Текст книги "Поверить тебе (СИ)"
Автор книги: Dark_Lord_Esti
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
Юноша склонялся над разложенной на столе картой, сосредоточенно изучая главные торговые пути.
– Я вчера вечером подумал, ты, наверное, был прав, когда говорил, что правительству Балтрейна может просто быть нужен повод. И, если так… а вдруг они нападут на Халила-пашу и его сопровождающих? Что-то мне тревожно, дедушка всегда предпочитает выезжать с самой меньшей возможной охраной.
– Допустим, я не исключаю, что министра Франца убили не кочевники или разбойники, а наемники Балтрейна. Как раз для того, чтобы создать повод. А заодно и убрать дворянина, более не выгодного правящей фракции, – Заганос неспешно перебирал прохладные камушки. – В таком случае нападение не исключено.
– Халил-паша намерен добраться до Сент-Михаэль Большим Шелковым Путем, – Махмуд указал на карте одну из центральных магистралей. – Но я хочу поговорить с ним и убедить его использовать другую дорогу… например, Малый Шелковый Путь или Лисью Тропу. А по центральному пути направится фальшивый кортеж, который при необходимости отразит атаку наемных убийц. В таком случае мы получим новое доказательство того, что министр Франц был убит не турками.
Заганос улыбнулся.
– Неплохой план. Конечно, кое-что я бы изменил… вот, смотри, есть еще такой возможный путь… – синим карандашом он прочертил направление на карте. – Тем не менее, в целом я одобряю и даже готов помочь. Мои люди распространят слухи о возможных намерениях Халил-паши, и, если ты настаиваешь, что поедешь с ложным «посольством» по Большому Шелковому, я направлю еще один кортеж по третьему направлению. Таким образом мы собьем балтрейнских шпионов с толку.
– Я еще кое-что придумал для своей группы… – почти шепотом, будто делясь секретом, сказал Махмуд, склоняясь к нему.
*
Строить планы вместе оказалось захватывающе. Теперь, когда Махмуд хоть отчасти научился владеть собой и преодолел привычки провинциального командира, слушать его было интересно. Если он и дальше будет предлагать такие неожиданные решения, то сможет составить конкуренцию молодым и талантливым военачальникам Балтрейна.
«Я правильно сделал, что взял на себя труд немного огранить этот бриллиант».
Продумывать ходы, подвинувшись ближе друг к другу, соприкасаясь плечом к плечу. И опомниться только тогда, когда за окном уже темнеет, а голод напоминает о том, что кроме пищи для ума необходима еще и пища для тела.
– Оставайся на ужин и чай. Потом, может, еще партию в тонто сыграем. Мне всё-таки хочется отпустить тебя в путешествие со спокойной душой… кстати… я ведь до сих пор не сделал тебе свадебный подарок, а сейчас еще и есть повод.
Поднявшись, Заганос подошел к шкафу, достал с полки шкатулку, и вскоре протянул Махмуду три кольца с кроваво-алыми камнями.
– Осторожно. Грани острые. Эти кольца можно использовать в бою, как оружие. Знаешь, пусть говорят, что дарить оружие на свадьбу – плохая примета, но дарить украшения как раз можно. И намного худшая примета – оставить супруга без надежной защиты.
– Какая красота… смотри, какой оттенок у этих камней! – аккуратно надев кольца, юноша внимательно смотрел, как лучи света играют на изящно ограненных рубинах. – Ты же купил их до того… до того, как мы встретились?
– Я добыл их в бою. Вот эти следы у меня остались как раз от них, – закатив рукав рубашки на левой руке, Заганос показал тонкие белые шрамы у локтя. – Мне повезло, что они не были смазаны ядом, иначе мог бы в лучшем случае остаться без руки. Конечно, с такими штучками использовать отраву опасно, так можно и самому случайно оцарапаться и погибнуть. Но некоторые фанатики на это идут.
Махмуд аккуратно снял кольца, положив их поверх разложенных на столе бумаг. Когда он приблизился, его намерение прикоснуться было настолько предсказуемым, что Заганос поправил рукав и ловко увернулся.
