Текст книги "Всё будет! (СИ)"

Автор книги: Цвет Морской

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Сашка со своими часами... Обычная у него рука, ничего особенного. Левой рукой я потёр правую, вспоминая, как держал в тот вечер Сашку за запястье, пытаясь сфокусироваться на надписи на циферблате.

А этот, что на заправке... Хотелось поехать, взять за руку. Она... такая...

Куда меня несёт? О чём я? Ну, дал парню "на чай", ну, рука не похожа на обычную трудовую длань. «Надо чаще выбираться в город, с его большим сексом» – как любит выговаривать нам Люба, когда градус наших споров значительно превосходит среднестатистический по нашей комнате. Ну, что ж... Она права. Всё так просто! Я ведь даже его не видел! Он и не понравится мне даже. Точно, он мне не понравится. Да и заправляюсь я обычно на своей заправке. Сюда и ехать дальше неудобно. Придётся вставать раньше, а уж если здесь и очередь случится...

А вот это я сейчас о чём? Я, что действительно собираюсь на него смотреть?! Я думаю, понравится он мне или нет?!! Я собираюсь встать раньше, чтобы заправиться там?!!!

Да, это сумасшествие, но я хочу видеть его.

Глава четвёртая

Мне вот интересно, а что я здесь делаю? Рубероид ведь сразу предупредил, что опозданий не потерпит, а я... Ничего криминального – хочу кое-что проверить. Вот и всё.

На какой колонке я тогда заправлялся? На третьей? Не-е-ет, там уже и так две машины и какой-то прокаченный экскурсионный автобус, так что я на работу попаду только к обеду. Может потом, в какой-нибудь другой раз?..

Уговорив сам себя, встаю третьим на соседнюю колонку. Уехать не могу, бензина может до работы не хватить, чувствую. Даже моя детка мне подмигивает. Неужели она перестала меня игнорировать? Может ей надо уделять больше внимания?

– Сейчас, детка, сейчас. А вечером я тебя помою. Подождёшь? И к Эдику съездим, обязательно, – подкатываю, моя очередь подошла.

– До полного, детка!

Говорю и тут же понимаю, что сказал. Заправщик стоя ко мне спиной и вынимая пистолет на мгновение застыл. "Слышал, не слышал?" – в голове. Ещё решит, что я к нему клеюсь, вот будет потеха! Или скандал?...

Фигура в цветной униформе медленно поворачивается и... вот куда он смотрит – всё этот дебильный козырёк. Очень надеюсь, что не на меня. Уф... Наконец, отвернулся и пошёл к бензобаку. А может он и не понял ничего? Совсем успокоившись, я внимательно начал рассматривать того, кто работал на соседней, третье колонке. Так плохо видно. Придётся выйти из машины.

Разглядел. Диагноз ясен – очередной "иностранец", что смотреть-то? Что я хотел там увидеть? Вон и на первой такой же – "чужестранец". Рук я не видел, конечно, со своего места, но все движения, походка, фигура – я старался всё внимательно разглядеть – совершенно не радовали. Разворачиваюсь к своей детке и застываю... сглатываю... не дышу...

– Вон, вторая дверь после двери в магазин. Видите? Там и можно найти нашего менеджера, – парень, что заправляет меня, показывал какому-то мужику, куда ему следует двигать. А я ловил взглядом каждый взмах руки, каждое движение кисти. Без перчатки! Заправщик сделал какое-то движение пальцем в воздухе, а у меня окончательно сбилось дыхание. Он! Нет – они! Эти руки. Хотя пока я видел только одну, но вторая такая же! Сначала одну... О чём это я?

Я перевёл взгляд на самого парня. Закончив объяснять, он своей невозможно великолепной рукой вытер лоб, а вот для этого ему пришлось чуть сдвинуть бейсболку. Обычный парень, никакой не "чужестранец", светлые волосы, судя по всему у него сзади небольшой хвостик. Обычный.

"Обы-ы-ычный" – пело сердце. "Обы-ы-ычный" – подпевал я ему про себя. Отлегло. Но рука действительно необычайно пластичная и великолепно вылепленная. Я не ошибся в тот день, не померещилось.

Хочу взглянуть на него поближе, если получится. Подхожу... Надо запретить такие кепки!

