Текст книги "Вырванные листы Апокрифа (СИ)"

Автор книги: Deila_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Я больше ничего не могу сделать, – негромко и спокойно отвечает Ритлин. Умбра, внезапно показавшийся таким тяжёлым, едва не выскальзывает из пальцев. – У меня нет ничего, что способно перебороть Его волю.

Всего лишь одно желание, – смех Мелдила дробится внутри водопадами Ауридона.

Ритлин неожиданно понимает, почему он смеётся. Понимает, почему смеялся тогда над её тревогой и вопросами. Понимает, почему так неуловимо страшно было ей оказаться его врагом.

Но это больше не имеет значения.

Ритлин смотрит на кристалл, сверкающий голубоватыми гранями, и ЖЕЛАЕТ.

Ткань пространства Гавани едва заметно вздрагивает, пропуская её – тень, часть домена – на возвышение. Пустота настороженно вскидывается костяными гребнями клыкастых скал.

– Кто ты? – голос Молаг Бала гремит во всём плане гигантским колоколом.

Она не может вспомнить. Это кажется ей совсем-совсем неважным.

– Умбра, – отвечает она, взглянув на клинок, пылающий лиловым.

Серебряный смех тысячи голосов отзывается ей. На фигуру Мелдила – не Мелдила, думает Ритлин – немного больно смотреть, на всполохи живого золотого света. Исполнитель Желаний смеётся, пока Молаг Бал плюётся дэйдрическими проклятиями.

Кристалл обжигает ладони – Ритлин понимает, что не сможет к нему прикоснуться.

– Разбей его, – весело говорит Клавикус Вайл. – Для этого и нужен Умбра, верно?

Ритлин послушно заносит руку с мечом – Умбра хищно вспыхивает и подрагивает. На мгновение Ритлин вспоминает, что нельзя верить дэйдра – но всё-таки разбивает кристалл, не в силах остановить клинок.

– Сделка выполнена! – слышит она, прежде чем оказаться на шуршащем берегу Кенарти. Рядом с ней в песке лежит безжизненный маленький Якорь – напоминание об истинной сущности тени, и Умбра – чёрный, поблескивающий, голодный.

Голос Клавикуса звучит в её голове.

– Ну, это было не так-то плохо, а? Молаг Бал вспомнил о том, что другим тоже хочется поразвлечься, а ты получила свою душу. Правда, она заперта в Умбре. Теперь уже навсегда.

– Зачем тебе моя душа, Вайл? – Ритлин чувствует, что это слишком похоже на правду, чтобы быть ложью.

– Ты ведь и правда могла стать Вестидж. Вершить судьбы Тамриэля и всё такое. Но всё случилось как всегда, старик перепутал камеры, дочь великана заблудилась в лабиринте, и ты осталась никем. Но ведь у тебя целая вечность. Как и у твоей души. Ты даже не представляешь, к чему это может привести… скажем… лет через тысячу. Отличная сделка! Отличный шанс! А теперь иди. Как-нибудь я о тебе вспомню.

Ритлин послушно поднимается с песка и поднимает Умбру. Умбра кажется ей прекраснее всех сокровищ айлейдов и ценнее всех даров И‘ффри. Она думает, что теперь не выпустит его из рук никогда.

Славная сделка, – мысленно говорит она. Ей хочется смеяться и убивать – просто для того, чтобы жажда Умбры немного утихла. Он хочет свежие души.

– Ах да, Умбра, – вновь возникает из своего неведомого Забвения голос Клавикуса, – я совсем забыл. Он всегда голоден.

Комментарий к Тень (Vestige, Умбра, лорды дэйдра), TESO

[1] Лазурная Плазма – субстанция, которая составляет физическую форму тени

[2] Тень – vestige.

[3] Прядильщик – Spinner

========== Свобода (Мерсер Фрей, Галл Дезидений), Skyrim ==========

Комментарий к Свобода (Мерсер Фрей, Галл Дезидений), Skyrim

В каком-то роде продолжение “Предателя” (http://ficbook.net/readfic/1295042). “Что случилось с Мерсером после смерти”.

Озвучка от Росио (Апрель) и Melly: https://vk.com/wall-50622380_6131

Смерть была слишком быстрой, чтобы позволить ему хотя бы почувствовать страх.