– Почему ты всё время пытаешься меня жалеть? Мне это не нужно. Если я рассказываю тебе о своем прошлом, это только для того, чтобы предостеречь тебя от тех ошибок, которые когда-то делал сам. Чтобы твоя голова держалась на плечах как можно дольше!
– Ты рассказывал мне только о войне, – Махмуд неожиданно сменил тему. – Но никогда о жизни кроме нее.
– Мне было тринадцать, когда меня забрали из школы огланов. Карим-паша искал в разведчики мальчишек, уже чему-то обученных, но еще не вышедших из того возраста, когда в мальчике видят больше ребенка, а не будущего воина, и не воспринимают всерьез. Случается ведь, что необходимо передать весть так, чтобы нового человека в округе не заметили. А на детей кто смотрит. Или нужно, чтобы кто-то пробрался туда, куда не пролезет взрослый. Для такого тоже годятся не все, притом, наставники не отдадут тех учеников, у кого есть родители. Какой отец отправит своего ребенка на войну? Я подходил не только по способностям… своих родителей я не знаю. Как видишь, мне просто нечего рассказать.
Заганос отвел взгляд, снова взял со стола четки и сжал их в руке. Проклятие… следует быть осмотрительнее, держать язык за зубами!
– Прости… я не хотел тебя обидеть, – в голубых глазах отражалось такое искреннее раскаяние, что злиться по-настоящему было невозможно.
– Ничего страшного. Идем. Скоро должны подать ужин.
========== Глава 8 ==========
Окна кареты были плотно задернуты шторами. На смену ночной тьме приходил полумрак, и Махмуду казалось, что на время он вернулся в прежний черно-белый мир. И тогда он касался кончиками пальцев подвесок на браслете, будто убеждая себя: нет, к прошлому возврата не будет.
Как же ему хотелось увидеть мир за окном! Обидно ехать в другую страну, и не иметь возможности видеть, как меняется пейзаж, знакомые города и селения сменяются совсем другими, чужими. Но ему было необходимо, чтобы никто раньше срока не узнал, чей на самом деле кортеж направляется в Сент-Михаэль по Большому Шелковому Пути. А значит, выходить из кареты следовало только в крайнем случае и только в совершенно безлюдных местах.
Никаких остановок на постоялых дворах. Слуги в одеяниях со знаком дома Сехир покупали на постоялых дворах еду и напитки, меняли лошадей – но не более, объясняя это срочностью миссии. Уже на второй день Махмуду хотелось взвыть от тоски, темноты, постоянной тряски и множества ограничений, следовавших из секретности. Какой же, темные силы побери, неблагодарный труд все эти тайные миссии! Куда как приятнее было на прежней службе мчаться верхом на коне, навстречу противнику. Ветер овевает лицо и разгоряченное тело, по венам будто не кровь течет, а крепкое, хмельное вино, азарт погони заставляет забыть даже естественный страх. Или ты, или тебя, и никаких интриг, никакой необходимости ежедневно притворяться, маскироваться. Всё просто и понятно, привычно и естественно. Страх охватывает тебя только потом, позже, когда видишь тела поверженных противников или сожалеешь о солдатах, павших в бою. Как бы там ни было, это опасная жизнь – но жизнь на свободе, а не в клетке.
Мысли беспорядочно перескакивали от одного воспоминания к другому. Визит к дедушке Халилу и разговор о планах, предназначенных, чтобы обмануть шпионов и наемников Балтрейна. Махмуд пытался говорить спокойно и рассудительно – в сознании будто звучал ровный тихий голос: «держи лицо, что бы ни случилось…», но то и дело срывался на привычную горячность: «Я не хотел, чтобы ехали именно вы, дедушка… я понимаю, ради блага стратократии ехать необходимо, но я так боюсь, что с вами что-то случится! Прошу, не едьте по Большому Шелковому Пути, там опасно…».
