Текст книги "Поверить тебе (СИ)"
Автор книги: Dark_Lord_Esti
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
========== Глава 16 ==========
История, которая теперь не так уж влияла на политические решения, все же чем-то тревожила. «Что я мог упустить?» – спрашивал себя Заганос, выбирая яды, с которыми можно подослать свою ставленницу к губернатору де Брессаку.
Наверное, стоило бы выяснить, кто еще, кроме де Брессака и его родственников, причастен к гибели де Флорвилей. Если эти дворяне скрывают свое участие в деле – значит, огласка им не выгодна. А значит, имея доказательства против них, можно на них повлиять, будь то на дипломатических встречах или через посредников.
А найти пропавших без вести детей было бы вообще неоценимым козырем.
Но почему-то, чем больше времени он уделял этому делу, тем чаще возвращались тревожные сны, заставляя просыпаться с криком.
Вот молодая семья с ребенком выезжает на охоту. Трубят рога, слышен веселый смех охотников, клекот птиц. Женщина в белом мчится впереди – она прекрасная охотница, ее муж восхищается ее быстротой и ловкостью. Сам же мужчина не торопится, вместе с компаньонкой присматривая за ребенком на мохнатом черном пони.
И вдруг лошадь мчится галопом, и ее уже не остановить. Но ведь раньше такого не случалось…
– Ребекка, нет! – кричит мужчина.
…– Нет, нет, нет, не надо… – повторял Заганос, сжимая пальцы, будто цепляясь за поводья.
Он проснулся от собственного голоса, чувствуя, что сжимает край одеяла.
– Шшш, всё уже прошло. Я с тобой, – шептал Махмуд, и, уже не думая о том, что это выглядело бы слабостью или глупостью, Заганос подвинулся ближе к нему, спасаясь от жуткого видения в спасительном тепле объятий.
– Ничего страшного.
Он будто уверял в этом самого себя.
А всё-таки, кто такая Ребекка?
Махмуд целовал его в висок, в лоб, перебирал кончиками пальцев его волосы. Ни о чем не спрашивал, и сейчас это казалось благом.
Но ведь он любопытен, когда-нибудь он не выдержит и спросит.
Лучше, чтобы это «когда-нибудь» произошло как можно позже.
«Та женщина из моего сна могла быть моей матерью, она похожа на меня. И если так, если я вспоминаю, почему я попал на воспитание в школу огланов… всё равно, лучше об этом не думать, не сейчас».
*
…Гонец из Хизара прибыл, когда заседание Совета близилось к концу. Измученный, уставший воин, загоревший под жарким солнцем, в запыленной одежде едва держался на ногах.
– П-прошу прощения, что прервал собрание… – запинаясь, пробормотал он. – Но это известие не терпит отлагательства. Наместник Ибрагим поднял восстание. Он объявил Хизар независимым городом, принадлежащим арабскому народу.
– Этого не может быть! – выкрикнул Махмуд. – Ибрагим верен стратократии. Он не способен на предательство!
– Вы забываетесь, Махмуд-паша, – холодно, вполголоса, перебил его Заганос. – Способен ли Ибрагим-вали на подобные действия или нет, мятеж уже произошел, и я должен немедленно выехать в округ, пребывающий под моим руководством.
По велению Великого паши слуги увели гонца в хамам при дворце, чтобы посланник мог отдохнуть после дороги и прийти в себя.
– Наместника могли оклеветать, – примирительным тоном предположил Халил-паша. – Я знаю Ибрагима-вали, его родные служили в моем полку, и мне не верится, что человек, чья семья всегда верно служила Турции, мог бы так вдруг стать мятежником.
– Это тоже вероятно, – согласился Заганос. – Но даже если так, я обязан лично явиться в крепость с войском, выяснить, что произошло, и действовать, исходя из этого.
Он оставался спокоен, даже видя, с какой обидой смотрит на него супруг. Чего Махмуд ждал? Ему было сказано с самого начала: в политике нет места для личных привязанностей и оправданий вроде «мой друг никогда бы так не поступил». Пришла пора это осознать.
Обсудив с казначеем финансовую сторону дела, Заганос покинул дворец, не дожидаясь, пока муж закончит о чем-то говорить с названым родственником.
