Текст книги "Всё будет! (СИ)"

Автор книги: Цвет Морской

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Кир, ты всё? – послышалось от соседней колонки. Я повернул голову – Ар.

– Да, последняя. Пока, Ар, – Кир махнул рукой и, вынув пистолет, сказал уже мне:

– Можно расплачиваться. Всего хорошего, – отвернулся и отступил к колонке. Он уже вставил на место пистолет. Надо решаться.

– Могу тебя подвезти, – Кир, повернувшись всем телом ко мне, несколько секунд разглядывал меня. А вот тут-то завибрировала последняя мышца в моём теле: сердце заскакало, забилось так, что средняя пуговица на моей рубашке заходила ходуном. Он видит? Я пригладил рубашку на груди, придержал рукой.

– Легко! – он поднял вверх уже свободную правую руку, сначала растопырил пальцы, потом как-то взмахнув по-особенному в воздухе замысловатой щепотью, склонил голову в дурашливом поклоне. "Франция, мушкетёры..." – отчитался мозг.

Я сел в машину, пытаясь унять дрожь. Посидел, пока сзади не услышал раздражающе противный сигнал.

– Уезжаю, уезжаю, – я отъехал чуть дальше, встал недалеко от выезда с заправки. Почти бегом расплатился. Кассирша никак на меня не отреагировала, и я счёл это добрым знаком.

Я не знал, откуда он появится – здесь было столько всяких разных неприметных дверей для персонала. Выдохнул, постарался успокоиться. Стал разглядывать свои руки, лежащие на руле. Считал до десяти. После очередной десятки поднял голову и увидел в зеркало заднего вида Кира: с брезентовой сумкой через плечо, в светлой ветровке и голубых джинсах. Он прямиком шёл к моей машине. С заправки протяжно свистнули. Кир чуть опустил голову, но траекторию не поменял. Я снова стал смотреть на свои руки – теперь мне бы помог счёт до ста, но, увы... у меня просто не было на это времени.

 – Ну что, поедем?

Я едва сдержался, чтобы не подпрыгнуть от неожиданности: Кир уже стоял около моей дверцы. Он стал приближаться... ближе... ближе ко мне, немного согнулся, прислонился к машине. Вот он сложил в открытом окне руки, положив одну на другую, вот он плавно опускает свой подбородок на эту импровизированную полку, наваливается телом на машину – между нами было сантиметров десять. Я чувствовал его дыхание.

Кир пристально смотрел мне в глаза и нежно улыбался. "Нет, я погорячился, – видя его так близко и... улыбка... – до ста явно будет мало!"

Я застыл, словно чугунный памятник очередному писателю в чугунном кресле и продолжал пялиться на него. Губы были так близко. Язык... Что он делает? Звуки смазались, стёрлись. Я видел только его язык, что облизывал губы.

– ...как?

Я, смог, наконец, оторваться от созерцания его рта и посмотрел на него. Что он сказал?

– Чего замер, говорю? К тебе поедем или ко мне? – он ещё раз медленно с выражением облизал губы и сделал то пошло-мерзкое движение языка за щекой. – Так как? Куда двинем?

Я очнулся. Этот тон, эти недвусмысленные движения, выражение его лица... Так он – шлюха? Собрался к очередному, подрабатывать? Кровь бросилась мне в лицо, застучало в висках. Я стиснул зубы.

– Отойди от машины, – процедил я.

Парень не двинулся.

– Пошёл вон!

Кир чмокнул воздух около меня, подмигнул и обижено-манерно пропел:

– Ну-у-у... как хочешь. Сам позва-а-ал...

Я уже не слышал, не слушал, не хотел слышать. Взревел мотор... только бы заглушить его слова, его развязные интонации. По газам. Кир еле успел отскочить от машины.

Припарковавшись у дома, я долго не выходил. Машинально гладил руль и повторял:

– Детка... детка...

Дома у меня нашлось полбутылки водки.

Значит, вот какие нынче в моде подработки у студентов? И клиентов искать не надо – сами подкатывают, и выбор можно сделать хороший – оценил тачку и...

Одна, вторая... Где-то был хлеб. Завтра на работу. Ещё одна...

Он такой... он такой! Мысли не связывались. Ещё одна...

Губы... Его руки... Длинные пальцы... А язык... маленький розовый кончик! За это надо выпить!

