Текст книги "Вырванные листы Апокрифа (СИ)"

Автор книги: Deila_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Выдержим.

Победим.

Утопим разорённый Имперский город в эльфийской крови. Очистим ею осквернённую Башню Белого Золота.

На всех картах, исчерканных набросками и стрелками, выделяется жирно пропитанная чернилами линия, смыкающаяся в круг.

Она проходит по Красной Кольцевой Дороге.

Она станет петлёй, в которой задохнётся Наарифин.

Тит Мид поднимает голову, чтобы в последний раз обвести взглядом трёх генералов, и в его глазах стынет холодная решимость. Дециан чуть усмехается – для него, после мучительного бегства через Алик‘р, после бойни у Скавена, Тит Мид сейчас – не государь, но полководец. И поэтому Дециан говорит: мы выпотрошим их, Император. Все силы Наарифина в столице будут стянуты к западному мосту.

Джонна, сжав губы, кивает: мы не пропустим ни одного ублюдка, Император. Юг будет закрыт.

Летилий щурится, и Титу Миду впервые за невероятно долгое время кажется, что его генерал скрывает кривую улыбку. Маги готовы, коротко говорит Летилий – и этого достаточно. Об остальном позаботится Тит Мид.

Остров Имперского города – идеальный капкан, лучшего не придумать. Если выстоят люди Дециана на западном мосту, если удержит Джонна южные укрепления, Наарифину конец.

Каждый из них знает, на что идёт.

– За Империю, – коротко цедит сквозь зубы Тит Мид, и сила Обливиона струится в его голосе дэйдрическим могуществом.

Тридцать второй день Руки Дождя.

Под ногами – всё ещё слякоть, но скоро, очень скоро Император будет ступать по крови и камню. Имперский город снова пропитается ею – так, что залы под Ареной будут полны доверху. Остатки поставок из Брумы – партии целительных эликсиров – увеличены почти вдесятеро, разбавлены так, чтобы едва-едва сохранить щепотку магии.

Два дня назад Коловианское нагорье ощетинилось мечами легионеров и копьями рыцарей Хай Рока: Дециан повёл армию на прорыв, через западный мост, единственный надёжный путь в Имперский город.

Два дня назад легионы Джонны двинулись на юг вдоль Красной Кольцевой, пересекая Нибен, стеной закрывая пути к отступлению из Имперского города, чтобы объединиться на западе с людьми Дециана – и встретить атаки альдмерских подкреплений с юга.

Два дня назад Наарифин понял, что недооценил Империю – что генерал Дециан, предположительно завязший в песках северного Хаммерфелла в битвах с армией леди Араннелии, уже в Сиродиле; что скайримские легионы Джонны, ещё не истощённые войной, готовы встретить и выдержать натиск Доминиона; и, наконец…

И, наконец, что он недооценил Императора.

Тит Мид Второй стоит на возвышении перед многотысячной армией, перед Имперским Легионом вперемешку с Клинками, наёмниками и фермерами, и по правую его руку стоит генерал Летилий, вместе с Императором ведущий войско на Имперский город.

Сегодня багряные знамёна Империи, вновь поднявшиеся над армией, больше не кажутся лишней роскошью – как и вычищенные до блеска доспехи военачальников, как и гордость, и смелость, отчаянно-безрассудная гордость и смелость тех, кто сумел дотянуть до этого дня.

– Сегодня, – кричит Тит Мид, и неслышный шёпот Боэтии вторит ему послушным эхом, – Империя вернёт своё величие!

Эту битву Альдмерский Доминион запомнит надолго – и нескоро ещё решится бросить вызов наследию Тайбера Септима. Наарифин будет повержен, и эльфийской кровью будет омыт каждый камень осквернённой столицы.

Мы отомстим за Восьмой легион, звенит в застывшем предгрозовом воздухе. Мы отомстим так, как никогда ещё не мстила Империя.

Чёрные драконы на гербах изгибаются резкими ломаными линиями, щерятся острыми клыками: Акатош с нами. Талос с нами. Император, истинный наследник его, ведёт нас в бой, беззвучно нашёптывает Боэтия солдатам; искусством Боэтии в каждом из них просыпается неумолимая ярость, неистощимая сила, несломленная доблесть.