Он по-прежнему избегал говорить с названными родными о своем выборе, о грядущей свадьбе и о том, как много времени проводил с ни-шан. Правда, слушая рассказ обо всех предосторожностях, Эсме-хатун с улыбкой спросила: «Вы продумывали маршрут вместе, правда? Что-то ты в последние дни и дома появлялся изредка, и у нас почти не бывал». Махмуд краснел по уши, уверяя, что просто много работал и тренировался, время такое, приходится постоянно быть настороже. И снова переводил разговор на городские новости и политику.
Просто не знал, что сказать. Можно ли нынешние отношения назвать любовью? По крайней мере, он притерпелся к привычке Заганоса язвить по любому поводу, смирился с тем, что заговаривать о личном пока не время. Хорошо проводить время вместе и сообща действовать на благо государства – уже неплохое начало. Но что-то должно измениться со временем… Сейчас ему казалось, будто Заганос воздвиг вокруг себя невидимую стену, за которую никому не позволено проникнуть. Судьба, предназначение, чувства – всё это сначала должно пройти проверку холодным рассудком.
День за днем – в надоевшей уже полутьме, наедине с тревожными мыслями. Сейчас на пути не возникло никаких преград. А вдруг разведчики из Балтрейна догадались, по какому пути едет настоящий кортеж?
*
Махмуд не помнил, день был или уже вечер, когда он уснул. Будто провалился в еще более глубокую и непроглядную тьму. Разбудил его топот конских копыт, тревожное ржание лошадей и крики людей. Карета резко дернулась и остановилась.
Юноша мигом выскочил из экипажа. В ночной тьме только где-то вдали горели огни. Едва различимые темные фигуры окружили огромный паланкин, который по плану должен был служить приманкой.
Часть врагов атаковала приманку, другие же набросились на сопровождающих. Махмуду пришлось одновременно сражаться против двоих противников, и вот теперь он в полной мере оценил то, чему научил его ни-шан. Меч в правой руке, кинжал в левой, каждое движение точно и выверено, будто в смертельно опасном танце. Уйти от удара, ускользнуть, используя свое главное преимущество – быстроту и гибкость. Тем временем у разоренного шатра уже клекотали хищные птицы, слетаясь на сырое мясо и свежую кровь, пролитую в бою.
Крики раненных гулким эхом звучали в тишине дороги среди гор. Соленый запах пота и крови, казалось, въедался в кожу. Мокрая от пота рубашка липла к телу.
– Берегитесь, паша, там еще один! – крикнул кто-то из военных. Едва успев сразить первых противников, Махмуд молниеносно развернулся, нанося еще один удар кинжалом.
Бой был жестоким и яростным, но длился недолго. Темнота все еще простирала свои черные крылья над дорогой и горами, когда солдаты тащили раненных пленников к повозкам. Теперь посольство прибудет в Сент-Михаэль с доказательствами того, что на мирных путников было совершено нападение, что турецкая сторона никогда не стремилась первой начать новую войну.
От полученных в схватке ударов тело ныло. От усталости руки и ноги казались невыносимо тяжелыми. Голова кружилась, и казалось, что пронзительные крики звучат до сих пор. Но все равно, какую-то часть пути Махмуд преодолел верхом, прежде чем вернуться в карету. Он никогда не мог заснуть сразу после вылазки или рейда. Хотелось успокоиться, прийти в себя. Сердце билось так, будто было готово вот-вот выскочить из груди. Тревожные мысли одолевали только теперь, когда всё осталось позади.
«А я ведь мог погибнуть… мог не успеть…».
Он не хотел, чтобы снова началась война. Он признавал, что сейчас убивать необходимо – но не хотел делать это всю жизнь.
Но что будет дальше?
Заганос говорил, сейчас не удастся сохранить мир надолго. Если бы только он ошибался!
Махмуд вспоминал, как супруг провожал его в это путешествие. Красивое лицо оставалось равнодушно-спокойным, голос не дрогнул. «Будь осмотрителен и доверяй только себе. Старайся не снимать кольца надолго, они могут тебе пригодиться. И как бы кто бы ни пытался вывести тебя из себя, сохраняй спокойствие». Но, когда их руки соприкоснулись, Заганос на миг сжал его ладонь в своей.
