда-нибудь готова к такому! Каркас уже не звенел, он визжал, но пока держался. Сила текла, обволакивая плетение защиты, стремясь прорваться и вынуждая Истинное сознание погружаться все глубже под Каркас и отводя потоки энергии. Его долг Служение. Служение не закончено. Цена не важна. Глубже, еще глубже, блокируя взбесившиеся инстинкты, напитанные силой.
— Вам нехорошо? Я вас видел в институте, хотите я сбегаю? — Сомов теребил за рукав испуганно и бездумно. Это не могло помочь даже если бы на самом деле плохо стало просто человеку, но эта простая мысль неожиданно помогла вернуть себе контроль.
— Не, все нормально. Бывает. Последствие травмы, наверное. Присесть надо.
— Пойдемте, я тут, рядом сижу. — Максим совершенно детским движением, пальцем, показал на свой столик.
«Не было бы счастья…» Как много стало человеческих оборотов. Это хорошо. Должно быть хорошо, хотя бы сейчас.
— С вами точно все хорошо будет?
— Точно, — Пётр постарался улыбнуться. Полезный навык. Социальный. Хотя сейчас, в эту минуту, то еще испытание. Штормить перестало, но отголоски силы включиться в Служение не позволяли. Ведь и нужно всего ничего: лишь чуть коснуться, потянуть криво сшитое сознание, и он целиком твой.
— Вы же не пациент, вы работаете в институте, верно? — Максим странно передернулся, как от шокера.
–Да, работаю. А ты — Сомов. Сын Бориса Сомова. Кстати, спасибо. Кроме тебя никто не подошел…
— Никто не сообразил просто. Я много по больницам катаюсь, вот и среагировал. Да, я тот самый Сомов. — Мальчишка выпрямился и твердо посмотрел в глаза. Хватило, правда ненадолго. Плечи привычно опустились, и привычно уже, кособоко.
— Да мне в общем-то по барабану, просто опознал тебя. Типа, можешь не представляться. Про тебя весь институт гудит.
— Догадываюсь.
Тон — словно обрезал. Странно, ни намека на следы воздействия медикаментов. Мыслит четко, поведение адекватное. Глянуть бы на энергетический рисунок, но придется пока так, слишком еще свежо воспоминание о недавнем срыве. Однако, паузу требовалось срочно заполнить, пока пацан не передумал общаться, закрываясь наглухо.
— Можно? — Петр взглядом указал на стакан с водой, стоящий на столе перед Сомовым. — Вставать пока не рискну, а официанток тут до смерти можно ждать…
— Конечно. Если не брезгуете…
— Дурак ты и уши у тебя холодные.
Вода привычная, и сейчас, спасительная слабость. Успокаивающая. Размягчающая. Прокатывается глоток за глотком по, словно от крика ободранному горлу, возвращая на привычный путь Служения. Спокойно, это просто дефект оболочки. Бывает. И не такое бывает в мирах Служения.
— Я не дурак, я умный! — Максим снова гримасничает. В этой бешенной пляске мимики, улыбка опознается не сразу. Петр спешит исправить, но поздно. Сомов уже уловил посыл. — Знаю, ужасно выглядит. Паралич был. Врач говорит, восстановится, но пока так.
Инстинкты, снова напомнили о себе. Уже не бесновались, лишь принюхивались. Несоответствие: не пахнет от оболочки болезнью, а пахнет чем-то иным. Силой пахнет и это совершенно точно невозможно. Пусть сейчас не посмотреть, нельзя лишний раз тревожить каркас, но раньше-то видел и ошибиться не мог: разорванная аура, исковерканное предсознание… Не на это ли среагировало истинное сознание?
Не может быть! Рой не посылает двух Служителей на одну планету! Нецелесообразное расходование ресурсов. Может, дело действительно лишь в человеческой оболочке? Дефект дал о себе знать…
— Такое восстанавливается, здесь тебя доктор не обманывает.