Вскидывая в салюте дэйдрический клинок, Тит Мид не знает, ведёт ли их Акатош, или Талос, или Боэтия. Их боги остались безучастны, и он заплатил за право на победу другим богам.

Неважно, сверкает ли на его груди Амулет Королей или горит в руке беспощадным пламенем Забвения Золотой Меч.

Он ведёт своих людей в бой во имя Империи – во имя её и во славу.

***

Даже с северных берегов Румара можно услышать далёкий лязг оружия, рёв битвы, грянувшей на западе. Все силы Наарифина оказались стянуты к единственной дороге в Имперский город – к войску Дециана.

Румар надёжно защищает остров, а у легионов Тита Мида больше нет кораблей. Имперских кораблей вообще больше нет в водах Румара и Нибена – только их покорёженные и сожжённые остатки на дне.

Летилий отдаёт приказ – Тит не слышит, что он говорит, но знает, что произойдёт дальше.

Шеренга магов выступает вперёд, к самой кромке берега. Многие – спасшиеся из Университета Магии, некоторые – удачливые беженцы со всех уголков Сиродила. Почти никто из них не умеет сражаться.

Но им и не нужно сражаться.

Воздух чуть подрагивает, когда шеренга озаряется светом – изумрудным, перетекающим в лиловый; будто кто-то незримо и беззвучно перебирает струны, так, что остаётся только предчувствие.

Ощущение.

От количества магии, брошенного в общее заклинание, щедро разлитого вокруг, теплеет рукоять Золотого Меча. Тит Мид иронично думает, что век божественных чудес, должно быть, закончился. Теперь они сами создают необходимые им чудеса.

Впрочем, разве не так поступали все правители Империи?..

Свет расползается лиловой дымкой над водой; неслышен, но ощутим слабый треск, неявная дрожь, и, Тит Мид готов поклясться, сейчас алинорские маги бросаются прочь от центра сражения к северному побережью Городского острова. Сейчас Наарифин поймёт, где просчитался.

Но будет уже поздно.

Рябь проходит по озёрной глади, словно лопается натянутая струна. Лиловое свечение врастает в поверхность Румара – и вода становится плотной, как камень.

Плотней, чем камень.

Дороги, проложенной магами через озеро, достаточно, чтобы Городской остров оказался открыт и уязвим с севера, и Тит Мид не медлит. Лучше не испытывать продолжительность чуда.

К тому же, Дециану требуется подкрепление.

Солдаты Доминиона сражаются неистово, как загнанные в угол звери, но им не поможет хвалёное взращённое совершенство. Разграбленный Торговый квартал достаётся легионам Летилия практически даром – но на подступах к Башне Белого Золота стоят маги, элитная гвардия Наарифина, и их намного больше, чем полуобученных волшебников Университета.

Их магия сожгла две сотни человек в неполную минуту – атака, что должна была смять укрепления у Императорского дворца, захлебнулась почти мгновенно.

Тит Мид ухмыляется: ничего, Красное Кольцо уже смыкается, и скоро сомкнётся окончательно. Мы можем подождать.

На пятый день его предсказание становится явью.

Имперский город залит кровью, грязью, магией, отсвечивает золотом и багровой чернотой, задыхается гарью пожарищ, запахом железа и мяса. Потом, когда Наарифин будет повержен, настанет время скорби и похорон павших, сейчас все едины – эльфы, люди, твари. Мясо убитых сенче идёт в пищу, всё остальное – на костры. Столица кажется сплошным пылающим факелом.

Последний бой идёт у стен Башни, и Тит Мид усмехается под забралом шлема, глядя, как подаётся назад потрясённый Наарифин, узнав безжалостное пламя меча в руках Императора. Воздух дрожит от творящихся заклятий, от звона оружия, но громче предсмертных криков направляющий шёпот Боэтии. Боэтия ведёт его, защитника и правителя сиродильской Империи, и смертная магия алинорского лорда неспособна противостоять им.

Когда Наарифин падает на колени – когда Имперское знамя вновь поднимается над столицей – Боэтия говорит о плате.

