Текст книги "Кто, если не я? (СИ)"

Автор книги: Crystal Vision

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Гермиона удивляется и пугается, что думает и смотрит не так, как раньше. На все: на себя, на друзей, на Северуса, на мир в целом. Когда это успело попасть в нее и дать корни? К этому чувству свободы стоит привыкнуть. Оно дарит неосознанное счастье, а потому пугает, как все хорошее пугает человека, привыкшего к тому, что по пятам его идет темная тень неудач, опережая порой и подставляя подножки. Она откровенна с собой, и от этого ей легче. Погожий день умиротворяет, приводит в порядок все ее чувства и мысли. В порядок, который так ей нужен, к которому она с детства привыкла. Какой бы ужасной ни была правда, она дарит спокойствие, потому что ты, наконец, перестаешь искать, теряться в предположениях, мучиться от вопросов. И вот она правда – весь ее маленький внутренний мир стал крутиться возле одного мрачного и порой жестокого человека. Когда случилось, что она стала зависеть от него? От человека, против которого у нее нет уже оружия?

Гермиона видит раскидистый, сказочный дуб, мимо которого ее вел в день прибытия Северус. И замирает. Там он. Стоит и смотрит вдаль. Все эти дни они не виделись. Он будто прятался от нее. Или от себя? Одна его рука упирается в жесткую кору, вторая безвольно повисла вдоль тела. Гермиона неосознанно делает шаги в его сторону, оставляя за собой следы. И каждый шаг внушает ей уверенность. Она чувствует, что им нужно поговорить. Что с ним творится, что его мучает? Может быть, она поделится с ним своей свободой, чтобы ему стало легче?

Остановившись в нескольких шагах от него, она замирает. Он явно слышит ее, почему же не поворачивается? Без единой мысли, ничего не чувствуя, потому что полностью поглощена им, она смотрит на него, гипнотизирует взглядом, приказывает повернуться, но одновременно и боится своего этого мысленного приказа. И только сейчас она видит в опущенной руке блестящую фляжку. Гермиона невольно отшатывается назад. Он опять пьян.

– Мисс Грейнджер, – говорит он, не поворачиваясь.

– Директор… – глухо приветствует она, ощущая, что внутри нее все горчит от обиды. В первую очередь на себя.

– Будете?

– Я никогда не пью. Сколько раз вам уже повторять это?

– Травма?

– Убеждение. Перестаньте пить. Вы что, занимались этим все каникулы?

– Сегодня я пью из-за вас. Нечего меня поучать и порицать. У вас для этого есть класс. Или учительская натура так и рвется наружу? Черт вас сюда принес, – хрипло произносит он с каким-то безразличием.

В Гермионе есть место и для испуга и для отвращения. Все это вместилось рядом с этим человеком, который без спроса, вопреки ее воле, влез к ней в душу и мысли, поселившись там.

– Зачем вы пьете из-за меня? – тихо спрашивает девушка, слушая свое громкое сердцебиение.

– Послушайте, мисс. Если вам что-то не нравится, вы знаете что с этим делать. В школе вы, помнится, боролись за права эльфов. Можете основать группу нелюбителей алкоголя и проводить воскресные собрания.

– А вы как обычно злы.

– А вы как обычно… Слишком правильны.

– Какая есть.

– В этом то и проблема, – со злым блеском в глазах усмехается он.

– А если бы была неправильной?

– Тогда мне было бы проще…

– Вы привыкли плохо думать о людях.

– Это помогает терпеть их. И себя. А вы мне всю игру портите.

Гермиона жалеет, что пришла к нему. Но уйти уже не может. Слишком поздно.

– Так думайте обо мне плохо, – в отчаянии восклицает она. Подступающая обида все больше душит ее.

– А я что по-вашему делаю? Думаю о вас хуже, чем о других. Всегда.

– Помогает?

Северус делает глоток из фляжки и внезапно гневно рычит.