– Спасибо, – протягиваю руку с деньгами. Перчатку он надеть не успел. Парень вскидывает на меня глаза (ему приходиться чуть ли не задрать голову) и мямлит:

– Не надо. Всего хорошего, – возвращает пистолет на место и уходит в ту самую дверь, что минутой раньше показывал мужику.

Значит, слышал моё "до полного, детка". Ладно. Переживём. Не собираюсь же я действительно... Парень – каких тысячи: стандартные черты лица, голос среднестатистический, рука, правда, красивая. Ну, и что?!

Еду на работу с приятным чувством свободы. Даже не опоздал к проверке Рубероида.

Целый день ставил в известную эротическую позу себе мозги: получили новый заказ. Юрка, молодец, к моему приходу уже промониторил и фирму-заказчицу и её продукт на предмет затаренности им сетевых магазинов.

С Юркой мы работаем вместе уже давно. Кстати, долго смеялись, когда выяснилось, что учились с ним на одном курсе Санкт-Петербургского экономического (тот который филиал). И как так получалось, что мы ни разу не встретились?

Буквально, не поднимая головы, мы проработали целый день. Нашей девочки-Любочки не было, как и Ромки – сегодня они "на земле" трудятся, как любит выражаться Никодимыч, значит – на выезде работают. Как Ромка с ней ухитряется нормально сосуществовать целый день один на один? Шумная, смешливая Люба и неразговорчивый, даже замкнутый студент. Ромка закончил учёбу в прошлом году, буквально, мальчик, в отличие от нас, зубров экономики с почти уже десятилетним стажем. Наверное, Люба к нему относится, как к сыну. Ничем другим объяснить их странное взаимопонимание, по-моему, нельзя.

Периодически я отрывал взгляд от монитора и разглядывал молодую листву за окном. Прислушивался к себе – как там "моё сказочное видение трепетных пальцев"? Наваждение спало. Ну и хорошо.

А вот на следующее утро, стало понятно, что совсем не хорошо: я на заправке, передо мной синяя бэха около которой маячит тот самый парень в своей заправочной униформе. Что я делаю? Просто хочу ещё раз спокойно, без истерики посмотреть на его руки. Ещё раз? Да, ещё раз. Теперь я знаю его в лицо и хочу сопоставить... Что я несу?

Надо заставить его снять перчатки. А как?

Моя очередь. Чувствую, что он косится на меня. Я и сам на себя косился бы: езжу сюда как на работу, процесс "давания на чай" растягиваю на пять минут, обращаюсь к нему не иначе как – "детка". Достаточно?

– Кир, ты сегодня до упора? – это моему заправщику кричат?

Из той самой двери, где сидит менеджер, вышла девушка с бейджем на груди и, видимо, ждёт от него ответа. Его зовут Кир? Кирилл, значит. Ему подходит.

– Сегодня – да, а вот завтра я не смогу, помнишь, я тебя предупреждал? – девушка, сделав какой-то жест рукой, скрывается за дверью.

Целый день на работе я был в отличном настроении. Даже после того, как сдал отчёт за прошлый месяц с опозданием на неделю и выслушал нотации сначала от Рубероида, а потом и от Никодимыча понял, что настроение по-прежнему прекрасное. Мозг начал перебирать возможные причины такой аномалии, чтобы в следующий раз смочь воспользоваться готовым рецептом, ну, когда совсем хреново будет. Пришёл к неутешительным для себя выводам: я видел его, парня с заправки, слышал его голос, да и к тому же знаю его имя. Всё просто.

Нет. Всё не просто. Совсем не просто. Ну и зачем это мне? Какой-то парень и его руки. Может надо взять себе его руки? Ясно, сегодня мои мозги так и остались стоять в той самой "рабочей" позиции и служить нормально мне отказываются. Надо домой. Пора.

Глава пятая

И вот кто мне скажет, какого чёрта я делаю на этой заправке. Что мне заправлять? За целый день израсходовал литров десять бензина, не больше. Плевать. Вопрос в другом: зачем Я здесь!

Припарковался у магазина и смотрю, впитываю движения Кира: наклонил голову, засунул руку в свой карман (руку... а почему не в мой?), протягивает опять же руку за деньгами, присел на корточки около колонки, размашисто подходит к другому заправщику, о чём-то разговаривают, Кир смеётся.

