Текст книги "Всё будет! (СИ)"

Автор книги: Цвет Морской

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– Отпускаю...

Не спеша, продолжаю вести по животу рукой и в конце своего движения убираю её. Кир всё также стоит, прижавшись спиной ко мне. Убираю вторую руку с шеи. Напоследок также проведя пальцем до ямки между ключицами. Кир не двинулся. Стоим. Он вообще хоть почувствовал, что я не держу его больше?

– Ты как, Кир? Хочешь уйти? – я тихонько подул ему в затылок.

– Нет, – хриплый выдох, едва слышно.

Медленно-медленно возвращаю свои руки назад. Шея. Живот... но теперь не сверху одежды – рукой ныряю к телу. Живот дёрнулся и часто-часто заходил под моей ладонью. Медлю пару секунд и начинаю поглаживать в том же ритме, что и шею. Тихий стон-выдох. Поплыл мальчик.

– Не бойся, – не выпуская из двойного захвата (теперь не отпущу!) я стал полегоньку разворачивать его к себе лицом. Одной рукой переползаю с живота на спину – прижимаю к себе, а второй поглаживаю затылок, ерошу волосы и опускаюсь на шею, неспешно сходя пальцами вниз по выступающим позвонкам, как по лесенке. Потом вновь вверх по ступенькам-позвонкам, несильно массирую кожу головы. Снова вниз. Вверх.

Чуть отодвигаюсь, чтобы посмотреть на него – в глаза: "Да ты готов, мальчик". Нижняя губа подрагивает, пальцы теребят полы ветровки. Не выдерживает моего взгляда и опускает голову.

А вот теперь я не знал, что делать. Представление окончено, дальше роль не прописана. Если поспешу, то могу всё испортить.

Кир – мой. Так скоро... К этому я не был готов. Вот он – для меня. Мне. Весь.

Я чувствовал себя ребёнком, которого привели на конфетную фабрику и разрешили попробовать всё, что он видит.

Глава шестнадцатая

Входная дверь до сих пор настежь, мы так и стоим на обозрении всего этажа. Если кто выйдет – готовая картинка к мелодраме, но только для немногих избранных. Пытаюсь сделать шаг к двери, не отрываясь от Кира – давно пора закрыть её. Поднимает голову и непонимающе смотрит на меня.

– Дверь закроем? – почти шёпотом.

Улыбаюсь и прикасаюсь губами к кончику его носа.

– Да, – покраснел, опустил глаза и вжался в моё плечо лицом. И это вместо того, чтобы отодвинуться и дать мне закрыть дверь. Улыбаюсь, провожу носом по его волосам. Ладно. Делаем вместе ещё шажок и я, вытянув руку за его спиной, пытаюсь дотянуться хотя бы до ручки. Получилось, толкаю. Щелчок.

Шепчу ему в макушку:

– В комнату?

Кир кивает мне в плечо. Вжимается в меня всем телом. Совсем ребёнок... Он теперь от смущения вообще не отлипнет от меня? Словно сиамские близнецы перемещаемся в комнату, благо всего несколько шагов надо сделать. А теперь? Тащить его на уже привычном буксире дальше, в кровать? Не то... Испугаю. Не сегодня.

Стоим на ковре, точно над тем местом, куда я впопыхах заталкивал оставшиеся лепестки. Знак?

– И что же мне с тобой делать? – зачем-то произношу я вслух. Кир приподнимает голову удивлённо смотрит на меня. "Да-а... ты прав, глупость сморозил".

Разглядываю его. Так близко... Глаза... Радужка как дышит: то чуть расширяется, то сужается. Губы приоткрыты – чувствую, как воздух вырывается из них и легонько обдувает мне шею, подбородок. Пахнет... пахнет моим Киром. Лицо так близко. Хочу поцеловать его. Он не двигается, всё также смотрит на меня. Я смотрю на его губы. И дальше... уже совсем бред какой-то:

– Так и будем стоять? – зачем-то спрашиваю у Кира. Моим мыслям уже тесно в моей голове?

Кир расценил мои слова по-своему: чуть отдаляется и неожиданно скользит по моему телу вниз, ладонями сползая по моим бокам. Горячие, мягкие... Руки. Я хочу... Успел только дотронуться до одной... выскользнула. Кир уже стоит на коленях. Едва ощутимо касаясь лицом моего полотенца, которое скрывало давно вставший член. Хорошо, что у меня большие полотенца – другое давно бы упало, а этого сейчас вот совсем не надо. Лишнее.

Что? Кир двинулся ближе... Нет!