– Нет! Провались все к дементорам! Что ты со мной сделала, девчонка? Если бы не ты… Плевать я раньше хотел на условности. А сейчас… Я поверил в несуществующее…

Он тяжело опирается о старый дуб. И Гермиона на миг проникается этой древней мудростью и спокойствием, что веет от дерева. Оно многое что повидало и его вовсе не удивляет разговор двух людей. Его мысли – а Гермиона знает, что деревья умеют думать и чувствовать – далеко. И это внеземное, которое источает старый дуб, на мгновение успокаивает ее и возвращает ей то чувство безмятежности, с которым она совсем недавно оставляла робкие следы на снегу. Возможно, это реакция ее мозга. Она не желает слушать все то, что говорит Северус Снейп. Защитный механизм. Поэтому она не перебивает его и не задает вопросов, а просто смотрит и слушает, пытаясь абстрагироваться.

– Говорите и вы мне «ты», Грейнджер.

– Не могу, – отзывается она и печально улыбается. – Это будет нечестно по отношению к самой себе. Ведь на людях нужно будет говорить «вы». Похоже на ложь, не находите, профессор?

– Знаете, еще до вашего приезда мне уже все осточертело. Но я подумал, что если вы уедете, то уеду и я, а если останетесь…

– Вы гнали меня и подбивали к тому, чтобы я уехала. Вы сами хотели этого, должно быть. Вы сами, профессор, боялись того, что ждет вас здесь.

– Все-то вы знаете, Грейнджер. Это невыносимо.

– Сэр, вы думали только о себе. Почему не хотели сделать что-нибудь бескорыстно? Разве здешние дети не заслуживают этого?

– А вы, мисс Грейнджер, бескорыстны? Нужно брать пример с вас, очевидно. Вы эталон доблести и чести.

– Я тоже эгоистка, – не обращая внимания на его иронию, сознается Гермиона. – Должна была написать в Министерство, но не сделала этого, потому что знала, что если сделаю, то придется уйти. А я хотела остаться.

– Ради школы? – вкрадчиво спрашивает он ее.

– Нет, не только, – еле слышно отвечает она, опуская взгляд.

– Черт, – ругается он и, завинтив крышку на фляжке, прячет ее в карман теплой мантии. – Вы понимаете, что снова провоцируете меня? – он подходит к ней совсем близко. – Не умею я ухаживать. Дают – беру. Черт, – снова ругается он и быстрым движением убирает свисающие на лицо пряди назад, к затылку.

– Я уже говорила, что наши отношения бессмысленны? – усмехается девушка, боясь поднять взгляд. – Мы нуждаемся в помощи друг друга, как начальник и подчиненная, как люди, но только делаем первый шаг, как моментально все портим…

– Что вы можете знать об отношениях, вы еще так зелены. Что у вас там с этим Уизли было? Чем вы занимались там, на озере?

– Целовались, – не скрывая, отвечает Гермиона и по старой привычке задирает подбородок.

– И только? Какая смелость, – глаза у Снейпа загораются. – Я могу с вами сделать все что угодно и где угодно.

– Вы слепо мстите всем. Это ясно по вашим словам и поступкам, – Гермиона хмурится, глядя на него. – Мстите мне, себе, другим. Зачем?

Ей так хотелось достучаться до него, она подалась вперед, выжидая, что он все-таки откроется.

– Это ваши глупые инсинуации, мисс Грейнджер.

– Я говорю, что думаю.

– А делаете, что хотите? – спросил Снейп, с интересом разглядывая ее лицо. Пряди волос снова упали ему на лоб и щеки. Гермионе хотелось прикоснуться к ним, как он в прошлый раз прикоснулся к ее волосам. Но рука ее замирает на полпути. – Говорите, что не ищете обычаев для поцелуев? Вот он момент, никакой омелы, никаких обычаев. Поцелуете меня?

– Нет.

– Разве вы не за этим пришли? – с какой-то особой злобой спрашивает он. – Вы испытываете мое терпение, вечно подзуживаете меня, провоцируете. Говорите двусмысленно или просто намекаете, и это сводит с ума.