Просто в какое-то мгновение Мерсер отшатнулся назад, прочь от человека, которого он считал мёртвым; неуклюжий шаг разорвал стремительную связку ударов, слепое лицо снежного эльфа над ними задрожало и смазалось, а мгновением позже он понял, что ослеп сам.

Фрей почувствовал, что падает, но холода пещерной воды уже не ощутил.

Не было ни боли, ни звуков, ни света, даже страха вначале не было – только темнота.

Мерсер едва мог поверить в то, что произошло.

Его убил тот везучий ублюдок, который сумел выжить даже после того, как Фрей бросил его умирать в святилище Снежной Завесы. Проклятые Соловьи. Проклятая Ноктюрнал…

Мерсер вздрогнул. Упоминание леди Тайн, пусть даже мысленное, принесло невнятный холодок, пробежавшийся по разуму.

Если он мёртв, значит, он в Вечнотени.

И дороги назад в этот раз не будет.

Он шёл в бесконечной темноте до тех пор, пока отчаяние не пересилило надежду. Мерсер остановился, потирая руки – не для того, чтобы согреться, в Вечнотени он не чувствовал холода; для того, чтобы чувствовать хоть что-то. Больше не было спасительного огонька Ключа, Ключ покинул его, выбрав себе нового хозяина.

Не было н-и-ч-е-г-о.

Если он переставал ощущать касания хотя бы собственных пальцев, ему начинало казаться, что он – тоже частичка бесконечного мрака Вечнотени. Фрей старался не останавливаться на этой мысли, но она преследовала его с упрямством Гончих Хирсина.

Страх и отчаяние, нескончаемое, как темнота, – всё, что ему осталось.

Мерсер Фрей понял, что обречён.

– Это и есть твоя месть, Ноктюрнал? – крикнул он в пустоту, не зная толком, злость это была или смех. Пустота молчала.

Он решил больше не говорить ни слова: звуки таяли во мраке, оставаясь без ответа, и от этого становилось ещё хуже.

Вечность спустя Мерсер почувствовал, что сходит с ума.

У него не было сил больше брести по темноте (оставаясь на месте), надеяться на избавление (зная, что его не будет), сохранять спокойствие (понимая, что бесполезно).

Через какое-то время он перестал кричать.

– Мерсер.

Ты получила мою душу. Тебе больше незачем терзать меня видениями.

– Мерсер, – Галл опустился рядом, – очнись. Поговори со мной.

Фрей взглянул на образ, созданный Вечнотенью, и отчаянно возжелал вновь оказаться в бескрайней темноте. Мрак расступался, заставляя его видеть Галла – не призрака Соловья, которые стояли на страже Сумеречной гробницы; не тёмно-дымчатый силуэт; у Галла был его тамриэльский облик. Живой. Человеческий.

И тьма не закрывала его, не позволяя Мерсеру не видеть.

Всё оказалось зря.

Он убил лучшего друга, и всё, чего он добился – собственного безумия. Призраков вины, которые будут преследовать его в посмертии до тех пор, пока он не забудет, что такое вина, пока не сотрётся до конца его память, пока из его остатков не исчезнет всё человеческое.

– Мерсер, вспомни, темнота имеет границы. Я не иллюзия – я бы не посмел стать твоим палачом, даже если бы этого пожелала соловьиная леди.

Мерсер, не выдержав, засмеялся сквозь слёзы – да, иллюзия была слишком похожа на Галла, Ноктюрнал постаралась; настоящий Галл и вправду никогда не пришёл бы к нему, чтобы быть продолжением пыток дэйдра.

Мерсер Фрей плыл в чернильном непроглядном мороке, и в его собственном аду не было места ни для кого больше.

Дезидений вздохнул, но остался.

– Прости, я подвёл Гильдию, – разговор с иллюзией не хуже любого другого, и поможет ему не сойти с ума ещё какую-то долю вечности.

Не то чтобы это что-то решало, конечно.

Но неуловимо становилось легче.

– Я не сумел сохранить Ключ. Я ошибся, когда поверил, что дэйдрический артефакт не попытается предать своего хозяина. Я слишком доверял его песне.

Галл молча глядел на него – без обвинения или гнева; без жалости, которую так боялся увидеть Фрей.

