Текст книги "Кто, если не я? (СИ)"

Автор книги: Crystal Vision

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

– Дело в том, мисс Грейнджер, – говорит он с усмешкой, – что нас в замке всего двое. Это будет как-то неправильно игнорировать друг друга и обедать по отдельности, верно? Потому я выслал вам приглашение, чтобы мы пришли в столовую в одно и то же время.

Дура, ну что за дура, ругает она саму себя. Вырядилась, как идиотка. Он, наверняка, уже над ней потешается.

– С Рождеством, сэр, – говорит она, делая вид, что надела платье вовсе не для него, а по случаю праздника. – Вот подарок, – девушка достает из сумочки небольшой блестящий сверток и протягивает его директору. Тот с любопытством смотрит на него, затем на Гермиону.

В ее сумке подарок и для Драко. Она долго выбирала их и делала срочный заказ по совиной почте.

– Неожиданно, – подводит итог своих недолгих разглядываний Снейп. – Благодарю.

Гермиона кивает и принимается за суп, стараясь не глядеть на директора.

– Я думал, что подарками будем обмениваться вечером, – внезапно говорит он.

– Вечером? – непонимающе повторяет Гермиона, чуть не поперхнувшись.

– Ну да, в библиотеке замка стоит наряженная ель и все, что требуется для создания праздника.

– Я не знала, – растерянно произносит девушка.

– Странно, ведь вы, помнится, в школьные годы не вылезали из библиотеки.

Гермиона вспыхивает.

– И что будет вечером? – интересуется она, уязвленная его комментарием.

– Небольшой фуршет в честь праздника, я позвал некоторых работников замка, вы тоже приходите.

– Хорошо, – соглашается она.

Это все слишком странно, размышляет девушка. Нелогично.

Она опускает взгляд и принимается за остывший суп.

***

Он даже не сделал ей комплимента. Ну и что, думает она. Это же Снейп. Какие от него могут быть комплименты? От него жди поучений, порицания и сарказма. Девушка в бешенстве стягивает с себя платье, швыряет на кровать и сама садится рядом. Больше никаких глупых поступков, решает она. Не дождется! Наверняка специально выставил ее дурой, специально не сказал про вечер. А она, следуя его негласной манипуляции, поступила ожидаемо. Если бы не Рон, она сейчас согласна была покинуть замок и отправиться в Нору. Сейчас, когда она узнала, что Малфой уехал, и они со Снейпом одни в целом замке. И он дал прекрасно понять, что не хочет, чтобы они друг друга игнорировали. Она не выдержит в его обществе ближайшие две недели.

Девушка натягивает на себя свой любимый розовый свитер, надевает джинсы, желтый пуховик и обвязывается теплым школьным гриффиндорским шарфом. Завязывает шнурки на кроссовках с мехом и выбегает на улицу.

Снаружи морозно, но здесь она начинает дышать. Решает пройти по деревне, но резко передумывает – если кто увидит, подумает, что учительница их одинока и беспризорна, раз в праздник одна гуляет мимо домов, теплых, по-праздничному нарядных, будто напрашивается в гости. Снег перестал, но усилившийся ветер бушует под пасмурным небом. Выйдя за территорию школы, девушка обнаруживает, что кроссовки проваливаются сквозь нечищенный снег, того и гляди она не устоит и грохнется в ближайший сугроб. Издалека она видит, как возле некоторых домов суетятся люди, украшая окна остролистом. Она идет дальше, к озеру, осторожно выбирая дорогу. Внезапно ее кто-то окликает.

Девушка поворачивает голову и прищуривается. Ей машет какой-то человек. Гермиона ждет, все еще в догадках. Человек начинает к ней приближаться, неуклюже преодолевая снежные завалы.

– Мэм! – теперь она уже может разглядеть его. Это Арчибальд. Девушка, не отдавая себе отчета, весело машет ему рукой в ответ, сама не понимая, с чего так обрадовалась.

Парень подбегает вплотную к ней.

– Мисс Грейнджер, – говорит он. – Рад вас видеть. С праздником!

– С праздником! – расплывается она в улыбке.

– А вы что делаете?

– Гуляю вот, – смущается девушка своего одиночества. – А ты?

– А я шел мимо, заходил к вам в замок, за продуктами к столу, – парень трясет тканым мешком. – Идемте к нам.

– Да нет, нет, спасибо, – спешно отказывается Гермиона.

