Текст книги "Всё будет! (СИ)"

Автор книги: Цвет Морской

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

"Значит, вот о чём ты думаешь? Про возврат".

– Отдашь, как сможешь. Можно частями. Без процентов. Деньги не проблема – могу подождать сколько надо. (Правду ему знать не обязательно). Иначе бы не предложил, – придаю голосу ещё больше убедительности.

Кир ещё какое-то время внимательно изучал меня, потом кивнул и вышел из машины.

Юрка всё же поговорил со Славиком. Но ничего вразумительного не узнал. Парень тогда банально клеился к девице, а она, молча терпела, пока докуривала свою сигарету. «Стерва она!» – безошибочно поставил ей диагноз Славик.

Помогла Света. И как она узнаёт о том, когда Ромка в офисе, а когда работает в городе – вчера ведь она к нам даже не заглянула? Снова сидит у него на столе, болтает ногами: шепчутся о чём-то. Я несколько раз порывался попросить (пока вежливо) её уйти и не мешать нам работать. Хорошо, не успел.

– Сергей, вы действительно хотите стать заместителем нашего шефа? – сейчас я уже был готов к такому повороту, но всё-таки дрогнул – перестал делать пометки, ручка застыла в воздухе.

– Светлана, я не понимаю, почему уже второй человек в нашей фирме задаёт мне этот вопрос?

Она улыбнулась. Мне даже на мгновение показалось, что она не совсем "стерва". Девушка продолжала сидеть на столе у Ромки. Он внимательно посмотрел на неё, по-детски наделяя свой взгляд, будто незаметным для окружающих особым тайным смыслом. Я не горел желанием наблюдать за этими играми в гляделки и снова взялся за штудирование описи продукции наших заказчиков.

– Зам проговорился... – она смолкла, пытаясь подобрать другие слова – говорит, что ты подсиживаешь его.

Я уже догадался, что без Рубероида здесь не обошлось. В тот день, после оглушительного ухода из нашей комнаты "стервы-кобры" (новое прозвище лично для Ольги, лично от меня) я много думал и пришёл к выводу, что мой разговор с Никодимычем в коридоре, по поводу обучения Любы стал известен Рубероиду. То ли он сам его слышал, то ли ему передал его шеф, когда решил выяснить про "новый функционал" Любы – не важно. Но вывод, который сделал из него наш чёртов зам, меня удивил. "Вот как неожиданно может раскрыться человек!"

– Так вот почему он перестал к нам заходить? – оживился Юрка. – Ты хочешь быть начальником?

Юрка повернулся всем телом ко мне, по привычке опёрся подбородком на руку и приготовился ждать ответа. Я обвёл всех присутствующих глазами – всем было интересно, что я скажу. Правду?

– Я не планировал с боем прорываться в администраторы. Мне вообще идея становиться замом даже в голову не приходила, до того момента, как я в первый раз услышал это от... от вашей коллеги, Светлана. Хотя не могу отрицать, что было бы совсем неплохо перейти на новую ступень карьерной лестницы – пора. Но я ни с кем на эту тему не разговаривал, даже не намекал. А уж на место Анатолия Николаевича никогда не претендовал: ни сейчас, ни раньше, когда он у нас ещё даже не появился. Засим считаю разговор оконченным и тему закрытой. Предлагаю всем вернуться к работе. Светлана, вы не возражаете?

Девушка поджала губы, по-амёбному сползла со стола, прошествовала к двери...

– Светлана, если это не противоречит вашим убеждениям, то я буду вам даже благодарен, если вы передадите наш разговор своей... как там?.. Ольге, верно?

Дверь закрылась.

Юрка продолжал пялиться на меня:

– Ну, ты силё-ё-о-он, курилка! Значит, правда? Рубероид тебя теперь живьём съест!

– Давайте работать. Не съест, не переживай. Люба, а ты как, кстати, отчиталась по договору?

– Он выслушал меня молча и отпустил. Ни одного вопроса не задал, а я так боялась, что не смогу на какой-нибудь ответить... А вдруг тебя наш уволит? – Люба со страхом смотрела на меня, округлив глаза.

– Не думаю, что Никодимыч уволит меня. И хватит уже об этом.