– Мне жаль, что я ничего не изменил. Мне потребовалось убить тебя, занять обманом место главы Гильдии, обвинить невиновного, чтобы поверить в то, что никто больше не попадёт сюда, Ноктюрнал больше не раздерёт на части ничью душу, и это всё оказалось бесполезно. Знаю, ты, наверное, мне бы не поверил. Я на самом деле жалею не о том, что убил тебя, а о том, что убил тебя зря, и я сделал бы это снова, будь у меня надежда на то, что это что-то изменит.

– Я знаю, Мерсер. Я прощаю тебя.

Фрей скривил губы в усмешке.

– А настоящий Галл не простил. Но какая в этом разница сейчас? Я даже не знаю, где он, и что случилось с его душой. Наверное, он уже превратился в этот туман удачи. Или Ноктюрнал не позволила ему этого, обвинив в том, что он не предотвратил кражу Ключа.

Мерсер отрешённо подумал, что да, наверное, так и есть. Галл виновен перед дэйдра в том, что не сумел остановить его, а значит, вряд ли Ноктюрнал позволила ему Забвение.

– Он расплачивается за то, что сделал я. Ну, за собственную глупость тоже, конечно, – добавил Мерсер. По лицу иллюзорного Галла пробежала тонкая улыбка. – Я даже не представляю, чтобы он мог меня простить после этого. К счастью, мне это не нужно. Я не думаю, что что-то вообще имеет значение теперь. И всё-таки жаль, что я не могу его увидеть: oн интересовался этим клятым Ключом, хоть и не владел им, а я бы мог многое ему рассказать. Не думаю, что кто-то знает о Ключе больше меня.

Мерсер немного помолчал.

– Из смертных, – зачем-то уточнил он.

– Я здесь, Мерсер. Я не иллюзия, выдуманная твоим разумом в попытке не сойти с ума, и не издевка Ноктюрнал. Я и есть Галл Дезидений.

Фрей взглянул на образ старого друга – такой предательски-знакомый; тёплые искры на дне карих глаз, мягкая улыбка, прячущаяся в уголках губ, Галл Дезидений, непонятно как ставший вором вместо учёного, и при этом ставший лучшим.

Лучшим вором. И лучшим другом.

Даже голос его остался прежним. Мерсер думал, что давно похоронил Дезидения на задворках памяти – ему нельзя было допускать сомнений, нельзя было допускать сожаления, и поэтому в Гильдии никогда не говорили о предательстве, которое на самом деле было двойным.

Мерсер старательно забывал Галла последние двадцать пять лет, чтобы сейчас, в Вечнотени, оказаться наедине со своим кошмаром.

– Хватит купаться в своих страданиях, Мерсер; тебе хватит сил, чтобы трижды обойти Вечнотень и достать Ноктюрнал своим брюзжанием так, что она выпинает тебя обратно в Тамриэль, лишь бы ты больше здесь не появлялся. У меня, в конце концов, тоже есть дела, и я не могу выслушивать твои исповеди вечно.

Фрей безмолвно уставился на призрака из прошлого.

– Поднимайся и пошли, – Галл бесцеремонно поставил его на ноги.

– Что за дэйдр…

– А, так теперь ты веришь, что я настоящий?

– У меня ушло немало времени, чтобы найти тебя. Что ни говори, а ты отлично выучился трюкам Ключа – эта часть Вечнотени пуста, как сам Обливион; мне кажется порой, леди забыла о её существовании.

– Разве дэйдра способны забывать? – не удержался Фрей.

– Это дэйдра, Мерсер, с ними никогда нельзя сказать наверняка. Ноктюрнал – воплощение непредсказуемости. Это прекрасная причина, по которой я всё-таки сумел тебя найти, и по которой ты всё ещё Мерсер Фрей, а не осколки Мерсера Фрея.

– Хорошо, кто бы ты ни был, призрак, иллюзия, Галл Дезидений или сама Ноктюрнал, ты своего добился, я всё ещё тебя слушаю и за тобой иду, а теперь объясни мне, что, испепели меня атронах, произошло, – потребовал Мерсер. Прийти в себя оказалось неожиданно легче, чем ему казалось в бездонном океане отчаяния и темноты.

– Ну, ты ведь должен был понимать, что дэйдрические артефакты неизбежно оказывают влияние на своего носителя, верно? Несмотря на то, что Ключ хотел покинуть тебя, и несмотря на то, что ты умирал, ты сумел сбежать в ту часть Вечнотени, которая наиболее безопасна для тебя.

– Что.

Галл покосился на него с некоторым сомнением.