Оставаться спокойным, что бы ни случилось.
Махмуд вернулся в карету. Еще день пути, и оба посольства будут в столице Балтрейна. Если всё пойдет так, как было задумано.
========== Глава 9 ==========
Роскошь и великолепие огромных залов поражали даже гостей, знакомых с жизнью в высшем свете не понаслышке. Если в Альтуне во дворце верховного паши и особняках вельмож преобладала дорогая простота, в Сент-Михаэле было принято подавлять богатством и величием. Дорогие ткани портьер и обивок, резные узорчатые панели из редких сортов дерева… цветы в вазах, наполняющие залы ароматом, от которого кружилась голова. Ослепительное сияние сотен свечей.
Уже почти неделю Махмуд изо дня в день любовался всем этим великолепием, но ни на шаг не приближался к цели.
Его и Халила-пашу в столице Балтрейна встретили со всеми почестями, полагающимися по статусу, поселили в городском особняке одного из советников императора, и хозяин дома был неизменно любезен, расточая заверения в готовности сотрудничать. Захваченных пленников держали под охраной в главной тюрьме столицы, и следствие длилось. И все же окончательное решение еще не приняли.
Оставалось только танцевать на балах, вести ничего не значащие светские разговоры и ждать. Правда, несколько раз Махмуд видел министра Луиса с супругой, но счастливые молодожены не расставались ни на миг и с явной неохотой относились к разговорам о политике. Неужели их связь уже сейчас так сильна? Или Луис использует первый месяц после свадьбы как предлог для того, чтобы тянуть время и не спешить с подведением итогов по самым важным делам?
Он ведь вполне способен на такое. Да, солгать о самом существовании или отсутствии связи с ни-шан не осмелится никто, ни опытный интриган, ни даже разбойник с большой дороги. Эта сила подобна силе стихии. «Вода не приемлет лжи» – говорят в Турции. «Земля, по которой мы ступаем, знает и помнит всё о нас» – так звучит ритуальная фраза истинных в Балтрейне. Но вводить других в заблуждение или недоговаривать о том, что происходит между человеком и его истинной парой… вполне вероятно. Сколько раз за всё это время Махмуд сам в ответ на поздравления улыбался и говорил, что счастлив, как никогда в жизни, и ни с кем не делился своими колебаниями и сомнениями. А такой человек, как министр, тем более способен притворяться поглощенным семейной жизнью и строить далеко идущие планы!
Слишком разными казались эти двое. Весь облик лорда Луиса, светловолосого, с холодным светлым взглядом – внешность, свойственная большинству северян – и предпочитающего мерцающие зеленоватые и серебристые тона в парадном облачении, представлял собой контраст с южной красотой супруги, черные как ночь локоны которой спадали на смуглые плечи, и с ее нарядами, алыми с золотой отделкой. Луис был немногословен, леди Анхелес, напротив, охотно говорила с иностранными гостями обо всех вещах, не касающихся расследования, которое привело посольство в Сент-Михаэль. Особенно она интересовалась тем, какими средствами пользуются врачи в далеких провинциях, и насколько местные снадобья помогают больным.
На службе Махмуд успел многое повидать – и самые настоящие подвиги, совершаемые лекарями, у которых в распоряжении всего лишь старые инструменты да местные зелья, и страдания и смерти раненных. Но говорил об этом осторожно. Как знать, война может начаться когда угодно, и, не приведи небеса, любое невзначай оброненное слово способно привести к непоправимым последствиям.
Не раз на этих приемах и праздниках ему казалось, что за несколько дней в душе он стал старше на несколько лет. Раньше он думал о людях по ту сторону границы только как о врагах, виновных в гибели его родных и родных его товарищей, как о чудовищах, когда-то разорявших Турцию. Двенадцать лет – слишком мало, чтобы все раны затянулись.