В ту же секунду я, запустив руки в его волосы, резко схватив за длинные пряди, оторвал от себя, отодвинул. Потянул волосы вниз и заставил посмотреть на себя. "Кир, ты что фильмов насмотрелся? Что за детский сад!"

– Нет. Не так. Не смей! – серьёзно и строго.

В растерянности вопросительно смотрит на меня. Испугается? Уйдёт?

Нет. Не отпущу. Ни за что!

Его поза завораживала: на коленях, глаза в глаза, руки покорно, безвольно вдоль тела. Смиренно ждёт.

В голове сейчас же вспыхнул красный кислотный огонь, запульсировал в животе. Закрываю глаза... это потом, не сейчас. Позже. Постепенно. Кир должен привыкнуть ко мне. К себе со мной. К нам. Довериться.

А сейчас я буду сама карамелька, сама зефирка или что там ещё... Не торопясь ослабляю захват и поглаживаю его голову подушечками пальцев, ласкаю. На всякий случай поглядываю, чтобы Кир не продолжил свою самодеятельность, приняв мои движения за разрешение, за побуждение к продолжению. А вот сейчас и посмотрим...

Мне всё равно требуется время, чтобы придти в себя, немного успокоиться, чтобы не повалить на ковёр, чтобы не взять его сразу, мгновенно, загоняясь в него и выжирая изнутри собой, своим сумасшествием. Поэтому, по-ребячески загадав, поймёт ли он меня, мои движения как мне надо или расшифрует по-своему, начинаю третий акт. А почему нет? Надо доиграть до конца, чтобы потом, без фальши, без выученных реплик и отработанных поз, чтобы – наживо.

Продолжаю перебирать его волосы, постепенно захватываю больше и больше, пальцами кружусь на одном месте, потом спускаюсь нежными спиральками на затылок, а сам вглядываюсь, сканирую его. Кир уже закрыл глаза, чуть отклонился назад – чтобы слитно с руками... чтобы подольше продлить... чтобы насладиться. Хороший мальчик, умный, всё верно почувствовал.

А если так? Усугубим, усложним задачу.

Продолжая поглаживать кожу головы, усиливаю нажим, движения понемногу перетекают в массажные. Кир, ты готов? Начинаю немного потягивать волосы, зажимая их между пальцами, движения по коже чуть сильнее, чуть жестче, но всего чуть – ласкаю. Последний аккорд – пару раз, будто в забытьи легонько толкаю его голову вперёд. Как будто случайно. Как будто я увлёкся... Что ты сделаешь? Откроешь глаза и продолжишь начатое? Я не мог ошибиться. Даже на миг остановился, замер: "Что ты сделаешь, Кир?"

Мой мальчик двинулся, но не вперёд (хороший мальчик), а назад, почти совсем откинулся на мои руки и замурчал еле слышно. Всё. Мой!

Сегодня я не сделаю ему больно. Ни разу. Только не сегодня.

Опускаюсь к нему на пол, становлюсь рядом на колени. Кир распахивает глаза. Словно очнулся. Страшно?

– Не бойся, Кир, всё хорошо, – неспешно притягиваю его лицо ближе к себе. Вплотную. Почти касаемся носами.

– Готов, да? – всё также держу его лицо в своих руках. В глаза. Это последний ответ, который мне нужен сегодня.

Не отрывая взгляда кивает.

– Нет, Кир. Так не пойдёт, – тихо-тихо, шепчу ему в губы. – Скажи.

Он шумно сглатывает. Поднимает руки, наконец, решился и неловко пытается обнять-обхватить меня прямо поверх полотенца, на границе кожи и махрового узла-нахлёста.

– Да. Но я... я просто...

– Ш-ш-ш... я всё знаю, – выдыхаю в губы, прежде чем, прикоснуться к ним.

Это ведь и мой первый поцелуй. С Киром. Нежно, горько, невыносимо медленно ласкаю губами его нижнюю губу, верхнюю. Прохожусь цепочкой поцелуев в одну сторону. Замираю. Потом в другую. Останавливаюсь. Смотрю на него. Глаза зажмурены. Трусишка. Беру его лицо в руки. Пальцами поглаживаю щёки. Большие пальцы заменили мои губы. Глажу по верхней губе, провожу по нижней. "Открой глаза, Кир. Боишься? Открой глаза".

Большим пальцем чуть продавливаю нижнюю губу, размыкаю... "Ладно, тогда открой свой ротик, Кир". Приоткрывает рот. Провожу по зубам...