Кто бы мне сказал, что я здесь делаю?

Завожу машину и уезжаю.

Утро. Я снова стою у магазина. Может мне освоить способ насильственного опустошения бензобака моей детки? Бензин вообще можно слить из такой машины? В первый и, думаю, в последний раз жалею, что у меня не жигуль.

Теперь я ездил на заправку к Киру регулярно. Я изучил его график, но всё равно случалось так, что его не оказывалось на работе. Болел? Перепрашивался? На следующий день я приезжал только затем, чтобы убедиться, что с ним всё в порядке и, не задерживаясь у родного уже мне магазина машинных масел и человеческих чипсов-орешков, уезжал.

Обычно, если я заправлялся у Кира, то в следующий приезд, дня через два, чтобы попасть в его смену, парковался чуть левее магазина и смотрел на него, недолго совсем. Полчаса. Час. Всего лишь. Спасибо приближающемуся лету – темнело не скоро.

Я старался не слишком мозолить глаза самому Киру, да и персоналу магазина. Девица, та самая, что с математикой (или головой) не дружила, частенько выходила покурить и поболтать по телефону. Как она успевала и деньги брать, и прохлаждаться на улице? А вчера... нет, мне показалось, наверное, но эта курица кивнула мне, когда, как обычно, вышла и, отойдя от двери подальше (но ближе к моей машине), стала прикуривать от зажигалки.

Две недели прошли под моё настойчивое уговаривание себя: «Он мне не нужен. Обычный парень, не в моём вкусе. Это – помешательство... Оно пройдёт».

Сегодня нас опять почтила вниманием Света из «красивых стерв». Неожиданно кончилась бумага? Конечно, так я и поверил. И как раньше-то не понял? Она ходит к Ромке. Это невероятно! Девица не слишком привлекательна, но тело... Этакая красиво усохшая кустодиевская барышня, впрочем, не потерявшая до конца свою пышность. И вот это «боха-а-атое» тело чуть ли не сидит своей пятой точкой на столе нашего студентика. Она и Ромка? Ещё то зрелище! Сейчас мы к нему уже привыкли, но сперва на Ромку смотреть было страшно, казалось, что от наших взглядов и излишнего внимания он может развалиться: нездорово скромный, с бледным до синевы худым лицом, нескладный, длинный. И вот это недоразумение сейчас что-то пытается ответить Свете, которая ещё немного и совсем поглотит его собой, своим телом… Девушка негромко смеётся, хоть и опирается на стол студента, но выглядит всё пристойно, деловито я бы даже сказал. Киваю Юрке и перевожу взгляд на эту парочку. Он в ответ пожимает плечами и снова утыкается в документы. Ещё раз изучаю Ромку: его выражение лица, позу, пытаюсь услышать их недоразговор... А видать девица-то нравится ему. Да и Света, раз выползает из своей каморки только для того, чтобы посетить нашу комнату (а значит – Ромку) тоже что-то в нём такое разглядела.

Понедельник. Заправка. Третья колонка. Он.

Не выхожу из машины. Понимаю, что парень давно меня вычислил. Коситься перестал, но когда я приближаюсь к нему, да что там... Когда он только видит меня, на своей колонке, то сразу напрягается весь и спешит поскорее уйти, как только всё закончит с моей деткой. Даже не обращая внимания на то, есть ли после меня другие машины.

Выехав с заправки на шоссе, торможу, паркуюсь на обочине и пешком возвращаюсь назад. Хочу пить, жарковато нынче как-то, до ближайшего магазина или кафе, где можно купить воды не дотерплю. А со своим помешательством сразу не додумался зайти в местный магазин. Исправляюсь – выбираю бутылку с водой. Иду к кассе. Девица мне подмигнула?

Скорее на улицу... Притормаживаю на крылечке – Кир с другим заправщиком (невысокий худенький, таджик или... кто там их разберёт в этих бессменных фирменных бейсболках прямо на глаза), спиной ко мне, недалеко от входа. Машин, а значит, работы не наблюдалось. Они сидели на ступеньке перед витриной с маслами – скрывались от солнца – и разговаривали. Дружат, что ли?

– Ты сегодня опять не учишься?