Пора было залить бензин. Кира я не видел уже пять дней. Шеф завалил бумагами так, что все силы уходили на работу и на дорогу домой. Пару раз, поздним вечером, возвращаясь к себе, всерьёз подумывал заехать в ближайшую подворотню, откинуть спинку сиденья и заснуть. А уж ехать на заправку и терпеть холодность Кира, было совсем невмоготу. Я почему-то не сомневался, что даже деньги, которые он получил от меня пять дней назад, не заставят его быть со мной любезнее. С одной стороны это радовало (не дешёвка!), а с другой стороны если Кир будет вести себя со мной как обычно – словно с абсолютно чужим человеком, то я могу всё испортить: я действительно очень уставал все последние дни и мог наговорить лишнего.

Утро. Третья колонка. Кир.

– Ты сегодня вечером занят? – он, оставил пистолет в бензобаке моей детки и подошёл ко мне.

С самого начала из машины я решил не выходить, думая, что Кир и глаз на меня не поднимет, а вот сейчас жалел, глядя на него снизу вверх. Он стоял вплотную к моей двери и отодвигать его, чтобы выйти, казалось лишним.

– Нет. "Даже если и был занят, то всё равно был бы свободен для тебя. Но тебе незачем это знать".

– Я приеду к тебе. Поговорить, на счёт долга, – он коротко побарабанил по крыше машины пальцами. Я так и видел их, на горячем от солнца железе: не слишком тонкие, длинные, сначала, будто в рассеянности, поглаживающие металл, потом, словно очнувшись, приходя в себя и становясь требовательнее, настойчивее, наглее... я сглотнул. Я так ясно видел каждый его палец: небольшие суставчики, круглая пластинка ногтя. Прикоснуться к каждому, проследить губами, языком от каждого выпуклого кругляша косточки, начиная с ладони до самого кончика. Взять в рот, поласкать языком, посасывая... Отпустить, пока... Потом на кисть, туда, где венки расходятся веером, носом, вжаться, продышать дорожку чуть выше, перевернуть ладонью вверх. Впиться губами, будто зубами впиться в запястье. Вдохнуть от кожи влагу. Влагу от меня, моих губ, но с его запахом... Я хотел его. Шлюха? Плевать. Я устал бороться с собой!

– Хорошо. Я дома буду около восьми. Германа 15, корпус 2, квартира 47, – теперь, главное, выдержать. Выдержать его взгляд, когда сам еле дышу, еле могу смотреть на него...

– Буду. В девять.

Кир легко отталкивается от крыши машины, рука скользит вниз, по моей дверце... Та рука, которую я только что всю уже издышал, изласкал. Он, приблизившись вплотную к открытому окну, становится ближе ко мне, к моему лицу, потом чуть наклоняется, расстояние сокращается ещё больше... Смотрит, улыбается, и я снова вижу кончик его языка, что едва обводит губы. Намёком, небрежно... Как тогда, в первый раз, когда я предложил подвезти его.

Я как зачарованный смотрю на него. Что-то надо сказать? Нет слов, нет мыслей, что их рождают. Я перетёк в его губы, язык, рот, я перетёк... бы. Но он только хочет отдать долг. И я глядя на него такого, понимаю как.

Кир ещё раз, но уже сильнее отталкивается от моей машины и возвращается к пистолету.

Вынув его из бензобака, слегка машет мне рукой. Другой рукой, которую я ещё не успел...

– До вечера, – еле слышно, когда проходил мимо моей дверцы.

Он ушёл. Что-то вокруг меня, в машине, на лице... Что-то липкое, вязкое. Хочется содрать это ногтями, содрать воздух, потом кожу с лица, содрать с себя свои чувства, что остались после его улыбки, после картинки его полуоткрытых губ. Поднимаю руки к лицу, несколько раз остервенело провожу по нему. Не помогает. Трогаюсь с места. Отъезжаю подальше от заправки, паркуюсь, откидываю спинку своего кресла. Лежу.

"Он придёт ко мне сегодня".

Спинку сиденья вверх – Кир придёт сегодня ко мне домой! Он собирается заплатить мне свой долг! Так, как... как привычно для него.

Я его получу? Получу его в уплату долга. Получу всё то, что не хочет быть моим. Я умный, я уже понял – не хочет. Но он придёт. Это будет конец. Он поставит точку в том, чего не будет.

Биться головой о руль, стойку, чтобы вытрясти, выбить всё это. Мои желания, мечты о нём...

Сглотнул, ещё раз сглотнул... плохо получается.

Люблю.

Не могу так! Но по-другому не будет! Он за этим и придёт.