– Молодец, ты молодец, Кир, – силы мои на исходе, сдерживаться всё сложнее. Хочу сорвать к чертям с себя это полотенце и вбиться, влиться, перетечь в него. Но нельзя. Не сегодня. Сегодня я... кто там? Зефирка?

Перетекаю вместе со своим пальцем к нему в рот. Оглаживаю десны, язык, ласкаю бархатные щёки... "Кажется именно так, – повторяю то же самое движение у него во рту, но не резко, а нежно и словно лениво, – ты так меня проверял или отшивал? Да, мой мальчик? Открой глаза, ну же".

Кир открывает глаза. Почувствовал.

– Молодец. Всё правильно.

Снова вплотную... к нему губами... На чём я остановился? Поцелуи, дорожка поцелуев по губам, в конце каждой – лёгкое касание в каждый уголок.

Мне не надо касаться его, я и так знаю, что Кир возбуждён. Я даже знаю, что у него нестерпимо ноет внизу живота. "Придётся потерпеть, Кир, сегодня всё будет медленно и красиво, так, как должно быть в первый раз".

Прижав к себе, аккуратно опрокидываю своего мальчика на спину, на ковёр.

Нависаю. Целую глубоко, жадно. Кир отвечает, но слабо, несмело. Всё также страшно?

Отстраняюсь.

Зажмуривается. Провожу пальцем по спинке носа, ниже, по губам, подбородок – прочерчиваю линию до ключиц. Останавливаюсь. Две пуговицы сверху – нараспашку, третья, застёгнутая, не пускает.

Кир руками хватается за распахнутый ворот рубашки. Пытается их сблизить, стянуть. Ладно, не буду.

Дожидаюсь, чтобы руки, стискивающие ткань чуть ослабли. Расстёгиваю пуговицу на его джинсах.

– Поможешь?

Смотрю на него. Жду.

Кивает, не открывая глаз. Приподнимается. Стягиваю. Следом – носки.

Брифы... Это посложнее будет.

Наклоняюсь над ним. Рвано дышит. Глаза так и не открыл. Дотрагиваюсь пальцами до его лба, дальше щека, подбородок – прослеживаю каждый сантиметр, каждую впадинку, ласкающими движениями спускаюсь ниже. Рубашка мешает, не важно. Дрожащий живот. Веду ниже и без паузы, зацепив пальцами резинку трусов, таким же неторопливым движением тяну их вниз. Кир рывком вскинул руки к лицу, ладонями закрыл глаза – зажмуриться для него уже мало. Глажу пальцами оголившую кожу на бедре. Жду. Приподнимается. Значит можно? Стаскиваю совсем, откидываю в сторону.

Ветровку не снять – мешают поднятые руки. Да и рубашку он не разрешил расстегнуть. Пусть. Потом.

Смотрю на Кира – возбуждён. Член небольшой, тонкий, как у мальчика.

Улыбаюсь – мой мальчик. Так хочется дотронуться... такой трогательный, маленький! "В школе, наверное, дразнили..." От этой некстати пришедшей в голову мысли меня затапливает пьянящая нежность. Протягиваю руку к члену, касаюсь его. Едва-едва. Кир вздрагивает. Подаётся всем телом к руке.

Обхватываю его член рукой. Не сильно. Медленно провожу вверх. На головке выступает капля. Готов.

Наклоняюсь и тягучим движением языка слизываю её. Чувствую, как сильно вздрагивают мышцы живота под моей рукой. Кир пытается отползти от меня. Нет, не дам.

Убирает руки от лица. Упирается ими в меня, в плечи, в шею, в подбородок... куда попал. Не видит. Но не отталкивает, а держит на расстоянии. Глаза по-прежнему зажмурены.

Не буду. Хорошо. Сегодня всё, как ты захочешь. Почти.

Склоняю голову к своему плечу. Рука. Вот она. Наконец. Рядом. Прикасаюсь губами к пальцу. Ближе всего указательный. Медлю. Ещё раз. Теперь губами прослеживаю по всей длине. Целую. Языком.

Моя мечта... исполнилась.

Обхватываю губами кончик пальца. Забираю постепенно в рот. Облизываю, посасываю. Смотрю на Кира. Неужели можно ещё сильнее зажмуриться, Кир?

Второй палец. Тоже в рот. Теперь два...

Яйца ломит так, что в глазах темнеет. Как там Сашка сказал – в двойной узел? Сложно, но сделаем!

Долго не выдержу. Хорошо, что я – в полотенце. Мне сегодня... Сегодня всё для Кира. А со мной – как получится.