– Я, наверное, по понедельникам теперь буду весь день здесь.

– Значит, в четверг не подхватишь мою? – а этот таджико-узбек явно не крутил хвосты верблюдам в степи. Или что там крутят у него на родине – ишь, какие фразы заворачивает.

– Нет, Ар, не получится.

– Жаль, я рассчитывал. Брат хотел заехать, что-то там случилось у них. Может, всё-таки подменишь? Я поговорю с ним недолго и сразу назад.

– Давай в четверг поговорим, – Кир снял свою бейсболку, со стоном разогнул и вытянул вперёд ноги. – Боюсь сессию с этой работой не сдам.

– Может, к родителям вернёшься? Ты так долго не протянешь.

– Нет. Хочу сам. Правда, отец тут денег предложил... Не знаю, что и делать, – Кир подтянул к себе ноги, обнял колени. – Как выкрутиться?..

– Возвращайся к родителям. Вы, русские, не понимаете...

– Ар, не надо, я не хочу об этом. Слушай, может, ещё как подработать?

– У тебя не выйдет, – Ар коротко хихикнул. – Томка со мной вчера разговаривала... Говорит, что терпеть этого не будет.

– Достала... Я же ничего не делаю! Я имел ввиду...

– А тебе и не надо, – перебил Ар. – Я сегодня целый день хочу спать. А ты?

– Как думаешь, а у меня получилось бы?

Ар наклонившись к самому уху Кира что-то прошептал. Засмеялись. Помолчали немного.

– Если не получится на дневном, то буду переводиться. Но к родителям не вернусь.

– Как там он называется у тебя? Твой институт... – Ар тоже снял свою бейсболку и, подставив себе локти, опёрся на них и на ступеньку за своей спиной, как на импровизированную спинку несуществующего дивана. Запрокинул голову назад и закрыл глаза.

– Университет? Экономический.

– Нет. Название.

– Никак не запомнишь? – Кир засмеялся и толкнул локтём "друга степей". – Ленинградский!

– Мне нравится слушать, как ты смешно его называешь. Почему Ленинградский-то? Город же...

Начинаю двигаться. Витрина в двух шагах от меня. Говорю быстрее, чем успеваю подумать:

– Хороший вуз, я сам там учился.

Кир вскинул голову и тут же опустил её. Руками он опирался о металлический кант ступени по обеим сторонам от себя. Мне было видно, как побелели костяшки на руках. Захотелось коснуться их, убрать напряжение, снять хоть одну руку с кафельного импровизированного сидения, взять её... Ар смотрел на меня. Внимательно так. Потом – на Кира. Потом снова на меня. И тихонько толкнул своим коленом ногу парня, при этом, словно незаметно, кивнув в мою сторону. Кир ещё ниже опустил голову, одел бейсболку:

– Я пойду к Томке, мне где-то там расписаться было нужно, – он поднялся и быстрым шагом направился к основному корпусу заправки. Скрылся за углом.

Ар же продолжал сидеть и смотреть на меня – слишком пристально и непозволительно долго для заправщика. Уголок губ чуть уехал вверх... Это он усмехается что ли? Потешаемся, значит... Кир ему рассказал про меня? Кровь ударила мне в голову. Зашвыриваю бутылку только что купленной воды в урну и ухожу, да что там – дезертирую.

"Хватит, веду себя, как влюблённая кукла! Это надо заканчивать!"

И я – закончил.

Глава шестая

На заправке я больше не появлялся.

Неделю, другую, третью я просто жил: ел, спал, работал и пил с Сашкой по выходным. Пил умеренно.

В один из очередных алкогольных уикендов, ближе к вечеру, мы вышли на улицу и, наплевав, что нарушаем закон, расположились с бутылками на лавочке, под кустами сирени.

С каждым днём становилось всё теплее. Всё дольше гуляли на детской площадке родители с детьми, вот и сейчас одна из мамочек, стоя чуть ли не у нас на голове, ломала ветки цветущей во всю сирени, а её дочь, детсадовского возраста, от нетерпения прыгала рядом и каждый свой подскок сопровождала оглушительным визгом. Мы внимательно следили за процессом стрижки кустарника секатором под названием "девочке очень хочется цветочков, не могла же я ей отказать". Очень хотелось послать эту мамашку вместе с её визжащим ребёнком, но мы крепились.

Наконец, дождавшись пока она уйдёт, Сашка от пережитых эмоций, наверное, сделал непомерно большой глоток пива. Закашлялся. Отдышавшись, он неожиданно спросил:

– Слушай, всё хотел спросить, а что там у тебя с руками, фетиш какой-то новый, что ли?

– С руками? – я повертел свободной от бутылки рукой перед своими глазами. Видно было не очень – вечерело, ну и вообще... Мы, собственно, поэтому и вышли на улицу – освежиться немного. – А что с руками, я не понял?

– Вот и я не понял. Помнишь, когда ты у меня весь вискарь выжрал?

– Прямо-таки и весь? И что – совсем один выжрал?

– Ладно, я тоже слегка помог тебе, – Сашка сделал ещё глоток. Замер, видимо, прислушивался, как пиво проходит по пищеводу. – Так вот тогда ты весь мозг мне вынес своими руками.

Я, уже не стесняясь, вытаращился на друга – он про что?

– Моими руками? А что с ними было?

– Ты всё про руки мне рассказывал: косточки там всякие, пальцы... Всё талдычил – "такие руки, таки-и-ие ру-у-уки". Не помнишь?

– Совершенно! – помнить-то я не помнил, но уже понял, что наговорил в тот день лишнего.

– Ты так говорил тогда, так... – Сашка, подбирая слова, задумчиво завёл глаза вверх, воткнулся взглядом в нависающую над ним сиреневую гроздь (ретивая мамашка не всё ободрала), – ...словно людоед о своём самом вкусном блюде.

Я – в шоке молчал. Хорошо, что заканчивался день, хорошо, что кусты низко нависали над нами – Сашка толком не мог разглядеть моё лицо.

– Не помнишь? Странно. У тебя аж слюна капала. Я даже подумал, что ты влюбился.

Всё. Это было слишком. Я и сам уже всё понял про себя, но услышать это от другого, от Сашки...

Сидя на лавочке и тиская в руках уже ненужное мне пиво, я вдруг отчётливо понял, что дальше так продолжаться не может. Мне определённо нравится Кир. И всё очень серьёзно. Обсудить это с Сашкой? Нет. Тем более, сейчас, в таком состоянии. Да и потом, я никогда не разбирал с ним подробности своих отношений, тем более настоящих, а не показушно-гендерных. Не обсуждал в силу известных обстоятельств, которые Сашке не слишком импонировали, чтобы обсуждать их. Он демонстрировал лояльность к моим "периодически взбрыкивающим странным желаниям" (таким образом, звучал мой диагноз из уст Сашки), а я вежливо не грузил его подробностями.

Зашвырнув недопитую бутылку в куст, старательно игнорируя продолжающиеся Сашкины инсинуации по поводу моей капающей слюны, я хлопнул его по плечу:

– Значит, говоришь, руки!

Через двадцать минут я был уже дома.

Когда Сашка понял, что я вызываю для себя такси и, значит, решил свалить, то он сначала даже обиделся, но я клятвенно, прижимая руку к груди, взмолился почти трезвым голосом:

– Хочу домой. Веришь? Хочу завалиться спать. Устал.

Он проникся. Дождался со мной машины и только потом двинул к подъезду, махнув мне на прощание своей пустой бутылкой.

Дома свалившись в кресло, я пытался собрать свои мозги в кучу – вышло не очень. Нельзя сказать, что мы много выпили, но всё-таки решил отложить всё на завтра. Важные, взвешенные решения лучше принимать на трезвую голову и, желательно, не ночью. А делать что-то с собой, Киром и нашими странными взаимоотношениями (нашими? что-то я не то говорю...) надо непременно. Особенно, после моего амнезийно-алкогольного признания Сашке про мои любимые руки... Бред? Бред! С этой мыслью я и заснул.