Глава четырнадцатая

Еду. Впереди целый рабочий день. Как выдержать?

Мне было плохо: я словно плыл, колыхаясь в удушливом мареве. Вязкое и мерзкое нечто обволакивало, постепенно просачиваясь по капле, заполняла сердце. Каждый удар, как подвиг, каждый вдох, как последний. Дотянуть до вечера...

Нет. Не получится. Надо постараться забыть. На несколько часов забыть.

Сашке я так и не сказал о нём. Не смог. Он, конечно, всё знает про меня...

Не то.

Я не хотел признаваться ему в собственном бессилии.

Нет, снова не так.

Кир значил слишком много, чтобы растрачивать его имя, его слова, поступки в серых, бытовых разговорах с кем бы то ни было. Кира мне самому не хватало, чтобы ещё с кем-то делиться.

"Там царь Кощей над златом чахнет..." Ухмыляюсь. О чём я? Его и так не было у меня: злато моё невозможное...

– Сашка, привет. На работе?

– Так 10 утра – работаю. А ты где?

– Только еду. Саш, нужна помощь.

– Судя по голосу, проблемы?

– Саш, давай без твоих вопросов. Я их сегодня задавать буду. Лады?

– Что-то не нравится мне это. Набери минут через 15. Я выйду на улицу, там нормально поговорить сможем.

Сашка – логист. Когда грузовики всех мастей, фуры без перерывов – одна за другой, то ему и вздохнуть некогда. Значит, сейчас у него временный штиль, раз сможет выйти со склада. И я успею как раз до работы доехать за это время – опаздывать ещё больше не хотелось.

– Готов? – перезваниваю.

– Давай. У меня есть 10 минут.

– Совет нужен. Представь, что ты познакомился с девушкой. Она для тебя – одна. Навсегда. Первая и единственная. Нормально пока, понятно?

Чтобы не вдаваться в лишние подробности, надо зайти с другой стороны. Но не слишком ли я загнул: "одна", "навсегда"... Романтик хренов! Зато – доходчиво.

– Пока – да, продолжай.

– У тебя один вечер, чтобы произвести на неё такое впечатление, чтобы она поняла, что она для тебя – навсегда. Как это сделать?

– Вечер, как я понимаю, сегодня?

Вот за что я люблю Сашку – без ненужного сейчас стёба и чётко по существу.

– Да, неожиданно так получилось.

– Здесь как... Для меня большой разницы нет: девушка "на раз" или "навсегда". Хотя, нет. Секс. Если "навсегда", то можно "работать" и в удалении от горизонтальных поверхностей – чтобы не форсировать. А вот если "на один раз", то веду в свою квартиру или едем на травку (ты – знаешь). Короче, надо выбрать место, а дальше...

– Всё серьёзно, Саш.

– Понял, понял. Цветы. Много – океан цветов. Но здесь надо знать, какие любит. Дальше – спиртное, но только для разгона, по бокалу. Шампанское. Или вино. Что пьёт?

– Саш, цветы..., ты понимаешь... – я мнусь, не хочу говорить про Кира уже не из-за жадности, а из-за суеверия, как будто тогда что-то нарушится и пойдёт не так.

– Не любит цветы? Бывает. Тогда – игрушки. Годится любой знак внимания. А вот украшения – ни за что! Прямой подкуп на секс. Нам ведь это не нужно. Правильно понял?

– Не нужно... – вяло соглашаюсь я.

– Нет, Серёг, подожди, ты её завалить хочешь или всё-таки – "на всю жизнь"? Ты задачи ставь точнее!

Дотошный ты наш. Я начинал жалеть, что позвонил:

– Боюсь, как бы не наброситься мне, как увижу в своей квартире. Не сдержусь.

– В узел, двойной...

Это лишнее сейчас, не про то разговор. Перебиваю его:

– Саш, секс сексом, давай вернёмся на "произвести впечатление".

– Делаешь акцент на твоей хвалёной галантности (если ты хочешь, Серёг, то у тебя отменно получается) и соответствующей обстановке – всё должно быть по максимуму красиво. Ты сказал, что будет всё у тебя? Правильно?

– Да.

Чем больше мы сейчас об этом говорим, тем меньше я верю в свою затею. Кир придёт отдавать долг, собой. И я... возьму?