Кир стонет. Тут же, видно испугавшись, рукой закрывает себе рот. Той, что свободна, пока... А свою добычу я не выпустил. Но и Кир не собирался вырываться: его пальцы чуть двинулись у меня во рту... Нравится?

Перевожу взгляд на рубашку. Ветровка, как панцирь. Хочется расстегнуть, распахнуть, содрать все эти лишние тряпки. Почувствовать всего. Мой. Но не сейчас. Может, чуть позже?

Глазами ниже. От выступающей смазки низ живота блестит. Облизать. Хочу вылизать его живот, пупок. Но не получится. Я занят сейчас – рука... Не оторвать меня.

Смазка... К чёрту смазку. Не так. Сегодня будет идеально. Всё для Кира.

Выпускаю его пальцы изо рта – неохотно, лениво. Снова насаживаюсь ртом. Стонет. Кир другую руку по-прежнему держит на своих губах, но забыл закрыть ей рот – я слышу всё.

Пора. Облизываю свои пальцы. Дотрагиваюсь до ануса.

Кир вздрагивает всем телом, подтягивает к себе колени в попытке уйти от меня, вывернуться ... Улыбаюсь: "Запутался? Хотел спрятаться, а получилось, что больше открылся, глупышка".

Мои силы на исходе. Кончу вот-вот, под этим самым крепко закрученным на мне полотенцем. Глажу вход. Со смазкой было бы лучше. Провожу рукой по животу Кира – здесь её достаточно. И уже с его смазкой глажу, разминаю сжатые пульсирующие мышцы. Время подошло. Палец осторожно внутрь. Не глубоко.

Кир распахивает глаза. Смотрит на меня, переводит взгляд на потолок, снова на меня... Он что-нибудь вообще видит? Не важно. Главное – не останавливает.

Медленно-медленно глажу стеночки внутри, изучаю. Продвигаюсь глубже.

Кир опускает одну руку на свой член. "Как тебе хочется, Кир. Но только сегодня".

Вот оно. Стон. Провожу ещё раз. Кир чуть подбрасывая своё тело, подаётся ближе. Его руки уже на полу, пальцами по ковру – чертит глубокие дорожки в ворсе.

Ещё раз провожу, чуть сильнее. Горячий, нежный...

Стонет. Снова чуть подбрасывает себя ко мне, пытаясь повторить.

Повторяю.

Кир снова обхватывает рукой свой член. Пытаюсь попасть в такт с его движениями. Это непросто: "Что ж ты так торопишься..."

Сейчас, совсем скоро... Шумно дышит...

Склоняюсь надо приоткрытыми губами. Целую. Глубже, сильнее, ещё. Языком. Глубже. В ритм...

Тихий вскрик мне в рот. Отодвигаюсь, давая дышать и смотрю, смотрю на него...

Глаза закрыты, стиснуты веками накрепко. Прикасаюсь губами сначала к одному, потом к другому. Ресницы щекочут мои губы. Обнимаю. Прижимаюсь, ловя телом его затухающую дрожь. Нахожу его руку. К губам. Пальцы подрагивают в моей руке. Опускаю вниз. Провожу его рукой по животу, по дорожке спермы. Ещё.

Вторую руку Кир поднял к глазам, положил запястьем на переносицу. Закрылся? "Кир, хочу видеть... Не отгораживайся от меня". Тяну руку на себя, не даёт. Тяну сильнее.

– Кир, посмотри на меня. Пожалуйста, – прошу его.

Хочу показать... Хочу, что бы он знал...

Смотрит. Я уже собрал, вытер всю сперму с его живота его рукой. Подношу её ко рту и, не сводя глаз с Кира, начинаю облизывать каждый палец, потом ладонь, между пальцами. Не упускаю ни миллиметра.

– Ты – мой, Кир, – ложусь рядом с ним на ковёр.

Мой мальчик даже не краснеет, а пламенеет смущением, уползает от меня, ниже, ниже, пока не утыкается лицом мне в подмышку, пытается зарыться под мою руку. Стесняется. Целую каждый палец в подушечку. Кир где-то там горячо дышит в меня. Глажу его по голове.

Мой.

Глава семнадцатая

Солнце давно село – за окном синяя летняя ночь. Мы с Киром рядом на ковре: я ощущаю жёсткий ворс голой спиной. Лежим, касаясь друг друга плечами. Представляю себе лицо Кира, если он узнает, что где-то под нами лежат розовые лепестки – вдавленные нашими телами в пол, растёртые в прах. Воображаю, как он будет подбирать их жалкие ошмётки с пола, и смотреть на меня удивлёнными глазами. Другие, в коробке в шкафу, наверное, уже завяли (курьер предупредил – хранить в холодильнике). Показать ему? Всё, что было ещё пару часов назад в этой комнате кажется мне одновременно и смешным, и каким-то раздражающе неприятным: моя подготовка к приходу Кира, весь этот тщательно спланированный спектакль. Не хочу. Ему не надо знать.

Наверное, со стороны – мы представляли собой занятное зрелище: Кир – всё так же в ветровке и рубашке, я – в полотенце. В неприятно липнущем ко мне полотенце. Я настолько был увлечён своим мальчиком, что не помню, в какой момент кончил: то ли, когда увидел, как он обхватил свой член рукой, то ли когда, я наконец, добрался до руки Кира и взял в рот его пальцы. А может я кончил два раза?

Голос Кира... рассказывает: о себе, о родителях, об учёбе, о друзьях, о первой девушке, что-то про своё детство, про "выживание отдельно". Как только Кир остыл после оргазма, освободился от судорожного дыхания, успокоился, я сам попросил его, расфокусировано глядя в потолок: "Рассказывай". Он не стал уточнять: "Что?" или "Зачем?" Он просто заговорил.

Я слушал и рассеянно перебирал, ласкал пальцы моего мальчика. Слушал? Отдельные разрозненные слова нехотя цеплялись за моё сознание, но тут же соскальзывали. Голова была пустой. Рука Кира уже привычно в моей и сейчас этого было достаточно. Я вожу вверх-вниз по каждому из пальцев, чуть задерживаюсь на каждой фаланге, и слушаю такие, казалось бы, знакомые мне буквы... слоги... В какие слова их складывать? Зачем?

Сергей вбирал, впитывал голос Кира, его самого, наслаждался близостью наконец полученного тела, насыщался им и... совсем не слышал, того, что ему рассказывали. Всё это было не важно. Сейчас не важно. Кир, лежащий рядом и доверчиво вложивший в его руку свою и, может даже поверивший ему – это главное.

Кир рассказывал. Много и подробно, будто бы тоже хотел насытиться... вниманием Сергея, его желанием слушать, знать. Но Сергей сейчас утолял другой свой голод. Поэтому он пропустил почти театрализованное представление Кира о менеджере-Тамаре, грозившей выгнать студента за «приставание к клиентам». А зря – Кир был мастер рассказывать «по ролям»:

– Представляешь, Ар придумал, как отшивать их. Помогало, – Кир с опаской покосился на Сергея, прикидывая, помнит ли тот, как этот способ опробовали на нём самом. Не дождавшись реакции, он успокоился и даже изобразил гримасу, с какой Ар, ёрничая, в первый раз демонстрировал ему этот чудодейственный способ.

Ничего не слышал Сергей и про ректора, что на прошлой неделе недвусмысленно дал понять, что отчисление не за горами: много накопилось пропусков и хвостов. Пропустил и грустную историю про развод родителей и непростые взаимоотношения с отцом.

Он был занят. Очень. Он так и не выпустил руки Кира: «Чуть позже, надо дотронуться, взять левую... Хочу».

Приподнявшись на локте, Сергей повернулся всем телом к Киру, наклонился над его лицом. Кир замолк, внимательно смотрел на него: губы, глаза, снова губы. Протянул руку, дотронулся до губ пальцем. Сергей словил его движение губами. Прихватил палец. Чуть задержал. Улыбнулся.

Кир нравился ему таким: серьёзным, чуточку настороженным, сосредоточенным. Теперь Сергей знал, какой он, каким может быть. И тем интереснее было ему наблюдать за Киром, соединять в своей голове две картинки – «до» и «после», «тогда» и «сейчас».

Он смотрел на лицо человека, того самого человека – «единственного» и «навсегда». Надо же... Если бы его попросили описать Кира тогда, в тот самый беспросветный период напрасного катания на заправку (чтобы только видеть его), то он бы не смог. Услышав в вечер спора от Сашки, что Кир – красивый, Сергей опешил. Он не мог понять, почему не видел этого. И сейчас разглядывая его, обласкивая взглядом каждую чёрточку всё равно не углядывал «красивого Кира». Светлые волосы, прямой нос, губы, глаза – всё как у людей. Ничего выдающегося. Хотя нет. Есть.

«Только одно выделяет его из серой людской массы – этот невозможно упёртый парень – МОЙ. Только МОЙ. Здесь каждая мышца сейчас расслабленного лица, каждая ресничка, каждый волосок, каждый изгиб тела – принадлежат мне. Он невероятно МОЙ». Это сводило его с ума, будоражило кровь, сбивало дыхание. И сейчас, глядя на двигающиеся губы Кира (он снова что-то увлечённо рассказывал), он снова не слышал ни слова, не понимал.

«Другая рука... Хочу другую руку...» Кир замолкает и, словно угадывая, протягивает ко мне руку и касается моего лица, ведёт пальцем по носу, переходит на губы и, не задерживаясь, сползает на шею. Повторяет за мной? Замирает во впадинке между ключицами:

– Ты ведь ничего не слышал, из того, что я говорил?

Снимаю с груди его руку, подношу её к губам. Заждался... Запястье, открытая ладонь, перевернуть руку, каждый палец, каждую косточку губами, языком, зубами прихватить, прикусить и всё время – в глаза: "Тебе нравится, Кир?"

– Ты ведь мне расскажешь ещё раз, завтра? – не отрицаю я, прервавшись на миг, чтобы взять в рот указательный палец и начать посасывать его.

Кир кивает, дыхание сбилось – не до слов.

– И послезавтра...

Его губы приоткрыты.

– ...и через неделю...

Кир не отрывает глаз от моего рта.

– ...и через год.

Следит за моим языком.

– Расскажешь мне? – любуюсь эмоциями на его лице.

Глаза моего мальчика туманятся, грудь под рубашкой начинает ходить быстрее. Кивает.

"Нет, Кир, на сегодня хватит. Продолжим завтра, всерьёз. Тебе всё понравится, уверен".

– Спать? – выпуская руку, наклоняюсь ниже и, не дожидаясь ответа, прохожу невесомыми поцелуями по его губам. Напоследок звонко чмокаю в нос. – Да?

– Здесь? – видно, что он разочарован. Хочет ещё? Не-е-ет. Всё завтра.

– Пошли спать, – зову настойчивее.

– А ты... – не даю ему договорить.

Мне не надо сейчас вопросов, ответов, мне просто нужен Кир под боком в моей постели. Ещё раз звонко чмокаю Кира, но уже в губы – запечатываю вместе со следующими словами. Поднимаюсь с пола. Протягиваю руку Киру. Не берёт, встаёт сам. Краснеет. Оглядел себя – вид у него ещё тот: перекошенная полурасстёгнутая рубашка, ветровка. Тяну за рукав:

– Снимешь?

Кир кивает, начинает её стягивать, избегая смотреть на меня. Иду за банным халатом – не хочу смущать его, вижу, что ему неуютно в таком виде.

Как он улыбается мне, как смотрит, когда видит меня, вернувшегося, с халатом. Помогаю ему одеться: стоит смущённый и благодарный. Глядя на такого Кира моё сердце делает дополнительный толчок, выбиваясь из обычного ритма. Вспыхнувший в животе тугой жар, опускается ниже. Член, мгновенно наливаясь кровью, чуть не вспрыгивает. О как! Кир, тебе нельзя так улыбаться – я кончу в секунду. Притягиваю Кира к себе. В халате. Обнимаю. Стесняется. Пытается завязать пояс – руки оказываются зажатыми между нами. Убираю его руки, расцепляю, развожу в стороны. "Хочу почувствовать тебя Кир. Пожалуйста". Не сопротивляется – руки вдоль тела, чуть прижимаю их к бокам: "Так держи, так. Запомнил?" Развожу полы халата в разные стороны. Да! Теперь полотенце – к чёрту. Прижимаю своего мальчика к себе. Чувствую, всего чувствую...

Вот ведь несносный! Всё делает по своему – не стоит спокойно: выскальзывает из моих рук и скидывает с себя халат. Прижимается всем телом, рвано выдыхает. Это выше моих сил!

Я сам не смогу до завтра – не вытерплю.

Глава восемнадцатая

Кир лихорадочно цепляется за меня руками, прижимается ко мне. Лизнул в плечо... Любопытно... Он хотел?.. Притормаживаю, жду, что будет дальше.

Лизнул ещё раз и... прикусывает зубами. Так и знал! Это интересно... Так хочешь?

Я видел, что хочет, но и отчаянно трусит при этом. Улыбаясь ему в макушку я еле сдерживался, чтобы не начать успокаивать его, как маленького. Мне было нужно, чтобы он сам созрел, попросил, а не закрывался и вздрагивал, как недавно от каждого моего движения.

– Серёж, я... Ты думаешь... – слова у него кончились.

– Кир, пойдём в кровать? Там скажешь, ладно? – отцепляю его от себя, поднимаю халат с пола, набрасываю. – Идём?

Не дождавшись ответа от него, тяну его за собой за пустой рукав.

Кровать. Одеяло и халат на полу.

Говорил только я.

Долгая растяжка. Бесконечная. Много смазки. Очень много.

Звонкий вскрик Кира. Я – внутри. Дышим. Пережидаем.

Кир касается моей спины рукой, проводит вниз, стирая испарину.

– Могу?

Мой мальчик лежит, закусив губу. Как в замедленной съёмке кивает мне в ответ.

Первое движение... не то. Чуть левее. Не так...

Смотрю внимательно на Кира. Немного сдвигаюсь. Ещё раз. Кир морщится. Снова не то...

Не сдаюсь. Пробую, ищу...

Наконец Кир вздрогнул, шумно выдохнул. Так?

Ещё раз так же.

Задышал чаще мой мальчик. Ну и хорошо.

Ещё раз. Ещё. Смотрю на него: губы пересохли, полуоткрыты, капли пота на лбу, прядь на щеке, явно щекочет нос. Забавно морщась, он силился сдвинуть её с лица. Не получилось. Тут же забыл о ней. Изловчившись, убираю рукой сам.

Кир на пределе. Стон-вскрик. Громко. После каждого моего движения. Опускает руку и тянется к своему члену. Обхватывает его – вверх-вниз...

"Нет, Кир, у меня были другие планы. Может, как-нибудь в другой раз".

Плавно, но настойчиво убираю его руку с члена. У него вся рука в смазке.

– Не надо, Кир.

Всхлипывает, мотает головой. Не хочет. Снова обхватывает член рукой. Выступившая смазка с головки тянется ниткой к животу:

– Кир, мальчик мой, не надо. Убери руку.

Всхлипывает:

– Пожа-а-алу-уйста-а-а, я не могу-у... мне... – подвывая, хнычет Кир.

"Что ж ты из меня монстра-то делаешь, мальчик..."

Но не уступаю, прихватываю его руку своей, держу. Делаю ещё один толчок, ещё, резче, ещё...

– Давай, девочка моя, кончи для меня, – снова толкаюсь в него. Склоняюсь над ним ниже, шепчу в губы...  – Ну, Кира, девочка моя, давай!

Толкаюсь ещё... Закричал, мой мальчик, забился... Заплакал?

На меня накатывает, взрывает... Чувствую свой пульс внутри Кира, его пульс... наши... вместе.

Кир – расслабленно подо мной. Хочу выйти из него. Шепчу:

– Ты как?

Не открывая глаз, рывком вскидывает мне руки на шею, и тут же обхватывает меня ногами, не пускает, притягивает к себе, тянет, ещё ближе, ещё. Сдаюсь, чуть не падаю на него. Шепчет что-то прерывисто мне в шею, вжимает в себя ещё сильнее. "Кир, ближе уже нельзя!"

– Всё хорошо, Кир? – быстро-быстро кивает мне в плечо. Чувствую, снова лизнул. Вот ведь... – Кир, отпусти, тебе тяжело.

Снова быстро-быстро, но уже отрицательно мотает головой мне в плечо. Понятно – боится посмотреть на меня, стесняется. "Вот ведь, ребёнок!"

– Кира... – больно кусает меня за плечо. Понял, не буду. Сейчас не буду. Глажу его по голове:

– Отпусти меня, Кир. Тебе наверняка неприятно сейчас. Дай мне выйти, тебе надо отдохнуть, – снова мотает головой, всхлипывая мелкими глотками выдыхает. Рвёт грудь от нежности:

– Тс-с-с-с-с... всё хорошо... Ты мой сладкий мальчик... Тс-с-с... Отпустишь? – как не слышит.

Ладно, а так:

– Шоколад будешь? – Кир замер, даже перестал шумно дышать. – Будешь?

Чуть отодвинулся. Неверяще глядит на меня, кивает, но захвата не ослабляет:

– У тебя есть шоколадка?

Да что ж за ребёнок мне достался-то? "И где это всё раньше пряталось в тебе, Кир?"

– Есть. Принести? – кивает, закусив губу. Ещё не все слезинки высохли, не все вытерлись об меня. Стираю пальцами оставшиеся. – Отпустишь? Схожу.

Снова кивает. Отпускает.

Поднимаюсь с него. Замираю. Смотрю на него. Взъерошенный, живот в сперме... Смущён, хочет спрятаться, прикрыться. Одеяло на полу, не выйдет. Зажмуривается – нашёл выход! Сажусь рядом с ним. Стираю белёсые следы, растираю рукой по животу. Кир хватает меня за руку, останавливает, держит... Наклоняюсь, целую в закрытые веки, в лоб, спускаюсь поцелуями по носу, к губам. Открывает глаза и выдыхает мне в рот:

– Серёж, ты же хотел... шоколадка...

– Подождёшь немного? Ладно?

Разглядываю его. Он снова возбуждён. Стесняется моего взгляда, своего вставшего члена. Не выдержав, привычным жестом закидывает руку себе на лицо, закрывается от меня.

Не могу уйти и оставить его таким. Я быстро, не буду мучить...

Очень скоро от шоколадки ничего не осталось – Кир съел её сам, даже мне не предложил. Так и ел лёжа на кровати, чуть не запихивая в рот себе целиком. Сначала засовывал конец сладкой плитки в рот, и только потом отламывал. Шоколад разламывался криво, крошился, потом нагревшись от рук, начал размазываться по рукам, оставлять сладкие следы на губах...

Я уже не хотел шоколад. Сейчас для меня главное – руки. Доел? Разглядывает свои коричневые пальцы. Пора!

Наклоняюсь над ним – лицо в лицо, беру его ладонь, чувствую, как пальцы дрогнули мне в ответ и... Нет, мои! Не знаю, с чего начать... пять, пять возможностей насладиться для меня: языком, губами... Каждый взять в рот, каждый, не пропустить ни одного. Ни за что... Теперь ладонь... Нет, без шоколада гораздо лучше. А раз теперь рука чистая, значит, сейчас будет ещё вкуснее. Повторяю весь путь сначала...

Когда я успел заснуть?

Кир не спит, голова на моём плече, прижался ко мне телом, пальцами что-то вычерчивает на груди. Прислушиваюсь к ощущениям... В крестики нолики играет? Вот ведь!..

За окном светает. Где-то там, совсем близко от нас, белые ночи.

– Когда у тебя кончится сессия? – молчит, пошевелился, двинул плечами. – Не знаешь ещё? Пересдача?

Кир тяжело вздыхает, уползает с моего плеча, ниже, ниже, потом как-то грустно кивает мне куда-то в бок. Я взял его за руку, что только что выиграла партию на моей груди, да так и осталась лежать на мне.

– Когда сдашь, поедем в Питер? – несколько быстрых кивков. – Никогда не видел, как разводят мосты. Столько раз был и ни разу не видел: то лень, то спать охота, а до моста ого-го сколько топать. Погуляем с тобой ночью, посмотрим? – снова быстро-быстро закивал мне в бок.

– Кир, ты теперь больше никогда не будешь со мной разговаривать? – повёл плечами. Тихонько вытянул свою руку из моей и начал другую партию в крестики нолики, но уже на моём боку. И правда, зачем разговаривать?.. Он, едва касаясь, водил по мне пальцем; сначала я даже пытался угадывать, за кого сейчас играет Кир – за ноликов или за крестиков и кто из них выигрывает, потом бросил, сбился. Сосредоточиться не получалось: прижавшись ко мне всем телом и щекоча своим дыханием, лежит мой мальчик, я плавился от его тепла, от нежности и ещё чего-то такого, что заставляло меня сглатывать, чтобы убрать разрастающийся в груди незнакомый игольчатый ком. "И долго ты там будешь прятаться?"

– Тебе больно? – догадался я, чуть приподнимаясь на локте, чтобы увидеть его лицо.

Я увидел, как замерла на полдороге рука, рисующая нолик... Кир вжался в меня сильнее. Он отрицательно мотнул головой, щекотно мазнув по мне волосами.

– Правда? Скажи, как есть, – попросил я, продолжая смотреть ему в макушку.

Кир отлипнув от меня, задирает голову и виновато глядя снизу неловко пожимает плечами.

– Сильно?

Кир снова тепло утыкается мне в бок лицом и быстро-быстро мотает головой, каждый раз проезжаясь носом по моей коже – щекотно.

– Ну и хорошо. Хорошо, что не сильно больно, – одной рукой я прижал его к себе, другой гладил по голове, перебирая волосы.

– Спи, – Кир вздохнул. – Спи, мой мальчик. Ты, ведь, мой?

Он подул мне в бок, снова лизнул и гулко угукнул.

В душ я его не пустил и сам не пошёл. Всё завтра. А сейчас – спать. Вместе.

Глава девятнадцатая

Выходные. Как долго ждёшь их, и как быстро они пролетают.

Понедельник. Сегодня с обеда я – "на земле", сам напросился. Надо днём попасть в город – у меня важное дело.

Утром застал в нашей комнате Светлану, вместе с Юркой и Ромкой – совещаются. Замолчали.