Тит Мид смеётся, остро и счастливо: забирай, дэйдра.

Сиродил возвращён Империи – Доминион убирается прочь, а тех, кто не успел сбежать до прихода отрядов Легиона, не берут в плен. Империя платит за голову каждого Клинка десятком трупов.

Скавен взят, и войска Араннелии отступили через Алик‘р, преследуемые воинами пустыни – это достойная расплата за Марш Жажды.

Золотой Меч покоится в ножнах, спящий и пока ненужный. Слепящим золотом распят Наарифин на шпиле Башни, и это – тоже достойная плата.

Тридцать три дня, зло усмехается Тит Мид, помня условия сделки; тридцать три дня, и я постараюсь, чтобы ты запомнил их лучше пыток в Обливионе, ублюдок. За Восьмой легион. За Имперский город.

За Империю.

***

– Наарифин – цена победы в Великой Войне, – сухо говорит Император, собранно-уверенный, и шелест голосов Боэтии подтверждает его слова. – Но Великая Война – это только начало.

– Так и есть, смертный, – иронично усмехается тысячеголосая дэйдра. – Но каждая победа имеет свою цену. Тебе не понадобится больше мой меч, Император.

– Но понадобится твой голос.

Он подписал Конкордат, согласившись на беспощадно-унизительные условия, согласившись стать предателем и подлецом в глазах собственных людей. Империя была обескровлена, опустошена, разорена; они не могли продолжать войну сейчас.

Позже, знал Тит Мид, позже Империя встанет против Талмора вновь, и он – её Император – должен дать ей время. Должен дать ей силы.

Звание подлеца и предателя – не столь большая цена.

– Я могу спасти Империю, – продолжает Тит Мид, бездумно глядя мимо белокаменной статуи дэйдрической леди обмана и предательства. – Но я не могу защититься от каждого, кто захочет убить меня. Мне нужен твой голос, чтобы обратить на свою сторону тех, кто предаст меня, тех, кто предаст Империю.

Боэтия смеётся – властно и торжествующе одновременно; они оба знают, что будет ценой.

– Позже, – говорит Император, – я заплачу сполна.

Над Имперским городом знамя Дракона окрашено красным, и при свете заката кажется, что розовый оттенок белого камня – всего лишь лучи Магнуса-Солнца. Пусть в это верят.

Люди должны верить. Пожалуй, Талмор оказал бесценную услугу Империи, запретив поклонение Талосу: вера в вознёсшегося смертного-бога никогда прежде не была так сильна.

Тит Мид Второй знает, что будет наречён предателем: так Империя провозглашает его верность.

Он знает, что стоит по колено в крови: так Империя нарекает его достойным.

Он знает, что голос Боэтии однажды обернётся против него: так Империя одарит его бессмертием.

Ему не о чем молиться Акатошу и Талосу, ибо он уже получил все божественные дары, в которых нуждался. Поэтому, преклоняя колени перед алтарём Бога-Дракона, он говорит только: славься, моя Империя.

Славься вечно.

========== Переходами снов (ученик Мейлина Варена, Азура), Skyrim ==========

Комментарий к Переходами снов (ученик Мейлина Варена, Азура), Skyrim

Вполне допускаю (но не полностью уверена), что это АУ.

Написано на флэшмоб леди Мыши по ключу “Хогитум”. :)

Рекомендуется к прочтению перед прочтением драббла: http://vk.com/feed#/tes.lore?w=page-41697900_48652949

В пустоте, окружающей мир, ярко горели звёзды.

Всё так же ярко, как и тысячи лет назад.

Риссен Авири спешил, несмотря на усталость; восхождения по горным тропинкам не давались легко тем, кто проводит большую часть времени за письменным столом или в беседах с учеными. Его лошадь осталась в конюшнях Винтерхолда после долгой скачки по заснеженным предгорьям севера, и сам Риссен с удовольствием потратил бы несколько десятков монет на горячий ужин и ночлег в городском трактире, но ночь неумолимо подходила к концу. Темнота на горных склонах неторопливо рассеивалась, возвещая зарю двадцать первого дня третьего месяца года.