Он валит Гермиону на снег, и крик застывает у нее в горле, не в силах вырваться наружу, как и она под его напором. Она чувствует на себе его злые поцелуи, они покрывают ее щеки, лоб, губы. Она в ловушке. Его сильные руки сковали ее запястья, распластали на снегу. Девушка отворачивает от его лица голову и громко дышит. Подступающий плач душит ее. Снейп не сразу замечает ее слезы, но они действуют на него отрезвляюще. Он вскакивает и отходит от нее, но Гермиона, отвернувшись, не видит как в его глазах застыл ужас от сотворенного. Она не видит, как он в молчаливом крике стучит по древнему дубу. Она просто дышит. Глубоко вдыхает свежий морозный воздух. Поднимается только тогда, когда перестает слышать свои громкие спутанные мысли, когда давящая тишина опускается на нее, щеки прихватывает морозом, а слезы давно уже перестали течь.

Она поднимается и видит истоптанный, изрытый обувью снег. От такого снега не веет тишиной. Такой снег не дарит спокойствие.

========== 14. Обманчивое спокойствие ==========

Совесть свою она заглушает усердием. Во время каникул они с Ритой пересекались два раза – в итоге у Гермионы накопилась приличная пачка писем от читателей «Ежедневного пророка», и девушка с головой ушла в изучение материала. Теория ее подтверждалась. Большинство из писем свидетельствовало о том, что возникновению магии у детей способствовало сильное эмоциональное потрясение. Почему раньше никто об этом не догадывался? Или же… Двоюродный дядя Невилла, Элджи, не раз пытался спровоцировать способности у мальчика. Он знал каким-то образом о том, что сильные эмоции влияют на магический потенциал. Откуда у него эти знания, задалась вопросом девушка. Было бы любопытно узнать у него.

Все свободное время от тяжких мыслей Грейнджер посвящала разработкам уроков. Нужно было тщательно обдумать, что же может вызвать у детей прилив возбуждения от внезапной радости. По началу на ум приходили только единороги и гиппогрифы, затем она решила, что в первый же день после каникул расспросит детей об их тайных мечтаниях. Возможно, это натолкнет ее на мысли как им помочь.

Драко прибыл вечером накануне первого рабочего дня, Луна и Невилл – в обед. Они привезли Гермионе домашних сладостей и наперебой рассказывали о том, чем занимались в свободные от работы деньки.

– Ну что мы все про себя и про себя, – резко прерывает рассказ Невилл. – Как у тебя прошли каникулы, Гермиона?

Девушка продолжает улыбаться, но с каждой секундой ей становится все сложнее прятаться за маской беззаботности. Она находит в себе силы ответить друзьям, чтобы не вызвать у них подозрения. Все в порядке, она пытается и пыталась убедить в этом и себя. Прочь мысли о нежелательных разговорах с директором, о его поступках. Гермиона чувствует, что обманывает саму себя. Но это обманчивое, напускное спокойствие отчасти спасало ее в минуты отчаяния, когда она была на грани депрессии. Они спасали ее от хандры.

***

Она дает детям задание, а сама вызывает каждого по одному к себе. Сажает рядом и тихо начинает беседу.

– Чем ты занималась на каникулах, Черрити?

Девочка слегка удивляется подобному вопросу, но затем пускается в сбивчивый рассказ. Все как и у всех. Рождественский ужин, подарки. Игры на снегу.

– Тебе было весело? – уточняет Гермиона.

– Да! Мисс Грейнджер, но я каждый день занималась по учебникам. Повторяла, что Вы нам говорили. И скучала по школе! – спешно добавляет Черри, уверенная, что заслуживает за эти слова похвалу. – Я освоила много нового материала, который не могла освоить раньше.

Гермиона радуется за девочку. Она многому научилась, но магический потенциал развит у нее еще пока только наполовину. Нужно помочь и ей. Обрадовать. Потрясти.

– Скажи мне, а о чем ты мечтаешь? – переходит мисс Грейнджер к самой сути разговора.

– Мечтаю… – теряется девочка. – Я хочу, чтобы папа и мама были вместе.

Как я могла забыть, порицает себя Гермиона. С Черрити Чейз не все так просто. У нее психологическая травма от развода ее родителей. Все мысли девочки вертятся вокруг этого. Гермиона спешно меняет тему, расспрашивает о заклинаниях, а сама параллельно думает о том, что с Черри придется повозиться.