– Лепестки на кровать, розовые... Нет, мы без секса, забыл. Лепестки на пол, от двери до столика с шампанским. А дверь в спальню закрыть, гвоздями забить. Серёг, а ты опять решил метнуться... я думал... – Сашка споткнулся, замолчал. – Это я отвлёкся. Извини. Да, и никаких отбивных или лобстеров каких-нибудь. Фрукты, шоколад. Ну и потребуется твоя неотразимость как мужика, умного, предупредительного и воспитанного.

... и я буду его "завоёвывать"... а потом всё-таки – брать? Бредовей идеи у меня ещё не было. Зачем я затеял всё это? Киру нет разницы с кем. И чего я, как... Он же...

Ослепительное бешенство толкнулось в груди, стало подниматься к горлу. Я физически ощущал, что если ещё хоть минуту продолжу в том же ключе – "на всю жизнь", "одна... тьфу ты, ...один в этом мире", то меня вывернет едкой желчью отвращения к самому себе прямо на приветливый оранжевый коврик перед входом в наш офис. Хорош подарочек Рубероиду будет. Его мерса я на стоянке не заметил, когда парковался сам. Значит, аккурат подгадаю.

– Лепестки, говоришь? – теперь я знал, что сделаю.

Желчь чувствовалась уже на языке. Быстрым шагом в дверь, по коридору до кулера – два глотка в качестве скорой помощи хватит.

– Обязательно лепестки. Две потом сами прыгнули на меня, как мартовские кошки после этих лепестков, не знал, как развязаться с ними потом. Серёж, прости, больше не могу, машина шефа... побегу.

«Значит, придёшь расплачиваться, Кир? Ладно, хорошо. Сделаем, как напрашиваешься. Я всё подготовлю именно для отдачи долга, чтобы ты... Чтобы я выкинул тебя, наконец, из головы. Чтобы, наконец, получилось. Тебе ведь не привыкать. Хотя, думаю, что лепестков у тебя ещё не было. Растёшь, Кир, уровень повышается». А что, сто тридцать за раз для мальчика с заправки – это переход на более высокий уровень... в «мастерстве»...

Сейчас вывернет! Наливаю целый стакан воды. Залпом. Успел. На коврик было бы не так оригинально, как около кулера. Новые клиенты, если таковые запланированы на сегодня будут безмерно рады натюрморту.

На работе я работал. Почти.

Опять заходила Света, бросала на меня какие-то странные взгляды. Юрка всё куда-то бегал. Я ни во что не вникал. Занимался своим. Заказал лепестки по интернету. Не думал, что такое возможно: лепестки к вечеру, на дом. За срочность пришлось доплатить. Пьёт ли Кир? Если пьёт, то что? Решил купить по дороге домой и брют, и вино. Заодно – фрукты и шоколад.

Выходил пить в холл – бесконечно. Тошнота не отпускала. Люба не удержалась, хихикнула, видя мои мучения с нескончаемыми пластиковыми стаканчиками: "Селёдкой всю ночь питался? А может, влюбился?" Я не реагировал.

Наверное, в первый раз за последние несколько лет ушёл с работы пораньше, отпросившись. Мне надо было подготовиться ни сколько с декорациями (хотя это тоже), а сколько морально. К слову, Никодимыч дар речи потерял, когда я озвучил свою просьбу. Долго молчал и смотрел на меня, пытался понять, что это за слова я сейчас произнёс: "пораньше" и "уйду". От меня он их слышал в последний раз о-о-очень давно. Очнувшись, шеф предложил и завтра не приходить: "Раз такой случай"... и... подмигнул? Я с застывшим лицом кивнул ему и вышел из кабинета. Мне вот так вот запросто, без единого намёка или просьбы дали отгул на завтра? Тем более что слово "отгул" в моём лексиконе вообще не наблюдалось. А ведь Никодимыч действительно был не хило так удивлён моей просьбой, потому, что, будучи поклонником субординации, он не отослал меня к Рубероиду (ведь только он может отпускать или не отпускать меня с работы, как мой непосредственный).

Дома я появился с пакетом фруктов, коробкой дорогущих швейцарских конфет. Я не знал, к чему привык Кир за время своей «второй» работы, но упасть в грязь лицом не хотелось. Себе купил плитку обыкновенного горького шоколада, моего любимого. Когда спектакль закончится, я буду им питаться – вряд ли после всего в меня полезет что-то другое из съестного.

С обеда пошёл ленивый неясный дождь – вроде есть, а вроде и нет. Но обойдя несколько магазинов, я вымок. Переодеваюсь. Сушу волосы полотенцем.