И поэтому Риссен упрямо шёл вперёд по петляющей тропе, ведущей на вершину горного хребта к югу от Винтерхолда; поэтому он нёс в своей дорожной сумке звезду, потемневшую от древней и осквернённой магии, но всё так же теплеющую в ладонях.

К Леди Рассвета и Заката следовало обращаться с первыми лучами зари, когда стихийная мантия Магнуса затмевает пустоту Обливиона золотистым отблеском еще не пришедшего дня, ещё не погасив иллюзией небесной синевы острый, словно лезвие, блеск путей в Этериус.

Когда рассветные звезды еще видны в тающей дымке ночи.

Винтерхолд казался блеклым и тихим по сравнению с Виндхельмом – в городе ярла Ульфрика было достаточно темных эльфов, и даже за время короткой остановки Риссен успел ощутить стелящийся праздничной дымкой по мостовым Хогитум. Празднество начиналось в полночь и длилось несколько часов до рассвета, где наконец достигало кульминации – пирующие зачитывали торжественную молитву и приносили дары Азуре. Когда-то дары были богатыми и щедрыми, но здесь и сейчас… Риссен знал, как живут чужеземцы в северных краях, по-прежнему раздираемых гражданской войной, и у большинства меров в Виндхельме едва хватало серебра на еду и взятки страже «за надежную защиту от недоброжелателей».

Празднующие Хогитум говорили – каждый приносит жертвы, которые ему по силам.

Что же.

Риссен Авири собирался пожертвовать больше, чем кто-либо за последнюю сотню Хогитумов.

Он верил: это ему по силам.

Обычно, он знал это из чужих рассказов, до которых был жаден, словно хаджит до лунного сахара, обычно у древнего святилища находится всего одна жрица, а сама исполинская статуя, укрытая устилающими горные вершины облаками, лишена присутствия незримой силы – чуждой, неправильной. Дэйдрической.

Сегодня всё было иначе.

Облака, призрачной серебряной дымкой разливающиеся в ледяном воздухе, неохотно отступали от света пламени – магические огни в тяжелых каменных чашах взвивались ввысь, озаряя площадку перед статуей. Риссен замер поодаль, у конца подъёма, вне круга огней; всмотрелся в людей, собравшихся у святилища, позволил негромким мелодиям песнопений влиться в сознание – слова на древнем языке принесли образы, полные ароматов цветов и теплых красок, согрели изнутри, растворили усталость.

Больше дюжины паломников стояли в светлом круге, перекликаясь голосами и магией; много, очень много для провинции, скованной холодом, войной и бдением Дозорных Стендарра. Страх гонит верующих прочь от дэйдрических святилищ, но сегодня был Хогитум, и в Хогитум у святилища Азуры приветствуют любого, пришедшего почтить её.

Жрецы и паломники, конечно же, заметили его, замершего в предрассветных густых тенях на широких ступенях подъёма к статуе, но никто никогда не поторопил бы его и не позвал ближе, в сверкающий круг пламени. Каждому требовалась своя доля уединения и своя доля общего празднества. Риссен не опустил взгляда, шагая ближе, вступая в пространство света и искр – и склонил голову лишь перед эльфийкой в темной робе.

Арания Иенит легко и изящно поклонилась ему в ответ.

– В сумерках рассвета и заката да осветят твой путь огни Хогитума, странник. Ты пришёл возложить дары или призвать Королеву Ночного Неба?

Риссен Авири посмотрел ей в глаза, и багровая тьма вспыхнула тревожными искрами – не то знамением, не то отражением вихря магического пламени за его спиной.

– Я пришёл сделать и то, и другое.

Она скользнула ближе к нему – опасно ближе, но теперь лишь он мог услышать её шёпот:

– Ты изучал колдовство, ненавистное леди Азуре; ты помогал тому, кто осквернил её артефакт; я видела тебя в предрассветных снах, Риссен Авири, ученик Мейлина Варена, и ты посмел явиться в круг священных огней Хогитума – чем ты оправдаешь своё преступление и свою дерзость?

Риссен не отвёл взгляда.

– Звездой чёрного цвета, своей жизнью, своей смертью и бесконечностью, принадлежащей мне.