Но невозможно было увидеть кровожадное чудовище в госпоже Анхелес, такой веселой, милой и увлеченной любимым делом.
…После танцев гости расходились по гостиным и салонам, играли в карты, пили вино, обсуждали последние новости. Махмуд оглянуться не успел, как его позвали за карточный стол две дамы в военных мундирах. Огненно-рыжая – Жанна Дельбе, командир одного из провинциальных гарнизонов – тасовала колоду, и карты быстро-быстро мелькали в не по-женски широких ладонях. Светло-русая – Валери Ларош, капитан отряда императорской гвардии – курила, ожидая раздачи нужного количества карт для игры. В Балтрейне курили не кальян, а тонкие трубочки, наполненные табаком. «Сигариллы»**, так это называлось.
На запястьях женщин блестели серебряные браслеты со стилизованной гравировкой в виде языков пламени, здешнего символа предназначения свыше, и с одинаковыми подвесками в форме львиной головы.
За игрой в тонто разговоры не прекращались. Капитан Дельбе остроумно рассказывала о проделках новобранцев, тоскующих по женскому обществу в провинциальной глуши.
– Сколько раз приходилось их ловить из самоволки, а то и сдавать на руки военным врачам… есть места, в которых такая живность водится, не приведи небо повстречаться. И что вы думаете? Придут в себя, и снова сбегают. За нашими пантерами не поухаживаешь, чуть что, мало не покажется.
Теперь-то пригодилась наука… Махмуд не рисковал делать крупные ставки, но даже при этом понимал, как трудно бы ему пришлось, если бы Заганос не учил его держать в уме несколько задач одновременно. Следить за картой, следить за жестами других игроков, сохранять тот рассеянно-беззаботный вид, по которому они не угадают, какой набор у тебя на руках – и при этом еще поддерживать беседу. Даже играть в шахматы параллельно на нескольких досках казалось не так сложно: построенная на логике игра не требовала этого актерского мастерства. А ведь на вечере внимание отвлекало буквально всё. Шутки, иногда весьма вольные, от которых юноша краснел, а дамы, замечая это, смеялись еще громче. Другие гости, время от времени подходящие к столу и интересующиеся, как идет игра. Дым, шум.
И собственные горькие мысли.
Сейчас было весело разговаривать с Валери и Жанной, сейчас увлекала игра – но от того еще тяжелее становилось думать о том, что, если начнется война, с этими красивыми и азартными дамами придется встретиться на поле боя. Придется оборвать нить молодой жизни, и что хуже всего, человек, связанный узами истинного брака, после смерти ни-шан (или соулмейта, как здесь говорят) долго не живет. Даже если один из пары в безопасности, а другой пал в битве – оставшийся в живых почувствует потерю в тот же миг.
Об этом и многом другом нет времени размышлять, когда ты действуешь. Совсем не то, когда ты просто наблюдаешь жизнь со стороны.
*
Чтобы не терзать себя сомнениями, свободное время Махмуд проводил в лавках и на рынках, выискивая редкие вещицы, которые хотелось привезти домой. Бывало, в сознании звучал знакомый холодный, ироничный голос: «Ты же не знаешь, довезешь ли всё это богатство домой! Хоть бы была воля небес на то, чтобы ты сам вернулся живым. На свадебные празднества ты уже рискуешь опоздать». Да, наверное, Заганос так бы и сказал.
Но искушение все-таки привезти с собой что-то на память перевешивало рассудочные доводы. За почти месяц цветной мир еще не утратил своей новизны и прелести. «А что, если потом я буду жалеть обо всем упущенном?!». Лучше уж наслаждаться радостями жизни сразу, ненадолго забывая о всех трудностях и о предстоящем пути обратно.
Письмо с приглашением на заседание совета Империи пришло, когда Махмуд почти отчаялся ждать и уже предполагал, что никто турецкое посольство не примет и слушать не будет. Он подозревал и такое – неизвестно ведь, чего можно ждать от правительства Балтрейна. И, когда карета доставила его к воротам дворца, он вышел и на миг сжал в кулак ладонь, украшенную теми самыми кольцами. Пусть силы небесные будут милостивы, пусть тайное оружие не понадобится. Но в этот миг воспоминание о подарке Заганоса придало ему силы.