Значит, мизансцена такая: гипертрофировано и гротескно, грубыми мазками будем разыгрывать сцену "купли-продажи". Отчаянно хотелось ткнуть Кира носом в его "заработок"! Нет, даже не носом – всего окунуть в это дерьмо. Пусть наестся досыта.

Квартиру особо убирать не пришлось – чисто, повесил в шкаф пару рубашек со стульев и вытер пыль с мебели. Потом сидел и слепо пялился в телевизор. Не включал. Зачем?

В девятом часу привезли запечатанную коробку с лепестками. Хорошо, что не опоздали. Странно, коробка оказалась тяжёлая.

Итак... Столик в гостиной сервирован, шампанское охлаждается. Всё. Сейчас раскидаю лепестки. Только схожу на кухню попить. Тошнота так и не проходит, скорей бы уже всё закончилось. В животе, как огромный булыжник ворочается.

А что девушки делают с этими лепестками? Ну вот, лежат они под ногами или на кровати, и что? Просто, для красоты, что ли? Я сидел с распечатанной коробкой на коленях и перебирал пальцами бархатные нежные лоскутки. Они приятно холодили пальцы. Отпустило немного.

Сейчас придёт Кир (десять минут до девяти осталось) и... Одна мысль о том, что я смогу прикоснуться к нему, к его рукам, губам... Губы. Да, к губам... Зарываюсь в коробку руками глубже. Приятно... Начинаю горстями подцеплять порции разноцветного живого конфетти и словно "солю" пространство возле себя.

Губы Кира... Они... Да что не так с губами-то? Его язык, что облизывает их. Я буду сам облизывать его губы. Я буду...

Стоп! Кир сегодня облизывал свои губы, склонившись около дверцы моей машины. Он делал это и в тот раз, когда я хотел его подвезти. Он... Он и так ждёт, что я затребую его самого, в качестве уплаты. Он готов, он сам собирается! А я? Банально до рвоты, той самой, что преследовала меня весь день... я буду тем самым папиком, который снял себе мальчика и всё это... Обвожу глазами декорации. Как-то телескопически точно вижу каплю воды, повисшую на виноградинке, свисающей с тарелки с фруктами: она уже достаточно накопила веса, чтобы через мгновение, блеснув в свете люстры, соскользнуть на полированную поверхность. Стол – сервирован. Всё готово! Я всё приготовил, чтобы Кир...

Тру лицо, мыслей нет. Это конец! Пытаюсь стереть с лица что-то липкое, вязкое, то, что сегодня просочилось в мою машину, в меня, когда он стоял возле окна и улыбался. Языком по губам... Вот оно!

Твою мать! Я – тупой идиот!

Он же и ждёт, что я куплю его! Как все остальные!

Нет!

К чёрту лепестки, к чёрту шампанское, к чёрту фрукты, конфеты.

Падаю на пол, на колени... Быстро! Начинаю руками сгребать все эту мерзкую, холодную розовую чешую. Эх, мне бы веник. Быстрее, быстрее, обратно в коробку. Остатки загоняю под ковёр ногой. Столик – в спальню, на место. Бутылки – под ключ, в бар. Фрукты и всё оставшееся – в холодильник.

Оглядываю комнату: ничего необычного. Никаких подготовок к празднеству очередного падения души не видно: человек банальнейшим образом пришёл с работы домой. А сейчас я сяду в кресло и включу плазму. Когда он придёт, я даже выключать её не буду.

Ещё раз оглядываю комнату – порядок.

Ранее указанный в программке спектакль отменён. Вместо него объявлен другой. А декорации на сегодня – это отсутствие декораций.

Сегодня Кир будет говорить о долге. И я буду говорить с ним о нём. Говорить! И только. Голая сцена – это современно. Мой авангардный спектакль с минимумом бутафории сейчас начнётся. Звонок. В моём театре только один звонок перед представлением и он только что был.

Иду к двери, выравниваю дыхание.

Хоть я и талантливый актёр, но это мой первый выход в этом спектакле, поэтому волнение вполне допустимо.

Открываю. Кир.

Пунктуален. Улыбается, но видно, что не в своей тарелке. Не привык ещё, мальчик?

– Привет, – стаскивает свои кеды. Поднимает голову на меня – ни капли смущения. Волнение есть, но смущения, стыда – ни капли. Киваю на его приветствие и другим кивком в сторону комнаты приглашаю пройти. Идёт за мной.