К концу учебного дня у нее имеется полный записей блокнот. Она провела хорошую работу. Дети без стеснения рассказывали ей о самых сокровенных своих мечтаниях. И часть из них Гермиона смогла бы осуществить, чтобы помочь закрепиться росткам магических способностей в детях. Она отпускает класс и остается одна наедине с мыслями и блокнотом. Еще раз перечитывает записи. Достает чернила другого цвета и начинает делать пометки на полях.

Как много вмещает одно мгновение ожидания в себя дней, мыслей, если обдумывалось все не раз и не два, а много-много раз. Бессонными ночами, в предутренней мгле, когда тело физически отказывалось бодрствовать, но воспаленный мозг мешал этому, затягивая в липкую беспокойную паутину сна, где ей виделись ее неудачи, ее разрушенные надежды, где ее ожидал стыд от пережитого с директором. Эти мысли никуда не делись, и потому мгновение ожидания чего-то хорошего было столь глубоким и казалось долгим. Вот уже скоро, говорила себе девушка. Совсем скоро дети снова начнут колдовать. Осталось-то – пфф! – сделать один рывок. Чуть-чуть постараться. И все получится, все обязательно получится. Это в ее жизни все увядало и трескалось, а в карьере все у нее будет отлично. Но если все получится, спрашивал ее внутренний голос, холодный и бесстрастный, как отсыревший камень замка, если все получится, что ты будешь делать потом? Пожинать плоды, довольствоваться лаврами победителя? Гермиона не знала. Как много путаницы и сколько сомнений таило в себе это незнание. Сейчас она изо всех сил старалась думать только об этом предстоящем рывке. Больше ни о чем. Что будет дальше – время само рассудит. Она душила в себе всякие намеки и претензии души на надежду. На личное счастье. Почему-то порой ей казалось, что все может разрешиться. Что она может помочь вернуть Снейпу человечность. Что он скинет с себя маску безразличия к окружающему, напускную злость и холодность.

Откуда во мне эти надежды, говорила в Гермионе горечь прошлых обид. Я наивная девчонка, еще зеленая, как и сказал Снейп. Нечего мне думать о несбыточном. Но Гермиона почему-то бездоказательно предчувствовала, что скоро случится то, что изменит их отношения, изменит его отстраненность, ее напускное спокойствие и вид, который она изо всех сил делает, будто ничего не происходит. Из этого состояния, не успевшего стать затяжным, она сама найдет дорогу.

Гермиона не знала, говорит ли в ней женская интуиция, но вскоре произошло действительно нечто необычное, что дало ей толчок к действиям. Она и сама от себя не ожидала подобного. Не ожидала, что вмиг может позабыть обо всем плохом и начать думать в другом русле.

Он постучался к ней вечером первого учебного дня. Гермиона, оторвавшись от вороха листков с собственными мыслями, заключенными в чернильные очертания, подбегает к двери и распахивает ее, не потрудившись заранее осведомиться, кто же ее поздний гость. Обычно такой привычкой обладала Луна. Грейнджер никак не ожидала, что в столь поздний час на ее пороге возникнет директор. Что ему нужно? Он же не станет снова приставать к ней со своими двусмысленностями? Полный замок свидетелей.

Взгляд у него уставший, но в глазах мелькает что-то, заставившее ее невольно покраснеть. Он, должно быть, тоже вспомнил об их поцелуе под омелой, решает Гермиона.

– Директор, – приветствует она. Они не виделись с того самого момента.

– Я ненадолго, – заверяет он ее. – Министр вновь протягивает нашей школе свою полную щедрот руку, – пытается сказать он с иронией, но голос слишком уставший, чтобы придать сказанному должное выражение. – Он хочет помочь с обустройством кабинетов. Чтобы все было по последнему слову. Не забыл и об учителях. Вам что-то нужно, мисс Грейнджер? Завтра утром я отправляю с совой в Министерство список. Драко попросил новые карты по Астрономии, мисс Лавгуд – целую кучу магических тварей и огромный стол в свою комнату, – при этих словах Снейп немного кривится, – Лонгботтом написал мне целый перечень редких растений на круглую сумму, полагая, что Бруствер не сможет отказать просьбам ветерана войны. Что нужно вам?

Гермиона на миг теряется, никак не ожидая подобного разговора. Она несколько секунд растерянно хлопает ресницами. Внутри головы идут без перебоя сложные мыслительные процессы. Вот ее шанс. Попросить для детей их «радости», которые помогут им преодолеть барьер сквибства. Но ведь этот метод, тут же одергивает она саму себя, запрещенный. Это их тайный метод со Снейпом, о нем не должны знать в Министерстве. Что же ей делать? Как завуалировать просьбу, чтобы ТАМ не догадались?

– Можно подумать? – быстро спрашивает она, почему-то злясь, что он так поздно ей об этом сообщил. К тому же, самой последней. Ведь над таким предложением из Министерства нужно, как минимум, хорошенько поразмыслить в течение дня. А из-за халатности Снейпа у нее теперь только вечер, в лучшем случае. Гермиона не думала, что Бруствер сообщил об этом только сейчас, чтобы ранним утром потребовать ответ.

– В восемь утра я отправлю письмо, мисс Грейнджер. Если ничего не придумаете, ничего и не получите, – логично заключает он и обводит глазами ее комнату. – Эти картины портят весь вид. Может быть, вы хотите новые? Закажите Министерству ваши с Уизли и Поттером геройские портреты. Почетно.

– Их можно отремонтировать! – Гермиона пропускает издевательства мимо ушей.

Снейп бесцеремонно входит внутрь ее комнаты, чтобы поближе подобраться к картинам. Подобная наглость ничуть Гермиону не удивляет, и она, распахнув пошире дверь, чтобы не оставаться с ним наедине в запертой комнате, следует за ним к стене, где находятся изодранные полотна.

– Вряд ли их можно восстановить, – хмыкает Снейп.

– Я займусь этим сама, – с вызовом произносит Гермиона. – Уже начала читать соответствующую литературу. Все не так просто с магическими картинами. Их нужно чинить этап за этапом. У нас в Британии практически не осталось мастеров, способных на это. Придется делать все самой.

– Чепуха, – начинает спорить директор. – Вы считаете, что у меня недостаточно знаний в бытовой магии, мисс Грейнджер? К утру ваши страшные картины будут как новые.

– Нет, прошу… ох! Аккуратнее!

Гермиона трясется над картинами, наблюдает, как Снейп без особой учтивости сдирает их со стены, как с рваных полотен летит пыль, а деревянные рамы угрожающе скрипят, но ничего сделать не может, потому что боится дотрагиваться до директора, а словам ее и увещеваниям он не внемлет.

– Получите завтра свои картины, не забудьте придумать список для Бруствера. Не скупитесь на желания. Министерство нынче шикует, не жалея денег на подобные проекты.

Гермиона закрывает за ним дверь, полюбовавшись зачем-то перед этим на его гибкий стройный стан. Ее смутил этот его приход. Слава Мерлину, она сможет с легкостью не думать о нем, потому что для обдумывания у нее были более насущные проблемы.

***

Гермиона волнуется. Она долго и тщательно думала над списком, адресованным Министру. Если не знать о ее грандиозной затее, то можно было и не догадаться для чего Гермионе Грейнджер нужны все эти предметы, которые она без зазрения совести написала на бумаге. Они составляли собой разрозненную картину, целостную только для посвященных. А ведь Бруствер таковым не был, потому Гермиона идет на риск и решает, что ничего менять не будет.

Она крепко сжимает в руках кусок пергамента, направляясь к кабинету директора. Залегшие тени под глазами говорят о недосыпе. После того, как Гермиона закончила поздним вечером обдумывать список, в голове освободилось место для обдумывания визита директора в ее спальню. Отдохнуть ей не удалось.

Девушка стучится, но ответа нет. Она встряхивает наручные часики. Половина восьмого. Слишком рано или слишком поздно? Может быть, он завтракает в это время? Гермиона дергает на всякий случай за ручку, но дверь оказывается запертой. Странно. Она решает спуститься вниз, в столовую. Пусто и там.