«Конечно, Халил-паша не одобряет ни моих решений, ни моего брака с Махмудом. Но что я могу с этим сделать? Я понимаю, многие желают мира… но Балтрейн стремится к войне, министр Луис так просто не остановится, с этим приходится считаться и готовиться к войне».
*
Махмуд не явился ни к ужину, ни позже.
Наутро оказалось, что и его фамильный особняк закрыт. Слуги сообщили, что Махмуд-паша заглянул домой лишь ненадолго, в сопровождении некоей девушки, и куда-то выехал вместе с ней.
Неужели вот так и заканчивается великая любовь, данная самими небесами?!
========== Глава 17 ==========
«Он не поверит мне, он ни за что не поверит, а я ведь знаю – Ибрагим не виноват! Я не могу ждать официального расследования и слышать, что обвиняют моего лучшего друга, и даже не пытаться ничем помочь…».
Махмуд сидел в повозке странствующих артистов, обхватив колени руками, и размышлял об одном и том же: почему Ибрагим решил помочь мятежникам, почему объявил Хизар независимым? Ведь он, как наместник, знает, как важна эта крепость для Турции, и знает, что город никогда не принадлежал арабам. Да, кочевники время от времени там останавливались, им не отказывали в ночлеге и помощи лекарей, если то было необходимо. Но мирные странники просто проводили в Хизаре самое большее месяц-другой и снова уходили, они не пытались вмешаться в жизнь провинции. А значит…
– Почему я сразу это не предположил и не сказал на совете?.. – прошептал он.
– Что? – тихо спросила Шара, подвинувшись к нему ближе.
Они ехали вместе с семьей девушки, и переговаривались чуть слышно, чтобы не разбудить спящих женщин и ребенка. Сестра Шары, Хатидже, была связана узами истинных с лучницей, которая оставила свой полк и теперь работала в охране труппы. У Хатидже и Элы подрастала дочь.
– Может, за арабов выдают себя другие люди? Или Хизар захватили кочевники, но их кто-то подкупил?
Шара осторожно прикоснулась к плечу Махмуда.
– Такое вполне может быть. В нескольких южных провинциях Балтрейна у людей бывает внешность, похожая на арабскую. И… балтрейнцы могли повлиять на кочевников, подкупить их или угрожать. Но мы всё равно ничего не узнаем, пока не увидим всё своими глазами и не поговорим с людьми. Постарайся заснуть. Ты и так не спал с тех пор, как мы выехали.
– Наверно, ты права… прости, я не должен был еще и тебя втягивать в это дело, – виновато сказал юноша, закрывая глаза.
– Шшш. Мы обязательно решим, что делать. Всё будет хорошо, – успокоила его Шара.
*
Теперь, когда они окраинными дорогами добирались в Хизар, Махмуд всё больше жалел о том, что решил действовать тайком. В труппе его никто не спрашивал, почему он, будучи связан узами, поехал один, ни с кем не посоветовавшись – но он замечал взгляды, которые девушки бросали на его запястье, украшенное браслетом. И, когда он видел, как смотрели друг на друга Хатидже и Эла, и слышал, как они советовались друг с другом, ничего не тая… он мечтал именно о таком, а сам не выдержал в начале пути. Ладно, во время совета дал волю чувствам и не смог рассудочно объяснить, почему считает Ибрагима невиновным – но почему не решился поговорить с мужем наедине и обсудить все возможные причины и решения? Хотя, как раз понятно, почему: Заганос никогда не допустит, чтобы личное влияло на политику.
Однообразные песочные пустоши, темный круг солнца в ярком небе, изматывающая жара. Протяжные, грустные песни, которые певцы пели в пути. Это выматывало так же, как мысли, возвращающиеся к одному и тому же.
Наконец вдали показались очертания крепости, построенной из огромных, грубовато обтесанных буро-желтых камней. Махмуд плотнее укутался в накидку. В актерских труппах обычно было не так уж много мужчин, чаще всего это были охранники или рабочие, которым поручали поддерживать в порядке и устанавливать декорации. Искусство драмы издавна считалось женской миссией. Поэтому, чтобы не привлекать внимания к «новичку», невысокого и изящно сложенного парня решили нарядить девушкой.