– Садись, – поворачиваюсь к нему и показываю рукой на кресло.

Плазма что-то вещает про какие-то события. Новости – хорошо, нейтрально. Давай, Кир, твой ход. Садится в кресло, смотрит на меня. Как изучает. Вроде и улыбается, но как-то смазано. Не по себе? Что дальше? Стою, смотрю на него.

"Первый акт начался. Это деловое свидание, почти – переговоры. А паузу держать не буду, он может решить, что это намёк".

Я – спокоен. Даже тошнота исчезла. Верный признак того, что всё делаю правильно:

– Ну что, к делу? – Кир продолжает сидеть в кресле, всё также смотрит на меня и молчит. – Ты хотел поговорить? – напоминаю или констатирую я. – Или уже деньги принёс?

Его взгляд слегка изменился – он задумался.

"Давай мальчик, давай, шевели мозгами, хотя тебе это всё равно не поможет – я сегодня и вечером аналитик, подработаю слегка. Сашка не узнает". Я наслаждался своей игрой: только деловой интерес в глазах, сухость и отстранённость в позе, в движениях. Руки сплёл на груди, не отрывая глаз от лица Кира, делаю пару шагов назад и облокачиваюсь на стол: актёры не должны находиться долго в статичных позах, зрители могут заскучать.

Я видел, как всё растеряннее становится Кир. Не ожидал? Но к кульминации переходить ещё рано.

– Ну, так?

– Принёс, – Кир окончательно смешался и я едва услышал, что он сказал, настолько это прозвучало тихо.

Я оттолкнулся от стола, прошёл в своё кресло напротив плазмы, почти с размаху плюхнулся в него, будто уходя с головой в очередной репортаж кого-то там откуда-то там... Через пару секунд, не поворачивая головы к Киру, через плечо:

– Принёс? На стол положи. И дверь за собой захлопни сам, пожалуйста, – вот так, без эмоций, без сантиментов.

Тишина. Он, по всей видимости, так и продолжал сидеть в кресле. Как же я хотел посмотреть на выражение его лица! Но нельзя. Идёт сцена деловых переговоров. А в переговорах – кто кого.

Если я сейчас разыграю всё верно, то получу его.

Спит с мужиками за деньги? Так пусть это буду я! Мне уже всё равно. Я мог жить, зная, что он где-то там, далеко от меня, вставляет пистолеты в чьи-то чужие тачки... Вставляет. Но, что кто-то вставляет в него... Это было слишком! Это смерть. Каждый раз, как представлю – он уходит с кем-то, чтобы...

Я буду содержать его, если ему это надо. Но надо всё верно сыграть. Чтобы он понял...

Тишина давила, она, казалось, заглушала даже работающий телевизор. За моей спиной ничего не происходило. Ну что ж, а вот теперь пошла финальная сцена:

– Если не принёс, то я могу подождать. Проблем нет, – я начал подниматься с кресла, щёлкнул пультом. И-и-и, вот оно... – Кир, я за сегодня устал. Если у тебя всё, то давай закончим, – выхожу из комнаты.

Так. Теперь на кухню. Двери открыты – ему всё слышно – щёлкнул электрическим чайником. Захлопал дверцами. Так. Главное с шумами за сценой не переборщить. Замер. "Раз, два, три..."

– Кир, входную дверь захлопни, как будешь уходить, – это я ему, чуть повысив голос, "докрикиваюсь" до комнаты, вроде как вспомнив о нём. И после закрываю кухонную дверь.

Всё. Занавес.

Сердце билось ровно. Почти.

В квартире тишина, будто и нет кроме меня никого.

"Кир, мальчик, на поклон я не выйду, не жди".

А сыграно отлично. Даже Сашке, ценителю эффектных сцен понравилось бы.

Вот и щелчок – захлопнулась входная дверь.

*А.С.Пушкин. Руслан и Людмила.

Глава пятнадцатая

Теперь дело во времени. Я не знал, приносил ли он действительно деньги или изначально шёл "продаваться". Главным было другое – мне осталось только протянуть руку. Да ещё одна малость – выбрать момент.

"Кир, дурашка, тебе не сбежать от меня. Твои руки, губы... Ты вынес мне мозг! Возможно, ты ещё не понял, но всё уже решилось сегодня: у меня всё будет! Будет так, как мне надо. Тебе придётся подчиниться".