«Плохая примета – это оставить супруга без надежной защиты». В этих словах прозвучала всё-таки если не забота, то тень ее.
В величественном огромном зале с узкими стрельчатыми окнами и темно-синими, почти черными, портьерами, юноша чувствовал себя совершенно незначительным. На то, видимо, и был рассчитан хорошо продуманный эффект – чтобы каждый иностранец, входящий сюда, самому себе казался маленьким человечком, представшим перед огромным и слаженно действующим механизмом.
– Смелее, Махмуд, мы с тобой справимся, – шепотом сказал ему Халил-паша.
Он кивнул.
Справимся. По-другому просто быть не может!
Лица сидящих за столом императора, министров и военных казались Махмуду непроницаемыми масками. Трудно было сейчас угадать истинные намерения за холодным взглядом седого монарха или ироничной усмешкой министра Луиса. Сидевшая рядом с Луисом молодая женщина с ярко-рыжими, почти красными, волосами, смотрела на посланников со скучающим видом, который, впрочем, Махмуда не обманывал. Он уже успел многое услышать о Лилидирк, герцогине Альвальдеса. Даже свои отзывались о ней как о человеке опасном, способном на любой рискованный поступок и любую жестокость.
– Мы искренне скорбим о смерти министра Франца, – начал министр Луис после полагающихся по этикету приветствий. – Его гибель заставляет нас предполагать, что турецкие генералы первыми нарушили мирный договор. Только из стремления к миру мы готовы выслушать аргументы турецкого посольства, опровергающие вину солдат, служащих на границах.
Стремление к миру! Да это ведь ложь, ложь от первого до последнего слова. Еще недавно Махмуд вспылил бы, высказав этому надменному лицемеру всё, что думает. Но теперь он молчал, предоставив старшему в посольстве возможность говорить первым.
– Правительство Турции действительно желает мира, – спокойным тоном подтвердил Халил-паша. – Тем не менее, нам всем прекрасно известно, каково ныне положение на границах. Кочевые народы одинаково нападают на поселения Турции и Балтрейна, им всё равно, чьи земли разорять, лишь бы добыть пропитание.
– Мы ознакомились с донесениями с границ, – равнодушно сказала герцогиня Лилидирк, наматывая на кончик пальца длинную волнистую прядь. – Однако каковы доказательства, что министра Франца убили не кочевники?
Махмуд достал из футляра несколько стрел, одну за другой.
– Извольте взглянуть и убедиться. Первая стрела изготовлена турецким мастером. Такие всегда используются в армии стратократии. Вот другая, такими стреляют кочевники. И третья, привезенная гонцом из Балтрейна. Та, которой убили министра Франца. Посмотрите на наконечник, крепление и перья. Кроме того, прошу обратить внимание совета на то, что турецкий кортеж подвергся нападению по дороге на Сент-Михаэль. Как возможно это объяснить, если Балтрейн желает мира?
Он говорил так же равнодушно и хладнокровно, как если бы обсуждал партию за карточным столом.
– Правительство Балтрейна не отвечает за действия наемников, так же, как стратократия не несет ответственности за ущерб, нанесенный кочевниками, – с намеком произнес министр Луис.
Император молча прислушивался к обсуждению. На миг во взгляде мелькнула усталость, как будто ему не был интересен ни этот спор, ни то, кого признают виновным в гибели министра Франца. Луис – вот кто сейчас на самом деле правит Балтрейном!..
– Но вы ведь признаете, что орудие убийства никак не могло быть изготовлено в Турции? – спросил Махмуд, подражая ироничным интонациям министра.
– Допустим. Я считаю, что лучшим выходом для обеих сторон будет признать смерть лорда Франца несчастным случаем, произошедшим по вине людей, не являющихся гражданами ни одной из наших стран.
– Но… – вот тут юноша уже готов был гневно возразить. По сути, это было чуть ли не подачкой.