…У стен крепости стояли стражники-арабы. Плохой знак. Но труппу «Золотой полумесяц» в Турции и приграничных областях знали многие, и глава стражи сразу же узнал вышедших ему навстречу Хатидже и Элу.
– Да пребудет с вами благословение богов, Хатидже-хатун, Эла-хатун. Даже не верится, что вы отважились путешествовать сейчас, в такое опасное время!
– Мы слышали, что приближается новое время для арабской нации, – ответила Хатидже.
Но, хоть труппа и была воинам хорошо знакома, все же повозки тщательно осмотрели.
– Шара-хатун, самая прекрасная звезда на небосклоне, я не чаял встретить вас снова так скоро! – глава стражи рассыпался в комплиментах перед танцовщицей. – Вижу, здесь и новенькая есть? Кто такая? Откуда?
Цепкий взгляд остановился на укутанной в несколько покрывал «девушке».
– Это Михримах, моя родственница. Ее родители умерли, мы с Хатидже решили забрать девочку к себе и обучить ремеслу, – ответила Шара.
– Что-то она на вас не похожа, тощенькая, светленькая… – военный поцокал языком.
– Так мы троюродные, она в дальнюю родню пошла. Вы не волнуйтесь, девочка тихая, скромная.
Махмуд опустил взгляд и еще плотнее укутался в покрывало, поддерживая образ «тихой и скромной девочки». Похоже, это был правильный ход – стражник потерял к «новенькой» всякий интерес и продолжил, бросая заинтересованные взгляды на Шару:
– Все воины будут рады, если вы дадите представление в Хизаре. Такие события не каждый день свершаются. Балтрейн обещает оказать арабам поддержку в борьбе за родной дом.
Теперь кое-что понятно! Это министр Луис и его люди обманули арабов, пообещав им помощь и независимость. Балтрейн никогда никому не помогал просто так…
Но почему Ибрагим поддержал бунт?!
Он ведь не может не знать, на что способен противник…
========== Глава 18 ==========
Комментарий к Глава 18
Описания дальнейших событий отчасти расходятся с каноном аниме/манги.
Несколько дней актеры выступали на главной площади города. Махмуд танцевал вместе с остальными девушками из труппы, и с удивлением понял, что, как только зазвучала веселая, быстрая мелодия, все его страхи забыть последовательность движений, которым его учила Шара, оступиться или не попасть в такт, рассеялись, словно утренний туман. Еще первые несколько шагов дались с трудом, в какой-то миг он даже спрятался за спиной подруги, – что, впрочем, но нынешней роли было вполне предсказуемо как поступок робкой ученицы, впервые вышедшей демонстрировать публике свое мастерство… но уже в следующий миг он неосознанно вспоминал всё, что так старательно повторял прежде. И уже не замечал взглядов, не слышал шума толпы. Были только движение и музыка.
Как будто в быстром, страстном танце он мог выразить всё, что тяжелым камнем легло на душу. Тревога за друга, боль от разлуки с ни-шан, горечь вины за внезапный побег и страх, что Заганос воспримет такой поступок как предательство и никогда, ни за что не простит.
Позже, прогуливаясь с Шарой и Хатидже по городу, заходя в лавки и кофейни, Махмуд прислушивался ко всему, что говорят люди. Арабов везде было довольно много, и это значило, что собрались они не просто так: обычно, как рассказывали путешественники, группы кочевников путешествовали каждая по своему пути, редко одновременно останавливаясь в одном и том же месте. Притом, во многих заведениях обсуждали, сможет ли арабский народ обрести земли, чтобы построить свое, независимое государство. И что хуже всего – надежды эти связывали с Балтрейном.
Образ хорошенькой, но недалекой актрисы был как раз кстати: болтать при «девчонке» солдаты и торговцы не стеснялись, да еще и обещали золотые горы, когда Хизар станет независимым городом. Но пустые разговоры мало приближали его к ответу на вопрос, насколько в происходящем замешан Ибрагим и по своей ли воле он содействует мятежу.
Разве что…
Один из парней-кочевников обмолвился, что среди шатров их племени есть один, который охраняют люди в арабских одеяниях, внешне на арабов не похожие. Туда никого близко не подпускают. И всем руководит женщина с повязкой, закрывающей левый глаз.