Если бы не Бруствер и не письмо, которое Снейп отошлет до восьми утра, то Гермиона бы прекратила поиски. Но ей очень нужно было найти его и передать список необходимых ей предметов и материалов.

В столовую входит Драко Малфой. Гермиона не ожидает от себя, что может так обрадоваться парню.

– Драко, ты видел директора Снейпа?

Блондин с неким подозрением окидывает ее взглядом.

– Что, уже совесть взыграла, Грейнджер?

– Ты о чем? – не понимает гриффиндорка.

– А ты будто не знаешь?.. Ты действительно не знаешь? – удивляется слизеринец, изучая ее реакцию. – Брось, Грейнджер.

– Малфой! – повышает голос Гермиона.

– От тех картин, что ты дала Снейпу, у него развилась какая-то болезнь. Сейчас у него колдомедик в комнатах, я лично его туда провел.

– О, Мерлин! – Гермиона зажимает ладошкой рот. – Ты же знаешь, что это не я… он сам, – начинает зачем-то оправдываться она. – А как же письмо Брустверу?

– Давай сюда, – вздыхает Малфой. – Отправлю в обед.

– Но Снейп же сказал, что до восьми…

– Какой нормальный руководитель будет сообщать подчиненным верные сроки сдачи работ? – ухмыляется слизеринец, и Гермиона злится на свою недогадливость и на Малфоя, что тот умничает.

Она вручает ему свой список и решает, что просто обязана навестить Снейпа, потому поспешно покидает столовую не заметив, как Драко смотрит ей в спину с усмешкой.

Гермиона появляется около двери комнат Снейпа как раз тогда, когда раскрасневшийся медик вылетает оттуда, словно бы ему «ненавязчиво» помогли.

– Я отказываюсь вас лечить! – переходит на визг молодой парень и поправляет съехавшие на нос очки. Он никак не ожидает увидеть перед собой растерянную Гермиону.

– Доброе утро…

– Вы издеваетесь? – недоумевает парень. – Оно уже не доброе, благодаря вашему директору! Пусть помирает, я сообщу об этом в Мунго!

– Постойте, – пытается успокоить разгоряченного медика Гермиона. – С ним что-то серьезное?

– Может случиться серьезное, если он не будет лечиться.

– Что же нужно, чтобы его вылечить?

– Я все написал, лекарства у него в спальне, – молодой человек раскрывает свою сумку скорой помощи и вытаскивает оттуда мятый листок.

– Не волнуйтесь, – Гермиона быстро забирает его из дрожащих рук колдомедика и пробегает взглядом по списку. – Я прослежу, чтобы он пил все это…

Молодой человек хмыкает и вновь поправляет очки, немного успокоившись.

– До свидания.

– До свидания, – отзывается Гермиона, не сдерживая смешок. Да, у людей от встречи со Снейпом всегда разная реакция.

Девушка делает предварительный стук в дверь, после чего заходит внутрь. В гостиной пусто, и она направляется к дверям спальни.

– Я велел вам убираться! – слышит она крик.

– Это я, директор, – спешит она подать голос, прежде чем открыть дверь.

– Грейнджер? Что ж, довольствуйтесь, это сотворили со мной ваши картины…

Гермиона на несколько секунд застывает. В спальне темно, и она дает глазам привыкнуть. Разве позволительно ей быть здесь, на миг смущается девушка. В спальне директора? В его спальне? Но выбора у нее нет. Она косвенно виновата в том, что Северус Снейп занемог. Ей отчасти любопытно, что же произошло. Да и потом, после всего того, что было между ними, стоит ли чего-то бояться?

Снейп лежит в постели, под подбородок закрытый темным пододеяльником и с укором смотрит на нее. Теперь она может это четко различить.

– Что случилось, профессор? – невинно спрашивает она. Должно быть, он сочтет ее вопрос за издевательство.

– Эти картины заколдованы, – просто отвечает директор. – Заберите их из моих комнат. Лучше сожгите, а то и вы занеможете. И тогда «двое скромных героев» не найдут своего счастья.

– Это вы так пошутили? – осведомляется девушка.

– Отчего же?

– Врач прописал вам лекарства…

Снейп яростно отмахивается.

– Я и без этих зеленых сопляков знаю, как мне лечиться. Это Драко вызвал их. С ним у меня будет серьезный разговор…

– Выглядите вы… больным. Так что он правильно сделал, – упрямо говорит мисс Грейнджер, ощутив себя в эту минуту преисполненной гриффиндорским желанием помочь ближнему. Должно быть ее слова звучат слишком по-учительски. Но она уже не может остановиться: – Он прописал вам лекарства и сказал, что оставил все необходимое здесь.

Гермиона с подозрением окидывает взглядом прикроватную тумбочку и разбросанные на полу вокруг нее склянки с цветной жидкостью. Один из стеклянных сосудов был разбит.

– Грейнджер, если и вы, как этот юнец, будете поучать меня, то проваливайте!

Гермиона поджимает губы и впивается карим взором в листок, который дал ей колдомедик.

– Этот юнец вообще-то целитель и специалист по недугам от заклятий, его зовут Август Сепсис.

– Мне наплевать, как его зовут! Он прописал мне маггловские лекарства, – жалуется Снейп.

– Профессор, в маггловских лекарствах нет ничего противоестественного.

– Наоборот, все маггловское оскорбляет естество магов.

– Понятно, почему он сбежал, – констатирует Гермиона и принимается поднимать с пола лекарства, натыкается на разодранную пачку маггловского антибиотика.

– Я вылечусь и без их помощи. Убирайтесь вон, Грейнджер, и захватите с собой это подобие лекарства, – бесится Снейп, краем глаза наблюдая за действиями подчиненной.

– Вы с таким же успехом хотели починить картины, – напоминает ему Гермиона.

– Подкол засчитан, мисс Грейнджер, теперь оставьте меня.

Гермиона качает головой, посмотрев на директора. Выглядел он и вправду больным. Несмотря на всю браваду, голос у него был уставший, а на лбу выступила испарина. Черные волосы на белой ткани наволочки кажутся еще темнее, а лицо – бледнее, склад черт на удивление гармоничен, совсем не отталкивает, даже притягивает и привлекает, несмотря на всю суровость выражения. Девушка не может скрыть от себя восхищения. Гермиона против воли начинает любоваться директором, но тут же одергивает себя, напомнив обо всем, что произошло между ними. Но ведь он такой один, словно молоточками, стучит ей об этом ее воспаленное подсознание. Один такой, и внешне и внутренне заполненный неповторимым набором черт характера, привычками, глубоким голосом и проницательностью глаз.

Почему, удивляется Гермиона, я сейчас смотрю на него и думаю, как никогда не смотрела и не думала? Он только что велел мне убираться, а я будто приросла к этому месту, застыла, как каменное изваяние, жду неизвестно чего. Она ловит у себя в голове неловкую мысль и цепляется за нее – если бы сейчас она решилась написать о том, что ее так восхитило в нем в свой дневник, то слова бы ее приобрели беспомощную детскую наивность. Нет, нет, никогда она этого не напишет, никогда она себе в этом не признается. Неужели ничего еще не кончено, с горечью думает она. Та свобода, которую она обрела, благодаря признанию самой себе в чувствах к нему, неужели она все еще жива после того, что было там, на холодном снегу возле старого дуба?

Если сейчас она невольно признала его единственным таким и неповторимым – как же это звучит банально! – значит, она признала в нем право быть таким грубым и язвительным, холодным и жестоким, ведь это часть него. Это право на его исключительность, которая делает его для Гермионы отличным от других. А ведь этой исключительностью Гермиона только что восхищалась. Но он по-прежнему остается и останется чужим для нее. Будь он хоть сто раз исключительный и неповторимый. Под этим покрывалом холодное, белое, должно быть, гладкое и чужое тело. Оно дышит, и все существо его пронизано язвительностью и насмешкой над ней.