Тем не менее, Халил-паша остановил его.
– Турция готова признать подобное решение, тем более, оно почти соответствует истине. Ради мира и спокойствия в наших странах мы обязаны идти на уступки друг другу.
Махмуд опустил голову. Решение совета выгодно обеим сторонам, но этот мир построен на уступках, играх и лжи.
Хотя, разве сейчас был другой выход?..
Комментарий к Глава 9
_____________________
* применимо к соулмейт-АУ, в данной версии канонного мира после брака супруги сами принимают решение, брать ли общую фамилию или оставаться каждый при своей, жесткой закрепленной законом/религией нормы нет. Как правило каждый остается при своей фамилии в слэшной или фемслэшной паре, а также если один из супругов в гетной паре ученый или человек искусства и его фамилия для него – опознавательный знак.
** также авторское допущение
========== Глава 10 ==========
Но я сделаю вид, что не ждал,
не скучал, отмеряя дни.
Просто я очень сильно устал.
Я чертовски устал от любви.
От любви ко всему и всем:
к близким, женщинам и друзьям.
Ведь привязанность – тот же плен.
Полюбить – потерять себя.
(с) Джио Россо
Ожидание известий изматывало. Еще и подготовка к этой светской свадьбе, будь она неладна…
Заганос понимал, что спланировал всё наилучшим возможным образом: значительное мероприятие необходимо, чтобы встретиться с как можно большим количеством полезных людей. Султан Селим, султан Балабан и султанша Фатьма обещали приехать, из Венедика и Финикии должны прислать официального представителя с поздравлениями и подарками. Из более отдаленных государств вряд ли кто-то успеет явиться в первые же дни праздника, но зато у возможных союзников есть предлог побывать в Альтуне неофициально. Из брака с истинной парой можно устроить такой пир на весь мир – свадьбы людей, не связанных узами, всегда проходят намного скромнее. Выгода выгодой, необходимость необходимостью, а обреченных жить в черно-белом мире многие втайне жалеют. Предрассудок, конечно, но с этим тоже приходилось считаться.
Как приходится теперь считаться со всей этой суетой, всеобщим интересом, поздравлениями искренними и поздравлениями насмешливыми, шепотками за спиной – «вот, даже сам Ядовитый генерал не смог пойти против судьбы и признал своего ни-шан, а сколько раз раньше говорил, что любовь ничего не значит».
Салуджа-паша с ироничной ухмылкой намекал: «Вам очень повезло с избранником. Породниться с наследником древнего рода, какая удача для вас!».
А эти разговоры о том, как важны любовь и семья!.. Может, никто и не имел в виду ничего плохого: двенадцать лет, прошедшие после войны, это всего ничего, и люди, познавшие весь ужас потерь близких, превыше всего ценят семейное счастье и возможность создать новую жизнь самим или попросить это благо у Древа Жизни. Но Заганос невольно настораживался.
Он привык быть сам по себе.
Он привык, чтобы никто не лез ему в душу с разговорами о чувствах и любви. Тем, кто не знал всепоглощающего страха перед неведомым, и кто спокойно встретил истинную пару, его сомнений не понять.
Да, он почти привык к Махмуду, и иногда даже думал, что при всех своих недостатках парень, в принципе, неплох. Но было бы намного лучше, если бы супруг не спрашивать о чересчур личных вещах.
Свадебные хлопоты в такое время утомляли. Договариваться с поставщиками, музыкантами, артистами, вникать в сотни мелочей, и всё время думать: чего добилось посольство в Балтрейне?
Хоть бы Махмуд не сорвался, не разрушил с таким трудом продуманные планы какой-нибудь юношеской выходкой. И небо помоги, пусть ему не пригодятся лучшие сабля и кинжал, и кольца с острыми гранями.
Хоть бы он вернулся живым.
Дни проходили за днями. Уже начинали прибывать в столицу гости, располагаясь в предоставленных особняках и отдыхая от дороги, набираясь сил перед приемами, когда пришло известие.