Вот это было очень подозрительно. Что и кто там может скрываться?
Махмуд заговорил о том шатре с Шарой, когда остался с ней наедине. И предложил:
– Наверное, нам стоит разделиться. Мне нужно пробраться в резиденцию Ибрагима, я пойду с Гюльнигаль и Айлин, их туда пригласили. Я найду предлог поговорить с Ибрагимом без посторонних…
– А не слишком ли это рискованно? – засомневалась Шара.
– Я верю ему, как самому себе! Как я могу даже думать, что мой лучший друг способен пойти на сделку с имперцами? Да такого честного и порядочного человека, как Ибрагим, еще стоит поискать… – с жаром возразил Махмуд. – Так вот… ты останешься в городе и продолжишь узнавать все слухи и то, как люди воспринимают нынешние перемены. Было бы просто прекрасно, если бы кто-то из наших мог случайно заронить сомнения, распустить слух, что в Балтрейне что-то нечисто, или что войско из империи не сможет прибыть в срок. Но в этом придется быть осторожными.
Шара кивнула.
– Я понимаю. Если хорошо продумать, кое о чем можно намекнуть… при этом, если понадобится, сделать вид, что мы не виноваты, а нас ввели в заблуждение… попытаться стоит.
– И… – Махмуд запнулся, но все же продолжил: – Я не могу просить о таком тебя, это очень опасно… но если бы кто-то мог расспросить людей о том шатре, который так тщательно охраняют… или побывать поблизости…
Девушка задумалась, но вскоре предложила:
– Я могу побывать там! А вдруг меня будут пытаться остановить, или расспрашивать, что я делаю в этих местах, я скажу, меня тянет сюда, как будто там находится человек, предназначенный мне судьбой, и я пытаюсь найти его или ее. Мне почему-то кажется всё-таки, это женщина.
Махмуд осторожно сжал ее ладонь в своей.
– С магией избранных нельзя шутить, Шара. Даже ради благородной цели.
Шара покачала головой.
– Ты не волнуйся, я же не солгу. Знаешь, у меня еще несколько дней назад возникло чувство, что здесь я кого-то встречу… что ни-шан где-то очень близко… скажи, у тебя тоже такое было? Ты именно потому не захотел провести со мной ночь, потому что чувствовал своего избранного?
К щекам прилил жар. Махмуд глубоко вдохнул и выдохнул.
– Даже не знаю, что тебе сказать… когда я в первый раз собирался на заседание Совета, я волновался из-за стольких вещей одновременно!.. так что будь осторожна… если ты где-то чувствуешь опасность, лучше не иди.
– И что, я позволю, чтобы чужаки диктовали свои условия нашему народу, на нашей земле?! Никогда такого не будет!
*
Уже следующим вечером Махмуд вместе с двумя танцовщицами из труппы шел в губернаторскую резиденцию. Снаружи огромный дом сиял белизной и чистотой, окна были увиты плющом. Но внутри был заметен легкий беспорядок, как будто слуги делали свою работу спустя рукава. И это настораживало – ведь Ибрагим писал, что Мириам превосходная хозяйка, сама трудится не покладая рук, и от прислуги требует того же. А еще в доме не было слышно детских голосов, хотя мальчики-близнецы просто не могут сидеть тихо. Неужели Мириам и дети заболели? Но тогда вряд ли бы Ибрагим принимал у себя гостей.
Когда актрис провели в гостиную, Махмуд увидел, что вместе с Ибрагимом и несколькими чиновниками-турками за низким столом, уставленным сладостями и чашками и бокалами с напитками, сидят воин-араб и балтрейнский дворянин. Балтрейнец был одет в модный костюм вроде тех, какие носили в столице, но и манера держаться, и закрытый повязкой глаз, и сила, которая чувствовалась в каждом движении, выдавали в нем военного. Араб обращался к нему просто «мсье Кольбер», хотя, судя по почтительности тона, мсье этот не так-то прост.
Так и есть! Ибрагим действовал не в одиночку и не по своей воле…
Даже мимолетно глянув на друга, Махмуд заметил, что тот заметно исхудал с тех пор, как они виделись в последний раз, под глазами залегли темные тени, а в черных волосах появилась тонкая седая прядь.