Внезапно Гермиона смотрит на себя со стороны. Вломилась в его комнаты со своими наивными, детскими советами, принялась поднимать лекарства, разбросанные им. Конечно, она выглядит смешной и ранимой. Конечно, она сейчас сама провоцирует его на грубые слова. Какое ей дело до него? Неужели ее гриффиндорская сущность не отпустила ее, заставила все это делать? Под унижения и презрительный взгляд говорить о пользе лекарств, говорить очевидные вещи, мол, надо лечиться? Неужели так сложно послушать его и покинуть комнату? Что заставляет ее сейчас стоять перед ним со склянкой и мятым листком в руках? Гордость, упрямство или то мимолетное мгновение очарования им?

Зачем-то вспомнился Рон. Он был беззаботным и безмятежным, таким же как она. Но почему такое вот безмятежное не удержало ее при себе? Почему она тянется к грубому и невежественному, чем он так влечет ее? Может быть, все дело в том, что она тоже испорченная, как и он? Она жила с этим всегда и не подозревала. Они вовсе не противоположности, которые притягиваются, осеняет ее, и она усмехается. Зараза тянется к заразе.

– О чем вы думаете? – нарушает ход ее бессвязных мыслей Снейп.

– О вас. О вашем нежелании лечиться. У вас, наверное, жар. Вы мне расскажете, что произошло?

– Я же уже сказал. Проклятие от этих картин. Мне не удалось их починить. Какое-то время я лежал на полу, меня нашел Драко… и устроил кипиш.

– Вы же специалист в темной магии, – поддевает она его. – Сможете определить степень поражения проклятием? В чем оно заключается и так далее?

– Надеюсь, я не почернею, как рука Дамблдора, – отзывается Снейп. – Все не так серьезно. Проклятие накладывал на картину явно ребенок…

– Тем не менее, вам здорово досталось, – хмыкает девушка.

– Чары скоро ослабеют.

– Ну-ну, – отзывается Гермиона и устало потирает лицо руками. – Список я отдала Малфою.

– Надеюсь, там все прилично, Грейнджер?

– Вполне.

– Звучит не обнадеживающе.

– Как есть. Не думаю, что Министр в чем-то откажет мне.

– Вы думали о чем-то еще, – внезапно меняет тему Снейп.

– Ни о чем больше, – вспыхивает Гермиона, радуясь, что плотно задернутые шторы не дают разглядеть ему на ее щеках выступивший румянец. – Выздоравливайте и… не забудьте про лекарства.

Прежде, чем услышать ответ, Гермиона пулей выскакивает из его комнат.

“Что меня так привлекает в нем, – слушая свой громкий стук сердца, спрашивает она себя. – То, что он чужой? Неужели все дело в любопытстве? Меня влечет ко всему неизвестному и странному, загадочному и чужому. Может быть, это просто интерес”, – втайне надеется она, но прекрасно знает истинный ответ.

========== 15. Тайна картин ==========

Гермиона не верит своим глазам. Ей хочется как-то выразить свою радость, внезапно охватившую ее, но она сдерживается, она же преподавательница, а не школьница, и должна вести себя как подобает – спрятать свои эмоции.

На пороге ее класса стоят все трое, вся семья Уилкинсонов. Элисон с осторожностью заглядывает в класс, потом смотрит в ожидании на Гермиону. Она за руку держит маленькую Эббигейл. Сзади них топчется, выглядывая из-за плеча старшей сестры, Арчибальд.

У Гермионы начальственный вид, как и подобает классной руководительнице. Она серьезно смотрит на гостей, но вскоре сдается и произносит ласковым голосом:

– Ну что же вы, проходите скорее.

Элисон вздыхает с облегчением и робко улыбается, подталкивая Эббигейл. Гермиона помогает девочке – она берет ее за руку и ведет за свободную парту, затем дает задание классу, а сама выходит в коридор, прикрывая за собой дверь и тут же говорит:

– Я рада, что вы пришли.

– Гермиона, – у Элисон виноватый голос. – Я много думала… Ты права насчет Эбби и Арчи, – девушка шумно втягивает ноздрями воздух и явно хочет сказать что-то еще, но внезапно закрывает рот и тупит взгляд.

– Элисон, все в порядке, – уверяет мисс Грейнджер и внезапно наигранно строго спрашивает, обращаясь к ее брату: – А вы, молодой человек, почему не заходите в класс?