***

Риссен Авири всегда был жаден до чужих рассказов. И рассказы Неласара, старого альтмера, поселившегося в Винтерхолде после изгнания из Коллегии, не стали исключением.

Им было о чём говорить.

Неласар был другом Мейлина, Риссен – его учеником. Риссен помог Мейлину заполучить бессмертие, а Неласар – забрал это бессмертие чужими руками. Неласар отказался от Чёрной Звезды и предпочёл не вспоминать о ней, Риссен же заставлял себя помнить.

Каждое мгновение.

Не ради погибшего сумасшедшего некроманта, разумеется.

Хотя…

…в конечном итоге даже Мейлин Варен – один из тех, ради кого Риссен собирается умереть.

История, которую рассказывает ему Неласар, ведёт его длинными тропинками сомнений, вероятностей, возможностей и догадок, и тропинки ведут его к босмеру-чародею Энтиру, торговцу Коллегии, к рифтенским закоулкам и подземельям, к вайтранскому хускарлу-без-тана, в Дом Тёплых Ветров, обратно в Рифтен, потом вновь на север, к виндхельмским докам, и оттуда – на Солстхейм. По Солстхейму Риссен бродит недолго. Заброшенный дом, отданный некогда во владение помогавшему жителям Вороньей Скалы эльфу-лучнику, не интересует никого из живущих здесь.

А Риссена – интересует.

То, что он находит внутри, обогатило бы любого вора на десятилетие вперёд, но Риссен Авири не опускается до воровства, пусть и терзается вопросом, почему владелец бросил столь ценные вещи без присмотра, словно ненужный мусор, в собственном доме, в котором не появлялся годами.

Риссен Авири забирает только одну вещь.

Звезду, некогда сверкавшую расцветием серебра и перламутра, теперь же – оскверненную, насытившуюся лиловой чернотой. Риссену нет дела до осквернения артефакта или его чистоты. Звезда Азуры, чёрная или истинная, лишь кусочек сложной мозаики – мозаики всего мира.

Всего мира.

И даже больше.

Риссен не прекращает поиски; покинув Солстхейм, вновь возвращается в Дом Тёплых Ветров, ищет зацепки – и находит. И приходит с ними на западный клочок северного побережья, туда, где ястребы кружат над морскими волнами вместо чаек – амулет из перьев и черепа подобной птицы, неживой птицы он нашёл, пылящийся, в углу вайтранского убежища.

Там он находит замок, полный не-живых, и не-живые чувствуют в нём почти своего: смерть стоит за плечом Риссена Авири; смерть обнимает его, как портовая шлюха, за каждым углом; смерть играет с ним в прятки, закрыв глаза ладонями, и скоро раздвинет пальцы, чтобы взглянуть на него в упор – и больше не отвести взгляда.

Риссен Авири некромант и убийца, и он знает достаточно о том и другом, чтобы нынешняя повелительница клана Волкихар, леди Серана, сочла его достойным еще одной истории.

В определенный момент этого становится достаточно, чтобы предположить, что он нашёл все кусочки мозаики, и схема, которую он выстроил для них, верна. Тогда остаётся только отыскать силу, способную сплавить их воедино.

***

С ладоней Арании Иенит сквозь пальцы сыплются искры – сверкающие, белоснежные, словно крошечные звёзды или снежинки, но эти искры рождены не человеческими чарами и не снежной стихией. Они жгутся, сияют и переливаются всецветием Магнуса; они рождены из убийства и не угаснут, пока остаётся в Мундусе хоть кроха магии.

Когда рассыпается пылью блуждающий огонёк, пыль сохраняет его свет.

Когда первая невесомая сияющая песчинка соскальзывает с руки жрицы, одновременно гаснут все огни перед статуей Азуры – магические и настоящие, и остаётся только дымка облаков и неожиданно темные небеса.

В тишине звенят песнопения – торжественно и всё громче, возвещая своё право, утверждая своё право на одно безумно сверкающее мгновение, расцвеченное рассеянной в воздухе волшебной пылью, одно остро-отчаянно-быстрое мгновение, мгновение, когда…

…первый луч солнца касается светящихся песчинок перед постаментом.

Когда наступает Рассвет.