От боли сердце сжималось…
Но чувство опасности подстегивало, и, когда заиграли музыканты, Махмуд танцевал с еще большей страстью, чем на площади, подражая подсмотренным движениям и жестам опытных соблазнительниц. Зазывно покачать бедрами, грациозно изогнуться, кокетливо приподнять подол платья, демонстрируя ножки в кожаных сандалиях со шнуровкой. Сандалии ему Эла выбрала, еще и говорила: «У тебя такие изящные лапки, детка, многие барышни обзавидуются. Эту красотищу подчеркивать надо!». Похоже, она была права – имперский офицер взгляда с него не сводил и то и дело облизывал губы, будто предвкушая жаркую ночь с красоткой нестрогих правил.
Махмуд улыбнулся этому мужчине, похлопал ресницами, но, когда музыка стихла, приблизился к Ибрагиму, сел рядом, прижался, чувственно намекнул:
– Ты так грустишь, бриллиантовый… давай я развею твою тоску-печаль…
– Я женат на истинной паре, – холодно ответил Ибрагим.
Но Махмуд обнял его сильнее и прошептал ему на ухо:
– Не узнаёшь? Соглашайся, иди со мной в покои подальше отсюда, нам нужно поговорить.
Вздохнув, Ибрагим неловко прижал его к себе и поднялся с места.
– Простите, господа, но я покину вас. Против чар этой гурии невозможно устоять!
Хотя роль соблазнителя и дамского угодника давалась ему с трудом, он то краснел, то бледнел. И, приведя Махмуда в одну из дальних спален, сел на кровать, опустив голову, и спросил:
– Почему ты здесь? Почему в таком маскараде? Мне ведь рассказывали, что ты заключил истинный брак… и ты не написал мне ни строчки…
Махмуд сел рядом с ним.
– Сейчас не обо мне речь, Ибрагим. Скажи, почему ты объявил о независимости Хизара? Почему ты принимаешь у себя в доме арабов и балтрейнцев?
Ибрагим горестно вздохнул.
– Они захватили в заложники мою жену с детьми и жен и детей еще нескольких моих подчиненных. Шатер охраняет женщина из ордена Ротт Орм. И она сказала, что подожжет шатер, если заподозрит, что я пытаюсь связаться с Советом…
========== Глава 19 ==========
– Я так и подозревал… – процедил Махмуд сквозь зубы, и до боли сжал кулаки. – Что ты скажешь на то, чтобы я послал своего, надежного человека с просьбой о помощи? Если сообщить в Илгин, что тебе угрожают враги, Мансур-вали сможет прислать солдат.
Город Илгин располагался в нескольких днях пути от Хизара. Если гонец доберется достаточно быстро и сможет ускользнуть от разбойников и людей из ордена Ротт Орм, Ибрагиму удастся получить подкрепление.
Но молодой мужчина покачал головой.
– Это слишком опасно… а в шатре женщины, дети…
– Неужели ты уверен, что балтрейнцы выполнят свое обещание? Хизар слишком важен для них, чтобы удержать крепость, они готовы на всё, – напомнил Махмуд.
– Наверное, ты прав, – с горечью согласился Ибрагим. – Хотя я сомневаюсь, что Мансур-вали поверит моему слову. А даже если поверит, я и так опозорил себя. Если бы я был более осмотрителен!
– Еще ничего не потеряно. Оставайся здесь. Притворись, что ты хорошо провел время и слишком устал, чтобы кого-либо видеть. Я ускользну позже. И я сделаю всё, что в моих силах, чтобы спасти заложников.
– Хорошо, – уже увереннее сказал Ибрагим. – Тебе я могу честно сказать, мне страшно… но разве у нас есть выбор!..
– Я верю тебе. Даже если другие не верят, мы с тобой будем бороться до конца! – Махмуд сжал его ладонь в своей.
*
Когда он вновь спустился в гостиную, Айлин и Гюльнигаль пили вино с двумя другими гостями. Араб уже был заметно пьян и полусонно кивал головой. Не подсыпали ли девушки ему снотворное? Его можно было не бояться. А вот мсье Кольбер, увидев вернувшуюся «танцовщицу», насторожился, и, резко поднявшись, поспешил навстречу и поймал беглянку за руку.