«Выкручивается» он!.. И почему я не дотронулся до него тогда, когда он только присел, так близко... так близко был... Надо было сразу, чтобы он не успел... не успел начать... Шлюха!

Это всё? Уже? Значит эта – последняя!? Ладно...

Кровать, я иду! Или не иду... Нет, лучше пойти...

Всю ночь я целовал эти развратные губы, я мял, жевал их, посасывал язык, врывался в рот... глубже, глубже... Мне хотелось в него, совсем, до конца, до крика: чтобы он стонал мне в рот, чтобы шептал моё имя, чтобы дрожал, вжавшись в меня.

В животе закручивалась огненная пружина, туже, туже... Лицо Кира плавало, кривилось, туманилось: "Сам позва-а-а-ал... Иди ко мне!"

Вскочил на кровати, сел. В трусах – мокро. "Ещё не хватало. Мне ж не пятнадцать!" – я с остервенением тёр губы. Они зудели, ныли, словно всё было наяву: его дыхание, прохладный шёлковый кончик языка, что скользил...

Твою мать!

Что я творю! Парень – шлюха. Может даже и профессиональная шлюха. А я как влюблённый подросток кончаю от своих снов.

Только пять утра. У меня ещё два часа. Смогу?

Лёг, закрыл глаза... Язык, облизывающий губы, близко-близко...

Не могу. Я даже закрыть глаза не могу, чтобы не увидеть его.

Опять? Только ж кончил? Я сдёрнул испачканное бельё, отбросил к двери. Может так получится? Насколько мог терпеть сжал яйца, продышался... Легче.

Но теперь я был учёный и глаза закрывать не стал, так и лежал, мечтая уснуть, пялясь в потолок. Кажется, получилось?

Глава восьмая

– Выручишь? – Сашка с утра пораньше. – Занят сегодня ночью? Вечером?

– Ночью? Тебе помощь, надеюсь, не в койке требуется? – не смог смолчать я.

– Всё не так интересно, к сожалению. Отгонишь мою машину в ремонт?

– Могу в принципе. Что случилось?

– Долго объяснять, да и не хочу, нервы – ни к чёрту. Главное, что доедешь, не встанешь по дороге.

Получается, что моя топливная лампочка – чепуха? Это хорошо.

– Ты решил, наконец, убрать тонировку с передних дверей?

– Нет, там другое...

– Ладно, куда ехать? – я решил Сашку больше не терзать.

– Это не в городе. Серёг, ситуация такая: надо пригнать машину в N***, отдать вместе с документами Иван Иванычу... Сразу говорю, заткнись, без подъ*бок – не в настроении.

– Да я и...

– Слушай, он будет ждать тебя в 11 вечера, раньше не может. Дедок хороший, руки золотые, но, бывает, чудит. Приедешь после 12, даже разговаривать не будет. Выручишь?

– Могу, но Саш, как я вернусь потом в город? Этот твой Иваныч ведь спать меня не положит. А где я ночью в такой тьмутаракани найду машину до города?

– С этим проблем нет – его сын тебя отвезёт. Заплатишь ему, а потом сочтёмся.

– Считай, уговорил. Когда машину пригонишь?

– Серёг... тут такое дело... Забери её сам от моей работы, документы и ключи оставлю на охране для тебя, – Сашка как-то особенно горестно вздохнул в трубку.

– И за что я только такой покладистый? Ладно. В 7 вечера нормально? Кстати, а ты сам-то, где будешь, сам не можешь?

– Как там?.. "Без комментариев".

– Ну, ты – жучило!

Еду на Сашкиной машине в N***, а душа поёт: «Моя детка – самая-самая». И идёт моя детка чуть жёстче, и тормоза чётче реагируют, и шум в салоне у меня другой – приятнее, что ли. Всё точно так, как я люблю. Как мне надо.

Перед выездом из города остановился в кафе, поел и сейчас наслаждался ветерком из открытого окна – не люблю кондиционеры, да и не нужен пока – не жарко. Что-то поёт радио... Всё-таки за рулём хорошей машины чувствуешь себя человеком.

Заметно потемнело. А из-за тонированных стёкол кажется, что совсем ночь. Что у него тут – плёнка? И когда Сашка, наконец, уберёт её? Штрафы не надоело платить?

Может подкинуть его? На трассе впереди голосует фигура в светлой куртке. Парень. В сумраке, в ярком свете фар куртка кажется ослепительно белой. Тёмные очки. Зачем они ночью?

Поздно уже, уехать ему будет непросто: машин мало, да и место, где он стоит не располагает к остановке проезжающих автомобилей. Он как специально встал около ограждения, что вьётся вдоль шоссе, по обочине. Как он вообще сюда попал?

Прикинув, что до 12 успеваю в N***, останавливаюсь. Лезу в карман – надо посмотреть, где я сейчас, как близко к месту своего назначения. Может сказать, чтобы и навигатор в машине глянул этот "золотой" мастер?

Открывается пассажирская дверь и я вижу, как сквозняк сносит с торпеды наскоро приклеенный стикер с адресом Иваныча мне под ноги. Убираю телефон в карман: я не ошибся – судя по навигатору ехать ещё минут тридцать. Горестно вздыхаю. Нагибаюсь – номер дома не помню, поэтому надо поднять листок.

– ... до С***? – из-за проезжавшей фуры едва услышал название места, куда ему надо, да радио ещё это надрывается.

Прикинув, что мне по пути и продолжая шарить рукой, но уже под сиденьем (под ногами бумажки не оказалось), пытаюсь параллельно что-то высмотреть – ничего не получается. Приподнимаю руль, может так будет удобнее? Да… парень стоит у дверцы, ждёт… Скрученный в невообразимую позу под рулевой колонкой еле-еле, натужно выговариваю:

– Давай, садись.

Вот интересно, почему, если ты идёшь в гости к кому-то в хрущёвку, так обязательно этот кто-то живёт на последнем этаже? Пешко-о-ом! Или стоит чему-то упасть, как это что-то оказывается в совершенно невероятном месте – незаметном для глаза и неудобном для руки, куда при всём желании ничего и специально засунуть нельзя. Так и сейчас – вот как эта бумажка могла туда залететь?

– Только... – негромко мямлит парень.

Чего он там сказал-то? А-а-а-а... денег, наверное, нет.

– Запрыгивай назад, денег не надо, – уже пыхчу, как тяжеловес со штангой.

Может пора начать ходить в тренажёрный зал? Что ж так тяжко-то! Наконец, нашарил пальцами свою пропажу.

Кряхтя разгибаюсь, выключаю уже надоевшую станцию, разглаживаю стикер руками – потом разберусь, какой там номер дома, и убираю в карман рубашки.

Поехали.

– Я не очень знаю, где это. Покажешь?

В ответ слышу какой-то странный звук с заднего сидения – поперхнулся, что ли? Навигатор у Сашки виснет, лезть за телефоном лень.

– Покажешь, куда ехать, говорю?

Ответа я не получаю, поворачиваю голову назад... Теперь можно мне издавать разные звуки, что я и делаю:

– Привет, Кир.

После той ночи, воспоминания о которой вызывали в нём горячее желание материться (чего он, мужественно взяв себя в руки, не делал), прошла почти неделя. За это время он столько передумал. Сначала его ослепило бешенством. Сидя на кухне, он пил, пытаясь отключиться, чтобы перестать терзаться и думать. Хотя мысли его не так мучили, хуже было то, что избавиться от видений, толпящихся перед глазами, не получалось: Кир своими прекрасными руками обнимает загорелую до черноты спину байкера, с цветной наколкой на лопатке, стонет под ним... Кир закинул руки на шею какого-то дедка с огромной бриллиантовой печаткой на мизинце и во время поцелуя перебирает седые волосы на затылке... Кир и двое, они...

Сергей взвыл. Была только одна бутылка, да и та – не целая. Для хорошей амнезии не годится!

Он рассчитывал, что наутро станет легче. Ошибся...

Целый день Сергей старался что-то придумать, чтобы не заводиться: машины на дороге, нескладная шарнирная худоба Ромки, фигуристая Светлана, просто поселившаяся у них в кабинете с недавнего времени, Рубероид, несмотря на то, что уже два дня не вылезал из своей дальней каморки. Доводили до белого каления продавщицы в магазинах, заедающий замок домофона, даже лампочка в детке стала раздражать своим непостоянством (то «умирала» навсегда, то начинала бешено мигать сутки напролёт). Он пытался анализировать своё состояние, оправдывал свои чувства найденными, как будто подходящими объяснениями:

«Машины? Учат всяких... автошко-о-о-ола! А этой кукле – вообще права купили! Ромка? Ну, нельзя же быть таким худым! Он что – больной?! Есть надо нормально! Света? И что она ходит к нему постоянно! Надоела! Рубероид? Этот может оставить равнодушным только труп! Кукла с бейджем „Администратор зала“? Следить надо за порядком в магазине! Домофон? Сбоит уже две недели, неужели сложно починить! Детка? Детка... детка... детка... Кир».

Но когда он понял, что его выводит из себя абсолютно всё, что находится вокруг: люди, мебель, даже воздух, – стало страшно. И тогда пришло смирение: раз, он, Сергей, думает о шлюхе, всё время думает, значит... Значит, не выйдет у него забыть его, стереть из памяти, похоронить, как уже бывало не раз, в ворохе бывших удачных знакомств это – неудачное. Не получится заставить, принудить себя поверить в то, что его, Кира, никогда не существовало.

День за днём, постепенно привыкая, сживаясь со своим ужасным открытием, он стал искать оправдание Киру. Получалось не очень.

На работе Сергей ходил мрачный, неразговорчивый. Когда кто-то к нему обращался из «умных» с вопросом, он заводил глаза к потолку и на повышенных тонах разражался лекцией о нравах, царящих в учебных заведениях, что не позволяют получать нормальные знания студентам, после лекции всё же следовал ответ, но приправленный сарказмом. Юрка после очередной такого монолога не выдержал: «Сбавь обороты, Серёг, это уже перебор. Ты что такой?» Сергей встал и молча вышел.

За рулём он неоднократно ловил себя на характерных жестах рукой (с тем самым пальцем посередине), когда кто-то подрезал его или всего лишь слишком близко ехал. Это было не похоже на него.

И ночь не несла успокоения. Он спал плохо: сначала долго не мог заснуть, потом просыпался каждые полчаса, а под утро, часов в 5 уже просто лежал, следя глазами за секундной стрелкой на часах, висевших напротив кровати: «Зачем я их здесь повесил?»

Ему теперь каждую ночь снились руки Кира, он сам и каждую ночь просыпался со стояком. Не трогал себя, получая мазохистское удовольствие от тянущей боли в паху, лежал до тех пор, пока не засыпал опять, или до сигнала будильника.

Сашке предпочитал не звонить – боялся нахамить на пустом месте. Когда Люба подошла к нему и, заикаясь, попросила разъяснить пару абзацев в её отчёте для Рубероида, то Сергей с трудом сдержался, собрав всю свою волю в кулак. Он понимал, что эта не обычная любезность, помощь коллеге, это – для спасения их общего коллективного зада. И Люба получила ответы стальным, но, тем не менее, относительно спокойным голосом.

Измучив других (Сашка даже послал его, когда Сергея занесло в очередной раз. Смертный, зачем позвонил?) и себя, он окончательно покорился. Шлюха? Пусть! Не к месту даже вспомнилась та самая Пышка*.

А проснувшись сегодня утром неожиданно понял, что ему всё равно. Он устал с собой бороться. Выкинуть Кира из головы, даже зная о нём ТАКОЕ, он не мог.

Он снял очки. Растерян. Пальцами трёт стёкла. Дать ему салфетку?

Я удивлён? Есть немного. А ещё рад! Рад настолько, что решаю чуть повременить со своей реакцией и следующими словами – надо придти в себя.

"Что он тут делает? Как хорошо, что я согласился отогнать машину. Это мой шанс. Глупо будет его упустить. Теперь он никуда не денется... от меня на шоссе... почти ночью".

– Я выйду, останови, – Кир очнулся. На меня не смотрит, отвернулся к окну.

– Не чуди. Сиди спокойно. Я отвезу.

Какое-то время едем молча.

– Кир, наверное, пора... – договорить не успеваю, а так долго слова подбирал.

– Я не хочу разговаривать, – сидит так же, отвернулся от меня, изучает чернеющий лес, сопровождающий нас почти сразу после выезда из города. – Когда будет указатель В***, надо будет свернуть направо и дальше километров двадцать прямо до С***, – всё же решил, что надо объяснить мне дорогу.

– Хорошо.

Опять молчим.

– Кир, это глупо!

Не хочу сдаваться. Жаль, конечно, что я не в своей детке сейчас. Но сегодня я не упущу свой шанс. Надо объясниться и всё. Потом – всё будет. Уверен.

– Останови.

Вот упёртый!

– Кир, нам надо поговорить. Ты что, боишься меня, что ли? Не съем же я тебя.

– Я не хочу разговаривать, дай мне выйти. Останови!

– Кир, что ты как ребёнок себя ведёшь. Давай нормально...

– Останови, выпусти меня, – голос заметно потяжелел – Кир был очень серьёзен.

Услышав звуки, доносившиеся сзади, понял, что он продолжает дергать дверь. На ходу собрался прыгать? Детский сад!

– Слушай, – хорошо, что я по привычке, машинально, заблокировал двери с самого начала. – Время – к двенадцати, у тебя нет денег, да и здесь тебя не подберёт никто. Ты не уедешь.

Кир метнулся к моему сидению и зашипел в ухо:

– Откро-ой две-ерь.

– Я просто довезу тебя, – он был уже зол и, кажется, испуган. – Не хочешь разговаривать – не будем.

– Бл*дь, останови и открой эту чёртову дверь! – он уже орал.

А ведь я ни разу не слышал, чтобы он матерился. Может, правда, мне везло? Но мне нравилось, что он не похож этим на своих сверстников. Я сам редко скатывался до мата. Не любил. А сейчас-то что? Неужели Кир настолько испугался.

– Дальнобойцу довоз будешь отрабатывать?! – мои децибелы сами незаметно повысились в ответ, включил свет в салоне и развернулся к нему. – Может, мне тоже?..

Кир отшатнулся от меня, забился сзади в угол, к дверце и затравлено глядел оттуда. Глаза сверкали, на щеках два красных пятна, сумку он выставил вперёд, словно щит. "Он же не плакать собрался?"

– Чего испугался-то? Ты ж привычный? – я с удивлением разглядывал его. Явная паника в глазах. "Что я творю? Испугал парня".

– Ладно, забыли, – я развернулся лицом к дороге. – Посмотри вокруг, разуй глаза! Здесь негде остановиться, идиот! Видишь? – смотреть на него не было никаких сил – испуганный, часто дышит. Да и слететь с дороги тоже не хотелось.

– Открой... – голос сорвался и скрипел от волнения, а может и страха.

Мне самому стало страшно. Вдруг почудилось, что он сейчас бросится на меня, и тогда мы точно окажемся в кювете. Я прижался к дорожному ограждению насколько мог, остановился и разблокировал дверь. Поворачиваться не стал – следил за ним в зеркало. Кир по щелчку замка, как по команде, тут же чуть не вывалился из машины.

Рассчитывая, что на прощанье он задержится – попрощаться со мной, что ли:

– Кир, прости, я тупо пошутил. Но ты, правда, не сможешь... – кому я говорю? Парень уже далеко, он перемахнул через ограждение и почему-то уходил в лес. Быстро, почти бегом. Куда его несёт?

Я понимал, что бежать за ним глупо – будет только хуже. Всё равно в такой кромешной темноте я его не найду, а он, испугавшись, потеряется ещё, тогда всю ночь блуждать будет.

Колёса, шурша мелким гравием, набирали обороты – я решил уехать от греха. Авось подвезёт его кто. Хотелось надеяться, что когда Кир успокоится, то вернётся на шоссе и поймает попутку.

– Ну что, детка, я – мудак?

* Новелла Ги де Мопассана «Пышка». XIX век.

Глава девятая

Через два часа, возвращаясь в город, я проклял всё: и дождь, так некстати, зарядивший, и долбаный карандаш, которым Сашка накарябал адрес так, что разобрать было нельзя (а может это я так замусолил надпись, пока искал листочек), и этого Иваныча, который уже, видите ли, закрыт, и ждал до полуночи, как был уговор, а посему глубокой ночью открывать неизвестно кому не собирается. Да ещё и оказалось, что забыл вернуть руль на место – так и ехал, думая – что так неудобно-то? Но больше всего я злился на себя, что поддался на Сашкины уговоры гнать в такую туртуевку его тачку.

Он! Не может быть! На другой стороне дороги, у ограждения мелькнула фигура в светлой куртке. Я резко нажал на тормоз. Машина вильнула, пошла чуть боком и остановилась. Я давно уже проскочил это место, где заметил сгорбленный силуэт, но всё одно – выскочил из машины. Дождь тут же вернул мне возможность мыслить здраво – запрыгнул обратно, молясь, чтобы до разворота не пришлось слишком далеко ехать.

– Детка, детка, давай, – я ни сколько смотрел вперёд, а сколько прилип глазами к зеркалу заднего вида, пытаясь в кромешной дождливой мгле разглядеть оставшегося на дороге Кира.

Я даже не сразу сообразил, что обращаюсь к своей детке, хотя она осталась там, в городе – стоит перед домом. "Исправлюсь, детка, извини".

– Давай, давай, – неизвестно кого подгонял я: себя, машину, дорогу. Разворота всё не было. Я бы сам уже давно развернулся через сплошную, машин всё равно нет – скоро два ночи, как-никак. Но на дороге было разделительное ограждение – только на самолёте...

Наконец, мост. Удача.

Я ехал и вглядывался вперёд. Где Кир? И почему я не заметил место, где он стоял? Твою мать! Дворники безостановочно сновали туда-сюда, но мне казалось, что именно из-за них я не могу разглядеть его. Я потёр стекло перед собой. Запотело что ли? Ещё повозил рукой – микронные капельки влаги стёрлись, но лучше видно не стало.

А может его кто только что подобрал? Машин навстречу мне не попалось ни одной, но от этой мысли, что не увижу Кира, что упустил, меня замутило, повело, я даже замотал головой, чтобы отогнать дурноту. И... проехал его.

Тормоз. "Ты молодец, не моя детка!" Выровнял, остановился. Сдал назад.

Когда я поравнялся с ним, то решил не выходить из машины, боясь снова напугать его. Беготня по лесу ночью – это не мой конёк. Опустив стекло с его стороны, и подавшись всем телом ближе к окну замер. Что говорить я даже не придумал.

Кир был совершенно мокрый. Я подумал, что и бельё у него, скорее всего, тоже мокрое. "До нитки" называется. Да, я – мудак! Он почти сидел на ограждении, опершись на него руками, сгорбившись, втянув голову в плечи. Сумка валялась у его ног.

– Кир...

Что говорить? Он вскинул голову, глаза расширились – увидел, понял. Потушив узнавание во взгляде, и обняв себя, снова замер, сидел и смотрел на меня. Смотрел никак, как на пустое место.

– Кир, залезай. Я отвезу тебя, куда скажешь.

Никакой реакции.

– Кир, поздно уже, дождь, залезай. Не оставаться же тебе тут на всю ночь. Не глупи!

Никакой реакции. Неужели я так его напугал? Или он настолько ненавидит меня?

– Забудь, я тупо тогда пошутил. Я ничего тебе не сделаю. И разговаривать не буду. Обещаю.

Это было бессмысленно – как со столбом разговариваю. Я вышел из машины, обошёл её и остановился рядом с Киром. Вгляделся в него: по лицу стекали капли, его била дрожь, даже губы подрагивали. Я слышал стук зубов. Трогать его я не решился, поднял сумку.

– Пойдём, – мотнул сумкой к машине, приглашая.

Реакции ноль. Смотрит на меня, стучит зубами и не двигается. "Ну, хоть не бежит" – подумал я и, взяв его за ткань рукава, потянул к машине. Брать его за руку, касаясь кожи, мне было страшно. Он не пошёл, он просто переставлял ноги туда, куда я его тянул. Ну, так тоже хорошо. Открыв заднюю дверь и закинув в неё брезентовый мокрый куль, я повернулся к парню. Трясущиеся губы. Хотелось провести по ним пальцами, стирая дождь. Нет. Не трогать его. Он запросто может сорваться – мокрый, усталый, замёрзший.

Отступив от дверцы, подталкиваю его в спину:

– Залезай. Там тепло. Согреешься, – Кир деревянно согнувшись, забрался вовнутрь.

Мне казалось, что любой громкий звук может спровоцировать его на очередную глупость, и я постарался тихо закрыть дверь (всё! я с ним параноиком стану), потом метнулся к багажнику – где-то там было одеяло, что Сашка использовал, когда с очередной доступной куклой уезжал на природу. Нашёл! Твою мать, что это за альковный аксессуар? По всей видимости, шёлковое, с большими бордовыми цветами – это был венец творения текстильной промышленности, а не обычный стёганый инвентарь для сна.

Я снова открыл заднюю дверь и положил его рядом с Киром.