Снорукавные трансляции связаны со смертью больше, чем кажется. Но они почти абсолютно безопасны – если только сновидец не умрёт во сне.

Конструкция Снорукава выстраивала Лунную Тень – или эхо Лунной Тени – или отражение Лунной Тени в разуме Риссена – согласно его собственным воспоминаниям и чужим воспоминаниям; они просачивались сюда, сбивали образы, заставляли краски стекать из цвета в цвет. Передача была нестабильной.

Искажения Обливиона. Риссен знал причину.

– Леди Азура, – он поклонился, прижав правую руку к груди. – Госпожа метаморфоз и изменений-внутри.

Смертный, что знает слишком много для смертного. Ты пришёл в день призыва, принеся осквернённую Звезду с собой – ты осмелился сделать это, несмотря на свои догадки, верные и неверные.

Вероятно, связь Звезды со Снорукавом сбивала трансляцию. Риссен не позволил себе поморщиться; на самом деле, он не придавал этому слишком много значения. Снорукавные передачи крайне безопасны, снорукавная связь с планом Обливиона – безопасна до тех пор, пока не осуществлен Ада’Нир.

Ада’Нир не входил в его планы.

Ты думаешь, что я не в силах убить тебя во время снорукавной передачи, смертный?

– Убить – можешь. Завладеть моей душой – нет. Но это то, о чём я попрошу тебя позже, леди Азура.

Всесущность вокруг него вздрогнула с интересом. Риссен знал, дэйдра ведомы вечной скукой и вечным любопытством; Азура не позволила бы ему уйти просто так.

Ты предлагаешь свою душу в качестве искупления, Риссен Авири, Познавший Мерзость Магии Послесмерти? Это непохоже на таких, как ты и твой учитель, осквернивший остатками своей души мою искалеченную Звезду.

– Я не ищу искупления. Я предлагаю сделку, равноценную сделку, поскольку мои знания о твоей ненависти к некромантии достаточно велики, чтобы понять, что кроется за этой ненавистью. Для моей уверенности не хватает лишь одного ответа.

Спрашивай же, Любопытный. В Хогитум достойным даровано право ступить в обитель Сумерек и прикоснуться к знаниям За Пределами Нирна.

В бесплотном голосе, колебании, пронизывающем плывущее изображение Лунной Тени вокруг, слышался смех. Риссен предполагал, что всесущая имела полное право смеяться над его невежеством, над его сомнениями, но он не мог позволить себе уверенность.

Не до тех пор, пока не выяснил точно.

Он успел мельком подумать о том, как, должно быть, забавно будет выглядеть эта безумная мемоспора, рождённая в рассвет Хогитума, но даже не задумался над формулировкой вопроса, поскольку именно к ней он привык за время долгих дискуссий с иными магами и с самим собой. Преображенный, вопрос казался ему почти что неправильным.

Риссен Авири улыбнулся переливчатому мареву иллюзий Лунной Тени и спросил:

– Видят ли собаки сны?

***

– Видят ли собаки сны?

Серана подзывает одного из гончих смерти – Гармр подчиняется едва заметному жесту, подходит, не спуская горящих глаз с чужака. Леди Волкихар проводит рукой по выступающим позвонкам хребта неживой твари, вновь поворачивается к гостю.

– Чем вызван такой вопрос, сэр Авири? – певуче произносит она. Бессмертие вампиров не дарует им красоту, вопреки деревенским сказкам, но Серана является дочерью лорда Харкона – дочерью высшего вампира. И в подвалах замка Волкихар достаточно жертв, чтобы не испытывать недостатка в свежей крови.

Риссен знает, какой ценой достаётся такое бессмертие. Мейлин рассматривал и этот вариант.

– Собаки. Белки. Тролли. Любые создания с белыми душами. Я не могу допустить мысли о том, что белые души не связаны со Снорукавом вовсе – за те тысячелетия, что существует Мундус, без возможности перерождения они бы просто вымерли, а этого, как вы можете заметить, не произошло. Но я вполне допускаю, что их контакт со Снорукавом… урезан. По сравнению с чёрными душами.

Серана качает головой.

– Возможно. Но я не вижу, как это связано с моим рассказом. Вы ищете причину, по которой в Каирне так мало белых душ?