Утром, первым делом, я принял контрастный душ – взбодрился. Сварил себе геркулесовой кашки, оказывается, у меня даже коробочка с овсянкой завалялась. Почему именно геркулесовая? Не знаю. Захотелось... Вспомнил, как мама варила мне её почти каждое утро, перед уходом в школу. Налил крепкого чая. Взял свою любимую белую кружку с пчёлкой и подошёл к окну. Вот теперь, попивая чернильный кипяток мелкими глотками и глядя сверху на мой двор можно было всё хорошенько обдумать. Отцвела черёмуха – асфальт засыпан белым крошевом лепестков. Аромат сирени не такой сильный у меня наверху, но, тем не менее, ощущается. Открываю форточку шире...

Итак. Что мы имеем?

Первое. Кир. Тянет к нему со страшной силой F. Хочу видеть его. Взять за руку...

Не отвлекаться!

Второе. Он не хочет! Кир явно меня избегает. Боится? Веду себя неправильно? Или в принципе не нравлюсь ему? "А он вообще, гей?" – вот о-о-очень хорошая мысль, а главное – своевременная!

Отворачиваюсь от окна и ставлю кружку на стол. Возвращаюсь к подоконнику и отодвигаю в сторону подаренную мне Сашкой на новоселье вычурную херь. Сказал, что это – инсталляция. На вид что-то несуразное, какой-то слепленный наскоро хаос из стекла и пластика, кажется, я даже выглядел внутри того стеклянного шарика металлическую синюю шайбу. А болт здесь предусматривался?

Поворачиваюсь спиной, подпрыгиваю и, помогая руками, задвигаю себя пятой точкой на подоконник, прижимаюсь спиной к стеклу. Прохладно, хорошо. В моём доме такие высокие подоконники, так и тянет сесть. Сидел бы и сидел, но эта чёртова скульптура – всё время приходится её двигать. Хотя, она ничего так себе. Не знал, что у Сашки есть вкус на такие вещи. Откуда что берётся? А может ему какая девица очередная присоветовала? Как бы там ни было, но искать ей место в других комнатах я не хотел: она удивительно совпадала и с этим окном, и с кухней, и с моим настроением, когда я недолгое время проводил за готовкой. Пробовал переселить её в коридор, в спальню, – всё было не то.

Какой у меня там пункт?

А-а-а... Радар, говорите. Чушь собачья, молчит ваш хвалёный радар! Я только хочу, чтобы Кир был "не по девочкам"!

Третье. Хочу, чтобы он дал мне шанс. Или чтобы я взял его сам? Не важно. Мне нужен шанс!

Четвёртое. Нельзя себя вести, как влюблённый идиот! Влюблённый?.. потом, сейчас о другом. Хотя совершенно очевидно, что я страдаю, аки несчастная дева в самом обычном, а потому говёном любовном романе. Как бы то ни было, но моё поведение...  это – не я, это кто-то другой: пялюсь на него, сидя в машине у магазина (она же, правда, мне подмигнула тогда, кассирша?), заправляюсь чуть ли не каждый день, чтобы иметь возможность видеть его, его руки... ближе. Я сам себя превратил в посмешище. Пора самым серьёзным образом что-то решать. А то скоро Ар при моём появлении, начнёт пальцем в меня тыкать и ржать, хватаясь за живот.

Пятое. Можно, конечно, забыть, забросить всё это, сделать вид, что Кира нет. Но я уже не могу. Это совершенно ясно. А просто жить, жить как раньше, это было слишком мало для меня теперь.

Что-то я рассчитался. Экономическое образование сейчас мне явно мешает. Может сначала?

Первое. Надо снова стать собой и Кир станет моим.

Это первое и единственное.

И у меня всё будет, я знаю! Красный диплом мне не зря выдали...

На работе что-то происходило... Все это чувствовали.

Никодимыча мы не видели уже несколько дней. Светлана недавно, наверное, первый раз обратившись не к Ромке, спросила у всех нас:

– Ребят, а Николай Дмитриевич, надолго уехал?

Ответа она не получила. Только Люба пожала плечами, хоть как-то обозначив, что вопрос слышала и, взяв сигареты, вышла. Я же, как секундой раньше, до её вопроса, продолжал щёлкать мышкой, но уже бездумно, выстраивая из щелчков ритм, созвучный моей мысли: "Шеф не ска-зал мне! Шеф не ска-зал мне! Шеф не ска-..."

Никодимыч каждый раз говорил мне, когда уезжал куда-то. Конечно, без особых подробностей, но всегда предупреждал, сколько дней его не будет. И что же произошло на фирме такого, что он смылся по-английски? Да не-е-ет, не по-английски. Света же знает, что он в командировке. Я закончил выщёлкивать очередное похоронное для моей карьеры предложение и решил пройтись – дойти до сквера, что в соседнем с нашим офисом дворе и просто посидеть у невзрачного в плане архитектурных форм фонтана, что установили в прошлом году. Думаю, что его уже включили.

Глава седьмая

По понедельникам – он с утра. Значит я снова на заправке.

Я – сегодня, это – снова я, а не влюблённый дурак, пускающий слюни на предмет своей страсти. Как там Сашка сказал? Может поэтому Кир и шарахается от меня – из-за всех этих розовых соплей?

Третья колонка. Заправляет.

– Как там Астронавт, всё преподаёт? – Кир хоть и знал, что это моя машина, и что я гипотетически могу выйти из неё, но всё равно от неожиданности вздрогнул. – Зверствует?

Кир смотрел на меня. Я не мог понять, с какими эмоциями: то ли из-за этой чёртовой кепки, то ли выражение его лица было таким не читаемым.

– Я у него больше тройки на экзамене никогда не мог получить (почему бы не приврать немного...). А ты?

– Нормально, – Кир отвернулся и преувеличено внимательно стал изучать заправочный пистолет.

– Могу подсказать, где его слабые места, – я решил не сдаваться, всё-таки рассчитывая на мало-мальски приличный по объёму диалог. – Хочешь?

– Справлюсь. Можно платить. Всего хорошего.

Вот и весь наш разговор. Ничего. Дальше будет лучше, я знаю. Всё будет. Настроение повышалось.

Через три дня я опять на заправке. По всем приметам бензин должен был вот-вот закончиться. Теперь я приезжал к Киру, только тогда, когда действительно была нужда в топливе. И с туповатой кассиршей встречался, только когда расплачивался за бензин.

Передо мной была одна машина – белая девяносто девятая.

 – Кир, закончишь, подойди, – та самая девица, менеджер, кажется. Что ей от него нужно? Тон какой-то...

Я посмотрел на Кира, пытаясь по лицу понять, что случилось. Посмотрел, ага! Еле поборол в себе желание сдёрнуть с него эту нильсовскую бейсболку и спросить, подняв рукой его лицо за подбородок: "Что случилось?" Даже сделал шаг к нему...

– Кир, ты помнишь наш разговор? Прекрати! – она, по военному, развернулась, чуть было, не щёлкнув каблуками, и скрылась за дверью. Разговаривать с кем-то, находясь от него на расстоянии в 20 метров, это я вам скажу... Она не кричала, но со стороны выглядело базарным выяснением отношений.

И что сейчас было? Он где-то накосячил? Зачем отчитывать его на всю заправку, так же нельзя! Перевёл глаза на Кира. Как он?

Кир был взволнован, расстроен, теперь я видел и понимал его эмоции точно. Почему-то именно сейчас я, вдруг, подумал, что он, возможно, специально так держит низко голову и так глубоко надевает кепку, чтобы его не было видно. А сейчас, когда он забыл о контроле из-за этого внезапного начальственного наезда, то даже опёрся о машину свободной от пистолета рукой.

"Это шанс!" Делаю шаг к нему и беру его за руку (плевать, что в перчатке), отрывая от крыши моей детки, следом "рисую" себе серьёзное, даже сердитое лицо, а в груди пульсирует: "Я держу его за руку!"

– Не надо трогать мою машину, Кир.

И вот теперь меня интересует только один вопрос – "Когда я смогу отпустить его руку?" Я чувствую, как напряглись его пальцы: «Да, я назвал тебя по имени!» Чувствую, как сжимается и подрагивает какая-то мышца у меня в животе. Каких трудов мне стоит не начать, тихонько касаясь, перебирать его пальцы. А уж с каким трудом я разжал свою руку... Несколько секунд, как вечность.

Кир тут же засунул руку в карман и отвернулся:

– Извините.

Я ехал домой. В голове и почему-то в животе стучалось: "Я держал его за руку!"

Рубероид затаился. Мы тоже как-то подобрались: меньше ходили на перекуры (я же перестал выходить на улицу, развеяться), проверили все свои долги по срокам выполнения, сверили отчёты с той формой, что лично каждому, сопровождая этот процесс целой лекцией, выдал Рубероид. Стали тише разговаривать, несмотря на то, что зам сидит далеко от нас. Что-то такое витало в воздухе – мы чувствовали.

«Красивые» передали нам три однотипных заказа "на молочку". Я по привычке стал просматривать мои сводки за последний месяц по этим трём наименованиям: как расходится йогурт, творожок и... забыл. Снова возвращаюсь к договору, перебираю приложения – ищу название третьего продукта. Натыкаюсь взглядом на резолюцию. Читаю. Рубероид изобразил. Снова читаю...

Никодимыч, бывало, тоже оставлял своё царственное волеизъявление, написанное чуть ли не через весь документ, и когда мы видели такое предписание, то сразу понимали – нам грозит в скором времени головомойка. Шеф предпочитал всё говорить на словах, но чаще всего, предварительная работа по вновь поступившим договорам нами велась без каких-либо указаний. Это была стандартная процедура, отточенная годами, и пояснений не требовала.

Я снова и снова читал: "Всю работу по выполнению договора возложить на Семенцову Л.Д. Отчитаться до конца недели о проведённой работе".

Что это? Зачем? А Люба знает? Поднял глаза на нашу девочку – грызёт карандаш и отчаянно долбит по клавиатуре. Вряд ли.

Прислушиваюсь к себе. Нет, ощущения зашатавшегося подо мной стула не наблюдается. Тогда что? У нас никогда не было такого, чтобы за отдельный договор отвечал конкретный человек. Нет, ну, конечно, ответственный был – я, но чтобы так чётко предписывалось кому-то одному заниматься договором целиком, такого не было.

Интуиция у меня работала "на отлично", и если сейчас я не чувствовал опасности для своей задницы, значит её не было. Бедная Люба, на неё повесили этот... Ясно! Это не моей заднице грозит увольнение, а нашей фарфоровой девочке-Любочке.

Я снова посмотрел на Любу. Когда она появилась у нас: кукольное личико, голубые глаза, длинные ресницы, – мы её так и прозвали – фарфоровой куклой Любой. Подразумевая её целлулоидный мозг, конечно. Вообще-то, лицо у неё было среднестатистическим, обыкновенным, но глядя на неё не покидало ощущение, что смотришь на фарфоровую, гладенько-безмозглую ляльку из магазина. Потом разглядели – нормальная оказалась девица, не глупая и добрая. Может это её доброта и казалась нам не настоящей, кукольной? А вкупе с голубыми глазами...

Люба подняла на меня глаза, и вопросительно качнула подбородком: "Что?" Я сделал вид, что просто задумался и углубился снова в свой монитор. "Сказать ей? Или не надо?"

Наша Люба точно не сможет сопровождать выполнение такого договора от начала до конца, особенно на заключительном (выводы, перспективы, рекомендации) этапе. У неё и функции были всё время другие, может позже, попрактиковавшись у неё и получится, но не сейчас. Беру лист с резолюцией и несу ей, кладу на клавиатуру и жду. Люба долго сидит, уставившись в то место, где только сейчас были клавиши. Поднимает голову и глазами полными слёз смотрит на меня.

– Я всё сделаю, только не надо сейчас... Ты делаешь, что обычно. Остальное, как и раньше, сделаю я и отдам тебе готовые бумаги, объясню всё... для твоего отчёта Рубероиду. Поняла? Только не реви! – Люба зажала рот рукой и выбежала из комнаты.

Хотелось орать! Ненавижу бабские слёзы.

Если сейчас её не прикрыть, то завтра Рубероид "придёт" и по наши души. Он взялся проверять нашу профпригодность? Сейчас меня интересовало лишь одно – знает ли Никодимыч обо всём этом. Может он сам и санкционировал эту проверку, потому и уехал?

Я специально приехал к окончанию его смены, подгадал, чтобы моя машина оказалась в числе последних, что он заправляет. Получилось. Почему-то совсем не волновался. Ладно. Вру. Волновался. Волновался так, что вибрировали мышцы, даже в ногах я чувствовал этот нервный гул.

Он стоял около бензобака, придерживая пистолет. Понимая, что пора, я вышел и встал около него.