– Укройся, согреешься, – он смотрел прямо перед собой. Я даже не понял, слышал ли он меня.

Сел за руль, тронулся. Печку – до отказа, максимум – на задние сиденья. И куда мне ехать? Обратно в город или до С***? Бросил взгляд в зеркало: сидит, всё также неподвижно уставившись в никуда, к одеялу даже не притронулся. Если я его сейчас спрошу, то он вряд ли ответит. Согрелся? Нет, так не пойдёт. Останавливаюсь.

С переднего сидения я не дотянусь, поэтому опять пришлось выйти в дождь. Рубашка на плечах была насквозь, мокрая ткань неприятно холодила спину, туфли ещё крепились, но их хватит ненадолго. Открыл ту дверь, что к нему ближе всего, упираюсь коленом в сиденье и, стараясь не касаться Кира, пытаюсь укрыть его. Что-то получилось изобразить, но плохо: одеяло шёлковое – скользило. От моих движений он отмер и, повернув голову, внимательно посмотрел на меня. Мне так хотелось коснуться его...  Руку, что продолжала держать одеяло, чуть не сводило, от напряжения. Подворачивая ему под ноги это стёганый разврат, я боролся с собой из последних сил. Кир всё так же смотрел на меня. Закончив с одеялом, я, всё-таки не выдержав, провёл рукой по его волосам, чуть задержавшись на затылке, мазнул пальцами, как при массаже и убрал руку. Посмотрел на него – ничего не изменилось. Кир как заледенел в той же позе, с тем же выражением на лице.

"Может у него тихая истерика? И что надо делать?" В голове заметались разные варианты: стакан воды, по щекам, нашатырь... Нет, бить его по лицу я не буду, воды на нём и так полно, нашатырь не полезу сейчас искать в аптечку, может, его там и нет. Что предпринять, я не знал.

У него, наверное, и ноги промокли... Я стал припоминать, что у него было сегодня на ногах. Кеды! Да там же воды по колено, в этих кедах! Сполз руками ниже, протянулся к его ногам и на ощупь попытался снять обувь. И тут я почувствовал движение – Кир двинул ногой. Вот и хорошо. Я распрямился, провёл снова по его волосам и сказал:

– Сними обувь, будет легче, да и согреешься быстрее.

Кир всё также смотрел на меня, но я почувствовал, что он делает попытку подтянуть ноги к себе ближе... Оттаял? Очнулся?

Я предпочёл вернуться за руль. Надо ехать.

Въехав в посёлок, я сообразил, что те, к кому он ехал, скорее всего, уже спят. Да и адрес он мне так и не назвал. Раньше я не стал спрашивать, а сейчас не рискнул – рассчитывал, что Кир заснул. Надеялся на это.

Развернувшись, я выехал назад на шоссе. Кажется, я видел где-то здесь, перед поворотом в посёлок, съезд. Да, вот он. Съехал с дороги. Через метров двести остановился. Небольшой лесок. Годится.

Дождь закончился. В машине не продохнуть от жара и влаги. Тропики. Воздух тягучий. Невозможно дышать. Выключаю печку, приоткрываю окно. Набираюсь смелости повернуться к нему. Раз не протестовал, что уехали, значит, точно спит. Лежит на заднем сидении, сжался в комок, сверху что-то невообразимое намотано из цветастого одеяла. Шедевр! Взбираюсь на своё сидение, встав на колени, тянусь к нему. Очень сомневаюсь, что проснётся, поэтому смело вытягиваю из-под него это двуспальное постельное недоразумение, стаскиваю, разматываю – расчехляю Кира. Когда уже кончится это самое одеяло? Сашка на нём тройнички что ли устраивает? Решаю включить маленький свет.

Это хорошо, что я остался на своём месте, не вылез из машины и не выколупываю его из одеяла, стоя рядом с ним. Он отгорожен от меня спинкой. Не-е-ет, это я от него отгорожен, загорожен, закрыт, заперт. Чтобы не достал, чтобы не...

Вот и ладненько. Укрыв парня нормально и сняв, наконец, с него мокрые резиновые тряпки, что с утра назывались кедами, я развернулся и нормально сел на своё сидение. Время два двадцать три. Надо спать. Везти Кира назад в город я не рискнул – он же зачем-то сюда ехал. Может дела какие? Да и его городского адреса я не знаю.

Задумался... Мне на работу завтра. Уже сегодня. Успею. Ставлю будильник на восемь – надо поспать.

Я раскинул своё сидение, чтобы получилось что-то вроде временного лежбища. Эх, неудобно! Хотя и за то спасибо – всяко ж лучше, чем спать сидя. Сон не шёл. Я смотрел на тёмные очертания леса впереди. В открытое окно залетали заблудившееся крупные капли уже закончившегося дождя. Надо сделать щель поменьше, а то Кир от таких брызг проснуться может. Оставив щелочку в пару сантиметров, повернул голову к Киру. Лицо спокойное, волосы тёмные от влаги, слипшимися прядями лежат на лбу. Резинку с волос потерял? Всего лица не видно – это я так закрутил его в одеяло. Привстаю. Ближе, ближе, вот уже и рукой можно достать. Сейчас коснусь его лба, проведу по брови, потом по виску, к уху, шея, где бьётся, где стучит...

А если отодвинуть одеяло и наклониться близко-близко к нему, то можно почувствовать его запах...

Нет, не коснусь, не проведу и не почувствую под своей рукой его напряжённо стучащую венку. Руку дёргаю к себе, именно дергаю, иначе не сдержусь, если будет шанс задержаться около него хоть на секунду. Ложусь снова на своё место, но так, чтобы видеть его.

Почему я не слышу, как он дышит? Все звуки уходят в одеяло? Я снова привстаю, клятвенно заверив себя, что только отогну кусочек одеяла, чтобы нормально проходил воздух. Вдох-выдох, оттягиваю одеяло чуть ниже рта и сразу – на место. Смог.

Слушая, дыхание Кира, постепенно проваливаюсь в сон.

Первые секунды я только моргал – мозг категорически не хотел включаться. Машина, я одет, сплю в каком-то лесу... Кир! Рывок... я один в машине. Дверца только прикрыта (чтобы не разбудить меня, засранец), комок одеяла. Ушёл. Семь сорок восемь. Ну и куда он ушёл? Вот же неугомонный!

Через пятнадцать минут, приведя себя в порядок, пожевав батончик из каких-то там сумасшедше полезных злаков (ну надо же, что валяется у Сашки в машине! Может, какая из его девиц забыла?) и, запив его бутылкой воды, я поехал в город. Времени полно и нормально поесть, и душ принять, и переодеться. Даже порефлексировать успею.

Глава десятая

Сегодня мы зависаем в баре. Получив от Сашки по шее за свой трудоголизм в очередной раз, и он же в очередной раз повёл меня в качестве "извинения" за переусердствование в воспитании. Я – за!

В последнее время Сашка раздражённый какой-то, хмурый. Очередная кукла не даёт? Но у нас не принято задавать вопросы на эту тему.

Почти не разговариваем, накачиваемся. Народу полно. Пятница, как-никак. Сегодня и играет ещё кто-то с кем-то. Футбол... Я – мимо. Да и Сашка вне спорта как-то оказался. Болельщики всё пребывают и пребывают. Глазом ухватываю девушку: тёмненькая, настороженная. Явно в первый раз в таком месте. Может, пришла заодно с кем-то "поболеть"? Оглядываю пространство вокруг неё. Приземистый, поджарый мужик в косухе. Лето почти, жара под тридцать, а он – в косухе. Никогда не понимал этих байкеров, как они не варятся в своём обмундировании? С ним шатенка, облепила его своим тщедушным тельцем. Ясно, моя тёмненькая – подруга этой прилипалы. Силком сюда её приволокли? Кошусь на Сашку. Да-а-а... ты братец совсем скуксился. Буду вытягивать. Поехали.

Принимаю отстранённый вид и, поймав его взгляд предлагаю:

– Давай я девку какую-нибудь склею.

– Тебе это зачем? – удивляется так ярко, я даже на секунду вижу в нём прежнего живчика. "Да, знаю я, что ты в курсе. Но и девушки у меня бывали. Сам ведь видел!"

Но сейчас не до выяснения.

– Хочу. Сегодня хочу!

– И что ты будешь с ней делать? – вот ведь не уймётся, зараза.

– Сам передумаю, так тебе подарю, – я тоже не отстаю.

Задумывается, кажется, вспомнил про своё похоронное настроение. Нет! Сейчас его опять утянет...