– Да, – кивает Риссен. Берёт с по-королевски украшенного стола яблоко, надкусывает – в месте, подобном этому, лучше не злоупотреблять предложенными мясными блюдами. Обнаженный труп молодого мужчины, даже не разделанный на части, считается праздничным ужином здесь – Серана хохотала не меньше минуты, когда Риссен со всей возможной вежливостью отказался от деликатеса. – Нам известно, что в Каирн Душ попадают все чёрные души, заключенные при жизни в камни душ и истощившие свою энергию. То есть, все чёрные души, попавшие под воздействие заклинания захвата. В это же время, в Каирне вы встретили всего три белые души – двух коров и коня-нежить.

– И Дюрневира.

– Душу которого, согласно вашим словам, не смогли подчинить Совершенные Повелители – а в их могуществе я не сомневаюсь. Сложно сказать, как связаны драконьи души со Снорукавом с учётом их божественного происхождения, и ещё сложнее объяснить, как попал Дюрневир в рабство к хозяевам Каирна, но у меня есть предположение.

Серана заинтересованно склоняет голову. Огненная радужка глаз опасно и чарующе поблескивает на свету.

– Я слушаю.

– Первым моим предположением было то, что для перехода души в Этериус, для перерождения в Снорукаве требуется энергия, которую полностью истощает зачарование. Но в таком случае белые души также попадали бы в Каирн, причем в куда больших количествах, нежели чёрные. И тогда я предположил, что… – Риссен запнулся и после недолгой паузы покачал головой. – Тут требуется ещё одно пояснение. Вы, я уверен, знакомы с техникой захвата душ – фактически, эта магия обманывает связь души со Снорукавом, подменяя настоящую физическую оболочку камнем душ так, что возврат души в Этериус не происходит. Но если можно обмануть эту связь, то почему бы не изменить её – вернее, заменить в запрограммированном паттерне возвращения Снорукав на Каирн?

Серана радостно и торжествующе улыбается едва ли не раньше, чем он заканчивает говорить. Стремительно поднявшись с дубового резного стула, она нетерпеливо проходит по пиршественному залу, не обращая внимания на слугу с полным кубков подносом, мгновенно скользнувшего к ней.

– Я не знаю, откуда пришла эта магия – чары захвата душ, – она в замешательстве проводит рукой по тёмным волосам, глядя на пустующий балкон, выходящий в зал. – Но ваша теория изящна. Молаг Бал создал вампиров, подарив нам силу; Клавикус Вайл научил нас управлять этой силой. Дэйдра множество раз вмешивались в историю Тамриэля, принося знания и умения, которые не должны были появиться – я могу представить, что захват душ был создан не людьми.

– Совершенными Повелителями. Я не знаю, являются ли они дэйдра. Скорее всего – но количество великих лордов ограничено, и прежде они не изъявляли желания скрываться. Возможно, Повелители – старшие дэйдра, менее могущественные, чем шестнадцать лордов, но обладающие достаточным умом, чтобы создать и сохранить в безопасности Каирн.

Но даже Снорукав не полностью защищён от вторжений.

Его часть, хранящая сны, уязвима более остальных.

– Из того, что в Каирне всё же присутствует несколько белых душ, я делаю вывод, что не придирчивость Повелителей к выбору подчиненных является искомой причиной. Думаю, Повелители были бы рады любой новой душе, человеческой или звериной. Скорее всего, эти коровы и конь-нежить – чьи-то эксперименты, позволившие им попасть в Каирн Душ. Вы понимаете, всякое могло случиться с начала кальпы.

Серана понимает.

В Нирне происходит всё, что может произойти. Коровы могли быть хоть шуткой Шеогората, хоть неудачным магическим опытом Короля Червей во времена его обучения в Ордене Псиджиков. С мёртвым конём Арваком, как подозревает сам Риссен, дело явно включало сильное связующее проклятие – а проклятием могли воспользоваться как дэйдра Каирна, так и сам хозяин Арвака.

– Если это так, то Повелителям что-то мешает забирать белые души. И если ключом к взлому паттерна является Снорукав, то почему бы не та его часть, где обрабатываются сновидения? К ней имеют доступ лорды дэйдра – Молаг Бал и Вермина, например; если защита этой части слабее, логично предположить, что именно ею пользуются Повелители, чтобы осуществлять взлом.

– Где-то в защите Снорукава есть дыра, которой воспользовались Совершенные Повелители при создании чар захвата душ, – Серана задумчиво проводит пальцем по губам, не глядя на Риссена. – Замечательная догадка, сэр Авири. Жаль, я не имела чести знать вашего наставника.

Риссен тонко усмехается. Мейлину бы польстило.

– Вы потеряли не слишком много: он обезумел к концу своей жизни.

– Тогда пусть на Островах за него поднимут кубки лучшего феллмурского, – не спорит леди Волкихар. – Ваша теория крайне интересна. Я уделю ей столько внимания, сколько смогу, поскольку – вы понимаете – аспект посмертия важен для каждого разумного существа, и вампиры не исключение. Но это лишь теория, которой к тому же не хватает проверенных фактов. На вашем месте я бы поискала тех, кто может знать больше о Совершенных Повелителях – тех, кто заключал с ними сделки, возможно… или тех, кто ненавидит их всей своей сущностью, живой или мёртвой. И те и другие будут равно полезны вам.

***

– Видишь, – Риссен зачерпнул сгустившийся рядом с ним сверкающий, словно перламутр, туман. Волшебная дымка повисла на его пальцах, неторопливо стекая по коже подобно струям воды, мягкая и прохладная.

Лунная Тень воистину прекрасна, отвлеченно подумалось ему.

– Ты видишь всё, что видел я за время своих поисков, госпожа Сумерек. Я нашёл тебя, послушавшись мудрого совета леди Сераны Волкихар, и не вини меня за то, что ненавистные тебе вампиры помогли мне больше других. Я знаю, почему ты так ненавидишь их, нашедших посмертие не в Этериусе. И знаю, почему ты ненавидишь некромантию.

Азура хранила молчание – и Риссен не удивился этому. Дэйдра безумны, дэйдра изменчивы; ему не стоило ожидать определенного ответа.

Но Лунная Тень оставалась радостно-безмятежной, и Риссен счёл это хорошим знаком.

– Потому что ты не хочешь, чтобы души доставались кому-то ещё, кроме тебя. Как и любые дэйдра, – проговорил Авири, и, наверное, только то, что он спал, а не проходил через Сдвиг в Обливион, лишило его удовольствия испытать гнев Азуры на себе.

Возможно, он ещё заплатит за свои слова – позже.

Возможно, она наградит его за умение не страшиться истины.

– Души вампиров принадлежат Молаг Балу. Некроманты, используя чары захвата душ, отдают бесчисленное множество жертв Повелителям Каирна, чаще всего – сами о том не догадываясь. Вот в чём истинная причина того, что ты и Меридия караете «осквернителей».

Азура рассмеялась – словно незримая волна хаоса пронеслась по сновидению; Риссен едва удержал трансляцию – канал был нестабилен, и чем дольше длилась передача, тем менее стабильным он становился.

Скоро даже помощь Арании Иенит извне не поможет ему.

Храбрый смертный. Ни о ком из дэйдра не говорят «благородный», ни о ком из дэйдра нельзя сказать «честный», это так. И всё же ты стоишь здесь, собственноручно отдавший множество душ сбежавшим в межпустоты Обливиона наглецам, и ищешь моей помощи.

Риссен промолчал, переливая сверкающую ленту тумана из ладони в ладонь. Леди дэйдра знала о его бессилии и о том, как он нуждался в помощи – но до последнего Риссен Авири не стал бы умолять об этом.

Нет.

Он вскинул голову, отчаянно и недоверчиво всматриваясь в лилово-хрустальное небо, укрытое серебром облаков; не осмеливаясь поверить, не осмеливаясь оспорить…

Ты искал ответа на свой вопрос, смертный. Я ответила тебе. И теперь мы заключим сделку – ты пришёл в рассвет Хогитума и принёс с собой то, чем я хочу обладать всецело и безраздельно; я же могу стать твоим спасением там, где что угодно будет бессильно.