— Думаете, обманывает в чем-то другом? Вы, кстати, чем там занимаетесь?
Вот, теперь все нормально. Служитель никогда так бы не сделал — не спросил бы в лоб. И все же, потом стоит приглядеться к ауре. Даже если примерещилась сила, все равно что-то же должно было это спровоцировать?
— Все люди друг друга в чем-то обманывают. Абсолютная правда — это миф.
— Вы не ответили на второй вопрос. Военная тайна?
— Конечно. Думаешь, бесконечно чинить испорченное кривыми ручками юзеров, кому угодно доверят? Ой, я кажется, проболтался, — собственный смех прозвучал так естественно, будто естественен и был.
Сомов расслабился и открыто улыбнулся в ответ. Хорошо, контакт устанавливается, но эффект необходимо закрепить.
— Макс… Можно тебя так называть? — Сомов не ответил, лишь кивнул нетерпеливо, будто в самом деле очень ждал ответа на свои вопросы. Отлично, значит, все верно. — Да нечего рассказывать, глупость одна. Я же только четыре курса успел закончить, даже не доучился. Потом бац, и головой ударился. Дальше провалы.
— Какие провалы? А…. Знаю этот анекдот, спасибо. Не хотите рассказывать, не надо!
— Ты пациент, а я тут вроде как работаю. Я не «не хочу», я не могу, права не имею. Открывающиеся мне тут перспективы дороги как память, не хотелось бы и их растерять, как оную память. Взяли меня пока временно, но я надеюсь, удастся закрепиться.
— У вас правда проблемы с памятью?
— Ну, все не так критично, иначе меня бы не взяли. Была небольшая амнезия, потом всё восстановилось, но ощущения ниже среднего…
— Извините. — Максим выглядел искренне сконфуженным. — А хотите, я папу попрошу помочь? Ну, с карьерой…
— А, хочу! Надеюсь, ты не рассчитывал, что откажусь? Жаль было бы тебя разочаровывать. Только как ты ему объяснишь необходимость?
— Да просто объясню! Мы с вами уже полчаса беседуем, а у меня еще ни одной судороги… — Сомов резко замолчал, застыв взглядом на телефоне, лежащим на столе. — Ой, блин, мне бежать надо! Пятнадцать минут осталось, а еще эти лифты гребанные!
— Вот так всегда. Только халява наклюнется и сразу облом. Беги, конечно, а я тут доем спокойно… — на этот раз улыбка получилась по–настоящему непринуждённой.
— Давайте завтра тут же? Только, чур, без обмороков! С вами интересно. И просто говорить, и вообще… И обсудим, как моего родителя правильно настроить. И о себе расскажете.
— Беги уже, а то всех на уши поставят. Скажут, похитили… До завтра, Максим.
Ответа Пётр не услышал. Да кому он уже нужен его ответ-то?! Получилось. Даже проще, чем планировал. Если и потратился, то лишь на познание собственного оболочки, но оно ни разу не бесполезно. А мальчик… Мальчик папу ему теперь на коротком поводке приведет. И в наморднике. Во славу Роя…
За сутки интерьер едальни не изменился. И количество посетителей в нем тоже — по-прежнему малолюдно, что радовало отдельно. Однако, Сомов опаздывал. Судя по его карте, к врачу назначено было на шесть, осталось минут сорок. Неужели сорвался?
— Извините, пробки… — Максим опустился на стул рядом. Не напротив, как можно было ожидать, а как бы боком, спиной к залу. Странный выбор для шизофреника, хоть и в ремиссии.
— Кофе ты выпить успеешь… — в голос удалось допустить лишь столько легкой обиды, сколько нужно.
— Все успею. И кофе, и тортик. Вы пробовали тут их фирменный торт? Он божественен… — Сомов закатил глаза и облизнулся. Выглядело откровенно пошло, а главное, отчетливо отдавало панибратством. Петр сморщился.
— Нет, не пробовал. Я, наверное, пойду. В разговоре с набитым ртом мало смысла.