– Я умирал, Галл, и это происходило быстро, я не то что не мог никуда сбежать, я даже понять ничего не успел! – яростно рыкнул Фрей.

– Мерсер, а тебе, хм, никогда не казалось, что даже когда ты оставлял Ключ в тайнике, тебе всё равно остаются подвластны некоторые его свойства? – задумчиво спросил Дезидений.

– Да, но тогда он подчинялся мне, а не Счастливчику! Галл, я не смог даже его убить, а ты пытаешься доказать, что…

– …что ты научился кое-чему, проведя двадцать пять лет с одним из сильнейших артефактов? Да, – невозмутимо согласился Галл. Мерсеру показалось, что Дезидений незаметно улыбается, но детали съел рассеивающийся полумрак. – В тебе осталась часть его силы, и ты, умирая и сам того не осознавая, использовал её – чтобы избежать участи, которая ожидала тебя. Возможно, эта сила до сих пор скрывает тебя от Ноктюрнал… возможно, нет. Скорее всего, нет. Но ты оказался в самом дальнем уголке Вечнотени, и провёл там достаточно много времени, прежде чем я нашёл тебя.

– То есть, Ключ вернулся в святилище, – с горьким смешком уточнил Мерсер. – Раз ты здесь, а не там.

– Мерсер, дружище, я сказал, что прощаю тебя, но это не значит, что я не могу исчезнуть в темноте прямо сейчас, чтобы дать тебе еще какое-то время подумать о том, что ты сделал, – Дезидений, остановившись, строго взглянул на бывшего подчинённого. – Я двадцать пять лет сходил с ума, заточённый в облике призрака в Сумеречной гробнице – по твоей вине, Мерсер. Я успел возненавидеть тебя и простить раз десять, не меньше. Ты провёл здесь – для сравнения – не больше месяца. Не испытывай судьбу сейчас.

Фрей счёл за лучшее заткнуться и помолчать.

– Зачем же ты тогда отправился искать меня? – всё-таки решился спросить он. Галл пожал плечами.

– Не ищи всему причину, Мерсер. Я захотел помочь тебе.

– Я действительно был уверен, что ты – продолжение пыток Вечнотени. Тебе сложно было сразу всё это сказать? – мрачно осведомился мечник, хоть и понимал, что жаловаться должен как раз Галл.

– Пытки ещё даже не начинались, – в усмешке Галла было что-то новое, что-то изменённое – Вечнотенью или двадцатипятилетним заточением в святилище, Мерсер не знал. И не был уверен, что хочет знать. – Я просто подумал, что ты можешь захотеть выговориться. Всё-таки у тебя не было собеседника, которому ты мог полностью доверять, двадцать пять лет.

– Как и у тебя, – не удержался Мерсер.

– Как и у меня.

– Я правда могу рассказать тебе очень много – о Ключе, если тебя всё ещё это интересует. Или о Гильдии. О погоде в Рифтене, в конце концов.

– Я бы рад, Мерсер, но я не знаю, как долго у тебя будет шанс ускользнуть. Твоя возможность спастись может исчезнуть в любой момент, если Ноктюрнал пожелает остановить нас.

– Какая возможность спастись?

Галл остановился и посмотрел на него едва ли не с жалостью.

– Мерсер, ради Девяти богов, ты создавал великолепные хитроумные планы, не превращайся в идиота сейчас. У тебя всё ещё есть остатки силы Ключа. Возможно, они угаснут со временем, возможно, нет, – но сейчас ты пока что можешь использовать их, чтобы уйти из Вечнотени.

– В Этериус? Или в Тамриэль?

– Куда попадёшь, дружище. Ты мёртв, не забывай. Пройти ты сможешь и в Тамриэль, но я не знаю, что случится с тобой там.

Мерсер хмуро взглянул на прежнего главу Гильдии.

– Галл, я не думаю, что я в этом уверен. Я не чувствую никаких изменений. Но, даже если ты прав, и я смогу сбежать от Ноктюрнал… что будет с тобой?

Дезидений непонимающе смотрел на него несколько секунд, а потом, догадавшись, искренне захохотал.

– Ох, Мерсер, только ты мог задуматься о моём благосостоянии через двадцать пять лет после моей смерти!

– Галл, я не шучу! Ты должен понимать, что, если мне удастся сбежать в Тамриэль – призраком, зомби, ожившим самим собой – первым делом я пойду и снова украду этот треклятый Ключ! Я не успокоюсь, пока он там! И если за это Ноктюрнал будет пытать тебя, то это имеет для меня значение, дэйдра тебя побери! – Мерсер едва сознавал, что уже почти кричит.

Галл всё ещё улыбался.

– Ты думаешь, для кого-то это загадка, дружище? Конечно же, Ноктюрнал знает это так же, как это знаю и я. И если ты всё ещё рядом со мной, то у неё нет желания открыто препятствовать тебе. Дэйдра почти всесильны, а в своих доменах они всесильны абсолютно; было бы совсем скучно, если бы они самолично вмешивались в дела смертных? Им и так невесело, я думаю.

– Я думаю, последний год развеселил Ноктюрнал за предыдущую сотню и ещё десяток, – буркнул Мерсер. – Не знаю, как тебе, Галл, а мне очень тоскливо сознавать, что я всего лишь кукла в руках кого-то настолько могущественного, что ему скучно даже решать мою судьбу.

– Не думай об этом, – философски посоветовал Дезидений. – Ведь ты сам когда-то выбрал для себя путь проводника её воли, а значит… ладно, хорошо, не будем.

Темнота расползалась по краям, прячась в уголках глаз; дорога из каменных плит вырастала под ногами, сплетаясь причудливыми танцующими узорами. Мерсер внезапно осознал, что Галл здесь – не гость и не вор, а один из хозяев; он примет Забвение легко и с улыбкой. Для него не будет ни вечной пытки, ни мучений расколотой на части души – он здесь по праву, он выполнил контракт с честью, не пытаясь увильнуть от условий.

Ему, Мерсеру Фрею, никогда не прийти в Вечнотень, как в давно забытый и вновь обретённый дом. Как и очень многим Соловьям.

Мерсер зачерпнул рукой полную горсть живого тумана. Ложь. Всё это – ложь, иллюзия. Забвение не может быть домом.

Эй, – позвал он наугад, мысленно обращаясь к вору, который спас ему жизнь во время первого его визита в домен леди Тайн. Море тумана у ног заколебалось, а парой секунд позже тёмный дымок обвился вокруг предплечья.

«Обречён вечно помнить».

– Завёл друзей, м?

Мерсер не ответил. Дымок прочно приклеился к нему, не желая отпускать. Фрей поколебался какое-то время – он собирался поздороваться, а не таскать его с собой – но потом только мысленно вздохнул. Дэйдра с ним.

– Мы пришли, – Галл остановился. Впереди простиралась уже знакомая Мерсеру пустошь, беспорядочно уставленная арками и дверьми. – Чтобы открыть проход, нужно иметь, что открывать, верно?

Мерсер смотрел на каменные резные колонны, украшенные драконьими головами, и не мог поверить.

После всего, что он сделал, после всех предательств, обманов и убийств, Ноктюрнал отпускает его? Просто так?

Он подошёл к арке, приглянувшейся ему, безразлично пропуская прочие; коснулся рукой изогнутых каменных клыков – по коже потёк холод, настоящий холод. Мерсер по-прежнему не чувствовал никаких изменений.

И вдруг понял – и не должен чувствовать.

Потянулся к силе Ключа – так же, как делал сотни раз до этого, и песнь откликнулась ему, зазвучала тихо-тихо, только теперь уже не в Ключе. Дэйдрический артефакт больше не служил ему, но и не был ему нужен.

Теперь источником был он сам.

Мерсер Фрей воскрешал в себе чувство всё получится.

Мерсер Фрей воскрешал свободу.

– Мы оба знаем, что дело не в клятвах и не в чести, – тысячеголосая Ноктюрнал зазвучала в его голове – и одновременно всюду и всегда. – Достойная игра, Мерсер Фрей. Иди и помни – я позволила тебе жить.

Мерсер тяжело сглотнул иронично-звенящий отголосок бессмертного хора дэйдрического голоса. Сила Ключа пела и переливалась, зовя за собой.

Всего лишь пройти через арку.

Оставить за спиной Вечнотень, призраки прошлого, хитросплетения гильдейских интриг и проклятые артефакты. Взять с собой связку отмычек и старые мечи и никогда, никогда больше не возвращаться.

Конечно, моя леди.

– В другой раз, – ухмыльнулся Мерсер, не глядя выбросил назад руку, хватая Галла, и шагнул под арку.

