Текст книги "Всё будет! (СИ)"

Автор книги: Цвет Морской

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

– Я – работать. Потом расскажете, – будто уже не совсем "стерва" упорхнула к себе.

– И что это за совещание с недружественным нам отделом с утра пораньше?

На самом деле мне было безразлично, но захотелось поддеть их. Удалось – замялись и быстренько рассосались по своим рабочим местам. Люба болеет и сегодня у нас чисто мужской коллектив. Работаем молча, никто не выходит из комнаты (курить бегает одна Люба).

– Сергей Викторович, а вы уже отдали свой отчёт по "Звезде" Ру... Анатолию Николаевичу?

– Ром, с чего вдруг такие церемонии? Заболел? Отдал на прошлой неделе. Что-то пропустили или появились новые данные?

– Нет-нет, Сергей Ви... Нет, Сергей, всё в порядке. С утра заходил шеф, интересовался тобой. Вот я и подумал, что это по поводу отчёта, что ты не сдал.

– Он спрашивал что-то конкретное?

– Нет, Серёг, ничего конкретного, просто поинтересовался, будешь ли ты сегодня в офисе, – включился в наш диалог Юрка.

– До обеда буду здесь, после – Рубероид послал по торговым точкам, тем, что мы наметили раньше, как контрольные. Потом – сразу домой.

– Может до того, как уедешь, зайдёшь к Никодимычу?

– Думаешь надо, Юр? Он же не просил зайти, – мне кажется или они действительно пытаются меня уговорить зайти к шефу. Смотрю на одного, потом на другого: Ромка явно посылает глазами какие-то сигналы Юрке – конспиратор хренов.

– Серёг, просто зайди и всё. Тем более, что ты в отпуск собираешься, его всё равно надо согласовать, прежде чем заявление писать.

– Если вы вернётесь к работе и оставите меня в покое, то схожу.

За двадцать минут до обеденного перерыва я, взяв бумаги и на всякий случай планшет под многозначительные взгляды двух слишком подозрительных сегодня субъектов выхожу из комнаты.

Кабинет шефа. Стучу.

– Да.

Никодимыч, как обычно, "висит" на телефоне – сразу на двух. Я уже не раз замечал, если шеф в кабинете, то он всенепременно хотя бы по одной трубе, но разговаривает.

– Заходи, Сергей, сейчас.

Пока он решает свои вопросы, как я понял и личные, и рабочие одновременно я оглядывал кабинет – давненько я здесь не был. Новые жалюзи, огромный комнатный цветок, что раньше стоял при входе, теперь стоит за Никодимычем у окна. Любовался я обстановкой минут двадцать.

– Сергей, у тебя вопрос какой-то?

– Я по поводу отпуска...

– Да, действительно, ты же самый первый уходишь из отдела обычно. С отпуском разберёмся. Хорошо, что ты сам зашёл, я и сам хотел с тобой поговорить. Дело вот какое... – запела, заорала дурным голосом третья трубка в ящике стола.

– Да. Зачем? Хорошо... – закрывает динамик рукой и смотрит на меня. – Извини, ну никак без меня не может выбрать настольную лампу. В магазине стоит, растерялась...

Никодимыч минут пять мычит что-то одобряюще-поощрительное в трубку. Если так пойдёт и дальше, то я не успею сделать всё, что запланировал на сегодня.

– Сергей Викторович, вы давно работаете у нас в фирме, – шеф снова вернулся к нашему разговору, и его официальное обращение заставило меня напрячься. – В последнее время ситуация, складывающаяся на рынке, диктует нам свои правила, какие-то нас более-менее устраивают, а какие-то заставляют напрячься. Думаю, пора нам с вами поговорить вот о чём...

– Да, дорогая. Да, беж подойдёт, – конечно, разговор с женой – вне очереди.

Недоговорить фразу на таком месте! Вот, значит, что за стихийное собрание я наблюдал сегодня в нашей комнате – его тематика стала вырисовываться. Увольняет? Ну, что ж, значит, действительно пора двигаться дальше. И тогда и мне "рынок сможет что-то там надиктовать"...

– О чём это мы? А, твой отпуск! Когда ты планируешь? – Никодимыча, чувствую, совсем замордовала благоверная своим светильником – нить разговора потерял.

– Через неделю. В следующий понедельник. Я могу писать заявление?

– Да, пиши. Ты сейчас уезжаешь, как мне сказал Анатолий Николаевич?

– Да у меня несколько точек. Могу идти?

– Конечно. Серёж, тут вот какое дело, – я, уже было поднялся с кресла, и вновь пришлось опускаться в него. – А ты не думал как-то менять свою сферу деятельности?

– Честно говоря, нет. А у вас есть какие-то мысли на этот счёт?

– Давай вот как сделаем: ты сейчас уходишь в отпуск, гуляешь, потом возвращаешься и мы с тобой всё решаем. Идёт?

– Если речь не идёт об увольнении, то я не возражаю. Перед самим отпуском не хочется ничего нового обсуждать или планировать.

– В нашей жизни, Сергей, ни в чём нельзя быть уверенным на сто процентов.

И под это брошенную напоследок загадочную фразу выхожу из кабинета. Пока я шёл до машины, так и эдак прикидывал направление нашего будущего с шефом разговора. Что конкретно он хотел мне сказать –  непонятно, зато было ясно, что этот самый разговор напрямую вытекает из последних событий: порученного Любе договора, знакомства со "стервой-коброй" – Ольгой, моего разговора с начальником в коридоре. Но раз этот таинственный разговор отодвинулся на некоторое время, то я могу спокойно выкинуть его из головы.

А пока у меня три точки в разных концах города. Какая будет первая?

Сажусь за руль. Завожу машину. Какие планы?