Я приходил в себя на кухне ещё некоторое время. Действительно выпил чай. На сегодня мне было достаточно. Хотелось расслабиться и лечь. Плевать, что только девять. Всё решу и обдумаю завтра, а пока – душ и сон.

Нацепив на себя полотенце, я вышел из ванной комнаты. Я любил большие полотенца, которые можно было обкручивать вокруг себя два раза – крепко, надежно. Мне нравилось какое-то время ходить так по квартире, не ожидая, что от каждого моего шага махровые недомерки могут свалиться. Вторым полотенцем я взлохмачивал волосы.

Прошёл в комнату. Лежат.

"А ты не прост, мальчик-Кир!"

На столе – деньги: едва возвышающиеся стопочки по пять тысяч и одна стопка тысячных купюр. "Так вот, почему ты так долго не уходил, – я хмыкнул, погладив ближайшую ко мне пятитысячную купюру, – ты это всё красиво раскладывал!"

Пересчитывать? Не-е-ет. Здесь всё, что он мне был должен. Уверен.

Мысли засуетились, забегали... Так, теперь сложнее или проще? Придётся чуть изменить план. А он у меня был? Нет, дальнейших ходов я пока не продумывал. Ладно. Не впервой. Высплюсь и выстрою, примерюсь, просчитаю. Всё будет именно так, как мне надо, пусть и чуть позже.

В дверь позвонили. Раз, ещё раз. Вот Сашка, идиот, и угораздило тебя заявиться ко мне так не вовремя. Он нередко вот так заваливался ко мне без звонка. Просто так, по настроению.

Проходя мимо ванны, закидываю туда полотенце – голова почти сухая. Сейчас надо выпроводить этого... Уже и стучит, вот нетерпеливый! Прости Саш, но сил у меня нет ни на что. Продолжаю ерошить волосы, открываю.

– Ты? – моя рука застыла в голове.

На пороге запыхавшийся Кир.

– Забыл чего?

– Ты... зачем... – воздуха ему не хватает, но он всё равно силится что-то сказать. Губы белые. Бегом бежал по лестнице, что ли? А на лифте – не судьба?

– Если ты передумал и хочешь забрать деньги, то они всё там же – возьми. Мне не к спеху... – не успеваю закончить.

Кир шагает в квартиру. Потом делает ещё шаг ко мне и лихо впечатываясь своими зубами в мои губы, начинает целовать... Скорее от неожиданности, чем от его напора делаю шаг назад. Он как-то суетливо вскидывает руки мне на шею, притягивает к себе: сам чуть не упал или боится, что я уйду?

Это вот что такое? Почему актёров не предупредили, что время второго акта подошло. Кстати, а разве в этом спектакле было не одно действие? И с каких это пор зрители имеют право решать что-то за режиссёра? Или я чего-то не знаю?

Он вжимается в меня всем телом, царапая мне грудь молнией на своей ветровке. Целует. Зажмурился, ресницы дрожат... Страшно? С чего бы это?

Понимаю, что продолжаю стоять истуканом: не только на поцелуй не отвечаю, и даже не дотронулся до Кира руками.

Чувствую, как его мышцы, всё тело гудит, вибрирует. Мальчик, что с тобой?

Что это? Это Кир? Прислушиваюсь: он тихонько скулит, постанывает в мои губы, не прерывая своего невразумительного, комканого поцелуя. Необыкновенные ощущения. Наверное, так целуются впервые. Впервые... Первый раз?

От этой мысли меня качнуло назад и, наконец, очнувшись, я поднимаю руки и берусь за распахнутые углы его ветровки. Чтобы усилить захват, крутанул края ткани на руки, сколько было возможно, и стал оттягивать Кира от себя – мне хотелось посмотреть ему в лицо, найти подтверждение.

Почувствовав, что я рву его от себя или может, наконец, поняв, что я ни одним движением не ответил ему на этот его порыв, Кир распахнул глаза и отпрянул. Резким движением, как будто сорвал руки с моей шеи и отступил. Слишком далеко... Не пойдёт! Теперь я рванул его к себе. Ветровку не выпускаю.

"Хочешь уйти? Н-е-ет! Не дам! Ближе, Кир, ближе. Хочу посмотреть на тебя..."