========== Вопросы веры (Нереварин, Кай Косадес, Дагот Ур), Morrowind ==========

Зурин Арктус был умён, нечеловечески умён. Отличный наставник-проповедник, вроде Велота или Вивека, только на имперский манер.

Однажды он сказал очень простую, но невероятно важную вещь.

Событие зафиксировано Свитками и пророчеством, но Событию нужен тот, кто его совершит.

(Спасение гарантировано вам – найдите же того, кто спасёт вас.)

Мельи был охотником – из южан, привыкших к душным болотам близ границ Чернотопья; не одним из лучших, скорее, одним из тех, кому хватало умений кормиться своим ремеслом. Прекрасное время это было; для кагути не имеет значения, кто ты такой, им достаточно твоих стрел.

В первый раз Ввандерфелл встретил его ошеломительно-чарующим запахом свободы, к которому примешивалась затхлая сырость залива. Позже – в Балморе – дождём и протекающей крышей дома Кая Косадеса.

Кай Косадес был пьян и без рубашки, и Мельи, с которого вода стекала на пол, больше всего на свете хотел отдать ему пакет и избавиться от поручения, полученного перед выходом на свободу. Возможно, думал он тогда, этим всё и закончится.

Он не знал одного.

Кай Косадес был пьян и без рубашки, но это не мешало ему искать того, кто спасёт их – и верить, что сможет найти.

– Было множество ложных Нереваринов, – говорит Мельи, наконец расстегнув проклятый хитиновый доспех и прислонив его к стене. Доспех прошёл буквально огонь и воду и теперь только что не разваливается на части – заменённые кожаные ремни всё ещё держат вместе изрубленные куски потемневшего хитина.

– Выброси эту дрянь и купи новую броню, – кратко говорит Косадес, собранный и сосредоточенный, словно воин перед поединком. Мельи кажется, что это если не настоящее лицо имперского агента, то маска, наиболее близко отражающая его суть.

Слишком много было тех, кого Кай Косадес отправил к предкам, чтобы верить в образ пьяного старика.

– Нибани Меса, шаман Уршилаку, сказала мне о пророчествах… и о том, что были те, кто пытался их исполнить.

Мельи ждёт ответа, но Кай только молча листает записи – свои и чужие, все собранные в один переплёт. Всё, что смогли достать информаторы – от хаджитки, прятавшейся в подземельях Вивека, до информатора Зайнсубани – в одной книге. Мельи никогда не удавалось заглянуть туда: Косадес берёг её лучше, чем свои запасы лунного сахара.

При взгляде на Кая, листающего страницы, в разуме Мельи, бывшего охотника, со скрипом встаёт на место ещё одна деталь головоломки.

– Ты знал об этом? – тихо спрашивает он, почти не надеясь услышать, что ошибся. Косадес вскидывает глаза – холодные, как льды Солстхейма или прикосновение призрака.

– Разумеется, знал. Таких, как ты, было много. Больше, чем знает Нибани Меса.

– Почему ты мне не сказал?

– Потому что ты бы испугался. Попытался сбежать, допустил ошибку и погиб раньше времени, – хладнокровно отвечает Кай. Мельи скользит по нему взглядом, вспоминая песчаные бури в пустошах эшлендеров и живых мертвецов в гробнице предков Уршилаку; он думает, смог бы выжить там Кай или нет.

В какой-то момент он понимает, что даже неспособен ощущать злость.

– Ты не худший кандидат, Мельи, – говорит имперец, прежде чем снова сфокусироваться на записях. – Мне нужно время, чтобы просмотреть записи Нибани. Займись своим доспехом. Учитывая, что тебе придётся делать дальше, я бы порекомендовал обзавестись чем-нибудь получше: это может спасти твою жизнь.

Мельи думает, что его жизнь была решена за него с момента взятия под стражу – там, у границы с Аргонией. Он потерял власть над свой судьбой, влияние на неё и право выбора.

Ему кажется, что, даже если он сбежит прочь, затеряется в пыльных бурях эшлендерских земель, наймёт корабль до берегов Истмарка и исчезнет в скайримских снегах, его и там отыщет посыльный Империи, гонец Косадеса, и выдаст новое поручение.

С ночными кошмарами об огне и пепле, разъедающими плоть, Мельи смирился уже давно. Кошмары не прекратятся, пока не исчезнет и память о Шестом Доме. Его, Мельи, преследование не прекратится, пока не исчезнет память о Нереваре и Пророчествах.