– Сестры нет, – тут же говорит Арчи, как будто понимая причину ее отказа. – Ее всю ночь заставили работать. Так что мы с Эбби будем справлять Рождество вдвоем. Ну, идемте! – как ребенок, хнычет Арчи, и Гермиона, не сумев отказать такой просьбе, соглашается.

Они идут по деревне, Арчибальд рассказывает об их быте, о том, что поймал для Эббигейл садового гнома, которого посадил в старый курятник, но тот каким-то образом прогрыз его и сбежал. Девушка смеется над историей, и на какие-то мгновения ей становится так хорошо и беззаботно, что она даже стыдится этого, как будто делает что-то запретное, не имея право на простое счастье.

Они заходят в перекошенный от времени их дом, и Эббигейл, завидев ее, бросается обниматься.

– Мисс Грейнджер! – кричит она. – А вы с нами будете праздновать?

Девушка смущается на миг такой детской радости, ответно обнимает маленькую девочку. И понимает, что у нее нет для нее никакого подарка, отчего моментально начинает чувствовать себя неуютно.

Арчибальд тем временем раскладывает на стол принесенные продукты – птицу, сыр и банку ягодного варенья.

Гермиона снимает пуховик, в доме жарко, она слышит потрескивание в камине поленьев.

– Давай помогу, – предлагает она парню.

– Нет уж, – смеется он, – не обижайтесь, но я помню, как вы готовите. Помогите лучше Эбби украсить дом.

Девушка на секунду сердится на парня за его обвинения, но потом понимает, что он прав. Они с Эббигейл начинают с маленькой гостиной, где стоит в ведре срубленная ель. Эббигейл приносит пыльную картонную коробку с мишурой и игрушками.

– Вот! – радостно восклицает она.

– Так-так, – Гермиона осматривает содержимое. – Давай начинай вешать игрушки, а я украшу стены.

Гриффиндорка командует волшебной палочкой. Разноцветные гирлянды, зайдя в нестройном танце, послушно взмывают вверх, под потолок. Девушка крепит их чарами и принимается за свечи и искусственные венки с шишками. Леденцы, специально принесенные Эбби, по мановению палочки липнут к еловым веткам. Как давно она этим не занималась! Целую вечность. От забытых детских воспоминаний на душе становится тепло и немного грустно. Эббигейл завороженно наблюдает за ней. Гермиона видит, как ее большие детские глаза выражают восторг.

Следом за гостиной следует комната Эббигейл, затем спальня Арчи, кухня.

– Давай украсим комнату Элисон! – просит малышка, и Гермиона замирает в нерешительности.

– А твоя сестра не будет против? – осведомляется она.

– Кто может быть против такого? – не понимает девочка. – Рождеству ведь все рады. Идем!

Она за руку тащит Гермиону в погруженную во мрак комнату сестры. Грейнджер сначала просто наблюдает, как Эбби неумело пытается украсить огоньками стены.

– Я сейчас, – внезапно говорит она и покидает комнату. Идет быстро в гостиную и там начинает копаться в своей маленькой сумочке, которую после войны старается всюду носить с собой. Там только одежда, книги, маленькие незначительные вещи. Ничего, чтобы сошло за подарок. Приходится вспоминать уроки прикладного искусства в школе, хотя Гермиона никогда не была сильна в творчестве. Зато она сильна в трансфигурации. Потому старая футболка превращается в тряпичного гномика, из полотенца она волшебством мастерит ему одежду, на шею повязывает красно-желтый шарф, трансформированный из ее школьного галстука. У нее получился какой-то добрый гном, совершенно непохожий на садового. Но она очень надеется, что Эббигейл он понравится. Девушка прячет его в сумку и спешит на помощь девочке, украшать комнату Элисон. С порога начинает колдовать. Под восторженные восклицания Эбби огоньки возносятся на люстру, зажигаются, красивые открытки украшают стены, свечи весело мерцают на подоконнике. Веточка омелы крепится девушкой над дверью.

Из кухни доносится вкусный аромат запекаемой птицы, Арчи вовсю, тем временем, старается над рождественским пирогом, не принимая помощи от Гермионы. Единственное, что он разрешает ей, это запрятать в тесто различные предметы – мелкие монетки, записки в ореховой скорлупе, пуговицы.

– Мисс Грейнджер, ну останьтесь! – просит Эббигейл. – С вами так весело!

– Не могу, – объясняет она. – У нас в замке будет рождественский вечер.

– Ну приходите потом, после него!

– Эббигейл, отстань от мисс Грейнджер, – строго говорит брат сестре. – Какая капризная стала!

Эбби хмурит бровки и надувает губы. Очки сползают ей на кончик маленького носа.

– Вот, держи, – Гермиона достает припрятанный подарок. – Это тебе. Садовый гном. Пусть он охраняет тебя и веселит!

– Ой! – теряется девочка, и ее обиду как рукой снимает. – Это мне?

– Да, – смеется Гермиона.

– Садовые гномы злые и кусаются, – говорит Арчибальд, посмеиваясь над сестрой.

– А мой добрый, ты ничего не понимаешь! – спорит с ним девочка и несильно стукает брата по коленке.

– Что нужно сказать, Эббигейл? – строго спрашивает брат.

– Спасибо! – отрываясь от подарка, произносит Эббигейл и вешается Гермионе на шею. Девушка утыкается носом в кудрявые волосы девочки и улыбается.

***

Она решает не переодеваться. Ни к чему это. Она уже выставила себя по-идиотски перед Снейпом. Поэтому, распахнув пуховик, слегка запыхавшись, чувствуя, как у нее все еще немного стягивает щеки от морозца, открывает дверь библиотеки и ахает. Большая, украшенная всевозможными игрушками ель стоит в центре помещения. Рядом – продолговатый стол с различными рождественскими вкусностями. В воздухе мерцают свечи. Девушка на миг теряется. Но почему тут пусто? Где все? Снейп сказал, что пригласил школьных работников…

Позади себя она слышит шаги и резко разворачивается. Снейп, без привычной мантии, в праздничном сюртуке останавливается возле нее и бесцеремонно начинает развязывать ее длинный школьный шарф. Гермиона перестает дышать, не понимая, что здесь происходит.

– Где все? – задает вопрос она, стоя как маленькая девочка перед родителем, который раздевает свою дочь после катания на санках, всю разгоряченную, с еще блестящими глазами и красными от мороза щеками.

– Уже тут, – кратко отвечает он ей и стягивает с нее пуховик, после чего отходит и вешает на импровизированную вешалку.

– Вы же сказали, что будут еще люди, – непонимающе восклицает она, поправляя розовую кофточку. Ну почему он вечно заставляет чувствовать ее себя как не в своей тарелке? Теперь она жалеет, что сняла праздничное платье.

– Они не смогли. С чего начнем, с индейки или пирога? О, тут есть еще плум-пудинг и чаша соуенса для блюстителей традиций.

– Профессор Снейп, – теряется она, – что все это значит?

– Если вы о праздничном ужине, то это дань Рождеству, мисс Грейнджер.

– Вы понимаете о чем я! – немного строго восклицает она, с удивлением разглядывая его выходной сюртук.

– Не понимаю, – усмехается он.

В зале начинает играть приглушенная живая музыка, и Гермиона, полуобернувшись, видит в углу заколдованные инструменты.

– Немного пунша? – спрашивает директор и подносит к ней кубок.

– Нет, спасибо, – растерянно отвечает она. Ей очень неуютно. Кроме того, она внезапно понимает, что до ужаса боится сейчас Снейпа. С чего вдруг он вырядился? Думал, что она тоже придет нарядная, стало стыдно за обед? И почему остальные отказались, а, может быть, он никого и не приглашал?

– Тогда, потанцуем?

– С вами? – немного грубо спрашивает она. – Зареклась этого не делать после прошлого раза.

– А вам что, не понравилось? – директор приподнимает бровь и вопросительно глядит на Грейнджер.

– У меня чуть сердце не выпрыгнуло из груди, – признается она. – Все это очень странно. Этот вечер, вы, ваш наряд…

– То есть, вам наряжаться можно, а мне нет?

– Я этого не говорила.

– Но вы намекнули.

– Нет… Просто я не понимаю…

– Пока и не следует, – Снейп кланяется ей и протягивает руку. Гермиона, натянутая внутренне, будто струна, соглашается и подает ему свою руку. Они начинают медленно вальсировать. – Видите, все не так уж и страшно.

Это ее не успокаивает, она слишком напряжена, в любую секунду ожидая подвоха со стороны директора. Что это за шутки? Или что, он таким образом показывает свои чувства к ней? Но ведь он сам сказал, что не влюблен в нее, а просто видит между ними выгодный союз. Неужели это все для достижения этой подозрительной цели?

Начинается другая музыка, более заводная, и Снейп тесно прижимает Гермиону к себе так, что ей становится неловко от такой близости.

– Что вы делаете! – возмущается она, стараясь отстраниться.

– Разве не ясно? – с иронией отвечает тот. – Стараюсь заполнить пустоту, вызванную небрежным отношением к вашему сердечку вашим бывшим женихом. Как вы думаете, мисс Грейнджер, такому скромному герою, как я, это удастся?

Гермиона замирает и отстраняется от директора.

– Ну как там мисс Скитер поживает? – как бы между прочим осведомляется зельевар.

– Я… я не знаю.

– Бросьте. Разве это не вы подкинули ей идею для статьи?

– С чего вы взяли? – защищается Грейнджер, делая шаг назад.

– Есть основания так думать.

– Это не я, сэр. Думайте, как хотите.

– Я это и делаю. К тому же ваши мысли лишь подтверждают сказанное мной.

– Не копайтесь у меня в мозгах!

– Я и не копался, я лишь сказал очевидную правду.

Девушка чувствует, что краснеет. Он что, обвиняет ее в этой статье? Но разве он не видит, что она принесет лишь только пользу их школе? Или его задели подозрения Скитер?

– А я-то чуть было не поверила вам, – тихо произносит Гермиона.

– Помилуйте. Я вас в чем-то обманул? Ваши ожидания?

Девушка лишь поводит плечами, ей обидно. Но она до конца все равно не могла поверить в искренние намерения Северуса Снейпа. Неужели все это – и украшения, и праздничная еда, и он сам – все это ради насмешки?

– Мне вас жалко, – внезапно говорит Гермиона и замирает, жалея о своих словах.

– Неужели? – с какой-то злой усмешкой спрашивает он.

– Может быть, не вас, а скорее себя, – исправляется она. – Мне трудно из-за вас. Я как будто скована магическими путами, не знаю как себя вести. Жители деревни закрыты от меня. И в этом отчасти есть ваша вина. Вы изначально запугали меня.

– Позвольте, мисс Грейнджер. Разве вы поддаетесь запугиванию? Я полагал, что ветераны войны…

– Бросьте свои насмешки! – гневно перебивает она его.

– Если вы негодуете из-за этого, я ничем не могу вам помочь, – глухо отзывается зельевар, приблизившись к ней.

Гермиона отшатывается от него назад, как от прокаженного, но видит, что Снейп подошел не к ней, а к столу, где в фужере задорно искрится шампанское. Этот ее опрометчивый поступок явно его задел. Гермионе становится стыдно, но она не собирается извиняться, злясь еще больше на себя и, следовательно, на него. Зачем она вообще поддерживает эту непонятную тему? Сама его подзуживает. Какая она испорченная!

– И все же, как вы узнали про статью? – вопреки разуму спрашивает она.

– Вы признались только что? Это всего лишь мои догадки, я же говорил вам, подпитанные аргументами.

Он залпом выпивает шампанское. Глаза его весело блестят. Ему явно нравится этот их нелепый разговор. Нравится, что она, сердито глядя на него, растерянно в то же время теребит карман джинсов.

– Общественности это понравится, вот увидите, – говорит он, приступая ко второму бокалу. – Кстати, выпьете со мной? А в честь праздника? Черт, как же мне вас уговорить? Ну да ладно. Так вот. Общественности будет импонировать, что два скромных героя войны, находясь все еще на нелегком поприще, сошлись. Народу нужны герои и антигерои. Несмотря на то, что Уизли тоже помогал Поттеру, он в их глазах теперь антигерой. Изменник.

– А вы, значит, рыцарь? – недобро усмехается девушка.

– Называйте как хотите. Мы должны им дать то, что они просят.

– Директор Снейп! – строго одергивает она его. – Мне кажется, что вы многое домыслили. Фантазия у вас не хуже, чем у Скитер. Может быть, это вы ей подкинули столь нелепые домыслы?

– Почему же домыслы, мисс? Мы явно неравнодушны друг к другу.

– Оставьте эти мысли при себе.

– Вы боитесь очевидности? Боитесь сделать шаг вперед?

– Это не имеет отношения к вашей больной фантазии! – огрызается девушка.

– Позвольте. Вы забились в глухой угол Британии ото всех, боясь, очевидно, общественности. Отказали парню, испугавшись отношений. До сих пор носите этот неуклюжий детский шарф… Вы боитесь идти вперед, разве я не прав? Ударились в школьные занятия, потому что такому мозгу, как ваш, Грейнджер, нужно чем-то быть занятым. Если бы не это…

– Замолчите! – кричит она дрожащим голосом, вытирая рукавом предательски выступившие слезы. – Вам-то какое дело. На себя посмотрите. Вы тоже ото всех закрылись!

– Потому я и предлагаю вам союз. Зачем нам с вами сражаться? Соединим ваш нерастраченный потенциал и мою прозорливость. Пью за вас! – Снейп выпивает еще один бокал шампанского. – Вы уже разве не начали осознавать пагубное влияние на себя такой жизни? Я-то привык, я вечно был один. А вот вы, кажется, все время были окружены друзьями. А сейчас? Нет поддержки, вы так и будете одиноки. Поттер, Уизли, не понимая вас, все же поддерживают связь, скорее, из старой привычки. Но потом это будет происходить все реже и реже, у них появятся семья, дети… Они забудут о вас, ограничатся открыткой на день рождения и Рождество в лучшем случае.

– Я не одинока! – восклицает гриффиндорка, вытирая глаза. – Спасибо за праздник и настроение, директор! До свидания!

Девушка проходит мимо него и решительно направляется к двери.

– Стойте, мисс Грейнджер, – окликает ее Снейп. – Такая педантичная и такая рассеянная. Вы забыли пуховик и свой детский шарф.

Гермиона резко разворачивается и, не глядя на Снейпа, проносится мимо, к полке, на которую тот повесил ее вещи. С какой-то особой злостью сдергивает шарф и пуховик.

– Стойте, – он преграждает ей дорогу, вплотную приблизившись к ней. – Знаете, я не умею красиво говорить…

Гермиона замирает, с опаской глядя на директора.

– Умеете вы говорить. Красиво и жестоко.

– Так вот, – продолжает Снейп, не обращая внимания на замечание Гермионы. – Я действительно предлагаю вам быть вместе.

– Вы же сказали, что не любите меня!

Северус Снейп резко меняется в лице, раздраженно вздыхает.

– Какая к черту любовь! О чем вы. Начитались книжек? Нет, я просто предлагаю вам быть вместе. Чтоб вы не были одиноки. Я директор, вы – моя подчиненная, отличный союз. Живем и работаем в одном месте. Разве не замечательно?

– Вы что, жалеете меня? – всхлипывает девушка. – Мы с вами… никогда не поймем друг друга.

С этими словами она оставляет его одного, среди рождественских огней. Таких, на первый взгляд, веселых и теплых, но на самом деле чужих и безразличных к ней. Таких же, как он.

========== 13. Следы на снегу ==========

Я не упрямая, думает Гермиона, торопясь в свою комнату. Если бы я заметила, что он делает шаг ко мне, я готова была бы пойти навстречу. Но почему он все портит, зачем при каждой встрече, при каждом разговоре провоцирует меня? Как будто жаждет впутать в свои несведенные счета с другими, чтобы сделать частью всего этого.

Слишком поздно она слышит шаги за спиной. Врывается в комнату, но он догоняет ее.

– Вы забыли подарок, – говорит он, останавливаясь на пороге, не решаясь войти в ее комнату.

Гермиона резко разворачивается и подходит к нему насколько позволяет ее смелость.

– Зачем вы преследуете меня?

– Вы сами меня провоцируете. Как только появились здесь, сразу же сделали себе репутацию преследуемой невинности.

– Уходите! – в гневе произносит она, прижимая к себе свою верхнюю одежду. Не желает она больше выяснять кто прав, кто виноват, кто кого провоцирует. Не желает больше слушать оскорбления в свой адрес.

– Но вы не взяли подарок. Я его специально для вас приготовил. Кстати, и принарядился тоже для вас. Оцените?

Снейп делает шутливый жест, чтобы Гермиона смогла его лучше рассмотреть. В правой руке у него зажат сверток. Подарок, понимает она. Сама она подарила ему набор точных инструментов для зельеварения из серебра. Знала, что он до сих увлекается зельями и варит их деревенским жителям. Подарила, просто потому что не знала, что еще дарить. Просто потому, что подвела фантазия. Или вина в том, что она его еще не изучила и плохо знала его интересы? Но разве обязана она его настолько хорошо узнавать?

Что же такое завернуто в его подарке? Гермионе хочется посмотреть, в ней взыграло любопытство, но гордость не позволяет взять его. Она слишком уязвлена, чтобы так быстро простить.

Нарядился ради нее? Она уже заметила и оценила. Впервые увидела его в чем-то, кроме будничной мантии и черного сюртука. Зачем сейчас он обращает внимание на себя таким образом?

– Без мантии вы не столь внушительны, – резко и как-то грубо подводит она итог.

– Что ж, тогда, при визитах к вам буду надевать мантию.

– При визитах? – глухо переспрашивает она, настороженно глядя на него.

– Их частота будет зависеть от вас…

– Убирайтесь! – осознав его слова, кричит она.

В этот же миг раздается шипение. Живоглот, спрыгнув с нагретого им места на кровати, подбегает и встает между ними, угрожающе вздыбив шерсть, защищая хозяйку.

– А ваш кот умный. Что попало не ест.

– Что?! – ошеломленно восклицает Гермиона и бросает встревоженный взгляд на кошачьи миски, стоящие у стены. – Что вы пытались сделать?

– Немного усыпить его бдительность.

Гермиона открывает рот от возмущения, но слова не идут. Ей хочется подойти и захлопнуть дверь. Остаться одной, а она зачем-то стоит и разговаривает с ним. Позволяет ему говорить в свой адрес всякие гадости. Нет, пора закончить этот их нелепый разговор, говорит она самой себе, убеждает, но почему-то стоит и смотрит на него в ожидании. Чего она ждет? Ей должно быть противно от того, что он пытался спланировать их вечер, а попросту – затащить ее в постель. Ведь именно для этого ему пришла в голову идея накормить Живоглота снотворным?

Он любой ценой хочет затянуть свой визит, потому что хочет быть с ней, своими неумелыми жестами, жадностью, с которой смотрит на нее, словами, вопреки его разуму, срывающимися с его губ, сказать ей и показать, как сильно она ему нравится. Осознает ли он это сам? Осознает ли, что говорит порой не то и делает непозволительные поступки, и что все это вызвано ее близостью? Отдает ли отчет себе в том, что слишком груб и жесток, что таким поведением не добьется ее расположения? Но он в отчаянии, и это единственное, что он прекрасно понимает в данную минуту. А еще то, что никогда не сможет понравиться Грейнджер, и потому творит Бог весть что, лишь бы привлечь ее внимание.

Северус видит, что пуховик из ее рук сполз и касается пола, что этот нелепый детский шарф ненавистной ему расцветки обвил ее руку, как будто заявляя тем самым права на нее, на то, что они с ней единое целое, что она гриффиндорка до мозга костей. Он видит румянец на ее щеках, гнев в ее глазах, прядку, выбившуюся из прически. Ему хочется прикоснуться к ее по-детски приоткрытым губам, но он не осмеливается. И это ее выражение лица, она сама, все в ней – обезоруживает его. Он ощущает рождение в себе неясных чувств забытого им отношения к женщине. Когда-то он испытывал нечто подобное. Лили. Но ее призрак давно покинул его душу, перестал мучить как только он понял, что свободен от долга, от стольких лет страданий, одиночества и действий, которых он совершал, переступив через себя, выдумав себе новые принципы и правила для существования с определенной лишь миссией. Все это ушло, и ушло слово «любовь», которое болезненно до этого пустило корни в его сознании. А, может быть, никакой любви и не было? Была влюбленность, чувство собственности, ревность от того, что у него отняли единственного друга. Было чувство восхищения тем, кто также похож на тебя и всеми фибрами души понимает.

Теперь же душа опустошена. Осталось лишь мерзкое, противное ощущение того, что его использовали, играя на его же чувствах так называемой любви и долга. Привитое ему звание благодетеля, героя. Все они, все те, кто выдавал ему орден, пожимал руку, с уважением в глазах смотрел на него и гордился им, все они считали, что он бескорыстно, чисто по-геройски, по-гриффиндорски посвятил себя защите родины. Ни у кого и в мыслях не было предположить, что все это – бутафория. Никто не знал причину, по которой столько лет, влекомый зовом призрачной, придуманной любви, он делал то, что ему приказывали, давя на совесть, которая, к его удивлению, все еще жила в нем. Но от которой, кажется, уже не осталось и следа. И потому он всячески презирал в себе, в людях, в жизни, везде это нелепое, неправильное чувство – любовь. Оно неблагодарное, требующее жертвенности. Нет, он наигрался во все это уже сполна. И оттого, почуяв в себе вновь росток, который стал бередить его душу, он всячески пытался искоренить его, но тот, не считаясь со своим хозяином, лишь разрастался.

Больнее было обнаружить причину, виновницу этого ростка, поселившегося в нем. Как жестока к нему жизнь, осознал он это в тот момент. И как непросто вырвать из себя, выжечь все это присущее человеку, особенно, будучи полностью убежденным, что в тебе ничего подобного уже родиться не может, потому что почва суха.

Гермиона стоит в оцепенении. Она видит, как его лицо меняется, только что оно было злым и насмешливым, но черты его уже расправлены, морщинки на лбу исчезли, взгляд странный, она не может определить его эмоции. Неосознанно она кладет вещи на кровать и, подобрав с пола Живоглота, пытаясь успокоить его, с ним подходит ближе к директору, осознавая, что сейчас он ей ничего не сделает, нечего его бояться, отчасти из-за того, что на ее руках ее рыжий защитник. Отчасти потому, что что-то изменилось в его выражении лица.

Он протягивает руку к ее прядке волос, не обращая внимания на шипение кота. И этот жест она пытается забыть, сразу же, моментально, чтобы случайно он не остался в памяти. Но она ошибается, ведь его уже не спрятать даже в самые надежные тайники. Вопреки логике и здравому смыслу она стоит, как будто завороженная им, неосознанно свидетельствуя над рождением в нем сокровенных мыслей, настраиваясь, будто приемник, на его частоты, чтобы распознать его чувства. Но никуда не деться от собственного порицания. Откуда у меня это скверное кокетство, думает она. Я ведь вижу, как он на меня смотрит. Разве я не догадываюсь почему? Нет, тут же отвечает она себе, запрещая анализировать Снейпа, не знаю и не догадываюсь.

– Вы можете ничего не бояться с вашим котом, – зачем-то говорит он. – Возьмете подарок?

Гермиона пытается удержать питомца одной рукой, а другой взять сверток, но Живоглот, вывернувшись, спрыгивает и, чуть отойдя от них, принимается с остервенением быстро вылизывать хвост, грозно поглядывая на Снейпа.

– Спасибо, – отвечает она, неосознанно начиная сжимать в руках сверток, ощутив что в нем завернуто что-то твердое.

– Знаете, Грейнджер, вы стоите прямо под веткой омелы…

– Знаете, профессор, я никогда не выискивала обычаев, чтобы поцеловаться…

– Это намек? – усмехается он и все-таки прикасается к ней, кладет руки на ее плечи, чуть сжимает, будто боится, что сейчас она растает.

Гермиона цепенеет. Она слушает и не слышит. Ее подсознание просто фиксирует все то, что невероятно скроется в данную минуту от ее мозга – его блестящие глаза, пальцы на ее плечах, их непозволительная странная близость.

– Наши отношения бессмысленны, – внезапно говорит она глухим голосом, и он сжимает ее плечи еще сильнее.

– Отношения? – повторяет он за ней. – Какие отношения?

Гермиона смущается, она надеялась, что он поймет. Но внезапно она осознает, что он и так уже все понял, просто спрашивает у нее, хочет знать, что она думает.

– Служебные. Человеческие… просто отношения.

Нужно завершить этот разговор. Пока она не сболтнула чего-нибудь лишнего, пока он снова не спровоцировал ее. Пока они не переступили черту. Но она понимает, что этот разговор, как и все предыдущие их разговоры, будет не раз ею снова прокручен в мыслях, становясь заезженной пластинкой. Она будет убеждать себя, что права, пока ей самой не осточертеет её никому не нужная правота и правда.

– Давайте хотя бы следовать традициям в этот праздник? – с присущей ему в разговоре усмешкой осведомляется он.

– Традициям? – девушка замирает в нерешительности.

Он наклоняется и слишком спешно целует ее под веткой омелы, боясь, что она убежит, что она прервет его, оттолкнет. Но она стоит, будто вкопанная, не зная куда деть свои руки, и стоит ли их вообще куда-то девать. Он прерывает поцелуй и отстраняется, немного испуганно глядя на нее, изучая. Но в тот же миг разворачивается и уходит. И Гермиона остается одна наедине с собой и с ворохом мыслей, которые сегодня ей снова помешают заснуть. Угрызения совести уже пробрались в сознание.

***

Снег ровным слоем покрыл землю, блестит на зимнем солнце, радуя глаз. Гермиона гуляет одна, решая пройтись по той дорожке, по которой она впервые шла в Йерм от автобуса «Ночной Рыцарь». Как спокойно и хорошо на душе и даже жалко ей портить такую красоту, этот волшебный снежный покров, оставляя на нем свои следы.

Следы…

А какой след оставит она после себя в жизни? Не слишком ли рано она задумывается над этим? Ведь она так молода, и это словно открытие для нее. Никогда она раньше не осознавала в полной мере, что молода. Джинни права в своем последнем письме – она здесь одичала. Пусть это и было написано рыжей в шутку. Гермиона прижилась, прикипела к этой деревне вопреки тому, что общение с жителями так и не наладилось у нее. Но тем не менее. Джинни права. Иначе почему ей так хорошо наблюдать за скованным льдом озером, почему на нее навевает спокойствие эта лесная тишина? Почему она чувствует себя частью этого места? Обязанной детям? Кто, если не я, вернет им волшебство, спрашивает она. Кто, если не я, поверит в них?

Милая Джинни! Почему я могу быть откровенна лишь в своем воображаемом письме к тебе, спрашивает себя Гермиона. Джинни, я человек погибший.

Прошло почти две недели с того момента, как они со Снейпом поцеловались под веткой омелы. С того момента, как Гермиона стала тревожно засыпать. Все мысли, словно стайка весенних птиц, кружились возле него. Возле Северуса. Что за странное имя, усмехается она про себя. Еще более странный человек. Чем он так восхитил ее, чем завлек ее внимание? Ей нравилась его осанка, ей нравилось, что под уставшими глазами у него залегли тени. Взгляд от этого становился глубоким и проницательным. Будто он без всякого заклинания Легилименции мог заглянуть ей в душу, в самые потаенные ее уголки и выудить из них забытое Гермионой – чувства, мысли, воспоминания. Его порой резкие движения, черты лица, мимика – все это будто магнитом манило ее.

«Милая Джинни, я не знаю, когда наступил тот день, когда я поняла, что не нуждаюсь в вас так, как раньше. Когда случился этот переломный момент? И почему я уже не чувствую, что вы мне так необходимы… Мы виделись совсем казалось бы недавно, но что-то изменилось за эти немногие дни. А как же то, что мы поклялись все время быть вместе? Я, ты, Гарри, Рон, Дин, Невилл, все, кто остался в живых с Гриффиндора. Клятва забыта, или это только я отбилась от стаи? Уехала подальше от вас. И если я сейчас себя упрекаю, то искренне ли? Может быть, во всем виновато письмо Рона, которого я с таким нетерпением ждала все это время? Оно-то меня и освободило. Я поняла, что нить, бесцветная, тонкая нить надежды, что связывала наши сердца, оборвалась с этим письмом. Мы никогда по-настоящему не любили друг друга. Как же безумно долго я ждала твоего письма, Рон, – в мысленном ответе „пишет“ Гермиона. – После того случая, когда ты бессовестно улетел, не поняв меня, бросив. Но я благодарна тебе за тот вечер и за это письмо. Твои чары иссякли. Они держались лишь на ожидании этого письма. Почему у нас ничего не вышло? Сейчас уже неважно. Не старались, не умели любить. К чему сейчас выяснять все это? Ты прав, я изменилась. С жестокой прямотой я говорю это, вспоминая о наших незрелых чувствах. Ты выразил надежду, чтобы мне было хорошо. Но мне плохо. И от осознания этого мне хорошо. Назовешь меня мазохисткой? Мне просто следует так жить. Это я знаю. И это осознание, как и твое письмо, дарит мне свободу. Я не создана для работы в Министерстве, я отучилась веселиться. Для меня чужды все эти праздники и праздные разговоры. Милая Джинни, я одичала. Я потеряна для себя и для всех. Ты права, я уже не та. А может быть, никогда той и не была. Это место лишь помогло мне раскрыть себя».