Сначала надо заправиться. Причём срочно. Очень.

Зачем нужен бензиновый датчик – я знал это. Теперь я всегда знал, когда пора заправляться.

Заправка.

Заезжаю.

Свободная колонка.

Я – в машине. Не выхожу. Здесь работают заправщики. Вот и он. Пистолет, крышка бензобака.

Как обычно. Поехали?..

Давай!

Что-то я смотрю, сервис здесь хромает в последнее время. Персонал ведёт себя без должного уважения к клиентам. Этот вот, например, оставив пистолет и отойдя от бензобака, вообще навалился спиной на мою дверцу. Да-а... это не отсутствие уважения, это хуже – он просто нахал! Своими грязными штанами, бензиновыми ручищами касаться моей детки. Ещё и перчатки эти замызганные... Мне потом мыть машину прикажете?

Так нельзя, это надо прекратить. Немедленно! Хочу посмотреть этому нахалу в лицо. Но он стоит ко мне спиной, опершись на согнутую руку. Моё окно открыто. Смотрю на его кисть. Протягиваю руку, дотрагиваюсь до пальцев – едва вздрагивают. Не выдерживаю, стаскиваю перчатку – это безобразное недоразумение...

Молодец, хороший мальчик, носит: белый металл, плотное, чуть грубоватое переплетение... Я не мог не сделать подарок своей руке... этой... вот этой... носом по запястью, языком чуть сдвигая холодную змейку. Тогда был скандал, маленький такой торнадо, помню: "Я не буду это носить! Всё равно сниму!" Осмелел мой мальчик – зубки показывает. Он люто ненавидит разные "бабские", как он называет, штуки. Хорош я был бы с лепестками...

Надо было уговорить, заставить. Как? Сказать, что ещё никому я не дарил таких подарков? Не стал, хотя очень хотелось. Лучше по-другому и тоже правда: за подбородок, медленно, глаза в глаза, выдыхая в губы:

– Кир, это тебе. Пожалуйста. Сделай это для меня... – лёгкое касание губами, также, не отрывая взгляда.

Убедил. Хватило пары минут. Застегнул замочек. Вижу – недоволен. Хмурится. Отводит взгляд.

– Ты – мой! – пальцем по щеке, по губам. – Посмотри на меня, Кир.

Руку – к губам. Вылизываю, выласкиваю тонкое запястье. Сначала обходя полоску металла, потом по нему, снова вокруг... Как повод прикоснуться, как повод не отпускать. Смотрю в глаза – возбудился мой мальчик.

Первое время я проверял. Носит? Потом перестал. Не снимет. Вижу.

Этот браслет, удачно отрекомендованный мною как «серебряный», манок для меня, блажь. Мне необходимо видеть это. Это доказательство. Мой. Мой! Это взрывает быстрее поцелуев, сильнее секса. Мой. Только мой! «Я хочу видеть, что ты, Кир, демонстрируешь это всем и в первую очередь себе. Себе! Такому гордому, фантастически упёртому и только моему. Я хочу быть уверен, что ты сам понимаешь это и принимаешь».

Шевельнул пальцами... Ещё? Значит, тогда вот именно с этого местечка... потом по этой косточке... губами... языком...

Хорошо, что он загораживает меня своим телом. А если и нет, плевать. Я не видел его уже четыре часа. Я сходил с ума. Мысли только о нём. Вчера он...

Плавится и тянет в животе. Кажется, что от расползающихся липких спазмов расплавляется мозг.

Я вчера...

У него вчера снова были слёзы. Плакал...

Вчера...

Лучше не думать!

А сейчас – каждый палец по очереди. Ласково, сладко... Сдохну от желания. Но это здесь, сейчас, пока заливается в бензобак топливо, пока есть эти минуты. Посасываю указательный палец, ласкаю языком... Этот звук издал мой мальчик? Стон... еле слышно... Хочу видеть его лицо, приоткрытый рот... Нельзя, не сейчас... Но так хочется ещё раз услышать. Повторяю: оглаживаю языком, ласкаю... Не могу сдержаться, прикусываю, продолжаю облизывать...

Это мой Кира? Вчера он стонал по-другому. Хочу как сейчас. Хорошо – исправим, найдём, повторим... Плевать, что руки у него и правда воняют бензином, плевать, что сейчас он качнётся от моей дверцы и отойдёт к пистолету, как ни в чём не бывало, плевать, что не заговорит со мной, не посмотрит. Играется... Ладно, давай, мой мальчик.

Но сегодня вечером, Кира, я начну свои игры. Грубо и нежно, до одури, до твоего всхлипа, до задушенного крика. Хочу.

Как же долго до вечера.

Не сразу щёлкает крышка бензобака. Замешкался... Хотел подойти? Пистолет в колонку. Глаза за козырьком, чтобы ещё надёжнее – голова вниз. Ушёл. Вот ведь мелкая сволочь, даже не оглянулся. Ладно, я подожду до вечера. Припомню тебе, мой мальчик, твоё вызывающе безобразное поведение сегодня. Потому что сегодня будет до слёз. Я запомнил, как. Знаю. Записал на подкорку. Сегодня будет жёстче. Хочу! Ты – мой! Только мой! Если к утру это выветривается из твоей легкомысленной головушки, значит, буду регулярно напоминать тебе это. Каждый вечер.

Паркуюсь возле магазина. Выхожу. Что-то там с крышкой бензобака...

"ТВОЙ" – печатными неровными буквами ниже, под крышкой, пальцем, на пыльном боку моей детки... Значит, усвоил? Улыбаюсь: "Мой – нежный и податливый, своевольный и непокорный!"

Я обвёл эти чертовски важные для меня четыре буквы пальцем. А кто сказал, что это извинение? От порции вечернего воспитания я ни за что не откажусь.