Кай смотрит на него очень-очень внимательно, не отводя взгляда, и Ложному Воплощению кажется, что сейчас имперский агент просто вышвырнет его прочь из дома. Мельи торопливо бормочет извинения и уходит, прежде чем терпение Косадеса окончательно иссякает.

Зелья Тьермэйллина, альтмера-Клинка, жглись, словно ядовитые щупальца нетчей. Золотокожий эльф обошёлся снисходительной улыбкой, когда Мельи в первый раз попробовал его эликсиры, исцеляющие болезни: самому Мельи показалось, будто проклятие Азуры ожило вторично, решив окрасить его кожу пеплом не только снаружи, но и изнутри.

«Дешёвые зелья – соответствующее качество», – только и сказал тогда, едва улыбаясь уголками губ, Тьермэйллин. – «Они вылечат тебя, или придадут сил, или даруют способность ходить по воздуху… но не ожидай, что это будет приятно».

Таковым было всё, что когда-либо получал от Клинков Мельи, бывший охотник, ныне агент Империи. Всё, что сделал для него Кай Косадес, было определённо полезным. Каждое его задание несло новые знания и новые победы. Мельи не мог не признать, что методы работы Мастера Ночи были эффективны.

Но они были сродни дешёвым эликсирам Тьермэйллина: вначале горло раздирает жгучая смесь, затем в глазах темнеет от резкого магического воздействия, потом ты жалеешь, что не сдох до того, как выпил треклятое зелье.

Какое-то время спустя, конечно, становилось понятно, что эликсир себя оправдал – и Мельи снова приносил золото молчаливому Тьермэйллину.

Первые признаки корпруса начинают проявляться спустя неделю после похода в Илуниби – под кожей поселяется зуд; вначале он почти незаметен, позже усиливается.

Мельи знает – чувствует – что будет дальше; зуд начнёт сводить с ума, обратится в боль, когда тело начнёт меняться. В таком состоянии он едва будет способен трезво мыслить. Заражённого корпрусом нелегко убить, но в его движениях поселится сковывающая медлительность, которая рано или поздно приведёт его прямиком на свидание с предками.

…Если раньше это не сделают ночные кошмары.

– Его голос в моей голове, – говорит Мельи; старается, чтобы это прозвучало отстранённо, но на самом деле он похож на одержимого или одурманенного сахаром. – Я… вижу сны… про Шестой Дом, и они всё ярче, всё больше похожи на настоящий мир. Я боюсь, что однажды не сумею различить ложь.

Кай Косадес изучающе смотрит на него. Во взгляде Клинка не больше сочувствия или вины, чем в стали настоящего лезвия. Мельи подмечает это, хотя из-за корпруса ему всё сложнее сосредотачиваться на чём-то.

– Чувствуешь себя Нереварином? – спрашивает Кай, и Мельи почти готов принять это за насмешку, когда неожиданно-запоздало понимает, что имперец и не думал смеяться.

– Я чувствую себя как никогда смертным, – после долгого молчания отвечает Мельи. На лице Кая по-прежнему не видно и тени улыбки.

– Тебе лучше перестать чувствовать себя смертным, Нереварин.

Мельи глядит на него – тёмно-багровой радужки почти не видно за расширившимися зрачками – и как никогда отчаянно желает, чтобы на этот дом пала кара богов. Неважно, будут ли то Девятеро, Трибунал или сам Дом Забот.

От слабого ощущения невозможности изменить собственную судьбу ему хочется кричать.

– Я не Нереварин. Я Мельи, охотник; ты не сделаешь из охотника героя, – едва заставляет себя выговорить Мельи. С корпрусом всё тяжелее справляться – колючий зуд под кожей с каждым днём всё нарастает, словно дэйдрический палач зашивает внутрь мелкие колючки трамы, а от Илуниби до Балморы нет быстрого пути. Лишнее время теперь будет дорого ему стоить.

Лицо Косадеса остаётся столь же бесстрастным.

– Быстрый Эдди знает немного о лечении корпруса. Вернее, о том, кто может вылечить корпрус, – седой Клинок отворачивается к тумбочке, на которой стоит плоская тарелка с лунным сахаром. Мельи отводит взгляд – Кай никогда не помогал ему лично, но и не принимался за сахар, когда ему нужна была помощь.