Не отрывая глаз от моего лица – как на аркане я притянул его за ветровку ближе – он застыл передо мной. Губы уже не белые – покраснели, чуть припухли, на скулах появились два розовых пятнышка. Выпутав одну руку из тканевого захвата, я взял его за подбородок и чуть вздёрнул ему голову вверх. Словно опомнившись, он попытался спрятаться от моего взгляда. Но я твёрдо держал его лицо, изучал, сканировал.

Наконец, Кир не выдержал: зажмурился, замотал головой, пытаясь вырваться, упёрся ладонями мне в грудь, силясь оттолкнуть. Я старался удержать его на месте за полы ветровки, но уже одной рукой. Неудобно. Но я уже увидел всё, что было нужно – выпускаю его лицо. Это, действительно, впервые? Как же... Как же я сразу не догадался, идиот я озабоченный! Он влюбился... Даже не смог уйти – вернулся.

"Сам пришёл. Настолько потерял голову? Настолько не контролируешь себя, что даже не стесняешься того, что совершенно не умеешь целоваться?.."

Кир сильнее рванулся из рук, благо я держал его одной рукой: второй конец ветровки я выпустил и он чувствовал себя чуть свободнее.

"Не-е-ет, глупышка, не выйдет, даже не думай!"

Он вывернулся насколько мог и теперь, стоя спиной ко мне, напротив открытой входной двери (мы так и не закрыли её) извивался всем телом, пытаясь скинуть мою руку и одновременно, стягивал с себя ветровку, чтобы уж наверняка освободиться. Я перехватил его за пояс джинсов свободной рукой, и, затормозив тем самым на мгновение его телодвижения, плавно притянул к себе, прижал, но только для того, чтобы он перестал дёргаться.

– Ш-ш-ш-ш... Тихо-тихо... т-с-с-с-с-с... – я прижал свои губы к его уху.

Он затих, и я стал тихонько покачиваться, успокаивая, убаюкивая его.

– Ш-ш-ш... Всё хорошо... Я ничего тебе не сделаю... Ш-ш-ш-ш...

Я, наконец, выпутал вторую руку из ветровки и, обхватив Кира ладонью за шею, стал ласкающими движениями пальцев поглаживать пульсирующую венку, вибрирующий кадык... Я двигался вверх, вниз, кружил на одном месте, едва касаясь, перебирал пальцами по его коже.

Как же он пах!.. Наконец, я смог зарыться носом в его волосы, вдохнуть. Как же я хотел это сделать той ночью, в машине!

Кир совсем перестал вырываться, замер, обмяк под моими руками. Я пальцами по движению кадыка ловил его судорожные глотки-вдохи.

– Нормально всё? – я выдохнул вопрос ему в волосы.

Дождался невнятного движения головы. Будем считать, что это было – "да".

Я по-прежнему тихонько укачивал его своим телом. Обволакивал, словно колыбельной:

– Ш-ш-ш-ш... Ты – молодец. Ш-ш-ш-ш-ш-ш... Всё хорошо...

Через какое-то время, мне показалось, что Кир как будто откинулся, опёрся на меня телом.

Пора!

– Кир, скажи мне, – так же тихо, так же укачивая ещё и голосом. – Это впервые?

Он снова напрягся. Откинувшуюся было на моё плечо голову, поднял. Кадык под моими пальцами дёрнулся. Я продолжал гладить его шею. Теперь и другая моя рука, до этого просто лежавшая у него на животе, стала тихонько двигаться, поглаживая. Прошло ещё какое-то время. Я ждал. Знал, что он ответит. Мне это даже было и не нужно – я всё уже увидел в его глазах раньше. Но пусть его ответ будет первым шагом ко мне, без игр и пряток.

– Кивни, если так...

Если бы моя рука не лежала у него на шее, то я вряд ли понял, что это за движение, но я почувствовал, словил его – Кир кивнул.

– Я сейчас отпущу тебя. Хорошо? И ты сможешь уйти, если хочешь. Если нужны деньги – забирай, – под рукой снова дёрнулся кадык. Кир молчал и не двигался. – Отпускать?

Продолжаю поглаживать его по шее, под другой рукой чувствую, как сокращаются под рубашкой мышцы на его животе. Я сразу бы разжал руки, отпустил – дверь до сих пор открыта, только сделай шаг, но Кир не двигался и молчал. Точно знаю, чувствую, что он этого не хочет, но мне снова нужен ответ. Нет, не мне, а ему самому нужно решиться, чтобы стало ему ясно, что он САМ захотел остаться, а не я вынудил его, уговорил, запутал. Я снова вдохнул запах от его волос: