Текст книги "Поверить тебе (СИ)"
Автор книги: Dark_Lord_Esti
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)
– Я должен быть там! – Заганос спешился и уже хотел направиться к шатру, но Шехин, воевавший вместе с ним и прежде, остановил его:
– Не сейчас. Еще стоит выждать.
– Да они же не справятся!.. Заложников не спасут и сами попадут в беду.
– Ты вспомни, как мы с тобой ходили в роли таких подсадных птиц. Смотри… кто-то уже выбежал из шатра.
А ведь и правда… Мелькнули несколько женщин и детей, спеша в храм.
Всадники начали приближаться. Когда они уже добрались достаточно близко, то увидели, как выбирались люди из-под разрезанных полотнищ, несколько мужчин даже спешили ввязаться в рукопашную со стражами. Военные бросились на помощь, отвлекая внимание на себя. Заганос сошелся в поединке сразу с двумя балтрейнскими солдатами. Тонкая, изогнутая сабля-килидж*** молнией мелькала в его руке, отражая удары. Лезвие кинжала вскоре обагрилось кровью.
В бою ночью хорошо только одно – цвет крови не так хорошо видно, она кажется почти черной, будто раньше, в черно-белом мире…
Яростная схватка закончилась довольно быстро. Вскоре раненных пленников уже вели в темницу. Заложники и девушки из труппы собирались вместе.
Оказалось, лучники, стреляя в неярком свете, всё-таки задели и нескольких своих – но, к счастью, раны оказались незначительными, стрелы всего лишь оцарапали кожу. Нафисе повезло меньше, ее угораздило ввязаться в поединок с военной из Ротт Орм, и теперь она шла, хромая и зажимая ладонью порез на бедре. Шехин поспешил ей навстречу и посадил на своего коня.
Шара стояла на месте, застыв и вглядываясь в одну точку. Поначалу никто даже не понял, что с ней.
– Вы ранены, Шара? – спросил Заганос, приблизившись к ней и увидев пятна крови на ее плаще.
– Н-нет. Это… чужая… кровь… – голос девушки звучал так, как если бы она выпила полный бокал снотворного или дурманящего зелья.
Но ведь она говорит, что не ранена, значит, воздействие оружия с ядом исключено. Или она просто не заметила мелкого укола?
– Уверены? Ни царапины? Идемте, нам нужно спешить, – поторопил ее Заганос.
– Со мной всё в порядке. Если… если это можно так назвать! – ее голос сорвался на плач.– Там была женщина из Ротт Орм. Она… оказалась моей ни-шан… мы… отказались от своей связи… одновременно… ее убила Айлин… если бы решилась я, я была бы тоже мертва… лучше бы я решилась!
Час от часу не легче. Почему магия дает о себе знать как раз в тот миг, когда это нужно меньше всего?!
Заганос даже не представлял себе, что сказать, какими словами утешить человека, с которым случилось непоправимое. Редко бывает так, чтобы кто-нибудь получил еще один шанс встретить ни-шан. А видеть гибель своей второй половинки… подобного и врагу не пожелаешь.
Он накинул Шаре на плечи свой плащ и только потом подумал: это же подарок Махмуда, вдруг Шара позже об этом узнает, и что она будет чувствовать, думая о счастливой паре рядом…
«Что бы мы с Махмудом ни пережили, у нас были счастливые дни… а у нее ничего такого уже не будет!».
– Держитесь, Шара, вы сильная девушка, вы справитесь, – уговаривал он. – Вы останетесь в моем доме, я дам вам выпить отвар «сна без сновидений».
– Не стоит… – она сначала засомневалась, но тут же передумала: – Хотя, нет… лучше я выпью ваше зелье. Так будет легче.
*
Когда Заганос добрался домой, у двери он увидел двух девушек в ажурных накидках.
– Заганос-паша, простите, что мы так поздно… еле добрались… – начала было Хатидже, но, увидев сестру, едва держащуюся на ногах, поспешила к ней.
Тут вторая «танцовщица» сбросила накидку и вуаль. Свет фонаря озарил золотистые пряди и бледное лицо. Ткань сползла с плеч, приоткрывая короткий лиф. Правда, в образе ночной пташки повязка на плече выглядела чуждым элементом, вызывающим тревогу.
– Махмуд?..
– Ты же знал, что мне придется идти в женском наряде, – Махмуд опустил взгляд.
– Но я не представлял, в каком. И если бы это было единственной вещью, о которой нам с тобой придется говорить! – ехидно ответил Заганос.
*
Он устал. Ему еще необходимо было найти снотворное зелье, и он сам хотел бы, проводив девушек в гостевые покои, лечь спать…
Но из мыслей не шло зрелище, которое он увидел мельком – Махмуд в лифе и юбке с длинными разрезами, приоткрывающими ноги и тоненькие полоски высоко зашнурованных сандалий. Пожалуй, это достойно того, чтобы пожертвовать еще часом-двумя сна…
Комментарий к Глава 24
Примечания:
*описанная уловка – одна из хитростей воинов-ниндзя
**японцы использовали для стрельбы трубки и ядовитые иглы, здесь прием немного изменен и название переделано под турецкое
***сабля-килидж – изогнутая относительно легкая сабля, в нашем мире – один из распространенных в Османской империи видов оружия
========== Глава 25 ==========
Спасительная темнота была так уютна и приятна… не хотелось открывать глаза, не хотелось ни о чем думать. Какое же это блаженство – просто лечь и спать!
Но что-то щекотало щеку, не давая оставаться в приятном забытьи. Прикосновение к плечу, едва ощутимое через ткань.
«Мы вчера так и легли спать одетыми…» – вспомнил Заганос, открыв глаза.
Махмуд спал рядом, прижавшись к нему. Волосы растрепались – именно это ощущение выбившейся пряди на коже нарушило чуткий сон. Повязка на плече могла сползти от любого неосторожного или слишком быстрого движения. Нужно будет посмотреть, как заживает рана, и перевязать снова.
– Ну, просыпайся, пропажа, нам сегодня дел еще хватит, – тихо сказал Заганос, проводя ладонью по спине мужа.
– М? так рано же… – Махмуд приподнялся, осторожно потянулся и всё равно поморщился от боли.
Когда он был одет в женский наряд, каждое его движение выглядело еще соблазнительнее. Хотелось держать его в объятиях, страстно целовать, отрываясь от таких желанных губ, только чтобы перевести дыхание. От этой мысли Заганос невольно смутился: Махмуд ведь ранен, ему пока не до того…
– Я должен убедиться, что тебя здесь лечили, как следует. Днем вернутся разведчики из окрестностей, нужно узнать, что происходит на дорогах. Мы не можем уехать из крепости, пока не позаботимся о безопасности людей, – Заганос отодвинулся от Махмуда, чтобы лишний раз не вводить себя в искушение.
– Ты говоришь, будто на совете. И всё равно чего-то стесняешься, – Махмуд улыбнулся. – Со мной всё в порядке. Ну, рука побаливает иногда, но уже не так сильно, как раньше. А знаешь, мне нравится, как ты сейчас на меня смотришь и краснеешь.
– Представляю, какой у меня сейчас вид!
– Зато ты не притворяешься, что тебя ничего не волнует, не изображаешь неуязвимого воина. Мы с тобой предназначены друг другу небесами, и я хочу видеть и знать, что ты чувствуешь на самом деле.
– Давай не будем об этом… не сейчас… – Заганос глубоко вдохнул и выдохнул, стараясь успокоиться.
– Прости. Я слишком далеко зашел. Ладно, сейчас сниму повязку, – Махмуд снял лиф, принялся разматывать полосы ткани на плече, и, чтобы сменить тему, спросил: – Я видел вчера, Шара так плакала… что случилось?
– Ее ни-шан оказалась женщина из Ротт Орм. И эта женщина сразу отказалась принять истинную связь. Сказала, у воинов ее ордена нет иной семьи, кроме боевых товарищей. Они с Шарой друг друга чуть не убили. Еще повезло, решающий удар нанес другой человек.
– Выходит, Шара теперь навсегда останется одна?! – растерянно воскликнул Махмуд. – Почему?! Это так несправедливо.
– В жизни не всегда всё случается так, как мы того хотим. Шшш… подвинься ближе, повернись. Да, с лекарем тебе повезло, – спокойно сказал Заганос. – Но я все-таки еще раз обработаю рану своими зельями и перевяжу заново.
– Но всё равно, у нее такой талант, и она так хотела встретить своего человека…
– Бывают люди, которым выпадает второй случай встретить свою судьбу, – чувствуя волнение любимого, Заганос утешил его. – Правда, это бывает очень редко.
Какое-то время он молчал. Встал с кровати, чтобы достать необходимые снадобья и материал для перевязки, обработал и перевязал заживающую рану. И только потом, осторожно обняв Махмуда, вернулся к разговору об истинных.
– Я раньше не говорил тебе об этом. Когда я учился в военной школе, у нас был один наставник. Замечательный был человек, все его очень любили, многим сиротам он стал как отец, хоть и был еще молод. А потом он вдруг пропал. Ходили разные слухи. От учеников старались всё скрыть, мы же были почти детьми. Но я уже в то время хорошо умел таиться, скрываться и подслушивать то, что мне интересно. Так я и узнал, что улем Йилдирим отравился. Не смог перенести того, что его ни-шан оказался балтрейнский офицер. Ему, наверное, было страшно выбирать между родиной и любовью. Что ни выбери, всё равно окажешься предателем. Наверное, на войне не один человек вынужден или отказаться от связи с врагом, или погибнуть, или допустить, чтобы его ни-шан убили другие. Шаре повезло, она хоть осталась жива. Я дал ей снотворное зелье. Сильное. После долгого сна ей легче будет смириться. Хотя это ничего не решит.
– И мы больше ничем не сможем ей помочь?
– Я подумаю, Махмуд, обещаю тебе. Но наука не всесильна…
========== Глава 26 ==========
Разведчики вернулись после полудня и сообщили, что во многих приграничных деревнях балтрейнские отряды появлялись, но, увидев разоренные повозки с порченым провиантом и трупы животных, не решались продвигаться дальше. Притом, бывали случаи, что крестьяне, опасаясь нападения врага, закрывали все лавки и постоялые дворы, прятались в погребах, а на дверях лавок, трактиров и домов рисовали краской три белые полосы – знак заразной болезни.
– Скорее всего, имперцев остановила угроза эпидемии, – сказал Айяс-бей. – Конечно, паша, слухи о вашем решении отравить колодцы и провиант тоже будут ходить, но хотя бы не так отразятся на вашей репутации.
Заганос пожал плечами. И ведь разведчик не юнец уже, опытный воин, а о таких мелочах беспокоится. Это ли главное!
– Моей репутации уже ничего не повредит, так что не стоит волноваться. Лучше скажите, мирные жители не пострадали?
– Нескольких торговцев, которые не успели закрыть свои лавки, имперские солдаты избили и ограбили, и убили крестьянина с семьей, которые рискнули в такие неспокойные дни выбраться в дорогу, – с сожалением ответил Айяс-бей.
– Прискорбно. Пусть боги смилуются над душами погибших… – тихо произнес Заганос.
Закатные твари побери, почему, ну почему есть люди, которые не прислушиваются ни к советам других, ни к голосу здравого смысла?! Пока ты тут спишь урывками, после рискованной вылазки еще и сидишь в кабинете и собираешь по крупице все сведения о том, что происходит в стране, кому-то неймется лезть в самое пекло. Ну чего стоило тому бедолаге нарисовать на двери дома три белые полосы, спрятаться с семьей в погребе и не высовывать свой нос, пока враг не отступит?!
Слухи об эпидемии значили еще и то, что торговля в этом году будет похуже, не все иностранные купцы рискнут приехать в Турцию, большинство направит свои караваны в обход. А турецким путешественникам не сразу позволят пересечь границы других стран, будут держать в карантине.
Но это не такая уж большая цена за то, что войну с Балтрейном удалось предотвратить. Пока что удалось.
Сколько еще времени есть в запасе, пока в Сент-Михаэле будут считать вторжение в Турцию опасным? Год? Полтора, в лучшем случае, не более… и то, на полтора лучше не рассчитывать.