Ему всё равно, что с тобой произойдёт, шепчет голос в его голове, до безумия похожий на тот, что взращивал его ночные кошмары и пророчил славу Шестого Дома. Мельи на мгновение зажмуривается – сильно, почти до боли – и невероятным усилием заставляет голос замолчать.

(Заставляет себя не слушать.)

– Я бы дал тебе немного скуумы – лучше скуумовый дурман, чем безумие корпруса – но, боюсь, тогда ты точно не сможешь договориться с перевозчиками, – продолжает Косадес, всё так же стоя спиной к нему. – Тебе нужен Дивайт Фир, Тельванни-отшельник, невероятно старый и точно такой, как все данмеры и Тельванни. Отправляйся в Садрит Мору и спроси о нём. Если понадобится, скажи, что ищешь Корпрусариум… впрочем, не думаю, что к тому времени тебе всё ещё будет нужно это уточнять.

Мельи решает не ждать прощального напутствия – всё равно бесполезно; с трудом поднимается, подхватывает трофейный Костегрыз и шагает к двери, но Кай всё равно окликает его:

– Не пожалей двадцати дрейков, купи у магов или у Тьермэйллина какую-нибудь дрянь, что заставит тебя проспать без снов большую часть дороги от Хла Оуд до Садрит Моры. Моряки обычно менее терпеливы, чем сухопутные перевозчики, и поэтому я советую тебе не кричать там о своём корпрусе или ночных кошмарах. Я не стану вылавливать из Внутреннего Моря даже Воплощение Святого Неревара.

Что говорил Дивайт Фир, тельваннийский маг, Мельи почти не помнил. Слова выползали изо рта Фира невидимыми скрибами и разбегались по сторонам; Мельи не мог догнать их всех и собрать воедино.

Он улавливал общий смысл – гном, ботинки, не убивай, принеси, выпей. Кивал, отвечал что-то столь же невразумительное, порой сбиваясь из-за растущего где-то внутри шёпота. Мёртвый Дагот Гарес, пепельный упырь Дагот Гарес оживал внутри разума Мельи: его голос нашёптывал молитвы Даготу, его голос воплощал сомнения и страхи. Мельи заставлял себя вспоминать до мельчайших подробностей, как щёлкнула тетива Костегрыза, подарив стреле скорость и магию, и как эта стрела проткнула голову жреца: он мёртв, повторял себе Мельи, он мёртв. Голос – лишь наваждение корпруса.

Он не помнил, как едва удержал в руках чашу с лекарством, не помнил вкуса эликсира – эликсира, который мог бы цениться больше, чем всё золото некоторых лордов Хлаалу. Просто голос Дагота Гареса растаял бессильной тенью, оставшись не больше чем воспоминанием, и наступила т-и-ш-и-н-а, прекрасная, словно божественный дар.

Мельи опустил чашу и только спустя несколько секунд осознал, что прошёл испытание, которое казалось невыполнимым.

– Если это не предрешённость судьбы, то что тогда? – спрашивает Мельи у Кая; Клинок хмурится по привычке, но тут же беззлобно усмехается, как усмехаются мастера, глядя на неумелых учеников.

Ветер на южной дороге переменчив; Косадес щурится – то ли от ярких лучей солнца, неторопливо скатывающегося по небу к стороне западного берега, то ли от мелкой пыли.

– Ты думаешь, что судьба ведёт тебя?

Мельи пожимает плечами.

– Я охотник, а не герой. Я должен был умереть уже сотни раз. Если не судьба, тогда что?

– О, я отдал бы половину богатств Тамриэля за то, чтобы ты был прав, но, к сожалению, судьба ещё не готова няньчиться с нами. Даже судьба героя. Но то, что ты исцелился от корпруса, даёт нам возможность верить.

– Верить можно всегда, – непонимающе морщится Мельи. Кай неохотно бросает на него взгляд и мгновенно отводит глаза – навстречу бьют солнечные лучи. Морровиндское солнце, струящееся остатками света, всё же слишком яркое для того, кто провёл последний месяц (месяц ли?..) в полутёмной комнате за изучением записей.

– Ты не знаешь всего одной детали. Нибани Меса тоже не знает её, хотя может догадываться. Служители Храма или Трибунала будут молчать даже под пытками. Есть способ стать богом, очень простой и безотказный. Тебе предстоит им воспользоваться.