Ранним утром, когда Заганос едва-едва поднялся после короткого и беспокойного сна и привел себя в порядок, готовясь к очередному суматошному дню, слуга постучался в дверь его комнаты.
– Прибыло письмо, господин. Его доставил гонец из Балтрейна.
– Где тот гонец? – поинтересовался Заганос, впустив мальчишку и взяв письмо.
– Уехал в казармы. Это наш солдат, он служил в полку, который сопровождал посольство. Я дал рядовому Али денег и вина.
– Хорошо. Можешь идти.
*
А девицы при дворе Великого паши еще вздыхают, дескать, Махмуд-паша так талантлив, такой поэт, любая женщина была бы счастлива быть предназначенной ему, но ах, не судьба. Да этот, с позволения сказать, поэт потрудился написать письмо, уже преодолев большую часть пути домой! Неужели раньше невозможно было черкнуть пару строк, что жив и здоров?
«Пишу тебе из Орто. Наш визит прошел благополучно, подробнее расскажу тебе, когда мы увидимся. Я думал о тебе каждый раз, когда надевал кольца, но рад, что они не пригодились. Купил ткань удивительного оттенка морской волны, у нас так не красят, надеюсь, тебе понравится. Кстати, если мир продлится подольше, мы могли бы поехать на море. Прости, что всё-таки опаздываю на официальную свадьбу, но это же не так страшно, для мироздания мы уже навеки связаны друг с другом. Иногда от этого слова – «навеки» – мне становится страшно. М.».
Если он отправил это письмо из Орто, то будет в столице со дня на день. Ну, можно, по крайней мере, предполагать, что если «визит прошел благополучно» и если этот мальчишка пишет о всякой ерунде, значит, есть надежда на мир. Или хотя бы кратковременную передышку.
«Иногда от этого слова – «навеки» – мне становится страшно».
А он ведь попал в цель!..
*
Наступил первый день официального праздника, а жених еще не прибыл в столицу. Ну что за невезение, за какое бы дело он ни взялся, всё пойдет не так, как у людей! Заганос принимал гостей в своем особняке, изображал радость от развлечений и грядущей семейной жизни, выслушивал очередные колкости столичных дворян насчет выгоды брака с наследником древнего рода, толковал о политике с султаном Селимом и его придворными… пока что «правитель в маске» держался слишком уж осторожно. Конечно, Кулуч и Турция всегда были союзниками, но в данное время совет страны возражает против поспешных и однозначных решений. Открыто выступить против Балтрейна невыгодно.
Султан Балабан разговоров о дипломатии избегал, зато с усмешкой человека, пресыщенного развлечениями, интересовался: «Вы, наверное, уже заждались своего юного и прекрасного жениха? Говорят, брачная ночь с ни-шан обещает особые удовольствия. Хотя, как по мне, большинство парней и девушек совершенно одинаковы!». Небрежно взмахивал рукой, украшенной множеством браслетов, среди которых обручального не было.
Как он смеет так говорить, даже на празднике, даже когда уже поздний вечер и у многих присутствующих развязались языки. Заганос терпеливо выслушивал даже самые вольные шуточки – мало ли, среди всего этого потока слов может мелькнуть крупица полезных сведений.
Но, когда особняк опустел, из всех стремлений осталось только одно: лечь, даже не раздеваясь, и проспать почти до полудня, пока не начнется очередной не менее утомительный день.
А к полудню следующего дня приехал Махмуд.
========== Глава 11 ==========
Вот и закончилось это трудное и ответственное путешествие. Никогда еще Махмуд так сильно не радовался, когда на горизонте показались очертания стен столицы. Поначалу еще смутные, нечеткие контуры, которые становились всё ближе и ближе. Знакомые башни и купола, крыши домов и голубятни. Когда карета въехала в город, юный паша смотрел из окна на улицы, по которым спешили занятые своими ежедневными заботами люди. Наконец он слышал родную речь, все те же привычные песни уличных певцов и крики бродячих торговцев едой, расхваливающих свой товар.