Отпустив разведчика, Заганос устало опустил голову на сложенные руки. Главная беда уже миновала, но… что скажут в столице о том, что происходило в Хизаре? Не заподозрит ли верховный паша губернатора в предательстве?
«Да и я могу запросто лишиться поста, ведь это я назначил Ибрагима на должность, я допустил, чтобы он руководствовался в своих решениях жалостью, а не политической целесообразностью… КАК я мог такое допустить?! Но ничего ведь не предвещало, до этого случая он справлялся со своими обязанностями… а теперь ему может грозить и военный трибунал…».
Впрочем, что толку терзать себя сомнениями теперь, когда всё уже свершилось. И могло быть намного хуже.
Переведя дыхание, Заганос написал письмо в Совет, кратко сообщая о событиях в крепости. Отослал гонца, а затем поднялся в покои на втором этаже, чтобы навестить Шару.
*
Девушка успела проснуться и привести себя в порядок, и уже сидела за столом с чашей фруктового напитка. Но взгляд выдавал, что недавние события дались ей нелегко.
Заганос сел в кресло рядом и сказал:
– Как вы себя чувствуете, Шара-хатун?
– Немного лучше, чем вчера, спасибо… – она криво улыбнулась.
– Мне жаль, что всё произошло именно так. Вы держались храбро, как настоящий воин.
– Вам нет причины сожалеть или чувствовать свою вину за… за смерть моей суженой, – Шара с трудом, но произнесла эти слова. – Ведь если мы с ней были предназначены друг другу, то мы бы рано или поздно встретились. Не сейчас, так позже. И вдруг позже случилось бы что-то худшее?.. – она вздрогнула. – Нет, нет, это очень страшно… я не знала ее, но мне горько так, будто погиб кто-то родной и близкий.
Заганос молчал. Он лишился семьи, он потерял многих друзей на войне, но эта боль, наверное, не идет ни в какое сравнение с тем, что чувствует человек, потерявший ни-шан. Это и правда страшно. Это всё равно, что лишиться части себя.
Наконец он решился сказать:
– Я дам вам еще снотворных и успокаивающих зелий про запас. Вряд ли они полностью изгладят боль, но, может, сделают ее выносимой.
Шара посмотрела на него так, будто хотела попросить яд, который позволил бы навсегда покончить со всеми страданиями. Но сказала:
– Вы так беспокоитесь обо мне… вы вовсе не такой, как о вас говорят. Кажется, теперь я понимаю, почему Махмуд остался с вами.
Опять, опять каждое слово – будто шаг по тонкому мосту над пропастью!..
– То совсем другое. Давайте лучше не будем говорить о связи избранных, незачем растравлять свежие раны. Знаете, Шара-хатун, не избранного тоже можно любить всей душой. Любить очень сильно. Понимать с полуслова, делиться каждой радостью и печалью…
Впервые за столько лет он с кем-то заговорил о Лейле. Но сейчас… наверное, сейчас это было необходимо.
========== Глава 27 ==========
Пленных из Балтрейна держали в темнице при крепости. Заганос отправил в Сент-Михаэль гонца с письмом о том, что готов обменять пленных на турецких подданных, попавших в балтрейнские тюрьмы, или принять выкуп. Он собирался оставить арабов в заложниках, но за кочевников вступился Махмуд.
– Они не виноваты в том, что помогали имперцам! Бедных людей просто обманули…
– Как мило, ты с трудом ходишь по дому, у тебя еще то и дело кружится голова, и ты уже спешишь снова кого-то защищать! – Заганос скривил губы в насмешке. – Эти «бедные и несчастные» люди вовсе не так безобидны, как ты считаешь.
Махмуд устало потер виски кончиками пальцев, хотел было подняться с кресла, но тут же вернулся на место.
– Да, и правда голова кружится. Но все равно, ты судишь кочевников слишком строго. У них нет своих домов, нет своих городов, они меньше знают о мире вокруг… а у балтрейнцев есть всё.
Заганос какое-то время перекладывал на столе листы, перья и грифели – не затем, чтобы навести порядок, в его рабочем кабинете всё всегда было на своих местах, а просто чтобы погасить вспыхнувший было огонек раздражения. Ну почему такой способный, такой умный парень иногда мыслит наивно, как подросток?! Нельзя в политике жалеть всех и каждого, нельзя!
– Ты хорошо знаешь землеописание, правда, дорогой?
– Я был в учебе одним из лучших! – с гордостью сказал Махмуд.
– Вот-вот, так что, думаю, тебе известно, сколько на континенте неосвоенных земель. В том числе тех, где арабы кочуют давным-давно и хорошо там знают каждую тропинку. Что мешает им построить свое жилье? Что мешает заключить союз с мирными странами и прислать свою молодежь учиться ремеслам? Дорога не из легких, но наш народ ее в свое время прошел…
Махмуд молчал, опустив голову. Но вскоре тихо сказал:
– Ты прав. Но, с другой стороны… если мы отпустим на свободу кланы, которые были в Хизаре, они смогут рассказать другим арабам и прочим кочевым племенам о том, на какой обман способны имперцы. Если же свидетели всех событий останутся здесь, вести дойдут до людей в других государствах не так быстро.
– Что-то в этой мысли есть… – согласился Заганос. – Пожалуй, в нашем нынешнем положении мы вряд ли потеряем слишком много, если отпустим большинство арабов. Хотя я настаиваю, чтобы сыновья и дочери вождей остались в Хизаре как гаранты мира.
– Пусть будет так, – Махмуд отвел взгляд. – Мы с тобой торгуемся, будто на дипломатических переговорах…
– Ты с самого начала знал, иногда так и будет. Пойми, если о подводных камнях политики не скажу тебе я, ты наткнешься на них сам, и тогда всё будет гораздо сложнее. Но мне и в самом деле не так уж сильно нравится, что мы с тобой так часто говорим о делах. А я до сих пор не сказал тебе, что половина моих здешних осведомителей рассказывали о твоих танцах на площади, как о главном событии месяца. Даже лучшая куртизанка в городе тебя оценила. Мне то и дело хотелось ревновать, когда я думал, что все видели тебя в незабываемых нарядах, а я, законный муж, был где-то в пути.
Махмуд покраснел по уши.
– У меня в сундуке еще одно платье осталось… я в нем на представления не выходил, оно мне показалось слишком… вызывающим.
– По сравнению с тем, в котором тебя ко мне привели? А мне-то казалось, я знаю всё, на что способны твои подруги! – представив себе «более вызывающий» наряд, Заганос подумал, что в последнее время не так уж мало выспался. И открыл ящик, чтобы достать ту самую шкатулку, с браслетами-оберегами. – Я совсем забыл… я ведь тебе подарок привез…
– Значит, ты верил, что я ничего не сделал бы назло тебе, – Махмуд улыбнулся.
– Надеялся. Слава небу, что не зря.
Теперь все подозрения, все пережитые страхи отступали, почти забывались. Главное – Махмуд не обманул, не предал, не изменил… а даже если и совершил ошибку, это не так страшно. Даже если предстоит суд. Даже если Великий паша сочтет их обоих виновными в неосторожных решениях, если Совет примет решение разжаловать их обоих…
Не конец света. Справимся. Могло быть и хуже.
Тонкое, изящное бело-голубое кружево смотрелось на запястье Махмуда идеально, будто браслет плели по его мерке.
– Лиловый – твой? – спросил Махмуд. – Похоже, мастер хорошо тебя знает.
– Да, мы с ним работаем вместе. Рейхан отлично разбирается в людях, он мог бы стать и жрецом, но выбрал искусство.
– И сколько у тебя таких «полезных людей» вне армии?
– Хватает… – Заганос пожал плечами.
Рассказать о сети осведомителей и о кристаллах сейчас или подождать?.. Вот еще один шаг, который он еще не спешил сделать, хотя уже предполагал: когда-нибудь, возможно.
*
Следующим утром, на рассвете, Заганос и Махмуд выехали в столицу. Известие о том, что в Совете их ждут для рассмотрения дела о попытке имперцев захватить Хизар, застало их в пути. В письме говорилось, что до окончательного решения Совета дела их округов будут переданы другим генералам.
========== Глава 28 ==========
В неизвестности, в предчувствии опасности всё воспринималось острее, каждая минута казалась последней. Заганос не был уверен в своих предположениях насчет того, что решит Совет. Скорее всего, Ибрагим-вали лишится должности, и хорошо, если только должности… губернатор ошибся, оказалось, что на него возможно повлиять, надавить на жалость. Притом, его семья рядом с ним, и это самое уязвимое его место. Но он не преступник, он не заслужил трибунала! А что будет с его женой и детьми? Они не должны лишиться дома и средств.
Еще сложнее было с Махмудом. Да, он спасал друга, он сделал всё, что мог, чтобы ни кочевники, ни жители Хизара не поверили в обещания балтрейнских генералов. Но оставить свои обязанности, даже никому на время не передав текущие дела…, такое безрассудство могут осудить. Не говоря уже о том, что Махмуд самостоятельно действовал на территории чужого округа. Мальчишка! Талантливый, умный, всё схватывает на лету – но как же ему еще не хватает опыта, сдержанности, уверенности, умения отличить главное от второстепенного и ради главного чем-то пожертвовать. Всё это приходит со временем. Вот только будет ли еще это время и эта возможность?
Больше всего Заганос опасался, что после произошедшего и сам лишится должности, получит назначение в гарнизон на окраине и ничем не сможет помочь ни мужу, ни Ибрагиму.
«А если меня приговорят к казни и Махмуд останется один? Для него связь избранных так много значит, что это его убьет, и даже не в магии дело. И если наоборот, его приговорят, а меня оправдают, я… я без него жить не смогу».
Последняя мысль обжигала, будто огнем. Заганос привык жить сам по себе, рассчитывать только на себя. И думать о супруге, переживать за него, понимать, что лишиться его – всё равно, что не жить… от таких чувств и мыслей ему казалось, будто его поглощает какой-то водоворот, из которого невозможно выбраться.
Страшно чувствовать себя таким уязвимым.
Махмуд держался спокойно. Ему-то проще, он верит в справедливость, в то, что все и так всё поймут, как будто тоже были в Хизаре, и видели происходившее. И его не переубедить.
От неизвестности и предчувствия беды желание становилось еще острее и сильнее. Когда по пути они остановились на ночь на постоялом дворе в небольшой деревне, то любили друг друга до самого рассвета, забывая обо всем. И прошлое, и будущее осталось за дверью, ничего уже больше не значило. Только темнота комнаты, приятная прохлада чистых, свежих простыней и жар разгоряченных тел. Нежные прикосновения… Заганос ничего не помнил, ни о чем не думал, когда Махмуд ласкал и целовал его, отдавая ему всего себя без остатка, как в последний раз.
Даже если ничего уже не будет… хорошо, что эта ночь была.
*
Они прибыли в Альтун поздним вечером, уставшие после тяжелой дороги и бессонных ночей. Дом казался чужим, нежилым, хоть в Хизаре они были не так долго и всё это время слуги поддерживали привычный порядок. Просто… прежняя, почти беззаботная пора уже прошла. Даже если решение Совета окажется благоприятным, война не за горами. Вряд ли имперцы так просто откажутся от своих намерений.
Привычным и неизменным оставалось только одно – рано утром Махмуд сопротивлялся, когда Заганос его будил, напоминая, что сегодня они должны быть на заседании Совета.
– Что, уже порааа?.. – из кокона-одеяла высунулась растрепанная макушка. – Ну, еще минуточку.
– Ты хочешь, чтобы мы опоздали? Представь себе, что о нас тогда скажут.
– А я завтракать не буду, лучше еще чуть-чуть полежу, – Махмуд уткнулся носом в подушку.
– Чует моя душа, ты и без меня утром жил на одном кофе. Нет, птичка моя, пока мы еще живы, я не дам тебе гробить свое здоровье.
Махмуд с неохотой поднялся, начиная собираться. Впрочем, Заганос поддевал мужа только по привычке. Ему самому кусок в горло не лез, а кофе тем более успел опротиветь. «Что самое обидное, как бы нас ни решат наказать, мы это заслужили. Для кочевников давным-давно следовало построить постоялые дворы подальше от самых важных городов… а еще лучше – убедить вождей, что постоянные поселения на пока ничьих землях выгодны и им, и нам. Но самые лучшие решения приходят в голову тогда, когда уже поздно!».
От таких мыслей всё вокруг казалось мерзким и ненужным. Яркий солнечный свет – и тот раздражал. Но, почти в самый последний момент, Махмуд тихо сказал:
– Подожди. Вот, так лучше будет…
И Заганос почувствовал на своих плечах легкую-легкую темно-синюю ткань, спадающую, будто морская волна. Этот плащ Махмуд купил для него, когда вернулся из Сент-Михаэля. И накинуть ткань было просто идеально: сейчас, волнуясь, из объятий Заганос вырвался бы, но мягко обволакивающий плащ заменял прикосновения. Это значило: «Я с тобой, что бы ни случилось».
*
Они прибыли вовремя. У двери в сопровождении стражников уже стоял Ибрагим-вали. Махмуд приблизился к другу.
– Ибрагим! Почему они тебя вели, как преступника? Ты ведь ни в чем не виноват…
– Мы оба знаем, что виноват… – с грустью ответил Ибрагим. – И меня встретили здесь так, как я заслужил. Махмуд, пообещай мне… если я… если я не смогу вернуться, ты позаботишься о Мириам и детях.
– Не говори так! Даже не думай, что тебя могут казнить! – воскликнул Махмуд.
– Просто пообещай.
– Ты же знаешь, я не брошу твою семью в беде. Но давай будем надеяться…
Ибрагима вызвали первым. Заганос молча стоял и ждал. Впервые за столько лет он чувствовал себя лишним, ненужным во дворце. Его место было там, среди боевых товарищей… но теперь…
Время тянулось невыносимо медленно. Будто целая вечность прошла до того времени, когда к ним вышел Ибрагим, бледный, невероятно уставший – но счастливо улыбнулся и едва слышно сказал:
– Меня оправдали и оставили на должности! Теперь я могу не волноваться о Мириам…
========== Глава 29 ==========
«Это просто нужно выдержать. Всё равно, что сделано, то сделано. Уже ничего не вернешь», – подумал Заганос, переступая порог зала.
Он так привык к высоте рядов, где находились места глав округов, что стоять на самом нижнем уровне было теперь непривычно и неловко. Горькая и банальная истина: тому, кто уже привык к вершинам, больно падать вниз. Он вздрогнул, плотнее кутаясь в плащ. Надо выдержать. Ведь сколько еще не сделано, сколько всего не успел…
– Заганос-паша, Совет ознакомился с отчетами очевидцев о попытке арабов и имперцев захватить Хизар, – ровным тоном начал Буюк-паша. – Также нам были представлены сведения от ваших осведомителей. Из них следует, что ни в Хизаре, ни в других городах стратократии никто не знал о планах кочевников и их связи с орденом Рот Орм, таким образом, у нас нет оснований обвинять кого-либо из ваших подчиненных в подготовке восстания. Тем не менее, крепость оказалась под угрозой.
– Я признаю, что недооценил возможности кочевых племен, – сказал Заганос. – Учитывая внешнюю политику империи Балтрейн, я как глава округа должен был ограничить количество городов, где разрешено останавливаться арабским караванам.
– Закрытость – не выход из положения, – возразил Салуджа-паша. – К тому же, если мы закроем города от определенных кланов и народов, нас могут обвинить в предвзятости и использовать это как предлог войны.
– Главной ошибкой с вашей стороны было позволить значительному количеству военных одновременно выехать из Хизара по тем или иным делам, – добавил Халил-паша. – Впрочем, следует оценить то, как быстро охрана крепости смогла сообщить об опасности, и как вам удалось сразу же получить подкрепление из соседних городов. Именно потому Совет видит в ваших действиях тактические ошибки, но не намеренный ущерб.
Заганос молчал, ожидая, что скажет Великий паша.
«Могло быть и хуже…, я всё-таки не отрицал возможности, что Халил-паша обвинит меня в военном преступлении. Я же часто высказывался против его планов, убеждал Совет сократить строительства и финансировать армию. Да и от моего брака с Махмудом старик не в восторге, ему, наверное, кажется, что я издеваюсь над невинным беззащитным ребенком. Знал бы он, на что этот «ребенок» способен!».
– Совет, учитывая все известные обстоятельства, признал вас, Заганос-паша, невиновным, и принял решение восстановить вас в должности главы округа. Вы можете занять свое место, – провозгласил Великий паша. И после паузы объявил следующее решение. – Махмуд-паша, Совет вынужден отстранить вас от должности. Вы оставили доверенные вам обязанности ради частных вопросов, и вмешались в дела чужого округа. Также в нынешнее время ваше благородство, проявленное к вождям кочевых кланов, выглядит сомнительным для блага государства. Поэтому вы разжалованы до звания бинбаши в подчинении Халила-паши.
– Но почему?! – не выдержал Махмуд. – Разве было бы лучше оставить людей в беде?!
– Стремясь спасать друга, вы не приняли во внимание то, как это отразится на безопасности стратократии, – холодно-отстраненно объяснил Буюк-паша. – Тем не менее, трудом и достойной службой вы сможете вернуть себе звание паши и место в Совете. Когда-нибудь. Со временем.
«Выстояли. Главное, нас не осудили…» – подумал Заганос. – «Разжалование не так страшно, Махмуд еще успеет набраться опыта и принести пользу государству».
Сейчас ему хотелось быть рядом с любимым, дать ему понять, что верит в его дар и стремление спасти других людей. Но пока оставалось только смотреть, как Махмуд покидает зал совещаний, ведь бинбаши не позволено по рангу присутствовать на совете генералов.
Утешало лишь то, что это поражение Махмуд принял достойно.
*
Заганос вернулся домой после полудня. Слуги сказали, что Махмуд еще не приезжал.
Скорее всего, еще не пора… он ведь должен передать дела тому, кого назначили пашой вместо него. Кандидатуру Кара-Алима паши одобрили большинство генералов. Неплохой военный. Конечно, не настолько одаренный и изобретательный, как Махмуд… не творец, а способный и внимательный исполнитель. Но труд и внимательность тоже многое значат. И Алим-паша немного старше, он успел увидеть мир, ездил с посольствами в Кулуч и Балту.
Пожалуй, Махмуду тоже не помешало бы увидеть, как живут и к чему стремятся люди в других странах, ведь в мире есть не только черное и белое, не только благородство и злодеяния. И эта правда, подобно цветному зрению у истинных пар, тоже дается человеку не сразу – видимо, для чего-то же природа и устроила именно так.
Теперь, когда самые главные трудности остались в прошлом, Заганос был почти уверен в супруге. Да, найти приключения на свою голову Махмуд может. И найдет еще не раз, и будет ошибаться, и учиться на своих ошибках. Тут уже, сколько ни помогай и ни остерегай, характер есть характер. Зато Махмуд никогда и ни за что не предаст своих.
И, спустившись в лабораторию, Заганос первым делом вернул в тайник кольцо с ядом. Слава небесам, не понадобится.
От этого на душе стало легче. Всё остальное можно пережить.
*
Махмуд приехал лишь под вечер, и не хотел говорить ни о чем – ни о встрече с преемником по должности, ни о том, как провел остаток дня. Просто сказал, что был у дедушки, поужинал в одиночестве и сел на диване с книгой, но больше делал вид, чем на самом деле читал.
«Он не хочет, чтобы я его утешал…». Это Заганос чувствовал и без слов, по одному только взгляду. Конечно, ведь еще до свадьбы они вместе решили, что любовь любовью, но в политике эмоциям поддаваться нельзя.
Но даже если это полезно и правильно для государственных дел, иногда это бывает больно.
Больно видеть усталость и вину во взгляде любимого, наблюдать за попытками держать лицо – «нет-нет, я не переживаю, я понимаю, что мне еще рано было принимать на себя такую ответственность». Он понимает, это правда. Вот только стыд и боль от этого никуда не денутся.