– Что-то ты слишком быстро вернулась, малышка. Неужели в любви Ибрагим-вали такой же неудачник, как на войне?
Махмуд увернулся от попыток мужчины прикоснуться. Хотелось врезать по этой холеной самодовольной роже, но это слишком выбилось бы из роли искательницы приключений. К тому же, он должен был потянуть время, дав девушкам попрощаться со своим незадачливым поклонником и покинуть дом. Парень жестом показал Айлин, чтобы та бежала вместе с подругой.
Но сопротивление только еще больше раззадорило Кольбера. В светлом взгляде, похожем на стальное лезвие, мелькнула искорка интереса. Сильные руки с длинными, цепкими пальцами уверенно шарили по телу, и от этого по коже пробегал неприятный холодок.
Жадные, грубые прикосновения вызывали самый настоящий ужас. Махмуд невольно застыл. Танцовщицы покинули гостиную, и он остался один на один с врагом, причем уже готовым на многое.
– Ну, не сопротивляйся же, пташка. К чему тебе этот слабак, притом женатый! – мужчина с силой потянул легкую ткань, прикрывающую плечи Махмуда, с сомнением процедил сквозь зубы, ощупывая свою добычу: – Вот так сюрприз… а ты, птичка, не так безобидна, как казалось. Да ты не девчонка! Еще и не актриса, наверно! Неспроста это…
Попался!
Да еще и в такой неподходящий момент… из оружия у Махмуда были только замаскированный под безделушку кинжал флорентийской работы на поясе – совсем крохотный по сравнению с более привычным ему турецким оружием – и кольца, подарок супруга.
Вряд ли противник вооружен много лучше, все же он явился в дом Ибрагима развлекаться, а не воевать. Но можно ожидать чего угодно!
Махмуд изо всей силы залепил балтрейнцу пощечину, стараясь как можно больше задеть острыми гранями. На бледном лице заалели кровавые полосы. Кольбер зло вскрикнул, как раненный зверь. Сверкнуло острие кинжала. Махмуд едва успел увернуться. Лезвие только слегка скользнуло по плечу – если бы он не учился бороться так, как наемники из Альвальдеса, рана могла оказаться намного глубже и опаснее. Вторая попытка оказалась даже не такой удачной, как первая, кинжал разрезал ткань, но не более. Но и Махмуд не смог задеть противника.
У «декоративного» кинжала, правда, было преимущество – вычурный эфес при умелом использовании мог служить ловушкой для лезвия вражеского оружия. И этот подвох Кольбер пусть и избежал, но с большим трудом.
– Зачем ты пытаешься спасти Ибрагима-вали?! – вскрикнул военный, пытаясь оттеснить Махмуда к стене. – Добрякам в политике не место…
– Ибрагим мой друг.
– Глупец. Да ты погибнешь из-за него!
Махмуд ничего не ответил, отражая удары. О небо, только бы Ибрагим не поспешил сюда на шум, только бы не попытался вмешаться… кто тогда будет руководить крепостью, кто поможет людям продержаться, пока не прибудет помощь?..
Нужно было ждать другого повода увидеться с Ибрагимом… обидно будет погибнуть так бесславно, в схватке посреди разоренной комнаты, где беспробудным сном спит пьяный гость… да какие же глупости в голову лезут, тут бы хотя бы отбиться!
Боль обожгла так, что на миг даже в глазах потемнело. Свободной рукой Махмуд зажал рану. По пальцам потекла горячая, липкая влага.
Кольбер хрипло засмеялся.
– Я мог бы убить тебя… но не лучше ли будет дать тебе дожить до того дня, когда наша армия войдет в Хизар?..
– Этого… никогда… не будет!.. – тяжело выдохнул Махмуд.
Собраться с силами…
Рана от лезвия, похожего на иглу, могла быть глубокой и опасной. Он не рассчитывал, что сможет долго продержаться. Бить в шею, и надеяться, что острые грани смогут нанести достаточно сильный удар. Он набросился на противника, упал вместе с ним на пол, ударил раз, другой, пока тело под ним не забилось в судороге. И, увидев, как по изуродованной короткими, рваными полосами шее течет кровь, закрыл глаза и упал без сил.
*
…Махмуд пришел в себя от резкого запаха какого-то настоя, которым женщина-лекарь обрабатывала его раны. Он лежал на низкой кровати – кажется, уже в другой комнате – а Ибрагим стоял рядом.
– Махмуд, я… я послал с письмом Алима… он еще тогда, сразу, вызывался поехать из крепости, говорил, ему терять нечего, у него семьи здесь нет… если бы я раньше успел…
– Ты всё сделал правильно, – Махмуд через силу улыбнулся. – Не беспокойся обо мне. Выживем.
– Ему повезло, Ибрагим-эфенди, – подтвердила лекарь. – Легко отделался, рана не так глубока, как могла бы быть. Я дам зелье, оно снимет боль и подействует как снотворное. А то знаю я наших воинов, спешат в бой, даже когда едва держатся на ногах.
========== Глава 20 ==========
Так и заканчиваются все возвышенные чувства! Не стоило об этом забывать. Может, кому-то и везет больше, но…
Везение так ненадежно.
Спустившись в подземную часть лаборатории – тайник, где хранились яды, о которых никто кроме него не знал – Заганос прикоснулся ладонью к прохладному камню стены. Ну что же, было бы наивно ожидать другого. Все лгут. Все предают. Любой, даже самый близкий и родной человек может оставить тебя тогда, когда ты нуждаешься в нем больше всего.
«Сколько я учил Махмуда доверять доказательствам, а не чувствам, и разве что-то изменилось?! Как он мог сорваться с места, никого не предупредив, не подумав, что на него рассчитывают его собственные подчиненные?.. Он ведь не знает, каково положение в Хизаре на самом деле и в какую мерзость мог влипнуть его друг детства. «Ибрагим не виноват, я ему верю!». Да-да, конечно… а мятеж разве просто так начался? И даже если Ибрагим-вали не предавал свою страну, даже если он только жертва обстоятельств – значит, он позволил так с собой поступить, и это тоже показывает его не с лучшей стороны».
Глубоко вдохнув и выдохнув, Заганос медленно выбирал флаконы с ядами и противоядиями, не раз брал то один, то другой, и возвращал на место, и останавливался, размышляя. Нужны самые сильные средства, самые надежные. Если уж без этого не обойтись.
Он был готов защищать свой округ и свою страну до конца. Любыми средствами. Имперцы никогда не будут владеть Хизаром! Даже если для этого придется жертвовать множеством жизней.
Ключ повернулся в замочной скважине с трудом – надежно скрытый тайник Заганос открывал не так часто. Но теперь он достал шкатулку, и в неярком свете рассматривал кольца, будто в первый раз. Хотя, теперь ведь и правда всё было по-другому. Раньше все камни для него были одинаковы, переливались светло-серыми и белыми оттенками… теперь же он мог оценить синеву сапфиров, фиолетовое мерцание аметистов, насыщенный алый цвет гранатов и рубинов. По-другому выглядели и зернышки яда, спрятанного в небольшой коробочке в том же тайнике. Раньше они казались черными, на самом же деле были темно-бордовыми.
Пожалуй, будет лучше спрятать яд в скромном перстне с темно-алым гранатом. Так алая крупинка яда станет совсем незаметной. Одно осторожное движение, рука лишь слегка дрогнет над бокалом красного вина – и всё.
Все эти рассказы о том, что причинить вред ни-шан смертельно опасно… пусть даже правды в них больше, чем вымысла… если уж выбирать между собственными чувствами и благом страны, понятно, которая чаша перевесит.
«Пусть мне будет больно, пусть даже я погибну – лучше смерть, чем жизнь с предателем. Если Махмуд мне лгал, я должен без всяких сожалений отомстить».
Заганос сжал кулак. Металл кольца неприятно холодил кожу. Сохранять спокойствие становилось всё труднее.
Да, он был верен своим принципам, он не мог слепо доверять даже истинной паре и искать оправдания поступку, причин которого пока не знал. Он готовился к худшему: к тому, что Ибрагим-вали поднял мятеж по своей воле и за Хизар придется бороться долго и жестоко… к тому, что для Махмуда детская дружба перевесила всё остальное – и благо страны, и узы истинного брака.
Но слабая искорка надежды упрямо теплилась где-то в глубине души.
*
Заганос спешил выехать в Хизар. Он собирался останавливаться в пути только в нескольких самых крупных городах, где губернаторы смогут отправить солдат в помощь армии, которая вышла из столицы. Промедление сейчас было смерти подобно. К тому же, любая задержка значила ненужные разговоры и те вопросы, на которые он не хотел бы отвечать – «Где ваш достопочтенный супруг, почему он не вместе с вами?».
Командиры и разведчики, служившие вместе с ним еще в прежнюю войну и хорошо его знавшие, не спрашивали ни о чем. Не то сейчас было время, сейчас главным было добраться до крепости.
Одним из городов, где они остановились, чтобы сделать передышку и получить подкрепление, был Идиль, которым управлял старик Четин Адам-вали. Адам-вали прежде служил в армии, прошел через самый настоящий ад в балтрейнском плену – его вместе с многими другими пленными погнали на шахты, принадлежавшие ордену Ротт Орм. После первой неудачной попытки побега Четин Адам лишился двух пальцев на руке, но снова попробовал сбежать и вернулся к своим. Война изуродовала его, сделав похожим на искореженное дерево, но его силе духа могли позавидовать многие молодые. Старик держал подчиненных в ежовых рукавицах и не собирался сдаваться и покоряться силе времени.
Губернаторский дом был под стать владельцу – приземистое, но достаточно крепкое здание из серого камня. Говорили, что особняк растет не ввысь и вширь, а вглубь, подземная часть значительно превышает по размерам видимую, и именно там, в подземных комнатах и переходах, хранятся запасы на случай длительной осады, и в случае опасности там могут спрятаться люди, больше всего нуждающиеся в защите.
Слуга проводил Заганоса к губернатору. Адам-вали сидел в кабинете, за широким столом, на котором были разложены карты и письма.
– Проходи, птенец, садись, – хрипло проговорил старик. – Прости, что не поднимаюсь тебе навстречу, годы уже не те, ноги начинают отказывать. Но ничего, будут боги милостивы, продержимся еще. Я уже велел, чтоб Муса принес нам с тобой кофе и шербет, и даже не вздумай отказываться. Без сладостей не так хорошо думается. Давно мы с тобой не виделись. Я часто, бывает, жалею, что Карим-паша не дожил, не увидел, какой ты стал. Он бы тобой гордился.
– Я делаю всё, что в моих силах, – скромно сказал Заганос, сев за стол.
Подали напитки и сладости. Адам-вали с удовольствием вдохнул аромат кофе, сделал глоток.
– Да, положение сейчас не самое лучшее. Но есть у меня для тебя новость. Из Хизара послали известие Мансуру-вали в Илгин. Просят помощи против имперцев. Ибрагима-вали заставили объявить о независимости Хизара, но он сумел отправить надежного человека. А Мансур-вали сообщил мне, мои подчиненные уже в пути.
– Полагаете, наместник Ибрагим не перешел на сторону Балтрейна? – спокойно спросил Заганос.
Это уже обнадеживало. Хотя он по-прежнему считал, что пока рано делать окончательные выводы.
– Что такого они могли ему предложить, чтобы он добровольно им служил? – Адам-вали пожал плечами. – К тому же в Империи никто никому ничего не дает просто так. Знавал я на рудниках одного человека, когда-то он был управляющим в поместье у дворянина в Германской провинции. Генрих очень завидовал своему лорду, часто думал, отчего бы самому не стать хозяином в поместье. Ведь и сам был не совсем простолюдин, незаконный сын какого-то то ли герцога, то ли графа. Вот и согласился подделать доказательства, якобы лорд причастен к государственной измене. От лорда избавились. Убили всю семью. Даже маленьких сыновей. Но Генрих ничего из обещанного не получил. Так на рудниках голову и сложил. И думаешь, балтрейнцы выполнят то, что обещают турку? Если они и соотечественником могут пожертвовать без всяких сожалений. А у Ибрагима-вали есть голова на плечах, он должен понимать…
